Этот человек, неожиданно возникший перед глазами Атоса, резко выделялся своим видом и осанкой. Весь в черном, он казался чужеродным явлением, неприятно контрастирующим с сочной зеленью леса и яркими красками летнего неба.
Угловатый, одетый без намека на изящество, в одежду простого покроя, из сукна добротного, но грубого, он смотрел на изысканного хозяина Ла Фера с явным неодобрением.
Время было после полудня и в замке царили тишина и покой. Королева обычно предпочитала проводить эти часы у себя в покоях. Она ложилась подремать, а если не спалось, то просто отдыхала, слушая чтение придворной дамы. Жизнь в замке замирала, а Атос пользовался этим затишьем, чтоб посидеть в одиночестве с книгой.
Он расположился на скамье возле павильона, в тени, наслаждаясь летним ветерком и ароматами луговых трав.
Человек в черном смерил взглядом белоснежную, с отложным кружевным воротником рубашку графа, изящный шелковый камзол, небрежно брошенный рядом на скамье, светлые чулки, туфли на каблуке, и выражение неодобрения на его лице превратилось в презрение.
Отрывистым, хриплым голосом он "прокаркал":
- Самюэл Морланд, эсквайр. Кто Вы, мистер?
Звуки, которые издавал мистер Морланд, были такими же резкими и грубыми как он сам. Его речь была лишена плавных, текучих интонаций, присущих французскому языку и распадалась на отдельные части, словно "выстреливая" в собеседника зарядом картечи.
- Я хозяин этого дома, - высокомерно ответил Атос, избегая называть себя.
Появление мистера Морланда заставило его внутренне сжаться. Он видел подобных господ, он слишком хорошо помнил их, в бессильной ярости кричавших королю Карлу Стюарту: "Навуходоносор!"
Морланд казался ожившим кошмаром, призраком, преследующим его и желающим вырвать у него тайну, доверенную несчастным королем в минуту смерти.
- Хозяин? Не понимаю, - "каркнул" Морланд.
- We can continue our conversation in English, if you please. Then you understand me well, don't you?*
Выражение лица мистера Морланда стало неописуемым. Он выглядел так, будто стал свидетелем невероятного, словно вдруг заговорил дикий зверь или сам замок.
Но надо отдать ему должное, пусть и с трудом, но он справился с изумлением, и не стал задавать глупый вопрос: "Как, Вы говорите по-английски?"
Он поклонился Атосу и уже на своем родном языке продолжил:
- Я посланец Его светлости Лорда-протектора. У меня письмо к Его величеству королю Франции. Проводите меня.
- Сударь, должен сообщить Вам, что Его величества здесь нет.
Мистер Морланд недовольно нахмурился:
- Мне сказали, он здесь. Меня направили в Ла Фер, сообщив, что здесь пребывает двор и я потребовал провести меня к их господину.
- Очевидно, Вы выразились недостаточно ясно или Вас не совсем правильно поняли. Мои слуги не владеют английским.
Мистер Морланд был уязвлен, но оценил изящество, с каким незнакомый дворянин намекнул ему, что его французский оставляет желать лучшего и что причиной недоразумения было именно это, а не что иное.
- Где же я могу найти короля Людовика?
- По всей вероятности, в ставке, неподалеку от места военных действий.
- Вы можете меня проводить?
Атос задумался. Скорее всего, появление гонца от Кромвеля никак не связано с тайной короля Карла и встреча мистера Морланда именно с ним, графом де Ла Фер, чистая случайность. Просто Морланд, питая отвращение к королевским особам, не пожелал лишний раз титуловать Людовика и тем самым ввел в заблуждение слуг, которые и так с трудом разбирали его акцент.
Но Атос хотел увериться в этом до конца.
- Да, я проведу Вас. Если угодно, можете подождать здесь, через двадцать минут я буду к Вашим услугам.
Мистер Морланд с достоинством уселся на скамью. Хозяин замка начинал ему нравится. Самому Морланду никогда не давалась подобная легкость в общении и он немного завидовал тем, кто не испытывал таких трудностей.
Гримо, на лету поймавший жест господина, принес красивый поднос с вином и фруктами и Морланд невольно вздохнул: "Проклятые французы, как они все-таки умеют устраиваться!"
Он не хотел признаваться себе, но "проклятые французы" нередко вызывали у него восхищение своим изяществом, блеском и непринужденностью, которой они не теряли даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Они жили легко и весело и бытие не было для них суровым долгом перед неумолимыми небесами.
Пока мистер Морланд пытался получить хоть немного радости от жизни поедая фрукты, Атос пошел в замок. Он вызвал мадам де Моттвиль и в двух словах рассказал ей о посланце Кромвеля.
- Я полагаю, лучше всего, если я просто поеду с ним.
- Да, я доложу Ее величеству об этом господине, но...- мадам де Моттвиль позволила себе улыбнуться, - уверена, что она будет благодарна, если мы избавим ее от необходимости давать ему аудиенцию.
- Мадам, мне необходимо более точно знать, где сейчас находится Его величество.
- Да, да, конечно. Они сейчас в окрестностях Лана, на северо-западе от леса Сен-Гобен, в нескольких лье от Крепи.
- Если я задержусь, предупредите Ее величество.
- Но когда Вы вернетесь, Вы же расскажете нам подробности?
- Если это может развлечь королеву.
Как и обещал Атос, через двадцать минут его и мистера Морланда ждали оседланные лошади, и они смогли сразу отправиться в путь.
По дороге Атос постарался разговорить Морланда. Англичанин, все больше проникавшийся симпатией к Атосу, не видел в расспросах никакого подвоха. Напротив, за время пребывания во Франции, не в силах справиться со своим акцентом, он изрядно намучился с французским языком, и теперь просто отдыхал, наслаждаясь возможностью свободно говорить по-английски.
Он рассказал Атосу о сути своего поручения. В этом не было никакой тайны. Речь шла о защите протестантов Пьемонта, где в начале года бедным гугенотам устроили вторую Варфоломеевскую ночь зверства которой намного превзошли первую.
Кромвель уже обратился с протестом к герцогу Савойскому, которому принадлежал Пьемонт, и теперь искал дополнительной поддержки у его кузена - французского короля.
Само собой зашла речь и о нынешней военной кампании, в которой симпатии мистера Морланда были целиком на стороне французов. С его точки зрения, разногласия между Англией и Францией носили по большей части политический характер, а вот Испания была навеки проклятым Богом и людьми источником католического мракобесия во главе с их сумасшедшими королями. Тут не могло и речи быть ни о каком понимании.
Объясняя свое желание проводить мистера Морланда, Атос упомянул, что среди воюющих есть человек, в судьбе которого он принимает большое участие.
Морланд понял эту фразу буквально.
- То есть, у молодого человека проблемы и Вы занимаетесь их разрешением? Возможно, я могу что-то сделать?
- Благодарю за великодушное предложение, но помочь ему может только король.
- Наверное, ему нужен титул? Вы придаете титулам такое большое значение!
- Нет, титул у него есть - виконт де Бражелон. Речь идет о праве наследования, которое может дать только Его величество.
- О! Догадываюсь - кто-то не желает делиться с виконтом?
- Напротив, очень желает.
- Тогда я не понимаю. Почему виконт не может принять наследство?
- Это очень сложно и мне бы не хотелось обременять Вас чужими заботами.
- Но мне интересно! Ваши законы так любопытны. Что же, родители виконта не позволяют ему?
- Он сирота.
- Как это печально! Уверен, ваш король поможет виконту, тем более, что никто больше не претендует на это наследство.
- Кроме самого короля, - улыбнулся Атос.
- Как это? - не понял Морланд. - Вы хотите, чтоб виконт наследовал королю? Крайне любопытно! Прошу Вас, объясните.
- Согласно нашим законам, титулы, ставшие выморочными, возвращаются в казну, то есть, по сути, к королю, который может вновь даровать такой титул по своему усмотрению.
- И Вы желаете, чтоб виконт стал таким наследником?
- Я бы очень этого хотел.
- Не мне судить, но Ваше дело кажется мне совершенно простым.
Атос улыбнулся:
- Для короля - возможно.
Они добрались до ставки без приключений. Атос, неплохо помнивший лес Сен-Гобен, провел Морланда самой короткой и безопасной дорогой. Однако короля в ставке не оказалось. Накануне враг предпринял удачную вылазку и Людовик отправился осматривать место вчерашнего боя.
Атос оставил Морланда на попечении многочисленных ординарцев и повернул коня назад - в Ла Фер.
Рассчитывать на встречу с Раулем не приходилось. Ситуация на поле боя менялась каждый день, а иногда и по нескольку раз на дню, так что разыскивать виконта было бесполезно.
В замке его уже ждали: королева желала узнать последние новости.
Атос как раз рассказывал про свою поездку, когда примчался гонец с посланием от Людовика.
- Останьтесь, граф, - милостиво улыбнулась ему королева. - Думаю, Вам тоже будет любопытно послушать, а потом Вы расскажете нам то, о чем наш сын пожелал умолчать из опасения потревожить нас.
В письме короля было то, что Атос уже знал - о вчерашней вылазке испанцев, о поездке короля на место боя и о смене расположения ставки. Упоминал он и про мистера Морланда. К удивлению Атоса, он услышал про себя лестные слова. Оказалось, что англичанин рассыпался в благодарностях хозяину Ла Фера за расторопность, с какой граф разрешил возникшее недоразумение, и за любезность, какую он проявил, лично проводив мистера Морланда. В связи с этим король тоже выразил удовлетворение действиями графа де Ла Фер, отметив, что умные и деятельные подданные лучшая опора королевской власти.
- Мой сын доволен Вами, граф, - королева снизошла до улыбки. - Впрочем, мы тоже довольны приемом, какой Вы нам оказали и присоединяем свою благодарность к словам Его величества. А теперь расскажите подробно, что Вы видели.
Атос битый час потратил на то, чтоб в мельчайших деталях описать свою поездку скучающим дамам и ушел от них в крайнем раздражении.
Присутствие королевы уже давно тяготило его, но надежда использовать представившийся случай, заставляла быть собранным и терпеливым.
Терпеть ему пришлось еще не одну неделю.
Королева день ото дня становилась капризнее и требовательнее. Она сама не знала, чего хочет, потому что на самом деле хотела только одного - покоя.
Она очень боялась за сына и не меньше за Мазарини, но гордость не позволяла ей проявлять чувства и требовать, чтоб они хоть ненадолго приехали в Ла Фер.
За все ее скрытые волнения расплачиваться приходилось Атосу, который сносил королевские капризы с истинным стоицизмом.
Примерно месяц спустя напряженное спокойствие было нарушено появлением гонца. Всадник на взмыленной лошади еще не успел толком объяснить, с чем он послан, а во двор уже въезжала кавалькада - в Ла Фер пожаловал Его величество Людовик XIV.
Атос не то, чтобы растерялся, но подобная неожиданность заставила его нервничать. Однако хозяина Ла Фера поспешили успокоить - король не будет останавливаться надолго. Войска перебрасывались дальше и Луи заехал сюда только потому, что здесь была королева. Ей со своим двором было нелегко метаться за сыном по окрестностям и он (а может быть кардинал) решил совместить неизбежное перемещение со свиданием, показав себя не только солдатом, но одновременно хорошим сыном.
Анну предупредили и пока она одевалась, для короля и его немногочисленной свиты наскоро приготовили походный обед.
Атос все время был рядом, несколько выбитый из колеи. Придерживаться этикета в подобных условиях было затруднительно, но он прекрасно понимал, что никакие обстоятельства не смогут послужить извинением фамильярности, когда речь идет о короле.
Луи почти ничего не ел и вообще выглядел как человек, терпеливо ожидающий момента, когда можно будет, наконец, двинуться в путь. Его разговор с Анной был недолог, чего нельзя было сказать про Мазарини.
Вокруг кардинала и королевы образовалась пустота. На противоположной стороне двора стоял Луи и они образовывали два центра между которыми почтительно колыхалась группа из придворных дам и кавалеров, сопровождавших короля.
Атос, на правах хозяина, стоял ближе всего к Людовику.
13-летний Луи, уже не мальчик, но еще не юноша, держал себя не по годам сдержанно. Казалось, ничто на свете не заставит его лоб нахмуриться или губы улыбнуться. Он ждал, когда мать окончит беседу с кардиналом, но ждал с таким видом, будто решал здесь он, и они могли говорить лишь потому, что он позволил. Однако ожидание все же было ему неприятно и, не желая показывать свою досаду оттого, что вынужден подчиняться, он сам завел разговор, вежливо обратившись к Атосу:
- Господин граф, мы еще не поблагодарили Вас за гостеприимство.
Атос поклонился:
- Это мой долг как подданного, в этом нет моей заслуги.
- Вы всегда преуменьшаете свои услуги?
- О, Ваше величество...
- Но мы о них помним. Господин Морланд много говорил о Вас и благоприятному впечатлению, какое он увез с собой в Англию, мы, отчасти, обязаны и Вам тоже.
Атосу пришлось вновь поклониться.
- Наш долг, как короля, помнить об оказанных нам услугах, и вознаграждать за них.
У Атоса мгновенно пересохло в горле - ему казалось, что он видит мысли короля.
- Господин Морланд упоминал человека, за которого Вы, кажется, хотели просить? Виконт де Бражелон? Это имя нам знакомо...
Луи сделал крохотную паузу и, едва заметно рисуясь, закончил:
- Вместе с герцогом де Шатийоном он привез победные знамена после битвы при Лансе.
Атос был совершенно искренне поражен:
- Ваше величество помнит об этом?
Луи смотрел прямо перед собой, почти не изменившись в лице, но в глазах отразилась детская радость оттого, что он поразил собеседника своей отменной памятью.
Позже он будет поражать этим качеством своих министров, когда после многочасовых заседаний будет исключительно точно помнить все, что говорилось. Но сейчас изумление собеседника еще приносило ему совершенно невинное удовольствие.
- Да, мы помним о тех, кто верно служит нам. Господин де Тюренн, как раньше господин де Конде, нередко упоминал имя виконта как прекрасного солдата и преданного нам дворянина. Было бы справедливо чем-то вознаградить виконта, тем более, что, как уверял господин Морланд, только я один могу это сделать.
"Только я могу это сделать!" Сколько гордости было в этих словах!
Луи еще ребенком стал королем. Ему с малых лет напоминали об этом, требуя царственного поведения, но почти не давая воли проявить эту царственность на деле.
Вон там стояли нынешние правители - Анна Австрийская и кардинал Мазарини - и Луи невольно бросил быстрый взгляд в их сторону.
"Только я могу это сделать!" "Я!!!!"
Было понятно, что Луи не простит ему, если он не даст ему воспользоваться этой возможностью - побыть настоящим королем.
Атос задумался на мгновение, но в этот день кто-то явно ворожил в его пользу, потому что ему вдруг явилась прекрасная мысль, как можно одним махом решить главное затруднение - необходимость назвать мать виконта:
- Ваше величество, Вы очень добры. Я буду тем более признателен Вам, что проявление подобной милости позволит мне перенести на Вас благодарность, которую я питал к Его величеству Людовику XIII. Он даровал Бражелону титул виконта, сочтя его достойным подобного отличия, Вы же можете даровать ему право наследовать мой титул - графа де Ла Фер.
Луи как прежде, смотрел прямо перед собой, но Атос не сомневался - король слушал очень внимательно.
- Вы женаты?
- Нет, Ваше величество, и у меня нет наследников.
- Виконт Ваш родственник?
Атос колебался лишь долю секунды:
- Он мой сын.
Луи ничем не выразил своего удивления. Ситуация была достаточно распространенной, а тот факт, что Бражелон уже владел титулом, т.е. один раз уже подвергался проверке, еще больше упрощал дело.
- Ваш титул может стать выморочным и Вы хотите, чтоб я передал его виконту?
- Да, Ваше величество.
- Что ж, это действительно может сделать только король... и мы так и сделаем. Передайте свои бумаги моему секретарю и поторопитесь, скоро мы выступаем.
Мазарини уже кланялся королеве и Луи поспешил, чтоб закончить разговор первым.
Атос тенью скользнул за деревья, окружавшие двор, и бегом побежал к павильону. Через несколько минут плотный пакет был передан из рук в руки, а еще через четверть часа двор замка Ла Фер опустел.
Король уехал, а королева отправилась в свои покои, собираться в дорогу - следовать за своим царственным сыном.
Словно во сне Атос прощался с Анной Австрийской и слышал свой голос. Словно во сне смотрел на удаляющиеся кареты и повозки и когда, наконец, остался один, то еще долго стоял посередине двора, растерянно глядя на свои пустые руки уже не державшие заветные бумаги.
"А помог все таки мужчина... Никакого толку от дам!" - неожиданно подумал он и рассмеялся.
И этот смех, прозвучавший так звонко, заставил его очнуться и окончательно поверить в то, что это был не сон.
IV
Атос, поначалу не чаявший дождаться момента, когда он сможет уехать из Ла Фера, после отъезда двора неожиданно решил задержаться.
Во-первых, военные действия по-прежнему велись в этих местах и граф не терял надежды увидеть Рауля.
Во-вторых, у него появилась возможность наконец-то вплотную заняться архивами Ла Фера. Надо было все разобрать, решить, что отвезти в Бражелон, что взять для Мемуаров, а что попросту уничтожить, за ненадобностью.
И, в-третьих, Атосу не хотелось уезжать. Попросту не хотелось!
Был июнь, начало лета, когда природа демонстрирует всю свою пышность и роскошь, еще не утомившись цветением; время, когда краски наиболее сочны, листва густа, а воздух свежий и одновременно ласково теплый.
Атос смотрел на окружавшую замок зелень как очнувшийся после долгого и мучительного сна больной, когда он начинает ощущать первые признаки возвращающихся сил.
Воспоминания остались в прошлом и больше не тревожили ни ночного, ни дневного покоя графа.
Он очень много гулял, просто радуясь лету и хорошей погоде, и совсем забросил охоту. Но вовсе не потому, что его преследовали призраки! Нет, просто в какой-то момент он испытал жалость к животным, и это чувство несказанно удивило его самого - ему больше не хотелось убивать.
Теперь, если он и выезжал, то выследив оленя, с удовольствием наблюдал за ним, а потом, вспугнув зверя, искренне хохотал, глядя, как он удирает, ломая кусты.
Атос сначала решил задержаться до осени. Потом до зимы. Когда снегом замело все вокруг, стало понятно, что раньше весны нечего и думать пускаться в путь. Но хозяин Ла Фера не скучал. Погрузившись в архивы, в книги, в Мемуары, он, напротив, находил, что дни слишком коротки для него и сетовал на необходимость спать по ночам.
Гримо не мог нарадоваться на своего господина. Сейчас в глазах слуги граф был просто образцом хозяина, олицетворением всех господских добродетелей.
Настоящий барин!
Холеный красавец, спокойно-доброжелательный к челяди, но неизменно далекий от какой-либо фамильярности. Умный и проницательный, он казался всеведущим, потому что всегда знал, что происходит у него в имении, но при этом редко показывал рвение в хозяйственных делах.
Гримо не вчера родился, и прекрасно понимал, что при таких управляющих как он и Валанс немудрено быть всезнающим.
Но ему самому ужасно нравилось создавать у слуг впечатление, что граф умеет чуть ли не читать мысли и потому предвидеть любые действия. Во всяком случае, в это поверил даже Валанс, хотя многое из того, что они обсуждали с графом, он сам же и рассказал ранее.
Гримо напрасно обольщался, думая, что Атос не замечает его маневров. Но хозяин только посмеивался про себя и ни во что не вмешивался. В конце концов, выбрать правильного управляющего тоже заслуга господина и почему бы ему теперь не наслаждаться результатом?
Графа беспокоило только одно - Рауль писал нечасто. Это было естественно - ведь в отличие от отца, виконт не вел размеренную, упорядоченную жизнь. К тому же, взрослея, он все меньше нуждался в том, чтоб получать одобрение на каждое свое действие или мысль. А постоянно писать о том, как он любит отца, было бы странно для юноши-воина. Они оба и так это знали.
Графу пришлось приучать себя без досады воспринимать эти изменения.
"Мальчик повзрослел!" - твердил себе Атос. Он радовался этому, но, порой, смеясь и досадуя на себя, с упоением предавался воспоминаниям о детстве Рауля, чтоб как-то смягчить тоску, которая жила в глубине сердца.
По крайней мере, о Луизе Рауль никогда не вспоминал и Атос был уверен, что его запрет на письменные сношения с мадемуазель, виконт соблюдает твердо.
Он сам никогда не затрагивал эту тему в письмах, и вообще ничего не расспрашивал виконта о личной жизни, хотя это было обычным делом между отцом и сыном. Подобные разговоры, как правило, велись без всякого стеснения, и граф мог задать любой вопрос - это не противоречило бы правилам приличий.
Но никакие вопросы так и не были заданы.
Атос был военным человеком и о бытии солдат знал не понаслышке. Ему не составляло труда представить, чему мог научиться виконт к своим 22-м годам.
Еще несколько лет назад, когда Рауль только стал познавать военное ремесло, он уже столкнулся с ситуацией, которая чуть было не привела к первой в его жизни дуэли.
Атос узнал об этом еще в Англии, расспрашивая д'Артаньяна о Рауле. Гасконец, тонко и остроумно высмеивая Оливена, мимоходом заметил, что виконт нарывается на дуэли.
- Вообразите, милый Атос, этого "храбреца" Оливена, который исполняясь отваги, героически отказывается сопровождать виконта! Я так и вижу эту сцену - малый, бледный от страха, решительно мотает своей лохматой головой: "Нет, виконт! Делайте со мной что хотите! Нет!" Просто Муций Сцевола наших дней!
- Надо было дать ему подзатыльник.
- Я дал ему экю.
- Рассуждающий слуга - что может быть хуже! Эдак он возьмет правило поучать своего господина. Надо будет его выпороть.
- Господин граф! Вы что-то стали кровожадны, - улыбнулся д'Артаньян. - Впрочем, Гримо это, кажется, пошло на пользу. Да и Планше, получив в свое время колотушек, только поумнел. Но там было другое дело. Виконт был неправ и Оливен, по уму ли, по трусости ли, но избавил его от неприятностей.
- Вы мне расскажете?
- Он собирался драться с корнетом из полка Граммона.
- Хм, виконт отказался от дуэли?
- Нет, дуэль не состоялась, слава Богу. Чести виконту это не добавило бы.
- Вот как? Не понимаю.
- Я после навел кое-какие справки... Видите ли, дорогой Атос, предметом для дуэли послужила... простите меня... шлюха.
Гасконец с извиняющейся улыбкой развел руками:
- Я понимаю, как неприятна Вам эта тема, но что поделаешь. Вы сами знаете, когда помногу месяцев мотаешься без передыху, на такие вещи начинаешь смотреть спокойно. В конце концов, солдаты - мужчины, а шлюхи - не женщины. Если вспоминать всех, кого мы встречали по дороге, длинненький список получится.
Атос нахмурился:
- Д'Артаньян, я знаю, что мы не ангелы, но речь о виконте. Ему же только пятнадцать!
- Вот поэтому он собирался драться, - усмехнулся д'Артаньян, - еще не понял, что это за птица. Вообразил, что корнет оскорбил даму.
Гасконец искоса глянул на друга, который нервно кусал губы:
- Вы бы ему объяснили кое-что, Атос? Он же совсем мальчишка.
- Я... не могу.
- Тогда это объяснят без Вас, - философски заметил д'Артаньян. - Оливен тот сразу сообразил, чем пахнет, потому и уперся. Велика честь - драться за полковую шлюху!
- Д'Артаньян, - поморщился Атос, - прошу Вас, довольно об этом. Думаю, со временем, виконт сам все поймет.
- Придется понять, - хмыкнул д'Артаньян, - куда он денется!
Позже, Атос несколько раз порывался начать с виконтом разговор, но каждый раз осекался под ясным, спокойным взглядом сына.
Он так и не смог заставить себя поговорить с Раулем откровенно и все, на что решился, это вскользь упомянуть о той дуэли. Виконт (к тому времени уже имевший опыт не одной состоявшейся дуэли, о которых он спокойно рассказывал отцу), не сразу понял, о чем речь.
Когда же он вспомнил, то слегка покраснев, ответил, что был тогда глуп и теперь рад, что не ввязался в историю, которая могла бросить тень на его репутацию.
- Я не понимал, какого сорта была та женщина, если ее вообще можно назвать таковой...
Атос молчал, не зная, куда деваться от неловкости.
- Однако это не давало корнету права ударить ее, - тихо, с убежденностью добавил Рауль, - какого бы поведения она ни была.
- Но драться из-за нее!
- Да, Вы правы, это была глупость. Корнет после принес мне извинения за сказанные в запальчивости слова, и все объяснил - о ней, и о характере их отношений.
Больше они не возвращались к этому разговору, а со временем у Атоса появилась твердая уверенность, что, как и предвидел д'Артаньян, Раулю все объяснили и так.
Но Луиза... Луиза, увы, как раз была женщиной, девушкой, дамой. Ее нельзя было просто выкинуть из памяти, пренебрежительно отмахнуться: "Сколько таких!". И все же Атос надеялся, что годы, проведенные в разлуке, вкупе с вновь обретенным житейским опытом, избавят виконта от романтических иллюзий. Не встречая в письмах сына упоминаний о Луизе, он лелеял надежду, что Рауль ее позабыл, или, по крайней мере, стал холоднее.
За всеми этими заботами и хлопотами год пролетел незаметно и снова пришел май, а вместе с ним опять появился король.
Граф не слишком удивился, получив известия, что Его величество желает расположить в Ла Фере свою ставку. Место, с точки зрения диспозиции, было очень удобным. Хорошие дороги, соединявшие Ла Фер с наиболее крупными населенными пунктами, обеспечивали коммуникации с любым участком фронта. В то же время сам Ла Фер располагался несколько в стороне, окруженный густыми лесами, что делало его достаточно защищенным. В свое время Генриху IV пришлось потратить уйму времени, прежде чем он смог взять Ла Фер, да и то, только потому, что испанский король отказал защитникам в помощи, а комендант оказался человеком порядочным, не желавшим бессмысленных жертв.
Сам король наведался в замок только пару раз, предпочитая находиться поближе к местам сражений, и нередко принимая в них личное участие.
Но масса военачальников, ординарцев, порученцев и Бог знает еще какого военного и полувоенного люда осело в Ла Фере. Правда граф не жаловался - после общения с двором Анны Австрийской, военные казались ему скромными, сдержанными и ни на что не претендующими людьми. К тому же разговаривать с ними было проще, тут можно было обойтись без реверансов, а крепкие выражения вызывали одобрение.
Атос терпеливо ждал, когда ему сообщат об исходе дела виконта де Бражелон, но в этот раз у него не было возможности даже пяти минут побыть с королем наедине. Да даже если бы и была, королю не будешь задавать вопросы. Так что Атосу оставалось утешать себя тем, что Луи обладает отменной памятью, он не Анна, он не забудет. Надо только набраться терпения и Атос продолжал ждать.
Собственно его решение задержаться здесь диктовалось еще и этим - король знает, что граф живет в Пикардии, так что вероятнее всего, решение будет адресовано именно сюда. Не гоняться же королю за графом де Ла Фер по всей Франции!
Но закончилась весна, прошел июнь, июль, август и войска двинулись дальше на юго-восток. Король вернулся в Париж и вслед за ним отправились все, кто наводнял Ла Фер.
Атос почувствовал, как вдруг разонравилась ему Пикардия. Он устал от нее, и его непреодолимо потянуло в Бражелон, единственное место, которое в последние десятилетия он называл своим домом. Он еще колебался, надеясь со дня на день получить ответ короля на свою просьбу, но осенью получил письмо от Рауля, которое окончательно склонило его в пользу немедленного отъезда.
Рауль писал, что вернувшись вместе с двором в Париж, он намеревается пробыть там до зимы, а потом, если не случится ничего неожиданного, исхлопотать отпуск (которого ему не давали почти два года) и наведаться в Бражелон.
В тот же день, как граф получил это письмо, он отдал Гримо распоряжение немедленно собираться.
Валанс получил самые строгие инструкции на тот случай, если из Парижа будут бумаги, и ясным октябрьским днем граф оставил родовое поместье, со всей возможной скоростью направившись в Орлеаннэ.