Португальцы, что было вполне естественно, с глубоким опасением взирали на эти приготовления. Поэтому де Бриту отправил к Раджа Синхе посольство с богатыми дарами, уговорив его согласиться на краткое перемирие, а затем продлить его, воспользовавшись полученной отсрочкой для того, чтобы попытаться отравить короля, - но эта попытка не увенчалась успехом, что вынудило капитана португальского гарнизона срочно обратиться в Гоа с просьбой о присылке подкрепления и принять все возможные меры, на какие только были способны португальцы, для укрепления оборонительных сооружений Коломбо. Все плантации за пределами городских стен, которые враги могли использовать в качестве укрытия, были вырублены, а древесина пошла на строительные работы.
С северной стороны город был защищен крепостным валом. Бастион Св.Фомы (Сан-Томе), который стоял в его северо-западном углу, находился в полуразрушенном состоянии; и другой бастион, названый в честь Св.Иакова, был возведен ближе к бухте. Этот бастион имел 30 футов в высоту и был соединен с бухтой прочной и широкой стеной. На центральном бастионе Св.Стефана (Сан-Эстебан), занимавшем важнейшее стратегическое положение в этой части город, была установлена самая лучшая артиллерия, какой только располагали защитники, чтобы держать под контролем земляной перешеек между озером и морем. Через этот перешеек был выкопан крепостной ров, и между рвом и валом построен прочный палисад, подступ к которому дополнительно преграждал, чтобы помешать слонам выдергивать хоботами колья, ряд громоздких лодок "пада", использовавшихся для перевозки тяжелых грузов по рекам. На определенном расстоянии друг от друга на вершине стены, заканчиваясь у бастиона Св.Себастьяна, были воздвигнуты башни и смотровые вышки. Дальше, за этим бастионом, основной защитой города служили воды озера, вдоль берега которого также шла низкая стена, усиленная бастионами Св.Гонзало, Св.Михаила, Носса Сеньора де Консессао (Богоматери-Заступницы) и другими.
Раджа Синха наконец закончил свои приготовления, и огромная армия, насчитывавшая 50000 человек, выступила из лагеря к стенам Коломбо. Поговаривали, и, вероятно, не без причины, что сингальцы совершили накануне человеческие жертвоприношения, чтобы умилостивить грозное божество, вершившее судьбы войны (1). По крайней мере, является установленным фактом, что все храмы страны получили щедрые подношения в виде золотых статуй, чтобы обеспечить благословение предприятию со стороны буддийского духовенства. Переправившись через реку Келани, армия Ситаваки достигла Демата Годы 4 июля 1587 г. и здесь стала лагерем. Место стоянки вскоре было усилено широким крепостным рвом и палисадами, после чего Раджа Синха продолжил работы по прокладке канала для отвода вод озера, которые остались незавершенными со времен предыдущей осады. Сингальцы углублялись в землю до тех пор, пока не достигли скальной породы, которая не поддавалась всем усилиям туземных инженеров. Раджа Синха, однако, обладал недюжинным упорством: скала была облита уксусом и кислым молоком, после чего на нее воздействовали нагревом, разложив большие костры, пламя которых непрерывно поддерживали до тех пор, пока твердая порода не была раздроблена на куски (2). 20 дней спустя канал был доведен до озера, вопреки отчаянному сопротивлению гарнизона, который с ужасом наблюдал за тем, как уровень воды в озере постепенно стал понижаться, пока наконец боевые ладьи, которые держали на озере португальцы, не сели на мель.
После этого у Раджа Синхи все было готово для начала первого большого штурма Коломбо. Перед рассветом 4 августа сингальцы устремились на приступ городских стен. Три мудалийяра командовали тремя группами слонов, которые шли в авангарде, чтобы атаковать бастионы Св.Михаила, Св.Гонзало и Св.Франциска. За слонами двигались копьеносцы, щитоносцы, лучники, и, последними из всех, аркебузиры. На озеро, в котором еще оставалось немного воды, были спущены несколько плотов, скрепленных вместе таким образом, чтобы образовать плавучую платформу, на которую перешло множество сингальских воинов. Различные отряды передвигались ползком до назначенных им постов в глубокой тишине, выдаваемые только своими запальными шнурами, которые светились подобно рою светлячков в окружающем мраке.
Дозорные гарнизона, завидев их, подняли тревогу; и в то время как на крики португальцев отозвались раскатистым гулом барабаны Раджа Синхи, сингальцы с воплями бросились к стене, приставили штурмовые лестницы и с удивительной быстротой начали карабкаться по ним, тогда как двухтысячный отряд саперов занялся пробиванием бреши в городской стене. Но замешательство португальского гарнизона продлилось недолго. Зал за залпом с гребня стен сметал поднимавшиеся по лестницам толпы нападающих, причиняя страшное опустошение; крики и причитания женщин и детей на переполненных улицах города увеличивали неразбериху. Очень скоро слоны приблизились к стенам и начали крушить их своими бивнями. Но находившиеся там португальцы, не растерявшись, забросали слонов ручными гранатами; на выручку им поспешили подкрепления, и на голову теснившемуся под стенами сингальскому воинству градом посыпались зажигательные снаряды. Тем не менее сингальцы не дрогнули, и де Бриту, видя, что ситуация принимает критический оборот, бросился в самое пекло боя, громко выкрикивая сое имя, чтобы ободрить своих людей.
Бастион Св.Гонзало испытал еще больший натиск. Стрелы и огонь, которыми сингальцы осыпали амбразуры, привели к тому, что находившиеся на этом участке обороны португальцы больше не смогли оказывать сопротивление и были вынуждены отступить, опаленные пламенем и ослепленные дымом. Но когда сингальцы приставили лестницы и стали подниматься по ним на стены бастиона, португальцы вернулись, и всюду, где кому-либо из воинов Раджа Синхи удавалось забраться на гребень крепостного вала, их встречали ударом копья в грудь. Там, где сингальцам удавалось отвести в сторону удар копья, на них обрушивались мечи защитников, наносившие страшные раны их полуобнаженным телам. Но когда один падал мертвым, другой тотчас же вставал на его место, и битва продолжалась до тех пор, пока бастион не превратился в сплошное пылающее море огня. Снова португальцы отступили назад; снова пламя было погашено, и они вернулись, чтобы продолжать сражение, различая врагов при свете факелов, которые предусмотрительно заготовили заранее их вожди.
Снова и снова слоны бросались на штурм стен; снова и снова им приходилось отступать перед гранатами и пулями, и их трубный рев пробуждал ужас в сердце каждого защитника города даже посреди страшного грохота битвы. Так не менее часа продолжался приступ, пока наконец воины Ситаваки, исчерпав все усилия, не отступили на расстояние 50 шагов.
Взбешенный этой неудачей, Раджа Синха, который руководил операцией, дал при помощи пяти барабанных ударов сигнал всей армии идти на приступ. Воины из его собственной гвардии, облаченные в кирасы и морионы европейского типа и владевшие двуручными мечами, бросились в атаку на стены бастиона Св.Гонзало, громко выкрикивая свои имена и перерубая ударами мечей древки португальских пик. В то же самое время слоны еще раз двинулись на приступ, и хоботами стащили вниз с бастиона пушки, которые вели по ним огонь. Земля у подножия крепостных стен была так завалена телами убитых, что живые не могли выбраться из-под них. Это была титаническая битва. Сингальцы и чужеземцы, схватив друг друга в тесные объятия, срывались вниз с вершины бастиона и разбивались насмерть, пока наконец на бастионах Св.Гонзало и Св.Михаила не взвился штандарт Раджа Синхи, победоносно реющий над этой вакханалией крови и резни.
Гарнизон охватило чувство, близкое к отчаянию; но сам де Бриту оставался неустрашим. Все свободные солдаты поспешно бросились к месту вражеского прорыва; битва снова возобновилась, и сингальская армия была вынуждена отступить перед великолепной защитой и стойкостью португальцев. Снова собравшись с силами, воины, повинуясь непреклонной команде Раджа Синхи, бросились на стены крепости; снова отважные сингальцы, рискуя жизнью, прорвались до самых жерл португальских пушек; но задача теперь была признана невыполнимой, и Раджа Синха с глубоким разочарованием дал приказ к отступлению. Коломбо был почти захвачен, но за стенами и пушками, которые полуобнаженные сингальцы с такой дерзновенной отвагой пытались смести, стояли храбрейшие войска Европы.
Затем наступил рассвет следующего дня, "который вызвал у наших людей столь же большую радость, с какой путники, которые во время бури думают, что заблудились в ночной темноте, встречают ясный и безоблачный рассвет" (3).
Раджа Синха теперь снова обратился к монотонным осадным работам. Укрепления были подведены почти под самые стены, и на их углах воздвигнуты деревянные бастионы достаточной высоты, чтобы господствовать над бастионами форта. Для отражения этой угрозы португальцы построили на бастионе Сан-Лореншу высокую деревянную платформу, на которой установили пушки, и вырыли глубокие рвы, чтобы преградить слонам путь к стенам. В то же самое время в Индию были отправлены срочные депеши, в которых командующий сообщал, что гарнизон находится на грани катастрофы и умолял как можно скорее прислать помощь. 20 августа сингальцы предприняли очередную попытку штурма, под прикрытием которой их суда вышли в море и попытались поджечь продовольственный склад, расположенный на возвышенности к западу от форта; но снова португальцы отчаянным напряжением всех сил сумели обратить врага в бегство. Три дня спустя 5 кораблей с солдатами и амуницией на борту прибыли из Кочина, и вслед за ними в скором времени появились суда из поселения Сан-Томе и из Гоа; благодаря доставке подкреплений общее число португальцев, которые могли сражаться с оружием в руках, достигло почти 1000 человек.
Было известно, что Раджа Синха подвел под стены города ряд подкопов, но где именно они находятся, никто не знал. Счастливый случай, однако, помог Томе де Соуза, командиру бастиона Св.Иоанна, обнаружить щель в частоколе на вершине глинобитного вала, который тянулся от бастиона Св.Себастьяна вдоль берега озера, и, подглядывая через нее, он рассмотрел напротив него устье подкопа. Капитан, когда ему доложили об этом, распорядился оказать сингальцам горячий прием. Португальские солдаты быстро продолбили стену, чтобы поставить туда "камелло" - пушку, а тонкий занавес, который в критический момент можно было быстро опустить, прикрывал отверстие с наружной стороны. Когда всё было готово, несколько ласкаринов совершили вылазку за пределы крепости, выступив в качестве приманки, и вскоре сингальцы сбежались со всех сторон и потоком хлынули в ров, набившись в него до отказа. Усевшись верхом на пушку, де Соуза наблюдал сквозь щель за происходящим, ожидая благоприятного момента. Когда наконец была заполнена людьми, "камелло" покатилась вперед по наклонному проходу, обрушив занавес под действием собственного веса, и выпалила прямо в устье шахты. План был придуман весьма изобретательно, и пушечный выстрел произвел страшный эффект. Камни и картечь вихрем пронеслись из конца в конец подкопа, и ни один человек из находившихся там сингальцев не остался в живых. Причиненный ущерб был настолько велик, что Раджа Синха приказал засыпать подкоп над телами погибших, оставив их лежать там, где их настигла смерть.
4 октября восемнадцать сингальских судов появились у Коломбо и вступили в сражение с португальскими кораблями, стоявшими в гавани под командованием Томе де Соуза, бывшего тогда капитан-майором на море. Хотя сингальцы были непривычны к этому виду военных действий, они с большой отвагой сцепились с врагом, и только потеряв 4 своих судна, были вынуждены отступить. Вице-король тем временем прилагал все усилия для сбора в Индии подкреплений на помощь осажденному гарнизону. 4 декабря еще один отряд в составе 150 солдат с припасами достиг Коломбо, привезя с собой встреченные с воодушевлением новости о том, что в скором времени должна прибыть бСльшая по численности экспедиция под командованием Мануэля де Соузы Коутиньо, прославившегося своей обороной Коломбо во время предыдущей осады. Эта экспедиция должна была объединиться в Коломбо с флотом из Малакки, и вся армия, в состав которой предполагалось включить бСльшую часть тех военных сил, которые находились в распоряжении португальских властей в Индии, должна была предпринять попытку окончательно отбросить Раджа Синху от Коломбо. Раджа Синха, со своей стороны, еще несколько раз бросал своих воинов на отчаянный приступ форта, но его усилия оказались напрасны, т.к. моральный дух португальцев значительно возрос после прибытия подкреплений. Решимости защитников Коломбо не смогла поколебать даже чума, вспыхнувшая в переполненном городе, где естественные последствия скученности большого количества населения на ограниченной территории усугубила еще и сильнейшая засуха, продолжавшаяся свыше года, и сменившаяся проливными дождями, которые принес с собой северо-восточный муссон. Смертность была так высока, что возникло подозрение: колодец, из которого брали питьевую воду, отравлен сингальцами.
Новости о приготовлениях, которые делались для освобождения Коломбо от осады, достигли в скором времени слуха Раджа Синхи, и он понял, что дальнейшее промедление может оказаться фатальным для его замыслов. Соответственно, 10 января 1598 г. сингальцы попытались внезапным ударом захватить стены, причем план атаки был так тщательно продуман, что они оставались незамеченными вплоть до того момента, когда начали подниматься по штурмовым лестницам на бастион Сан-Эстебан. Подобно прежним попыткам, эта тоже закончилась неудачей. Вслед за ней последовала трехдневная бомбардировка бастионов Сан-Гонзало и Сан-Мигел, против которого Раджа Синха сосредоточил огонь всей своей тяжелой артиллерии, включая пушки, которые стреляли железными ядрами весом 44 фунта. После артподготовки на 27-е число был намечен генеральный штурм. На бастион Сан-Гонзало были брошены самые крупные боевые слоны и сделана попытка проломить стены. Схватка была настолько яростной, что разнеслись даже дикие слухи, будто сингальцы взяли форт; но слухи оказались ложными, и после двухчасового сражения враги были вынуждены отступить.
Португальцы теперь достаточно усилились для того, чтобы самим перейти в наступление, и Томе де Соуза вышел из гавани с флотом в составе 10 кораблей, намереваясь опустошить все южное побережье Цейлона. Португальцы сожгли Косгоду до основания, а Мадампо, зеленеющая среди кристально-чистых вод озера, скоро превратилась в выжженное пепелище. Около Мадампо находился монастырь, где Шри Рахула сочинял некогда свои мелодичные строфы, которые составляют прелестное наследие каждого сингальца, и девала загадочного Верагоды Девийо, принца-торговца и божества, чьи золотые сокровища, погребенные в морской пучине, волны до сих пор выбрасывают в штормовую погоду на берега Синигамы. Превратив эти постройки в бесформенную груду руин, экспедиция поспешила дальше, миновав богатую храмовую деревню Хиннадуву и берега Ратгамы, чтобы устроить трехдневный грабеж портов Галле и Велигамы. Матара и Мирисеа разделили ту же участь, после чего португальцы снова погрузились на корабли и направились к окрестностям Девале Девундары.
Эта знаменитая святыня, основанная, согласно традиции, в 790 г.н.э. в честь сделанной из красного сандалового дерева статуи бога Вишну, уступала по святости одному только храму в Тринкомали. Ее большая крыша из позолоченной меди сверкала на солнце, будучи издали видна в море, и служила путеводным знаком для всех моряков, плававших в индийских водах; многие благочестивые прихожане приносили щедрые дары божеству - покровителю храма в знак благодарности за его небесную защиту. Слава этого Города Бога (4) донеслась даже до далекого Китая, и многочисленные каменные надписи на этом месте свидетельствуют об искреннем религиозном пыле императоров этой великой страны. Почти за 250 лет до этого Ибн Баттута, мавританский путешественник, посетил эту святыню и обнаружил там тысячу брахманов, служащих в качестве посланцев Бога. Короли Цейлона также старались превзойти друг друга в украшении храма и пополнении его богатства, и проводившаяся здесь каждый год ярмарка считалась одной из наиболее важных на всем Востоке.
Обширные участки храма, где жили служители бога, были похожи на небольшой город; мастерство его среброкузнецов, особой колонии, завезенной с соседнего континента, позволяло судить об искусстве всего дисавани Матары; и каждую ночь 500 женщин танцевали и пели перед статуей.
Одержимые алчным желанием разграбить этот богатый храм, португальцы отплыли туда, несмотря на то, что на море бушевал шторм, словно бы ниспосланный богом для защиты своей святыни. Их высадке либо вообще никто не пытался помешать, либо сопротивление было очень слабым, и они обнаружили город и храм покинутыми своими обитателями. Статуи, которых насчитывалось свыше 1000, были разломаны на куски; золотая повозка, использовавшаяся для религиозных процессий, покрытая лаком и позолоченная семиярусная платформа, была сожжена дотла; складские помещения, полные всевозможных сокровищ, разграблены; в священных усыпальницах португальцы резали коров; и затем все величественное строение было разрушено до основания.
Сделав это, мародеры, более чем довольные результатом своей экспедиции, отплыли назад в Коломбо. На месте развалин храма вскоре поднялась церковь с каменными колоннами.
11 февраля долгожданная флотилия Мануэля де Соузы появилась в виду Коломбо; ее приветствовали радостным салютом из всех пушек форта. Корабли из Малакки также начали прибывать в гавань, и Раджа Синха понял, что больше не сможет удерживать свою позицию. Три сингальских офицера появились перед воротами и получили аудиенцию в присутствии всех членов португальского Совета форта. Они объяснили, что пришли от своего короля с просьбой о кратком перемирии, чтобы он смог побывать на празднике в столице; но прежде, чем аудиенция закончилась, гарнизон был взбудоражен известиями, что Раджа Синха сворачивает свой лагерь. Всех охватило оцепенение, и город оказался охвачен паникой, тогда как Совет, послав сначала своих шпионов, чтобы выяснить, что происходит в действительности, приступил к обсуждению ситуации.
Это происходило в 9 часов ночи в субботу 21 февраля. С городских стен было видно огромное пламя, поднимавшееся над брошенным сингальским лагерем, - оно говорило о том, что Раджа Синха приказал сжечь свои деревянные укрепления. Но капитаны боялись выйти из города до тех пор, пока не были получены донесения лазутчиков. Диого да Сильва, однако, которого отправили с его ласкаринами к воротам Сан-Жуан, увидел лишь нескольких сингальцев, обратившихся перед ним в бегство, после чего вся португальская армия выступила наружу из ворот, авангард возглавил лично Мануэль де Соуза. Мудалийяр Виджаяпон, который командовал авангардом сингальской армии, отступил, как только идущие на сближение с ним португальцы достигли моста Дематагода, который он приказал разрушить. Португальцы поспешили вперед, чтобы помешать привести в исполнение его намерение, но наткнулись на такой яростный огонь врага, что были оттеснены обратно. Тогда на выручку к ним поспешил де Соуза со всеми своими людьми, и Виджаяпон отступил к Келани-ганге, а португальцы, оказавшись на пересеченной местности, затруднявшей движение, были вынуждены прекратить преследование и вернуться в Коломбо.
Город был спасен и все его население в порыве радости возносило благодарственные молитвы Всевышнему. Раджа Синха сражался достойно и смело (5), но ни его железная воля, ни отвага и преданность его воинов не смогли одолеть стен Коломбо и устоять против убийственного огня артиллерии, пока португальцы господствовали на море. Тем не менее снятие осады потребовало напряжения всех ресурсов Португальской Индии, и быстроходные корабли вскоре помчались по океану, спеша разнести по всему Востоку радостные известия о победе. С другой стороны, титанические усилия, которые приложил Раджа Синха во время ведения осады, и особенно на ее последнем этапе, довели его подданных до крайнего истощения, и португальцы были благодарны ему за временную передышку. Население слишком сильно устало от бесконечных военных кампаний, и от сурового правления Раджа Синхи. Тем временем Конаппу Бандара, выделившийся благодаря своей храбрости во время осады, по невыясненным причинам был заподозрен португальскими властями в предательстве и сослан в Гоа, куда незадолго до него прибыл Ямасинха Бандара, принявший христианство под именем дона Филиппа. Последний сумел преодолеть недоверие правительства, подписав официальный акт дарения, по которому передавал под власть португальцев королевство Уда Рата, которое он надеялся отвоевать, в случае, если он или его сын дон Жуан умрут, не оставив наследников мужского пола. Португальские власти отдали в его распоряжение небольшую армию, и Конаппу, в очередной раз доказавший свою личную храбрость благодаря победе на дуэли с одним капитаном в Гоа, имевшим репутацию бретера, присоединился к нему. Дон Филипп высадился на северном побережье Цейлона и занял Сенкадагалу, не встретив никакого сопротивления. Там он был провозглашен королем, но несколько недель спустя внезапная и скоротечная болезнь унесла его в могилу. Этот непредвиденный случай спутал португальцам все карты. Сингальцы не решались в такое критическое время признать своим королем его сына, бывшего еще ребенком, и португальцам ничего не оставалось делать, кроме как убраться из страны нагорья восвояси вместе с малолетним принцем прежде, чем население поднимется против них. Им позволили беспрепятственно вернуться в Маннар, откуда дон Жуан был отправлен на обучение в Колледж Волхвов в Гоа (6).
Тем временем Конаппу Бандара остался в Уда Рате, чтобы организовать сопротивление против Раджа Синхи, и добился таких успехов, что ситавакские гарнизоны были вскоре изгнаны из горной местности. Португальцы в Коломбо, однако, снова находились на грани анархии, и не могли предпринять никаких действий в его поддержку. Правда, в 1591 г. Андре Фуртадо де Мендоса, который впоследствии стал наиболее выдающимся португальским военачальником на Востоке, захватил Джафну и возвел на трон в Наллуре нового короля; но это никак не повлияло на развитие событий на юге. Генералы, которых Раджа Синха отправил в Уда Рату, были не в состоянии подавить народное восстание, и тогда в 1593 г. король лично возглавил военную кампанию, которой суждено было стать для него последней.
Он добился не большего успеха, чем его генералы, тогда как в то же самое время в его лагере разразилась болезнь. "Сила моих заслуг, - объявил уставший король, - иссякла" (7). Назначив вместо себя для ведения кампании Перумала (8) Аритта Кавенду, он вернулся в свою любимую резиденцию в Петангоде. Когда он находился там, то случайно напоролся ногой на бамбуковую щепку, которая вызвала заражение крови. Вскоре проявились опасные симптомы болезни, и была вызвана королевская барка, чтобы отвезти Раджа Синху в Ситаваку. Барка спустилась вниз по течению широкой реки Келания и затем повернула во впадавший в нее стремительный приток, Ситавака-гангу; гребцы выбивались из сил, продвигая барку против течения, чтобы снова доставить короля в его столицу. Сам Раджа Синха за все время плавания не проронил ни слова; он лежал в барке, погруженный в свои мысли, перелистывая в памяти страницы жизни, которую он так мужественно посвятил служению любимой им стране. Когда наконец барка совершила резкий поворот и коснулась носом белого песка Кинили Баттера Велла, Раджа Синха был мертв.
"Поистине, - заявляет церковный автор "Махавамсы", для которого была ненавистна память Раджа Синхи из-за его гонений на буддизм в последние годы правления, - этот грешник правил могучей дланью". Так "в 1514 г. эры Шака, в среду, в день полнолуния месяца Мединдина, под созвездием Ситы (жены Рамы), махараджа Раджа Синха, который собрал весь остров Шри-Ланка под одним Балдахином Господства, оставил эту жизнь и ушел на (гору) Кайлаша" (9).
Несколько грубо обтесанных камней до сих пор отмечают место, где были сожжены останки последнего великого короля сингальской расы; и даже сейчас, будучи обожествлен как Ганегода Девао, он своим грозным именем вызывает прилив благоговейных чувств у своих соотечественников (10).
Трон наследовал Раджасурья, внук почившего короля, но вскоре он был убит в результате дворцового заговора, и вместо него королем провозглашен юный Никапитийя Бандара, хотя вся полнота власти осталась в руках Перумала. Этот выдающийся человек первоначально прибыл из Индии в качестве факира или индусского аскета, живущего подаянием, но вскоре благодаря своим талантам выдвинулся при дворе Раджа Синхи. Теперь же он еще более укрепил свой авторитет, встретив в бою и разгромив мудалийяра Диого да Сильва, который выступил с армией из Коломбо. Сам мудалийяр был убит, но блестящая победа Перумала оказалась на самом деле для него гибельной, поскольку он, возгордившись успехом, попросил выдать за него замуж сестру Никапитийе Бандары. Сингальская знать сочла такой союз унизительным для их достоинства. Памфлеты, щедро усыпанные намеками на котомку пилигримов, которую некогда носил Перумал, вскоре были на устах у всех, и всемогущий фаворит, охваченный тревогой и полагавший, что его жизнь находится в опасности, передвинулся с армией в Мениккадавару, откуда вступил в изменническую переписку с Педро Омемом Перейрой, капитаном Коломбо, призывая его отвоевать королевство Котте для Дхармапалы и королевство Ситаваку - для себя лично, в течение 12 месяцев. Португальцы согласились помочь ему, и он принял королевский титул Джаявира Бандара; но при слухах о движении из Ситаваки армии под командованием мудалийяра Иллангакона его главные офицеры покинули его, и он сам был рад бежать с небольшим эскортом из 200 человек и 26 слонами в Коломбо, где, простершись ниц перед Дхармапалой, подтвердил намерение внести вклад в затеваемую кампанию.
При помощи искусных уговоров он захватил важный форпост Кадувела, после чего из Гоа были спешно переброшены подкрепления, и вся армия начала военные действия. Гарнизоны Рангаха Ватты и Мальваны были выбиты из занимаемых ими укреплений, и основная часть ситавакской армии разгромлена при Гурубевеле, после чего победоносный Джаявира занял Ситаваку, встретив крайне слабое сопротивление или даже вообще без боя; львиная доля сокровищ Раджа Синхи попала в его руки. За Никапитийе Бандарой, который бежал в горы, была отправлена погоня, захватившая его в плен (11). Сделав это, Джаявира обрушился на дисавани Матару, и вскоре почти все королевство Котте находилось в его власти. Он был теперь де-факто королем Ситаваки, и притягательная сила его золота оказалась столь велика, что почти все португальцы вскоре перешли к нему на службу - как утверждается, только 12 человек осталось охранять Коломбо.
Быстрота и легкость, с которыми Джаявира сдержал свое обещание, данное португальцам, открыли им глаза. Дхармапала, теперь снова ставший правителем королевства, которое ему оставил дед, и законным повелителем Цейлона, был уже пожилым человеком и вряд ли мог обзавестись детьми, которые наследовали бы ему после смерти. В соответствии с совершенным им актом дарения все его права в случае, если он умрет бездетным, должны были перейти к королю Португалии. Прекрасная земля, которой так долго домогались португальцы, теперь наконец лежала в их власти. Климат Цейлона отлично подходил для колонизации, в то время как его богатство, заключавшееся в слонах, корице, жемчуге и драгоценных камнях, превращало его в желанное владение для любой нации. Он был, кроме того, естественным центром богатой торговли с Южными Морями; и пока португальцы господствовали на море, островное положение Целлона позволяло без всякого труда защищать его против всех возможных врагов. Не здесь ли, на Цейлоне, должна была осуществиться мечта Альбукерке - создать на Востоке вторую португальскую нацию, которая держала бы в своих руках господство над всей Индией?
Таковы были заманчивые картины, рисовавшиеся в воображении вице-короля и его советников, когда они собрались на совещание, чтобы обсудить ситуацию, и под влиянием этих далеко идущих перспектив он приняли решение завоевать Цейлон и возвести на трон Уда Раты донну Катерину, юную дочь Каралийядды, выдав ее замуж за португальца, и изгнав Конаппу Бандара, который в настоящее время правил страной нагорья под именем Вимала Дхарма Сурья. Совет единодушно согласился доверить командованием экспедицией Педро де Соузе, который недавно отличился в успешной кампании в Малакке.
Решение было важным и чреватым более катастрофическими последствиями для продолжения существования Португальской империи на Востоке, чем могли предполагать те, кто его принял; оно знаменовало собой начало новой политики агрессии и территориальной оккупации Цейлона. До сих пор португальское оружие использовалось только для защиты королевства Котте. Это королевство, как они осознали, скоро должно было перейти к ним, и искушение воспользоваться легкой возможностью, ниспосланной, казалось, самой судьбой, для захвата всего острова, было слишком велико, чтоб его упустить. Португальцам, опьяненным пылом и гордостью от своих военных достижений, представлялось, что на пути к успеху им не встретится никаких серьезных препятствий. Они не задумывались над тем, что мощная армия, с которой Константино де Браганза взял Джафну, не сумела навязать чужеземное иго невоинственным тамилам, и что это происходило в местности, природные условия которой не представляли никаких особых трудностей с военной точки зрения. Далее, португальская армия не могла вести сколько-нибудь успешную кампанию на Цейлоне без поддержки со стороны местных жителей, особенно когда театром военных действий должна была стать такая дикая и изрезанная страна, как Уда Рата. Одно дело было положиться на помощь таких вспомогательных туземных отрядов при утверждении власти Дхармапалы; совсем другое - ожидать, что они помогут лишить независимости своих соотечественников. Призыв, построенный на этом основании, не нашел поддержки у населения Котте, тогда как жители Уда Раты оказали португальцам самое отчаянное сопротивление.
Кроме того, они не приняли во внимание положения дел в самой Португалии. Ее подчинение Испании втянуло ее в нежелательный конфликт с неприятелем: последнее, а также потеря внушительной эскадры, которую она была вынуждена включить в состав Непобедимой Армады в 1588 г., подорвало ее военно-морское могущество. В этом году Филипп II закрыл порт Лиссабона для своих мятежных подданных из Голландии, и практичные торговцы этой страны стали вести подготовку к тому, чтобы вырвать у Португалии ее торговлю с Востоком. Для того, чтобы эффективно поддерживать свои позиции и защищать свою торговлю, португальцы нуждались в непрерывной присылке подкреплений с родины. От мыса Доброй Надежды до Японии они пытались монополизировать всю торговлю, прибрав к рукам не только те ее статьи, которые действительно приносили огромную прибыль, но даже такую мелочь, как кокосовые орехи и рис. Серии факторий было достаточно для защиты всех ценных товаров, но опрометчивая жадность португальцев - что было неизбежным - вызвала сильное противодействие со стороны туземных купцов, и фактории скоро были преобразованы в форты. Разбросанные на большом расстоянии друг от друга на морском побережье, они с трудом могли оказать взаимную помощь. Вследствие этого португальские фактории всегда находились под угрозой нападения со стороны соседей, чью враждебность они навлекли, и требовали для своей защиты такого количества людей, которое было несопоставимо с поступавшим от них доходом. Португальские власти не могли успешно контролировать действия каждого мелкого командира, в результате чего постоянно совершаемые теми злоупотребления опорочили доброе имя Португалии и привели к нарастанию обоюдной враждебности между европейскими пришельцами и туземцами.
Первоочередной заботой новоназначенного капитана, когда он занимал свой пост, было не искоренение этих злоупотреблений властью, и не исполнение своих прямых военных обязанностей, а выяснение, из каких источников дохода черпал средства его предшественник, и выработка новых методов, позволявших быстро обогатиться самому. Их отношение к соседним правителям было отмечено властным высокомерием, которое, разумеется, не способствовало налаживанию дружественных связей, и использование принудительных репрессий вызывало ответное сопротивление местного населения, что, в свою очередь, требовало роста военных расходов. Безрассудство каждого отдельно взятого капитана дорого обходилось государству, и с каждым днем трудности снабжения гарнизонов достаточным количеством солдат ощущались все более остро.
Примечания к главе 6.
1. Есть основания полагать, что такие жертвы приносились на холме, господствующим над красивым городом Канди, чуть менее ста лет тому назад.
2. Сравните с тем, что делал Ганнибал во время перехода через Альпы.
3. Де Коуту, Х. 10.2.
4. Это обозначает Деви Нувару, от которого произошло искаженное современное "Девундара". Теперь моряки огибают эту самую южную оконечность острова, руководствуясь светом прекрасного маяка.
5. Антонио Тейшейра, который покинул Целлон, направляясь в Гоа, в том же, 1588 г., пишет о сингальцах следующее: "Заканчивая о сингальцах, (упомяну, что) они имеют естественные склонности к упражнениям с оружием, и до сих пор совершают невероятные подвиги, некоторым из которых я сам был очевидцем".
6. Проведя 15 лет в Колледже, где он изучал богословие и латинский язык, дон Жуан отправился в Лиссабон, где ему была назначена пенсия из Индийского казначейства. Впоследствии он получил титул гранда Испании, с правом занимать место на скамье епископов и привилегию не снимать шляпы в присутствии короля, - "прерогатива столь знаменитая по своей сути, и столь замечательная по произведенному ею впечатлению, что одной ее оказалось достаточно, чтобы подчеркнуть специфический характер, который носило возведение его в достоинство гранда", - говорит доктор Салазар-и-Мендоса.
Принц умер в 1642 г., и его могилу можно увидеть в часовне, основанной им в Тейшейре, в окрестностях Лиссабона. Он оставил двух незаконнорожденных дочерей от связи с португальской дамой.
7. Это относится к известно буддистской доктрине. В русско-японской войне успехи японской армии аналогично приписывались достоинствам императора.
8. Слово "Перумал" является титулом дравидского происхождения; сингальские короли часто удостаивали им высших индийских чиновников своего двора. Этот почетный сан, как обычно происходило и с сингальскими титулами, ставился после личного имени, а не перед ним.
9. Цитата взята из "Раджавалийи". Точная дата смерти Раджа Синхи - 8 марта 1593 г. Первый год эры Шака соответствует 79-80 гг. христианской эры.
10. Обожествление на Востоке - аналогично канонизации на Западе, хотя, вероятно, обитатели Востока поклоняются своим усопшим владыкам скорее под влиянием чувства страха, чем любви. Высокорожденный сингалец, который был казнен британским правительством за восстание в 1818 г., теперь считается богом.
11. Никапитийя был крещен под именем дона Филиппа и вместе со своим родственником, доном Жуаном, прибыл в Лиссабон. Он умер в 1608 г. в университете Коимбры, где проходил обучение для вступления в сан епископа.