В обширной схеме развития португальской колониальной империи отдаленная океанская колония на Тиморе, в отличие от Гоа и Макао, была крайне изолированной. Тогда как Гоа в правление Жуана V (1707-50) в полной мере испытала на себе тяжелую длань инквизиции, Тимор избежал этой участи. Даже пришедшие на Тимор с большим запозданием новости о плачевном состоянии Португалии в результате вторжения армий Наполеона и бегстве принца-регента в Бразилию, по-видимому, не произвели на острове никакого впечатления. В частности, англичане, на короткое время захватившие Макао и оккупировавшие голландский Тимор в 1811-16 гг., не предприняли ни единой попытки установить свою власть на Португальском Тиморе. Несомненно, Дили восприняло угрозу приостановки ежегодной отправки субсидии на Тимор, исходящую от поднявших голову либералов в Макао в 1822 г., со всей серьезностью, ибо на протяжении большей части этого века новое поселение оставалось уязвимым и зависело от связи с Макао.
Хотя факты, относящиеся к основанию Дили в октябре 1769 г. спустя примерно 200 лет после первых действий доминиканцев в зоне Солора и Флореса и сто лет после учреждения Лифау, плохо документированы, мы знаем, что португальцы, едва только обосновавшись в новой "praca" или столице Дили, постарались укрепить свою оборону, не только против внешнего врага, но и против тиморцев. Как будет показано в этой главе, оборонительные меры мало что значили без дипломатических успехов со стороны португальцев по части заключения союзов с люраи, чьи владения занимали стратегически важное положение. В не меньшей степени, как будет показано в этой главе, попытки насадить колониальную администрацию в восточной части острова, в период, предшествовавший даже основанию первого британского поселения в Австралии, были бы обречены без создания таможенного режима вместе с другими правительственными институтами в попытке восстановить контроль над торговлей острова, которая перешла руки португальских традиционных соперников - голландцев, топассов и китайцев.
Союзы.
Вскоре после того, как португальцы утвердились в Дили, около 42 "reis" прибыли в новую столицу, чтобы принести клятву верности (1). В одном описании говорится, что ключевыми "reino" или "regulo", сотрудничество с которыми сделало возможным гамбит губернатора Теллеша де Менезиша (т.е. перенос столицы в Дили. - Aspar), были Филипе де Фрейташ Суареш из Вернассе и Алешандру де Мотаэль. Последний предложил "temo", или письменные условия лояльности, по которым уступал португальской короне все самые плодородные земли на равнине Дили до самых окружающих ее гор, наряду с лесом для строительства, а также обязывался предоставлять людей и лошадей для помощи в защите Дили против внешней агрессии (2).
Хотя это трудно документировать, не вызывает сомнений, что, как говорилось в контексте восстания топассов, выживание португальцев в этой удаленной части архипелага в такой же мере зависело от их способности заключать союзы с местными данническими правителями, люраи или "regulos" на Тиморе, как и от их военных способностей. Каким образом каждый "regulo" вступал в союз с ними, всегда трудно реконструировать, так как источники расходятся в этом отношении между собой. Несмотря на неудачу в Лифау и болен ранние испытания в Дили и Манатуто, по всем свидетельствам кажется, что Дили в период своего основания добился бСльших успехов в заключении союзов с "regulo", чем к середине столетия, когда восстания снова приобрели эндемический характер. Это может быть вызвано не только лучшим состоянием документации для более позднего периода, но также ослаблением уз, созданных между Церковью и "regulos", которые восходили к эпохе доминиканцев. По сравнению с ранним периодом, когда в Манауто и даже Викеке были учреждены миссии, Церковь фактически отступила к "комфортным условиям" в Дили. Так, бывший губернатор Антонио Жоаким Гарсиа, писавший в 1870 г., отмечал, что тогда как в 1776 г. дань в сумме 23000 пардао (золотом) платили 44 "reino", то во время его правления дань в размере 2000 флоринов поступала только от 23 "reino" (3).
Анонимная памятная записка, опубликованная в 1844 г. в газете Макао, "Aurora Macaense", показательна. Отмечая различие Сервиао и Белу, ее автор подводит итог португальской, голландской и топасской власти на острове в следующие десятилетия после переноса столицы в Дили. Согласно этому описанию, Маубара, где в 1756 г., во время губернаторства Мануэля Дотеля де Фигередо Сармьенто (1750-56), был построен форт, находилась под голландской властью (4). Спустя несколько десятилетий после основания Дили, далее, португальцы были хозяевами северного побережья от Батугеде на западе до Лаутема на востоке около крайней восточной оконечности острова. Наконец, португальцы заключили ключевые союзы с такими расположенными внутри острова местностями, как Мотаэль, к югу от Дили; Даилор, к югу от Мотаэля, вместе с Атсабой и Маубессе; Эрмера, Ликуиса и Леамеан к востоку и юго-востоку от Дили; Хера и Вермассе к западу от Дили; и, на границе с Сервиао, Кова и Балибо; и, к юго-востоку от Дили, по другую сторону от горного хребта, Сомора, Хаэлута и Викене. Но в этой системе союзов существовало также много пробелов, главным образом на южном побережье и среди многих внутренних местностей на востоке.
Вопрос лояльности, наряду с основными фактами, окружающими основание колонии, также затронут в большом отчете о Тиморе, составленном Бернардо Жозе Маряи де Лореной, графом Сарседасом и губернатором Гоа (1807-16). Он был адресован новоприбывшему губернатору Витторио Феррере да Кунья Гусману (1812-15) в попытке осветить в письменном документе плачевное положение дел в океанской колонии, о котором автору отчета стало известно из материалов гоанских архивов. Особенно из-за утраты архивов Дили в 1779 г., документ Сарседаса, к которому мы будем обращаться в этой главе, представляет собой самое полное описание этого периода. Губернатор де Кастро также цитирует его в своей работе (5).
Не все восстания поднимали традиционные враги, за некоторыми из них стояли собственные военнослужащие. Второй губернатор Дили, Каэтано де Лемос Тело де Менезиш (1776-79) столкнулся с вызовом со стороны тиморца и португальца, оба из которых предположительно были военнослужащими. В качестве наказания он конфисковал их личную собственность и передал в "fazenda" или казначейство. Правительство Гоа было недовольно таким самоуправством, и по приказу от 25 апреля 1779 г. злополучный губернатор был сослан в Мозамбик, где он умер как "дегредадо" или "осужденный преступник" (6). В точности неясно, но вполне возможно, что де Менезиш был также замешан в китайские дела, которые всегда были предельно накаленными, так как в 1777 г. епископ Макао обрушился на губернатора с упреками из-за его предполагаемого скандального поведения (7).
15 июня 1779 г. на посту губернатора Менезиша сменил Лореншу де Бриту Корреа (1779-1782). Как сообщалось, все "reinos" в новой колонии тогда находились в мире, за исключением Лука, на удаленной юго-восточном побережье в области Викеке (8).
Начавшееся в 1781 г. и продолжавшаяся на протяжении правления губернатора Жозе Ангело де Алмейда Суареша (1782-85) восстание в Луке, также называвшееся "guerra de loucas" или войной "doidas", или безумца, возглавил так называемый "пророк" или "maniaco" (букв. "безумец, одержимый"), который считал себя неуязвимым. Как писал де Кастро, возглавив "грубый, невежественный и полный предрассудков народ", он двинулся на Викеке. Происходившее одновременно с восстанием сенобаи против голландцев в западном Тиморе, это восстание было успешно подавлено только губернатором Жуаном Баптиста Виейра Годиньо (1785-88) (9).
Первый губернатор Дили, который добился некоторых очевидных успехов в заключении союзов с местными "reinos" в конфликте с голландцами, Годиньо считался по стандартам того времени хорошим губернатором, особенно по той причине, что ему удалось вернуть Лифау обратно под власть португальской короны. Этот превосходный акт дипломатии был осуществлен благодаря встрече на Солоре с генерал-лейтенантом Педро Орнаем (называя его пожалованным португальскими властями титулом) и его племянником, доном Константино де Росарио, королем (rei) Солора. Хотя португальцы не имели тогда официального присутствия на Солоре, Росарио поклялся в верности Португалии, предложив помощь в защите Дили, и внести свой вклад в снабжение новой колонии продовольствием. По мнению графа де Сарседаса, отставка Годиньо в следующем году и замена его временным губернатором, прибывшим из Гоа, вызывает сожаление (10).
Новоприбывший губернатор Жоаким Ксавер де Морано Сармьенто (1790-94) столкнулся с восстанием во всех "reinos" Белос. Хотя вспышка восстания, которая приняла такой огромный размах, кажется невероятной, в 1778 г. Белу и Манатуто восстали, а в 1790 г. наступила очередь Маубары и Сонобаи. В Манатуто церковь вместе с группой тиморских повстанцев, включая дона Матиаша Суариша, Бонавентуру Суариша Дотеля и Франсишку Суариша Дотеля, группу возможно христианизированных "illustrados", или грамотных людей, смело выступила против губернатора Фелициано Анонио Ногейра Лисбоа (1788-90), который неблагоразумно прибегнул к силе, атаковав Манатуто. В этом темном деле Матиаш Суариш угрожал полным мятежом в Белу. Франсишку Луллий да Кунья, глава церкви в Манатуто, был вынужден бежать на корабле в Батавию, а губернатор был смещен. В любом случае, новый губернатор Сармьенто, прибывший из Гоа, восстановил порядок (11). Сведения о происходивших событиях весьма скудные, но, согласно документу Сарседаса, губернатор Жозе Висенте Суариш да Вейга (1804-07) совершил почти беспрецедентную акцию, отправив мятежного тиморца в изгнание. Им был дон Фелипе де Фрейташ, внебрачный сын "rei" Вемассе, который был сослан в Гоа (12).
К началу нового века "reino" Мотаэль, к югу от Дили, превратился в могущественную независимую силу, и когда губернатор Виторино да Фрейре да Кунья Гусман прибыл в Дили в 1811 г., он обнаружил администрацию расколотой надвое между люраи Мотаэля и церковью в Манатуто (13). Хотя мы не знаем конкретных причин последних упомянутых восстаний, "война безумца" не раз повторялась, так же как и мессианская тема в восстаниях на Тиморе звучала вплоть до настоящего времени.
В отсутствие более подробной португальской документации об отношениях с "reino" остается обратиться к подробной схеме "королевств острова Тимор", составленной де Фрейсине в 1818 г. В этой схеме "reino" сгруппированы на те, которые подчиняются португальской власти [23], которые считаются "данниками" [24], и те, которые считаются "союзниками" свыше 200 лет [18]. Опять-таки, как и с более ранними списками "reinos", об их названии и местоположении трудно судить с уверенностью. В любом случае, этот список представляет большой интерес как потому, что в нем содержится номенклатура "reinos", еще не получившая стандартный вид в печати, так и потому, что он воссоздает ранний раздел острова между колониальными державами, что будет иметь большое значение, когда мы перейдем к изучению развития тиморской идентичности или идентичностей. Список Фрейсине также показывает долговечность некоторых из этих "reinos", и как некоторые потеряли свой ранг, были сменены другими или растворились в голландской сфере влияния из-за их периферийного положения или в результате будущей территориальной борьбы между голландцами и португальцами. Де Фрейсине писал, что в его время только 5 королевств зависели от Нидерландов. Местоположение некоторых из них неясно, но они, очевидно, обладали значительной протяженностью: именно, Аманубанг, Амарасси, Анфоан, Баканасси, Купанг, Муни и Столо (14).
Хотя французский путешественник де Росильи утверждает, что видел цитадель в Дили в 1772 г., это были, вероятно, остатки первой глинобитной стены, построенной губернатором Телешем де Менезишем, которая существовала до тех пор, пока 22 сентября 1796 г. не был отдан приказ построить в Дили крепость (fortaleza). Это произошло при губернаторе Жуане Баптиста Вескуаме (1794-1800). Строительство крепости осуществлялось за счет "Fazenda real", или королевской казны. Эта инициатива по укреплению союза с лояльными "reis" объяснялась двумя причинами. Во-первых, Маубара и Сонобаи - которым голландцы поставляли порох, - в то время восстали против определенного "rei vassalo" Португалии, и, во-вторых, Дили считался уязвимым для атаки со стороны французов, голландцев и англичан, особенно по той причине, что англичане недавно завладели Бандой и Амбоиной, что было составной частью английского захвата голландских владений в Архипелаге во время правления Наполеона. Хотя Купанг был временно возвращен, когда в 1799 г. вооруженные рабы и туземцы изгнали британских оккупантов, губернатор Жозе Жоаким де Соуза посчитал нужным воздвигнуть в Дили "tranqueira" из необработанного камня с глинобитными бастионами, и разместить на них пушки разного калибра. В это время военные силы колонии были реорганизованы в три роты - "Гуарда", "Форталеза де Сан-Франсишку" и "Сан-Домингуш" (15).
Хотя, как мы увидим, португальцам так и не удалось заключить долгосрочные союзы с тиморцами и тем более с топассами, они смогли успешно привлечь к себе на службу (главным образом) местные кадры наемников. Со времени основания Лифау эти наемники состояли из двух элементов: "moradores" или гражданского ополчения, "бидау" и "сика". "Бидау" и "сика" происходили, соответственно, с Солора и Сики на Флоресе и вербовались из христианизированного населения, вступавшего в смешанные браки с гоанцами и африканцами, происходившими, вероятнее всего, из числа рабов колонии. "Бидау" на протяжении длительного времени жили в предместье Дили, носившем это же название, в качестве однородной группы, говорившей на обособленном португальско-креольском языке. Точно также отряд "moradores", расквартированный в Манатуто, позволял португальцам длительное время сохранять контроль над этим важным центром. Обычно эти солдаты не получали никакого жалованья или даже вооружения, но созывались во время войны (16). Во время визита де Фрейсине в колонии также находилось на службе определенное количество постоянных солдат, отчасти состоявших из европейцев и "cipayes" или сипаев из Индии, подкрепленных туземными вспомогательными отрядами, которые выставляли раджи, вместе с "moradores". Из офицерского состава, насчитывавшего от 50 до 60 человек, некоторые постоянно проживали в Дили, тогда как другие были размещены в приграничных гарнизонах. Де Фрейсине упоминает 40 военных постов, разбросанных вдоль побережья, кроме "camp d`observation" (наблюдательного лагеря) в глубине острова, где стояли 2000 туземных солдат под началом португальского офицера с целью нейтрализации любых голландских амбиций. Степень и эффективность обороны колонии, однако, оставались под сомнением в связи с состоянием укреплений в Дили, которые описывались как очень уязвимые и имевшие очень плохие пушки. Из-за хронической нехватки личного состава многие служащие администрации низшего ранга в действительности были "deportados" (ссыльными) из Гоа (17).
Расцвет коммерции.
Северо-восточную часть Тимора вместе с Дили осмотрел в 1772 г., или несколько лет супят после переноса центра португальских владений из Лифау Ф. Э. де Росильи, бывший тогда молодым прапорщиком на борту судна, осуществлявшего исследовательское плавание в Индийском океане под командованием капитана Сент-Элуана. Он отмечал, что Дили было местопребыванием губернатора "вместе с примерно 40 белыми, индийцами и многими сипаями, большинство из которых происходили из Гоа и Мозамбика". В Дили, писал он далее, уже была построена цитадель и в ней находилась резиденция епископа, кроме военного командира и "уполномоченного по религиозным делам" в Манатуто. Фактически, как видел де Росильи, во всех деревнях вдоль побережья имелись церкви. Он также упоминает о присутствии в Манатуто "commandant Chinoise de Macau" (главы общины китайских переселенцев из Макао) и "sindic et agent de commerce des Portuguese" (синдика и коммерческого агента португальцев). Валютой, находящейся в обращении, были индо-португальские пардао (18), золотые монеты, завезенные на Тимор и Солор доминиканцами. В точности неизвестно, сколько китайцев было среди тех, кого эвакуировал губернатор Телеш де Менезиш, но постепенно под голландской и португальской защитой в Купанге, Лифау и, с перенесением столицы, в Дили выросли небольшие китайские колонии.
Деятельность торговцев с опорной базой в Макао и характер торговли сандаловым деревом в находящихся под контролем различных колониальных властей пунктах на побережье привел к появлению на Тиморе первых постоянных китайских поселений. Они создавались, как опыливал этот процесс Орнелинг, "после длительных предварительных переговоров с туземными правителями". К 1775 г. обособленный китайский квартал появился в Купанге, где китайцы держали в своих руках всю торговлю продовольствием. Позднее китайцы в качестве странствующих торговцев двинулись вглубь острова из Купанга и Атапупу. Со временем, около 300 китайских семей, по большей части макаосского происхождения, расселившихся в Купанге, Атапупу и Дили, стали полностью господствовать во всей экспортно-импортной торговле Тимора, особенно в торговле сандаловым деревом, поступавшим в Китай через Макассар, и пчелиным воском, предназначавшимся для производства яванского батика, но пользовавшегося спросом также и у китайцев, которые использовали его для изготовления свеч. В первой половине XIX в. на Тиморе все еще присутствовали признаки прямой торговли между китайцами, проживавшими в Купанге, и их родном Макао. Среди прочего, каждый год в Дили и Купанг по-прежнему регулярно приходило судно из Макао, привозя продовольствие для китайцев (19). Фактически, де Росильи видел два португальских судна из Макао в гавани Дили во время своего пребывания там. Каждое из них имело водоизмещение в 300 тонн. Приходя в марте, они возвращались в июне, забрав сандал, коней и нескольких рабов (20).
Ясно, что оживление торговых связей с Китаем делало старую связь Гоа с Тимором и Флоресом все более хрупкой. Вследствие вмешательства и зависти властей макао Дили перестал поддерживать прямое судоходное сообщение с Гоа после 1790 г., и вследствие этого все официальные коммуникации с Эстадо да Индия, которое полностью не отказалось от своей юрисдикции над Тимором до конца следующего века, проходили через Макао. Начиная с этого времени, губернаторы, судьи, солдаты и другие чиновники, назначавшиеся португальскими властями в Индии, прибывали на Тимор после долгого "кругового" плавания через Макао.
Действительно, с 1811 г. Гоа постоянно приказывал "Leal Senado" ("сенату", т.е. городскому органу управления. - Aspar) Макао выделять деньги для покрытия затрат на содержание португальской колонии на Тиморе в шести сферах: военном снаряжении, таком, как порох, поставлявшийся из Гоа; поддержке доминиканской миссии в сумме 750 таэлей (серебра) ежегодно; поддержки церкви на Тиморе - деньги на эти цели поступали из доходов от лотереи, учрежденной в Макао в мае 1810 г.; аванса в размере 1000 патак для губернаторов, начиная с назначения губернатора Фрейре де Гусмана (1811 г.); оплаты официальных дорожных расходов вместе с издержками "deportados" (ссыльных); и, наконец, для обеспечения функционирования колониальной администрации, начиная с 1820 г., от Макао требовалось предоставлять 6000 патак ежегодной субсидии в поддержку тиморской колонии (21).
Проблемы ранней колонизации на Тиморе не были полностью забыты в португальском мире, по крайней мере в Макао, где были лучше осведомлены о положении дел на Тиморе. В опубликованном в газете "Aurora Macaense" отчете содержатся также определенные практические наблюдения и рекомендации, особенно в отношении практики ссылки в новую колонию самых неисправимых, грубых и необразованных осужденных, - практики, которая началась в период Лифау. Согласно отчету, к этим лицам относились те, кто были обвинен в тяжелом преступлении и утратили "честь". Хотя и признавая важность гарнизона, предоставленного Гоа, в отчете указывалось, что для того, чтобы облагородить колонию, она нуждалась в образованных чиновниках и добропорядочных миссионерах. Также отмечалось, что миссии на Солоре и Ларантуке были практически заброшены, в отчете содержался призыв к восстановлению этих форпостов посредством создания новой судоходной линии, которая должна была потянуться также до южного побережья Тимора. В отчете также настойчиво доказывалась необходимость поддержки из Макао в форме коммерции, иммиграции, сельского хозяйства, каменщиков и кораблестроителей (22).
В частности, ясно, что этот отчет отвечал на реакционный акт губернатора Телеша де Менезиша, запретившего межостровную торговлю, которой занимались миссионеры - декрет, по-прежнему остававшийся в силе во время визита де Фрейсине. Как отмечал этот француз, запрет препятствовал тиморцам использовать корабли миссии для своей торговой деятельности, тем самым вынудив их обратиться к посредничеству голландцев и макассарцев, к большому ущербу для Дили (23).
Как заключает отчет "Aurora Macaense", только возрождение миссии могло бы помочь колеблющимся "regulos" на Тиморе принять сторону португальцев, тем самым устранив злоупотребления и голландцев, и макассарцев. Но, в этом случае, Макао пришлось бы оплачивать все издержки, пока торговля снова не пойдет через колонию (24).
Нам известно из голландских архивов, что к 1813 г. население (нетуземное) Дили выросло до 1768 человек, или на 40% по сравнению со статистическими данными 1770-х гг. (750 чел., из которых 375 были рабами). Согласно Бауссу, в это число входили 688 африканских рабов, или 38% населения. Хотя мы не имеем других свидетельств этого африканского компонента дилийского общества, правда и то, как подтверждает Баусс, что португальцы в рамках своей работорговли в Индийском океане до 1830 г. ежегодно вывозили из Мозамбика от 200 до 250 рабов (25).
К середине века, однако, в значительной мере вследствие связи с Макао на Тиморе стали расти общины свободных иммигрантов. Хотя практика отправки "degredados" из Макао на Тимор восходит к первым годам основания Дили (в архивных документах упоминается такой случай в 1803 г.), в последнюю категорию входили те, кто уже отбыл свой срок.
Как будет показано в следующей главе, многие наблюдатели одобрят вклад, который внесла китайская община в развитие Тимора. Начиная с губернатора Жуана Баптиста Виейра Годиньо (1785-88), Дили напрасно пытался отменить монополию на торговлю сандалом, принадлежащую Макао. Этот губернатор поддерживал открытую торговлю между Тимором и Гоа, так как Тимор импортировал товары из Батавии, которые можно было также завозить из Гоа. С другой стороны, Тимор экспортировал товары, пользующиеся большим спросом в Индии, включая табак, "превосходящий американский и похожий на виргинский". Он также приводит такие многообещающие товары, имевшиеся тогда на Тиморе, как селитра, корица, мускатный орех, медь и масло. В любом случае, вероятно, что с 1768 г. ежегодные рейсы из Макао на Тимор временно приостановились из-за неспокойной обстановки в Лифау. К 1785 г., однако, в Дили была учреждена таможня, теоретически предоставлявшая Тимору полный контроль над важным источником государственных доходов. Такой контроль имел большое значение, так как к концу века жалование губернатора и чиновников стало выплачиваться из таможенных доходов, собираемых в Дили. Это нововведение явно поощряли некоторые португальские и американские семьи, наравне с китайцами, завести в Дили свой бизнес. За короткое время таможенные посты были основаны в различных пунктах на северном побережье, находившихся под португальской властью или напоминавших об этой власти тем, кто мог в этом усомниться (26). Даже несмотря на это, только 15 июня 1799 г. при губернаторе Жозе Ансельмо Реале в Дили была учреждена "Fazenda Real" (государственная таможня (португ.)).
Документ Сарседаса позволяет получить некоторое представление о сравнительном объем торговли в первое десятилетие существования Дили. Исчисленные в пардао, таможенные акцизы на вино и сборы, уплачиваемые как деньгами, так и натурой, составили 24539,66 авос в 1793-94 гг. и 38244,74 авос в следующем году. Но к 1808-10 гг. собранная сумма стала меньше, и только 16 "reinos" действительно платили финту. Документ показывает резкое сокращение доходов от экспорта сандала во время губернаторства Антонио де Мендонсы Корте-Реала (1807-10). Оно было вызвано двумя факторами: во-первых, препятствиями, созданными войной сонбаи против "reino" Окулоси, и, во-вторых, как также будет рассмотрено ниже, хищническими действиями английских китобойных судов в местных водах, которые захватывали все торговые суда, будь то голландские, макасарские или китайские (27).
Так как весь импорт на Тимор и весь экспорт колонии проходил через Дили и, с 1830-41 гг., через таможенные посты в Кутабабе, Ламессане и Метинаре, и так как колония зависела от таможенных доходов для выплаты жалования чиновникам, можно сказать, что таможенные поступления представляли, в первую очередь, барометр экономического состоянии колонии. Хотя правительственный доход дополняла финта, наложенная на "reinos vassalos" (вассальные королевства), сумма поступлений из этого источника вплоть до конца века была довольно незначительной. Данные о таможенных поступлениях в Дили, опубликованные в исследовании де Кастро, показывают, что с 1830 по 1837 гг. фактически происходило сокращение поступлений (с 9559 до 3957 рупий), но в 1838 г. произошло четырехкратное увеличение суммы дохода до 11804 рупий, выросшее до 21598 рупий в 1841 г. За этим былым мини-бумом в 1840-х гг. наступил упадок, который, как будет показано в следующей главе, представлял самый низкий уровень экономического состояния колонии, и пропасть, из которой она выйдет только в 1850-х гг. после успешной адаптации на Тиморе кофейной промышленности при губернаторе де Кастро и его непосредственном преемнике (Жулио) Агусто де Алмейда Мачедо (1856-59). Следует упомянуть, что Тимор, как и другие португальские колонии, в 1844 г. был объявлен открытым для португальского судоходства. Несмотря на то, что Дили отныне имел статус "свободного порта", бСльшая часть тиморского импорта облагалась сбором в размере 6% ad valorem ("соответственно стоимости товара" (лат.)), тогда как экспорт облагался 5%-ным сбором (28).
В тот период, пока на Тиморе не началась развиваться плантационная экономика, какие производившиеся на острове продукты пользовались мировым или региональным спросом, какие продолжали завозить на Тимор в качестве статей потребления? Де Росильи утверждает, что на острове пользовались спросом ткани, огнестрельное оружие, порох и сабли, в обмен на которые с Тимора вывозились рабы, кони, буйволы, мед и сандал. Ключевыми брокерами в этих сделках были макассарцы, которые прибывали в Окуси каждые два года на своих 20-30-тонных прау. За огнестрельное оружие отдавали два буйвола или одного хорошего коня. Француз также описал наличие кофе и сахарного тростника, хотя и растущего самосевом (29).
Писавший несколько десятилетий спустя де Фрейсине приводит следующий список статей торговли: рабы, цена на которых доходила до 100 пиастров за женщин в зависимости от их красоты, что составляло 1/3 от цены на мужчину; корица, продававшаяся в Гоа в 1790 г.; кожи и определенное количество меди, отправляемой из Дили в Макао; мясо кашалота и особенно амбра, которая пользовалась большим спросом у английских и американских китобоев; бамбук, экспортировавшийся в Китай; табак, посаженный для удовлетворения потребностей экипажей иностранных кораблей, наряду с фруктами, кукурузой, рисом и свежими овощами; трепанг, небольшое количество которого собирали в Купанге вместе с ратангом и птичьими гнездами; кожи, большое количество которых шло на экспорт; соль, долгое время бывшая статьей торговли; шкуры буйволов и живые животные, включая буйволов и коней, - все они шли на экспорт. Некоторые другие продукты, такие как саго и хлопок, которые потенциально также могли направляться на экспорт, предназначались только для местного потребления (30).
Крауфорд, писавший в 1820 г. и опиравшийся на информацию, собранную им во время пребывания в качестве английского резидента при дворе султана Явы, подчеркивал значение трех ключевых товаров тиморского происхождения в торговле архипелага. Первым из них было сандаловое дерево, которое продавалось на Яве по цене от 8 до 13 испанских долларов, или на 45% дешевле, чем сандаловое дерево из Малабара, и вывозилось на Яву или китайский рынок в объеме не меньше 8000 пикулей. Вторым был пчелиный воск, который собирали в дикой природе вместо меда. Ежегодное количество соска, экспортировавшегося из португальских портов на Тиморе, составляло 20000 пикулей; он продавался по цене в 5 испанских долларов за пикуль и шел на рынки в Бенгалии и Китае. Третьим были продукты китобойного промысла, которым занимались в морях вокруг "островов Пряностей (Молукк), и особенно вокруг Тимора и той части Тихого океана, которая лежит между Архипелагом и Новой Голландией, [и где] в изобилии встречаются кашалоты или спермацетовые киты". Воскрешая в памяти картину, изображенную в классическом романе Мелвилла "Моби Дик", деятельности охотников за кашалотами в узком проливе между островами восточного архипелага, Крауфорд упоминает, что в то время, когда Молукки находились под управлением временной английской администрации, от 10 до 12 английских кораблей ежегодно заходили в порт Дили, чтобы пополнить запасы продовольствия (31). Писавший полувеком позже де Кастро отмечал, что порты Тимора ежегодно посещают от 50 до 60 судов, по большей части китобоев, и большинство из них были австралийскими или американскими. Ни одно судно не было португальским. Региональной торговлей занимались макасарские парусные прау или голландские шхуны (32).
Хотя кофе было завезено на Яву в начале XVIII в. и впоследствии стало одной из основ плантационной экономики, созданной голландцами в Западной и Восточной Индиях, потенциал Тимора для выращивания кофе осознавался медленно. Хотя первое упоминание о кофе в списках продуктов Тимора восходит ко временам губернатора Суареша де Вейга в первых годах XIX в., первая, хотя и безуспешна попытка основания кофейной плантации, вероятно, основанной на принудительном труде, была предпринята только в 1815 г. Это произошло в губернаторство Викторио Фрейре да Кунья Гусмана, которого де Кастро описывал как очень мудрого человека и энергичного реформатора. Кроме кофе, он внедрял также выращивание сахарного тростника и основал завод по производству рома (33). Де Фрейсине, который подробно описывал эксперименты с выращиванием кофе и сахара, был более скептично настроен в отношении развития этих культур, считая, что кофе был на Тиморе в это время всего лишь "предметом чистого любопытства" (34).
Несмотря на "пионерские" усилия доминиканцев, стоит отметить, что первые системные попытки изучения минеральных ресурсов Тимора были предприняты в это время. Губернатор Жозе Пинто Алькофорадо де Азеведо-и-Соуза (1815-19) отправил 200 человек в экспедицию по поиску нефти в "reinos" Бибикуссу, Саморо, Турискаине и Тутулоло. Его преемник Мануэль Жоаким де Матуш Гоиш (1831-32) нанял эксперта для поиска месторождений золота, меди, селитры и других полезных ископаемых (35).
Судьбыгубернаторов.
В ситуации, когда ни одна из двух европейских держав, имевших свои владения на острове, в действительности не контролировала территорию за пределами окрестностей главных поселений, было бы удивительно, если бы первые губернаторы в Дили не столкнулись с серьезными вызовами своей власти. Прибывшая на Тимор во время губернаторства Соузы французская миссия во главе с де Фрейсине оставила одно из редких изображений общества Дили в ту эпоху. Из отдельных отчетов Жака Араго, художника на борту "Урании", и Рози де Фрейсине, жены командира, мы знаем о помпезном приеме французских путешественников и европейских союзников, включая роскошные обеды, на которых поднимались тосты за бокалами мадейрского вина, и поочередные пушечные салюты. Как описывает его Рози, и как живописует на холсте французский художник Пелльо, де Фрейсине вполне мог поверить, что они попали в некую португальскую версию восточного двора. Сопровождаемые рабами, несущими над ними огромные зонты для защиты от солнца, они направились послушать музыку в дворцовые сады, где их представили губернатору и чиновникам из его свиты, вместе с их тиморскими женами. Эти дочери раджей, отмечала Рози, были одеты в платья по старой французской моде, хотя туфли причиняли им сильное неудобство; их служанки, по тиморскому обычаю, носили много золотых украшений, тогда как бесшумно скользящие рабы подавали по их требованию орехи бетеля. В разгар удушливой жары европейские гости танцевали менуэты по ночам, тогда как дилийские дамы исполняли малайские танцы (36). Интересно, что, как пишет Араго, хотя губернатор был "молодым, дружелюбным, общительным и хорошо осведомленным", он был также политиком и "сослан" в Дили по какой-то причине. Несмотря на это, по сравнению с деспотичным ярмом голландцев в Купанге правительство в Дили выглядело "мягким". С местными раджами, которые толпились вокруг губернатора, обращались с уважением, их допускали в его апартаменты в любое время и часто принимали за его столом. Для Араго было очевидным, хотя он едва ли мог быть введен в заблуждение, что самой главной силой Дили была "привязанность жителей к своему губернатору". Он также откровенно отмечал, что, не имея "цивилизованного" китайского квартала, как в Купанге, где находились школа и храм, Дили производил впечатление деревни с крытыми пальмовыми листьями хижинами. Единственными исключениями были дворце губернатора, новая церковь (Св.Антония), форт и частоколы (37).
в Дили не столкунлись с серьНо на Тиморе это было довольно тревожное время. Из-за смерти новоприбывшего губернатора Мигеля да Силвейра в 1832 г. временное управление было доверено отцу Висенте Феррейра Варела, который, вступив в конфликт с двумя другими членами хунты, арестовал их и взял на себя верховное правление до прибытия нового губернатора, Жозе Мария Маркиша. Это подразумевает, что власть Церкви на Тиморе (несмотря на ослабление миссионерской роли) была такова, что в ее непрекращающейся распре с государством ее нелегко было отстранить от дел, по крайней мере до тех пор, пока полная победа либеральной революции в Португалии не привела к изгнанию миссий в 1834 г.
Не все угрозы португальскому господству носили внутренний характер. Пелиссье описывает малоизвестный инцидент, произошедший в сентябре 1847 г. и продолжавшийся в следующем году, году Революции в Европе. Он был связан с деятельностью макассарцев или, более вероятно, бугских пиратов или работорговцев на побережье Тимора в месте под названием Сама в округе Лаутем. Не то чтобы этот инцидент был редким явлением или особенно угрожал колонии, но живописное описание Пелиссье в полной мере позволяет судить о слабости защиты побережья при губернаторе Жулиане Жозе да Сильва Виейра (1844-48). Это положение дел позволило бугам одолеть военный отряд, посланный, чтобы их задержать, и убить одного альфереса или сублейтенанта, и двух солдат. Позднее войско из 3000 человек, которых выставило население лояльных "reinos", столкнулось с 70 бугами, которые четыре с половиной месяца отбивали атаку. Губернатор заподозрил, что это поражение произошло из-за тайного сговора между "reino" Сарау и налетчиками-бугами и отправил экспедицию для наказания "reino". Наказание продолжалось с крайней жестокостью свыше восьми месяцев и привело к сбору 2000 рупий контрибуции (38).
В 1848 г. новому губернатору Олаво Монтейро Торресу (1848-51) досталась колония, буквально брошенная его вышестоящим начальством, с отрядом, уменьшившимся до 120 солдат, по большей части тиморцев. Пелиссье писал, что этот губернатор, прежде чем слечь от знаменитой тиморской лихорадки, не получил ни одного приказа или декрета из Макао. Но ему также пришлось иметь дело с подавлением малоизвестного восстания, поднятого недовольными "moradores" в "reino" Эрмера, будущем округе Маубара. В ходе кампании, которая, вероятно, была крупнейшей военной операцией после битвы при Калиако, 6000-ная португальская армия дотла разорила Эрмеру, убила люраи и 60 его подданных. При еще более темных обстоятельствах губернатор призвал люраи Окуси собрать войска против Балибо, которое также подняло восстание. Действия последнего по установлению португальского флага в Джанило, в свою очередь, вызвали встречные обвинения со стороны Нидерландов, которые опасались потерять доступ вглубь острова из Атапупу (39).
Новому губернатору, Жозе Жоакиму Лопишу де Лима (1851-52), осталось подавить восстание мятежного люраи Сарау, которого обвиняли в заговоре с бугами, дона Матеуша. В ходе организованной кампании его владения обстрелял с моря военный корабль "Мондего", а на суше в это же время опустошили "arraias", отряды воинов, мобилизованных португальцами или выставленных союзными португальцам люраи. Вследствие успешной кампании всё, что осталось - это увезти в Дили головы жертв, чтобы избежать обычного и мрачного "праздника голов", который теперь стал обычной и ритуализированной частью португальского фольклора океанской колонии. В точности неясно, но возможно, что как раз в то время, когда Лопиш де Лима еще занимал должность губернатора, "Мондего" было отправлено в Суаи на южном побережье, чтобы доставить артиллерию и амуницию гарнизону в той части острова, которая до сих пор отказывалась платить "финту" и где контрабанда привела к оскудению казны таможенной службы. Хотя обстоятельства этой миссии малоизвестны, "reino" Ламатуто подверглось атаке (40).
По словам Пелиссье, период 1852-59 гг. остается "черной дырой" в отношении наших знаний. Остается сказать лишь, что эти годы были не более стабильными, чем другие. В единственном португальском отчете этого периода описывается восстание "reino", называвшегося Манумера, хотя не фигурирующего в любом другом списке "reinos". Создается впечатление, что этот португальский автор был склонен изобретать топонимы, - практика, затем повторенная копиистами. Кроме этого, из журнала "Independente", издававшегося в Макао, мы знаем, что мятежный люраи Вермассе (емя енный корбаль "аи Сарау, дона Матеуша, и загорвщик вместе с бугами. сстание. дон Домингуш де Фрейташ Суареш), который в 1852 г. объявил португальцам войну, был депортирован в Лиссабон (41).
Заключение.
Не вызывает сомнений, что первые губернаторы в Дили опирались на труды первых доминиканских миссионеров на востоке архипелага при заключении союзов с главными "reinos". Мы можем даже придти к выводу, что, если бы не поддержка, оказанная такими ключевыми союзниками, как "reino" Мотаэль, "moradores" Манатуто и другими, сомнительно, смогли бы португальцы удержаться даже в Дили, тем более что португальские корабли приходили в Дили из Гоа через Макао в лучшем случае нерегулярно, и им требовалось не меньше года, чтобы совершить это плавание, с учетом ожидания смены муссона в Макао. Хоят сохранившиеся источники лишь очень скупо освещают те первые схватки, которые пришлось выдержать новоприбывшим губернаторам в новой колонии, основанной в Дили, удивительно то, что в этот период не было какой-либо повторной битвы при Калиако, хотя, как отмечалось, существовало много указаний на то, что впоследствии станет продолжавшимися на протяжении целого ряда поколений войнами против "малаи" или португальцев.
Но португальцы применили двойственную стратегию. Как отмечали различные европейские путешественники, самым внушительным португальским вкладом в ландшафт в течение этого периода была постройка серии "форталез" (небольших крепостей), протянувшихся от Батугеде до Лаутема: она говорит о том, что португальцы не забывали уроков Лифау. За пределами Дили на протяжении этого периода появились только самые рудиментарные городские структуры. Точно так же, вместо миссий, к которым привыкли многие тиморцы, появились новые символы светской власти - таможня и "форталеза", основанные вдоль северного побережья везде, где велась незаконная торговля. Но даже с постепенным восстановлением торговли на острове после окончания восстания топассов и основания Дили, слишком много новых доходов попадало не в правительственную казну, но в руки авантюристов и контрабандистов, занимавшихся своей деятельностью на длинном неохраняемом побережье. С правительственной точки зрения, новая колония не оправдала возлагавшихся на нее ожиданий. Даже достижение модус вивенди с ключевыми союзниками среди соседних "reinos" маскировало скрытую угрозу восстаний, которые, как будет показано ниже, использовали доверие португальцев в собственных целях и всегда угрожали вовлечь их в смертельную опасность.
Примечания к главе 5.
1. О Documento Sarzedas, Conde de Sarzedas Victorino Freire da Cunha Gusmao, Governador e Capitao Geral das llhas de Solor e Timor, Goa, 28 de Abril de 1811, in A. F'aria de Morais, So'lor e Timor, Agencia Geral das Col6nias, Lisboa, 1944, pp. 138J69.
2. J.S. Vaquinhas, "Communicado: Timor", 0 Macaense, Vol., Ill, No.99: 3, 6 de Mareo de 1884.
3. BPMT Vol .m, No.45, 31 October 1870.
4. "Mem6da sobre as llhas de Solor e Timor", AujnOtla Macaense, Vol.1, 6 de Janeiro de 1844.
5. Ibid.
6. Ibid.
7. AflU Maeau ex 11 dcN= 3, January i4, 1777.
8. О Documento Sat?edas.
9. AHonso de Castro, As possessoes portuguesas na Oceania, Imprensa National, Lisboa, 1867, p. 378.
10. О Documento Sarzedas, and jm Timor ex dcK: No.20, 18abdl 1784, Goa.
11. О Documento Sarzedas.
12. Ibid.
13. L.C.D. de Freycinet, Voyage autour du monde execute' Fur les coweites S.M I'Ufmie et la Physifiienne pendant les annee's 1817-1820, Paris, 1827.
14. Ibid.
15. О Documento Sarzedas.
16. Судьбу Бидау, Сика и "морадорес" можно проследить на страницах BGM и BPMT.
17. de Freycinet, Voyage, p. 7 1 2. See Planta Нydrotopographica da FtTaga e Porto de Di 11 y ten'eno circumvizinho na llha de pnmor. Levantado pelo pl'enente Coronel de Artiharia LeaO Cabreira 1841 [250x72mm],
18. Anne Lombard-Jourdan, "Un memoire inedit de F.B. de Rosily sup I'ile de Timor (1772)", Anchipel, Vol.23, 1992, pp. 75- 104. Эта статья содержит также комментарии и дополнения Л. Ф. Р. Томаса.
19. F.J. Orlneling, The Tl'mOr Pnoblem, J.B. Wolters, Groningen, Djakarta, 1957, pp. 130-3.
20. Lombard-Jourdain, "Un memoire in6dit de F.E. de Rosily".
21. Архивный источник AH LS 402 Doc 41 цитируется в Antonio Vale, "Macau nas Ordens R6gias (1810-1820)", Asianostna.. Revista de Culture Portuguesa do Oriente, No. 2, Novembro de 1994, pp. 33-73.
22. "Mem6ria Sobre as llhas de Solor e Timor", Aunonl Macaense, No.51, Vol.1, 1844, pp. 116-17.
23. de Freycinet, Voyage, pp. 535N6.
24. "Mem6ria", Aurora Macaense.
25. Rudy Bauss, "A demographic study of Portuguese India and Macau as well as corrments on MozamN bique and Timor, 1750-185o", The Indian Economic and Social History Review, 34, 2, 1977, pp. 199 & 215, который цитирует "Mappa dos moradores nesta praea Dil li, 1 8 13", correspondencia de Macfromonsoon Collection HAG, 1308, folio 256.
26. A. Teodoro de Matos, "Timor and the Portuguese Trade in the Orient during the 1 8th Century" in A.T. de Matos e L. F. R.Thomaz (eds.) As RelaEO?eS enttle a India Portuguesa, aAsia do Sueste e o Extreme Oriente, Actas do VI Seminario Intemacional de Hist6ria Indo-Portuguesa, Macau 22-26 Out. 1991 , MacaujLisboa, 1993, pp. 437-45.
27. О Documento Sarzedas.
28. de Castro, Aspossesso?es, pp. 336-60.
29. LOmbard-Joudain, "Un memoire in6dit de F.E. de Rosily", p. 98. Де Росильи, тайно изучив возможности приобретения рабов с Тимора для работы на плантациях в индоокеанской колонии Франции, Маврикии, упрекал португальцев за то, что они активно не используют эту торговую возможность. Он считал, что такое безразличие могло быть вызвано либо тем, что португальцы предпочитали рабов из Мозамбика, либо их нежеланием афишировать торговлю рабами, чтобы она не привлекла на Тимор контрабандистов оружием и авантюристов.
30. de Freycinet, Voyage, pp. 693J594.
31. John Crawfurd. History of the Archipelago, Edinburgh, 1820, pp. 421-22, 438-39, 447.
32. de Castro, Aspossessoes, pp. 336-60.
33. Ibid.
34. de Freycinet, Voyage, p. 693.
35. P. Manuel Teixeira, Macau e a sua diocese. Missoes de Timor, tipografia da Missao do Padroado, Maeau, 1974.
36. Manbe Bassett, Realms and Islands: The World Voyage of Rose de FjniyCinet in the Corvette Urmie 1817-1822, Oxford, London, 1962, pp. 103-107.
37 J. Arago, Narrative of a Voyage Round the World, Treuttel, London, 1823, pp. 213.
38. Rend P61issier, Timor en Guerjne, Le Crocodile et les Purtugais (1847-1913), P61issier, Orgeval, 1996, p.25, citing de Castro. As possessoes.
39. Ibid., p. 29.
40. Ibid. По другой версии, по пути с Тимора в Батавию "Мондего", под командованием лейтенанта Мануэлиша де Нобрега, был атакован пиратами и молодой офицер был убит. В отместку за его смерть 2 пиратских корабля были захвачены, 19 пиратов убиты, остальные спаслись вплавь, и пиратское укрепление было разрушено GPMTS, Vol. VIII, No.2, 10 January 1852].