Вокруг опять сгустилась тьма. И я, наверно, лучше ненамного:
не удержавшись, выругался - ёжкин кот! - когда об дверь ударил ногу.
Но всё же есть, надеюсь, толк во мне. Смотри, принёс тебе ежа, кота -
когда твой смех весёлый наполняет дом, тогда не тьма и темнота.

Мне, честно, страшно. Говорят, для малыша отец - защита,
а я - ну кто? Ты видишь, из каких лохмотьев моё платье сшито...
Одно могу - нести тебе зверей; игрушки, нити кое-как распутывая на ходу, вязать,
надеясь, что когда-нибудь добрей мир станет, обратив все "против" в "за".

Я в это верю. Да! Не слушай разум мой, пустую тарахтелку, глупое железо -
в себя втянул он всё, что есть, все мысли, что дорог не зная, в дыры лезут.
Давно б сменил его на что-нибудь получше, только как?
В железном веке лишь такое выдают, чтоб не разжалась вдруг железная рука.

Но от руки железной мало толку: все бегут, её завидев - зверь и птица,
и я пришил себе другую, из соломы; разум мягкости травы послал учиться,
и сердце льва во мне, должно быть, хоть, конечно, лев трусливый,
но ты мечтаешь видеть изумрудный город, и он встаёт, чтоб сделать мир счастливым.