Он был красив, как бог огня. Силён и статен, словно суровая скала. Мощь, энергия, страсть! Его взгляд обжигал и гипнотизировал. Свобода приходилась ему любовницей. И не было на свете человека бесстрашнее и высокомернее, пока однажды богиня насмешки не пошутила над ним. Тёплой июльской ночью она бесшумно проникла в его покои и дотронулась своими ледяными губами до беспокойных глаз цвета молодой оливы. Мягкий приятный холодок - единственное уцелевшее воспоминание о той роковой ночи. Утра он уже не увидел.
С тех пор жизнь изменилась. Григорио, Григорио - жалкий слепец в опустевшем доме. Куда девалась его сила, его спесь? Их сменили злость и ненависть. И ещё одиночество, ставшее неразлучным другом - Григорио сам призвал его...
Шум дождя за окном, щебет птиц в заброшенном саду, вой ветра на чердаке. А как звучит человеческий голос? Прошло пятнадцать лет, и Григорио позабыл это. Он был ещё молод, но выглядел, как старик - его душа постарела и одичала.
Ближе к сердцу сентября, когда ароматы особенно остры и дни полны томной пряной теплоты, Григорио неожиданно услышал лёгкую поступь в глубине сада. Он метнулся туда, словно потревоженный зверь.
- Кто здесь?! Кто?... УБИРАЙСЯ!
Но там уже никого не было. Остался только ненавязчивый запах розового масла.
Ровно через четыре дня Григорио снова почувствовал этот запах в гостиной возле камина. Рядом лежала вязанка дров. На следующее утро аромат розового масла появился в кухне. Григорио обнаружил на столе сыр, свежие овощи и фрукты, кувшин молодого вина. Это вызывало огромную тревогу. Неизвестный проникал в дом, когда ему вздумается. Это надо было прекратить. Григорио патрулировал коридоры и обшарил каждую комнату. Запах исчез. Но ненадолго.
Свежим сентябрьским утром Григорио открыл свои незрячие глаза, встал с постели, распахнул окно, чтобы слышать пенье птиц. Но что-то было не так. Графин с водой и стакан стояли нетронутыми, трость - по-прежнему у стены, как он оставлял вечером. Что же было не так? Запах розового масла.
- Ты здесь, я знаю! - прорычал Григорио. - Что тебе нужно от меня? Убирайся вон!
Он протянул вперёд руку, тщетно пытаясь схватить невидимого гостя. Лёгкий вздох, воздушная волна, хлопок закрывающейся двери. Незнакомец скрылся. А точнее - незнакомка. То, что это была женщина, Григорио догадался сразу. Но зачем она явилась в это забытое богами место? Зачем нарушила устоявшийся покой? Сняла паутину со стен, стёрла пыль с сундуков? Словно хозяйка. Проклятье! Пусть она убирается восвояси! Пусть убирается!
В ярости Григорио толкнул стол - графин и стакан полетели на пол и раскололись вдребезги.
Он ничего не мог сделать. Он был бессилен. Слепец.
II
Юлия с детства отличалась от своих сверстниц. Она не искрилась резвостью и задором, когда была ребёнком. От неё не исходило ни капли кокетства и девичьего жеманства в юности. Кавалеры не понимали её желаний и считали странной. Юлия жила в своём маленьком чистом мирке, в своих мыслях и мечтах - любила холодные рассветы, гуляла в лесу, собирала дикие цветы, читала книги при свете очага долгими зимними вечерами. Каштановые волны её волос непослушно ниспадали до пят. Чёрные любопытные глаза, как две крохотные пропасти, трепетно поглощали все тонкости природной красоты. Лесные нимфы не чаяли в Юлии души и сделали своей названной сестрой. Эльфы поили её амброзией и нектаром. Южный похотливый ветер нашептал ей об одиноком слепце, живущем в заброшенном доме за холмом.
Три ночи Юлию мучила бессонница. Пуховые подушки казались непривычно жёсткими, шерстяной плед - колючим. Перед глазами стоял образ слепого затворца. Отчего он один, совсем один?..
Юлия слышала от лесных нимф, что в самой чаще, в покосившейся избушке, покрытой мхом, живёт Ведьма. И она ведает всё. Переборов свой страх, Юлия направилась к ней сквозь непролазные дебри. Нимфы тщетно пытались остановить свою названною сестру. Юлия была тверда, словно закалённая сталь.
Сморщенная костлявая старуха встретила юную гостью долгим взглядом. Седые космы выбились из-под платка и неряшливо торчали в разные стороны.
- Лучше бы ты явилась за приворотным зельем, милочка... Но нет, ты хочешь, чтобы я погадала тебе, верно? - голос Ведьмы скрипел, как ржавые петли.
Юлия молча кивнула, но взгляда не отвела.
- Что ж, твой выбор. Чем платить будешь?
Девушка протянула старухе мешочек с серебром. Ведьма проверила монеты на зуб и быстро спрятала куда-то в складки своей залатанной юбки, затем достала древнюю потёртую колоду, велела Юлии сдвинуть карты и разложила их на столе.
- Что ты желаешь знать? Говори!
Юлия, бледная от страха, вымолвила:
- Слепой, тот, что живёт за холмом... Я хочу пойти к нему...
В глазах Ведьмы мелькнуло удивление, а из её щербатого рта вырвался хриплый хохот:
- Глупая! Глупая девчонка! Но это твой выбор.
Не смея шелохнуться, Юлия вжалась в стул, а старуха продолжила, глядя на карты:
- Ты пойдёшь туда и дважды пожалеешь об этом. Пожалев в третий раз, навеки покинешь своего слепца. Он же погибнет без тебя, потому что полюбит.
- Бабушка, неужели только так? Неужели не может быть по-другому?
Два блестящих ручейка заструились из чёрных глаз Юлии.
Старуха снова захохотала:
- Хоть я и Ведьма, но будущего не ведаю. Я излагаю только то, что говорят карты. За всю мою жизнь - а прожила я не мало - они ни разу не обманули.
Чуть живая, Юлия встала из-за стола и побрела прочь. Вслед ей донеслись слова старухи:
- Помни, тебе решать! Твой выбор...
III
Декабрь медленно угасал. Многое изменилось в доме Григорио с приходом непрошенной гостьи. В очаге всегда горел огонь. Каждый день на столе была свежая еда. Крысы больше не бегали ночами по его холодной постели. Просыпаясь утром, Григорио находил выстиранную одежду и начищенные башмаки. Всюду, всюду ощущалось присутствие юной незнакомки. Почему юной? Однажды Григорио услышал, как она поёт. Первой мыслью его было немедленно выгнать девчонку вон. Но он не сделал этого. На улице лил ледяной дождь, завывал отчаянный ветер, отчего деревья бешено бились о стены. А голос гостьи был сладок, нежен и лёгок, словно святая печаль. Григорио не двинулся с места. Пламенные и такие непривычные падали капля за каплей на сюртук. Он давно позабыл, как это - плакать. Кто она такая - девочка с ароматом розового масла? И что сделала с Григорио? А самое главное - зачем?
Поначалу Григорио рычал и срывался, словно цепной пёс. Но незнакомку не напугали его проклятия. Потом он просто перестал обращать внимание, игнорировал её помощь и заботу - не принимал приготовленной ею пищи, не грелся у очага промозглыми вечерами. Но и это не остановило маленькую гостью - она продолжала преображать заброшенный дом, не смотря на упорное сопротивление его хозяина. И вскоре Григорио сдался. Он не желал себе в этом признаваться, но это было так. Каждое утро он с нетерпение ловил запах розового масла и облегчённо вздыхал. Звуки шёлкового голоса незнакомки стали для Григорио смыслом существования. Он ждал её песен, как ожидают чуда. Однако гордыня крепко держала слепца в узде. Он не смел приблизиться к юной гостье, не смел заговорить с нею, хотя душа его и его сердце уже не принадлежали ему. Это случилось. Григорио полюбил. Сила любви была таковой, что даже гордыня потеряла свою власть над ним. Убогий слепец, бывший некогда роскошным красавцем, позволил себе сквозь пепел лет вновь желать, мечтать, жить. Григорио решил: в новогоднюю ночь он падёт ниц пред хрупкой девочкой, которая стала его любовью.
IV
С наступлением зимы Юлия всё реже возвращалась в деревню. Дороги были занесены снегом. Студёные ночи стали длиннее и суровее. Жизнь в старом доме казалась девушке тягостной. Её надежды не оправдывались. Она старалась, очень старалась. Угрозы и яростные крики слепого хозяина только закалили Юлию в решимости приручить его. Но сменившее их холодное безразличие резало без ножа. Всё было тщетно, все её усилия...
Первый раз Юлия пожалела о том, что пришла сюда, в тот день, когда слепой свирепым воплем прогнал её из своей комнаты. Девушка в слезах убежала в деревню, но и двух ночей не провела спокойно, снова и снова думала о несчастном затворце. Неужели суждено ему жить в тоске и одиночестве? Нет! Такого быть не должно. И Юлия вернулась в стылый недружелюбный дом.
Второй раз пожалела она о своём решении быть здесь, когда её чистая песня любви не тронула очерствевшего сердца слепого хозяина. Лишь стена дождя за окном помешала Юлии покинуть дом в тот день. И девушка продолжила свой каждодневный труд. Ей много удалось добиться - мрачные покои посветлели, приобрели уют, слепец больше не отвергал её услуг так явно. Он стал следить за собой, сбрил косматую бороду, причесал разросшуюся шевелюру. Юлия увидела, наконец, лицо хозяина. Оно было ещё молодо, носило печать прежней красоты и могло ожить возродиться, если бы улыбка озарила его. Но этого не происходило. Юлия встречала выражение призрения и надменности - и ни капли привязанности, ни капли тепла. Она напрасно пришла, напрасно провела здесь столько времени. Слепец, которого она сначала пожалела, а потом всем сердцем полюбила, равнодушен к ней. И этого не изменить. Она не нужна ему.
Проплакав всю ночь, на рассвете Юлия навсегда покинула старый дом и человека, успевшего стать её жизнью. Этому суждено было случиться в канун нового года.
V
Утро началось странно. Камин не пылал, как обычно. Еда осталась нетронута с вечера. Запах розового масла ещё слабо держался, но гостьи нигде не было. Григорио проверил дом, не пропустив ни единой комнаты. Её не было. Что это? Что это? Сначала слепец пришёл в смятение, но успокоил себя мыслью: девочка готовится к празднику, отправилась в деревню и скоро вернётся. Часы мучительно тянулись, но она не возвращалась. И тогда Григорио испугался. Что это? Что же это?! Он в исступлении метался по дому, не контролируя движений и натыкаясь на мебель. Хотел позвать её, но не знал имени. Что вообще он знал о маленькой гостье? Единственное - что любит её. Так почему она покинула его именно сейчас?
Страх слепого сменился отчаянием и невыносимой болью. В гостиной на софе Григорио нашёл забытый девушкой платок. Прижал его к груди и начал убаюкивать, словно младенца. "Милая, где ты? Прости меня..." - шептали губы, целуя платок. Ответом была тишина. Обессиленный, Григорио упал на пол. Умереть. Ему осталось только умереть.
Холм остался позади, но Юлия не находила облегчения. Кровь стучала в висках, а сердце билось, словно раненая птица. Снег хрустел под сапогами, и девушка вслушивалась в этот хруст, пытаясь отвлечься от тяжких мыслей. Всё случилось так, как нагадала Ведьма: "...пожалев в третий раз, навеки покинешь своего слепца. Он же погибнет без тебя, потому что полюбит". В одном лишь карты ошиблись: слепой не полюбил Юлию... Почему же ей тогда так неспокойно, словно тяжёлая ноша лежит на её плечах? "Тебе решать! Твой выбор..." Юлия резко остановилась.
- Мой выбор?! - закричала она. - И что я выбрала?!
Как выпущенная стрела, девушка помчалась обратно. Жестокий ветер хлестал её по щекам, ноги утопали в сугробах, а руки озябли. Но это было неважно. "Мой выбор - быть с ним", - твердила про себя Юлия и ускоряла шаг, не смотря на холод. Успеть бы до темноты...
Она ворвалась в дом. Где он? Где он? Слепой лежал на полу в гостиной, сжимая в руках платок Юлии.
- Любимый, - вымолвила девушка, склонившись над ним. - Я сделала выбор. Я выбрала тебя.
Слепец вздрогнул, торопливо приподнялся. Глубокое волнение отразилось на его лице. Руки отыскали Юлию, и он привлёк её к себе.
- Как ты красива, девочка моя, маленькая моя... Прости, я обижал тебя, прости, - повторял Григорио, касаясь Юлии вновь и вновь - её спины, плеч, рук, её лица, её волос - и осыпал поцелуями её ладони.
А Юлия плакала и не находила слов. Упоённая, она дотронулась своими горячими устами до незрячих глаз любимого. И что-то случилось в этот миг. Быть может, боги, наблюдая с небес, сжалились и даровали чудо. А может быть, это чудо сотворила сама любовь. Яркая вспышка света озарила зал и Григорио вскрикнул - от неожиданности, от радости, от волнения и неверия в произошедшее:
- Я вижу! Девочка моя, я вижу тебя! Или мне снится? - нотка беспокойства прозвучала в голосе. - Нет, это не сон. Вот твои заплаканные глаза, твои бархатные щёчки, твоя хрупкая фигурка в моих объятьях и твои губы, твой запах розового масла...
Григорио поцеловал Юлию со всей страстью, которая спала в его душе долгие годы. Вместе со зрением к нему вернулись сила и красота, только переродившиеся, просветлевшие. Он вновь чувствовал свободу, но по-новому - абсолютно чисто. И эту чистоту, это свет подарила ему маленькая девочка, тоненькая, словно тростинка, но верная себе, а потому непобедимая. Любовь разливалась по жилам Григорио. И он был счастлив.
За окном мягко падал снег. Ветер стих. Новый год предвкушал своё наступление с довольной улыбкой.