Португальские первооткрыватели. Перевод книги Э. Престейджа. Глава 10. Продолжение открытий при Жуане Ii. - Путешествия Диогу Кана. - Поиски Пресвитера Иоанна. - Плавание Бартоломеу Диаша
Продолжение открытий при Жуане II. - Путешествия Диогу Кана. - Поиски Пресвитера Иоанна. - Плавание Бартоломеу Диаша.
Когда Жуану было 19 лет, и он был только наследным принцем, король Афонсу V поручил ему управление "странами Гвинеи" (1) и исследование их морей, земли и людей, которые были неизвестны до времен инфанта Генриха, как гласило королевское письмо от 4 мая 1481 г.; в то же время он получил право на все поступавшие оттуда доходы. Одно из его первых действий, когда он наследовал трон в 1481 г., заключалось в укреплении своих позиций против конкурентов путем эффективной реализации прав, которые сменявшие друг друга папы предоставили его двоюродному деду и отцу. Он отдал приказы о реконструкции форта Арген, который был построен в правление его отца, и о постройке другого в Мине, нашем замке Эльмина. Последний проект натолкнулся на возражения его советников, которые напомнили ему о нездоровом климате, большом расстоянии от дома и о небольшом доверии, которое можно было питать к неграм; но хотя Жуан выслушал все мнения, он остался при своем. Для него главная трудность состояла в выборе человека, который мог бы выполнить его план. Ему нужен был тот, кто совмещал бы в себе качества дипломата, военачальника и инженера, и он, наконец, обнаружил его в лице Диогу де Азамбужи.
Родившийся в 1432 г., Азамбужа служил инфанту Педру, сыну регента того же имени, во время его краткого и неудачного правления в качестве короля Арагона; и он получил "комменду", финансовое наследство и замок Монтсори за свою верность. Во время войны с Испанией он сражался рядом с королем Жуаном при осаде Алегрете, и там был серьезно ранен. Гарсиа де Резенде сообщает, что Жуан относился к нему с большим уважением и оказывал ему много знаков внимания, в доказательство чему приводит один из анекдотов, которые представляют в его "Хронике правления Жуана II" кладезь информации для изучения характера людей той эпохи. Когда Азамбужа выдал свою дочь Сесилию за Франсишку де Миранду, чета новобрачных была приглашена королем и королевой и большим количеством гостей, и состоялись танцы. Азамбужа, который был хром на одну ногу, которой он едва не лишился в войнах, оказался около ступеней, ведущих на помост, и был так сдавлен толпой, что едва мог удержаться на ногах. Король, увидев его, подошел к краю помоста, протянул ему руку и помог подняться на это возвышение, громко сказав, чтобы его слышали как можно больше присутствующих: "Стойте здесь, и пусть они называют вас, как хотят" (2).
Выполняя данное ему поручение, Азамбужа покинул Лиссабон 12 декабря 1481 г. в сопровождении некоторых из виднейших моряков, среди них Бартоломеу Диаш и Жуан Афонсу де Авейру. С ними на флоте из 9 каравелл отправились 500 солдат и 100 ремесленников, тогда как 2 урки (urcas) водоизмещением в 400 тонн каждая везли камень и древесину для строительства крепости и артиллерию, чтобы защищать. Урки шли отдельно под командованием Педру де Эвора, и должны были ждать остальную часть экспедиции в бухте Бесегиче, которую исследовал Алвару Фернандиш в 1446 г. и которая была переименована голландцами в Горе в 1617 г. Это были старые суда, и их следовало разобрать на доски по их прибытии в Мину, чтобы поддержать слух, который король хотел распространить за границей, что круглые суда, т.е. суда, чья длина почти в три раза превышала их ширину, не могли вернуться из Африки из-за течений (3), а только каравеллы, на которые у португальцев была почти что монополия. Таким образом, говорит Резенде, Мина у него всегда хорошо охранялась.
Об этом благочестивом обмане существует забавный анекдот. Однажды, когда король обедал, он заговорил о плавании в Мину и обронил замечание, что если бы круглые суда совершили туда плавание, они не смогли бы вернуться; знаменитый кормчий Педру де Алемкер, который присутствовал там, возразил и сказал, что берется привести из Мины любое судно, сколь бы велико оно ни было. Король настаивал, что это невозможно, ибо он неоднократно пытался это сделать, и ни один из кораблей или урок, отправленных им туда, не смог вернуться. Алемкер отвечал, что готов доказать свою правоту, но король прервал разговор замечанием: "Нет ничего такого, что дурак считал бы невозможным, а на поверку у него ничего и не выйдет". Когда трапеза окончилась, король негласно послал за Алемкером и попросил прощения за свои слова, поскольку необходимо было распустить такой слух, но он должен держать свои знания при себе. Даже своими каравеллами король не был удовлетворен, поскольку он не мог вооружить их большими пушками, но так как он был сообразительным человеком и многое знал об артиллерии, он добился успеха после многих экспериментов в оснащении их большими пушками, которые стреляли почти на уровне воды, так что впоследствии несколько каравелл могли заставить корабли намного больших размеров спустить свои паруса.
Через 12 дней после отплытия из устья Тежу Азамбужа прибыл в бухту, где застал ожидавшего его Педру де Эвору с урками. Затем экспедиция направилась к мысу Трех Выступов, началу побережья Мины, и, достигнув его 19 января 1482 г., Азамбужа начал искать подходящее место для выполнения regimento, или приказов (4), полученных им, в которых предписывалось основать крепость между этим мысом и Кабо-дас-Редес. Придя в Алдея-дас-Дуас-Партес, залив, который протянулся до Капе-Корсо, Азамбужа встретил португальское судно под командованием Жуана Бернардиша, который искал золотой песок и находился в хороших отношениях с Каза-Мансой (5), местным правителем, что облегчало его задачу. Местность была холмистой и густо населенной, что подразумевало достаточное количество питьевой воды; низкий и скалистый полуостров можно было легко укрепить, и имелась хорошая якорная стоянка. Капитан нашел то, что искал, и на следующий день, день Св. Себастьяна, съехал на берег, одетый в шелк и парчу, со всеми своими людьми в церемониальном строю, и под сенью дерева в долине была отслужена месса. Там, после трапезы, он взошел на помост, на котором занял свое место в сопровождении других командующих экспедицией, чтобы встретить Каза-Мансу. Последний явился в сопровождении своих музыкантов и бесчисленного количества негров - некоторые были с луками и стрелами, некоторые - с ассагаями и щитами, а вождей сопровождали нагие пажи, несущие деревянные табуреты, чтобы им было на чем сидеть. Король был наг, но на его руках, ногах и шее висели золотые цепи, и с волос его бороды и головы свисало много золотых колокольчиков.
Под звуки труб капитан сошел с помоста, чтобы встретить его, и король дал ему обычный среди туземцев знак мира, прикоснувшись пальцами и сказав на своем языке: "berebere", что означало "мир, мир", и капитан последовал его примеру. Сопровождавшие Каза-Мансу вожди последовали примеру короля, но сначала смочили свои пальцы слюной и вытерли их о свою грудь, прежде чем коснуться пальцев капитана - это был жест вежливости, который они использовали по отношению к королям и высокопоставленным лицам.
Когда все они уселись, Азамбужа начал свою речь, которую переводил негр, говоря, что из-за благожелательных отзывов, полученных его господином о Каза-Мансе, и его справедливого обращения с вассалами короля Португалии, которые совершали торговые поездки в его владения, он приказал заключить вечный мир, чтобы это место было центром торговли и туземцы обогащались бы от нее; но для того, чтобы посланные товары всегда можно было сохранить в целости и безопасности, необходим был дом, и он попросил правителя дать разрешение на его строительство в устье реки. Последний отвечал, что христиане, которых он видел там до сих пор, были несколько грязными и людьми низкого положения, тогда как люди, находившиеся теперь перед ним, выглядели совершенно иначе, особенно капитан, который, судя по его одежде и внешнему виду, должно быть, был сыном или братом короля Португалии. Азамбужа объявил, что он - не тот и не другой, а весьма скромный вассал, ибо король был таким могущественным, что в его владениях было 200 000 более знатных и богатых людей, чем он. Весьма удивленные этим, слушатели согласно своему обычаю громко захлопали в ладоши, и, наконец, Каза-Манса, впечатленный демонстрацией силы и убежденный подарками, которые были ему вручены, дал необходимое разрешение (6).
Азамбужа приказал начать строительные работы на следующий день, и они продвигались так быстро, что спустя двадцать дней центральная башня уже могла выполнять оборонительные функции. Она была окружена стеной, замок получил название Св. Георгия, и в нем была также сооружена церковь, в которой служилась ежедневная месса за упокой души принца Генриха; но климат начал взимать дань с экспедиции, и капитан как можно скорее отправил на родину большинство своих людей, сам оставшись всего с 60. Он оставался в Мине в течение 2 лет и 7 месяцев, развивая и укрепляя свое поселение, о котором Дуарте Пашеку сообщает: "В этом замке наш Господь настолько существенно увеличил торговлю, что каждый год из этих краев в Португалию поступает 170 000 добр чистого золота высокой пробы; его получают с помощью товарообмена и покупки у негров, которые принадлежат к различным племенам и приносят его издалека, унося взамен различные товары. Доход составляет 5:1 и более, но земля - очень нездоровая из-за лихорадок, и белые люди обычно умирают здесь". Он добавляет, что каждый год в торговле применялись 12 небольших и 3 или 4 больших судна (7).
В 1486 г. Жуан II даровал Мине привилегии муниципалитета и добавил к своей титулатуре титул "Сеньор Гвинеи", тогда как Азамбужа был одним из трех людей, которым король разрешил присутствовать при убийстве им герцога Визеу. В награду за свою службу в Мине Азамбужа получил разрешение добавить к своему гербу изображение замка, и в правление короля Мануэла он сыграл большую роль в войнах в Марокко, постройке Кастелло-Реал в Могадире и завоевании Сафи, капитаном которого он стал; он был фактически губернатором всего побережья к югу от мыса Кантин. Он умер 15 августа 1518 г. в возрасте 84 лет (8).
Жуан II не терял даром времени, продолжив труды Генриха с таким же энтузиазмом, но добился значительно большего успеха, поскольку он мог использовать все ресурсы короны и не имел терпимости Генриха к вялым или неисполнительным слугам. Он щедро награждал одаренных людей, но жестко наказывал тех, кто оказался недостойным. Его ресурсы выросли за счет большого дохода от Мины, и они позволили ему создать крупную морскую организацию с судами, кормчими, космографами и картографами, которая привела к великим открытиям в его правление и правление его преемника. Генрих с его крестоносными идеалами принадлежал средневековью, хотя его критический склад ума связывал его с современным миром. Афонсу V был типичным средневековым рыцарем, но Жуан II получил от подданных прозвище "Совершенного государя" за соответствие с образцом, набросок которого дал Макиавелли. Хотя он с таким же рвением, как и Генрих, стремился к распространению христианской веры, ибо вполне отдал себе отчет в ее ценности как подспорья для португальской экспансии и торговли.
Руи де Пина описывает Жуана как человека, который стремился к большим и новым достижениям, и тогда как сам он постоянно пребывал в Португалии, чтобы хорошо управлять ею, его ум всегда был устремлен за ее пределы с желанием расширить их. Он также очень стремился узнать секреты мироздания, т.е. был весьма опытным в космографии; и он преодолел трудность, которая ощущалась с тех пор, как португальцы достигли экватора и поэтому были не в состоянии видеть и определить широту своего местонахождения по Полярной звезде. Следуя примеру Генриха, который призвал на помощь Хайме с Майорки, он назначил комитет специалистов, в том числе евреев, Жозе Визиньо и Авраам Закуту, которые предложили метод измерения высоты солнца в полдень, а также составили таблицы склонения, которые облегчили труд моряков. Они были, вероятно, все еще неполными, когда в 1482 г. король отправил Диогу Кана продолжать исследования.
Подобно большинству ранних португальских мореплавателей, он принадлежал к низшему сословию, но его дед сражался под началом Жуана I в войне за независимость, а его отец служил Афонсу V, тогда как он сам знал гвинейское побережье, и в 1480 г. участвовал в захвате фламандского судна, которое, в нарушение прав Португалии, направлялось с торговыми целями в Мину.
Диогу Кан взял с собой каменные колонны, которые назывались "padroes", и которые он должен был установить в знак открытия и сюзеренитета; они были более долговечными, чем деревянные кресты, которые прежде использовались для этой цели, и чем кресты, вырезанные на стволах деревьев, которыми удовольствовались участники ранних экспедиций принца Генриха. Идея исходила от короля, который, несомненно, утвердил их внешний вид. Столб колонны и кубовидная капитель над ним были вытесаны из одной каменной глыбы, обычно добывавшейся в Алькантаре, за пределами Лиссабона. Капитель была увенчана крестом: на его лицевой стороне был высечен герб Португалии, а на других сторонах - надпись с указанием даты и имени короля и исследователя.
У нас имеются только краткие записи о двух путешествиях Кана, и историки 16 в. ошибочно их датировали. Первая из них началась в 1482 г. в июне месяце, по мнению Равенстейна (9), когда Кан на своем пути совершил заход в Мину, чтобы взять на борт запасы продовольствия, а затем отплыл прямо к мысу Лопо Гонсалвиша. Затем, обогнув мыс Св. Катарины, крайний пункт, достигнутый моряками Фернана Гомиша, он, вероятно, остановился в бухте, отмеченной просто под названием "angra" ("Залив" (португ.)) на карте Селиго (10), датированной 1485 г., для того, чтобы пополнить запасы воды, ибо немного дальше мы находим на карте надпись "aguada". Оттуда он направился к заливу Лоанго, который из-за его красоты назвал "Прая-Формоза-ди-Сан-Домингуш", вероятно, достигнув его 4 августа, в день Св. Доминика; и после того, как миновал три других мыса, он обнаружил, согласно надписи на карте, что морская вода была пресной на расстоянии 5 лиг от берега. Из этого Кан понял, что находится в устье большой реки, и на южном ее берегу установил колонну, названную им в честь Св. Георгия, которого, как небесного защитника Португалии, король особо почитал среди сонма других святых, и в честь которого он назвал своего внебрачного сына. Эта колонна была уничтожена в 1642 г. голландцами, когда они захватили Конго. Река вначале была названа Риу-ду-Падрао, от колонны, или река Мани-Конго, хотя впоследствии португальцы переименовали ее в Заир, искажение от туземного "Нзади". Затем Кан поднялся на короткое расстояние вверх по течению реки и обнаружил берега, густо заселенные неграми, похожими на гвинейских, и хотя его переводчики не могли добиться, чтобы их поняли, они умели объясниться с жителями с помощью жестов и узнали, что у них есть могущественный король, который живет в нескольких днях пути вглубь страны. Туземцы охотно поднялись на борт кораблей, чтобы торговать с пришельцами, и видя их дружеское отношение, Кан отправил нескольких своих людей с подарком короля к туземцу, который обещал привести их обратно в определенный срок.
Продолжительность его пребывания в Конго неизвестна, но Равенстейн, не приводя оснований, определяет ее в несколько месяцев. Когда Кан продолжил плавание на юг, он открыл реку, названную им Фернан Ваш (Данде), но, судя по карте Селиго, не видел Кванзы, вероятно, потому, что отклонился от берега. Он должен был впоследствии пройти мимо нее снова, ибо на той же карте мы находим подпись "Альто-Монте", которая, кажется, соответствует Морро Бенгуэла, и Рио-ду-Пол, которую можно соотнести с Катумбеллой - все они находятся на побережье современной Анголы. Затем Кан прибыл к бухте Св. Марии, судя по названию которой Равенстейн небезосновательно предположил, что он достиг ее в день Богородицы 1483 г., и к высоким скалам, напоминавшим замок, и, следовательно, названным "Castello d`Altar Pedroso" - название португальской деревни, - и, наконец, к мысу Лобо, теперь известному под названием Св. Марии. Там он воздвиг второй падран, названный в честь Св. Августина, который был впоследствии привезен на родину и теперь находится в музее Лиссабонского Географического общества; он имеет 2 метра 16 см в высоту, утратил крест и весит 400-500 кг. Герб и надпись на португальском языке, которую до сих пор можно разобрать, воспроизведены Лусиано Кордейро (11), и последняя гласит следующее: "В 6681 году от сотворения мира и в 1482 году от Рождества Господа Нашего Иисуса Христа высочайший, превосходнейший и могущественнейший государь король Жуан II Португальский приказал открыть эту землю и установить эти колонны Диогу Кану, оруженосцу его дома".
Вернувшись к Конго, мореплаватель узнал, что посланники, отправленные им к королю, до сих пор не вернулись, хотя они отсутствовали значительно дольше, чем должны были в соответствии с оговоренным сроком; тогда он схватил четырех знатных негров, которые прибыли с визитом на его корабли, чтобы они смогли выучить португальский язык и рассказать королю Жуану о своей стране. Кроме того, чтобы его посланникам не причинили вреда, он передал другим неграм с помощью знаков, что увозит этих людей, чтобы предъявить их своему монарху, и вернет их в течение 15 месяцев, а в залог их безопасности он оставил несколько своих людей. Руи де Пина отмечает, что с последними хорошо обращались, но что когда король Конго узнал о действиях Кана, он сильно рассердился и сказал, что прикажет убить его, если его подданных не вернут в назначенный срок. Среди заложников, которыми они, по сути, оказались, был один человек по имени Какута, который со своими спутниками достаточно выучил португальский во время обратного плавания экспедиции, и был в состоянии отвечать на вопросы. Кан прибыл в Лиссабон до апреля 1484 г. и получил вознаграждение, которое сполна заслужил. Жуан II посвятил его в рыцари, назначил ему пенсию и, несколько дней спустя, решив отправить снова за посланниками, оставленными в Конго, возвел его в дворянское сословие и разрешил добавить к своему гербу две колонны в память о двух установленных им падранах. Во втором своем путешествии Кан также воздвиг две колонны, одну - на Негро-Монте, которая теперь хранится в Лиссабоне, но настолько выветрилась, что надпись больше не поддается прочтению, и вторую - на мысе Кросс, которая была увезена и доставлена в Киль в 1893 г. Она имеет надписи на португальском и латыни с разными датами: первая - 1485 г., год ее установки, вторая - 1484 г., так что она не дает никакой подсказки о времени отплытия Кана из Лиссабона. Он взял с собой четырех увезенных ранее людей, и по прибытии в Конго отправил одного из них к королю, чтобы потребовать вернуть своих посланников, обещая передать трех других в обмен на них. Он сказал, что собирается продолжать путь на юг, но по возвращении будет просить короля принять его. Король отпустил португальских посланников, и Кан вернул ему трех его поданных с подарками.
Продолжая плыть вдоль побережья на юг, Диогу Кан дошел до мыс Кросс в Юго-Западной Африке, в 1450 милях южнее мыса Св. Екатерины, и умер там, согласно легенде на карте Генриха Мартелла и утверждению испанских астрономов и кормчих, которые приехали на конгресс в Бадахосе в 1525 г. Барруш, однако, сообщает, что он вернулся в Португалию. Даты этого второго путешествия точно не установлены, но Кан, возможно, отплыл в сентябре 1485 г., а его корабли вернулись на родину до августа 1487 г., и даже, возможно, как считает Равенстейн, годом раньше. Согласно Баррушу, на обратном пути Кан нанес визит мани-конго, и современные этим событиям надписи, высеченные на скале около слияния рек Мпозу и Конго доказывают, что он достиг, по крайней мере, этого пункта (12). Следовательно, он прошел Бому, Ноки и водоворот, известный под названием "Адский котел", где поток воды мчится через теснину в полмили шириной со скоростью 10 узлов в час. Удивительно, однако, что Кан сумел провести свои суда через пороги Эллала. Высеченное на скале изображение состоит из quinas (Quina (португ. "пять") - 5 лазурных гербовых щитов с 5 серебряными гвоздями на каждом - старейший герб Португалии. Флаг Португалии благодаря этому называется также "Bandeira das Quinas" ("Флаг Пяти"). - Aspar), без замков для Алгарви, а надпись гласит, что корабли Жуана II Португальского прибыли туда, и перечисляет имена Диогу Кана и его главных спутников, в том числе Перу де Эшколара, Жуана де Сантьягу и Жуана Алвиша. Первый работал у Фернана Гомиша и впоследствии управлял кораблем "Берриу" в первом путешествии Васко да Гамы, тогда как двое другие плавали с Бартоломеу Диашем. Надпись, к сожалению, не датирована, но относится, вероятно, ко второму путешествию; следующие имена с крестом были высечены на другой части скалы и, возможно, были добавлены впоследствии.
Имя Мартина Бехайма в надписи отсутствует, хотя в легендах на глобусе и в одном параграфе в "LiberChronicorum" Шеделя мы находим его утверждение, что он плавал вместе с Каном в 1484 г.; но если не существует никаких других причин, которые могли бы заставить нас усомниться в рассказе, дата и утверждение, что тогда были открыты острова Сан-Томе и Принсипи, доказывают его недостоверность.
Согласно Баррушу, Кан вернулся в Португалию с Какутой в качестве посла мани-конго, и сыновьями нескольких его придворных, которых нужно было наставить в христианской вере, и король потребовал, чтобы священники крестили его подданных, тогда как Пина добавляет, что он хотел получить каменщиков и плотников, чтобы построить церкви и дома, чтобы его королевство в этом и в других отношениях было похоже на Португалию. Церемония крещения Какуты и его спутников и распространение христианства в Конго описаны последним историком (13), хотя он почти ничего не сообщает о путешествиях, в соответствии с политикой секретности, которая проводилась Мануэлом I, в чье правление он писал. Какута принял имя дон Жуан да Сильва и вернулся в Конго с послом Жуана II, Гонсало де Соузой, два года спустя, но если последний был принят королем в начале 1489 г., как утверждает Пина, он не мог прибыть на кораблях Кана.
В том же, 1489 году, гвинейский вождь по имени Бемои, который был свергнут с трона, отправился в Лиссабона вместе с родственниками и придворными и попросил помощи у Жуана II, которая раньше была ему обещана, если он примет христианство. Он принял крещение вместе с 24 своими спутниками и король отправил его на родину на флоте под командованием Перу Ваш да Кунья, прозванного "Бизагуду", который получил приказ построить крепость в устье Сенегала, поскольку считалось, что по этой реке можно подняться до Тимбукту, одного из больших внутренних рынков африканского континента. К сожалению, да Кунья был убежден, что Бемои замышляет измену, и убил его. Барруш сообщает, что новости об этом огорчили короля тем более, что он надеялся с помощью вождя распространить христианство среди джолофов и таким образом установить контакт с Пресвитером Иоанном и получить сведения о пути в Индию.
Жуан II предпринял различные попытки открыть прямую торговлю с внутренней Африкой. Он отправил Родриго Рейнеля основать факторию в Одене, и Педру де Эвору и Гонсало Эаниша в качестве посланников к правителям Тимбукту и Тукуроля; и еще одного - к Манди-Мансе, главному правителю страны мандингов. Одно из этих посольств состояло из Родриго Ребелло, оруженосца королевского дома, Педро Рейнеля, Жуана Колеко и слуг, в числе 8 человек. Жуан II также пытался вступить в контакт с Санго через Мину, и с правителем, которого Барруш называет "король Мосес" (Моси) около Тимбукту, поскольку у него были основания считать, что этот король был вассалом или соседом Пресвитера Иоанна; и он применял туземцев, которые приходили в Арген, в качестве информаторов для изучения внутренней части страны (14).
Если Жуану II нужен был стимул для продолжения своих исследований, то он нашел его в новостях, привезенных на родину в 1486 г. Жуаном Афонсу де Авейру. После основания фактории в Бенине этот человек вернулся в Лиссабон с первым грузом гвинейского перца и послом местного короля, и рассказал, что в 20 лунах пути от берега живет монарх, именуемый Огане, к которому его подданные питают такое же почтение, как католики к папе римскому. Короли Бенина обращались к Огане, чтобы он подтвердил их избрание на престол, и в знак своего одобрения он присылал им медный шлем, скипетр и нагрудный крест, без чего люди не признавали их законными правителями. Посол Бенина также получил небольшой крест, и Барруш сообщает, что когда в 1540 г. в Португалию прибыли посланники от царствовавшего тогда короля Бенина, один из них носил крест, а когда его спросили, по какой причине он это делает, его ответ подтвердил вышеупомянутый рассказ (15).
Эти послы никогда не видели лица Огане, но при уходе они целовали его ногу, которую он высовывал из-за занавеси. Так гласила молва, а португальцы так хотели отыскать Пресвитера Иоанна, что охотно ухватились за идею о том, что он и Огане были одним и тем же лицом, поскольку утверждалось, что оба они восседали за шелковым занавесом и носили крест. Космографы Жуана II, изучив вопрос, пришли к выводу о том, что расстояние в 20 лун пути соответствует 300 лигам, и отсчитав их от Бенина на восток и обратившись к труду Птолемея и сведениям, привезенным моряками, решили, что таким способом можно достичь Эфиопии. Так пишет Барруш, но Птолемей не мог ничем помочь, ибо он соединяет юг Африки полосой земли с Дальним Востоком. Более вероятно, что португальцы обратились к карте Фра Мауро, ибо на ней показан морской проход вокруг юга Африки и Абиссинию, доходящую почти до него. В любом случае заслуживает внимание тот факт, что Узодимаре, в упомянутом выше письме от 1455 г., подсчитал, что границы владений Пресвитера Иоанна будут обнаружены в 300 лигах от Гамбии.
Ввиду полученных им сведений король в 1487 г. решил отправить еще две экспедиции, одну через Средиземное море, вторую - на юг вдоль побережья Западной Африки, с двойной целью обнаружения царя-священника и открытия Индии. Первая была поручена Перо да Ковильяну и Афонсу де Пайва, вторая - Бартоломеу Диашу.
Легенда о Пресвитере Иоанне, должно быть, первоначально происходила из Абиссинии, единственного христианского царства за пределами Европы, но долгое время отрезанного от связи с Западом мусульманским Египтом, и в XII в., когда появляются первые относящиеся к нему документы, царя-священника переместили в Азию. Его слава значительно возросла, когда около 1165 г. было распространено подложное письмо, якобы написанное им византийскому императору. В нем он именовал себя "царем царей" и утверждал, что его вассалами являются 70 королей; количество золота и драгоценных камней, хранившихся в его казне, было несметным; его армия состояла из 40 корпусов, каждый из 10 000 всадников и 100 000 пехотинцев. За его столом, сделанным из изумрудов, каждый день ели 30 000 человек, тогда как по его правую руку сидели 12 архиепископов, и 20 епископов - по левую. Этот чудесный роман, казалось, подтверждал расхожие слухи о могущественном христианском монархе. Он с готовностью был принят на веру и не забыт и в следующем столетии, с возрастанием давления ислама; вследствие неудачи крестовых походов и вторжения монголов в Европу для христианского мира стало еще более важной задачей заручиться помощью такого могущественного союзника, и на его поиски были отправлены посланники. Плано Карпини и Гильом Рубрук были первыми из них, и они, как и Марко Поло и Одорико Порденоне, вероятно, надеялись найти Пресвитера Иоанна в Тартарии; и фактически они обнаружили нескольких правителей, которые были похожи на него, но все они не оправдали ожиданий. В XIV в., однако, был установлен контакт с Абиссинией и ее монархом, похожим на прототип легенды, хотя он не сразу был общепризнан в качестве такового. В 1316 г. несколько доминиканских монахов, отправленных папой Иоанном XXII, проникли на территорию его царства и совершили много обращений в католицизм. В 1391 г. священник, который жил в Абиссинии, сумел передать весть о ее правителе Хуану I Арагонскому, в 1402 г. абиссинское посольство прибыло в Венецию, в 1427 г. другое посетило двор Альфонса V Арагонского, а в 1452 г. еще одно добралось до Лиссабона. Из этих источников истинный Пресвитер Иоанн стал хорошо известен, и выяснилось, что он был схизматиком, и ни очень могущественным, ни очень богатым. В середине XIV в. географы также начали переносить его из Азии в Африку, и на некоторых картах его царство было размещено на Ниле, на других - в Юго-Восточной Африке или даже около Гвинейского залива. Подписи на картах, которые размещали Пресвитера Иоанна в Восточной и Центральной Африке, несомненно, оказали влияние на правящие круги Португалии, когда начались исследовательские путешествия (16).
В начале XIV в. были также разработаны планы, направленные на то, чтобы освободить его из клыков мусульман и сделать союзником христианской Европы. В 1317 г. Гильом Адан призвал генуэзцев установить блокаду Красного моря с галерами, которые нужно построить в Ормузе или Индии, тогда как другие предлагали помочь ему, атаковав Египет со стороны Средиземного моря, и когда португальцы достигли Востока, они неуклонно преследовали ту же цель и, наконец, достигли ее.
Мы видели, что одна из целей Генриха при руководстве открытиями Гвинеи заключалась в том, что найти христианского союзника против ислама, и когда Антан Гонсалвиш в 1442 г. отправился в свою экспедицию на юг вдоль африканского побережья и обещал собрать сведения о землях, лежащих еще дальше, Генрих сказал ему: "Вы окажете мне этим очень большую услугу, ибо я желаю получить знание не только об этой земле, но также об Индиях и земле Пресвитера Иоанна" (17). Генрих узнал из уже упомянутых карт, что царь-священник правил в Африке, и это, по-видимому, было подтверждено абиссинцами, которые приезжали к его двору; и так как бОльшая часть Африки тогда называлась Эфиопией, для него было естественно надеяться установить связь с этим монархом, особенно если бы он жил вблизи Гвинейского залива. У Жуана II был другой подход к достижению этой цели, ибо на карте Фра-Мауро, сделанной при приказу Афонсу V, Абиссиния была размещена в Восточной Африке и простиралась почти до ее южной оконечности, так что ее, очевидно, можно было достичь, обогнув континент.
В то время, когда Ковильян отправился в свою экспедицию, ему было около 40 лет; он был человеком скромного происхождения, наделенным энергией и насточивостью, характерными для уроженцев Бейры. В молодости он уехал в Испанию и провел семь лет на службе у герцога Медина-Сидония, где он выучился бегло говорить на испанском, верить в свои силы и владеть мечом. В 1474 г. он вернулся в Португалию и стал оруженосцем Афонсу V, а после смерти короля - телохранителем Жуана II. Последний использовал его в качестве тайного агента в Испании, где Ковильян шпионил за беглыми членами семейства Браганса, которые нашли там убежище после заточения в тюрьму герцога; также Жуан II посылал его с письмами в Тлемсен и Фес, где Ковильян усовершенствовал свое знание арабского языка. Вскоре после его возвращения в Португалию в 1487 г. Жуан II возложил на него еще более значительную миссию и дал ему в качестве компаньона Афонсу де Пайву, происходившего из жившей на Канарских островах семьи. Подробности маршрута экспедиции были разработаны королем в консультации с Диогу Ортисом, его главным капелланом, опытным космографом, месте Родригу, королевским врачом, и местре Мозесом, известным также под именем Жозе Визиньо. Эти два человека были как космографами, так и математиками и, как предполагается, работали вместе с Мартином Бехйамом над созданием отличной астролябии; также именно они изучали предложение Колумба. Они составили для Ковильяна и его помощника "cartademarear" и инструкции, которые, по всей видимости, носили устный характер из опасений, что они пропадут, и объясняли маршрут, которым они должны были направиться в страны пряностей; один из путешественников должен был проникнуть во владения Пресвитера Иоанна и попытаться выяснить, можно ли проплыть в восточные моря вдоль побережья Гвинеи. Король не искал в лице царя-священника союзника против ислама, как Генрих, но надеялся отыскать через него врата для португальской экспансии. Барруш пишет: "Королю представлялось, что с помощью Пресвитера Иоанна он смог бы найти путь в Индию, поскольку от абиссинских монахов, которые приезжали на (Пиренейский) полуостров, и от других монахов, которые ездили из Португалии в Иерусалим с приказом собрать сведения об этом государе, он узнал, что его страна расположена выше Египта (т.е. южнее его) и простирается до южного моря" (18). Такое местоположение царства царя-священника исходило из прямой информации, пусть и неполной. Кроме того, зная, что абиссинские монахи посещали Иерусалим, Жуан уже послал в этот город фрая Антонио да Лисбоа и Педру де Монтерройо с аналогичной миссией; но из-за незнания арабского языка они не пошли дальше. Спустя девять месяцев после отъезда Ковильяна и Пайвы в Лиссабон из Рима прибыл абиссинский священник, Лука Маркос, и судя по сообщению Барруша, ясно, что Жуан знал, что его монарх был Пресвитером Иоанном.
7 мая 1487 г. король дал Ковильяну и Пайве прощальную аудиенцию в Сантареме в присутствии герцога Бежа, впоследствии Мануэла I, вручил им 400 крузаду и аккредитив и дал свое благословение. Они выехали в столицу и, отложив некоторую сумму на первые расходы, передали остальные итальянцу Бартоломеу Марчиони, возможно, самому богатому банкиру в Лиссабоне, чтобы впоследствии получить их в Валенсии. Они добрались до этого города по суше, а затем отбыли в Барселону, откуда отплыли в Неаполь и Родос, и на последнем острове купили груз мёда, как им подсказали два находившихся там португальских госпитальера, чтобы путешествовать под видом купцов. Затем они на корабле добрались до Александрии; там они оба заболели лихорадкой и, выздоровев, оказались лишены своего товара, который присвоил в качестве своего законного права губернатор города, полагая, что оба путешественника уже не жильцы на этом свете. После некоторых трудностей они сумели добиться частичной денежной компенсации, купили новый товар и выехали в Каир. Многие торговцы, с которыми свел знакомство Ковильян, бывали в Индии, а другие поддерживали связи с ней через Тор и Аден. Среди последних были некие мавры из Марокко, с которыми Ковильян и Пайва договорились о совместном путешествии. Весной 1488 г. они направились в небольшой арабской барке в Аден через Суакин, что, вероятно, заняло месяца два, и когда они прибыли туда, стоял сезон муссона, благоприятного для плавания в Индию. В Адене оба путешественника разделились. Пайва отправился в сторону Эфиопии, вероятно, предполагая вернуться оттуда в Португалию, тогда как Ковильян сел на корабль, известный португальцам как "мекканское судно" около 200 или 300 тонн водоизмещением, и в течение месяца достиг Каннанора, откуда проследовал в Каликут, тогда богатый порт в Индии, в котором находилась большая колония мусульманских купцов, державших в своих руках внешнюю торвголю, особенно пряностями.
В августе и сентябре суда из Адена и Баб-эль-Мандебского пролива приходили с товарами с Запада, а в феврале они отплывали домой с перцем, гвоздикой, корицей, ревенем, драгоценными камнями и иными товарами, которые привозили в Каликут из других частей Индии, и с Цейлона и Дальнего Востока. Ознакомившись с этой торговлей, Ковильян направился в Гоа, центр торговли лошадьми, которых привозили туда через Аравийское море, чтобы удовлетворить военные потребности индийских властелинов. Затем он переправился в Ормуз, эмпорий Персидского залива, и в 1489 г. совершил путешествие на борту судна вдоль африканского побережья на юг до Софалы, населенной много арабами, которые вели торговлю золотом из шахт в глубине материка. Оттуда он вернулся в Аден в октябре 1490 г., и в конце лета, вероятно, достиг Каира, спустя 4 года после отъезда из Португалии; все эти даты были установлены графом де Фикальо (19), но, по общему мнению, носят предположительный характер. Когда Ковильян прибыл в Каир, он предполагал вернуться обратно в Португалию, выполнив свою миссию, и ожидал встретиться в этом городе с Пайвой, но узнал, что тот умер. Тем не менее, он встретился с двумя евреями, отправленными Жуаном II на его розыски; одним из них был Иосиф из Ламегу, сапожник, бывавший ранее в Багдаде, а другим - раввин Авраам из Бежи. Они привезли Ковильяну указание вернуться на родину, если он выполнил данное ему задание, в противном же случае он не должен был отдыхать, пока не увидит Пресвитера Иоанна и не покажет Ормуз Аврааму. Ковильян был исполнительным человеком; кроме того, им, вероятно, овладел соблазн риска и желания узнать неведомое. Но прежде, чем снова отправиться в путь, он написал письмо королю и передал его с Иосифом.
Отец Франсишку Алвариш, который прибыл в Абиссинию с миссией Родриго да Лимы в 1520 г. - наш главный источник информации о путешествии Ковильяна (20), но он писал гораздо позже и передавал то, что сохранилось в памяти у последнего спустя многие годы. По его сведениям, Ковильян передал королю, что побывал в Каннаноре, Каликуте и Гоа, обнаружил в Каликуте корицу и перец, а также мускат, который поступал из-за границы. Он добавил, что в эти города Индии возможно пройти морем мимо Гвинеи, мимо побережья Софалы, где он был, или мимо большого острова, имеющего, как утверждалось, 300 миль береговой линии, который мавры называли "островом Луны". Цель его путешествия в Софалу заключалась в том, чтобы узнать, существует ли морской путь вокруг Африки, а не в поиске золотых рудников в глубине страны.
На карте Фра-Мауро изображен мыс на юге Африки с надписью о том, что индийское судно обогнуло его в 1420 г. и прошло в западное море. Но этот мыс, вероятно, был только Кабо-ду-Корриентес, а судно - арабское дау, направлявшееся в Софалу, которое было унесено за ее пределы. К востоку от этого мыса был изображен большой остров, отделенный от континента длинным узким проливом, и на этом острове показана Софала. Ковильян сумел исправить эту ошибку. Он пришел к убеждению, что морской путь в Индию был реален, и его путешествие в Софалу, в сочетании с плаванием Бартоломеу Диаша, предопределило последующую экспедицию Васко да Гамы.
Некоторые авторы сомневались в том, получил ли Жуан II письмо Ковильяна. В первом издании своей "Истории португальцев на Востоке" Каштаньеда пишет, что да; во втором он отрицает это. Но если Жуан получил письмо, он, должно быть, держал его в секрете, и даже Резенде, его близкий друг, который утверждает, что оно пришло только после смерти Жуана и отплытия да Гамы, мог не знать об этом. Причина считать, что письмо Ковильяна дошло до короля, заключается в том, что да Гама получил указание плыть напрямую в Каликут, и Барруш пишет, что он вез инструкции, составленные на основе сведений, полученных Жуаном из тех краев, и письма к королю Каликута. Письмо Ковильяна, несомненно, было одним из источников инструкций, даже если были и другие.
Ковильян привез Авраама в Ормуз, и оттуда последний вернулся в Португалию, после того, как выяснил всё, что хотел знать король, тогда как Ковильян направился в Джидду, а оттуда - в Мекку, одетый во всё белое, как паломник, и с обритой головой. Посещение святых мест ислама было рискованным и не предусматривалось данными его инструкциями, и его можно объяснить только его любовью к риску. Даже после этого его любопытство не было удовлетворено, ибо из Мекки он проследовал в Медину, а затем на Синай, в монастырь Св. Екатерины, где, вероятно, впервые за четыре года ему представилась возможность побывать в христианской церкви и прослушать обедню. Наконец, в 1493 г. он прибыл в Абиссинию, и там его путешествие закончилось. Либо ему не разрешили покинуть страну, либо он сам, обзаведясь женой и богатством, не захотел возвращаться домой. Ковильян был первым португальцем, побывавшим в Индии и видевшим Пресвитера Иоанна, а прожив более 30 лет в Абиссинии, он сделал ее известной в Европе, какой она не была раньше, и подготовил путь для того превосходящего влияния, которым Португалия пользовалась в этой стране на протяжении столетия, благодаря своим послам и солдатам и, в наибольшей степени, миссионерам ордена иезуитов (21). Если Абиссиния и поныне является христианской страной, то она обязана этим экспедиции дона Криштована да Гамы в 1541 г., ибо, цитируя фразу Гиббона, "Эфиопию спасли 450 португальцев".
Экспедиция Бартоломеу Диаша, обогнувшая южную оконечность Африканского континента - цель, которую португальские мореплаватели пытались достичь в течение более полувека, - состояла из двух кораблей, вероятно, каравелл водоизмещением 50 тонн каждая (хотя тонна того времени равнялась двум или более наших) и грузового судна с запасом продовольствия. Последнее было важным дополнением, ибо нехватка провианта в нескольких предшествовавших предприятиях заставляла суда возвращаться домой. Флагманом командовал Диаш, рыцарь королевского дома, с Перо де Алемкером в качестве кормчего и неким Лейтао в качестве шкипера. Капитаном второго судна, называвшегося "Сан-Панталеон", был Жуан Инфанти, также рыцарь, его кормчим - Алвару Мартинш, а шкипером - Жуан Грего, тогда как Педру, брат Бартоломеу, командовал грузовым судном с Жуаном де Сантьягу в качестве кормчего и Жуаном Алвишем в качестве шкипера. Всё это были люди, хорошо подготовленные к поставленной перед ними задаче. Ни одного сообщения о плавании Диаша не существует, и ни Пина, ни Резенде совсем не описывают его, и хотя Барруш приводит краткий отчет (22), приводимые им даты не всегда можно принимать на веру. По его словам, Диаш отплыл в августе 1486 г. и вернулся в декабре следующего года; но Дуарте Пашеку, который встретил Диаша во время его обратного плавания, утверждает, что мыс Доброй Надежды был открыт в 1488 г., и он писал свой "Esmeraldo" вскоре после 1505 г., а Барруш составлял свою "Asia" примерно на сорок лет позже. Кроме того, утверждение Пашеку подтверждается двумя маргиналиями (заметками на полях. - Aspar), написанными, по мнению ученых, рукой Христофора Колумба: одной - на экземпляре "ImagoMundi" Пьера д`Айи, хранящемся теперь в Колумбовой Библиотеке в Севилье (23), и другим - на "Historiarerumubiquegestarum" папы Пия II (Венеция, 1477 г.). Если брать эти заметки сами по себе, их едва ли можно было бы считать надежным доказательством ввиду ошибки в первой из них и ненадежности генуэзского мореплавателя; но теперь общепризнано, что Диаш покинул Лиссабон в августе 1487 г. Он взял с собой двух негров, которых захватил и привез в Португалию Диогу Кан, и четырех негритянок с Гвинейского побережья, которые были высажены в различных местах на берегу, хорошо одетые и снабженные образцами серебра, золота и пряностей. Они должны были взять их с собой вглубь страны и показывать живущим там туземцам, в то же самое время провозглашая величие Португалии и заявляя, что корабли Жуана II идут вдоль побережья в поисках Индии и Пресвитера Иоанна. Надеялись, что новости дойдут до царя-священника, и что он пришлет посланника навстречу экспедиции. Диаш также вез три падрана, которые он установил в местах, о которых будет сказано ниже, и, несомненно, имел при себе копию карты, которая была вручена Ковильяну.
Он, вероятно, взял курс напрямую к устью Конго, а затем, как и предыдущие экспедиции, следовал вдоль берега, держась близко к нему, и нам известно, что он давал названия мысам, бухтам и другим пунктам, которые он открывал, нарекая их либо в честь дня памяти святого, в который было совершено открытие, либо по какой-то другой причине. Дойдя до Ангра-ду-Сальта, которую Равенстейн отождествляет с Порту-Алешандри, он высадил двух негров, и, возможно, в бухте Уолфиш, он оставил свое грузовое судно. Следуя далее к Кабо-да-Вольта, около Ангра-Пекена, он установил свою первую колонну, названную в честь Св. Иакова, часть которой недавно была обнаружена. После нескольких дней лавирования сильный ветер заставил его поднять паруса и в течение 13 дней плыть на юг, и так как корабли были небольшими, а погода - холодной, моряки сильно страдали; когда на море вновь воцарилось спокойствие, Диаш взял курс на восток, думая, что берег по-прежнему тянется с севера на юг, как и раньше, но когда через несколько дней никакая земля не появилась, он изменил свой курс на северный и вошел в бухту, которую назвал "Баия-душ-Вакейруш" ("Бухта Пастухов" (португ.)) из-за стад крупного рогатого скота, которые там пасли туземцы. Это современная бухта Моссель.
Поскольку у него не было переводчика, который мог бы понять речь туземцев, Диаш был не в состоянии объясниться с ними; к тому же они оказались настолько испуганными, увидев корабли, что угнали своих животных вглубь страны, и единственное, что португальцы могли узнать о них - что они были неграми, подобно жителям Гвинеи. Диаш продолжал следовать своим новым курсом вдоль берега, чему все были очень рады, и прибыл в бухту Алгое, где на небольшом острове установил крест, а на мысе Падроне - колонну, посвященную Св. Григорию. Команды кораблей к тому времени уже настолько устали после штормов и бурных морей, через которые они прошли, что в один голос потребовали от командующего экспедицией не плыть дальше; они сказали ему, что оставшейся у них пищи едва хватит для того, чтобы продержаться, пока они не вернутся к судну с припасами, которое осталось так далеко позади, что когда они достигнут его, то умрут от голода. Достаточно уже того, что за одно плавание они открыли такую протяженную линию нового берега, и что они уже могут вернуться домой с важными новостями, а именно: что земля поворачивает к востоку, откуда следует, что они миновали некий большой мыс, и лучше было бы повернуть назад, чтобы найти его.
Чтобы удовлетворить эти жалобы, Диаш высадился на берег вместе со своими офицерами и некоторыми наиболее авторитетными матросами, и заставил их принести клятву и объявить, чтО, по их мнению, лучше всего было сделать для службы королю, и все они приняли решение о возвращении в Португалию и подписали документ, выражающий это мнение. Но так как Диаш хотел продолжать следовать намеченным курсом и обратился к своим подчиненным только в соответствии с полученными им приказами, он попросил их продолжить плавание еще в течение одного или двух дней, и если за этот срок им не попадется ничего, достойного значения, тогда он повернет назад. Они согласились на это, но после того, как эти дни прошли, они достигли не более чем нашей реки Грейт-Фиш, которую участники экспедиции назвали в честь Жуана Инфанти, который первым высадился там, и затем жалобы возобновились, так что Диаш был вынужден уступить. Как Гальван, так и Барруш пишут о его разочаровании, и последний утверждает, что при прохождении на обратном пути мимо колонны Св. Григория он расстался с ней такой большой печалью, как будто это был его сын, осужденный на вечное изгнание. Действительно, он никогда больше ее не увидел. На обратном пути моряки оказались в пределах видимости большого мыса, который они искали, и из-за опасностей и штормов, с которыми они столкнулись, огибая его, Диаш назвал его "мыс Бурь", но король Жуан изменил это название на "мыс Доброй Надежды", поскольку он внушал надежду на открытие Индии, которую искали в течение столь многих лет (24). Там Диаш установил колонну, названную в честь Св. Филиппа, и продолжил следовать вдоль берега в поисках грузового судна, которое он обнаружил ровно через девять месяцев после того, как его оставил. Только трое из его экипажа в девять человек в то время остались в живых, и один из них, который был очень слаб из-за болезни, умер после того, как вновь увиделся со своими сотоварищами; другие же были убиты туземцами из-за их имущества. Перевезя запасы продовольствия с грузового судна на борт своих каравелл, Диаш сжег его и зашел на остров Принсипи, где застал Дуарте Пашеку, лежащего больным; он был отправлен королем, чтобы разведать реки на материке, и, оказавшись не в состоянии выполнить эту задачу сам, отправил свое судно, чтобы заняться кое-какой торговлей, однако оно потерпело крушение. Он и еще несколько уцелевших сели на корабли Диаша, который зашел в Мину и забрал оттуда золотой песок, и, наконец, вернулся на родину в декабре 1488 г. после отсутствия, продолжавшегося 16 месяцев и 17 дней; в этом путешествии, согласно Баррушу, Диаш открыл 350 лиг береговой линии, то есть столько же, сколько Кан в двух своих плаваниях.
Точная дата открытия мыса Доброй Надежды остается неизвестной, и хотя она, возможно, не является вопросом первостепенного значения, само путешествие было настолько эпохальным, что мы не можем не выразить сожаления о том, у нас нет о нем более подробных письменных сведений; даже две последних колонны исчезли (25). Мы ничего не знаем ни о личности Диаша (26), ни о вознаграждении, которое он получил за свое открытие, но когда король готовил экспедицию Васко да Гамы, он использовал опыт Диаша, поручив именно ему наблюдать за постройкой кораблей, которые должны были дойти до Индии.
(1) Термин "Гвинея" тогда использовался для обозначения всего западного берега Африки, открытого португальцами.
(2) Cronica de D. Joao II, cap. 87.
(3) Сравни утверждение Алонсо де Паленсия, упомянутое выше на стр. 194.
(4) "Regimento" давались морякам и исследователям, а позже капитанам и губернаторам; насколько это было возможно, в них заранее урегулировались и подробно описывались все важные вопросы.
(5) Или Караманса, как следует писать это имя, согласно M. Рене Бассету.
(6) Pina, Cronica de D. Joao II, cap. 2.
(7) Esmeraldo, bk. ii, cap. 5.
(8) О его жизни и достижениях см. Luciano Cordeiro, Diogo d`Azambuja (Лиссабон, 1892).
(9) "The Voyages of Diogo Cao and Bartholomew Dias" в Geographical Journal, декабрь 1900.
(10) Воспроизведена Равенстейном вместе с картой Генриха Мартелла, частью глобуса Бехайма, картами Кантино, Канерио и еще одной, опубликованной д-ром Хэми. Он также составил карты, показывающие путешествия Диогу Кана и Бартоломеу Диаша.
(11) Diogo Cаo (Лиссабон, 1895).
(12) Статья "Старое королевство Конго", достопочт. Томаса Льюиса, в GeographicalJournal, vol. xxxi, содержит фото некоторых наскальных надписей.
(13) Cronica de D. Joao II, cap. 58-63.
(14) Asia, dec. I, bk. ii, cap. 12.
(15) Asia, dec. I, bk. iii, cap. 4.
(16) Sir E. Denison Ross в Travel and Travellers (Лондон, 1926), cap. 9.
(17) Хроника Гвинеи, cap. 16.
(18) Asia, dec. I, bk. iii, cap. 4.
(19) Viagens de Pedro da Covilhan (Лиссабон, 1898), caps. 3 и 4. Фикальо предпринял самое компетентное издание SimplesedrogasdaIndia Гарсиа да Орты и написал блестящую работу GarciadaOrtaeoseutempo.
(20) Verdadeira informacam das terras do Preste Joam (Лиссабон, 1540 и 1889), cap. 103.
(21) Их труды были напечатаны отцом Беккари в пятнадцати томах Rerum Aethiopicarum scriptores occidentales inediti.
(22) Asia, dec. I, bk. iii, cap. 4.
(23) Колумб утверждал, что присутствовал на аудиенции, которую Диаш получил у короля после своего возвращения в Лиссабон.
(24) Такова традиция, но Дуарте Пашеку утверждает, что именно Диаш дал мысу его современное название.
(25) Наиболее приемлемое современное описание путешествия Диаса приводит Равенстейн в уже цитированной статье. Он предполагает, что мыс Доброй Надежды был открыт в мае 1488 г. Можно также обратиться к Theal, The Portuguese in South Africa from 1505 to 1795, которой есть несколько изданий.