Кир оценивающе смотрел в нутро платяного шкафа, появившегося в его комнате.
- Приоделись бы, - сказал на прощание Номин. - Босяком ходите. Хозяйка такого не уважает.
Да и черт бы с ней. Но одежда и в самом деле выглядела жалко. Вся в пятнах, и земли, и крови. Рукав футболки надорван, в джинсах прореха. Куртку Кир так и оставил в комнате. Она превратилась в чередование дыр и пятен.
И вот теперь появился этот шкаф. Его не было, когда Кир проснулся, но он уже стоял на своем месте, когда он вернулся с рыбалки. Внушительный, темного дерева. И не пустой. Внутри теснились на вешалках самые разные предметы одежды. Кир увидел военную форму, трико арлекина, монашескую рясу и синее, пышное боа. Блестело серебром длинное вечернее платье, а поверх него на вешалке болтался белый врачебный халат.
В другом отделении шкафа на полках громоздились высокие стопки белья и полотенец. Такие же разные по форме и цвету. С верхней полки свисал край женского чулка и размотался почти до пола тонкий бинт.
Кир отыскал что-то подходящее не сразу. Джинсы были почти такими же, как и его, а вот футболок не было. Только батарея белых рубашек разного размера. Кир нашел по размеру и решил, что сойдет.
Он мельком увидел свое отражение в овальном зеркале. Лицо казалось белее, чем всегда.
Гулко прозвучал гонг. Звонят к обеду, догадался он.
Тишина и уют напоминали санаторий, где все происходит по расписанию - и обед и прогулки. И даже смерть? - мелькнула в голове мысль, когда он торопливо шел в столовую.
Он понял, что подчиняется здешнему распорядку, принимая уклад этого дома, как должное. Слишком быстро он сжился с домом, с его изменчивыми стенами и странными тайнами. Взгляд вильнул вбок на черный провал кладовой. Свернуть сейчас туда?
- Быстрее же, опоздаете! - произнес сзади запыхавшийся голос.
Вера обогнала его, торопливо шагая к лестнице.
Кир последовал за ней. Будет еще время. А пока он понял, что проголодался.
Столовая, такая пустая и пыльная совсем недавно, снова переменилась. Теперь она была залита приветливым солнечным светом. На белоснежной скатерти прихотливым узором разбежались фарфоровые тарелки и столовые приборы. В центре стола красовалась синяя ваза с кремовыми розами, а с краю исходила паром большая супница.
- Рыбалка, она ой как аппетит нагуливает, - подтвердил Номин. - Он был в светлом, под стать обстановке, костюме. В петлице красовался трилистник клевера.
- Наша рыбалка была очень познавательной, - сказал Кир усаживаясь. Неожиданно в сердце кольнуло. Вспомнил о картинках в ведре.
- А я никогда не рыбачила, - сказала Вера. Она была оживленной, почти красавицей, если не обращать внимание на серый цвет лица и покрасневшие глаза.
- Как же так, моя милая, - удивился Номин. - Нехорошо, даже глупо. Рыбалка - истинный отдых и единение с природой.
Разговор шел мирно, степенно. Но Кир отмечал про себя второе, скрытое дно. Он чувствовал, как возвращается колдовство дома. Оно зачаровывало и внушало, что все просто прекрасно. Это самый обычный обед. Приятный обед, о котором после вспоминается с теплым чувством. Кир заставлял себя думать о том, как все обстоит на самом деле. О Номине, который вовсе не человек, хотя и притворяется сейчас добрым, чудаковатым дядюшкой. О Вере, о ее измученной душе и почти потерянном рассудке. О Хозяйке - чем бы она не являлась. И наконец о себе. О том, что он здесь на положении пленника.
- Пора разливать, - приказала тем временем Хозяйка. И молчаливый Евс начал наполнять глубокие тарелки янтарным супов. Он орудовал странно, натянув рукава рубахи на пальцы, словно боялся обжечься. Кир пригляделся, но так и не мог понять, что же у него с руками. Казалось, что пальцы длиннее, чем надо и странно негнущиеся.
Суп был превосходным.
- Кстати, о нашем, безвременно ушедшем приятеле, - сказал вдруг Номин.
- Как вы и приказали, хозяюшка, я позаботился о погребении. Отпели, закопали по высшему разряду.
- Знаете, друг мой, я вам очень благодарна, - ответила Хозяйка. - Ах, как печально, как грустно. Я ведь его еще девочкой знавала. А теперь вот оно как обернулось.
Она поднесла к глазам кружевной платок.
- Вы присутствовали, мой дорогой, при, так сказать, последнем акте этой трагедии человеческой души. - обратился Номин у Киру.
- Вы про того самоубийцу? - Спросил Кир. - Который сидел у вас на цепи.
- Полноте вам, - поморщился Номин. - Вы еще не все и не так понимаете. Что, юноша, одним глазком заглянули и уже готовы сделать свои выводы. Оставьте, никому они здесь не нужны.
- Ах, не ссорьтесь! - произнесла хозяйка, опустив ложку. - Не люблю я ссор.
- Или - что? - дерзко спросил Кир. Что-то произошло с ним сегодня. Голову наполнила свобода и легкость.
- Или - почти промурлыкала хозяйка. - потеряю свое хорошее настроение. Да и обед испортим. Негоже это. Не по людски. Не любит того дом.
И словно в ответ на ее слова стены дома угрожающе зашевелились. Они пошли пятнами, а те на глазах разбухали, выпуская из себя толстые, короткие лапки. Хаотичное движение этих лапок вызывало ощущение непередаваемой брезгливости. Кир хотел вскочить, но понял. что стул выпустил дополнительные деревянные руки и крепко держит его, сам прочно приросши к полу.
- Не злите Хозяйку, мой недальновидный друг, - произнес Номин. Он сидел спокойно, отпивая чай из маленькой чашки.
Кир оглянулся. Вера застыла в ужасе, перебирая пальцами край блузки. Ее глаза ничего не выражали. Евс стоял за плечом хозяйки, прикрыв глаза, словно пережидая. Сама Хозяйка смотрела ласково. А вокруг нее продолжало меняться и двигаться чрево дома.
Стены пульсировали, пол ходил ходуном.
Что-то вцепилось Киру в руку. Он увидел, что мелкие зубчики по краю скатерти стали настоящими зубами. Они прорвали кожу удивительно легко и быстро. Кровь закапала на пол.
- Довольно ли? - спросил Номин. - десять капель для начала.
- Так и быть. - ответила Хозяйка.
И снова все переменилось.
Столовая вернулась к прежнему облику. Солнце сияло беспечно и весело, стены опять превратились в гладкие и неподвижные, а скатерть мирно улеглась.
- Чаю? - спросила хозяйка.
Кир запоздало затряс рукой. Острая боль не проходила, хотя крови больше не шло. Рана была словно обожжена.
- Не серчайте, милый друг, - произнесла Хозяйка. - Горячий нрав у меня, да отходчивый.
- Ничего-ничего, - сказал Номин. - Юным умам полезно воспитание.
- Урок будет, - добавил он.
Кир молчал. Все случившееся произошло слишком быстро и лишь теперь приходило запоздалое переосмысление. Он подумал о том, что в те первые три дня, дом был повернут к нему своей безопасной стороной. Теперь все было иначе. Дом диктовал свои строгие правила, и ослушаться, как он понял теперь, было нельзя.