Аннотация: Еще одна штучка, эксплуатирующая детские впечатления, однако в более конкретном и реальном плане.
Когда я была еще маленькая, мы каждую весну девятого мая на кладбище ходили. В этот день мы ходили, потому что выходной и все свободны. Но вообще мой прадедушка умер много позже того, как война закончилась, а навещали мы как раз его могилу.
И я хорошо запомнила, как там первый раз была. Пришла туда с бабой и дедом и начали прибираться, а чуть-чуть потом подошли другие родственники, мама моя.
Я вот даже не могу сказать, сколько мне лет тогда. Наверно, пять или шесть.
Сначала бабушка дала мне палку и говорит: все в оградке чистить, сгребать старые листья на земле в кучу. Я давай, сидя на корточках, пододвигать палкой все эти листья к себе старательно. Они коричневые, это снег их такими сделал, и слежались в одну бурую массу, а когда убираешь их, показывается зеленая такая уже новая травка. И вот хочется эти старые листья получше сгрести, чтоб их уже не осталось, а то они некрасивые, а осталась бы только травища и росла себе. Поэтому я прямо очень стараюсь это делать.
Вот у нашей могилки есть оградка и каменный памятник, и сама могила выложена камнем. Но вообще вокруг у всех всё по-разному. Иногда есть памятник, но нет оградки. Это ближе к дороге так, потому что там могилы все плотно сбились в кучу, а наша - в стороне от дороги. Иногда и оградка есть, но памятник - железный, а наверху иногда крестик, а иногда значок серп и молот. Серп и молот - это значит СССР.
Иногда могилка просто стоит, такая вот железяка из нее торчит, железный памятник то есть, мхом зарос, и видно, что давно никто не навещал ее, и нет даже таблички со словами - непонятно, кто там лежит. Я у бабы спросила, почему так, а она ответила, что это обычно какая-нибудь бабушка старенькая умирает, у которой и родственников-то нет, вот никто к ней на могилку и не приходит.
Я когда чистила, то сначала старалась подальше от нашей могилки, на другом конце площадки огражденной, потому что не знала, как со всем этим обращаться. Если честно, я боялась, что не знаю, насколько там могилка глубокая или что. Я не знала, что гроб обычно глубоко закапывают. Но потом я смотрю: бабушка совершенно спокойно там чистит, - и тоже поближе пододвинулась. Стала бурую массу и с могилки счищать, и с камней, которыми она выложена. Бабушка сказала, что надо бы эти камни и памятник помыть, и деда отправился к колонке воды набрать.
- Ты смотри там, осторожнее, клещей не нахватай, - говорит ему баба вдогонку. Была весна, а мы все-таки в лесу, клещей здесь много. Наверное, клеща можно везде схватить, но просто бабушке кажется, что раз тут прибираешься и что-то делаешь, то это как будто наше место и тут клещ никому не грозит.
Потом бабушка и тетя Лена отряхнули с памятника всю грязь и листья, моют его и болтают про то, что надо бы сюда прийти с краской и кистью, чтобы буквы подкрасить в прадедушкином имени. Непонятно, когда им это успеть, скоро ведь дачи начнутся. И в июне на родительский день договариваются это сделать.
Мы перед тем, как сюда прийти, купили возле кладбища ненастоящие цветы. У меня несколько розочек, красивые - если не трогать, то как живые, и капельки на них, как будто действительно вода - интересно, из чего сделаны? Цветы эти привязали к веткам деревца, которое совсем рядом с оградкой выросло. Мне дедушка помогал, я б сама не дотянулась. Хотя дерево невысокое, молодое, и листики на нем тоже молодые, только начинают разворачиваться. Наверное, когда они все развернутся, будет красиво - зеленое дерево и между листьями розовые цветы, пусть и ненастоящие.
И тетя Лена тоже принесла, только гвоздички красные. Их мы воткнули в землю могилки и положили пару на памятник.
Потом бабушка и тетя Лена давай выкладывать на стол, что они сюда принесли. Я обрадовалась, потому что уже проголодалась и хочу чего-нибудь поесть. Вроде бы все приносят на кладбище что-то съедобное, для того и столики. Мы принесли яички и бутерброды с сыром и колбасой, а еще чай в термосе и булочки, бабушка вкусные делает. Тетя Лена напекла блинов и притащила их. Всё это мы и поели. Я ем блинчик, потом яичко, потом колбасу с бутерброда сняла и съела, а потом еще один блинчик. И выпила два стакана чаю. На самом деле чай мне наливали в крышку от термоса - я выпила две крышки.
Взрослые давай вспоминать, каким был прадедушка. Я немного послушала, это интересно: даже моя мама его плохо помнит, он умер, когда она еще совсем маленькой была. Все говорили, что он мол красивый был и даже когда умер был красивый. И что с давлением у него было плохо. Ну а потом они начали болтать про всякие там лекарства или про рассаду. Я перестала слушать и давай бродить вокруг могилки, туда-сюда ходить, мечтать о чем-то своем. Я так часто делаю, иногда раньше про фильм или книжку додумывала, что в них дальше случилось, или что-нибудь свое придумывала. А потом остановилась, стою смотрю на могилы и представляю, что если бы я была совсем маленькой, как в сказке фея или Дюймовочка на пластинке, я бы тут по могилке побегала туда-сюда, и на памятник бы запрыгнула, и на перекладине в оградке бы покачалась, и на цветы бы посмотрела, которые тут лежат, и по ним бы попрыгала. И капли на розах бы потрогала, настоящие ли? И по деревцу бы полазила.
Вот так стою я, мечтаю, и как захочу в туалет.
- Ну еще бы, два стакана чаю выдула, - говорит бабушка. Но туалета-то поблизости нету, даже дачного. Поэтому мне баба сказала, чтоб я подальше отошла, где никого нет, и за кустиком бы каким-нибудь сходила:
- Только смотри, как бы клещ тебя за попу не цапнул, - и все засмеялись.
Я иду не так далеко, все-таки ведь легко на кладбище заблудиться. Могилы все друг на друга похожи и расположены беспорядочно. Прячусь за кустиком, сняла штаны и пописила. Так писить намного приятнее, чем в дачном туалете. Я на даче не люблю туда ходить, часто боишься, как бы в эту дырку не свалиться. А ночью вообще там страшно, ничего не видно. Поэтому я ночью на даче или в сестры младшей горшок писию, или бужу маму и прошу, чтоб она на крыльце постояла, а я на травку пописию недалеко. Это так лучше, чем до туалета идти. Дачу я люблю, у меня там подружки есть, там намного интереснее, чем в садике. Мы там живем с бабушкой и с бабой Таней, ну и с мамой немножко, когда она не работает. Баба Таня - это моя прабабушка, она бабина мама. Это вот мы ходим на могилку прадедушки, он ее муж получается был. А она с нами не ходит, потому что уже старенькая и тяжело передвигается и только с палкой. Но на даче-то она еще много что делает и блинчики вкусные готовит. Она меня научила буквам по старой азбуке. Различать, где А, где там Н или З. А читать я наверно потом уже сама догадалась как!
А вот азбука, по которой она меня научила - старая, там еще Ленин на картинке и на букву С есть слово СССР. Сейчас уже другие книжки.
Я когда пописила, встаю, штаны надела и иду туда, где взрослые. Но потом оказалось, что куда-то не туда пришла: я же говорю, легко на кладбище заблудиться. Как будто лабиринт, и я в тупик зашла. Вдруг гляжу - могилка чья-то, памятник, еловая ветка на него свесилась. А на памятнике лежат две конфетки. И обертки такие! Я люблю обертки от конфеток собирать, у меня есть с маской, с мишкой, и с жар-птицей и с красной шапочкой. Я обрадовалась - вот чудо-то какое! - одну конфету беру и сразу съела, а вторую в карман кладу. Я подумала, что это может быть волшебство, это феечка принесла, чтоб кто-нибудь взял. А может, специально для меня принесла. И давай выбираться оттуда. Через оградку перешагиваю: она низенькая. Нашла дорожку верную, как бы мне получше выбраться, и скоро уже опять возле взрослых стою.
- Нет, ну вот мы пробовали помидоры рано высаживать, так мерзнут все, это только если парник есть, - говорит бабушка.
- Надо сфотографировать могилу, матери показать, где она потом лежать будет, - говорит тетя Лена. Это вот когда баба Таня умрет, ее наверно здесь похоронят, тут место есть, оградка так стоит, что на две могилы места хватит. Но это еще нескоро. Я так не хочу, я ее люблю, хоть она меня всё с хлебом есть заставляет.
На самом деле сейчас, когда я все это пишу, баба Таня уже умерла. Я про свой первый раз на кладбище вспомнила как раз когда мы ее хоронили вон там, рядом с прадедушкиной могилкой. Теперь там две могилы, за оградой. Только получилось, что муж умер в пятьдесят с чем-то, а она в девяносто два.
А тогда я сзади к маме подошла, дергаю ее за рукав. Она обернулась: Ты че, Надюш. Я ей конфету протягиваю. Думаю, вот хорошо, мама обрадуется.
Мама обрадовалась, говорит спасибо. Уже хочет развернуть, но вдруг:
- А ты откуда ее взяла?
А я говорю: Там вон где-то лежала просто так, я взяла.
Все надо мной стали смеяться. Я сначала не поняла, почему. Потом мне и бабушка, и мама объяснили, что не надо их брать, конфеты эти. Их как бы для умерших оставляют.
- Пусть ребенок съест, раз взял, застыдили девочку, - говорит тетя Лена.
- Да конечно, съешь, - говорит мне бабушка. - Ты же не знала.
Я немножко испугалась: нельзя же брать, а я вот взяла. Но вроде все взрослые мне заявляют, что это ничего. Так что вторую конфетку мы с мамой напополам съели. А когда уходили, то оставили на могилке блинчик на салфетке и в малюсенький стакан водки налили. Это вроде как прадедушке налили.
Я иду и думаю себе. Вот как, интересно? это они, умершие, что ли придут, когда никого не будет, и все это съедят? Они как бы едят только когда им родственники вот так принесут и оставят на могилке? А вот если заброшенная могилка, и никто на нее не приходит?
Если так долго думать, то немножко страшно. Я когда мне страшно, стараюсь про это как будто не думать. Про что-нибудь другое сразу думаю. Только иногда так по-дурацки - я думаю про другое, стараюсь, а то, страшное, вдруг опять само как возьмет и подумается!
А мы еще по пути домой зашли на воинское кладбище. Прадедушку там не похоронили, места уже не было. А вообще, тут много могил, и на каждой имя и звание, лейтенант там или еще кто-то. И крестиков нету, только слова и серп и молот. И музыка играет. Эта песня, ее всегда везде на девятое мая включают, мне она нравится. Мы вечером тогда с мамой и папой на салют ходили смотреть, там она тоже играла. Ее хором поют, и хочется им подпевать:
Пусть я-расть бла-гаро-дная
Вски-паа-ет как вална-а-а
И-дет ва-йна на-ро-дная,
Сви-щее-ная вайна!
И я когда вечером шла на салют, иду и слушаю эту песню, и мне кажется, что война вот прямо сейчас идет. И ярость вскипает. Война священная, а ярость благородная. Мне эти слова понравились, как их в песне поют. Про то, что ярость вскипает, мне наверное объяснили. Мама спела и я поняла, какие там слова. Потому что сама я бы вряд ли догадалась: когда поют, особенно хором, часто слов не разобрать.
А еще я у папы на плечах сидела и смотрела, как салют стреляют, и немножко боялась, что я сильно высоко, а салют близко.
А тетя Лена все-таки тогда клеща схватила, дома это обнаружила. Я тоже клеща хватала, только в другой раз и на даче. Мне тогда укол делали.
А еще мне как-то в детстве приснилось, что ко мне баба Яга пришла и стоит на кровати, и лет до двенадцати я верила, что это так правда было. Может и сейчас верю.