Данил лежал на кровати не имея сил даже дойти до туалета. Вернее он доходил, держась за стену. Точно так же брел до кухни или входной двери если надо было кому то открыть, но это стоило ему чуть ли не столько же сколько здоровому человеку взобраться на Эверест. Парализующая слабость вот уже несколько месяцев не оставляла его. К слабости прибавились еще головные боли и тошнота. Иногда самочувствие Данилы настолько ухудшалось, что он ожидал смерти. Одинокий, и всеми брошенный, Данил мучительно страдал от того, что видимо больше никогда не вернется он к нормальной, полноценной жизни. Он страдал как физически, так и душевно, изнывая от депрессии. О как же ему хотелось сейчас, в этот теплый майский вечер пройтись по улице. Какое же это счастье пройтись, просто пройтись, наслаждаясь природой, цветением, а так же встречными девушками, в сей теплый вечер оголившими стройные ноги и натянувшими короткие маячки. Ведь, какое же это счастье гулять, наслаждаясь солнцем, голубым небом или наслаждаясь дождем и запахом мокрого асфальта, наслаждаясь зеленью и всей яркостью ожившей природы и даже красивой архитектурой их старинного, красивого города. Но он не мог, силы покинули его. И как же люди, имеющие много энергии чтобы совершать прогулки, как же они не понимают какое счастье им дано. А вот Данил был лишён этого наслаждения. Он мог только подойти к окну и полюбоваться видом, а так же позавидовать всем тем, кто в данный момент шел вдоль засаженной тополями улицы. Но не только это, даже такое удовольствие как просмотр фильмов и чтение книг было недоступно ему, не хватало сил на долгую концентрацию внимания. Когда Данил был совершенно здоров он не настолько ценил те радости, которые стали ему сейчас недоступны, которых он стал лишен по состоянию здоровья. И до чего же глупо он поступил, что в свое время не пользовался ими. Никогда не находил он время насладиться природой со всеми ее переменами красок, насладиться небом, солнцем или произведением искусств. Нет. Он всю жизнь много трудился, как завещали ему его богатые родители, которые и сами много трудились и достигли всего. Родители учили, что только труд приведет к успеху, родители заставляли. У Данилы не было детства, так как он должен был хорошо учиться и быть лучшим учеником в классе. Его не отпускали на улицу, у него не было времени поиграть с мальчишками. У Данилы не было юности, так как он должен был поступить в высшую школу экономики, и доказать, что он достоин своих родителей и своей семьи. Он все время проводил занимаясь и готовясь, не имея времени на какие бы то ни было личные дела, не говоря уже о том чтобы дружить с девчонками и собираться компаниями. И сейчас, лежа в своей комнате и изучая потолок, Данил вспоминал прошлое и анализировал пройденную жизнь.
Отец Данилы был владельцем крупной юридической компании, и сына учил, стремиться и добиваться в жизни. И вот закончив школу с золотой медалью, и оставив там свою фотографию на доске почета, Даня поступил таки в высшую школу экономики на факультет бизнес информатика. В высшем учебном заведении он так же проявлял упорство и большие способности. Успешно закончив ВУЗ, Данил стал востребован и нашел работу. Где вскоре стремительно поднялся по карьерной лестнице до руководителя информационного отдела крупной, преуспевающей компании. Параллельно с этим он женился. Его жена Марина, красавица блондинка женила его на себе, увидев в нем преуспевающего, перспективного, к тому же уже хорошо зарабатывающего молодого человека с хорошим наследством, которое ему должны были оставить родители. Идеальный вариант для настроенной на семью и детей женщины. Длинноволосый ботаник, к тому же худощавого телосложения, Данил не был брутальным подкаченным альфа самцом который бы гораздо лучше смотрелся бы рядом с красивой, фото модельной внешности Мариной и выглядел рядом с ней не фотогенично. Но тем не менее они сошлись и поженившись, со временем обзавелись двумя детьми, девочками. Старшая дочь Ксения и младшая Вероничка. Обзавелись двумя машинами, квартирой и загородным поместьем. Данил много работал чтоб обеспечивать семью, растить девочек, обзаводиться богатством. Когда девочки подросли, их отправили учиться в престижную школу с углубленным изучением иностранных языков. Данил часто отправлял жену с дочками на моря, самому же взять отпуск не получалось, не позволяла работа. И все было бы хорошо, но со временем, то ли из за возраста, то ли из за чрезмерной загруженности на работе, здоровье Данила пошатнулось. Он начал уставать. Сперва это было не так заметно. Но потом слабость стала все больше и больше овладевать им. Снизилась работоспособность, начались проблемы с памятью, сообразительностью. Однажды на работе Данил упал в обморок. Его привезли домой на скорой. И после этого он уже больше работать не мог. Он пытался лечиться, ездил по врачам, сдавал анализы, но анализы ничего не показали, а врачи лишь разводили руками, прописывая ему никакой пользы не приносящие лекарства. В один из дней, Данил окончательно слег, имея возможность лишь передвигаться по квартире. Из кормильца семьи он превратился в обузу. Ощутив безденежье, жена все больше ворчала, упрекала, и практически не ухаживала за мужем. Она изводила его нападками, что он такой сякой, свалился на ее голову и уже несколько месяцев лежит, ничего не делая. Как будто он сам захотел заболеть, как будто он мог одним лишь взмахом волшебной палочки, раз, и выздороветь. Любовь ее, никакими благами не подогреваемая, быстро сошла на нет. Слушая упреки матери, дочери стали так же холодно относиться к отцу. О как же это ужасно, оказаться в таком положении, когда с одной стороны мучает недуг, с другой стороны мучают близкие. В конце концов, Марина объявила об уходе вместе с детьми. Ведь она, как она объяснила, еще молодая, привлекательная женщина, чтоб терять свою жизнь на уход за инвалидом мужем. Она еще достаточно красива, чтоб без труда, найти себе богатого олуха, согласившегося тянуть ее с двумя детьми. И олух нашелся. Какой то Боря. Когда жена уходила, она серьезно поговорила с Даней, объяснив свой поступок тем, что делает это ради детей. Ведь девочкам нужно устроить будущее, дав им образование, красиво нарядить и прочее. Так вот, этот Боря готов был на все ради нее и ее детей, а с него есть что поиметь. Марина призналась, что не любит своего нового хахаля, что он маленький, толстый и во всем, что не касается его профессиональной деятельности абсолютно тупой. Только ради детей она согласна пойти на такую жертву, подчеркнула жена. Марина просила понять ее и простить. Данил ее понял, и даже согласился с ее доводами, но в душе не простил. Лишь бы этот мужик не оказался извращенцем и не преставал к девочкам. Ведь дочки уже взрослые, Ксюше пятнадцать, Вероничке тринадцать. И как же его девочки и этот чужой мужик будут ходить по квартире по домашнему в трусах, не стесняясь друг друга. Полюбому этот Боря будет пялиться на уже сформировавшиеся фигурки дочек, и демонстрировать им в свою очередь свои толстые ляжки, вздувшийся живот и бугорок в трусах. Поэтому каждый мужик, который жениться на женщине имеющей подростка дочку, вызывал у Дани подозрение.
Слабость и апатия, страшная депрессия из за неспособности вести привычный образ жизни терзали Даню. Жить нужно либо полноценно, либо никак. Лежать чуть ли не овощем, и смотреть в потолок, изучив на нем каждую трещинку хуже смерти. Данил все чаще подумывал о самоубийстве, все чаще прокручивал в голове как он стреляет себе в голову, либо выпрыгивает в окно, разбиваясь об асфальт. И представления своего самоубийства крутились у него в голове как заезженная пластинка. Он даже подходил с интересом к окну, смотрел вниз с двенадцатого этажа туда где крыши машин выглядели маленькими, маленькими и представлял себе как выброситься. И тут же дикий страх овладевал им. Страх перед высотой и перед смертью. Данил боялся осуществить задуманное, и чтобы скрасить свое безрадостное существование, выпросил у врача наркотик. Добродушный, лечащий его врач, навещавший Данила не отказал.
Лежа в постели, Данил часто задавал себе вопрос. А был ли он счастлив в жизни, и сам же отвечал себе, что счастлив он не был. Он всю жизнь стремился, учился, развивался, добивался и практически не жил. Как мало времени было у него на то, что бы насладиться простыми радостями жизни. Чтоб пожить на природе, летом целыми днями валяться на пляже, или просто прогуляться по городу, наслаждаясь хорошей погодой. Любил ли он Марину. Нет не любил. Она была слишком яркой, слишком (если можно так выразиться) стандартной красавицей, каковых много, и которые настолько похожие друг на друга, что их лица не запоминаются. И потребности ее были под стать внешности, вполне стандартны. Не было в ней ничего странно необычного, что так манит поэтов и рождает романтическую любовь. Не было в ней чувств способных толкнуть людей на безумство, лишь холодный расчет и здравомыслие. Любила ли его Марина. Тоже нет. Она была не способна на это. Она лишь увидела в нем перспективного, не бедного, хорошо зарабатывающего молодого человека, который обеспечит жизнь как ее, так и их будущего потомства. Вот и все, никакой лирики. Прагматизм и целесообразность. Временами Данил мечтал о настоящей любви со вздохами, стихами, бессонными ночами. Но постоянная загруженность, в учебе ли, в работе не позволяла ему уйти с головой в мечтания. И все чаще и чаще Даня задумывался над тем, что в нем умер поэт. В нем умер романтик.
Он задумывался над тем, что в погоне за успехом, материальным благосостоянием, он подорвал свое здоровье и теперь лежит, весь дочиста выскребленный и всеми брошенный, женой, дочерями, сотрудниками. От отчаяния Даня принял переданный ему врачом наркотик, чтобы хоть как то скрасить свое жалкое существование. Но наркотик не подействовал, и тогда Данил принял другое решение, о котором уже давно задумывался, покончить жизнь самоубийством, выбросившись с двенадцатого этажа. Он встал и опираясь на стену подошел к окну. За окном стемнело и обезлюдило. Протянувшаяся мимо дома улица тускло освещалась светом уличных фонарей, протянувшихся в два ряда вдоль улицы. Окна домов на другой стороне улицы темнели. Город спал. Даня открыл окно. Свежий благовонный воздух майской ночи проник в окно. Данил глянул вниз и весь затрясся. Ужас перед тем, что он задумал нахлынул на него. Неужели я это делаю, неужели я окончательно решился, подумал он. Но мысль о том, что если он решиться то всего лишь несколько секунд отделят его страдания от избавления от них. Мысль о том, что все когда ни будь умрут, кто раньше, кто позже и для вечности нет никакой разницы между раньше и позже придали ему решимости. Лишь бы только сразу на тот свет, лишь бы не покалечиться. Но двенадцатый этаж был ему гарантией, что все пройдет как надо. Данил влез на подоконник и прыгнул. Тротуар стал приближаться к нему с неимоверной скоростью.
Данил поймал себя на том, что с удивлением смотрит на свое изуродованное тело. Он, или вернее его тело, лежало на асфальте. Голова разбилась словно выскользнувшее из рук и упавшее на пол сырое яйцо. Только вместо желтка вытекли кровь и мозги. Одна рука вытянулась вдоль туловища, вторая оказалась по верх головы. Ноги были растянуты в стороны, образуя чуть ли не шпагат. Улица была пуста и никто не заметил его падения. Данила продолжал рассматривать свой труп, осознавая, что он сам, должно быть призрак и прекрасно себя чувствует. Болезнь и слабость покинули его вместе с телом. Бросаясь в окно, он был одет в спортивные штаны и футболку. Оглядев себя, он увидел на себе ту же самую одежду. Он разглядел свои руки и ноги, пошевелил ими, убедившись, что все прекрасно работает. Он ощутил прохладу ночи и вздохнул воздух напоенный запахом листьев. Увидев впереди себя припаркованный автомобиль с тонированными стеклами, Данила подошел к нему и глянул на себя в темное окно автомобиля. Он вздрогнул увидев свое отображение. Он увидел себя таким, каким был лет двадцать назад, девятнадцатилетним мальчиком, с густыми, спадающими до плеч волосами, гладкой кожей и с большими, полными чувств и выражения глазами. В его лице не наблюдалось той усталости от жизни, которая выражалась на нем в последние годы. Он не заметил как тихонько к нему подъехала машина. Сигнал клаксона заставил его вздрогнуть. Он обернулся и увидел перед собой... Данил не разбирался в старинных автомобилях, но то что он увидел перед собой являлось чем то раритетным, антикварным. Это был автомобиль, должно быть, конца девятнадцатого, начала двадцатого века. То был красный кабриолет с откидной крышей, с круглыми фарами в золотой оправе, серебристой решеткой радиатора, с большими, с серебристыми спицами колесами. В машине сидели две девушки. Вернее, назвать их девушками было не совсем верно, их лица труднообъяснимым образом отличались от лиц обычных девушек. В обеих было что то неземное, необычное. Та, что сидела за рулем, глядела на Данила чуть сощурив свои широко расставленные, карие глаза. Под чуть вздернутым носом, ее темные, пухлые губы сложились в полуулыбку, придав ей чарующую загадочность. Ее черные волосы с челкой до глаз, рассыпались по плечам. За ухом, у виска, ее прическу украшал золотисто желтый цветок. Девушка на пассажирском сиденье смотрела на Даню, темно голубыми, как небо на закате холодного, ясного дня глазами. Ее чуть длинноватый, заостренный нос и сложенные бантиком губы придавали ее лицу невообразимую прелесть. Ее каштановые волосы с челкой до глаз спускались вдоль щек. На тонкой шее пассажирки красовался кожаный ошейник со сверкающими в свете фонарей камушками. На девушках были летние платья. Та, что была на пассажирском сиденье, открыла дверь автомобиля, вышла и подошла к Дане. Она смотрела на Даню как будто давно знала его. Провела нежно пальцами по его щеке и улыбнулась. Данила, глядя на нее скорее чувствами, чем сознанием вспомнил, что и он в свою очередь где то видел эту девушку, и что то ему подсказывало, что она много значила для него.
- А ведь я будто почувствовала, что ты скоро вернешься ко мне, и все никак тебя не дождусь. - произнесла девушка, на редкость приятным голосом.- Но я рада, что ты снова со мной. Ты даже не представляешь, как я рада. Как мне тебя не хватало Эрик.
- Я Даня.
- Ты Эрик - возразила она.
- Кто ты? Я будто тебя знаю.
- Конечно. Но не так сразу ты сможешь вспомнить меня. Слушай меня, слушай и все узнаешь. Ты Эрик, а я Брокки. Моя подруга Мира - указала она на девушку за рулем.
- Привет Эрик - подняла два пальца Мира. Ее голос был столь же мягок и красив. - давно не виделись.
- Как тебе жилось - продолжала мягко гладить его по щеке Брокки. - как тебе жилось в том грубом мире дорогой. Впрочем забудь ту жизнь. Ты вернулся домой, ты вспомнишь свой мир, свой истинный мир, как будто и не разлучался.
- Но что случилась со мной. Я правда умер - решился задать вопрос Даня.
- Нет ты ожил - взяла его за руку и потянула к машине Брокки. - Ты проснулся.
- О я знаю, вы ангелы - дал подвести себя к машине Даня. - Вы не обычные девушки, я сразу заметил. В вас нет ничего приземленного. Вы ангелы и приехали забрать меня в рай.
- Одно могу сказать, что мы не люди - открыла ему заднюю дверь Брокки. - И ты тоже не человек.
Усадив Даню позади, Брокки села вперед.
-Все что осталось от человека, лежит на тротуаре - объяснила заводя мотор Мира. - Все что было в тебе человеческого умерло. Осталось только духовное. Ты высшая сущность Эрик, так же как и мы с Брокки. Так же как и все, кого ты встретишь теперь.
- Значит жизнь после смерти есть. И я попал в загробный мир.
- Ты попал в свой мир - объясняли девушки. - Ту жизнь ты скоро забудешь как кошмарный сон. А все что ты увидишь сейчас, ты вспомнишь, как будто бы и никогда не забывал.
Машина тронулась. Они поехали по ночному городу, мимо тускло светящих фонарей, припаркованных машин и мимо светофоров сменяющих красных человечков на зеленых. Кроме их старого неспешно двигающегося ретромобиля, никакого движения в городе не наблюдалось.
- Куда мы едем? - полюбопытствовал Данил.
- В Джанесиус - ответили девушки.
Данил попытался вспомнить. Говорит ли ему о чем ни будь это название.
- Ты пытаешься вспомнить? - повернула к нему лицо Брокки. - Да Эрик, Джанесиус. Город где ты всегда жил и был счастлив. Но погоди не торопись. Ты все увидишь. Ты все вспомнишь.
- Название странное. Но будто я где то слышал.
- Конечно слышал Эрик - вглядывалась к нему в глаза Брокки. - Ты связан с этим городом, как ни с одним другим.
Тем временем они выехали за город. Сбавив скорость свернули на проселочную дорогу и углубились в лес. Лес был темен и душист. Под колесами автомобиля потрескивали ветки, а проселочная дорога освещалась ярким светом фар. Над их головой, сквозь ветви деревьев к ним заглядывала луна, сопровождая автомобиль по небу. Они ехали углубляясь в низины и поднимаясь вверх, петляя по дороге и тревожа лесных жителей шумом мотора. И вот лес расступился и они оказались на берегу широкой реки. Луна опустилась ниже проложив по воде светлую, искрящуюся дорожку. От реки пахнуло свежестью.
- Фисон разлился - глядя на реку произнесла Мира. - Понтонный мост затопило. - добавила она заглушив мотор.
Девушки вышли из машины и открыли дверь Данилу.
- Пойдем Эрик - позвали они.
Даня вышел.
- Мы перенесем тебя - сказали девушки, и приблизившись к нему подхватили Данилу под руки. От них пахнуло запахом чудесных духов. - Держись Эрик. Мы отнесем тебя в райские сады - сказали они. - В райские кущи.
И в это время за спинами девушек выросли белоснежные крылья. Они взмахнули ими и подняли Даню в воздух, и Даня увидел с высоты, густой лес на том берегу. Луна склонялась над лесом. Увидел как река под ними несла свои воды искрясь в лунном сиянии. Увидел багровые облака позади, предвещающие рассвет. Услышал пение птиц, встречающих утро. Они приземлились на другом берегу у кромки леса и встали на ноги. Крылья за спинами девушек сложились и исчезли.
Из леса послышался топот и три белых лошади при всей конской амуниции вышли на берег. Девушки с легкостью запрыгнули на своих коней. Третья лошадь подошла к Данилу. Она глядела на него, покорно ожидая когда Даня ее оседлает.
- Но я не умею ездить на лошади - растерялся никогда не ездивший верхом Даня.
- Ты умеешь - кружили на лошадях вокруг него девушки, демонстрируя мастерство в управлении лошадьми. - Умеешь просто забыл. Ну же - торопили они.
И Данил вставил ногу в стремя, подтянулся и другую ногу перекинул через седло. За тем опустился в седло, вставил ноги в стремена и стал управлять лошадью с легкостью заправского кавалериста.
- Вперед. Не отставай - прокричали Мира с Брокки и понеслись по широкой проселочной дороге уходящей в лес. Даня поскакал за ними. Густой лес встретил их ароматной прохладой и хоровым пением лесных птиц. Птицы трелями, щебетанием и уханью встречали зарю. В хору учувствовали так же лягушки, подстроив второй голос к основной партии. Местами лес расступался сменяясь поляной. Весенние цветы скрывались в дымке тянущегося над землей тумана. И снова всадники ныряли в лес, туда где цвели белыми лепестками дикие яблони, туда где свисали сережки распустившихся берез. Лес вновь расступился открыв в этот раз лесное озеро с облачками тумана над водой. Зеркальная гладь озера отражала предрассветные багровые облака и расположившиеся на противоположном берегу деревья, оказавшиеся в ее темной воде вверх тормашками. Вокруг озера росли камыши и кусты с розовыми цветами, из которых выпархивали утки и уносились в багряное небо испугавшись стука копыт. За озером вновь оказалась полянка, за ней лес. Солнце всходило. Туман поднимался выше, открыв под собой многоцветье весенних цветов.
- Помнишь ли ты этот лес - на скаку крикнули ему девушки. - Вспомни. Ведь ты так любил эти места, проводя здесь много времени.
И, да. Данил вспомнил. Словно поднявшийся занавес открыл ему воспоминания. Да, он был здесь много, много раз. Он помнил этот лес, эти луга, озера. Он бродил этими тропами, любуясь красотой природы в разные времена года. Он вспоминал, как любил опускать ветки с цветами к своему лицу, вдыхая их запах. И каждый цветок был прекрасен по своему, и каждый цветок имел свой особенный аромат. Он вспомнил, как часто он любил лежать на траве возле озера, любуясь такими разными по красоте бабочками, синекрылыми стрекозами, желтыми кувшинками. А лупоглазые лягушки, с некоей лягушачьей важностью лежали на воде, оставив на поверхности одни глаза. Он вспомнил так же березовые рощи, с их густой зеленью, сквозь которую проникали ярко желтые лучи солнца. Он вспомнил поля из шалфеев и одуванчиков, в которых шуршали ящерицы, и в которых, он лежал расстелив себе одеяло и смотрел на закатное небо с появляющимися на нем звездами. Он проводил тут часы своего блаженного одиночества, в сладких мечтаниях о чем то. Проводил время будучи погруженным в фантазии. Он был здесь счастлив, и счастье возвращалось к нему.
Лес вновь разошелся перед ними, и всадники оказались на вершине холма, с которого открылся вид на протянувшийся вдаль, до горизонта город, утопающий в зелени цветущих деревьев. Из густой листвы выглядывали двускатные крыши расписанные в шахматную клетку и высокие шпили с флюгерами в виде котов и корабликов.
- Это Джанесиус. - крикнули девушки и помчались к городу. Даня не отставал. Они галопом спустились с холма, приблизившись к городу, и, войдя в одну из улиц Джанесиуса перешли на шаг. Вся улица была усажена березами и представляла собой длинную аллею. Вдоль нее располагались столбы с декоративными фонарями. По обеим сторонам от улицы расположились домики, не выше двух, трех этажей. Архитектурный стиль их был прост, и в то же время изящен. Окна домов украшались красивыми наличниками. Некоторые дома имели фронтоны с пилястрами. На многих домах имелась лепнина в виде завитков стеблей, цветов и листьев, а так же прекрасных женских головок. Возле каждого дома имелся сад, с декоративно подстриженными кустами, статуями и журчащими фонтанами. В столь ранний час по улице прохаживались люди, молодые парни и девушки одетые как в современную одежду, так же и в костюмы разных эпох. Даня обратил внимание на то, что здесь не было ни стариков ни детей. Все жители города находились в возрасте цветущей юности.
- Здесь царит вечная молодость - словно прочла его мысли Мира. - Здесь не бывает ни старости, ни болезней, ни смертей. Помнишь ли ты этот город Эрик? Ты так любил эти дома, эти улицы. Ты так часто гулял здесь.
Даня вспомнил. Он восстановил в памяти как ходил по выложенным плиткой тротуарам этого города. Он вспомнил, как осенними вечерами косые лучи заходящего солнца окрашивали город в пурпурные цвета, как стены домов, желто красные листья, гроздья рябины багровели в лучах закатного солнца. Он гулял этими прекрасными, багряными вечерами и чувства прекрасного распространялось на все вокруг, особенно он ощущал приятное волнение при встрече с каждой хорошенькой девушкой. Он вспомнил аллеи, скверы, фонтаны и памятники. Он вспомнил парки с декоративными фонарями освещавшие желтым светом деревья, газон и лавочки. Вспомнил обширные, парковые озера с песчаными пляжами, где в летний день загорали и купались молодые жители города. А дальше от берега плавали лодки с веселыми компаниями. И еще, Данил вспомнил что был в этом городе счастлив. И вновь оказавшись здесь, он ощутил что счастье вновь вернулось к нему.
Девушки остановили лошадей возле двухэтажного дома, с желтыми стенами и зеленой крышей, с красивой лепниной в форме розочек, с грациозными статуями вдоль стен. Дом имел свой сад и утопал в зелени. Цветы жасмина, яблони, сирени насыщали воздух густым ароматом вокруг. Вдоль сада тянулась уложенная фигурными плитками дорожка, с декоративными фонариками по бокам от нее.
- Войди в свой сад Эрик. Войди в свой дом - смотрела голубыми глазами на Данила Брокки. - Эти цветы давно заждались тебя. Деревья по тебе соскучились. Мы ухаживали за ними и слышали как они грустят. Помнишь ли ты их. Помнишь ли ты свои родные стены.
Данил спрыгнул с коня. Он подошел к двери дома и потянул ее на себя. Дверь поддалась. Данил вошел и оказался в гостиной с высокими до потолка книжными шкафами, уставленными книгами, с деревянным столом посередине и с деревянными стульями с высокими спинками. Данил увидел кровать с железными спинками и, одна на другую сложенными подушками на ней. Он увидел старинный телескоп из желтого метала, на подставке из трех ножек, а рядом с ним на полу, огромный звездный глобус с красиво иллюстрированными созвездиями. У противоположной стены гостиной находилась лестница ведущая на второй этаж, а под ней широкий экран телевизора. Из за листвы рябин и яблонь растущих под окнами в комнате царил полумрак. Лучи утреннего солнца местами проникали сквозь листья в комнату, освящая танцующие в воздухе пылинки. Тени деревьев и веток колыхались по выложенному из досок полу. И, разглядывая обстановку дома, Даня вспомнил как жил здесь. Как уютно ему здесь жилось. Он любил эти книги, любил просиживать ночами за книгами и за просмотром фильмов. Любил свой сад, где часами, бездельничая наблюдал за полетом пестрокрылых бабочек, толстобрюхих шмелей и ярко-зеленых, красных и желто-коричневых жуков. А ночью, выкатывая наружу телескоп, наблюдал за звездами и другими объектами вселенной. На рассвете, наблюдал танцы летучих мышей кружащихся на фоне алых облаков, под пение птиц. И еще, Данил вспомнил что был счастлив в этом доме. И вновь оказавшись здесь, он ощутил что счастье снова вернулось к нему.
Данил вышел из дома и встретился лицом к лицу в Брокки.
-Я вспомнил - сказал ей Данил.- Я все вспомнил, и лес, и Джанесиус, и свой дом. Вон там, за яблонями и грушами - Данил указал в гущу зелени. - Там стоит беседка, из белой решетки.
- Все верно - странно, будто с волнением смотрела на него Брокки. - А помнишь ли ты меня Эрик, наши встречи в саду. Наши прогулки в лесу. Незабываемые часы когда мы были вместе. Помнишь нашу любовь?
Данил вгляделся в неземную красоту голубых глаз девушки, в ее ангельское лицо и будто пелена, скрывающая воспоминания спала с его сознания, показав прошлое. Память подсказала ему, что он необычайно, восторженно влюблен в нее, неземной, платонической любовью. Не зря при встрече у машины, сердце подсказало ему, что она много для него значит. И сейчас в его памяти всплыли воспоминания их звездных прогулок ночами. Их просиживание друг возле друга на траве в лесу под бледной луной. Вспомнились стихи, которые он посвящал ей. Ночами, в той белой беседке у себя в саду, в ночной прохладе овеянной ароматом ночных фиалок, он посвящал Брокки стихи, в любовном экстазе слагая красивые рифмы. Он вспомнил одинокие прогулки по городу, когда он ни мог ни о чем думать, кроме как о ней, ни мог ни о чем мыслить, как об очередной их встрече. И сейчас, заглянув Брокки в глаза, он ощутил как его чувства к ней, долго сдерживаемые беспамятством, нахлынули на него, сводя с ума от счастья. И понял Данил, что это и есть рай. Рай, который он потерял, и в который опять вернулся. И ощутил непрестанную радость и блаженство.
Данил открыл глаза и уставился в так хорошо, за время болезни им изученный потолок, со всеми его трещинками. Он недоуменно оглядел комнату, от куда он почти не выходил за время болезни, оглядел свое измученное болезнью тело и страшная догадка прокралась в его сознание. Наркотические видения, вот что это было. Это наркотик. Наркотик, который пусть и не сразу, но все же подействовал на него. С того момента, как он решился выпрыгнуть из окна, Данил находился в наркотическом полусне, в мире иллюзий. И Брокки, и Мира, и город Джанесиус, всего лишь галлюцинации вызванные препаратом, бред затуманенного сознания. Они не настоящие. Они не существуют. И никогда, ни где не существовали кроме как в его опьяненном мозгу. Красочные образы явились ему лишь во время наркотического опьянения, а за тем чудовищная реальность, жестокая реальность вновь вернулась к нему. И осознав, что увиденный им рай был всего лишь искусственным, осознав, что все это время он лежал в постели и грезил в забытьи, никуда не выходя, осознав, что его мучения продолжаются, Данил сжал кулаки скомкав простыню и громко, громко крикнул на всю квартиру "неееет", в столь ранний час разбудив соседей.