Аннотация: Слово о ведунье, рассказаное под потрескивание сухих дров в камине долгим зимним вечером. Сложно жить, когда никто не ждёт тебя дома... но надо ли это на самом деле?
Пролог
Дом. Где-то впереди есть дом. Дом - место, где любят и ждут. Там тепло, там можно отдохнуть от усталости и непонимания. Дом... там ждёт любимый человек, он обнимет усталую путницу, поможет снять засыпанный снегом полушубок, прижмёт к себе и скажет, скажет...
Тася потрясла головой. Ещё немного. Очень немного осталось. К ночи уже она дойдёт до дома, постучится в дверь, услышит до боли родной голос...
Ох. Не надо плакать на морозе. Всё хорошо. Всё чудесно. Думать о возвращении - единственное, что остаётся в бесконечном пути, на той дороге, которую она выбрала. Думать о доме, представлять его себе, мечтать и надеяться...
Скоро. Скоро. Зима наступила слишком рано, Тася не успела вернуться, как все дороги оказались засыпаны снегом. И вот теперь приходится пробираться - сквозь мороз и метель. Назад. К дому.
Там встретит любимый. Там всё будет хорошо.
...Она робко стучится в дверь. Да, почти целый год - бесконечно долгий срок. Какая любовь выдержит такое испытание? Кто может ждать, ждать пока любимая вернётся из своих бесконечных странствий? Но птицы улетают осенью, а весной возвращаются домой, а ведуньи уходят весной и возвращаются осенью. Так было, и будет всегда. Никто не может удержать ведунью на одном месте. Но она обязательно вернётся. Всегда.
Только... понимает ли это он? Хватит ли терпения, любви выдержать?
Стук в дверь. Тишина. Бешено колотится сердце. Нет. Не выдержал. Ушёл, бросил. Нет. Не мог, ни за что! Только не это!
Тогда что с ним?
Шаги в доме. Распахивается дверь. Его лицо - такое любимое, такое... неприветливое, недовольное.
- Чего надо?
Нет. Не ушёл. Просто... вычеркнул навсегда из своей жизни. Нет...
Надо ответить, но из горла удаётся выжать только тихий хрип. Холодно. Холодно снаружи и холодно внутри.
- Ты?!
Удивление, недоверие... радость. Нежность.
- Наконец-то! Я не ждал тебя...
И, невпопад:
- Почему так долго?
- Прости. - Опустить голову, смутиться. И впрямь долго. Всю весну, лето, осень... Вернуться только к зиме - это чересчур.
Но ведь его предупреждали! С самого начала - предупреждали!
Он улыбается, но она не видит - догадывается. Он обнимает её за плечи, затаскивает в дом.
- Я ждал тебя. Каждый вечер ждал.
- Я скучала.
- И всё равно ушла?
- Да!
Запрокинуть голову, с вызовом посмотреть в го глаза. Его предупреждали!
Но он смеётся. Он ждал её, он рад её видеть.
Сдёргивает с неё шапку, помогает стянуть полушубок.
- Есть хочешь?
- Ты ещё спрашиваешь!
Он улыбается. Как ей не хватало этой улыбки...
Забыв про еду, она обнимает его, прижимается, прячет голову у него на груди.
Крепкие мышцы под её руками, нежные руки гладят её по спине.
От него пахнет домом, уютом и покоем.
Как ей не хватало всёго этого.
- Не могу без тебя. - Шёпот. Тихий шёпот в ночи, который потеряет смысл весной, когда сойдёт снег. Но сейчас - сейчас он верит. Бережно отстраняет, заглядывает в глаза, нежно целует. Всё будет хорошо. Будущее принадлежит им двоим - целая зима. Это не так уж мало.
Ветер бросает в лицо пригоршню снега. Холодно. Очень холодно. Путешествовать зимой - это уже чересчур даже для бродячей ведуньи. Правда... все ведуньи бродячие и никогда не останавливаются нигде больше месяца. И дома - на всю зимовку.
Холодно. Надо идти. Надо. Впереди дом. Дом, в котором любят и ждут. И ради этого стоит превозмогать себя, вытаскивая ноги из сугробов и идти, идти вперёд.
Пока впереди дом, пока дома ждут, ведунья не собьётся с пути.
Добравшись, наконец, до дома, Тася остановилась у полузасыпавшейся ограды и тупо посмотрела на сугробы. Никакой дорожки, ведущей к дому. Здесь давно никто не ходил. Изба скалилась тёмными окнами. Какое нелепое выражение, отстранённо подумала Тася. Но изба именно скалилась. Неприветливо.
В ней с весны никто не жил, это сразу видно. Если бы не заклинания...
При виде пустого дома силы Таси окончательно истощились. Холодно, как же холодно... и жить не зачем...
Усилие - снег расходится, освобождая калитку. Ещё усилие - поднимается запертый изнутри засов. Тася устало прислонилась к ограде. Сил нет. Стоять бы так, пока не засыплет снегом, а там - тепло, покой и никуда больше не надо идти. Никуда. Вообще.
Никуда...
Нет любви, нет счастья, нет надежды. И дома тоже нет. Ничего нет. Пустота. Отчаяние. Холод.
Тася замотала головой, едва не стряхнув шапку. Нет уж. Так умирать она не будет!
Последние шаги до крыльца дались с особенным трудом. Идти и расчищать снег перед собой - та ещё задача после целого дня пути через холод и вьюгу.
Дверь. Стучать бесполезно - никто не откроет. Никто не ждёт. Глупо было надеяться...
Тася закрыла глаза, вызывая в памяти счастливые картины. Снег ссыпался с крыльца, скрипя, отворилась дверь...
В избе было ещё холоднее, чем в доме. С весны пустая... крысы и тараканы разбежались, наверное, ещё... ещё... бес их знает, когда они разбежались из дома, в котором нечем поживиться. Может, когда здесь бродила тасина прабабушка, а, может, ещё раньше.
Дорожная сумка выпала из ослабевших пальцев. Холодно, от мороза болят ноги и руки. Пока шла, так не мёрзла, как теперь в доме. Ещё немного... ещё усилие...
Никто не ждал. Никогда не ждал. Кому она нужна? Где найдётся дурак, чтобы с конца осени ждать дома бродячую ведунью, чтобы готовить к её возвращению ужин - они всегда приходят вечером, а уходят на рассвете - и не прощаясь. Никто не пытался поддерживать в доме тепло. Никто. Ничего. Никому она не нужна.
Но если ведунью никто не ждёт, она не найдёт в темноте дорогу. Мечты. Надежды. Всё пусто, всё бессмысленно, но... Но даже этого хватило, чтобы выжить. На этот раз - выжить.
Тася вздохнула, подходя к печи. Ещё ничего не закончилось, и в остывшем доме можно замёрзнуть точно так же, как на дороге.
Однажды она просто не сможет поверить... однажды она просто не сможет дойти.
***
Хорошо иметь домик в деревне
(с) реклама.
Тася вздохнула, выдыхая облачко пара. Ещё немного, чуть-чуть. Проверить тягу в печи... а теперь - ещё усилие. Добыть дрова. Каждый раз это противно. Стыдно. Надо переломить себя. Усилие. Потянуться. Дрова появились прямо в печи - так быстрее. Ведунья хлопнула в ладоши, разжигая огонь. Прижалась ко всё ещё холодной печи. Тепло, тепло, тепло. Заставить огонь быстрее сжечь предложенное угощение, чтобы быстрее разогреть печь, а за ней и замёрзшую, уже успевшую изнутри покрыться плесенью избу. Тепло, тепло, тепло.
Дрова прогорели быстро, нагрев избу так, будто она топилась с утра. Тася отодвинулась от печи и снова хлопнула в ладоши. Следующая порция появилась уже горящей. Странно. Неужели у соседей закончилась вся растопка? Так быстро? Разве нельзя было нарубить больше?
Неважно.
Девушка перешла в горницу, стряхнула пыль с лавки и со стола. Щёлкнула пальцами. Перед ней оказалась тарелки каши, наполненная с верхом. В кашу была воткнута ложка - незнакомая, серебряная.
- Ограбили кого? - спросила Тася соседей. Те, естественно, не ответили. Хотя...
До ушей ведуньи донёсся возмущённый вопль. Соседи обнаружили пропажу тарелки. Странно всё-таки, ни баба Нюра, ни её старик так никогда раньше не кричали. Приехал к ним кто?
Девушка быстро прикончила кашу и снова хлопнула в ладоши. Такую кашу и запить не грех. Чайку бы теперь... Но вместо кружки чая на столе оказалась фляга. Тоже серебряная, полная почти до половины, судя по бульканью. Тася отвернула крышку - пахло чем-то крепким и дорогим. Осторожно глотнула и чуть не выронила флягу.
- Брр! Пьют же такое люди... только чья это баклага? Вот ни в жисть не поверю, чтоб у бабы Нюры такое было.
Девушка задумчиво поболтала флягу, но пить больше не стала. Одного раза хватило, спасибо большое! Да и денег это питьё наверняка стоит немалых, зачем связываться. И так неприятностей завтра будет - выше крыши.
Тася закрыла глаза и устало привалилась к печи.
Это уже не первый год, все привыкли. Она возвращается к зиме, всегда вечером, всегда тайком. Приходит домой и первым делом ворует у соседей дрова. А потом еду. А потом питьё. А потом утром приходит разъярённая баба Нюра и грозится вытрясти из мерзкой девчонки душу за её выходки. А потом Тасе удаётся вставить слово. Предложить свою помощь в обмен на дрова и еду. Баба Нюра соглашается - а что ей ещё остаётся делать?
С улицы доносились возмущённые крики, хлопали двери, люди ругались заспанными голосами. Тася не слушала - её всё это не интересовало.
"Вот утром придёт баба Нюра, тогда всё и узнаем..."
А потом придут остальные. Увидев, как ведунья суетится у бабы Нюры, они тоже захотят получить волшебную помощь. И тоже заговорят о своих невзгодах. Заговорить ранку, вылечить простуду, одним взмахом руки стряхнуть с крыши снег или починить прохудившуюся крышу, залатать дырку на одежде - всё, чего только ни пожелают соседи. А взамен - самая малость. Обед приготовить, дров наколоть, самовар поставить, одежду постирать - на это всё Тася была неспособна. И вся деревня считала ведунью никчемной девчонкой, ворующей чужое добро. Но - мирились. Но - не ценили.
- Не важно, - сквозь зубы процедила Тася. - Это ненадолго.
Всего на три месяца в году. А потом - прощай, деревня, здравствуй, дорога. Идти от одного дома к другому, стучаться в окна, проситься на ночлег, просить о крове, еде, питье, крупинке тепла. И никогда не брать платы. И никогда ни за что не платить. Ведунья берёт только то, что ей нужно. Ведунья берёт всё, что ей нужно. Ведунья помогает людям, которых встретит. Так было всегда. Уйти весной, вернуться к зиме. В дом, который прежде принадлежал прабабке, тоже ведунье. В дом, который привык, что в него возвращаются.
- Надоело! - громко заявила Тася, и тут во входную дверь постучали.
- Баба Нюра? - удивилась девушка, всё-таки пересилив себя и открыв дверь, когда разъярённая старуха принялась грозить позвать соседей, чтобы разобрали проклятый домишко по брёвнышку. - Что вам здесь понадобилось среди ночи?
Соседка не ответила, отстранив девушку и, не снимая обуви проходя в комнату.
- Ага! - заявила она, увидев на столе ложку и флягу. - Тебе, девчонка, жить надоело? Совсем умишко растеряла по дороге?
- С-с-садитесь, баба Нюра, - выдавила Тася. - Что случилось?
- Доигралась, негодница! - приняла приглашение старуха. - Говорила я тебе - не тащи, что плохо лежит, не зарься на чужое! Думала, так и будешь у людей добро воровать?
- Но, баба Нюра...
- Совсем с ума сглузнулась. Ты хоть знаешь, чьи вещички-то прикарманила!
- Баба Нюра! - чуть не заплакала ведунья. - Вы же знаете, вовсе я их не...
- То-то и оно! - подняла вверх палец соседка. - Не знаешь! А ещё вещая!
- Да не вещая я! Баба Нюра! Говорите нормально!
- Ты, девчонка, не дерзи. Кроме меня, кто тебя от беды спасёт? Я тебя вот такусенькую помню, на руках качала, за уши дёргала. Мне тебе и советы давать. А тебе слушать, непутёвая!
Тася насупилась. На старости лет прабабушка прекратила бродить по дорогам - сразу после того, как у маленькой правнучки прорезалась способность, не вставая с места, дотягиваться до всего необходимого. Тогда прабабушка и осела в деревне, а на лето мама с папой привозили маленькую Тасю сюда, подышать свежим воздухом, побегать по травке. Баба Нюра своими воспитательными замашками умудрялась отравить каждый приезд. И кто сказал, что у ведуньи должен быть собственный дом, обязательно на одном и том же месте? Вот уж в каком соседстве точно жить не хочется...
- Ты, доченька, не морщись, - неожиданно прекратила ругаться баба Нюра, - а слушай старую женщину. - Не было нас со стариком сегодня дома. Выгнали нас.
- Кто?! - ахнула Тася. Чтобы бабу Нюру, да кто-то из дома выставил... мир скорее перевернётся.
- Вот то-то и оно - кто выгнал. Королевский глашатай на постой остановился.
Тася так и села, прижимая руку ко рту.
- Королевский глашатай...
Хуже соседства и представить себе невозможно, куда там сварливой бабе Нюре!
Королевские глашатаи - ещё одно бродячее племя, из конца в конец изъездившее всю страну, не оставляющее забытой ни одной, даже самой захудалой деревеньки. Где в карете или в санях, а где верхом, иногда и вовсе пешком, шли или ехали они от города к городу, от села к селу, выполняя королевские поручения, разнося последние новости, доводя до сведения населения приказы. Везде наглые, везде уверенные в том приёме, который им полагается, они тоже никогда и ни за что не платили, всё отбирая именем короля. И не моги воспротивиться. В столице всегда знали, к какому сроку глашатай должен появиться в каком городе, а опоздает - все дороги на его пути прочешут, либо его найдут, либо тех, кто посмел руку на королевского представителя поднять.
И ведь они не только новости сообщали. Королевские глашатаи первыми узнавали о положении дел в провинции, разузнавали, кто чем занимается, чем живёт, чем кормится, всё ли по закону, нет ли где нарушений. И исправно поставляли властям сведения о жителях королевства.
Не-е-ет, королевский глашатай - не тот человек, которого стоит иметь в соседях ведунье!
- Днём он приехал, - рассказывала довольная произведённым впечатлением старуха. - В санях махоньких. Сам стоит, правит. Приехал, осмотрелся, велел коня в тепло определить, сани тоже с улицы забрать, и начал бегать. Потом утомился малость, во все избы нос сунул, к нам приходит и говорит - именем короля, освободите помещение! Я в слёзы - куда мы пойдём, на ночь глядя, а ему и дела нет! Мол, к соседям проситесь, не моё дело, как и к кому. Потом подумал, говорит - стойте. Еды приготовьте, постель постелите свежую, я у вас отдыхать буду. И где поселитесь скажите, а то вдруг, мол, что ночью понадобится. Ну, думаю, чего тебе, аспиду, ночью от стариков понадобится - но смолчала. Каши ему наварила, постель в комнате постелила, сама со стариком ушла к Лужке - знаешь её, да?
Тася кивнула, начиная осознавать масштаб своего преступления. Значит, глашатай был в доме один...
- Легли только - в дверь, изверг, колотится. Его и по хорошему уйти просили, и по-плохому пытались - не остаёт. Ну, встали мы со стариком, оделись, приходим. Кашу, говорит, украли. С ложкой прямо. Флягу с питьём заморским, дорогущим, которым в дороге согревался. Дрова прямо из печки. И нету никого. Отвечай, дескать, бабка, где вора спрятала! Я и смекнула...
- Вы... - осипшим голосом начала несчастная ведунья. - Вы про меня рассказали?
- Ить, детонька, с чего бы рассказывать? Я на твой домишко посмотрела - окна не светятся. Знаю, ты из завсегда от улицы загораживаешь, чтоб снаружи тебя не видели. На аспида этого королевского посмотрела. И говорю ему - домовой шалит!
- До-мо-вой? - по складам переспросила Тася. - Но домовых же не бывает, баба Нюра!
- Без тебя знаю! - отмахнулась старуха. - А мне что прикажешь делать? На старости лет у соседей угол занимать? Я ему так и сказала - домовой шалит, злится, что хозяев из дома выгнали. Не хотите, мол, ваше благородье, чтоб ещё что пропало - пускайте хозяев, а нет - я за ваши вещички не ответчица.
- А... а... а... - открывала и закрывала рот вконец обалдевшая ведунья. Баба Нюра - это баба Нюра. Прабабушка говорила, она ещё в детстве, чуть что наплетёт байку с три короба, да сама и поверит. До сих пор из "проклятого" колодца воды не берёт, да "заколдованную" полянку стороной обходит. Но чтобы с королевским глашатаем такие шутки шутить... - А он что?!
- Не поверил, - сокрушённо призналась соседка. - Но в дом обратно впустил. Велел ещё дров наколоть, да каши новой наварить. Говорит, если ложка с флягой к утру не найдутся - вся деревня отвечать будет!
- Баба Нюра, да возьмите вы эти вещи, вы же знаете, я только одолжила!
Но остановить соседку, когда ей приходила в голову очередная идея, было невозможно. Тася с детства гадала - что соседка забыла в этой деревне, с её-то склонностью к интригам? А, может, она уже пыталась подвизаться на поприще большой политике, и теперь скрывается под видом деревенской бабы?
- А, ну, цыц, девчонка! - прикрикнула баба Нюра. - Слушай, что старшие говорят, глядишь, и сама умнее станешь! Не верит глашатай в нашего домового. Так ты нынче приходи, убедишь его, заодно и вещички ворованные вернёшь.
- Баба Нюра! - привычно проныла девушка.
- Ась?
- Баба Нюра, не выдавайте!
- Да кому ж ты нужна, выдавать тебя? - удивилась старуха. - А то я не знаю, какие ты шутки можешь шутить? Подойдёшь к домику, встанешь у окошка, попугаешь глашатая, вещи вернёшь, как взяла - и дуй себе домой спать. Метель, видишь, поутихла, да за ночь всё одно следы заметёт. Он и не узнает ничего, да из дому нашего уберётся.
- А вы где будете в это время? - обречённо спросила Тася. Вот уж хотя бы в первый день можно не влезать ни в какие баб-Нюрины авантюры и пожить спокойно?!
- Я ж тебе говорила! - всплеснула руками соседка. - Дома мы с моим стариком будем, на печке приютимся. Да всё не то, пущай лучше глашатай убирается куда подальше, чем в моём собственном доме командовать. Ну, как, придёшь? А я тебе с утра каши наварю, и самовар поставлю.
Ведунья кивнула. С соседки станется выдать её глашатаю за отказ, да и... стыдно как-то даром хлеб есть. То есть кашу.
- Дров бы ещё подкинули.
- Будут тебе дрова, - заверила бабка. - И одёжку свою завтра давай - постираю. Только ты сегодня мне глашатая попугай, чтоб из избы как ошпаренный выбежал.
- Попугаю, - проворчала девушка. - Слово даю. В благодарность за привет и помощь.
"Чтоб вам ими подавиться" - мысленно добавила она.
Уже уходя, соседка остановилась на пороге и сообщила:
- Да, глашатай этот всё насчёт твоего дома любопытствовал. Что, да как, да почему пустой, да кто здесь живёт, да подати ли платит. Я сказала, мол, домовой здесь живёт, в деревне наиглавнейший, от старой хозяйки остался, всю деревню охраняет. Только не поверил глашатай-то. Завтра разобраться обещает.
И дверью хлопнула. Тася взвыла. Не надо было бабе Нюре слово давать, ведь зареклась уже! Нет ведь, как домой вернёшься, обязательно соседка в какую-нибудь неприятность втравит. Прабабушка говорила, с детства Нюрка такая. Хорошо прабабушке было, а ей что делать, Тасе? Слово своё держать, будь оно трижды неладно?!
Сжимая в руках флягу и ложку королевского глашатая, Тася мёрзла под окном. Стекло прикрывала изморозь, так что ей были видны только смутные очертания людей и предметов - и медовый свет свечи, упрямо горевший среди ночи. Глашатай долго не мог успокоиться оттого, что его лишили ужина, украли вещи, а безмозглая старуха вместо того, чтобы всё исправить, рассказывает пустые байки о разыгравшихся домовых. То ли из вредности, то ли ещё почему-то глашатай раскапризничался, и то требовал, чтобы баба Нюра поменяла матрац, этот, мол, продавленный - да где ж я тебе, касатик, другой-то возьму? - то подушку, дескать, пуху мало, то бельё перестелить, плохо, мол, его просушили. Баба Нюра, охая, будто перед смертью, покорно выполняла все приказания, не забывая через слово напоминать гостю про мстительность здешнего домового. Но глашатай оставался неумолим. Домовых не бывает, вора он утром найдёт, а пока пусть ему чаю принесут, раз флягу украли.
Продрогшая за окном Тася костерила привереду на чём свет стоит. Начинать свои пугания при свете она боялась, а ходить от дома тоже не годилось - лишние следы ей были ни к чему. Приходилось то и дело отвинчивать у фляжки крышку, да отпивать заморского напитка, чтоб хоть так тепло сохранить. А гость всё сидел при свече, всё никак не хотел идти спать.
"Чтоб тебя приподняло да шлёпнуло, - злобно выругалась ведунья. - Так и окочуриться недолго".
Тася прижалась к дому. Выдавать своё присутствие не хотелось, но здоровье дороже. Мысленный приказ - и вот дом принялся отдавать тепло, изнутри покрываясь инеем. Глашатай в комнате издал изумлённый возглас и позвал хозяев. Полусонная баба Нюра в ночной рубахе привычно завела свою песню про злого домового, но гость велел ей помолчать и принести ещё одно одеяло.
Старуха покорно заткнулась и поспешила выполнить приказание, недобро поглядывая при этом в сторону окна. Поднятый с печи её муж поспешно подкладывал в остывающую печь всё новые и новые дрова.
Тася поёжилась - от ветра её заклинания не защищали - и неловко переступила с ноги на ногу. Снег на том месте, где она стояла, растаял полностью, показалась жухлая трава.
"Не промочить бы ноги".
Ещё один глоток заморской гадости оказал своё согревающее и умиротворяющее зелье. Ведунье начало казаться, что нет ничего легче, чем выполнить просьбу соседки, а глашатай, конечно, окажется милым человеком с хорошим чувством юмора, и всё поймёт. Вот только поскорее бы улёгся, а то стоять, прижимаясь к нагретым брёвнам, всё-таки неудобно...
Свеча в доме погасла, глашатай поворочался на кровати и затих. Вокруг него иней не распространялся (Тася не могла отбирать тепло у живого человека), этим глашатаю и пришлось удовольствоваться. На печи громко храпел дед Тихон, трубно сопела баба Нюра. Да, если бы Тасе дали возможность выбирать, она бы тоже постаралась их выставить из дома, где собирается ночевать. Заснуть под такой концерт невозможно.
Глотнув ещё раз из дорогой фляжки, ведунья сосредоточилась на образе ближайшего одеяла и осторожно потянула. Если перестараться, оно окажется снаружи дома, а надо всего лишь сдёрнуть.
- Ой! - Тася сделала ещё один глоток - холодно всё-таки! - и тупо уставилась на угол одеяла, торчащий между брёвен. С той стороны её поддержал глашатай, выразивший своё недоумение гораздо более бурно. Тася подёргала уголок. Одеяло поддалось. С другой стороны его потянул глашатай, но в его сторону одеяло лезть не захотело. Тася отпустила свой край, одеяло немного ушло обратно, но не дальше, чем было сначала. - Странно.
Глашатай то ли что-то услышал (как, она же тихо разговаривала, почти шёпотом!), то ли догадался, что дело нечисто, но, судя по звукам, отпрянул от ненормального одеяла и принялся одеваться.
- Так дело не пойдёт, - решила девушка и снова приложилась к фляге. Неужели этот напиток казался ей крепким до ядовитости? Небольшое усилие, движение - и вот одеяло возвращается в избу, подлетает к глашатаю и укутывает его с головы до ног.
Раздался громкий стук - бедняга упал.
Тася глотнула ещё раз из фляги и обнаружила, что напиток закончился. А раз так, зачем ещё тут стоять? Украденные вечером вещи вернулись к своему хозяину - судя по звукам, он предпочёл бы, чтобы пустая фляга и ложка не били его по голове, - и заметно повеселевшая ведунья отправилась к себе. Отдыхать от трудов праведных.
На полпути между домами Тася обнаружила, что по-прежнему тянет из дома бабы Нюры тепло, и небрежно отпустила заклинание на волю. Скоро натёкшая лужа заледенеет, дом разморозится, иней внутри растает. О том, что глашатай так и остался на полу сражаться с обезумевшим одеялом, девушка вспомнила только под утро...
Услышав от своего постояльца, что было в украденной фляжке, баба Нюра заблаговременно приготовила полную кружку рассола. Теперь страдающая от дурноты и головной боли Тася медленно потягивала целебное средство и тихо ругалась на жизнь, соседей и собачью погоду. Тем временем изнемогший от неравной схватки глашатай успокаивал свои нервы паршивым самогоном местного производства.
- Ну, дура девка, - выговаривала только-только пришедшей в себя девушке баба Нюра. - Тебя просить, что ведунью учить - всё без толку.
- А я и есть ведунья, - угрюмо ответила Тася. Ещё одной особенностью её профессии было в том, что они никогда её не осваивали. Что-то умели с детства, что-то приходило с возрастом, но само. А осознанная магия, красиво выплетенные чары - это из области сказок, которые в городах идут по грошику томик.
- "Ведунья"! - передразнила соседка. - Дура ты, а не ведунья! Вот прабабка твоя - та да, вот уж ведьма так ведьма. А ты - одно слово, неумеха негодная.
- Хватит! - стукнула кружкой об стол девушка. От этого звука снова разболелась голова, но Тасе было не до того. - Говорите, зачем пришли или проваливайте! Я своё слово сдержала, а ежели не так что - предупреждали бы заранее. Знали ведь, кого о помощи просите.
Увидев, что ведунья не шутит, бабка тут же сбавила тон. Кто их, волшебниц, знает, сегодня обидится, завтра корова сдохнет, летом урожая не будет...
- Да я разве со злости ругаюсь, детонька! - запричитала старуха. - Я ж о тебе забочусь! Аспид-то, как из одеяла выпутался, так объяснениев потребовал, да в домового не поверил ни капли. Говорит, шутки с ним шутят, да он и прознает, кто, мол, осмелился. Прятаться тебе надо, деточка, а то как войдёт, да как тебя увидит, так обо всём в миг догадается! А тебе это к чему? Ни к чему тебе это, деточка, и нам ни к чему. Так ты спрячься пока, а после глашатай уедет, заживём по-старому...
Тася отмахнулась. Бабка её подставила как хотела, а теперь ещё и уговаривает. Самое то было б прогнать вредную старуху, но сейчас она вроде права.
И вечером она тоже была права. А глашатай сюда непременно придёт. В себя после ночного происшествия придёт, а потом и сюда заглянет. И... что тогда?
Тася не знала, но точно ничего хорошего её не ожидало.
- Спасибо за совет, баба Нюра, - тихо сказала она. - Вы идите пока, а то как бы ваш гость не спохватился, где вы бродите.
Баба Нюра фыркнула, старательно выражая своё отношение к такому "гостю", и заторопилась домой.
Хлопнула дверь, ведунья вздохнула. И что теперь? С улицы донеслись голоса: бабки, непривычно заискивающий и незнакомый мужской.
- Значит, здесь кто-то живёт, раз вы этот дом навещали?
- Что ты, касатик! Кто здесь жить-то может? Я к домовому тутошнему ходила поклониться, да на шутки над твоим благородьем пожаловаться, уж он бы приструнил бы нашего! А из людей не живёт здесь никто, уж пять лет как не живёт, как хозяйка-то померла, так и пустует дом.
Хозяйка... прабабушка. Уж она бы знала, что сейчас делать, на ней вся семья держалась...
- Проклятый это домишко, - громким шёпотом сообщила старуха. Мужчина не ответил, но тем бабу Нюру ничуть не обескуражил. - Не могут тут люди жить, здесь то и дело, свистит да ухает, да посуда летает, да ухваты танцуют, да двери хлопают. Домовой одичал, шалит без работы.
Тася встряхнулась. Баба Нюра со своей трепотнёй выигрывала для неё время, давая возможность спрятаться и спрятать следы своего пребывания. Ну, что ж, делать нечего.
Ведунья хлопнула в ладоши - все её вещи пропали из вида, потревоженная вчера пыль опустилась на свои места, а плесень заново покрыла стены. Ещё один хлопок - и девушка оказалась в погребе, не потревожив неподатливой крышки. Холодно в погребе, одеться сначала надо было... Щелчок пальцами - и восстановился замок на входной двери, занесло снегом тропинку к дому, закрылся засов на калитке.
- И как вы объясните это природное явление? - громко произнёс мужской голос у самого дома.
Ой. Он уже к крыльцу подошёл! Вместе с бабой Нюрой.
- Ить, касатик, домовой шалит, с тобой разговаривать не желает. Нелюдимый он у нас, страсть!
- Ага. И часто он устраивает подобные представления?
- Да каждый день, ежели что не по нему.
- Ага. Ну, что же, баба Нюра. Разберёмся. Идите сейчас в деревню, да позовите мужиков покрепче.
- Зачем ещё? - растерялась старуха.
- Дом будем жечь, - как ни в чём ни бывало объяснил глашатай.
- Да зачем тебе дом жечь, аспид?! - закричала перепуганная бабка. - Что он тебе плохого сделал?
- Как же, как же, - совершенно спокойно ответил мужчина. - Имеет место - заброшенный дом, за старостью ремонту не поддающийся. Имеет место королевская земля, на которой вышеупомянутый дом напрасно занимает место. Имеет место неопознанное природное явление, разместившееся в данном доме и действующее людям во вред. Именем короля такой дом должен быть разрушен, а на его месте выстроен новый, в каковой следует поселить людей, способных в срок платить королевские подати. Вам всё ясно? Зовите людей.
- Дык, разрушать ещё понятно, а жечь-то зачем? - растерялась баба Нюра.
- Домовой, - коротко объяснил глашатай, поднимаясь на крыльцо.
- А домового жечь можно?! - вскинулась старуха.
- Согласно королевскому указу от... впрочем, год вас не заинтересует, так вот, согласно королевскому указу необъяснимые природные явления должны быть исследованы со всевозможной тщательностью, буде и тогда объяснение не найдётся, подозрительное место следует придать огненному очищению. Чтобы не смущало народ и не вводило умы в заблуждение.
- Так исследуй, аспид, сначала, чем жечь-то!
- Я так и сделаю, - невозмутимо ответил королевский глашатай, не обращая внимания на панику в голосе старухи. - А вы пока идите.
Он подёргал входную дверь, но та не поддалась. Тася в подполе слышала каждое слово и сидела тише мышки. Если дом сожгут, ей не выжить потом на дорогах. Дом всегда был её единственной надеждой на спасения. Чтоб эту баба Нюру с её домовыми, лешими и прочей невидалью!
- Дык, замок на двери-то висит, - робко подала голос старуха.
- Вижу, - ответил мужчина. - Что ж, если здесь и впрямь кто-то живёт, он мне откроет.
Глашатай стукнул кулаком в дверь и прокричал:
- Именем короля, откройте!
Магию он подобрал самую правильную: имя короля в стране могло творить чудеса в устах самых обычных людей, что же говорить о его глашатае?
Замок хрустнул, звякнул и упал на крыльцо. Дверь медленно отворилась.
- Так я и думал, - удовлетворённо сообщил мужчина.
- Может, смилуешься над домовым, касатик? - пробормотала старуха.
- Вы ещё здесь?
Баба Нюра заткнулась, но от крыльца не отошла. Глашатай тем временем вошёл в дом.
- Так я и думал, - повторил глашатай. - Необъяснимым образом дом за ночь согрелся.
Он подошёл к печи и поворошил кочергой угли.
- Интересный домовой получается.
Когда шаги остановились над люком от погреба, Тасе захотелось не то провалиться сквозь землю, не то оказаться как можно дальше отсюда. Первый вариант был ей недоступен, а вот второй...
Очутившись на улице, ведунья с новой силой пожалела, что не догадалась сначала одеться. Стоять на морозе в домашнем платьице было во сто раз хуже, чем сидеть в погребе, хотя и там особого тепла не наблюдалось. Стянуть из соседней избы самогона для согрева? Тася вспомнила своё утреннее состояние и предпочла замёрзнуть, чем накачиваться ещё и этой дрянью. Ладно, была не была, глашатай всё равно в домового не верит.
Тася прижалась к дому и потянула на себя тепло. Глашатай, только-только открывший неподатливый люк, издал невнятный возглас, когда и люк, и пол покрылись инеем, а ручка люка сделалась такой холодной, что едва удалось оторвать пальцы.
- Интересно, - справившись с собой, прокомментировал мужчина. По лестнице, ведущей в погреб, застучали сапоги. Тася изо всех сил прислушалась к происходящему внутри. Вот глашатай спустился в пустой погреб, прошёлся по нему, что-то невнятно пробурчал, кажется "так я и думал" и поднялся по лестнице. Хлопнула крышка люка.
- Бррр! Апчхи! - высказалась ведунья, возвращаясь в погреб.
- Вот именно, - поддержал сверху издевательский голос. Оказалось, глашатай только хлопнул крышкой, даже не думая никуда уходить. - Таисия Илакова дочь, насколько мне известно?
Тася ошеломлённо кивнула.
- Извольте подняться в комнату. А ваша соседка тем временем приготовит для нас чаю. Вам ведь не помешает согреться?
Тася снова кивнула, не зная, что говорить и - главное - что делать дальше. Ничего хорошего в том, что королевский глашатай знает её имя, девушка не видела.
Ведунья, нахохлившись, сидела на лавке. Перед ней на столе стояли две полные кружки чая, приготовленные перепуганной бабой Нюрой. Королевский глашатай мерил комнату шагами, не желая ни присесть, ни взять кружку.
- Зачем? - бросил он через плечо.
Тася угрюмо промолчала. Что она могла ответить? Теперь её ждёт арест, тюрьма... может, там придумали способ блокировать волшебные способности... а, может, за такие шуточки над представителем короля вообще казнь полагается.
- А ведь я искал тебя, - укоризненно сообщил глашатай. Тася только вздохнула. Значит, власти не хотят мириться с домом, с которого не идут подати, с полунищенским, полуграбительским промыслом, который она вела. И ребяческая выходка этой ночи только усугубила положение.
- Нападение при исполнении обязанностей, мистификация и кража личного имущества, - добил удручённую ведунью мужчина. Тася вздохнула ещё горше. Казнят, не иначе. - О чём ты думала?
Тася хранила угрюмое молчание.
- Понятно. Вот, ознакомься. Читать умеешь?
- А то как же! - слегка обиделась ведунья, хватая протянутый свиток. Пробежала глазами королевский указ от пятого числа последнего месяца осени сего года... Остановилась и принялась перечитывать с самого начала. - Я н-н-не понимаю... какая служба, какие разъезды, какие пары?
Глашатай всё-таки присел - да не на лавку, а на край стола. Взял кружку, сделал глоток и внимательно посмотрел на обескураженную девушку.
- Согласно королевскому указу, - с издевательской мягкостью начал он объяснение, - лица, занимающиеся так называемым ведовством, подлежат поголовной мобилизации в королевскую службу.
- Подлежат... чему?! - перебила ведунья. Нет, кажется, тюрьма была бы предпочтительней. Что с людьми на этой мобилизации делают?!
- Мобилизации, - повторил глашатай. - Призыву. Принято решение прекратить беспорядочные брожение ведунов и ведуний по дорогам и использование их способностей на благо короне.
- То есть как - на благо?! - ещё больше запуталась девушка. Призыву - это как на войну получается? Но какой от неё на войне прок будет? Продукты из вражеской кухни воровать?
- Ты и тебе подобные должны собраться в столице, - пояснил мужчина. - Там вам предоставят возможность пройти дополнительное обучение... погоди, я знаю, что ваши способности нельзя развить извне, но читать-то ты училась, верно? Вот и ещё чему-нибудь полезному выучишься. Пройдёшь обучение, сможешь выбрать - либо работа в паре с одним из королевских глашатаев, либо в составе передвижной почтово-медицинской службы.
- И что потом?
- Как что? Постоянная работа, безусловная польза обществу, стабильная плата за труд. Отпуск в любое удобное для тебя время, выходные, прочие социальные услуги. Так что, согласна?
- А-а-а, да, - сочла за благо не спорить ведунья. Половину слов она попросту не поняла, но переспрашивать не решилась. - А как же... дом?
- Остаётся за тобой, разумеется. Ты ведь теперь на королевской службе.
- Теперь? - потрясла головой Тася. Как-то всё слишком... быстро происходит.
- Неофициально, - пояснил глашатай. - Официально вступишь в должность в столице. Если хочешь, поедем туда со мной, я как раз возвращаюсь. А нет - добирайся сама, но чтобы до конца месяца!
Тася промолчала. Зимой ей в одиночку никуда не добраться, кроме как к дому. Но... может ли она его покинуть, чтобы потом как ни в чём ни бывало снова вернуться? Ведунья прислушалась к себе. К дому. Сможет. Обязательно сможет. В любое время, когда только понадобится.
- Завтра ответ дашь, - бодро подытожил разговор мужчина. - У меня тут ещё кое-какие дела будут... Кстати.
Слегка успокоившись относительно своего будущего Тася взяла со стола кружку и поверх неё вопросительно взглянула на собеседника.
- Можно, я сегодня у тебя переночую?
Эпилог
Маленькие двухместные сани еле успели добраться до жилья, пока вьюга не разыгралась. Мужчина натянул поводья, принуждая лошадь остановиться, спрыгнул сам и помог сойти своей спутнице.
Женщина подошла к ближайшему дому и робко постучала в калитку.
- Пустите переночевать, - привычно взмолилась она. - Мы весь день ехали, нас пурга застала, пустите, а мы уж отблагодарим, не пожалеете...
- Не так надо, - перебил её мужчина. И закричал на всю деревню:
- Именем короля! Кров и стол королевскому глашатаю и его жене! Именем короля!
Захлопали двери, калитки, на улицу высыпали люди.
- Распрягите коня, да позаботьтесь о нём, - распоряжался глашатай. - Освободите нам избу, да, да, эту. И немедленно! Да обед приготовьте, да самовар поставьте, да печь чтоб была натоплена! Живо!
Потревоженные люди запричитали, но спорить с королевским глашатаем было бесполезно.
- Я одного не понимаю, - задумчиво сказала женщина, когда они, наконец, остались одни в облюбованной избе. - У нас медовый месяц, почему ты распоряжаешься именем короля?
Муж поднял на неё честные глаза вечного труженика.
- Так ведь мы ж без отрыва от основной работы!
Тася только покачала головой. Нет, не об этом она когда-то мечтала.