Знаю, что нынешнее поголовное увлечение псевдонаучными мистификациями, а проще говоря, морочением голов всевозможной магией и "нетрадиционной медициной" с помощью парапсихологов, астрологов, целителей, экстрасенсов, магистров и докторов паранаук с их учениями о карме, аурах, астральных телах, тонких мирах и прочем джентльменском наборе - все это, вместе взятое, человека образованного и твердо убежденного в конечном торжестве разума и культуры с толку не собьет. Этот человек прекрасно понимает, что верить, к примеру, в судьбу, начертанную светом далеких звезд - так же нелепо, как верить в свет далекого костра или в мигающий огонек летящего ночью самолета.
Этот образованный человек с грустью понимает, что люди в большинстве своем разочарованы в достижениях науки, техники и медицины, что настоящих чудес эти наука, техника и медицина не делают и даже не обещают, всеобщего счастья сами по себе не приносят, всего, чего хочется, не дают и никогда не освободят людей от забот, страхов и волнений, и что все до единого, придет срок, состарятся, чем-нибудь заболеют и умрут.
И свято убежден образованный человек во всем этом до тех пор, пока жизнь не столкнет его лоб в лоб с каким-нибудь паранормальным явлением и не усомнит в его убеждении.
Вот и я тоже. Никогда не принимал всерьез этих паранормальных явлений - а всегда только как юмор, и чем наукообразней - тем смешнее. Но вот встретил на днях знакомую; сколько же это мы знакомы? - лет тридцать, не меньше: когда-то, еще в юности, встречались в одной компании, да ничего общего с тех пор не осталось, кроме знакомства. Живем в одном квартале, сталкиваемся время от времени, здороваемся и иногда, когда есть минутка, перекинемся словечком.
О личной жизни ее знаю мало; знаю только, что одинока, что есть у нее взрослая дочь и поскольку, как и мама, тоже до сих пор одинока, то живут вместе. Вот и все. Кроме того разве, что моя знакомая из милой девушки давно превратилась в тихую, интеллигентного вида стареющую женщину. Впрочем, точно так же, разумеется, смотрит и она на мои превращения...
Так вот, на днях, раскланявшись с ней и перекинувшись несколькими фразами: "Какой день сегодня прекрасный, не правда ли?" - "Да, настоящая весна!" - "И вы прекрасно выглядите". - "Спасибо, вы очень любезны" (давно уже перешли с товарищеского "ты" на подобающее возрасту "вы"), - я хотел идти дальше, но она как-то мучительно борясь с собою, даже не сказала, а выкрикнула:
Я бы хотела поговорить с вами!
Да-да, я вас слушаю! - тотчас откликнулся я.
Я хотела спросить... Ужасно неловко... - она мялась, не решаясь сказать о чем-то очень для нее важном.
Спрашивайте, я отвечу! - сказал я как можно мягче, изо всех сил желая в кои веки быть ей хоть чем-то полезным.
И она решилась - стала быстро и сбивчиво говорить:
Знаете, меня беспокоит дочь. Она умница у меня, развитая, начитанная, окончила университет, работает психологом в школе. Но вот ей уже тридцать, а она одинока и ни о чем таком думать не хочет - всякие разговоры о мужчинах, о ребенке просто обрывает. Нервная, вздорная стала. Мне страшно, что она повторит мою судьбу; беспокоюсь... В вашем доме живет женщина-экстрасенс, Серафима Ивановна Байстрюкова. По-моему, даже в вашем подъезде. О ней чудеса рассказывают. Я хотела бы повести к ней дочь, или хотя бы сама сходить, посоветоваться. Вы не знаете, стоит? Действительно она делает чудеса?
Я едва сдержал улыбку при упоминании о Серафиме. Но я видел перед собой полные надежды глаза моей знакомой - и не мог убить этой надежды.
Н-не знаю, - уклончиво пробормотал я. - Но, действительно, ходит много женщин.
Много, много! - тотчас поддержала она меня. - Вся их школа там уже побывала!.. То есть учительницы, - поправилась она.
Может, и поможет? - пожал я плечами. - Но я не уверен.
Спасибо вам! Попробую все-таки сходить, - тихо, но твердо сказала она, будто я действительно убедил ее в этом.
* * *
А началось это чудо явления в нашем подъезде Серафимы Ивановны - или, по-уличному, Симы - Байстрюковой давным-давно, тоже, пожалуй, уже лет тридцать назад, причем весьма прозаично, и проистекало оно, это чудо явления, на наших глазах, так что все мы, давние жители подъезда, его единодушные свидетели.
У всех у нас тут отдельные квартиры, но одна, трехкомнатная на первом этаже, была когда-то коммунальной: в каждой комнате жило по семье, причем одна из комнат принадлежала ЖКО, специально для дворника - тогда было такое правило: дворнику полагалось в доме жилье. Дворники время от времени менялись, и вот однажды там появилась круглолицая дюжая деваха с младенцем на руках, которая и стала у нас с тех пор дворничихой. Звали эту особу Симой Байстюковой; явилась она к нам вместе с младенцем, как потом стало известно, из заключения и устроена была сюда при содействии милиции - такие вот гуманные поползновения были у нашей милиции в те патриархальные времена.
Всем, казалось бы, от этого только хорошо: двор с определенной степенью регулярности подметается, у девахи, отягощенной младенцем Игорешкой, есть жилье и работа...
Однако Сима оказалась отнюдь не сошедшей с небес мадонной с младенцем - а женщиной весьма земной: привычки брали свое - куда от них денешься?.. Во-первых, она успела через некоторое время переругаться со всем подъездом, причем заводилась мгновенно и изъяснялась с помощью изощреннейших нецензурных слов и зычного голоса, перекрыть который невозможно даже бывалому мужчине. Во-вторых, она крепко попивала. И в-третьих, в комнате ее то появлялись по одному, то опять исчезали какие-то подозрительные небритые субъекты с опухшими лицами, пугая своим видом в подъезде детей и женщин.
Родственник из деревни приехал! - объяснялась Сима с подъездом по поводу очередного гостя.
С появлением такого "гостя" из комнаты ее сутками напролет несся пьяный галдеж, а то и визг, и вопли пополам с матом, и все это легко проникало на лестницу сквозь все двери, а летом вырывалось через открытое окно во двор.
Вторую комнату в той квартире занимали старичок со старушкой, пенсионеры; третью - одинокая женщина. Пытаясь утихомирить Симу, эти старички и одинокая женщина писали жалобы в ЖКО и милицию. Кто-то оттуда приходил, стращал Симу, но дальше разговоров дело не шло, и Сима спокойно продолжала свои громкие диспуты со всем подъездом и свою насыщенную простыми удовольствиями жизнь. Власть перед нею была бессильна. Мало того, Сима теперь в отместку изводила соседей.
Потом в комнате у нее появился постоянный жилец.
Муж вернулся, Игорешкин папа! - разнесла Сима по подъезду радостную весть; всем было понятно, откуда он "вернулся".
С "возвращением" Игорешкиного папы веселая жизнь в Симиной комнате отнюдь не прекратилась, а, наоборот, приобрела размах, причем "гости" продолжали появляться по-прежнему. Сама же Сима как-то незаметно в промежутке между гулянками родила нового младенца. В комнате стало тесно. Теперь они изводили соседей всей семьей: Сима обзывала их придуманными ею для каждого кличками, муж ее грозился их всех прикончить, Игорешка помогал родителям: делал всякие пакости и мочился под их двери.
Между тем старичок-пенсионер, Симин сосед, не выдержав изнурительной борьбы с веселой семейкой, умер. Старушка же, оставшись после него совершенно одинокой, через некоторое время почему-то оказалась в сумасшедшем доме. Ее комнату тотчас заняло Симино семейство, водворившись теперь уже в двух комнатах из трех.
Мы всем подъездом дознались, кто упек туда старушку: Сима! Оказывается, она доняла какие только есть инстанции жалобами: будто бы от сумасшедшей старушки, отравившей всю жизнь ее бедной семье, просто некуда деться... Тогда мы сочинили и отправили по тем же инстанциям коллективное письмо в защиту старушки. Письмо это долго ходило; мы, помнится, даже получали ответы, но в конце концов оно где-то затерялось и действия так и не возымело; просто, наверное, некому из нас было довести дело до конца; удивительно, но что касается хорошего, у нас у всех не хватает на него твердости и упорства.
Потом в Симином семействе стало вдруг тихо, как при покойнике: пропал Симин муж. Она на розыск в милицию подала. А через неделю его труп нашли в тепловом колодце, метрах в двухстах от дома. Были похороны, пришло много "гостей"... И как-то это все спокойно сошло на-нет, хотя, как говорится, ясно, что дело темное. Странно только: Симе это сошло с рук без всяких последствий.
И скоро у нее появился новый муж, один из ее "гостей", а через некоторое время и новый ребенок родился.
Теперь уже и двух комнат им стало мало; естественно, взоры семьи обратились на третью, и как-то, будто сама собой, вслед за этим исчезла жилица третьей комнаты. На этот раз даже самые любопытные в подъезде не могли дознаться - куда. А Симино семейство спокойно заняло всю квартиру.
Перечислять дальше, сколько у нее еще сменилось мужей и сколько она родила с ними (и без них тоже) детей, мне уже просто скучно. И надо ли рассказывать, что ее первенец Игорешка, подросши, терроризировал всю ребятню во дворе и отбирал у нее деньги? А если взрослые вмешивались, защищая детей от Игорешки - тут на защиту своего отпрыска выходила сама Сима: "Что, если ребенок - сирота, так им каждый помыкать может?.."
Подросши еще, Игорешка занял достойное место за пиршественным родительским столом, а потом, как-то вполне естественно, пошел "первой ходкой" в тюрьму, и его место во дворе и за пиршественным столом занимали поочередно его младшие братишки и сестренки - "байстрючата", как звали их во дворе.
* * *
А годы меж тем шли, и вот настало время больших перемен: "свободный рынок" объявили... Наша Сима, бросив метлу с лопатой и скребком, ринулась в "свободный рынок", пробуя найти в нем свою нишу. И мороженое, и сигареты с лотка продавала, и техническим спиртом приторговывала, пока, по слухам, кого-то не отравила и ею опять не занялась милиция. Впрочем, как всегда, безрезультатно.
А, надо сказать, давненько уже у Симы замечена была склонность к ворожбе. Может быть, ее профессия, склоняющая человека к одиноким размышлениям, и ее длительное общение с метлой, орудием, как известно, колдовским, на это наталкивали? - но слыла она в нашем околотке за ворожею и имела свой круг посетительниц. Но это было у нее, скорее, хобби для души, отдохновением от трудов и одновременно - мелким денежным подспорьем.
А тут, в пору-то безбрежной свободы, когда кругом, куда ни глянь, в газетах ли, на телеэкранах, с афиш на каждой стене смущают, лезут в глаза всевозможнейшие ясновидцы, астрологи, экстрасенсы, апостолы неслыханных вер, врачи "нетрадиционной", "восточной", "народной" медицины и проч. и проч., зовут в огромные залы, обещая каждому все, чего он хочет: здоровья? - на! вечной жизни? - бери! свое будущее узнать? - узнай!.. Только денежки выкладывай. И ведь валом валят - не остановишь!
Неизвестно, надоумил ли кто нашу Симу - или своим умом дошла, только объявилась она однажды целителем-экстрасенсом.
Я об этом бы и знать не знал: человек занятый, ухожу на работу рано, прихожу поздно. Но привык, возвращаясь вечером домой, видеть возле ее квартиры на лестнице мужичков с мятыми рожами. Иногда - озабоченную чем-то старушку. А тут смотрю: постоянная очередь из двух-трех женщин, отнюдь не старых и сирых, а и молодых, и солидных. Поделился дома наблюдениями, и тут-то мне мои домашние открыли глаза: дескать, обо всех событиях в доме я узнаю, как всегда, последним - Сима наша, оказывается, бросила спиртом торговать, заделалась экстрасенсом и "пашет" с утра до ночи; ничего больше делать ей дома семейство не дает - всё сами, чтоб не отвлекать от "бизнеса", и денег у них, говорят, теперь столько, что они уже уговаривают соседей уступить им еще одну квартиру и собираются отвоевать у всего подъезда подвал с кладовками, чтоб устроить там какой-то зал...
"Да-а, вот это масштаб!" - подивился я.
А тут еще моя знакомая с проблемами своей дочери подвернулась, в мои размышления по этому поводу масла подлила, и я всерьез задумался: как эта простецкая, пропитая и прокуренная насквозь баба умудряется морочить людям головы? Неужели они настолько слепы? Но ведь идут же, идут потоком! И кому-то же она, видно, помогает, раз слава о ней ползет по городу? Или срабатывает простое правило: раз человек хочет быть одурачен - он и будет одурачен?
Мне стало необыкновенно, просто мучительно интересно: как, каким образом, с помощью каких слов и манипуляций это делается?.. А тут, в довершение ко всему, иду как-то по улице и вижу на афишной тумбе афишу с аршинными буквами:
СЕРАФИМА БАЙСТРЮКОВА!
Целитель-экстрасенс, член Академии парапсихологии!
В течение нескольких сеансов снимает алкогольную и никотиновую зависимость, порчу, сглаз, заговоры. Лечит нервные расстройства, стрессы, заикание, испуг, родимчик, криксы и анурез. Индивидуально!
И мне втемяшилось непременно пойти и посмотреть. Обеднею, что ли, из-за какой-то вшивой десятки (столько, говорят, она берет за сеанс)? Просто бес какой-то толкал в ребро, и я понял: не даст мне покоя любопытство, пока не схожу. И, не откладывая, вечерком отправился к ней налегке, по-домашнему, в трико и тапочках, лишь накинув пиджак: всего-то - сбежать по лестнице. И очереди нет - только что женщина от нее вышла.
* * *
Сима, увидев меня, и глазом не моргнула; она сидела у стола, тяжело опершись на него локтем.
В комнате - душно; неяркое настенное бра горит, полумрак; на столе - деревянное лакированное распятие; рядом - небольшой бронзовый Будда улыбается, сложил на голом животе ручки, из тех, что нынче льют молодые люди на продажу, подделывая под старину; свеча горит в подсвечнике, причем - ароматическая, восточная; на стене - яркие печатные картинки. Запомнил только какого-то улыбчивого кришнаитского святого, толстого, коричневого, в алых одеждах и с гирляндой розовых цветов на груди, а рядом - Николай II Романов в окружении семейства, причем все почему-то - с золотыми нимбами вокруг голов.
К своему удивлению, нашел я Симу весьма импозантной, совсем не похожей на бывшую дворничиху в вечной фуфайке и суконных ботинках. В тяжелом платье из зеленого бархата, с затейливо уложенной прической от парикмахера, с пальцами в кольцах, вяло барабанящими по столу, и тяжелым взглядом темных в этом полумраке глаз она выглядела слегка уставшей от жизни примадонной театра, играющей среди дешевого реквизита роль царственной особы, однако играющей немного вульгарней и небрежней, чем бы следовало. Я, словно ее подданный, стоял перед нею посреди комнаты, даже слегка оторопев от этой обстановки и Симиного царственного величия.
Узнала меня; спросила резко и настороженно:
Чего пришел?
Чего все приходят? Лечиться, - ответил я, не дрогнув.
От чего лечиться хочешь?
Да уж ото всего сразу, - ответил я вполне серьезно, начиная загибать пальцы, изо всех сил стараясь быть на уровне разговора. - От алкогольной, от никотиновой зависимости, от испуга, от стресса, от криксы и ануреза.
Многовато что-то, - буркнула она, подозрительно глядя на меня и чуя подвох.
Да жизнь такая, сама знаешь, - говорю. - Накопилось, снять надо, - и подаю десятку.
Не беря ее, она задумалась. Глянула на меня еще раз, пронзительно и недоверчиво. Я выдержал ее взгляд, не дрогнул.
Значит, так, - сказала она строго. - Сеансов пять, не меньше. Будешь ходить?
Да как пойдет, - скриводушничал я. - Если нормально, почему бы и не походить?
Ладно, - решилась она. - Бросай туда! - и показала глазами на картонную коробку за распятием, заполненную деньгами. И когда я бросил туда десятку, властно показала пальцем на середину комнаты: - Садись сюда!
Я взял табуретку, стоявшую у стены, и покорно сел, куда показала. Она, продолжая сидеть, тяжело подняла глаза и, глядя на меня жестко, начала вводную часть:
Нынешние врачи, они же калечат! Химия, опять же. А у меня - тонкая энергия. Она хуже не сделает, а тебя авось и вылечит. Она кого хошь вылечит - я только передатчик... Та-ак! Сиди тихо! - она будто прицелилась в меня прищуренным взглядом, затем встала, широко расставив тяжелые ноги, подняла глаза к потолку (что она там увидела? Потолок белый, а поверх него еще четыре этажа, и где-то там, наверху, жил я сам), развернула ладони вверх и приподняла руки, бормоча про себя: - Заряжаюсь! Заряжаюсь! Беру из космоса энергию! Чувствую, мое ментальное тело входит в ауру...
"Да-а, - усмехнулся я про себя, - набралась наша Сима, даром время не теряла!.."
Постояв так с минуту, она повернула ладони ко мне, будто желая обнять меня сквозь слой воздуха, и пошла кругом, приговаривая:
Та-ак... Передаю энергию... Наполняешься, молодеешь, здоровеешь... Карма у тебя плохая.
Да, - согласился я, - Хуже некуда.
Ну, ничо. Моя энергия твою карму пересиливает. Чувствуешь, как тепло пошло?
Вроде, чувствую, - говорю, хотя на самом деле, как ни старался, ничего не чувствовал.
Вот это тепло, милок, тебя и вылечит. Хорошо, хорошо...
Так продолжалось минут пять. Она обошла вокруг меня раза три, делая медленные пассы руками. Затем вздохнула и опустила их.
Ф-фу, устала. Тяжелая у тебя карма. Но ничо, так вот походишь ко мне и сеансов через пять... ну, через семь самое большее, мы эту твою карму облегчим. Все на сегодня.
Она опять села у стола, монументально расставив тяжелые ноги и сцепив пальцы рук на животе, давая понять, что сеанс окончен.
Спасибо, - вежливо сказал я, вставая.
Приходи еще. Вылечим, - отрезала она, уже чисто механически.
* * *
Не знаю отчего, но меня потянуло после нее не домой, а на улицу.
На улице стояли сумерки с высоким легким небом светло-желтого цвета, какое бывает только в апреле. К вечеру подмораживало. Возле самого дома уже высохло, а посреди двора стояла лужа, подергиваясь тончайшим ледком. На сухой части двора нынешний дворник, веселый молодой человек, аспирант, живущий надо мной, сбивал железным скребком на длинной ручке кое-где еще оставшийся на тротуаре под слоем грязи затоптанный лед и хорошим тенором мурлыкал про себя песенку из "Прекрасной мельничихи": "В движеньи, мельник, жизнь идет, в движеньи..."
А небо было высоким-высоким, светлым и безмятежным; я смотрел в него, и душой моей овладевало такое ощущение легкости и собственной силы, будто я молодею, превращаюсь в юношу или даже мальчишку; мне вдруг захотелось сию минуту спрыгнуть с крылечка и побежать.
Я так и сделал: спрыгнул и побежал по двору, причем бежал все быстрее, будто меня несла какая-то сила, и когда отталкивался ногами от земли - чувствовал, как зависаю. "Вот накачала так накачала Сима энергией!" - еще подумал со смехом.
Чувствуя, что умею зависать, я с силой оттолкнулся и, чтоб удержать равновесие, стал, балансируя, взмахивать руками - и с жутким страхом и одновременно с ощущением необыкновенной свободы почувствовал, что лечу, а меня все поднимает и поднимает. Вот я уже на уровне третьего, пятого этажа; уже и наш двор, и крыша дома - внизу; уже вижу закатное оранжевое солнце на горизонте и купаюсь в его лучах. И, главное, мне нисколько не холодно - наоборот! И никак не могу врубиться: что со мной, какая сила несет меня и поднимает, и кем я стал, в кого превратился? Во всяком случае, ангельских крыльев за спиной нет!.. А внизу стоит опешивший аспирант и, опершись на ручку скребка, задрав голову и приставив к глазам ладонь козырьком, с удивлением следит за моим полетом.
Из какого-то удальства я кувыркнулся в воздухе и, взмахивая руками, чтоб удержать равновесие, медленно развернувшись, полетел дальше и вверх, в сторону солнца. А далеко внизу, постепенно оставаясь позади, лежал в густых сумерках, окутанный смогом и шлейфами густого дыма из заводских труб, широко распластанный, прижатый к земле бесконечный город.