Пробив сплошной слой низкой облачности, бизнес-борт "Мессершмитт - 262-100", названный так в честь первого немецкого реактивного истребителя, стремительно снижаясь, пошел на посадку. В восьмиместном самолете летел единственный пассажир, группенфюрер СС, - что в обычной армейской иерархии соответствовало званию генерал-лейтенанта, - Отто Скорцени, полный тезка своего деда, легендарного диверсанта Второй мировой, прославившегося спасением Муссолини в сорок третьем году прошлого века.
Такой же долговязый, под два метра ростом, как и старший Скорцени, группенфюрер сгорбившись над небольшим, к тому же залитым водой иллюминатором, тщетно пытался разглядеть в дождевой мути огни взлетно-посадочной полосы небольшого аэродрома. Уже больше двух лет не покидавший Берлина, где руководил Управлением особого продовольственного снабжение и отвыкший летать, он даже слегка занервничал, однако командир филигранно приземлил машину. Спустя несколько минут самолет подрулил к одноэтажному зданию и второй пилот, открыв дверь, откинул трап, по которому, стряхивая дождевые капли с непокрытых, обильно припорошенных сединой волос, по-юношески легко взбежал штандартенфюрер Вальтер Майер.
Когда-то, в незапамятные времена, выпускники юнкерской школы новоиспеченные унтерштурмфюреры Скорцени и Майер в составе ягдкоманды гонялись за партизанами по Уральским горам и, откровенно говоря, лишь чудом остались в живых. Затем же их пути разошлись. Отто, благодаря происхождению и еще оставшимся в строю сослуживцам деда быстро пошел в рост по штабной линии, а Вальтер продолжил тянуть лямку в строевых частях полицейской дивизии СС, и даже чуть было не стал ее командиром. Однако буквально накануне назначения попал в серьезный переплет, едва не стоившей ему не только карьеры, но и свободы. Из-за ошибки в переданных в дивизию разведданных, во время подавления бунта на каспийских нефтепромыслах попал в засаду и был уничтожен вместе с приданной бронетехникой штурмовой батальон, из которого выжили всего несколько человек. И хотя даже рядовой первого года службы без особого труда разобрался бы кто прав, а кто виноват в этом чудовищном разгроме, чиновники Главного судебного управления СС, подвергшиеся жестокому давлению из Главного управления имперской безопасности, инициатора проведения провальной операции, решили свалить всю вину с больной головы на здоровую, то есть на исполняющего обязанности командира дивизии оберштурмбанфюрера Майера. Тогда только с помощью связей Скорцени, к тому времени уже запросто входившего в кабинеты первых лиц Третьего рейха, Вальтеру удалось вырваться из цепких лап следователей, а затем, опять же с подачи Отто, пристроиться командовать спецбатальоном дивизии охраны концлагерей "Мертвая голова", обеспечивающим функционирование экспериментальной фермы особого назначения. Постепенно списанный на Маейра провал забылся, а когда ферма значительно увеличила объем и повысила качество продукции, Берлин окончательно его реабилитировал, присвоив звание "штандартенфюрер" и наградив кольцом "Мертвая голова".
Группенфюрер машинально подтянув распущенный в полете галстук, - он был в цивильном костюме, так как уже несколько лет облачался в мундир лишь по случаю официальных приемов, - с некоторым усилием выпростался из глубокого кожаного кресла и, горбясь под слишком низко нависающим над его головой потолком салона, шагнул навстречу Майеру. Они не виделись со дня назначения Вальтера на нынешнюю должность и после дружеских объятий с полминуты пристально рассматривали друг друга, отмечая про себя, что за прошедшие годы моложе они, увы, не стали, а вот седины и морщин добавилось у обоих. Затем, после несколько сумбурных, но, тем не менее, вполне дружеских приветствий, Майер, лично прикрывая важного гостя от проливного дождя зонтом, услужливо поданным адъютантом, повел Скорцени к припаркованному впритирку к трапу благородно отсвечивающего мокрым лаком новехонькому лимузину "Хорьх".
Удобно раскинувшись на шикарной коже просторного заднего дивана, пригубив загодя охлажденного в автомобильном баре итальянского "Мартини", Отто с откровенным удивлением окинул взглядом окружающую роскошь и, не скрывая ноток зависти, протянул:
- А ты, мой друг, смотрю, здесь времени даром не терял.
Довольный произведенным эффектом Майер, отсалютовав Скорцени своим бокалом, отхлебнул из него порядочный глоток, после чего указательным пальцем свободной руки надавил кнопку на подлокотнике, поднимая отгораживающее сидящих сзади пассажиров звуконепроницаемое стекло, и лишь потом ответил:
- Как оказалось, можно вполне достойно жить и в провинции. Но, - он сделал небольшую паузу, - если только ты обеспечиваешь деликатесами всю элиту рейха. А этим, - Вальтер, чокаясь, слегка звякнул своим бокалом по бокалу спутника, - я всецело обязан только тебе, Отто. И знай, дружище, пока я жив, буду помнить о своем неоплатном долге. Можешь всегда и во всем всецело рассчитывать на меня.
Скорцени, несмотря на весь свой жизненный опыт с возрастом становившийся все более и более сентиментальным, после признания Майера вдруг ощутил, как к горлу подкатил жесткий комок, а в уголках глаз вскипели горячие слезы. Он, отставив бокал на откидной столик, достал из нагрудного кармана пиджака белоснежный платок, и одной рукой промокая глаза, другой, со словами: - "Да брось, Вальтер. Думаешь, я забыл, как ты, когда мне изрешетили ноги, пятнадцать километров тащил меня по горам на закорках, а русские бородачи дышали нам в спину? Сдается мне, тогда ты подставлял под пули свою задницу лишь потому, что мы были друзьями. А отбить тебя у этих канцелярских крыс было не так уж и сложно. Во всяком случае, моей жизни это точно не угрожало", - дружески похлопал товарища по плечу.
Майер, уставившись невидящим взглядом в мутное стекло перегородки, нервно глотнул из бокала, а затем хрипло выдавил:
- Да, это были славные времена. А главное понятные. Там враг, тут друг. Врага убить, друга прикрыть, - он залпом допил остатки мартини, отпихнул от себя заскользивший по столику и едва не завалившийся на бок бокал, продолжил уже набравшим прежнюю силу голосом:
- А ну его к чертям, это пойло убогих макаронников! Давай-ка, Отто, за встречу выпьем водки, - Майер извлек их холодильника запотевшую бутылку и, разливая прозрачную жидкость по внушительным хрустальным стограммовым рюмкам, продолжил: - Это, дружище, вовсе не тот мутный вонючий самогон, которым мы по молодости давились сибирской тайге. Нет, - он приподнял рюмку, разглядывая содержимое на свет, - это слеза бога. По случаю мне достался замечательный специалист из унтерменшей, сумевший наладить производственную линию по разливу этого чуда, и теперь практически все наши бонзы предали шнапс, предпочитая накачиваться русской водкой. А на закуску, - он, поставив рюмку, вновь открыл холодильник, достав из него пластиковый контейнер, - я предложу тебе продегустировать новейший кулинарный шедевр технологов фермы.
Долгие годы вращавшийся в высшем свете рейха и за это время успевший стать истинным гурманом Скорцени, при других обстоятельствах в жизни не стал бы пробовать непроверенную пищу, но сейчас он никак не мог обидеть старого товарища отказом, и скрепя сердце взял из контейнера бутерброд, состоящий из тонкой пластинки искусственно подсушенного пшеничного хлеба и лежащего на нем, значительно более толстого чем хлеб куска светло-розового мяса.
Майер, тоже извлекший бутерброд из контейнера, поднял рюмку и, чокнувшись со Скорцени, с чувством произнес:
- За дружбу, Отто! За нашу спаянную кровью дружбу!
Когда же Скорцени опрокинув рюмку, рискнул откусить маленький кусочек бутерброда, он понял, что Майер ничуть не преувеличивал, так смело заявив о шедевре кулинарного искусства. На фоне острого послевкусия от действительно отменной водки, мясо показалось сладковатым, но, тем не менее, не приторным, а как-то необычайно сбалансированным, особенно в сочетании с хрустящим на зубах хлебом.
Вальтер с откровенным удовольствием наблюдал за выражением лица Отто, и когда тот прикончил бутерброд, лукаво подмигнув, поинтересовался:
- Ну, что скажешь?
Скорцени чуть помедлил, вытирая салфеткой губы, а затем неподдельно восхитился:
- В жизни ничего вкуснее не пробовал. Ты продолжаешь меня удивлять.
- То ли еще будет, мой друг, - загадочно усмехнулся Майер, - то ли еще будет, - и вновь наполнил рюмки. - Давай-ка договоримся, что твоя инспекция начнется завтра, а сегодня ты мой. По прибытии нас ждет праздничный обед, а затем баня. О-о-о! У меня такой банщик, - Вальтер поцеловал сложенные в щепоть пальцы, - после его рук, кажется, что ты заново родился. Ну и, само собой, на десерт женская обслуга исключительно чистейшей арийской крови. И не возражай, - напористо перебил Майер попытавшегося что-то вставить Скорцени. - Отказ не принимается. Пора тебя встряхнуть, а то так глядишь, мхом порастешь в своем берлинском кабинете.
Тем временем "Хорьх", плавно покачиваясь на разбитой тяжелыми грузовиками дороге, сквозь мощные, затянутые колючей проволокой ворота, охраняемые усиленным нарядом из дюжих солдат в камуфляжной форме, вооруженных короткоствольными полицейскими автоматами, въехал на территорию фермы особого назначения...
Обед, плавно перетекший в ужин и последовавшая затем баня, из которой Скорцени с Майером вернулись лишь под утро, настолько утомили давно отвыкшего от обильных возлияний группенфюрера, что он впервые за много лет проснулся не в шесть тридцать утра, а ближе к полудню. Майер, облаченный в полевую форму полицейской дивизии СС, потягивая из высокого бокала легкое вино, терпеливо ожидал гостя у предусмотрительно накрытого стола.
В отличие от ужина, завтрак не затянулся и Скорцени, по настоятельному предложению Майера, также сменивший цивильный костюм на камуфляж с заранее пришитыми на него знаками различия, приступил к инспекции. Первым делом они, уже не на "Хорьхе", а на армейском внедорожнике направились в главный корпус заготовки сырья, на местном сленге называвшейся "стойлом".
Территория фермы была весьма обширна, более полутора квадратных километров огороженных тройным кольцом из колючей проволоки, плотно застроенных производственными и жилыми строениями, - имелся даже небольшой собственный крематорий, - рассекались множеством запутанных дорог, в хитросплетениях которых с ходу разбирались только старожилы.
С любопытством вертя головой по сторонам почти сразу же потерявшийся Скорцени не удержался и буркнул расслаблено откинувшемуся на спинку переднего сидения Майеру:
- Ты хотя бы указатели расставил. В тайге, пожалуй, проще сориентироваться, чем здесь.
В ответ штандартенфюрер хитро усмехнулся:
- Так и задумано, группенфюрер. Ни один человек из охраны и постоянного контингента фермы не допускается к несению службы или самостоятельной деятельности, пока не сдаст зачет на детальное знание каждого закоулка территории. А вот если вдруг у какого-нибудь представителя переменного состава возникнет нездоровое желание прогуляться без дозволения, отловить его, особенно учитывая натыканные на каждом углу камеры, не составит особого труда, - тут машина, скрипнув тормозами, остановилась, и Майер, первым выскочив из салона, открыл дверь перед сидящем сзади Скорцени.
В сопровождении вооруженного солдата они вошли в помещение, скорее походящее на больничную палату, чем на сельскохозяйственный цех. Ярко освещенный стерильной частоты коридор делился пополам прозрачной перегородкой из мощного, на наметанный глаз группенфюрера, бронированного стекла, за которым просматривались небольшие комнаты на две кровати. Почти все места были заняты молодыми женщинами с грудными детьми. Рядом с некоторыми стояли стойки с медицинской аппаратурой и копошились сотрудники в белых халатах.
Скорцени, безусловно, понимал, что название "ферма" имело номинальное значение, и приведут его не вовсе не на скотный двор, но ожидал скорее увидеть провинциальный концлагерь, а не серьезное, можно сказать научное учреждение.
Внимательно наблюдающий за реакцией товарища Майер не преминул подлить масла в огонь:
- Вообще-то, герр группенфюрер, обычно входить в этот корпус без предварительной санитарной обработки и белого халата категорически запрещается. Однако сегодня я сделал исключение. И, скажу откровенно, даже не из-за твоей, Отто, инспекции. На самом деле весь представленный здесь контингент, - он указал пальцем на женщин и детей за стеклом, - брак, который будет утилизирован через день-два, после установления точных причин ошибки.
Скорцени, еще раз окинул взглядом стену, прикидывая количество находящихся в медицинских боксах людей, слегка повел гладко выбритым подбородком и недоверчиво поинтересовался:
- Не слишком ли расточительно?
В ответ Майер лишь развел руками:
- Увы, мой, друг. Любое искусство требует жертв, а уж кулинарное в особенности.
Оценив остроту, Скорцени усмехнулся, но внутри у него уже проснулся финансист, и он продолжил настаивать:
- Неужели нужно обязательно отправлять в печку такое количество вполне приличного биоматериала? Уверен, ему можно найти куда более достойное применение.
- А вы становитесь скрягой, группенфюрер, - Майер, как ни в чем не бывало, продолжал поддразнивать товарища. - Помнится, раньше у нас не было расхождений по вопросам утилизации, - однако тут же сменил игривый тон на серьезный. - Безусловно, в крематорий отправятся только потроха, а все пригодное для вторичной переработки, например кожа и волосы, пойдут в дело. У нас, кстати, великолепный разделочный цех. Он как раз по пути, поэтому предлагаю осмотреть его следующим...
По результатам инспекции группенфюрера Скорцени Берлин без лишних бюрократических проволочек выделил значительные финансовые средства для развития производственной деятельности фермы особого назначения. Вскоре после этого за особые заслуги в деле обеспечения продовольствием элиты рейха Вальтеру Майеру было присвоено генеральское звание бригадефюрер СС, и он был награжден "Орденом железного креста" первого класса.