Аннотация: Рассказик такой. Типа фантастика. Вдруг еще кому понравится, кроме меня :)
По опрокинутой скатерке неба белыми кляксами расползались облака. В лучшем случае они походили на безногих и безголовых овец. Вот уже сколько времени Гончаров пытался разглядеть в их обширном стаде хоть одного слона или верблюда, но все было бесполезно.
- Милая, - нерешительно сказал Вадим, когда ему осточертело высматривать несуществующие силуэты и отгонять от себя мух, - может, поедем домой? Ну что мы здесь забыли?
Милая не ответила. Она была чрезвычайно занята - лежала спиной кверху. Загорала. Серьезное дело, ответственное, отвлекаться никак нельзя. Особенно на такую ерунду, как разговоры с мужем. Вадим повернулся на живот и уткнулся носом в траву. Конечно, он обещал. Конечно, жене надо уделять больше внимания. Конечно, уже середина лета, а она бледней поганки. И вообще - загар украшает женщину. Но причем здесь он, Вадим? Почему вот уже который час кряду он должен торчать на этой богом забытой лужайке и делать вид, что несказанно счастлив от общения с природой? В гробу бы он видел такое общение! Хоть бы мухоморы какие-нибудь собирали, что ли! Лежишь дурак дураком, делать не фиг, даже поговорить не с кем - эта жирная курица как воды в рот набрала. "Поедем на пикник" называется! Да уж, пикничок, нечего сказать. Бросила тряпку на землю, завалилась необъятной задницей к солнцу - и словно окаменела. За полдня ни слова не сказала, даже не пошевелилась ни разу. Померла она, что ли?
...Он стал размышлять на тему, что бы было, если б его жена внезапно померла. Ну, естественно, сразу бы набежали родственники и друзья, сопли-вопли, соболезнования всякие. Куча суеты. Это плохо. Но зато, во-первых, он стал бы вдовцом. А это уже хорошо. Никто бы не парил ему мозги с утра до вечера и не придирался бы по пустякам. Во-вторых, Сережка бы точно остался с ним, а он уж и сам разберется, как воспитывать собственного сына. В-третьих... О, это "в-третьих"! Девочки-девушки-женщины, ау! Я ваш навеки! Надоела одна - завел себе другую. Это не то что хорошо - это просто замечательно. Но ведь не помрет, зараза, скорей его со свету сживет... В последнее время совсем взбеленилась от злости. С утра и до вечера, по поводу и без, и гад он, и сволочь, и скотина. Кровь всю у нее выпил, мясо с нее все обгрыз, кости все обглодал. Чуть что не по ней - сразу диким голосом орет: "Развод!". Он уже и так, и эдак, и на задних лапках - без толку. Если б не Сережка, давно бы плюнул и ушел. Куда глаза глядят. На все четыре стороны. В тридевятое царство, в тридесятое государство. И дернул же его черт жениться на этой ведьме!
- Люсенька, ты не обгоришь? - заискивающе спросил Вадим. - Нельзя сразу получать так много ультрафиолета. Это очень вредно для кожи...
Люсенька молчала. Издевается, что ли?
- Люся, ты хорошо себя чувствуешь? - он забеспокоился. - Ну скажи хоть слово!
Люся молчала.
Он легонько дотронулся до ее плеча и тут же отдернул руку. Его жена, его Люся (дура, стерва и мать его единственного сына) была горячая, словно раскаленная печка. Причем настолько, что Вадим чуть не обжегся.
- Люська, да ты сгорела к чертовой матери! - разозлился он. - Чем ты думаешь? У тебя голова на плечах есть?
Люська молчала.
Вадим осторожно перевернул жену вместе с полотенцем на спину и его пробил холодный пот: широко открытые глаза жены не мигая уставились в летнее небо, а по лбу и синюшным губам ползали муравьи.
- Люсенька, родная, что ты? Что с тобой? - растерянно запричитал он. - Все будет хорошо. Ты же знаешь, как я тебя люблю!.. Единственная моя, хорошая, очнись...
Но Люся не подавала признаков жизни. По крайней мере, вот так, сходу, определить, жива она еще или нет, было трудно. Он вспомнил, что в таких случаях делали герои читанных им детективов. Ко рту потенциального покойника они подносили зеркальце и смотрели, есть ли на нем испарина. Если да - то не все еще потеряно. Если нет, значит, кранты.
Вадим со всех ног побежал к машине. Он схватил Люськину сумку, вывалил все ее содержимое на землю и из кучи мятых автобусных билетов, грязных носовых платков и прочей дребедени вытащил старую пудреницу. Пудреница была без пудры, зато с зеркалом. Дрожащими руками он поднес его к губам своей драгоценной жены и - о, чудо! - легкое облачко пара на секунду замутило стекло.
Так, сейчас надо успокоиться. Пока ничего страшного. Хотя кто его знает. Надо срочно ехать в больницу. Он тряпкой смахнул с лица мурашей, попробовал приподнять ее за подмышки и снова чуть не обжегся. Ничего, он мужчина, и ради спасения жены готов потерпеть. Но и вторая попытка не увенчалась успехом: Люсенька не сгибалась - ни в плечах, ни в локтях, ни в прочих суставах. Она была как бревно. Как железнодорожная рельса. Как Александрийский столп. Жесткая, прямая, негнущаяся, как деревянный протез старого флибустьера. Наверное, ее парализовало. Бог наказал. Походив кругами около своей супруги, Вадим схватил ее за пятки и без особых церемоний поволок к машине - так быстрее. Картинка была еще та. Голова Люсеньки подскакивала на кочках, а жиденькие обесцвеченные волосы белыми червячками вились по траве.
Подтащив жену к "Волге", Вадим осторожно опустил ее ноги на землю и сам без сил рухнул рядом. А ну попробуй допри такую тушу - центнера полтора в ней уже есть, это точно. Лет пять назад, когда они только познакомились, Люся была высокой стройной девушкой с застенчивой улыбкой. Если бы только она такой оставалась всегда! Постепенно застенчивая улыбка исчезла, а великолепная фигура сошла на нет - покушать его женушка любила больше всего на свете. Роды, приключившиеся пару лет назад, доделали то, что оказалось не под силу пирожкам и макаронам. Люсю разнесло во все стороны, как воздушный шар. Садиться на диету она не соглашалась - зачем? Мужика-то себе заарканила, дело сделано...
От раздражения Вадим чуть не пнул ногой неподвижной тело. Говорил же ей - худеть, худеть надо! Сейчас бы он так не мучился. Ну ладно, рассиживаться некогда, пора ехать. Он стал запихивать жену в машину, но это оказалось не так-то просто. Прямая Люся никак не хотела целиком влезать в салон - ноги высовывались выше колен. Попыхтев минут десять, Вадим махнул на все рукой и завел мотор. Из окна задней дверцы на добрых полметра торчала жена.
На въезде в город у поста автоинспекции его тормознул молоденький прыщавый лейтенант.
- Нарушаем, гражданин? - сурово спросил он, изо всех сил стараясь быть грозным - судя по всему, ему очень хотелось содрать с Вадима штраф. - Так-так. Негабаритный груз без опознавательного флажка. Создаем аварийную обстановку. Так-так... - Он не спеша обошел машину и стал разглядывать Люсины ноги: - Женщину транспортируем?
- Начальник, жену в лесу парализовало, - жалобно заныл Вадим. - В больницу везу...
- Энцефалитный клещ, - со знанием дела кивнул тот. - Серьезная ситуация. Хорошо, можете ехать. Хотя нет, постойте... - синим кузнечиком-переростком лейтенантик ускакал на пост, вприпрыжку вернулся обратно и повязал на правую Люсину ногу мятую красную тряпку: - Безопасность движения необходимо соблюдать. И впредь не нарушайте, гражданин!
В больнице их появление вызвало страшный переполох. Со всего здания к его Люсе сбегались врачи, трогали ее, пытались согнуть ей руки и ноги, удивленно качали головами и подозрительно смотрели на Вадима. Он стоял недалеко в стороне, молча курил и терпеливо ждал, когда же все это закончится. Потом сел на крыльцо, опустил голову и поднял ее лишь когда услышал над собой бесцветный женский голос:
- Гончаров Вадим Алексеич? С вами хочет побеседовать главврач.
"Неужто умерла?" - обреченно подумал Вадим и покорно последовал за цокающими каблуками.
Кабинет главврача удивил Вадима скудной обстановкой. Длинный стол с рядами обшарпанных стульев по бокам, чахлый фикус на подоконнике да холодильник в углу.
- Вот, взгляните, - главврач, седой шустрый дядечка лет шестидесяти, достал из холодильника пробирку с булькающей темной жидкостью. - Мы взяли анализы - это кровь вашей жены. А это, - рядом появилась еще одна пробирка с булькающей жидкостью, - мы катетером вывели мочу. С большим, надо сказать, трудом. Ничего странного не видите?
Вадим неуверенно пожал плечами.
- Бациллы? - осторожно предположил он.
- Нет, - главврач отрицательно покачал головой. - Ни бацилл и ничего подобного. Отличные анализы абсолютно здорового человека. Есть, правда, кое-какие отклонения, но если вы нам скажете, что вы ей подсыпали, мы, может быть, ее вылечим, а вам не придется садиться в тюрьму.
Такого поворота дел Вадима не ожидал.
- А-а-а... М-м-м... - слова у него застряли в горле. - Я? Подсыпал?! Да честное слово!..
- Я так и знал, - главврач уселся в кресло, вытянул ноги и задумчиво уставился на пробирки, из которых вылетали кипящие капельки и падали на старую полировку стола. - Рентген делали. Кардиограмму делали. Мазок из носа брали. Глистов тоже нет. Непонятно. Единственное, что мы обнаружили, - крайне ускорены все процессы жизнедеятельности. Посмотрите, кровь так и бурлит, так и бурлит! Температура тела у нее сейчас - 78 и 4. Давление 520 на 480. Но ведь живет! Фантастика...
Главврач встал, подошел к окну, стал общипывать с фикуса листочки и жевать их.
- Видите ли, ну, вы вряд ли это знаете. Но тем не менее. Человеческое тело - величайшая тайна природы. Почему человек дышит? Почему человек ходит? Почему человек спит? Почему он ест, в конце концов? Никто не знает. Даже я ничего не могу вам сказать. А ведь я работаю главврачом уже 20 лет. И никто вам не может сказать. В лучшем случае, и то не всегда, есть ответ на вопрос: как? Как он все это делает? Но не почему. Да... Вот вы мне ответьте, почему человек ест? Потому что голодный? А почему он голодный? Почему? Молчите? То-то! Почему нормальная температура тела у нас - 36 и 6? Почему не 38 с половиной, как у кошек? Не знаете? Да что вы вообще знаете? Вот кем вы работаете? Кем?
- Фирма у меня своя. Витрины делаем стеклянные для магазинов. - Вадим действительно мало чего понимал. С какой это стати его сажать в тюрьму?
- Стеклянные, говорите? А стекло вы мне можете привезти? Хотя бы ящик? Ну ладно, об этом потом. Идемте. - Главврач стремительно вышел из кабинета и полетел по коридору. Вадим еле за ним успевал.
Люсю поместили в отдельной палате на одном из верхних этажей. Около нее всё еще толпилась куча народу. Все суетились, сновали туда-сюда, озабоченно переговаривались. Главврач распихал толпу и протащил за собой Вадима. Его жена безмятежно лежала, вытянувшись в струнку, и неподвижным взглядом обозревала больничный потолок. Огромный Люсин живот, обычно растекавшийся киселем во все стороны, заострился и возвышался над койкой, как вулкан Фудзияма над японским островом Хонсю. Прямые руки были плотно прижаты к бокам. Главврач ткнул ее пальцем:
- Все мышцы в тонусе. Да... Загадка. Никаких изменений? - Он приподнял простыню и стал внимательно разглядывать ее ноги. Потом аккуратно накрыл их и почесал себя за ухом. - На чем мы с вами остановились? - обратился он к Вадиму. - Так вы привезете мне стекло? Это хорошо. Кстати, сестра, почему вы не помыли больной ноги? Воды жалко?
Он опять поднял простынку, послюнил палец, провел им по пятке и поднес его к глазам:
- Что это за чешуйки? Очень любопытно. Сестра, не мойте ноги. Соскоблите чешуйки и отнесите в лабораторию. А вы, - он посмотрел на Вадима, - ступайте ко мне вниз. Я сейчас спущусь.
Главврач вошел в свой кабинет где-то через полчаса после Вадима, к груди он прижимал свернутую в кулек газету:
- Да, задала ваша жена нам жару, - устало плюхнулся он в кресло. - Кстати, меня зовут Николай Иванович. Берите стул, подсаживайтесь поближе. - Он залез в стол и достал две стопки: - Пора отвлечься. Сегодня у нас с вами был трудный день.
Из кулька на свет божий появилась бутылка коньяка.
- Очень, очень любопытный случай. Столько лет работаю в медицине и ничего подобного не встречал. Позвонили в Москву - завтра приедет делегация из Академии наук. Где их селить? На какие шиши? - Он налил коньяк и залпом его выпил. - Что с ней такое? Ума не приложу. Послушайте, Вадим, с вашей женой в последнее время все было в порядке? Никаких странностей?
- Ела много. А так все нормально. Жрала прямо как на убой, - Вадим тоже выпил. - И характер совершенно испортился. Совсем баба с катушек съехала.
- Ну, насчет характера - обычное дело. Моя жена вон тоже... Вы никому ничего не говорили сегодня? Нет? И не говорите. Будут спрашивать - скажете, солнечный удар.
- Доктор, а, может, ее все-таки клещ укусил? Энцефалитный...
- Тоже хорошо. Говорите всем: клещ и солнечный удар. Неадекватная реакция организма... Еще паники нам не хватало.
В дверь постучали. Николай Иванович привычным движением спрятал стопки и бутылку назад в стол:
- Прошу!
В кабинет бочком протиснулась медсестра. Она держала какую-то бумажку и растерянно переводила взгляд с нее на главврача и обратно.
- Что там у вас еще? Почему вы не можете оставить меня в покое?! - ни с того ни с сего взвился Николай Иванович. Он явно нервничал.
- Вот, анализы сделали, - залепетала медсестра. - Мы решили, может, вам будет интересно?..
Он выхватил бумажку у нее из рук:
- Час от часу не легче! Идите работать, нечего тут стоять и пялиться на меня! - Потом уткнулся носом в написанное: - Что за бред вы мне принесли? - Он повернулся к Вадиму: - Полюбуйтесь. Эти умники утверждают, что ваша супруга покрывается ороговевшим эпидермисом с волосяным покровом. Попросту говоря, она обрастает волосатыми ногтями. Вы что-нибудь понимаете? Я - нет. А теперь идите домой и никому ничего не говорите. Вы хорошо расслышали? Ни-че-го. Завтра, может быть, что-нибудь прояснится. Мне совершенно некогда с вами тут лясы точить.
На следующий день с утра пораньше Вадим поехал в больницу. У дверей в палату его встретил Николай Иванович. Глаза у него были красные, от него на километр несло коньяком:
- Гончаров, что у тебя в сумке? Передачка? - ехидно захихикал главврач. - Иди покорми свою жену. А то похудеет, - и нетвердой походкой Николай Иванович величественно удалился прочь.
У Люсиной койки с напуганным видом сидели два дюжих санитара. Люся по-прежнему лежала неподвижно. Простыни на ней уже не было. Начиная с ног, она покрылась каким-то волосатым наростом, и до пояса ее тело было словно заключено в щетинистый коричневый футляр. К шее нарост постепенно сходил на нет. Лицо все еще оставалось нетронутым.
Вадим подошел к кровати, посмотрел на нее пару минут, сказал: "Извините", тихо прикрыл за собой дверь, пошел домой и тоже напился.
Через неделю Люся стала окончательно похожа на египетскую мумию, только пузатую. Она затвердела и покоричневела, а ее прочный панцирь опутала длинная липкая паутина. На всякий случай в отделении, где лежала Люся, установили милицейский пост, а в самой палате нес круглосуточную вахту взвод вооруженных до зубов охранников. Госбезопасность всюду совала свой нос и проверяла всех на предмет секретности. Из Москвы то приезжали, то уезжали академики, но толку от них было мало. В основном, они шлялись где попало и объясняли персоналу, почему так важно правильно стерилизовать инструмент. Вадим отвез сына в деревню, забросил работу и с утра до вечера околачивался в больнице. От нечего делать он ходил по палатам и кабинетам, помогая стеклить разбитые окна. Николай Иванович оказался нормальным мужиком, время от времени вдвоем с Вадимом они засиживались допоздна за бутылочкой водки. Дни шли за днями, но никто ничего не понимал.
В одно прекрасное утро Вадим заглянул к главврачу. Тот сидел на полу, обложившись со всех сторон затянутыми марлей пол-литровыми банками и учебниками по биологии.
- Иваныч, ты это чего? - Вадим разгреб ногой книжный завал и уселся рядом. - Не похмелился?
- Вадик, мне кажется, я догадался. Все-таки 20 лет главврачом - это не шутка, - Иваныч взял ближайшую банку и сунул ее под нос Вадиму. - Вот это что?
- Ветка с гусеницей.
- Правильно. А это, - он сунул ему под нос еще одну банку, - это куколка. И через какое-то время из нее вылупится бабочка. Вот такая, - тут настал черед третьей банки. - Теперь до тебя дошло? Твоя жена превратилась в куколку!
Николай Иванович встал и начал в волнении ходить по кабинету.
- Гусеница толстая и противная. Она ничего не умеет делать. Только ест. Запасает энергию. По законам природы, ей надо стать бабочкой, а для этого требуется много энергии. Помнишь, ты сам мне сказал, что в последнее время твоя жена очень много ела. Ты даже сказал так: она жрала как на убой. Она стала очень толстая и противная. Ты понимаешь? Она стала гусеницей!!! У тебя случайно раздражения от нее не было? Ты пятнами не покрывался? От гусениц часто бывает раздражение... Хотя не всегда. Ладно, пошли к твоей Люсе.
В палате они долго рассматривали огромный темный кокон. Потом Николай Иванович достал торчавший из кармана халата стетоскоп.
- Какое-то невнятное бурление внутри, - сказал он, когда они вышли покурить в вестибюль. - Конечно, там идут непонятные для нас процессы. И рано или поздно оттуда что-то вылупится. Только что? - Он задумчиво выпустил серию волнистых колец. - Это я еще в школе научился, совсем пацаном. Немногие умеют. Говорят, Чарли Чаплин выпускал с одной затяжки сорок пять колец, но я не верю. Вадик, а все-таки, как ты думаешь, что вылупится?
- Кто его знает, Иваныч. Понятия не имею, - Вадим пребывал в страшной растерянности. - Может, чудище какое-нибудь...
- Ты, Вадим, конечно, хороший парень, но ты абсолютно разучился мыслить, - укоризненно покачал головой главврач. - Ты всю жизнь думал только о вине, еде и бабах. Тебя зашугала твоя гусеница. У тебя у самого интеллект сейчас находится на уровне насекомого. Подумаешь, своя фирма! Ты посуди сам - если исходить из природы - безобразная гусеница превращается в отвратительный кокон. А потом из него вылетает красивая бабочка. Мерзкое становится прекрасным. Вот она, диалектика. Твоя жена была безобразно толстой, потом покрылась панцирем. По логике вещей, сейчас должен наступить черед прекрасного. Поживем - увидим. Мне кажется, уже скоро. Вчера я ее тоже слушал - бурление было тише. Когда она окуклилась? Три месяца назад? Я думаю, в ближайшее время мы станем свидетелями чего-то необычного.
Он выбросил окурок и, ни слова больше не говоря, ушел.
С той минуты Николай Иванович и Вадим поселились в соседних палатах с Люсей. Они старались никуда не отлучаться, и даже когда ходили в туалет, всегда предупреждали охрану и друг друга, где их искать, - в случае чего. Ждать им оставалось действительно недолго. На пятый день поздно вечером к Вадиму ворвался взъерошенный главврач.
- Вадик, вырубай свой телевизор! - он подбежал к розетке и выдернул шнур. - Не хрен смотреть всякую муть! Начинается! Слышишь? Начинается!!! Оно шевелится!!!
Вадим, как ужаленный, вскочил с места, и они со всех ног кинулись в Люсину палату. Там происходило что-то странное. Охранники, здоровые ребята с бычьими шеями, неподвижно стояли у стены и боялись пошевелиться. На койке Люсина куколка извивалась, вздрагивала, растягивалась во все стороны, на ней то появлялись, то исчезали какие-то бугры - как будто кто-то изнутри пытался разорвать прочную оболочку и выбраться наружу.
- Вот посмотри, Вадик. Еще вчера я заметил, что панцирь вроде бы размягчился. Но, дурак, не придал этому значения. Вот, значит, как это происходит. Что ты все время молчишь? Что это ты вдруг таким молчуном стал? Ты не ощущаешь волнения?
- А мне, думаешь, нет? А им, думаешь, нет? - Он показал на охранников. - Всем страшно. Но бояться нечего. По логике вещей, все должно быть хорошо. Надо верить в природу. Мы - ее дети. Она не даст нас в обиду...
Наконец вверху кокона появилась маленькая дырочка и из нее стал просачиваться слабый свет. Потом в дыре зашевелилось что-то вроде белых маленьких змеек, при более внимательном рассмотрении оказавшееся длинными тонкими пальцами. Пальцы путались в паутине, разрывали ее, но она опять склеивалась, и конца и краю этой борьбе за освобождение не было видно.
- Не волнуйся, дружочек, сейчас я тебе помогу! - Николай Иванович был вне себя от возбуждения. - Сейчас, дружочек, сейчас, подожди чуть-чуть... все будет хорошо... - Разговаривая с неизвестным существом как с больным ребенком, он осторожно начал разрезать скальпелем оболочку. - Ты не дергайся, маленький, не надо, а то я тебя нечаянно порежу. Лежи спокойненько... Так, так, хорошо... - Кокон и вправду затих, а Иваныч с ним все возился и возился. В конце концов он не выдержал, выругался сквозь зубы и крикнул на Вадима: - Черт, Вадим, да не стой же ты как пень! Это же твоя жена все-таки! А ну помогай!
Вадим брезгливо дотронулся до того, что когда-то было его женой. Студнеобразное вещество, больше похожее на пережеванную жвачку, облепило руки. Он сделал над собой усилие, отвернулся и не глядя стал раздвигать заплывавший разрез. В палате становилось все ярче и ярче. "Что там еще такое?" - подумал Вадим, но смотреть не решился. И тут Иваныч завороженно выдохнул:
- Идет. Готово, Вадик. Теперь не надо ей мешать...
Вадим с облегчением убрал руки, с которых крупными каплями начала скатываться на пол темная густая масса, поднял глаза и застыл от неожиданности. В коконе, счищая с себя остатки коричневой гадости, сидела тоненькая красивая девушка, чем-то похожая на Люсю, какой та была до свадьбы. От девушки - точнее, от странного одеяния из белой мерцающей ткани, которое было на ней, - исходил мягкий свет. Короткие светлые волосы падали на лоб шелковыми, как у барашка, завитками; ясные синие глаза с неподдельным любопытством изучали открывшийся мир, а на аккуратных маленьких губах застыла робкая улыбка.
- Большое вам спасибо, - негромко, словно извиняясь, сказала девушка. - Так не хотелось ждать, пока само раскроется... - Она подала Вадиму теплую, пахнущую парным молоком руку и поднялась с кровати. За спиной у девушки были два белоснежных крыла.
- Ну что ты, деточка, - Иваныч, казалось, не замечал необычайности происходящего. - Не стоит благодарности. Это же больница. Помогать - наша обязанность.
- Добро не может быть обязанностью, - с назидательностью, странной для столь нежного существа, ответила девушка. Она повернулась к Вадиму и начала беспардонно разглядывать его со всех сторон: - Такое чувство, будто я вас знаю. Но ведь это исключено. Этого просто не может быть.
Вадим растерялся. Какое-то время в палате висело молчание. Потом она подошла к окну, выглянула на улицу и пару раз дернула раму:
- Оно открывается?
- Я помогу, - Гончаров потянулся к шпингалетам и распахнул створки.
Одно неуловимое движение - и девушка оказалась на подоконнике.
- Приятно было познакомится. А теперь мне пора. До свидания, - она еще раз улыбнулась - на прощанье, и, слегка оттолкнувшись, прыгнула в заоконную пустоту. "Разобьется!" - ахнул про себя Вадим, рванулся к ней, но опоздал. Крылья расправились, и она большой белой птицей исчезла в беззвездном осеннем небе.
- Да... Вот, значит, как оно всё вышло, - наконец протянул Николай Иванович, открывая вторую бутылку водки. Они сидели в его кабинете уже около часа и молча пьянствовали. Но хмель их не брал. Вадим мотнул головой, крякнул, залпом допил то, что оставалось в стакане, и спросил:
- Это что же, Иваныч, она превратилась в ангела? В прекрасного белого ангела и улетела?
- Да, Вадик, в прекрасного белого ангела... Что ж, ничего удивительного. Если из гусеницы получается бабочка, то из человека - ангел. Все логично... Можно было бы и самим догадаться, - он задумчиво почесал себя за ухом. - Всю жизнь в медицине, столько всего насмотрелся... Бывает, смотришь на человека и думаешь - нет, не жилец на этом свете. Уже даже родственникам скажешь, чтобы готовились, ни на что особо не рассчитывали. А он возьми ни с того, ни с сего и выздоровей. Или наоборот. И операция удачно, и послеоперационный период как по нотам, и выписка на носу... А потом р-раз - и все. Конец. Ну вскрыли мы его, посмотрели да обратно зашили. А почему жил, почему умер - неизвестно... Подумаешь, ангел! Когда приходит срок, каждый из нас становится ангелом. Уж я-то врач, уж я-то знаю... Хотя, конечно, обычно это бывает по-другому.
- И даже меня не узнала, - обиженно сказал Вадим. - А ведь мы с ней, как ни крути, пять лет прожили.
- Что поделаешь, - Иваныч налил по новой. - Вряд ли бабочка помнит, что когда-то была гусеницей. Слишком уж различные создания.
- Ну почему, почему она улетела? - Вадим чуть не плакал. - Как она могла? Такая светлая, такая красивая...
- Да брось ты так расстраиваться, Вадик. Нашел из-за чего, - главврач тяжело вздохнул и подвинул ему стакан. - На вот, выпей еще. Ну улетела - и улетела. Что теперь, помирать, что ли? Баба с возу - кобыле легче...