Аспар : другие произведения.

Ранние португальские описания Таиланда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод статьи Жоакима де Кампуша


   Ранние португальские описания Таиланда
   Жоаким де Кампуш
   Camara Municipal de Lisboa, 1983.
  
   (Об авторе)
   Кампуш, Жоаким Жозе Антонио де - историк и врач, родился в Анжуине, округ Бардес, 11 ноября 1893 г. и умер в Таиланде 13 мая 1945 г. Он был сыном Агапито Кампуша. После окончания медицинского факультета Бенгальской медицинской школы он работал практикующим врачом в Британской Африке, вернувшись в Гоа в 1934 г. В том же году в Институте Васко да Гама, в Гоа, он прочитал две лекции о португальских древностях в Восточной Африке. Затем он был назначен консулом Португалии в Бангкоке, Таиланд, со специальным заданием изучить деяния португальцев на Дальнем Востоке. Само правительство Сиама, учитывая его обширные знания истории, назначило его советником министерства археологии в Бангкоке. В качестве историка он посвятил себя "изучению остатков португальского наследия в странах, откуда португальцы были изгнаны, но где память о них не исчезла". Благодаря его инициативе был заново открыт после 50-летнего перерыва в 1924 г. Институт Васко да Гамы. Феррейра де Кастро назвал его в своей книге "Кругосветное путешествие" уважаемым португальцем из Гоа, человеком безграничной доброты и огромной культуры.
  
   Индокитайский полуостров с его большими реками и изрезанными горными хребтами, протянувшимися с севера на юг, на протяжении столетий был эффективным барьером между двумя великими народами древности, индийцами и китайцами. Вследствие этого, коммуникации и коммерческие отношения Китая с Индией, а отсюда с Европой, проходили большей частью по Шелковому, или сухопутному пути к северу от Гималаев от Сирии до китайского Туркестана, и по пути пряностей, или морскому, от Красного до Китайского моря, который вплоть до Малакки был монополизирован китайцами, а за Малаккой - арабами. Между этими двумя путями лежал великий Индокитайский полуостров, называемый "Индией за Гангом" или Дальней Индией, и включавший в себя Бирму, Малайю, Таиланд (1) и Индокитай. Ему не уделялось никакого внимания, пока караваны путешествующих купцов, несториан, иудеев и христианских монахов проходили к северу от него, а корабли, нагруженные пряностями и шелком, плыли южнее, пересекая Китайское море и Малаккский пролив. Поэтому об этом полуострове очень мало что было известно в Европе, и даже арабским и китайским авторам за пределами береговой линии и портов, куда свозились продукты для последующего экспорта. В то время, когда португальцы прибыли на Дальний Восток, даже смутные замечания, содержавшиеся в "Географии" Птолемея относительно Индии за Гангом, были забыты в Европе, так как ислам воздвиг стену между Западом и Востоком, перерезав северный шелковый путь и монополизировав торговлю и мореплавание в Индийском океане.
   К концу XV в. португальцы вырвали из рук арабов господство над Восточными морями, и вместе с этим начали не только исследовать Индокитайский полуостров, но географически, картографически и этнографически изучать этот великий массив суши, до того скрывавшийся в темноте. Эти исследования и описания XVI в. появились за целое столетие до появления в Таиланде англичан, голландцев и датчан и более чем за век до эпохи Пра Нарая, о правлении которого в нашем распоряжении есть много ценных французских описаний. Португальские описания еще более важны по той причине, что мало что из современных тайских источников уцелело в огне пожара, который уничтожил Аютию в 1767 г., а хроники династии Мин и арабские сочинения содержат лишь отрывочные упоминания о Таиланде.
   До португальцев некоторые европейские путешественники во время своих странствий иногда высаживались на побережье Таиланда, но они никогда не посещали Аютию или внутреннюю часть страны, и оставили нам очень мало информации в отношении Таиланда. Первым был Марко Поло, который упоминает королевство Локак, которое предположительно находилось в южном Сиаме и изобиловало золотом, слонами и бразильским деревом. Он ничего не говорит, однако, о том, что сам побывал в этом королевстве (2). После него, в 1430 г., другой европейский путешественник, Николо да Конти, посетил Тенассерим - название, под которым он имел в виду Мергуи, - и где он был особенно поражен большим количеством слонов и изобилием сапанового дерева (3). Около того же времени великий арабский путешественник Абд ар-Раззак также упоминает Тенассерим и о том, что купцы из Шахр-и-нао, которое было арабским и персидским названием Сиама, часто посещали порт Ормуз в Персидском заливе (4).
   *
   В 1498 г. Васко да Гама открыл морской путь в Индию и высадился на побережье Каликута. Это событие по своим далеко идущим последствиям изменило всю коммерческую и военную историю Востока от Джидды до Японии. Сам Васко да Гама не плавал дальше индийских морей, но его экспедиция была описана в "Рутейру" Алваро Вельо, в котором была собрана информация не только о землях, которые он посетил, но и о странах за Каликутом (5). О Сиаме, который на основе полученных от арабов сведений он называл "Шарнау", он говорит, что король (которым был в то время Рама Тибоди II), мог собрать 20000 воинов, 4000 всадников и 400 боевых слонов. Что касается его продуктов, то он говорит только о бензоине и дереве алоэ, которое арабы перевозили в другие страны. Далее он утверждает, что король Сиама был христианином и все его королевство - христианским. Он также говорит о Тенассериме как о христианском королевстве, король которого мог собрать 1000 воинов и владел 400 боевыми слонами (6). Очевидно, арабы на самом деле не говорили Васко да Гаме, что жители Сиама были христианами, но что они исповедуют религию, отличную от ислама и поклоняются образам, отчего да Гама и пришел к выводу, что Сиам является христианским королевством, ибо европейцы, хотя и хорошо знакомые с исламом, в то время очень мало знали о буддизме или индуизме.
   Экспедиция Диогу Лопиша де Секейры в 1509 г. в Малакку (7) собрала общую информацию о Таиланде, но подлинный португальский контакт с этой страной произошел после завоевания Малакки в 1511 г. Еще до того, как завоевание было окончено, Албукерки отправил в Аютию в качестве посла к королю Сиама Рама Тибоди II Дуарте Фернандиша, который хорошо знал малайский язык, выучив его во время своего пребывания в плену в Малакке (8). Он совершил плавание на китайской джонке и когда он дал знать, что является послом короля Португалии, Рама Тибоди отправил капитана с 200 ланчар принять его, и после высадки его в сопровождении торжественной процессии доставили в королевский дворец. Сотни людей сбегались на улицы, чтобы посмотреть на этих странных белых людей с большими бородами, которых никогда прежде не видели в Аютии. Король принял посла, восседая на позолоченном кресле на высокой платформе в большом зале, стены которого были завешаны парчой, и в сопровождении своих жен и дочерей, которые вместе со своими придворными дамами восседали кругом на платформе, одетые в шелк и парчу и увешанные золотыми украшениями и драгоценными камнями. Дуарте Фернандиш вручил королю ценный меч, рукоять которого была усыпана драгоценностями, вместе с письмом, написанным Албукерки от имени короля Португалии. Король очень учтиво обращался с послом, расспрашивая его о Португалии и захвате Малакки, и выразил большое удовлетворение перспективой наказания мятежного султана Малакки, который якобы был вассалом Сиама со времен Рама Камхенга, хотя и сбросил с себя узы зависимости. Король отправил вместе с Дуарте Фернандишем сиамского посла и вручил ему в качестве подарков рубиновое кольцо, меч и корону, а королева-мать отправила несколько браслетов, усыпанных драгоценными камнями, и три маленьких золотых шкатулки. Сиамский посол был принят с подобающими почестями, и с Малаккой была открыта торговля. Простой, но уважительный прием этого посольства удивительно контрастирует с тщательным церемониалом, который характеризовал посольство Людовика XIV к Пра Нараю в XVII в., и те жесткие формальности, с которыми принимали английских послов в XIX в.
   А и те жесктие формальности, с которыми принимали англйиских послов в 19 в.лбукерки отправил в 1511 г. еще одного посла, Антонио де Миранда де Азеведо, а вместе с ним - Мануэля Фрагозо, который должен был остановиться в Сиаме со специальным заданием подготовить для Албукерки письменный отчет о всех вещах - товарах, одежде и обычаях страны, и широте, на которой находятся ее гавани (9). Мануэль Фрагозо прожил в Сиаме около двух лет и лично привез отчет в Гоа, куда он прибыл в сопровождении посла, отправленного королем Сиама. Этот отчет был отправлен в Португалию, и, вероятно, оказался в архивах Торре ду Томбо в Лиссабоне вместе со многими другими, еще неопубликованными. В это время, однако, Дуарте Барбоза, фактор Каннанора, который жил в Индии в 1500-1516 гг., собирал материалы для своей книги о восточных странах, и хотя он никогда не был в Малакке или Сиаме, он собрал много ценной информации о Дальнем Востоке и Малайском архипелаге от капитанов и послов Албукерки (10). В этой книге, законченной около 1516 г., он приводит точное описание Сиама, который он называет "королевство Ансеам", как показано на карте Диогу Рибейро (1529). Этот префикс "Ан" или "Ас", который указывает на сходство между "Ансеамом" и названием "Ассам", где также поселилась ветвь народа таи, вероятно, происходит от арабского артикля "Ал", прилагавшегося к названиям городов и стран. Другие португальские писатели XVI в., такие как Барруш, Каштаньеда и Коуту, называли страну "Сиам", но итальянский путешественник Чезаре Федеричи даже в 1567 г. использовал названия "Асион" и "Сион".
   В 1518 г. Алейшу де Менезиш, который прибыл с особыми полномочиями в Малакку, отправил Дуарте Коэльо в качестве своего посла в Сиам с письмами и подарками, присланными королем Мануэлом Португальским в обмен на подарки короля Сиама, увезенные Антонио де Мирандой (11). Дуарте Коэльо уже дважды был в Сиаме до этого посольства, один раз в компании Антонио да Миранды, а другой - когда шторм отделил его корабль от корабля Фернана Пиреша де Андраде и помешал ему добраться до Китая, в связи с чем он проплыл вверх по Менаму. Цель этого посольства заключалась в подтверждении мирного договора, заключенного Антонио де Мирандой, и в обмен на поставки португальского оружия и амуниции король Сиама должен был предоставить португальцам разрешение селиться и торговать в Сиаме, особые коммерческие привилегии и право свободно исповедовать свою религию, а также отправить сиамцев поселиться в Малакке. Политика Албукерки заключалась в том, чтобы пригласить сиамцев в Малакку на замену многим маврам и маврским торговцам, которые бежали из города после его завоевания.
   Предпосылки этого договора очевидны, если учитывать политическое состояние Сиама и его соседей в начале XVI в. Сиам был самым могущественным королевством Индокитая того времени - факт, с которым согласны все португальские авторы. Бирма была разделена и на ее территории существовало по меньшей мере четыре королевства. На севере правили шаны из своей столицы в Аве. Бирманцы, которые избежали шанского владычества, поселились в Таунгу и заложили основания королевства, которое в середине XVI в. объединило всю Бирму. На юге находилось королевство Пегу, где царил мир, потому что талаинги (так бирманцы называли монов) были не агрессивными, и Ава и Таунгу были слишком заняты собственными делами, чтобы тревожить дельту Иравади. Между Авой и Пегу лежало королевство Пром. Это разделение Бирмы на такое количество королевств сделало ее намного слабее, чем Сиам. На востоке находилась Камбоджа, но слишком истощенная, чтобы числиться среди могущественных королевств. Единственную проблему для Сиама представлял Чиангмай, с которым король Трайлок на протяжении своего правления то и дело вел войны. В 1513 г. чиангмайский военачальник вторгся в Сукотаи и Кампенгхет, а в 1515 г., всего за три года до заключения договора между Сиамом и португальцами, Чиангмай аннексировал эти две провинции. Договор с португальцами принес значительные преимущества Сиаму и был эффективно использован, так как король, располагая значительным количеством огнестрельного оружия и обученным отрядом португальских солдат, начал наступление против Чиангмая и полностью разгромил его войска на берегах реки Меварг в Лампанге, после чего Чиангмай на протяжении 30 лет сохранял спокойствие. Король Рама Тибоди II не только добился замечательных успехов против Чиангмая, но и реорганизовал свою армию с помощью португальских военных советников, и в 1518 г. издал книгу о военной тактике, которая, очевидно, была утрачена.
   В то время, когда между Сиамом и португальцами существовали такие превосходные отношения, один из сыновей Рама Тибоди II сражался в армии старого султана Малакки, которого называли султаном Бинтанга и который укрепился на реке Муар, примерно в 26 милях от Малакки, и создавал помехи для португальской коммерции. Поэтому португальцы взяли штурмом цитадель на Муаре, захватив 60 пушек и много огнестрельного оружия и нескольких пленников. Среди этих пленников был сиамский принц, чье имя не упоминают ни Корреа, ни Каштаньеда. Португальцы узнали его, обращались с ним со всеми почестями, подобающими особе его ранга, и отослали его обратно к отцу, который в благодарность прислал джонку, полную продовольствия, в качестве подарка для португальцев (12).
   *
   Когда португальцы прибыли в Сиам, сиамцы не использовали огнестрельное оружие в войнах со своими соседями. Утверждается, однако, что огнестрельное оружие применялось в войнах между Сиамом и Камбоджой еще в 1393 г. М-р У. А. П. Вуд в своей "Истории Сиама" также утверждает, что, согласно упоминанию в истории Чиангмая, огнестрельное оружие использовалось при осаде Пайао в 1411 г., и что в бирманской истории говорится, что пушка применялась при осаде Мартабана в 1354 г. (13) Но когда португальцы прибыли в Сиам в 1511 г. и в Бирму в 1515 г., они не видели ни литейщиков пушек, ни применения огнестрельного оружия. Весьма вероятно, что Таиланд познакомился с огнестрельным оружием до 1511 г., потому что его использовали малайцы при защите Малакки против португальцев, которые получили его от арабов через Индию к концу XV в. Но почему таиландцы не использовали его в военном деле или прекратили использовать до прибытия португальцев? Причина ясна. Хотя через посредство арабов огнестрельное оружие попало не только к малайцам, но и на Яву и в Манилу, эти небольшие пушки никогда эффективно не использовались в Малайзии до середины XVI в. Недостаточно было просто владеть огнестрельным оружием, ибо все военное искусство заключалось в его эффективном использовании. Фактически, когда Албукерки атаковал Малакку, некоторые из малайских пушек нанесли больше ущерба малайцам, чем португальцам. Очевидно, в этом и была причина, почему Сиам не позаботился приобрести это огнестрельное оружие из Малайи, пока не прибыли португальцы и не стали обучать тайцев его применению и искусству отливать артиллерию. Всё, что описывают чиангмайские и бирманские хроники - это использование катапульт или мангонелл в XIV в. и ранее, которые упоминают также китайские хроники под словом "пао". Что касается Китая, то утверждения европейских писателей и миссионеров-иезуитов, что пушки и огнестрельное оружие использовались еще в VIII в., опровергнуты. У.Ф. Мэйерс после исчерпывающего изучения китайских хроник (14) пришел к выводу, что знание о поражающей силе огнестрельного оружия и использовании пушек было получено только в правление минского императора Юнь Ло, т.е. после 1407 г., но даже тогда секрет бдительно охранялся китайским правительством, и огнестрельное оружие было введено в армии только после правления Киа Цзуна, где-то между 1522 и 1526 гг. Недопонимание вызвало употребление китайского слова "пао", которое означает и пушку, и катапульту. Точно так же кажется, что в бирманских и сиамских хрониках в действительности имелись в виду катапульты, а не огнестрельное оружие или пушки, современные слова для обозначения огнестрельного оружия были интерполированы в более позднее время (15).
   *
   В течение нескольких лет после 1518 г., когда Дуарте Коэльо подписал договор с королем Сиама, в Аютии, кроме военных советников, обосновалось большое количество торговцев, и коммерческие агенты появились в Лигоре и Паттани. Торговля между Сиамом и Малаккой была интенсивной, и различные послания отправлялись вице-королю в Гоа и в Лиссабон. Очень мало из них было опубликовано, но Жуан де Барруш, официальный историограф, который написал свои "Декады" где-то между 1550 и 1560 гг., использовал их для своего описания Сиама (16). Барруш рассказывает о трех главных королевствах Востока: на крайнем западе - император Китая; на Индокитайском полуострове - король Сиама; в Индии - король Виджаянагара, в то время самый могущественный монарх в Индии. Не следует забывать, что в то время, когда Барруш упоминает этих трех главных королей, португальцы посетили все восточные страны, и сам он в той же главе приводит географическое положение королевств Ава, Пегу, Аракан, Декан, Бенгалия, Орисса, Жангома или Чиангмай, Камбоджа, Чампа и других, выделяя Сиам как более могущественное, чем любое из них. Сиаму подчинялись Рей Тагала (17), Тавой, Мергуи и Тенассерим, хотя правители этих городов обычно также называли себя королями. Он описывает реку Менам, которая, по его словам, пересекает Сиам с юга на север и означает "мать вод" ("Ме" - "мать, "нам" - "вода"). Согласно старой легенде, он возводит ее исток к озеру Чиамаи, расположенному на 30® с.ш., т.е. не в самом Чиангмае, но на Тибетском плато. Он, однако, правильно указывает, что она впадает в море на 13® с.ш. К северу от Сиама и к востоку вдоль Меконга, говорит Барруш, находится Лаос, чьи земли были разделены на три королевства Чиангмай, Чианграй и Лансанг, которые были вассалами Сиама, хотя часто восставали против него. В горах к северу от Сиама и среди земель Лаоса жили "гуеос", которые были жестокими людьми, ездившими верхом на лошадях, ели человеческое мясо и выжигали себе на коже раскаленным железом разные изображения. С "гуеос" и король Сиама, и Лаос постоянно воевали. Если Лаос во всем подчинялся королю Сиама, то из-за страха перед "гуеос", против которых они ожидали его защиты.
   Кто же были эти "гуеос"? "Нгиос", как еще называли шанов, по-видимому, не ели человеческого мяса, хотя они даже в наши дни очень обильно украшают себя татуировкой. Судя по этому описанию, кажется, что "гуеос" Барруша и других португальских авторов были "лавас" и "вас", у которых были каннибалистские наклонности, как у батаков на Суматре, и последние даже в наше время любят окружать свои жилища кольями с насаженными на них человеческими черепами. Барруш, Барбоза и Каштаньеда, однако, ясно пишут, что эти дикари не ели человеческого мяса в качестве обычной пищи, но поедали собственных родственников после их смерти из уважения к смерти, так как они думали, что не могут дать им лучшую могилу, чем собственное тело. Но если они были настолько организованными, что представляли угрозу королевству Лао и сражались верхом на лошадях, это означает, что они не были простыми дикарями. Могли ли "гуеос" иметь какую-либо связь с древними аннамитами, известными как "гиао-чи"? Лаосцы до сих пор называют аннамитов "кео". Барруш сообщает, что получил свою информацию от Доминго де Сейшаса, который провел 25 лет в Сиаме и в качестве капитана однажды сражался против "гуеос", и добавляет, что они, по-видимому, были теми же самыми людьми, которые населяли провинцию Каугигу у Марко Поло (18). Потье также отождествляет Каигугу с одним из штатов Лаоса, а Генри Юл считает, что это была провинция в этой области, охватывавшая Кианг Хунг, но не Чиангмай. В целом, кажется, что термин "гуеос" в XVI в. применялся к "вас" и "лавас", а не к старым "гиао-чи". Не вызывает никаких затруднений поверить, что "лавас" ездили верхом, потому что они были хорошо организованы и, согласно палийской хронике Камадевивамсы, ими правил могущественный король по имени Милакха еще в VII в. Бирманская хроника "Комбаунгсет" действительно говорит о "гве лавас", и в "Хманнам язавин" упоминаются также "гвес" и "гве карены" (19). Название "нгиу", под которым были известны шаны в Сиаме, указывает, что старое название "вас" и "лавас" перешло на шанов, которые завладели их землями.
   Барруш упоминает войну, которую король Сиама вел с этими "гуеос", и для которой он собрал армию из 250000 воинов и 10000 слонов. Эти цифры, естественно, преувеличены, и король Сиама мог выступить с такой большой армией в кампанию не против "лавас", но, предположительно, против лао из Чиангмая. Барруш никогда не был на Востоке и опирался на сообщения, которые были присланы к нему в Португалию, и которые были в значительной степени правдоподобны, хотя не всегда точны в подробностях.
   *
   В отношении Сиама и его правительства Барруш сообщает несколько интересных деталей, которые проливают значительный свет на историю этого периода. Король был суверенным повелителем 9 королевств. Сами сиамцы населяли два королевства, а остальные семь были населены другими народами. Одно из двух сиамских королевств, которое находилось на юге, называлось "Муантай" (Мыонг Таи), что означает "нижнее королевство" (sic), и в нем была расположена Аютия, или Худия, как он ее называет, и следующие города и порты: Банг Плассой (Пангосай), Лугор, Патани, Келантан, Тренгану и Паханг (Пам), в каждом из которых был губернатор с титулом "ойя" или "пья". Второе королевство находилось на севере и называлось "Чаумуа" (Чау Нуа или "северный народ"), главными городами которого были Сурукулоэк или Саванкалок и Сокотаи или Сукхотай. Здесь мы видим совершенно ясно два тайских королевства, Сукотаи на севере и Суфан на юге, которые были объединены при Рама Тибоди I в Аютию в 1350 г. Другой важный пункт, отмеченный Баррушем четыре столетия назад, что Сиам - это название иностранного происхождения, применявшееся к этим двум объединенным тайским королевствам, и что оно было навязано им чужестранцами. Гальван, который писал до 1550 г., также говорит о короле Муонталис, теперь называемого Сиамом (20).
   Что касается других семи королевств, над которыми обладал суверенитетом король Сиама, то Барруш не вполне четко, но относит к их числу Чиангмай, Чианграй, Лансанг, Камбоджу и несколько королевств в Бирме; все они, по его утверждению, были населены людьми, говорящими на разных языках. Мы знаем, что в то время они были независимы, но португальцам, очевидно, в Аютии сказали, что они были вассальными королевствами. Как само собой разумеющийся факт, еще в 1450 г. Чиангмай, Таунгу и шанские государства Кенгтунг и Хсенви в дворцовом законе короля Трайлока упоминаются как даннические государства (21).
   Барруш описывает религиозные верования тайцев, и хотя он не упоминает буддистскую религию, он приводит интересные подробности насчет храмов и ритуалов, которым следовали в Таиланде. Некоторые храмы были построены из камня, а другие - из кирпичей, в них хранилось много изображений людей, которые теперь находятся на небесах благодаря совершенным им добрым делам. Величайший металлический образ в Сиаме и считавшийся самым древним находился в храме в Сукотаи. Он имел 8 пальм или около 60 футов (22). Каждый король, взойдя на трон, начинал строить новый храм и одаривал его землями и доходами. Храмы имели высокие башни, верхняя половина которых была покрыта листовым золотом, прикрепленным на смоле, а нижняя половина раскрашена в разные цвета. На вершине башен находилась разновидность зонтика, и около него очень легкие колокольчики, которые звенели, раскачиваясь на ветру.
   Священники, облаченные в желтые одеяния, ходившие босиком, с непокрытой головой, и с опахалами в руках, пользовались большим уважением. В их покои не могла войти ни одна женщина, ни одно живое существо женского пола, вроде курицы. В течение года было много постов, и в начале новолуния или в полнолуния отмечались праздники. Священники не только проповедовали религию, но и изучали небеса и движения звезд и планет. Год был разделен на 12 месяцев, и новый год начинался с первой луной в ноябре (23). Они были великими астрологами и что-либо важное предпринимали лишь после консультации со своими оракулами, узнавая у них, когда для этого будет благоприятный день. У них не было часов, регулируемых положением солнца, но имелись водные часы. С астрологией они смешивали геомантию и колдовство, которое было завезено к ним клингами из Короманделя, но они утверждали, что религия пришла к ним или из Китая, или из Индии. Священники учат людей читать и писать, для чего люди отправляются своих детей в храмы, и хотя они обучают обычным религиозным принципам и церемониям на местном языке, науку преподают на древнем языке, которым, очевидно, был пали.
   Затем Барруш приводит несколько подробностей о земле, ее продуктах и земельной системе. Земля Сиама равнинная, но на севере ограничена холмами. Она орошается рекой Менам, которая делает ее почву плодородной, и Сиам преимущественно сельскохозяйственная страна, не имеющая ремесел. Серебро, драгоценные камни и мускус поступают из королевства Чиангмай. Вся земля принадлежит королю, и люди платят арендную плату за землю, которую они занимают или обрабатывают. Король, однако, предоставляет землю пожизненно знати и "ойя" (пья), которые во время войны поставляют королю людей, коней и слонов, и это происходит без всякого угнетения народа. Барруш особо упоминает, что король может собрать армию в миллион человек и содержит гарнизоны, хорошо обеспеченные всем необходимым. У Барруша мы находим одно из ранних португальских описаний, которые проливают свет на дела и обычаи народа, а не только на пышность и церемониал королей, их войны и интриги, которые одни только, по мнению ориенталистов, составляли историю.
   *
   Барруш и другие историки XVI в., такие как Каштаньеда, писали название страны в форме "Сиао", а Корреа как "Сиам". Но в XV и XVI вв. у Сиама было альтернативное название "Сорнау", хотя оно использовалось не столь часто. Абд ар-Раззак еще в 1442 г. упоминал "Шахр-и-нао" на морском побережье Дальней Индии, но точно неизвестно, имел ли он в виду Сиам (24). Николо Конти около 1430 г. посетил Мергуи и упоминал "Сернову", что может в равной степени относиться и к Бенгалии, и к Сиаму (25). Но в XVI в. мы имеем четкие указания на Сиам как "Сорнау" и "Шарнау". "Рутейру" да Гамы в 1498 г., Лодовико ди Вартема в 1505 г. и Джованни д`Эмполи в 1514 г. под термином "Сорнау", хотя и по-разному писавшимся, определенно подразумевали Сиам (26). Автор малайской истории "Седжарах Мелаю" недвусмысленно говорит, что Сиам раньше назывался "Шер-и-нави" (27), а Валентин, голландский историк, сообщает, что около 1340 г. могущественный государь правил в королевстве Сиам, тогда называвшемся "Сьяхарноу" или "Сорнау" (28).
   Откуда возникло это название? Несомненно, его распространяли арабы, так как и Васко да Гама и Вартема узнали его от арабов. Генри Юл в "Хобсон-Джобсон" производит его от персидского "Шар-и-нао", "Новый город", под которым имелась в виду Аютия. В действительности Аютия была очень старой, когда использовалось это название; кроме того, оно больше применялось ко всей стране Сиам, чем к городу. Объяснение этого представления о Новом городе, сделанное Броделем, который напомнил о проводимом де ла Лубером различии между Таи Яи и Таи Нои, кажется натянутым и неубедительным (29). Юл связывал его с Лопбури, который, как он утверждал, представляет собой палийскую форму "Новапури", или "Новый город", а "Шахр-и-нао" - это его персидская версия. Полковник Гемини, как обычно, не согласен ни с кем и предложил собственное вдохновенное объяснение, произведя его от "Сано" или "Нонг Сано", старого города, примыкающего к Аютии и названного так по окружающим его болотам - слово "Сано" - это сиамская форма названия растения "сола" (эшиномене индийская) (30).
   Среди этой сплошной неразберихи, Фернан Мендиш Пинто, который дважды был в Сиаме в середине XVI в. и использует обе формы названия, Сиам и Сорнау, показывает путь к надлежащему решению проблемы. Он говорит, например, об императоре Сорнау, который является королем Сиама. У него есть много таких ссылок, как "Сорнау, король Сиама", и "Пра Шао Салеу, император всего Сорнау", но он никогда не называет его императором Сиама (31). Поэтому кажется, что Сорнау, императором которого титуловал себя король Сиама, это страна Суварна, или Суварнабхуми, "страна золота", которая была географическим понятием, охватывавшим большую часть Индокитайского полуострова. Тайское слово "суван" не имеет тесных фонетических сходства с "Сорнау" или "Шарнау", но есть примеры таких странных написаний многих других тайских слов, что нетрудно увидеть, как "Суварна" была искажена в "Сорнау" или "Шарнау", вначале арабами, а затем португальцами и другими европейскими писателями (32). Мы знаем из "Анналов Ланчанга", что король Ланчанга также называл себя императором "страны золота", но основателем Аютии был принц Супана или Утонга (что означает "источник золота"), и его наследники естественно должны были называть себя императорами "земли Суварна", откуда и название "Сорнау".
   *
   Различные современные описания жизни в Аютии и некоторых аспектов сиамской истории середины XVI в. можно найти в "Странствиях" Фернана Мендеша Пинто и его письме, написанном в Малакке в 1554 г. и адресованном ордену иезуитов, в который он временно вступил в качестве брата (33). Пинто дважды побывал в Сиаме, как он упоминает в этом письме, и использовал информацию, собранную во время обоих визитов, в "Странствиях". Его стиль - классический и блестящий, и хотя он писал спустя годы после происходивших событий, он воспроизводит по памяти живую картину Сиама и других стран, которые он посетил. Многие из его описаний основаны на слухах и отсюда отображают народные заблуждения, чувства, настроения и предрассудки. Его хронология и транскрипция местных имен иногда претерпели страшные искажения, и многие ошибки в "Странствиях" приписывают их первому издателю, Ф. Андраде и его печатникам, которые едва ли могли понять неизвестные им имена и факты. Это красочное, но намеренно неверное толкование фактов, затемняет описания жизни, которая могла пульсировать под острием его пера на фоне и в самой атмосфере мест и стран, в которых он ездил и жил. Он не был, конечно, научным исследователем, не вел дневника и не составлял каких-либо заметок, но спустя несколько лет после того, как его странствия закончились, он перенес в их богатую канву информацию, которую он получил, и впечатление, которое у него осталось, с инстинктивной проницательностью художника, наполняющего жизнью картины, которые он изображал. Даже его ошибки очень часто доказывают его достоверность. Он сообщает, например, что встретил в буддийской стране людей, которые поклоняются Троице и говорят: "Истинный бог - это трое в одном", и он думает, что в религии этих людей могут быть следы Евангелия (34). Можно сразу отвергнуть этот рассказ как вымысел, но хотя интерпретация Пинто ошибочна, сам факт, который он приводит - правда, так как народ действительно поклонялся Трем Драгоценностям буддизма: Будде, Дхарме и сангхе, т.е. Будде, закону и духовенству.
   Из-за многих странных фактов, которые сообщает Пинто, он долгое время считался лжецом. Но недавно по отношению к нему была восстановлена справедливость, не только португальскими писателями, такими как Криштован Айриш, который разрушил много мифов, но и иностранными авторами, которые изучали те части "Странствий", которые их заинтересовали.
   Что касается Сиама, м-р В. А. Р. Вуд исследовал описание Пинто в статье, опубликованной в "Журнале Сиамского Общества", том ХХ, 1926, и пришел к выводу, что оно недостоверное. М-р В.А.Р. Вуд основывал свои замечания не на оригинале произведения на португальском, но на ошибочной и вводящей в заблуждение транслитерации на английский язык Когана, и сделал свои выводы после изучения современного описания очевидца, в свете "Phongsawadan" Луанг Прасоета, написанной более чем через сто лет после того, как произошли рассматриваемые события (35). В этой связи интересно процитировать, что писал об описании Сиама, сделанном Пинто в "Peregrinacam", иезуитский священник, П.А.Ф. Кардима, который был в Аютии в 1626-29 гг.: "Хотя книга "Странствия" Пинто считается апокрифической, он прав в том, что писал о королевстве Сиам. По моему мнению, он не отклонялся от истины, потому что мандарин, который научил меня читать и писать по-сиамски, пересказал мне исторические хроники и описания страны, в которых говорилось о приходе в то королевство португальцев и о тех героических деяниях, в которых они помогли завоевать много королевств. Он особенно рассказал мне историю Океум Чинерата (у Пинто - Укумшенират), рассказав мне, что она была истинной, и что всякий, кто ее интересуется, может заглянуть в книгу Пинто" (36).
   Некоторые факты, упоминаемые Пинто в отношении Сиама и отвергнутые м-ром В.А.Р. Вудом как недостоверные, требуют более тщательного рассмотрения. М-р Вуд "подловил" Пинто на описании преувеличенного количества людей, составлявших армию, что он считает искажением истины. Численность действительно часто преувеличивается, но она представляет только оценку, основанную на народной молве, которая часто была вымышленной. Военные власти сами не могли сосчитать точное количество, поскольку, по мере того, как армия шла походом или плыла по рекам, в ее состав рекрутировались сотни крестьян, что сильно раздувало первоначальное количество. Это обвинение в преувеличении численности с равным успехом можно было бы предъявить и последующим путешественникам, таким как Чезаре Федеричи и Ральф Фитч, и против самого "Phongsawadan". Когда Байиннаун вторгся в Сиам в 1568 г., Чезаре Федеричи, который тогда находился в Бирме, сообщал, что бирманская армия состоит из 1.400.000 человек. В сиамском "Phongsawadan" названо количество в один миллион человек. Оценка Мендеса Пинто в 800.000 человек выглядит даже более скромной. Ральф Фитч сообщает, что армия насчитывала 300.000 человек и 500 слонов (37). Мы знаем, что все это были вымышленные цифры, но нет оснований, по которым ошибочные суждения, будь то Пинто, или Фитча, или Федеричи, следует считать сознательным искажением истины. М-р Вуд замечает, что когда Пинто утверждает, что пушку короля Бирмы в его войне с Сиамом тащили быки и носороги, мы почти вынуждены согласиться с Конгривом (38), который называл Пинто "непревзойденным лжецом". Но Пинто нигде не употребляет слово "носорог", но термин "bada" или "abada", который в XVI в. означал просто дикое животное или одомашненное животное, которое бродит на свободе, хотя некоторые авторы XVI в., такие как фрай Гашпар де Круз, использовали его именно для обозначения носорогов. Писатели XVI в., такие как Барбоза, Барруш и Корреа использовали слово "gand" (от санскр. "ganda") для обозначения носорога. Блюту, который составлял свой словарь в 1727 г., следуя лексикологистам Виейре и Ласерде, понимал слово "abada" как обозначавшее вид дикого животного и, фактически, оспаривал, что оно означает носорогов. Поэтому хотя некоторые производят это слово от малайского "badak", носорог, другие производят его от арабского "abadat" (abid, жен. р. abida), которое означает животное с коричневатой окраской (Белот) или дикое животное (Лэйн), или животное, которое бежало и бродит на воле (Казимирски) (39). Только в XVII в. слово "abada" начало означать именно носорога, и именно так передал "abada" Пинто Фигье во французском переводе, а из него - Коган в английском. Пинто определенно использовал слово "abada" для обозначения яков в Тартарии, которые использовались в качестве вьючных животных и для которых не было соответствующего слова в португальском (40). В описании других мест он использует это слово около десятка раз в неопределенном значении, как арабское "abida", когда ему надо было назвать дикое животное, будь то дикое, как носорог, или использовавшееся для переноски тяжестей, и для которого он не мог найти точного эквивалента в португальском языке.
   Озеро "Чиамай" - не вымысел Пинто, поскольку оно существовало в легендах и народных верованиях за столетия до него. Португальцы, которые побывали в Бирме и Сиаме до Пинто, также рассказывали об этом легендарном озере Чиамай, и Жуан де Барруш в 1552 г., т.е. тогда, когда Пинто еще путешествовал по Востоку и за несколько лет доще странствовал по Вотсоку и за несколкьо лет дмай, и Жуан де Барруш, и до Пинто. того, как он начал писать свои "Странствия", помещал озеро Чиамай не в Чиангмае, но на 30® северной широты, т.е. на плато Тибет, всего в 2® от того места, где берут начало пять великих рек - Брахмапутра, Иравади, Салуин, Меконг и Янцзы. Барруш писал о том, что шесть рек вытекают из озера, три из которых, сливаясь, образуют Менам, а три других впадают в Бенгальский залив (41). Пинто также говорили в Китае и Тартарии, что реки в Бирме, Сиаме, Китае и Индокитае вытекают из этого озера на севере, которое известно в разных местах под разными названиями (42). Он не говорит о том, что сам побывал или видел озеро Сингипамур в Чиангмае или рядом с ним, но что король Сиама после своей кампании в Чиангмае шел на северо-восток в течение шести дней и достиг озера Сингипамур, которое народ называет Чиамай (43). Это, очевидно, недопонимание со стороны Пинто, которому, возможно, рассказали о маленькой лагуне, на берегу которой король остановился на 26 дней и принял ее за озеро Чиамай, о котором он так много слышал. Пинто не говорит, что он видел озеро, носившее названия Фанстир или Сингипамур или Кунебете, но что оно находилось в Тартарии, а не в Чиангмае (44).
   Империя Каламиньян, яркое описание которой приводит Пинто, не вымысел. Каламиньян (монское "Кала", от "Трала", и "мыонг" - "правитель страны") - это, определенно, ссылка на короля Лансанга, которым в то время был Потисарат и который принял два посольства от Табиншветхи, как сказано в "Анналах Лансанга" (45). Религиозные обряды, которые м-р Вуд считает несоответствующими действительности, были остатками брахманизма и буддизма толка махаяна с примесью анимизма, который король Потисарат, рьяный хинаянист, пытался выкорчевать. В этом описании путешествия Пинто в Луангпрабанг и обратно, которое реально можно было совершить частично по воде, а частично по суше, но в описании Пинто нет путаницы, как в описании его поездки из Тартарии в Тонкин, которая, по-видимому, вся проходила по воде. То же самое можно сказать о других путешественниках, таких как китайские путешественники у Дю Хальде, которые писали, что их поездка из Китая в Бирму целиком проходила по воде (46). Многие аналогичные несоответствия можно встретить у Марко Поло, и они отмечены Генри Юлом, который, не называет его за это лжецом. Полное непредвзятое комплексное исследование "Странствий" Пинто еще предстоит сделать, но пока нельзя отвергать его как недостоверное, в той же манере, как повествование Марко Поло еще в XIX в., всего лишь на основе поверхностного исследования, и, что еще хуже, исследования плохого перевода (47).
   Что касается Сиама, Пинто приводит живописное описание кампании короля Прачаи против Чиангмая, смерти короля от яда, коронации его сына, который также был убит, неверности королевы и ее интриги с Кун Чиннаратом (Укуншенират), которого она заставила короновать на трон, заговора наместника Питсанулока и убийства узурпатора вместе с королевой на пиру, восшествия на трон Пра Тиена, вторжения в Сиам Табиншветхи и подробное описание осады Аютии. Кроме "Странствий", некоторые подробности в отношении Сиама упоминаются в письме Пинто, которое заслуживает внимания (48). Он первый автор, который называет Аютию "Венецией Востока" из-за множества каналов, заменявших дороги. Это был величайший город, который он видел в тех краях. Он рассказывает, что на реках в Аютии и вокруг нее было 200.000 лодок. На каждую ярмарку собираются от 500 до 1000 этих лодок. Затем он приводит яркое описание короля, когда он дважды в год покидает дворец с большой помпой и церемониалом, в сопровождении придворных и слонов. Король терпимо относится ко всем религиям, и в городе есть семь мечетей мавров или малайцев, чьих домов насчитывается 30.000. Когда Пинто был в Сиаме, произошло лунное затмение, и люди, считая, что это змея поглотила луну, подняли шум на суше и на воде, тогда как другие прицеливались и стреляли из своего огнестрельного оружия в небо. У короля был белый слон, который умер в 1551 г., в связи с чем он выделил 500 катти серебра на расходы, связанные с его погребальной церемонией. Именно из-за владения этим слоном, добавляет Пинто, король Бирмы вторгся в Сиам в 1549 г. Эти войны с Бирмой на полстолетия поглотили Сиам, и не только у Пинто, но и в "Декадах" Коуту, в 13-й декаде Бокарро и в "Португальской Азии" Фариа-и-Соузы и в сочинениях миссионеров у нас есть описание этого периода (49).
   *
   Вплоть до середины XVI в. Сиам был не только могущественной, но и очень процветающей страной. Здесь велась оживленная торговля, и в Аютии проживало около 300 португальцев, которые на своих джонках перевозили сиамскую продукцию, такую как рис, олово, слоновую кость, бензоин, индиго, клейкий лак и древесину, такую как красильное дерево и сапановое дерево в Лигор и Паттани, а оттуда в Малакку. Эти продукты доставлялись также посуху в Тенассерим и в Мергуи, а оттуда расходились под мадрасскому и бенгальскому побережьям, где у португальцев были свои поселения. В эти времена процветания рылись каналы, происходили улучшения в сельском хозяйстве, реорганизация военной службы, и Сиама боялись и завидовали все его соседи. Время от времени возобновлялись военные действия против Чиангмая и Камбоджи, и войны, которые вел против Чиангмая король Прачаи в 1545 и 1546 гг., были в достаточной степени серьезными. Но эти т.наз. войны не были полностью опустошительными. Происходили сражения, это правда, в которых побеждала то одна, то другая сторона, и затем армии отступали, каждый король думал, что он достаточно наказал другого. Не было длительных осад, или захвата королевств и их подчинения новым правителям. Если не считать противостоящих армий, остальной Сиам был полностью не затронут этими битвами, и, фактически, в южном Сиаме население часто не знало о том, что на севере происходит какое-то сражение, хотя впоследствии о них рассказывалось много преувеличенных рассказов, которые записывали находившиеся тогда в стране португальцы, особо упоминая тысячи принимавших участие в военных действиях и убитых людей и сотни слонов.
   Все это изменилось во второй половине XVI в., когда серьезные проблемы возникли со стороны Бирмы, которую объединил под своей властью Табиншветхи, король Таунгу, впоследствии захвативший Пегу, а затем положивший глаз на Сиам и земли к востоку от него. В то время как Бирма становилась все сильнее, Сиам испытал неожиданные трудности с престолонаследием после смерти от яда короля Прачаи. В 1549 г., когда после убийства узурпатора был коронован король Чакрапат, бирманский король с огромной армией, всадниками и слонами вторгся через Мартабан и Канбури и взял в осаду Аютию (50). Сиамцы оказали захватчикам сильное сопротивление, и в конечном счете бирманский король отступил, хотя и беспрепятственно, потому что ему повезло взять в плен сиамского наследного принца и двух других членов королевской семьи, которых он пережал сиамскому королю. Во время этой осады пушки, установленные в фортах вокруг Аютии, обслуживали 60 португальцев под командованием Диогу Перейра. В армии бирманского короля также находились португальские артиллеристы. После этой осады король Сиама заменил глинобитную стену вокруг Аютии кирпичной стеной и бастионами с установленными на них пушками. Остатки некоторых из этих сооружений видны до сих пор. Но со всеми этими оборонительными укреплениями Аютия не смогла выдержать великую осаду бирманского короля Байиннауна в 1568 г. После захвата Чиангмая Байинаун взял Кампенгхет, Сукотаи и Питсанулок и, наконец, подчинил Аютию и сделал Сиам и Чиангмай вассалами Бирмы.
   Империя Байиннауна охватывала не только всю Бирму, но включала также шанские княжества, Сиам, Чиангмай, и Ланчанг или Лаос. Каждые из 20 ворот нового города Пегу были названы по имени вассального государства, таких как Тавой, Тенассерим, Мартабан, Аютия, Линзин или Ланчанг, Моньин и Хсенви. Португальские писатели этого периода и путешественники, такие как Чезаре Федеричи, Бальби и Ральф Фитч рассказывали о великолепии Пегу и славе бирманского короля (51). Он был не только самым могущественным королем, но и более великим, чем Великий Турок, и соперничал с самим императором Китая. Он готов был предложить за Зуб Будды португальскому вице-королю от 300.000 до 400.000 крузадо или около 200.000 ф.ст. и снабжать продовольствием Малакку, когда это будет необходимо (52). Но эта слава просуществовала недолго. После смерти Байинануна в 1581 г. его сын Нандабайин не смог сохранить империю, которая распалась буквально за несколько лет.
   В 1584 г. принц Наресуан, который находился в Бирме и знал, какой беспорядок воцарился после смерти Байиннауна, сбросил узы вассальных обязательств перед Бирмой, и хотя бирманский король атаковал Аютию, вторжение было отражено Наресуаном, который был прозван Черным Принцем, потому что он был заметно более смуглым, чем его брат. Его поединок с наследным принцем Бирмы хорошо описан в "Conquista de Pegu", написанной в 1618 г., и в 18-й декаде Бокарро, написанной до 1640 г. (53). Согласно версии Бокарро, бирманский принц ранил Черного Принца в поединке, и тогда последний закричал, обращаясь к двум португальцам, которые были вместе с ним, чтобы они стреляли в бирманского принца. В "Conquista de Pegu" утверждается, что бирманский принц был пронзен насквозь дротиком. Война короля Наресуана с Камбоджой и захват им Ловека также описаны в испанских и португальских сочинениях. При дворе Ловека в то время находились несколько испанцев и португальцев, и Наресуан привел их в качестве пленников в Аютию. Среди них был Диогу Велозо, который впоследствии сделал романическую карьеру, женившись на камбоджийской принцессе и, с княжеским рангом "чоуфа", стал губернатором и сеньором провинции Бапном (54). За время своего правления Наресуан вернул Сиам к прежним обширным границам, но и Бирма, и Сиам были опустошены, и повсюду царило запустение. Не было достаточного количества земледельцев, чтобы обрабатывать землю, и если и не было крупного голода, то только из-за плодородия пегуанской дельты и долины реки Менам. Так закончился XVI век в Бирме и Сиаме.
   *
   Самое раннее картографическое изучение Таиланда и Индокитайского полуострова представляет интересный объект исследования. До открытия морского пути в Индии существовавшее в Европе представление о Дальней Индии почти не выходило за рамки античной географии и "Золотого Херсонеса" Птолемея. Арабские и персидские корабли действительно плавали в китайских морях и даже основали колонии в Китае еще в VIII в., но хотя они и были навигаторами, но не были картографами. Кроме того, им были известны только морской путь и порты захода, так что у них имелись только морские карты с отметками вех на побережьях, которые они посещали. Албукерки нашел подобную яванскую карту на борту корабля, захваченного португальцами (55). Арабы не имели никакого представления о внутренних частях суши, и карта Идриси 1320 г. показывает полную неосведомленность об Индокитайском полуострове и Дальнем Востоке. Китайцы, естественно, обосновались в Таиланде повсюду, но они были купцами, и не интересовались картами. Китайские моряки также вполне обходились грубыми картами, показывающими мысы на побережьях - это было всё, что необходимо для них.
   Картография Таиланда и Индокитайского полуострова начинается с португальцев. В своем "Le Siam Ancien" Форнеруа опубликовал часть старых португальских карт, относящихся к Сиаму, которые хранятся в "Bibliotheque Nationale" (56).."осящихся к Сиаму, которые хрантяся в "наетяс с прт.. Кроме этого, существуют в равной мере ценные португальские карты в Португалии, Испании и Мюнхене, и в Британском Музее. Для изучения португальской картографии XVI и XVII вв. можно обратиться к классическому труду Армандо Кортесао (57). Ранние португальские карты и лоции не предназначались для публикации, но хранились в строжайшем секрете, чтобы народы-соперники не могли узнать тайны новых стран. Первые карты у Форнеруа - это именно карты, составленные португальцами, такими как Перо Рейнел и Диогу Рибейра, которые работали для испанского двора, и хотя к 1529 г. португальцы проникли во внутренние области Бирмы и Таиланда, исследовали Малайзию, посетили Кантон и узнали общие очертания побережья Китая, в карте Рибейры не содержится никаких подробностей об Индокитайском полуострове. На карте большими буквами отмечено королевство Сиам, но показано лишь несколько топонимов и ни одной реки между Янцзы и Гангом или Брахмапутрой. Нет ни отчетливых очертаний Сиамского залива, ни точного чертежа китайского побережья. Однако, эти ранние португальские карты, как и карты обоих Рейнелей, отца и сына, в "Bibliotheque Nationale", и Лопо Омема и его сына Диогу Омема в Британском Музее, великолепно иллюстрированы золотом и яркими красками, с кораблями в море и животными и деревьями, раскрашенными в цвете, и даже реками, воды которых кажутся действительно текущими. Некоторые из карт XVI в. можно увидеть в Лондоне, Мадриде и Мюнхене. Искусство картографии нашло свое величайшее выражение в картах Фернана Ваш Дорадо.
   К середине XVI в. португальские карты и карта Линсхотена, основанная на португальских исследованиях, показывают улучшение географических подробностей и отмечают крупные прибрежные города и порты того времени. Показаны главные реки Индокитайского полуострова, но их протяженность в его внутренних частях не была отмечена по действительным наблюдениям или исследованию их течения вплоть до истока. Поэтому Менам, в соответствии со старой легендой, был доведен до озера Чиамай, к северу от Авы, тогда как Меконг намного короче и, по-видимому, берет свое начало там, где в действительности начинается Менам. В целом тщательно отмечены прибрежные города и речные порты, где торговали португальцы. Очертания Индокитайского полуострова приобретают правильную форму, но его внутренняя часть, где не было торговых факторий, остается "белым пятном", кроме нескольких важных мест. Это отсутствие подробностей о внутренней части страны также характерно для голландских и французских карт XVII в., но на картах XVIII в. можно заметить уже больше улучшений, хотя Данвиль и Далримпл повторяют много старых ошибок. Португальские карты XVI в. следует считать отмечающими только начало картографии Таиланда и Индокитайского полуострова, которая стала полностью понятной только в XIX в. в результате знаменитых исследований таких людей, как Маклеод, Ричардсон и Маккарти в Бирме и Таиланде, и Де Лагри, Гарнье, Пави и Армана в Индокитае.
   Эта статья ограничивается только португальскими описаниями Таиланда XVI в., но она ни в коей мере не исчерпывающая. Существует много сообщений и документов, а также миссионерских отчетов, по большей части неопубликованных, не только от XVI, но и от XVII и XVIII вв., хранящихся в библиотеках Португалии, особенно в Торре ду Томбу, Национальной Библиотеке Лиссабона, библиотеках Ажуда и Эворы, и их изучение и исследование представит богатый кладезь информации для ученых-исследователей Таиланда.
  
   1. В этой статье название "Таиланд" используется для обозначения современного королевства, но старое название "Сиам" или "королевство Сиам" используется везде, где речь идет о нем как об отличающемся в географическом и историческом отношении от прежнего королевства Чингмаи.
   2. Yule & Cordier, The Travels of Marco Polo: 1903 Ed. Vol. II. P. 276.
   3. India in the XVth Century: The Travels of the Nicolo Conti, Hakluyt Society, Ed. 1857, by R.H. Major, p. 9.
   4. Ibidem: The Journey of Abd-er Razzak. A. D. 1442.
   5. Roteiro da Viagem de Vasco da Gama, приписывается Алваро Вельо, спутнику да Гамы. Опубликовано Хаклюйтским Обществом в переводе Э.Г. Равенстейна: First Voyage of Vasco da Gama, 1497-98, p. 99.
   6. Лодовико ди Вартема, путешественник из Болоньи, который побывал в Каликуте и Кочине и утверждал, что высаживался в Тенассериме, т.е. Мергуи, где-то около 1505 г., хотя эта часть его путешествия была поставлена под сомнение Гарсиа де Ортой в 1563 г. и названа невозможной Генри Юлом, рассказывает достаточно любопытную историю о нескольких христианах, которых он встретил в Бенгалии и которые рассказали ему, что они родом из города под названием Сарнау и привезли на продажу шелковые ткани, дерево алоэ, бензоин и мускус. Так как "Сарнау" было другим названием Сиама, эти предполагаемые христиане, очевидно, были сиамцами-буддистами. Пользуясь случаем, Вартема приводит подробное описание Тенассерима, отчасти достоверное и отчасти вымышленное, и описывает своеобразные обычаи этих людей. Смотри его "Itinerario" в переводе Бэджера, Hak. Soc. 1863, p. 212 и pp. 196-210.
   7. Диогу Лопиш де Секейра был отправлен в 1508 г. королем Мануэлом посетить Мадагаскар, Цейлон и Малакку и собрать подробную информацию об этих странах, а также привезти товары оттуда и других портов и островов, которые он мог посетить. В Малакке 27 человек из его команды, высадившиеся на берег, были захвачены в плен, и этот факт стал причиной нападения на Малакку Албукерки в 1511 г. Один из пленников сумел отправить письмо Албукерки, в котором он рассказал, что король Малакки ведет войну с королем Сиама, который обладает обширной территорией и многими портами. Смотри Arquivo Portugues Oriental, 1937 Ed., Tomo IV, Vol. I. Pt. I, pp. 352-361.
   8. Это посольство описано в Commentaries of Albuquerque, Gray Birch, Hak. Ed. Vol. III, pp. 153-55. Я следовал описанию Каштаньеды, Historia do Descobrimento e Conquista da India, 1924 Edition, Liv. III, ch. LXII.
   9. Commentaries of Albuquerque, в Hac. Ed. Vol. III, ch. xxxvi. Инструкции Албукерки Миранда де Азеведо в отношении того, как должно было себя вести посольство, представляют интерес. Смотри также Ibid, Vol. IV, pp. 90-91.
   10. Существуют два перевода книги Дуарте Барбозы, изданной Хаклюйтским Обществом, первый - перевод лорда Стенли в 1865 г., второй - в 1918 г., The Book of Duarte Barbosa, by Longworth Dames, в двух томах. Смотри Vol. II, pp. 162-69 об описании Сиама.
   11. Barros, Decada III, Bk. II, ch. Iv.
   12. Correa, Lendas, Vol. II, p. 352 и Castanheda, Historia etc. Bk. IV, p. 460.
   13. History of Siam, p. 77. Смотри примечание Харви к "History of Burma" р. 340, в котором он утверждает, что в "Pagan Yazawinthit" упоминаются "пушки гингальсы, бомбы и мушкеты" в битве при Пьедахагьине в 1084 г.
   14. W.F. Mayers. Journal of Royal Asiatic Society. North China Branch. N. S. Vol. VI.
   15. Тайское слово "p`un" обозначает любое оружие, но "pu`njai", современное слово, означающее "огнестрельное оружие", во время, когда было написано "Kot Monthienban" (около 1450 г.) должно было означать любые метательные машины, такие как мангонеллы, метавшие зажигательные снаряды, которые также обычно метали невоспламеняющийся материал. Использование слова "pu`njai" в "Phongeawadans", написанном после XVI в., ничего не доказывает, так как к тому времени огнестрельное оружие стало хорошо известно, и даже в "Kot Monthienban" это могла быть более поздняя интерполяция. Тайское слово "bariam" и кхмерское "miriam", означающее пушку, - арабского происхождения и попало к ним через Малайю. Арабы, которые знали, что пушки впервые начали использовать христиане в Европе, называли их "Miriam" от имени Девы Марии.
   16. Барруш посвящает одну главу описанию Сиама. Decada III, Bk. II, ch. V. В "Первой декаде", ch. I, изданной в 1552 г., приводится очерк географии Индии, Индокитайского полуострова и Китая.
   17. Тагалу, или Рей Тагалу около Мартабана можно увидеть на старых картах, не только португальских, но и картах Линсхотена (1596) и Меркатора (1613).
   18. Это самая ранняя попытка идентифицировать топонимы Марко Поло, и учитывая, что сам Барруш никогда не был на Востоке, его достаточно точная конъектура достойна внимания. Смотри Yule and Cordier, Marco Polo, Vol. I, pp. 120, 123 и примечание на p. 128.
   19. Harvey, History of Burma, p. 354.
   20. Tratado etc. of Antonio Galvao, The Discoveries of the World by A. Galvao, in Hak. Ed., London, 1862, pp. 112-113.
   21. Когда португальцы захватили Малакку, Сиам считал ее данническим государством, хотя не осуществлял над ней никакого контроля и не получал никакой дани. С другой стороны, Китай считал Сиам своим данническим государством, хотя он не владел им вообще. Следует принимать во внимание такие факты при реконструкции королевств, описанных китайскими путешественниками, такими как И-цзин и Чжао Жу-гуа, таких как Шривиджая и другие королевства, которые даже в надписях на камне претендуют на большое количество даннических государств, хотя большинство этих притязаний были воображаемыми или просто продолжали тешить тщеславие долгое время после того, как на самом деле прекратили существовать.
   22. Согласно "Thiao Muang Phra Ruang" покойного короля Вачиравуда, самое высокое изображение, находившееся в старом Сукотаи, называлось "Phra Attaros", это был стоящий Будда на вершине Кхао Ват Сапан Хин, храма с каменным мостом. Высота этой статуи - 6 ватов, или 12 метров, и вероятно, именно его имел в виду Барруш. Высота в 60 футов, упомянутая им, - либо преувеличенная оценка, либо, возможно, включала в себя высоту пьедестала. Самая высокая статуя в Аютии, отлитая по приказу короля Рамы Тибоди около 1500 г. и воздвигнутая на Ват Срисанпет, имела 48 футов в высоту и пьедестал в 24 фута. Она была разрушена бирманцами в 1767 г. В случае, если в Сукотаи существовала более высокая статуя, чем "Phra Attaros", она, вероятно, была разрушена, когда бирманский король Байиннаун захватил Сукотаи в 1563 г.
   23. Это - Новый Год согласно старому гражданскому календарю, в котором даты отсчитываются по эре Чуласакарата. Это лунный календарь, год начинается с первой убывающей луны пятого месяца.
   24. India in XVth century, Hak. Society Ed. by R.H. Major.
   25. Ibidem. P. 10.
   26. First Voyage of Vasco da Gama, Hak. Ed. P. 99; Varthema Itinerario, Hak. Ed. p. 212 и письмо Джованни д`Эмполи в Archivo Storico Italiano, Приложение 80.
   27. Malay Annals, перевод Джона Лейдена, London 1821, p. 121.
   28. Oud en Niew Oost-Indien, Vol. V. p. 319.
   29. Journal of the Indian Archipelago, Vol. V, p. 317.
   30. Asiatic Quarterly Journal, Jan. 1902.
   31. Такие выражения, как "Прешау Салеу Сорнау" можно найти также в "Itinerario" Себастьяна Манрике, Hak. Soc. Ed. Vol. I, p.195, но, возможно, они были позаимствованы у самого Пинто. Манрике побывал в Аракане в 1628-37 гг., но не в Сиаме.
   32. "Сарнау" - в действительности не прямое искажение тайского слова "суван", но индийского эквивалента "сунна" или "сона", которые оба обозначают "золото" и происходят от индийского "суварна". Португальцам, как и арабам, были более привычны полногласные индийские языки, чем тональный тайский. Поэтому они транскрибировали тайские названия в соответствии с их индийскими эквивалентами. Интересный пример - Лугор, как назывался в XVI и XVII вв. Накхонситхаммарат. Португальцы взяли название из тайского "Накхон", превратив его в санскритскую форму "нагар", от санскр. "нагара". Замена первой буквы "н" на "л" обычна в португальской транскрипции, как "Лиампо" для китайского порта Нинпо. Кроме этого, Накхонситхаммарат был известен также как Муанг Лакхон, откуда снова может происходить Лагар, Лугор.
   33. Christovam Ayres, Fernao Mendes Pinto, Subsidios etc. Lisbon Academy Publication, 1904, Appendix B.
   34. Николо Конти также отмечал во время своего посещения Бирмы, что люди в своих молитвах говорят: "Бог в Троице, храни нас в своем Законе", и сэр Г. Юл отмечает, что хотя это на первый взгляд производит впечатление вымысла, на самом деле, является свидетельством достоверности Конти. См. Embassy to Ava, p. 208.
   Пинто пишет в "Странствиях", что он замечал это в Лансанге (Каламиньяне), и в своем письме от 1554 г. утверждает, что видел подобный факт в Пегу. Фр. Г. Шурхаммер в своей работе "Fernao Mendes Pinto und seine Peregrinacam" приходит к выводу, что Пинто заблуждался или обманывал себя, хотя вполне естественно, что он должен был сделать такого рода наблюдения в двух буддистских странах и тем более должен был сделать в третьей, такой, как Сиам.
   35. Хронология "Phongeawadan" Луанг Прасоета в целом достоверна, но ее нельзя считать абсолютно точной. Некоторые из приводимых им фактов также явно ошибочны.
   36. Batalhas da Companhia de Jesus, 1894, p. 286.
   37. В своей "Истории Бирмы" рр. 333-35, Харви приводит превосходное примечание относительно этих преувеличенных оценок.
   38. Congreve`s Love for Love: "Фердинанд Мендес Пинто с тебя писан, не иначе, враль ты первой величины!"
   39. Dalgado Glossario Luso-Asiatico s.v. Abada. В "Hobson-Jobson" значение и происхождение этого слова не так хорошо объяснены, как в "Glossario".
   40. Смотри примечание о яках в Тартарии в Yule & Cordier, Marco Polo, vol. I, p. 277.
   41. Decada I. Bk. IX, ch. I, и Decada III. Bk. II, ch. V. Три реки, впадающие в Бенгальский залив, - это, естественно, Брахмапутра, Иравади и Салуин. Менам Чао Прая образована слиянием трех рек, Мепинг, Меванг и Мейом, но ни одна из них не берет свое начало в озере, и ни у одной истоки не находятся так далеко к северу, как у Меконга или Иравади.
   42. См. "Peregrinacam", главы 88 и 128. Большинство из этих рек можно идентифицировать, поскольку Пинто называет королевства, по которым они протекают, и заливы, в которые они впадают. Река, впадающая в Нанкинский залив, - это Янцзы; река, пересекающая Кохинхины (старое название Тонкина и Аннама) - Красная река; река, впадающая в море у Космина - Иравади; еще одна, впадающая в Мартабанский залив, - Салуин; еще одна, впадающая в море в королевстве Бенгалия, которую сам Пинто считал Гангом, - на самом деле, Брахмапутра. Он упоминает еще одну реку, пересекающую Сиам и впадающую в залив Чагтабун. Все эти реки имеют разные названия, в зависимости от того, где Пинто получал свою информацию - в Китае, Тартарии или тех странах, где эти реки действительно протекали.
   43. "Peregrinacam", глава 82.
   44. Пинто говорит лишь о том, что он слышал об этом озере, и реках, вытекающих из него, но не предпринимает никакой попытки разрешить проблему или согласовать противоречащие друг другу сведения, которые он собрал. Озеро, которое он в действительности видел, было не Кукунор в Тартарии, но, предположительно, Талифу, называемое китайцами Эрххаи, и находящееся в провинции Юньнань, на его пути из Тартарии в Тонкин, которого он достиг после того, как пересек западные провинции Китая и Юньнань. Когда он рассказывает о том, что король Сиама отправился к озеру Сингипамур или Чиамаи, он показывает, что у него не было никаких представлений относительно расстояний или географии Тартарии или Юньнани в связи с Чиангмаем.
   45. Перевод А. Пави в Mission Pavie, Indo-Chine, II, Etudes diverses, Paris 1889. Histoire du Pauys du Lanchang, Hom Kao V; Фр. Шурхаммер изобрел курьезное объяснение, как Пинто дал название этому королевству "Каламиньян" от того места, где, согласно известному документу, претерпел мученичество Св.Фома. На самом деле, однако, Пинто вполне точно описывает это королевство и он не только упоминает, что титул "Каламиньян" означал "повелитель мира" (в действительности, страны), но что он называл себя "повелителем мощи слонов мира", что соответствует титулу "властелин белого слона".
   46. Английский перевод: Du Halde, Description of the Empire of China. London, 1738.
   47. Две недавние публикации, демонстрирующие значительную ученость и исследования их авторов - A. I. H. Sharignon "A propos des Voyages aventureux de Fernand Mendez Pinto" и Fr. Schurhammer "Fernao Mendes Pinti und seine Peregrinacam in Asia Major", Vol. III, 1927, Leipzig. Книга Шариньона основана, главным образом, на китайских источниках, и он исследует путешествия Пинто в Индокитае, Китае и Тартарии, объясняя историческую основу фактов и идентифицируя места, упомянутые в "Peregrinacam", иногда с фантастическими результатами. Он становится на защиту Пинто, но его часто уводят в сторону китайские источники, которые он не проверяет, принимая во внимание другие современные источники и сочинения. Однако, при его недостатках, он проливает свет на многие проблемы Китая XVI в. и показывает во многих случаях, как заблуждаются критики Пинто. С другой стороны, статья Фр. Г. Шурхаммера показывает глубокое исследование современных источников и обширную эрудицию, но он начинает с предубеждения против Пинто, тогда как Шариньон, напротив, настроен в пользу Пинто. Фр. Шурхаммер ничего из сведений Пинто не принимает за истину, если оно не подтверждено современными источниками. К сожалению, многие из этих современных источников, включая сочинения миссионеров, бывших на Дальнем Востоке, не свободны от ошибок суждения или хронологии, и если принять критический метод Шурхаммера, то многие из них также можно посчитать романами сравнимого масштаба. Если не считать этого, то исследование Шурхаммера ценно тем, что он показывает, как много сведений из "Peregrinacam" может быть подтверждено обширным количеством авторитетов и современных источников, с которыми он сверялся, и как много в них еще осталось темных мест, которые еще ждет более обширных исследований.
   48. Christovam Ayres, ut supra: Appendix, document B, pp. 63-64.
   49. Diogo de Couto: Decada VI, Bk. VII, ch. ix. Bocarro: Decada XIII, ch. 28-29. Faria e Sousa: Asia etc., tom III, pt. ii, ch. V.
   50. Пинто сообщает примечательный факт, что по этому случаю в чаще леса были проложены несколько дорог, при направлении которых руководствовались указаниями компаса, что является первым описанием научного сооружения дорог на Индокитайском полуострове. Смотри его письмо, ut supra.
   51. Caesare Federici and Balbi, в Hakluytus Posthumus or Purchas, his Pilgrims, 1907; что касается Ральфа Фитча, смотри Horton Ryley`s Edition, 1899.
   52. Couto: Decada VII, Bk. IX, ch. xvii. Посланники короля прибыли в Гоа, чтобs выкупить зуб, но все предложения были отвергнуты. Эммерсон Теннент в своей "Истории Цейлона" утверждает, что король Пегу предложил 8 лаков рупий и поставку риса. Смотри Gerson da Cunha, The Tooth Relic of Buddha.
   53. Bocarro, Decada XIII, ch. xxix. Manuel d`Abreu Mousinho "Conquista de Pegu" опубликована с несколькими изданиями "Peregrinacam" Мендеса Пинто.
   54. Протекторат Камбоджи установил бюст на высоком пьедестале в Неак Луонге на видном месте на берегу Меконга, в пределах видимости от холма Бапном, где находился его дворец.
   55. Письмо Албукерки от 1 апреля 1512 г., в Cartas de Albuquerque, Ed. Lisbon Academy.
   56. Annales de Musee Culmet, Vol. XXVII.
   57. Cartographia e cartographos portugueses dos seculos XV e XVI, two volumes. Lisbon, 1935.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"