Аннотация: Перевод книги Уайтуэя, посвященной истории португальского господства в Индии в пер.половине 16 в. Пока выкладываю первые 6 глав
Р.С. Уайтуэй.
Португальцы в Индии: на пути к господству (1497-1550)
Предисловие
Я не знаю ни одной английской книги, посвященной теме, которую я избрал предметом своего исследования. Ближе всех к ней подошел Данверс в своей книге "История португальцев в Индии", опубликованной несколько лет назад, но я не смог воспользоваться бесспорной эрудицией автора, т.к. его повествование было написано в отрыве от общей истории Индии.
При изучении истории Востока большой недостаток представляет собой отсутствие фамилий; каждая личность предстает словно бы сама по себе, лишенной корней и родственных связей, и ее имя не пробуждает никакого сочувственного отголоска, как тогда, когда мы читаем о лорде Сесиле при королеве Елизавете и Сесиле при королеве Виктории. Португальцы занимали промежуточное положение между Западом и Востоком; сын, как правило, принимал фамилию отца, но так случалось далеко не всегда: требуется провести целое исследование, чтобы обнаружить, что Перо де Силва, Альваро д`Атаиде и Эстеван да Гама, - все трое были сыновьями Васко да Гамы, а наш интерес тем временем притупляется.
Что касается восточных имен, то португальская транслитерация представляет собой некоторые трудности - Саркамдакао вместо Сикандар-хана, Кодаваскао вместо Худа-Бахш-хана и Чакоез вместо Шейх-Иваза легко поддаются расшифровке, но некоторые другие имена очень сложно идентифицировать. Там, где это было возможно, подлинное имя взято из "Тахафату-и-Муджахидин", из "Истории Индии" Эллиота или из "Гуджарата" Байлея. Прежде, чем закончить с вопросом личных имен, стоит отметить, что различные системы каталогизации португальских авторов также создают определенные трудности на пути исследователя. Один из ранних историков - Фернан Лопиш де Каштаньеда; он обычно упоминается как Каштаньеда, и я следую здесь этому обычаю, но в каталоге Британского Музея он известен под именем Лопиш, и, что хуже всего, под именем Фернана в монументальном труде "Лузитанская Библиотека" Диого Барбоза Мачадо.
Я попытался изложить историю возвышения португальского господства в Индии на основании самых лучших португальских источников, притом представить не просто сухую хронику военных экспедиций и смены губернаторов, но также такие детали, которые проливают свет на общественную жизнь и особенности характера главных действующих лиц той эпохи. Я надеюсь, что у меня это получилось. Португальские отношения с Цейлоном так подробно освещены сэром Элиотом, а связи с малайскими государствами - Кроуфордом, что я только подытожил сообщаемые ими сведения для полноты картины. Если предмет настоящей книги окажется достойным интереса, то я постараюсь написать ее продолжение, посвященное упадку португальского могущества в Индии.
В первых четырех главах источники цитируются совершенно произвольно; в остальных ссылки приводятся только там, где повествование не опирается на труды следующих хронистов:
Каштаньеды - до 1538 г.
Корреа - до 1550 г.
Барруша - до 1526 г.
Коуту - с 1526 до 1550 г.
Я выражаю благодарность сэру Альфреду Лиэллу и м-ру Э.Уайту за ценные предложения и советы.
Содержание.
I. ВВЕДЕНИЕ
II. ПОРТУГАЛЬЦЫ. -- МАЛАБАР
III. ВООРУЖЕНИЕ И МЕТОДЫ ВЕДЕНИЯ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ. --ПУТЕШЕСТВИЯ. -- ПИРАТСТВО. -- СУХОПУТНЫЕ СТРАНСТВИЯ
VII. ДОН ФРАНСИШКУ Д'АЛМЕЙДА, ВИЦЕ-КОРОЛЬ, 1505--1509
VIII. АФОНСУ Д'АЛЬБУКЕРКЕ, ГУБЕРНАТОР 1509--1515
IX. ЛОПЕ СУАРИШ, ГУБЕРНАТОР. -- ДИОГО ЛОПИШ ДЕ СЕКЕЙРА, ГУБЕРНАТОР. 1515--1521
X. ДОН ДУАРТЕ ДЕ МЕНЕЗИШ, ГУБЕРНАТОР. -- ДОН ВАСКО ДА ГАМА, ВИЦЕ-КОРОЛЬ. -- ДОН ЭНРИКЕ ДЕ МЕНЕЗИШ, ГУБЕРНАТОР. -- ЛОПО ВАШ ДЕ САМПАЙО, ГУБЕРНАТОР, 1521--1529.
ПРИЛОЖЕНИЕ I: ПОРЯДОК ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПРЕЕМСТВЕННОСТИ. --
ПРИЛОЖЕНИЕ II: ДОХОДЫ КОЛОНИИ ГОА
XI. НУНО ДА КУНЬЯ, ГУБЕРНАТОР, 1529--1538
XII. ДОН ГАРСИА ДЕ НОРОНЬЯ, ВИЦЕ-КОРОЛЬ. -- ДОН ЭСТЕБАН ДА ГАМА, ГУБЕРНАТОР. 1538--1542
XIII. МАРТИН АФОНСУ ДЕ СОУЗА, ГУБЕРНАТОР, 1542--1545. СИМАО БОТЕЛЬО, КОНТРОЛЕР ДОХОДОВ
XIV. ДОН ЖУАН ДЕ КАСТРО, ГУБЕРНАТОР И ВИЦЕ-КОРОЛЬ. -- ГАРСИА ДЕ СА, ГУБЕРНАТОР. -- ЖОРЖЕ КАБРАЛ, ГУБЕРНАТОР. 1545--1550
ПРИЛОЖЕНИЕ. МАЛАККА. -- МОЛУККИ. -- КИТАЙ
ГЛАВА I.
ВВЕДЕНИЕ
Вплоть до последней четверти 15 в. Индийский океан оставался для христианских стран Запада закрытым морем, проникнуть в которое решались только немногие исследователи. Мыс Доброй Надежды еще не сумел обогнуть ни один мореплаватель, а на суше господство мусульман преграждало для христиан все пути, ведущие из Красного моря и Персидского залива. Африка, чье восточное побережье омывали воды Индийского океана, мало изменилась за прошедшие четыре столетия. Тогда, как и теперь, она служила только поставщиком сырья; и среди населявших ее туземных народов не было ни одного, который обладал бы задатками мореплавателей. Индия, граничившая с тем же самым океаном на востоке, далеко продвинулась вперед по пути цивилизации, но большинство ее жителей исповедовали индуизм, и, в силу принципов этой религии, не могли совершать дальних заморских плаваний. В 5 в. китайские корабли доходили на севере до берегов Евфрата; но протяженность их плаваний постепенно сокращалась, и в начале 15 в. крайней западной точкой их рейсов было Малабарское побережье. В середине этого столетия они вообще перестали посещать Индию; но когда португальцы прибыли в Каликут, память о них все еще была свежа в среде местного населения (1).
Ко времени начала этой истории все торговые потоки в бассейне Индийского океана, как на востоке, так и на западе, были сосредоточены в руках тех, кто проживал на его северном побережье. Богатство, которое приносила эта торговля, поступало в мусульманский мир через двое "ворот": устье Красного моря и устье Персидского залива, т.е. через Аравию и Персию; именно оно, это богатство, придавало неповторимый экзотический колорит сказкам "Тысячи и одной ночи" и внесло немалый вклад в то расхожее представление о роскоши Востока, которое сложилось со временем в странах Европы. Но что еще более важно - этот торговый поток был одновременно и "ахиллесовым сухожилием" войны, без которого фанатичные мусульманские армии вряд ли сумели бы закрепиться в Европе. Для мировой истории главное значение открытия морского пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды заключалось в том, что с его помощью было подорвано могущество мусульман. Правда, Испания и Португалия завершили Реконкисту, изгнав мавров с Пиренейского полуострова, еще до того, как Васко да Гама отплыл из Тахо; правда и то, что в течение многих лет после того, как португальские флотилии временно очистили бассейн Индийского океана от мусульманских торговцев, наступление турок продолжало нависать подобно дамоклову мечу над Венецией и Венгрией, но, тем не менее, португальцы перерубили главную артерию, когда приняли вызов мусульманских купцов Каликута и изгнали их корабли из вод Индийского океана. Я предлагаю рассмотреть последовательность событий, - часто мрачных и даже отталкивающих, - которая сопровождала вторжение пришельцев с Запада в мир чуждой для них цивилизации Востока, вторжение, на которое Восток ответил тем, что либо поглотил в себе чужаков, либо подорвал их силы. Хотя результаты столкновения культур носили разрушительный характер для нации первопроходцев, но воздействие, оказанное открытием нового пути на Восток, на мировую историю в целом, обрело непреходящее значение, и Португалия может с гордостью вспоминать ту череду непрерывных вековых усилий, высшей точкой которых стало открытие мыса Доброй Надежды Бартоломеу Диашем, и те героические страницы своей истории, которые связаны с именами Альбукерке, Дуарте Пашеку, Магальяниша (2), Васко да Гамы и его сыновей, Эстебана и Криштована да Гамы.
С древнейших времен арабские торговцы занимались перевозкой товаров с Востока через Индийский океан, и после открытия в 1 в.н.э. последовательности смены направления муссонов, которые позволяли совершать плавания к побережью Индии и обратно, они монополизировали трансокеанский торговый поток (3). Эти торговцы, принадлежавшие к семитской расе, обладали одной ярко выраженной ее особенностью - они были не производителями, а посредниками. Они не только полностью сосредоточили в своих руках перевозку товаров, но также, в Южной Индии, распределяли продукты среди потребителей на суше. Например, когда Дуарте Пашеку в 1504 г. пришлось защищать Кочин от нападения саморина и мусульман, которым покровительствовал этот правитель, одна из первых трудностей, с которой он столкнулся, заключалась в том, что все запасы зерна находились в руках мусульманских торговцев, которые могли по своему желанию вызвать искусственный голод и столь же легко его прекратить. В стране не произрастало достаточного количества риса для пропитания населения, и люди закупали его с таким расчетом, чтобы запасов хватило, по меньшей мере, на несколько недель.
Эти "мавры", как их называли португальцы, были способными дельцами, и хотя они нередко обращали в свою веру местных жителей, они никогда, вопреки утверждениям португальцев, не стремились добиться политической независимости, за исключением тех случаев, где эта независимость была им необходима для выживания своего собственного сообщества. На побережье Индии они обнаружили уже давно сложившуюся систему правления и приспособились к ней. Лишь в сравнительно недавней истории Индии мы можем отыскать примеры основания прибрежных государств людьми неевропейского происхождения, явившимися с моря, и то их основателями были абиссинские пираты. Великие мусульманские империи были созданы в глубине страны предводителями армий, которые вторглись на эти земли по суше, но не по морю.
Но в то же время история "мавров" в Индии, Африке и на Дальнем Востоке приобрела различный характер. На африканском побережье они должны были иметь дело с дикарями без четко установленного образа правления, и здесь, подобно финикийцам, они образовали независимые самоуправляющиеся колонии, иногда почти республики со своими государственными институтами; по возможности, эти колонии основывались на острове, и всегда обладали хорошо защищенным местоположением. Даже при всех их мерах предосторожности, вторжение негритянских орд легко могло смести эти поселения. Так в 1598 г. была уничтожена Килва, когда один мусульманин предательски указал негритянским вождям путь через брод (4). На Дальнем Востоке, где они вступили в контакт с полуцивилизованными малайцами, их поведение было близким к образу действий в Индии, за исключением того, что они с бСльшим рвением обращали в ислам местное население. В Индии, где господствующая религия была намного более древней, чем их собственная, большинство новообращенных составляли выходцы из низших каст, поскольку для них принятие ислама означало повышение их общественного статуса. Человек из касты багорщиков, который не мог подойти ближе чем на 100 ярдов к брахману-намбутри, (5) который, направляясь куда-либо, должен был реветь подобно дикому зверю, чтобы предупредить других о своем оскверняющем присутствии, получал неоспоримые преимущества, принимая новую веру, которая позволяла ему сравняться по общественному положению с самыми высшими кастами (6). На индийском побережье, следовательно, число обращенных из высших каст было крайне незначительным; с другой стороны, среди малайцев, где кастовые различия практически отсутствовали, ислам быстро распространился среди правящей верхушки. Малакка, большой эмпорий Дальнего Востока, находилась в зависимости от Сиама, но в конце 15 в. провозгласила свою независимость. Тамошний климат был нездоровым, а окрестности города не могли даже снабжать продовольствием местное население. Первоначально торговым центром был Сингапур, но в начале 15 в. представители побежденной стороны в гражданской войне на Яве бежали на реку Муар, и несколько лет спустя эти эмигранты, выбрав место, находившееся на расстоянии нескольких миль от реки, основали там Малакку. Для навигаторов того времени господствующие ветра сделали более быстрым плаванием в Малакку, чем в Сингапур. Благодаря этому, а также обращению переселенцев в ислам, новое поселение принялось быстро расти за счет старого. Малакка не была торговым городом в современном смысле слова; это было скорее место проведения крупной сезонной ярмарки, где товары Китая и Дальнего Востока обменивались на те, что поступали с запада. В обращении находились некоторые монеты небольшой текущей стоимости, которые использовались для выплаты заработной платы и покупки ежедневных съестных припасов, но, за исключением этого, деньги были практически неизвестны; золото и серебро были статьями торговли, но не средствами накопления. В разгар сезона, как утверждалось, население Малакки достигало миллиона человек. Это, по-видимому, явное преувеличение, но даже если названное число соответствует истине, то оно собиралось здесь лишь в течение очень короткого времени. Вся эта масса людей была хорошо организована; каждая нация имела своего собственного предводителя, и все люди могли свободно исповедовать любую религию и жить по своим обычаям. (7) Администрация, по-видимому, была достаточно эффективной, даже если и далека от совершенства, и такая ярмарка не могла проводиться год от года во владениях какого-нибудь мелкого принца.
Малакка занимала ключевое положение в проливе между Суматрой и Малайским полуостровом, через который проходил весь товаропоток Индии и Китая. Ормуз аналогично "запирал" пролив, через который проходила торговля Востока с Персией, а через Персию - с Европой. Ормуз - как сам остров, так и некоторая подвластная ему территория на материке, - управлялся мусульманской династией, вассальной Персии. Город прежде находился на материке, и Марко Поло видел его именно там, но в конце 13 в. он был перенесен на остров Джарун - очевидно, с целью избежать нападений грабительских племен. На острове не было ни свежей воды, ни зелени; но его защищенность от набегов и гавань, которая позволяла кораблям подходить к самому городу, превратили Ормуз в крупнейшую перевалочную базу для товаров, которые доставлялись по морю из Индии и караванами по сухопутью из Алеппо. Восхищение панорамой его сухих и обожженных солнцем берегов вдохновляло поэтов на создание пышных рапсодий. В Ормузе индийские товары перегружали с кораблей на меньшие по размеру суда, более подходящие для навигации, и везли в Басру, где торговые пути разделялись - одни караваны направлялись в Трапезунд, а другие - в Алеппо и Дамаск. На берегах Средиземного моря товары переходили в руки венецианцев и генуэзцев, которые впоследствии с выгодой перепродавали их по всей Европе.
Джидда, аравийский порт, лежала на пути следования товаров с Востока, проходившем через Красное море, подобно тому, как Ормуз - на том ответвлении, которое проходило через Персидский залив. К северу от Джидды мореплавание в Красном море сильно затрудняли рифы и отмели, и Джидда являлась конечным пунктом, до которого могли дойти крупные морские корабли; здесь находившиеся на их борту товары перегружали на меньшие лодки, которые направлялись в Суэц. Из Суэца товары перевозили через пустыню на верблюдах в Каир и отсюда по Нилу доставляли в Александрию, где их скупали главным образом венецианцы для последующей продажи на европейских рынках. Когда действия португальцев в Индийском океане стали препятствовать свободному судоходству, на первое место за счет Джидды выдвинулся Аден, расположенный при входе в Красное море. Кораблям намного удобнее было плавать из Индии в Аден и обратно, чем совершать более длительные рейсы.
На побережье Индии торговля не была сосредоточена в каком-либо одном месте, и не существовало ни одного крупного эмпория. Отчасти благодаря очертаниям береговой линии, и отчасти вследствие направления господствующих ветров, наибольший объем товаров проходил через города, лежащие на западном побережье Индостана. В Бенгальском заливе одним из главных портов являлся Читтагонг, но на западном побережье было несколько торговых центров, обладавших более важным значением, чем он. В Каликуте, несмотря на неблагоприятные природные условия, жили представители всех торговцев Красного моря; город был расположен в таком месте, где береговая линия полностью открыта для юго-западных муссонов, и поблизости не имелось ни одной судоходной реки, по которой можно было бы доставлять товары из местностей, находящихся в глубине страны. Правитель Каликута, саморин, стал гегемоном многочисленных мелких княжеств наиров Малабара, и поддержка, которую он неизменно оказывал мусульманским торговцам, подтолкнула их к тому, чтобы сделать Каликут своей штаб-квартирой; в свою очередь, последние укрепили верховенство саморина благодаря хлынувшим в город торговым прибылям.
Доход тот доставки товаров с Востока в Европу был настолько огромным, что с лихвой покрывал все затраты по их транспортировке, с учетом выплаты многочисленных таможенных пошлин и неоднократных перегрузок. До нас дошел подробный отчет о платежах, сделанных торговцами, перевозившими товары из Индии в Александрию, который представляет значительный интерес; он относится к тому времени, когда Египет был независимым государством, но и после его завоевания турками-османами размеры ввозных пошлин нисколько не сократились. Торговцы Красного моря жили в Джидде, а их представители обосновались, как уже было сказано, в Каликуте. В установлениях султана Каира содержалось требование, чтобы как минимум 1/3 импорта составлял перец, и этот объем перца должен был продаваться в Джидде его доверенным лицам по ценам Каликута. Допустим, что торговец привез товары из Каликута на сумму 300 ф.ст., и среди товаров не было никакого перца. Он должен был купить в Джидде по местным ценам перец, стоивший в Каликуте 100 ф.ст., и перепродать его султану по каликутской цене. Со всех товаров купцу пришлось бы платить 10%-ную пошлину, соответственно стоимости, и затем, после вычитания этих 10%, еще 4%. Вместо того, однако, чтобы внести стоимость перца по каликутской цене деньгами, торговец был вынужден покупать в Джидде медь, принадлежавшую султану, по ценам Каликута, - т.е. медь в Джидде стоила 7 крузадо за центнер, но ему приходилось приобретать ее по 12 крузадо, ибо такова была стоимость этого металла в Каликуте. Таким образом, на деле султан Египта получал до 1/3 прибыли с каждой партии товаров, не неся при этом никаких расходов. Несмотря на эти поборы, доходы от двойного вояжа все равно были очень высокими.
Вернемся, однако, к доставке товаров в Европу. Привезя их в Суэц на небольших лодках из Джидды, импортер должен был заплатить 5%-ную пошлину, соответственно стоимости, наличными деньгами; он мог получить эти средства в Суэце в банковских конторах, в форме денежных чеков. Путешествие в Каир занимало 3 дня; обычная поклажа одного верблюда весила около 450 фунтов и стоила приблизительно 37 шиллингов 6 пенсов. В миле от Каира происходила опись товаров. Стоимость перца на рынке Каира составляла почти 20 шиллингов за фунт, и торговец, покупающий перец, должен был купить его у султана на сумму, составляющую 1/3 его приобретений на открытом рынке, с наценкой в размере 25% от рыночной стоимости, и, кроме того, уплатить 5% в качестве таможенной пошлины со всей суммы заключенных торговых сделок. Из Каира товары сплавляли вниз по Нилу на лодках и перевозились от реки в Александрию на верблюдах. В Александрии они снова проходили таможенную регистрацию, при этом и покупатель, и продавец одинаково платили 5% от стоимости. Судовладелец также должен был заплатить 5%, чтобы получить право свободной перевозки товаров через море. (8)
На побережье Африки арабские поселения представляли собой отдельные пункты, отстоящие друг от друга на значительное расстояние, а окружавшие их туземцы, как правило, находились на весьма низкой ступени общественного развития. Абиссиния не имела выхода к морю, но хотя порт Массауа находился в руках мусульман, негус Абиссинии в период укрепления своей власти имел некоторые рычаги влияния на них. В Египте же в конце 15 в. правил последний из независимых султанов мамлюкской династии, Аль-Ашраф Кансу эль-Гури, чья власть распространялась на часть Сирии на севере, а на востоке его владения простирались до берегов Евфрата. На западном побережье Красного моря ему принадлежал Суаким, и такая полоса побережья к югу от него, которую он мог удержать при помощи оружия. На восточном побережье этого моря и во всей Аравии правили несколько полунезависимых вождей, чьи отношения с их сюзереном, султаном Египта, и друг с другом были довольно неустойчивы. Наиболее значительными из них были Баракат, шериф Мекки, и Амир ибн Абдул-Вахаб, который правил в Йемене.
Говоря в целом, султан Египта был повелителем западного побережья Персидского залива, а шах Персии - восточного. Между Йездом и Индией тянулось пустынное и практически необитаемое побережье, которое, однако, служило убежищем для пиратов. В Индии первым приморским государством, считая с запада, был Гуджерат; ему принадлежал порт Диу, бывший центром очень оживленной торговли, и много других портов, уступавших Диу по своему значению. Гуджерат отделился от Делийского султаната в 1408 г.; с 1459 по 1511 г. здесь правил султан Махмуд Бегарна, "принц Камбая, чей ежедневный рацион составляли змеи, ящерицы и жабы", по выражению нашего поэта Батлера (по сообщениям мусульманских летописцев, султан Махмуд каждый день принимал в небольших дозах яд, чтобы сделать свой организм нечувствительным к возможному отравлению. На это и намекает Батлер. - Aspar). Между Гуджератом и индусской империей Виджаянагар, которая начиналась прямо к югу от Гоа, находились государства, возникшие около 1480 г. в результате распада султаната, основанного Ала-ад-дином Бахмани в Кулбарге. Это были: 1) Берар, с династией Имад-ханов; 2) Барид Бидар-шахов; 3) Ахмаднагар Низам-шахов; 4) Биджапур Адил-шахов. Португальцы, в основном, вступали в контакт с двумя последними, т.к. только они имели выход к морю. К югу от этих мусульманских владений лежала обширная империя Виджаянагар, столицей которой был одноименный город на реке Тунгабхадра. Принадлежавший радже Виджаянагара участок западного побережья простирался от одного пункта чуть южнее Гоа до другого, прямо к северу от Каннанора; на востоке же почти вся береговая полоса к северу от мыса Коморин до реки Кришна принадлежала либо ему самому, либо его вассалам.
К югу от Виджаянагара на западном побережье находились многочисленные мелкие малабарские княжества. Самым главным из их правителей был саморин, владыка Каликута. Его сюзеренитет над Каннанором и княжествами на севере был лишь номинальным, но Кочин и южные владения, где выращивали или через которые перевозили перец, подчинялись его власти не на словах, а на деле. Основным фактором политики Малабара, который умело использовали в своих интересах португальцы, было соперничество между саморином Каликута и раджой Кочина. В 9 в.н.э. некто Перумал, который из своей столицы в Кранганоре правил всем Малабаром, принял ислам, отправился в Аравию и умер там; но прежде, чем покинуть страну, он разделил свои владения среди нескольких вождей, из которых раджа Кочина, в конце 15 в., был его непосредственным преемником. В его столице, Кочине, хранится священный камень, служивший местом проведения коронаций для претендентов, предъявлявших верховные права над южными княжествами. Раджи Кочина, однако, всецело зависели от саморина, который периодически свергал их и назначал новых, и они не могли ни чеканить свою монету, ни даже крыть черепицей кровлю своего дома (9). Оба государства, как Каликут, так и Кочин, сохраняли в 15 в. обычаи, берущие свое начало в глубокой древности. Главы обоих царствующих семейств занимали должность храмовых священников, а следующие за ними по старшинству принцы были правящими вождями. В Каликуте также через каждые 12 лет проводился праздник, во время которого, если какой-либо представитель определенной фамилии убивал саморина, то сам становился правителем вместо него (10). Куилон (Коулам) к югу от Кочина, был вассалом Траванкора, также расположенного на Малабарском побережье. Из всех портов Малабара Кочин занимал наиболее выгодное положение, хотя он был основан сравнительно недавно, после того, как остров Ваипин был размыт волнами во время большого наводнения в 1341 г. Из-за отмелей, протянувшихся на некоторое расстояние вдоль побережья, современные океанские пароходы не могут подойти к городу, но для судов того времени, с их высокой осадкой, глубина была вполне достаточной. Прямо за полосой песчаного пляжа серия великолепных соленых ручьев и лагун соединяла Куилон со всеми округами, где выращивался перец.
Общественная структура Малабара была очень сложной. Правители и воинское сословие происходили из касты наиров, которые, подобно всем обитателям Малабара, за исключением брахманов, относились к варне шудр, низшей из четырех социальных классов, поскольку все они являлись обращенными, а не прирожденными индусами. Священники были брахманами, потомками миссионеров, которые принесли индуизм на юг полуострова. Наиры, но имевшие незначительный общественный статус, занимались также ремеслами. Наир мог приблизиться к брахману, но не смел к нему прикасаться; что же касается выходцев из низших каст, то они не могли подойти к священной особе брахмана ближе, чем на расстояние крика. Наиры практиковали многомужество, и поэтому ближайшим наследником у них считался сын сестры, т.к. его родство, по крайней мере, по линии матери, не подлежало сомнению (11). Одной из существенных черт характера наиров была безукоризненная верность нанимателю, вот почему преимущественно их нанимали "жангадами" (12), т.е. проводниками в путешествии и охранниками имущества. Португальцы, например, держали своих "жангада" в каждом форте Малабара. "Жангада" был обязан защищать того, кто доверил ему свою безопасность, а убийство наира влекло за собой неизбежную кровную месть со стороны всех его родичей. Часто встречаются примеры больших осложнений, происходивших, когда по какой-либо причине наир обривал себе голову и обрекал себя на смерть (13).
Когда португальцы впервые появились в Индии, любые совместные действия против них были невозможны; индусы и мусульмане яростно враждовали друг с другом за господство над великой империей Виджаянагар, и обе стороны рассматривали португальских пришельцев лишь как грязных пиратов, недостойных серьезного внимания. Когда впоследствии португальцы сумели закрепиться в стране, и битва при Таликоте привела к падению последнего крупного индусского государства за пределами Малабара, мусульмане в 1570-78 гг. совершили комбинированную атаку на португальцев. Она потерпела неудачу, и вскоре после этого растущее давление англичан и голландцев с моря, и императоров Дели (Великих Моголов) с севера вынудило местные мусульманские государства отказаться от дальнейших попыток изгнать врагов.
Португальцы никогда не вступали в конфликты с одной из тех народностей, которые поставляют в настоящее время (книга Уайтуэя написана в конце 19 в. - Aspar) рекрутов для индийской армии, и не делали попыток расширить свои владения за пределы одного дня пути от места стоянок своих кораблей. Их власть, следовательно, по существу зависела от их господства на море; они никогда не были достаточно сильны, чтобы предпринимать наступательные операции на побережье, и строго ограничивались только защитой своих факторий и фортов в случае угрозы. Вследствие определенных особенностей морального порядка, о которых более подробно будет сказано ниже, португальцы не сумели установить прочных связей с индусами, и, следовательно, подчинить их своему управлению. История их отношений с Индией, таким образом, представляет собой серию эпизодов, интересных в том плане, что они позволяют раскрыть их характер и общественную жизнь, но показывающих недостаток возможностей для организационного роста. Правительственный аппарат португальских колоний в Индии был ориентирован только на исполнение поступающих из метрополии приказов, которым местные португальские власти подчинялись, если находили их удобными для себя, но игнорировали, когда они становились докучными. Вначале были некоторые основания для надежды, что смелая попытка португальцев основать империю на расстоянии более чем полугодового пути от их родины имеет шансы на успех. Альбукерке, великий полководец, способный с одинаковой легкостью как добиться победы над врагом, так и исправить последствия поражения, также продемонстрировал таланты крупного администратора. Афонсу Мексиа, 10 лет спустя, и Симао Ботельо, через 20 лет после первого, - яркие представители того класса чиновников, который составлял основу эффективной гражданской администрации; и если бы у них нашлось достаточное число столь же способных последователей, действовавших в качестве государственных служащих, а не частных лиц, они могли бы многое сделать для укрепления португальского могущества. К несчастью для Португалии, она попала под иго религиозного суеверия в то самое время, когда ее жизненные силы, подорванные исчезновением энергичного класса прирожденных вождей, нуждались в восстановлении, а не в репрессиях. Финальным ударом для нее стал переход под власть Испании. Трагический рассказ о том, как Португалия, эта отважная маленькая страна, истощив свои ресурсы на Востоке и Западе, пала легкой жертвой сначала реакции католических стран Южной Европы против религиозного движения Северной, а затем временного деспотизма ее могущественной соседки Испании, выходит за пределы настоящей книги; но необходимо хотя бы вкратце упомянуть эту важную политическую катастрофу для того, чтобы упорядочить и объяснить события, составляющие предмет моего повествования.
Примечания:
(1) Арабы посещали Китай с очень ранних времен. В 15-м веке население Каликута называли "Чини бачаган".- Индия в 15-м столетии: Abdu-r-razak, p. 19.
(2) Лучше известного в Англии как Магеллан.
(3) Это весьма примечательный факт, так как на побережье Аравии почти нет деревьев, подходящих для судостроения. Когда португальцы прибыли в Индию, там, очевидно, использовали построенные в Индии суда, но управляемые арабами,
(4) Couto, XI. Ch. 10 и 11.
(5) Точное расстояние - девяносто шесть шагов. - Asiatic Researches, V. р. 5.
(6) Позже, когда пираты Малабара наводняли берег и платили дань саморину, последний (хотя и был индусом) приказал, чтобы определенное число представителей касты Маккувар воспитывались как мусульмане, чтобы поставлять моряков для пиратского промысла. - Pyrard de Laval, Vol. L, p. 3S9
(7) Доббо на островах Ару представляет собой ближайший современный аналог Малакки, хотя и значительно уступающий последней по объему торговли. Смотри Wallace's "Малайский Архипелаг," Ch. 32.
(8) См. Castanlieda, II. 75. Barros, I. 8. 1.
(9) Duarte Barbosa, p. 156.
(10) Для объяснения этого обычая см. Frazer's "Golden Bough" Vol. I. p. 225. Аналогичный обычай получил распространение на Суматре и в Бенгалии, хотя в этих местах он был не таким формальным; вождь мог быть убит в любое время, хотя только мужчинами из определенных семейств.
(11) В Европе вплоть до начала средних веков родственная связь человека с сыном его сестры рассматривалась как особые священные узы.
(12) В Malayalani, Cliannadani. См. Yule Glossary s.v.
(13) Наиры в наше время - одна из наиболее прогрессивных рас в Индии.