Глава 1: Возвращение Видящего истину.

На колышущейся синеве мирового океана, будто на спине исполина, лежал крошечный пятачок земли песочного цвета. На этом пятачке ближе к окольцовывающей остров береговой линии росли высокие кокосовые пальмы, а в сыром и уединённом центре кроме джунглей в свою очередь росли пальмы банановые и лианы оплетали деревья, подобно китайской лапше, не было ничего принципиально интересного. Большую часть времени обитатели острова оставались на берегу, чтобы почаще друг друга видеть, общаться и потешаться. В пище, коей остров изобиловал, никто из обитателей не нуждался: для них сама жизнь была пищей, делом и развлечением.

Хайнрих, вы не подскажете чем занят сэр Годфруа?- спрашивал насмешливого вида мужчина с тонкими усиками, глядя то на своего тощего собеседника в очках, то на здоровяка Годфруа в отдалении. Они оба сидели на берегу в метре от воды и смотрели в океанскую даль, пока усатый не обратил внимание на третьего обитателя.

Погодите. Кажется... Неуверен. Очки запотели...- Хайнрих снял и стал протирать очки полой белого халата, но насмешник знал, что учёный берёт время на раздумья.

О, Хайнрих, вам не почудилось. Он действительно делает то, что делает!- насмешник махнул рукой в сторону Годфруа заключившего пальму в объятиях.

Выходит он...- начал Хайнрих.

Да,- подхватил насмешник.

Он...

Да-да.

Хоть это и маловероятно...

Но так и есть!

Да не перебивайте же меня, Шимус, чёрт вас возьми!- вспыхнул Хайнрих на секунду, грозно блеснув линзами очков.

Простите великодушно,- ответил Шимус и, приложив руку к сердцу, притворно склонил вихрастую голову.

Так вот. Он обнимает пальму...- заключил учёный.

Блестящее умозаключение! Браво!- насмешник заставил остров на мгновение взорваться овациями. Они доносились отовсюду сразу, словно тысячи стрекоз с ладошками вместо крыльев, летали и хлопали, хлопали и летали...

Шимууууусс...- процедил Хайнрих сквозь зубы, покраснел, сжал кулаки так, что побелели костяшки, потом резко побледнел. Овации стихли в считанные секунды, а лицо насмешника приняло своё дежурное внимательно-шутливое выражение, будто ничего страшного не случилось. Лишь приподнятые чуть кверху усики выдавали готовность в любой момент засмеяться. Хайнрих тяжело выдохнул и проговорил: - Нужно спросить Годфруа зачем ему это. Вряд ли он всерьёз настроен вырвать пальму с корнем.

Сэр Годфруа!- крикнул Шимус так, чтобы стоящий в отдалении рыцарь его расслышал,- Чем вы заняты, сэр Годфруа?!

Тренируюсь!- рявкнул Годфруа.

А что именно вы пытаетесь сделать?!- поинтересовался Хайнрих, чуть тише насмешника, но тем не менее был услышан.

Вырвать пальму!- прорычал рыцарь, напрягшийся в той степени, что на висках проступили вены, желваки заплясали на скулах и вздулись бугры мышц на предплечьях. Сэр Годфруа в этот момент был похож на древнегреческого бога, пытавшегося вырвать пальму ради своих божественных нужд.

Кто бы мог подумать,- подмигнул насмешник Хайнриху. Отчего тот снова покраснел, однако постарался не смотреть на Шимуса и сумел совладать с эмоциями.

Последующая беседа к сэру Годфруа более не возвращалась. Тот снова и снова вцеплялся в крепкий ствол, сжимал в своих медвежьих объятиях, будто хотел выжать из пальмы сок, и тянул вверх что было силы. Белая рубаха с закатанными рукавами насквозь промокла от пота, равно как и верхняя часть серых льняных штанов. Соломенного цвета волосы на голове сбились в бесформенную паклю, на ладонях проступили мозоли, на предплечьях - ссадины и синяки, зубы грозились вот-вот раскрошиться от того с какой силой Годфруа стискивал их во время очередной попытки, а ступни горели от того как глубоко зарывались в обжигающий прибрежный песок. Лицо рыцаря, поведённое напряжением, было и без того довольно грубой выточки: крупный нос картошкой переходил в лоб, чуть нависающий над синими глазами, небольшие пухлые губы выдавали в нём человека сомневающегося, склонного к утехам, но непреклонные скулы и волевой подбородок утверждали обратное. Пальма не поддавалась Годфруа, а Годфруа не поддавался пальме.

Вы заметили сколько времени сэр Годфруа уже измывается над гигантской травой, Хайнрих?- спросил Шимус.

Около часа, насколько я могу судить,- ответил учёный, машинально посмотрев на давно остановившиеся часы.

А знаете что в этом всём самое страшное?

Для пальмы или для Годфруа?- нашёлся Хайнрих.

Для обоих. Сэр Годфруа совершенно не устал,- ответил Шимус и взял лицо в ладони так, будто сама тренировка рыцаря не имела никакого смысла.

Хайнрих молча кивнул, соглашаясь. На нём был серый шерстяной костюм тройка частично скрытый белым халатом, белая рубашка и чёрный классический галстук. На одежде не было никаких следов пота или загрязнения: рубашка и халат были белыми, как снежная шапка Эвереста. Хайнрих был таким же босым, как Годфруа и Шимус, но вкупе с костюмом и халатом казался даже более босым, чем остальные. Ориентируясь исключительно на внешность, было трудно сказать сколько Хайнриху на самом деле лет. У него были седые виски и морщинистое вытянутое лицо с прямым носом похожее на потрескавшуюся фарфоровую маску, но во взгляде серых глаз Хайнриха было не меньше воли и надежды, чем в молодости. В ровном голосе его звучало попеременно то свойственная почтенному возрасту усталость, то не свойственный почтенному возрасту душевный подъём, что ещё больше затрудняло определение.

Шимус, вы давно отправляли бутылку?- спросил Хайнрих.

Относительно недавно. Думаю, она ещё не добралась до берега или её выбросили обратно,- констатировал Шимус, пожав плечами и приподняв усики.

А я очень давно. Быть может, стоит попробовать ещё раз?- рассуждал учёный вслух.

Право слово, если вам здесь нравится, то не стоит. Мне неочень,- ответил насмешник без стеснения.

Шимус не был таким рассудительным, как Хайнрих и таким мускулистым, как Годфруа. Он был среднего роста, одет в чёрную футболку с грустным смайликом на груди(со слов Шимуса, это было лицо жертв его шуток) и выцветшие джинсы. Шимус смеялся не только над остальными, но и над самим собой, такова была его роль в великом празднике жизни. Пожалуй, поэтому насмешника никто ещё не прибил, хотя в определённые моменты желающих было много и каждый желающий хотел придушить Шимуса неоднократно. Больше всего великих в насмешнике раздражала не вихрастая голова, дерзкий взгляд карих глаз, вздёрнутый нос или сухие язвительные губы, а его совершенно отвратительные тонкие усики. Именно они добавляли к словам Шимуса особый саркастический оттенок, какой не могли передать сухие язвительные губы и задиристый мальчишеский голос.

Когда Шимус и Хайнрих вновь затеяли разговор, то к ним присоединился Годфруа, взмокший от обилия тяжёлого бесполезного труда.

Как успехи, сэр Годфруа?- поинтересовался насмешник.

Никак,- коротко ответил рыцарь, отбивая желание говорить.

Шимус промолчал и потёр шею, поминая как удачно пошутил когда-то. С тех пор он знал рыцаря сэром Годфруа и думать забыл о забавных рифмах к именам.

Годфруа, а вы давно посылали бутылку?- нашёлся Хайнрих, придавая голосу свою "молодую" тональность.

Не помню. Её уже выловили,- сурово ответил рыцарь.

О! И кто этот счастливчик?- присоединился к разговору Шимус, вздёрнув усики вверх как знак повышенного внимания.

Десятилетний мальчик,- прыснул Годфруа, будто сам был не рад такому стечению обстоятельств.

Учёный и насмешник выжидательно молчали.

Чего вы ждёте? Истории? Он просто игрался с деревянным мечом, вот и решил стать рыцарем,- отрезал Годфруа.

Почему никто не играется со звёздными картами и телескопами...- посетовал Хайнрих и улыбнулся.

Или с чужими нервами,- добавил Шимус и поймал на себе укоризненный взгляд обоих собеседников сразу.

На этот счёт как раз много охотников!- возразил учёный добродушно.

Это верно,- хмыкнул Годфруа, вглядываясь в линию, где синева моря сталкивалась с голубизной неба. - Когда-нибудь мы все отсюда уберёмся. Кроме него, пожалуй,- рыцарь выцепил взглядом небольшой плот из досок, на котором сидел в позе лотоса седой мужчина в белоснежных одеяниях. Колебания опоры старика не беспокоили, равно как и палящее солнце, голод и одиночество, которые пришлось перенести.

Видящий истину... Что-то он долго в этот раз. Может, крупная рыба попалась?- отозвался Шимус, щуря глаза.

Странный век, где нет места шутам и учёным, но есть место рыцарям и пророкам,- думал вслух Хайнрих.

Странный лишь тот век, где рыцарям и пророкам нет места,- прогремел голос человека с плота. Казалось, он слышал всё и всегда, если говорящие были в его поле зрения.

Вот здесь я бы поспорил!- вскочил Шимус.

Рано спорить. Момент истины ещё не настал,- возразил старик и снова оказался прав. Не было человека, который стал бы гением, минуя встречу со стариком.

Невозможный человек,- прыснул насмешник и снова сел на песок, только в этот раз был угрюмее обычного.

Не человек. Впрочем, как и ты. Мы, идеи, по определению невозможны, пока кто-нибудь не решится нас воплотить,- голос Видящего был уже совсем рядом, его босые ступни зарылись в песок, пропуская песчинки сквозь пальцы.- Я дома.

Видящий Истину был высоким и тощим, как и любой выбравший пути мудрости. На костлявое тело была накинута поверх материя ещё более белая, чем халат Хайнриха: тога буквально отражала от себя свет, отчего казалось, будто и сам Видящий светится. На фоне белых одеяний кожа бронзового цвета воспринималась и вовсе коричневой, будто мудреца как следует обжарили на сковороде. Шимус даже как-то попытался пошутить на эту тему, назвав Видящего Жареным пророком, на что тот возразил нечто вроде "Лучше быть жареным пророком, чем недожареным глупцом". Видящий единственный из чётвёрки носил бороду и длинные волосы, седые, как пепел. Причёска его сама по себе была похожа на птичье гнездо, а бородка, заплетённая в косички выглядела и вовсе козлиной. Лицо Видящего выглядело измождённым: щёки запали, глубоко посаженные глаза с белёсой радужкой одаряли всякого тяжёлым взглядом человека, перенесшего многое, нос казался угловатым выступом на лице, а губ за бородой вовсе не было видно. Однако на тему внешнего вида Шимус шутить не решался: он сам был тем ещё оборванцем.

После прибытия Видящего повисла навязчивая тишина, лишний раз подчёркивающая как скучно стало на острове в последние годы. Великого шпиона забрали одним из первых, хотя он однажды сумел спрятаться так, что его всем островом неделю искали. Великого Скрипача так и вовсе вызвали, а потом отправили в утиль, но он отказался возвращаться и решил играть свои мелодии потерянным вещам. Великий пекарь умудрялся лепить из песка такое, что Шимус не удержался и ради любопытства съел один крендель. Сначала думал, что умрёт от любопытства, потом чуть не умер от песка в брюхе. От сотни великих имён осталось только четверо. Один был постоянно в разъездах, а трое других в ближайшее время никуда не собирались.

Однако великие имена, сколько бы их ни побывало на острове, рано или поздно уезжали, чтобы выполнить свою главную миссию. Идеи в отличие от людей были бессмертны, но было кое-что, что люди могли позаимствовать у идей- величие. В этом и заключалась истина, которую Видящий показывал людям в своих кратких поездках. Каждый достаточно велик, чтобы сделать то, что задумал, если он поверил, что достаточно велик.

Глава 2: Предназначение и вера

Вечер настал так же неожиданно, как и в любой другой день. Солнце неминуемо катилось к закату с самого полудня и все четверо смотрели теперь как светило погружается в воду на западе, чтобы, как ни в чём ни бывало, всплыть на следующий день на востоке. Как-то Шимус сказал, что солнце на самом деле уходит под воду и отдыхает прямо под островом, сидит в кресле, закинув ногу на ногу, пьёт чай, держа кружку с отставленным в сторону мизинцем, читает газету и жалуется на свою дурацкую работу. Однако стоит ему пройти по дну до восточной стороны и всплыть на поверхность, как светило полностью преображается и греет абсолютно всех и вся, словно ещё пару часов назад не жаловалось на жизнь. Со слов Шимуса, солнце было ответственным работником, искренне любящим своё дело, иначе не нагнетало бы такую невыносимую жару. Впрочем, вреден как избыток тепла, так и недостаток тепла, подмечал Видящий, и оправдывал солнце тем, что оно не в состоянии найти золотую середину, истёршуюся для светила за тысячи лет до очень тонкой линии.

Годфруа, а почему вы не рады, что вас выбрали?- опомнился Хайнрих только вечером. Он думал о разном и вдруг вернулся мысленно к разговору с Годфруа. Шимус и Видящий стояли в отдалении и о чём-то дискутировали, глядя на линию горизонта.

Потому что пока это ничего не значит. Помните Скрипача?- Хайнрих кивнул,- Не хочу такой же участи. Маленькому рыцарю всего десять лет. Он и не догадывается как тяжелы меч и доспехи, как тяжела честь.

Не будьте так строги. Мальчик на верном пути,- заметил учёный по-отечески.

Одно это ещё не значит, что маленький Джеффри будет на верном пути ещё десять или даже пятнадцать лет...- грустно возразил Годфруа и крепко стиснул зубы.

Вы же не думаете, что он...- Хайнрих осёкся.

Кто знает? Прошлый аватар, Годфруа Анжуйский, облик которого я сейчас ношу, тренировался с самого детства и всё равно метался до последнего. А знаете когда он стал таким рыцарем, каким вы меня видите?- напирал рыцарь.

Боюсь, что нет. Это было слишком давно,- учёный поправил очки.

К двадцати шести годам. Сначала он боролся с физической немощью, затем с различными страхами, собственными братьями, потом чуть не умер от болезни, отравления и интриг... Почти двадцать лет ушло на главный подвиг...- Годфруа прервался то ли создавая таким образом интригу, то ли вспомнил что-то, о чём успел забыть. На лице его застыло растерянное выражение какое бывает после нежданной встречи с прошлым.

Какой же?- Хайнрих подался вперёд и слушал в крайней степени внимательно.

Стать собой. Таким, как всегда хотел. Без притворства, ложных обещаний, уверений, что завтра будет лучше. Воплощённая мощь...- рыцарь сам не заметил как зачерпнул и стиснул в кулаке пригоршню песка.

Годфруа, вы говорите так, будто скучаете,- подметил учёный и поправил очки.

Это верно. Безумно скучаю по настоящей работе, настоящим подвигам. А чем я занимаюсь? Десятки лет отжимаюсь, бегаю, приседаю, делаю стойки на руках, пытаюсь сдвинуть с места пальмы или вырвать их с корнем. Это никуда не годится,- сказал рыцарь и с силой вернул пригоршню песка в естественную среду.

Хм. Тогда зачем вы это делаете? Мы ведь, насколько мне известно, не нуждаемся в тренировке,- рассуждал Хайнрих.

Мы нуждаемся в деле. Мы те, кто мы есть. Вот вы, Хайнрих,- Годфруа резко повернул голову в сторону учёного, отчего тот чуть не отпрянул,- У вас ведь нет под рукой телескопа, звёздных карт, учебника по астрофизике или хотя бы достойных собеседников. Зачем вы смотрите на звёздное небо? Что рассчитываете там увидеть?

Ничего...- Хайнрих поднял голову и разглядел на небе первые звёзды,- И всё. Годфруа, вы знали,что видимый свет звёзд добирался до нас двести тысяч лет и вполне возможно, что десятков тысяч или даже миллионов звёзд видимых на небосводе попросту не существует? Фактически глядя на звёзды мы можем смотреть в прошлое и не знать об этом...- учёный опустил голову и мысленно вернулся к вопросу,- Я просто люблю смотреть на звёзды и сознавать как много ещё предстоит сделать. Это наполняет меня радостным нетерпением.

Поэтому я и тренируюсь. Чтобы не растерять хватку. Чтобы когда маленький Джеффри станет большим, раздобудет себе меч и доспехи, я смог воплотиться, знал что мне делать и принялся за работу с радостным нетерпением.

Да... Выходит, люди сомневаются в своём предназначении, а идеи нет?- рассудил Хайнрих, в очередной раз поправляя очки.

Единственное сомнение, которое я смог познать самостоятельно за сотню лет ожидания- это призовут ли меня. Никогда не задавался вопросами зачем мне быть сильным, зачем оберегать свои честь и достоинство, зачем брать на себя ответственность, зачем совершать какие-то подвиги.

Знакомое ощущение. Никогда всерьёз не задумывался почему именно звёзды...

Потому что мы таковы, каковы мы есть и больше не каковы,- ответил Шимус, неизвестно сколько времени стоявший позади Годфруа и Хайнриха во время их беседы. Рядом с ним стоял и Видящий в своей светящейся тоге.

Мудрое замечание,- подметил Видящий и Хайнрих с Годфруа удивлённо посмотрели на старика: это был первый случай за огромный промежуток времени, когда Видящий хотя бы намекнул на похвалу в отношении Шимуса.

Видящий, вы уверены, что хотели сказать именно это?- поинтересовался Хайнрих, удивлённо придерживая очки, будто ему что-то почудилось.

Более чем,- ответил старик и присел на песок рядом с Хайнрихом.

Брахма врать не будет,- подмигнул Шимус правым глазом, поведя правым усом, и сел рядом с Годфруа на расстоянии вытянутой руки, таким образом защищаясь от конктакта с кулаками рыцаря.

Краснеющий краешек солнца ушёл под воду и окружающий мир погрузился во тьму. Светило отправилось по своим делам, предоставляя живых самим себе. Звёзды сияющей россыпью блестели на небе подобно самоцветам и все четверо теперь смотрели вверх, на красоту двухсот тысяч световых лет. В этот момент они выглядели почти братьями: Шимус повалился на бок и подпёр голову, повернувшись к рыцарю спиной и лениво созерцая левую часть небосклона; Годфруа сидел, обхватив колени руками, и, глядя на небосвод, чувствовал себя ничтожно маленьким; Хайнрих откинулся назад и, упёршись в песок руками, наслаждался олицетворением звёздной карты; Брахма лежал на спине, сложив руки на груди, будто мертвец, и смотрел неподвижным взглядом прямо перед собой.

А почему именно Брахма?- пробасил расслабленный Хайнрих, улучив момент.

Брахман брахманов, если быть точным,- пояснил старик.

Брахманов это фамилия?- нашёлся Шимус.

Кажется был такой композитор...- сказал Годфруа, не подумав.

Композитором был Рахманинов,- поправил Хайнрих.

Учитель учителей,- сказал Брахма невпопад и замолк.

Это к чему сейчас было?- буркнул Шимус, потерявший нить. Остальные просто ждали объяснения.

Я учитель учителей,- повторил Видящий, будто это само по себе всё объясняло.

Я намёк, вы- идея. Я начало, вы- продолжение. Я обещание, вы- воплощение...- всё намекал и намекал Брахма, пока его не прервал Шимус.

Да-да-да, я уловил. Вы курица, а мы яйцо,- прыснул насмешник, но его даже никто не огрел.

Тонко,- похвалил Видящий Шимуса второй раз за один вечер чёрт знает за сколько лет.

Погодите. Дайте я догадаюсь,- вызвался Хайнрих укротить мысль мощью своего интеллекта,- Раз вы несёте истину, а истина является началом наших путей, то есть путей идеи, значит воплощение идеи также несёт в себе крупицы истины, которые может заронить в других людей и сделать их воплощениями. Именно поэтому вы учитель учителей, а мы учители и последователи.

Не слишком тонко, но подробно,- ответил Видящий, всё также беззаботно глядя в небо, насколько это было возможно сделать белёсыми глазами из-под густых бровей.

Эм. Несовсем понимаю каким образом могу передать другим воплощениям свою идею. Меня волнуют только честь, подвиги и прекрасные дамы. Где здесь есть место для вдохновления других? Ведь всё это во славу мою и моего рода,- размышлял Годфруа вслух в свойственной ему прямолинейной манере.

Однако твоё умение отстаивать свои права может быть славным и вдохновляющим, также как славны могут быть твои подвиги силы, веры, чести и любви. То, что для тебя великая цель, для других пример, что для тебя достижение, для других вдохновение. Люди, как и звёзды, видят нас и помнят,- объяснял Видящий:- Шимуса помнят колким и склонным всё трактовать по-своему, но оттого учащим людей видеть шире, не замыкаться на себе и своём мнении, да и в конце концов любить друга друга такими, какие они есть. Хайнриха помнят поглощённого наукой и размышлениями даже здесь и сейчас на отдалённом островке, голом пятачке посреди мирового океана. Способным быть среди звёзд, если не с помощью телескопа, учебников и полёта в космос, то с помощью своего воображения и тех знаний, что Хайнрих уже имеет.

Неожиданно,- проговорил Шимус, как только отошёл после замешательства.

Спасибо,- ответил Хайнрих, затерявшийся в звёздах. Речь Видящего вдохновила его смотреть так далеко, как только возможно.

Достойно,- Годфруа протянул свою могучую ладонь и стиснул поданную в ответ тощую руку Брахмы.

Спустя какое-то время старик поднялся и без предупреждения отправился в сторону джунглей в центре острова.

Куда вы?- окликнул его Шимус, поднимаясь на ноги.

Это неважно,- спокойно ответил Видящий, продолжая отдаляться.

Почему именно сейчас?- спрашивал насмешник, подходя ближе.

Это тоже неважно.- возразил Брахма.

А что тогда важно?- настаивал Шимус.

Ваши сомнения должны остаться здесь, на острове. Остальное неважно,- проговорил Видящий, погружаясь в сырую темноту джунглей.

Но почему? Моя цель ведь и подвергать всё сомнению, разве нет?- рассудил Шимус на удивление здраво, будто на мгновение стал Хайнрихом.

Всё, кроме веры в самого себя, Шимус. Всё, кроме веры в себя,- ответил удаляющийся голос.

Насмешник замолчал, потому что чувствовал насколько сильны были слова Видящего и слаба его собственная воля. Он снова посмотрел на старые звёзды, на Годфруа и Хайнриха, потом опять на джунгли и понял насколько мир на самом деле ненадёжен. Многие звёзды, свет которых Шимус видел, уже не существовали, другие идеи даже если и понимали его, то не одобряли или преследовали другие цели, а истина, как и всегда, лишь помахивала хвостом, чтобы снова исчезнуть.- Если я не буду верить, то и воплощение не поверит. Но я подвергаю всё сомнению. Тогда почему не могу усомниться в себе?- размышлял Шимус.

Потому что ты сдашься,- раздалось из глубины джунглей, словно шёпот ветра, колышущего листву,- Если всерьёз усомнишься.

Всерьёз? Например, если подвергну сомнению сам смысл моего существования?- крикнул насмешник, чтобы Видящий слышал.

Именно. Если мы есть, значит в этом есть смысл... Остаётся лишь найти его в себе и не потерять... Нужно верить, Шимус, верить... Если ты не поверишь в себя, то никто в тебя не поверит...- шептал ветер одному только насмешнику и больше никому.

Но я уверен лишь в том, что ни во что не верю,- возразил Шимус.

И это тоже вера. Достаточно сомневаться в окружающем мире чуть больше, чем в себе, и это тоже назовут уверенностью,- сказал Видящий.

С-спасибо,- ответил насмешник и растянулся на песке. Наконец-то Брахман брахманов сказал то, что должен был сказать- правду, которую Шимус сумел принять.

Глава 3: О пользе сомнения

Шимус, как обычно, не спал всю ночь и даже не делал вид, что спит. Он, как и остальные идеи, не нуждался в отдыхе, поэтому в течение времени, когда светило отдыхало, ходил кругами по побережью. Кажется, Шимус чего-то ждал, хотя не признавался в этом даже самому себе. Он ждал, когда Видящий выйдет из джунглей, чтобы рассказать тому, что понял и задать ещё вопросы. До самого рассвета Шимус неустанно патрулировал окрестности, не решаясь углубиться в сырую темноту джунглей. Стоило первому лучику просочиться сквозь могучую листву и добраться до травы, как смелости прибавилось и у насмешника. Он собрался с силами и шагнул внутрь полный решимости обсудить с Брахмой всё, что понял за время разговора и в чём усомнился за ночь непрерывных раздумий по этому поводу.

Там, среди отбрасываемых ветвями и листьями теней на зелёной травяной подстилке Шимуса ждал измятый кусок бумаги с ровными рядами каллиграфически выведенных букв. Какое-то время насмешник пытался понять откуда у Видящего взялась бумага и письменные принадлежности, а потом отбросил эти мысли, потому что, в отличие от Хайнриха, не был силён в догадках. Он аккуратно выправил листок бумаги так, чтобы было удобнее читать и поднёс к месту, где лучи света соединялись во внушительный столп. Видящий писал:

"Дорогие друзья!

Извините, что не могу попрощаться с вами лично, момент истины настал раньше, чем предполагалось, и сейчас я нужен в другом месте. Мы обязательно увидимся позже и обсудим, что вы поняли за время моего отсутствия.

С наилучшими пожеланиями ваш Видящий истину, Брахман брахманов."

Это было настолько вежливо и вместе с тем исчерпывающе, что у Шимуса не возникло вопросов по поводу исчезновения. Он показал письмо Годфруа и Хайнриху, сидящим на побережье и разглядывающим волны. Каждый внимательно прочёл послание на клочке бумаги и лишний раз утвердился во мнении, что всё идёт своим чередом. Обеспокоенный Шимус аккуратно свернул письмо вчетверо и положил в карман. Великих имён на острове осталось только трое.

Что будем делать?- поинтересовался Шимус. Усы не двигались.

Я пойду тренироваться,- ответил Годфруа и не теряя времени отправился в сторону джунглей.

А вы, Хайнрих?

Не знаю, Шимус,- учёный поправил очки:- Звёзд сейчас не видно. На небе нет ничего такого, что мне было бы интересно исследовать. Можем поговорить.

Хорошая мысль. Правда я не знаю о чём,- ответил насмешник, усаживаясь на песок рядом с Хайнрихом. Задавать учёному вопросы, подготовленные для Видящего, казалось глупостью и Шимус какое-то время сомневался, даже жалел, что решил разговаривать в таком расположении духа.

Мне показалось? Шимус-насмешник не знает о чём говорить?!- насмешливо воскликнул Хайнрих.

Именно так. После вчерашней беседы с Видящим я даже не знаю есть ли смысл говорить хоть что-то, не знаю хотите ли вы меня слышать и захотят ли слышать другие. Брахма сказал, что пока я в себя в не поверю, то никто в меня не поверит, что достаточно сомневаться в окружающем мире больше, чем в себе и это назовут уверенностью...- Шимус остановился.

Но...- подхватил учёный.

Сомнение слишком велико. Если я есть, то в этом есть свой смысл. И какой же этот смысл? Просто быть и мучить окружающих сомнениями по поводу того, что они делают или только планируют сделать? Разве это помощь? Скорей наоборот, помеха. Я насмешка судьбы над теми, кто знает, что делает,- говорил насмешник, взяв своё лицо в ладони. В его словах звучала горечь. Язвительные губы говорили приговор Шимуса самому себе.

Думаю, нет, если они действительно знают, что делают,- подметил учёный.

Что вы имеете ввиду?- недопонял насмешник.

Если человек не знает что собирается делать или сам сомневается, то, если будет выбор утвердиться в своём мнении или поддаться сомнению, он усомнится. А что будет, если он действительно верит в то, что делает? Если он всё готов поставить на карту? Усомнится он?- рассуждал Хайнрих, которого трудные вопросы только раззадорили.

Я... я не знаю,- честно признался Шимус. Он редко думал о том, как себя чувствуют усомнившиеся жертвы шуток, и оттого сейчас ощущал особую беспомощность.

Если и усомнится, то ненадолго. Сомнение само по себе есть испытание для тех, кто верит и знает. Их оно вынуждает отойти на время от своей теории, посмотреть со стороны и приняться за неё с новой силой и уверенностью. Те, кто неуверен в своей правоте и правильности действий, не станут уверенней и после того как взглянут со стороны,- заключил Хайнрих с поднятым вверх указательным пальцем.

Значит, такова моя роль? Помогать отделить зёрна от плевел?- уточнил насмешник, чьи усики трепетали, готовясь в любой момент взмыть вверх.

Увы нет,- ответил учёный и усики Шимуса снова поникли.

Ты лишь сеешь зерно сомнения, заставляешь людей проверить свои теории, уточнить так ли они правы, как им самим кажется. Твоё влияние превращает многие вещи в иллюзию, заставляет взглянуть с другого ракурса. Ракурса, который вполне может оказаться правильным и в этом нет ничего плохого. В общем-то зёрна от плевел уверенные отделяют уже самостоятельно, - разъяснял Хайнрих, активно жестикулируя.

А как быть с теми, кто отступится от своего пути из-за моих слов, кто воспримет всерьёз шутки, кого я оскорблю?- терзался насмешник.

Если отступятся, значит либо путь был выбран неверно, либо им надо всё как следует обдумать. Быть оскорблённым или не быть также выбор каждого. Ранить чью-то честь возможно только в случае, если оскорблённый сам это позволит,- рассказывал Хайнрих.

И это Брахму называют Видящим...- удивился Шимус.

Он и правда Видящий суть момента, а я знающий. Для меня знание важнее видения. Чтобы видеть момент, нужно, чтобы он произошёл, нужно присутствовать. Я учусь узнавать суть любых моментов, классифицирую их, изучаю и создаю удобную систему навигации. Так истина превращается из чего-то эфемерно-интуитивного в науку,- в голосе Хайнриха зазвучали соответствующие возрасту авторитетные нотки.

И в этом твоя сила.

Да. Этому я учу людей, умению видеть и помнить правду, срывать плоды с древа познания самостоятельно, любопытствовать, интересоваться, изучать, классифицировать, а не ждать, когда кто-то сделает это за тебя и подаст в удобном ему свете. Когда-то давно люди считали, что земля плоская и у неё есть край, с которого можно упасть. Потом уверились, что планета круглая, но Солнце и восемь планет вращаются вокруг Земли. Затем поняли, что Солнце есть центр солнечной системы и уже позже выяснили, что таких звёзд, а следовательно солнечных систем, множество. Немного позже уяснили, что планет в нашей солнечной системе не девять, а восемь, как считалось изначально,- говорил и говорил Хайнрих, уходя всё дальше от темы разговора.

Зачем ты мне это рассказываешь?- недоверчиво спросил Шимус: он потерял нить.

Как можно познавать, не усомняясь? Как можно усомниться, не познавая? Это взаимодополняющие процессы,- Хайнрих изобразил руками колесо водяной мельницы, загребая ладонями невидимую воду, поднимая по кругу и выплёскивая.

То есть сомнение позволяет увидеть больше?- уточнил насмешник.

Оно вынуждает видеть больше, понимать больше, увериться в своих взглядах или отвернуться от них в пользу более полного знания.

Звучит так, будто человек изменяет себе в пользу чего-то более убедительного и понятного, будто это предательство,- проговорил Шимус.

Иногда это предательство. Иногда корректировка курса. Довольно трудно пройти одним путём, не меняя стратегию, на протяжении меняющейся жизни в изменяющемся мире. Нужны гибкость, знание, уверенность.

Хайнрих, вы только не обижайтесь, но я думаю, что ваша уверенность идёт не от правильности пути или отсутствия сомнений,- иронично заключил насмешник, глядя на Хайнриха.

Воооот очередное сомнение! Браво! А от чего же тогда?

От понимания того, что нет ничего правильного или неправильного. То, что одного остановит, другого ускорит, одного убьёт, другого закалит. Мы ведь представляем совершенно разные методы существования. Я вынуждаю людей сомневаться и подтверждать факты. Вы стремиться к знаниям, то есть находить и классифицировать факты. А, если подумать, в чём же тогда сила Годфруа?

Ни в чём. Он просто один большой факт,- проговорил Хайнрих и широко улыбнулся.

Это верно,- усмехнулся Шимус и хлопнул себя по бедру.

Он создаёт факты из ничего. Выступает в крестовый поход против реальности и побеждает. Не думаю, что юный Джеффри обязательно выкует себе меч или доспехи. Чтобы быть великим рыцарем чести необязательно быть им в прямом смысле слова. Достаточно хранить в душе основные принципы и следовать им неотступно.

-Это ведь непросто следовать одним путём. Вы сами не так давно об этом говорили.

Именно. Человеку свойственно сомневаться, поддаваться соблазнам, убегать от себя, искать себя, терять себя и потом возвращаться к исходной точке.

Бежать от себя? Это же бессмысленно! Всё равно, что бежать от своей тени,- пытался Шимус нащупать точку опоры.

Это такое же сомнение, как и любое другое. Иногда человек хочется быть не тем, кем он является и даже не тем, кем он хочет быть. Слишком уж он озадачен тем, кем быть не хочет. Это дорога в один конец. От себя надо не убегать, себя надо вести, руководствуясь принципами, либо тебя поведут другие,- разглагольствовал Хайнрих.

И какое место здесь занимают сомнение и познание, если не секрет?- спросил Шимус, стараясь вернуть разговор в русло конкретики.

Сомнение заставляет искать те принципы, которые больше подходят душе конкретного человека, но для этого нужно много искать, познавать, отсеивать, сомневаться,- Хайнрих оборвался на полуслове, будто подразумевал что-то большее. Насмешник поразмыслил и решил, что намёк связан с рыцарем, хотя на самом деле Шимус в очередной раз потерял нить.

Выходит, чтобы стать Годфруа мало быть сильным?- любопытствовал насмешник. Он никогда не задумывался о том, как возникают идеи.

О да. Нужно быть ещё и очень отважным, чтобы бросить вызов всему, что не соответствует твоему собственному кодексу. Человек, не принимающий активно какую-либо из сторон, никогда не становится воплощением по той простой причине, что не станет бороться ни с самим собой, ни с теми, кто скажет, что у него не выйдет. Как только человека ставят перед выбором и он делает шаг в сторону того, что ему действительно близко, что он готов защищать с пеной у рта или с оружием в руках, то появляется наш вездесущий старик Брахма и вкладывает крупицу ясности в разум. Затем уже наш черёд,- Хайнрих вновь рассуждал на счёт спорных понятий и Шимусу это не понравилось.

Выходит, каждое великое имя отчасти рыцарь, сомневающийся или познающий?- пытался насмешник найти рациональное зерно.

Это лишь способ определить сильные стороны. Раньше нас было намного больше и определить в чём сила каждого было гораздо сложнее. Сейчас это даже слишком легко,- отмахнулся Хайнрих и этим вывел насмешника из себя.

Кому как,- отрезал Шимус и улёгся на горячий песок. Если бы его голова могла болеть, то непременно заболела бы. Хайнрих, услышав агрессивные нотки, решил дать насмешнику время всё как следует обдумать. Вряд ли кому-то могло понравиться, что все вокруг знают о нём больше него самого, но таков уж был Шимус. Слишком направленный вовне и вместе с тем поверхностный.

Вечером того же дня Хайнрих получил послание. Бутылка затерялась в иле и Годфруа во время пробежки случайно раздавил её. Потом окровавленное послание досталось Шимусу, перебинтовывающему рыцарю рану и лишь спустя час письмо дошло до своего адресата. Хайнрих в скором времени должен был покинуть остров: на земле нашёлся человек, любящий звёзды больше, чем себя самого.

Глава 4: Катарсис.

Хайнрих с самого раннего утра отправился в центр острова медитировать или собираться с духом перед отплытием- в любом случае Годфруа и Шимусу он ничего не сказал. Рыцарь, едва восстановившись от травмы, снова принялся безрезультатно толкаться с пальмой, хотя порез ещё болел, а насмешник всё не знал как аккуратней подступиться к Годфруа, чтобы остаться в целости. С некоторых пор разговор у них не клеился.

Шимус решил начать издалека. Обошёл Годфруа с правой стороны так, чтобы тот его увидел и обратился наиболее вежливо:

Сэр Годфруа, мне понадобится ваша помощь в одном дельце. Так сказать, сдвинуть лежачий камень.

Хм. Кажется, я уже сдвинул на этом богом забытом острове всё, что только можно было сдвинуть,- пророкотал напряжённо рыцарь, силясь сдвинуть пальму хотя бы на миллиметр, но в лучшем случае удавалось лишь качнуть её.

Боюсь, что нет, сэр Годфруа. Есть одно дельце, один камень, ускользнувший от вашего неусыпного взора,- Шимус плёл свою речь в лучших традициях этикета, однако именно это насторожило рыцаря больше всего.

Это очередная шутка?!- прогремел Годфруа. Он даже отложил тренировку ради этого разговора и теперь высился над Шимусом, уперев руки в бока.

Нет. Ничуть, сэр Годфруа. Похоже, мы не с того начали. Да и в тот раз я не хотел вас обидеть...- Шимус пятился, причём не только физически: пятился и понижался даже его мальчишеский голос.

В тот раз меня оскорбили не слова,- начал Годфруа грозно, но затем смягчился: Просто усомнился достаточно ли хорошо звучит моё имя. Раньше не думал об этом. Потом оказалось, что я об очень многом не думал...

О чём же, сэр Годфруа?- любопытствовал Шимус, чувствовавший облегчение.

О том, почему я так чувствителен к неблагоприятному исходу дела. Всегда брался за то, что легко давалось и побеждал, естественно, побеждал,- басил рыцарь с сожалением,- Но разве это подвиг?

Непохоже, сэр Годфруа. Скорей наоборот,- констатировал насмешник без доли шутки.

Бегать от своих страхов, прятаться за мелкими удачами, будто чем-то занят, но на самом деле даже не приблизился к цели. В любой ситуациия я больше всего на свете боялся только одного... Поражения. А ведь с него всё начинается!- терзался рыцарь. Насмешник вспомнил со всей ясностью как сильно изменился Годфруа с момента их прошлой словесной перепалки и заметил нечто, бывшее и раньше, но не в таких масштабах.

Так вот зачем такие тренировки?!- вскрикнул Шимус и от озарения хлопнул себя по лбу.

Именно. Я стараюсь проигрывать как можно чаще. Стараюсь подтянуться на ветке сто раз, хотя она выдержит в лучшем случае двадцать, пытаюсь вырвать пальму с корнем, хотя с места сдвинуть её не могу...

Это же какое-то издевательство над самим собой. Бой без возможности выиграть,- рассудил Шимус.

Может и так, но нет победы без поражения! Я сотни лет не сомневался! Жил, как живётся и упивался мелкими победами. Единственное зерно сомнения перевернуло всё с ног на голову и я стал лучше- сильнее, смелее, упорнее. Всё благодаря тебе, - говорил Годфруа и смотрел на Шимуса так, будто перед ним стоял друг или даже не друг, но учитель.

Мне?!- у насмешника отпала челюсть от удивления.

Да, тебе, Шимус. Спасибо,- рыцарь протянул насмешнику ладонь, а когда тот ответил рукопожатием, то Годфруа притянул его к себе и крепко по-мужски обнял, хлопнул по спине, выбивая дурь вместе с остатками воздуха, и поставил на место.

Мне надо подумать,- только и выдавил из себя Шимус прежде, чем удалиться на противоположную сторону острова, подальше от всех. Годфруа лишь хмыкнул и продолжил свои упорные пораженческие тренировки.

Шимус, несмотря на советы Видящего, рассуждения Хайнриха и благодарность Годфруа чувствовал себя разобранным, будто чего-то в нём не доставало. Казалось, что ответов было так много и каждый по-своему хорош, но вместе с тем было много неразрешённых вопросов и неразвеянных сомнений. Насмешник сел на песок, нашёл поблизости три камня и выложил перед собой в ряд, как при игре в "напёрстки". Камешки имели разные оттенки: один был красноватый и потёртый, другой синеватый и гладкий, будто впитал в себя оттенок морской глади, а третий словно состоял из десятков маленьких элементов и под разными углами выглядел по-разному. Красный камень Шимус назвал Годфруа, синий Хайнрихом, а многоликий Видящим.

Одним из самых больших сомнений насмешника была осмысленность присутствия на острове. Он не мог понять, зачем всё это нужно. Красный камень говорил голосом Годфруа, что это тренировка мужества и силы воли. Синий камень говорил, что это учит ум быть гибким и стремиться к познанию, даже с минимумом средств, или при полном их отсутствии. Видящий констатировал, что это нужно каждому по-своему и, что пребывание на острове учит ждать и верить. Шимус был с ними согласен только отчасти, но на смену одному пришёл другой, никак с первым не связанный: "Что же появилось раньше- остров или его узники?".

Красный камень настаивал, что первым появились испытуемые и только потом на их долю выпало испытание. Синий камень рассудил, что испытание возникло помимо испытуемых и мирно поджидало их посреди синевы мирового океана. Многоликий камень говорил голосом Видящего, что появление острова и узников никак не связано. Шимус сомневался и в этом. Если они на острове, значит связаны с ними, однако утверждать что появилось раньше не было возможности. Быть может смысл пребывания на острове заключался в том, чтобы с него убраться?

Красный камень утверждал, что далеко уйти не выйдет и возвращение на тренировочную площадку острова всё равно состоится. Синий камень пытался рассуждать, но Шимус сгрёб в охапку все три камня и выбросил их в море так далеко, как только смог. Его больше не интересовали пустые разглагольствования, потому что каждый был по-своему прав и все при этом безнадёжно ошибались. Никакие слова не могли унять сомнения в душе Шимуса, успокоить буйство духа и он уже начинал думать, что это не так уж и плохо.

Столкновение веры и сомнения вызывало тягу к познанию, столкновение познания и сомнения рождало веру, столкновение познания и веры рождало сомнение. Круг замыкался. Шимус сидел на песке в позе лотоса и упоённо смотрел на хаотично разбросанные песчинки, которые не задавались вопросами, не в состоянии были себя изменить и вершиной их карьеры в лучшем случае было стать стеклом или солнечной батареей, а в худшем закрепителем бетона. Люди могут выбирать, а выбор порождает сомнение: нуждаюсь ли я в том, что предоставляет судьба, соответствует ли это моим наклонностям, не слишком ли высока цена? Песок выбирать не мог, ему явно было легче. -Ни веры, ни познания, ни сомнения, никаких переходных состояний и проблемы выбора,- думал Шимус,- Это ли не счастье?

Сомневаюсь,- вторил насмешник сам себе.

Не было ничего примечательного в предопределённости, равно как и мало приятного было в выборе. В первом случае не было ровным счётом никакой ответственности, но не было и свободы. Во втором случае свобода была полной или опосредованной выбором, но ответственность за правильность или неправильность выбора целиком ложилась на выбирающего. Две стороны одной медали.

Шимус и не заметил как наступила ночь, а к его ногам прибилась бутылка с запиской внутри. Он прикрыл глаза и представил как разворачивает послание, читает ровные ряды букв, гласящие, что людям понадобился насмешник, великий шут способный подвергать всё сомнению, вынуждающий искать путь. Представил как прыгает от радости и бегает по побережью с криками, снимает с себя футболку и размахивает ей, как флагом, а когда на шум сбегаются остальные, то Шимус рассказывает им, что наконец-то свершилось! Насмешник открыл глаза и снова посмотрел на бутылку. Очевидность содержимого почти не оставила ему выбора, но сквозь улыбку, сквозь слёзы, сквозь счастье, Шимус проговорил лишь одно слово: "Сомневаюсь".