- Я его прекрасно понимаю. - Я тоже улыбнулся, хотя и было очень тяжело на душе. Я бы и сам, наверное, сошел с ума от любопытства, если бы меня перенесли на шестьдесят восемь лет в будущее. Давай, давай поговори с ним. И в экипаж вертолета, пожалуйста назначь из тех двоих, кто сегодня не летал.
Командиры уже полностью уловили настроение солдат. Работа - это самый простое и очень
эффективное средство от тревог и печалей до сих пор, даже при временной потери контакта с прежней жизнью. Во всем лагере царила предбоевая лихорадка. Двигатели жужжали, загрузчики боеприпасов грохотали, коммуникационное оборудование пищало.
Подразделения логистов, в частности, работали до седьмого пота, но хаос очевидный для их
действий, не был заметен, потому что каждый точно знал, что делать. Как и в случае с Савицки.
Сам лейтенант стоял посреди лагеря, не отрывая глаз от толстой тетради с надписью «список материалов» - светя фонариком с тонким лучем в зубах, бормоча что-то при этом, отмечая один пункт за другим. Я мог быть уверен, что за час до начала штурма все будет закончено.
Вилгат тем временем разговаривал с одним из командиров танковой группы. Они, расположились прямо под длинным стволом и размахивали руками, показывали друг другу какие-то детали снаряжения и вообще было впечатление, что они полностью поглощены делом. В любом случае, их можно было услышать с полпути в лагерь.
- Я вижу, вы восхищены нашей бронетехникой, - сказал я с улыбкой. Вилгат обернулся, и, несмотря на темноту, я заметил, что он раскраснелся от волнения. - Я думал, что как авиатора вас больше заинтересуют наши вертолеты....
- А, я уже посмотрел на вертолеты, - живо ответил он. - Лейтенант Грабек был достаточно любезен, чтобы рассказать мне подробности. Это вооружение, эта броня, эта технология прицеливания.... Великолепно! Полковник, я даже не мечтал, что у нас может быть что-то подобное. Калибр оружия… доспехи... Я не думаю, что у немцев это есть, не так ли? Больше всего меня удивляет то, что у вас так много различных технических изобретений, особенно такие как... они называются ракеты, верно? .... Жаль что остальная часть Войска Польского ездет на повозках, запряженных лошадьми. Но нам, вероятно, нечего бояться немцев, так как наше Верховное
Командование имеет такие резервы.
- Возможно, - согласился я. - Я не знаю подробных планов Верховного командования. У меня к вам просьба, лейтенант. Если я могу чем-нибудь помочь, то...
- Я думаю, вы можете. Мы являемся секретным и хорошо оснащенным подразделением, но, к сожалению, мы не смогли установить связь со штабом армии "Лодзь". Знаете, эта поспешная мобилизация. - Он улыбнулся в знак согласия. - Поскольку мы планируем нападение на XVI бронетанковый корпус, нам нужна поддержка Волынской кавалерийской бригады, которая входит в состав армии "Лодзь", чтобы участвовать в этой атаке, и мы не уверены, получил ли они
соответствующие распоряжения. Я хотел бы попросить вас, полететь с майором Лапицким, нашим
начальником штаба и поговорить с полковником Филиповичем, командиром бригады. Вы видели тут все своими глазами и воочию убедились какой силой мы обладаем. У нас есть шанс вместе с кавалерией разбить весь немецкий корпус. Я думаю, что вдвоем вам будет легче убедить полковника, что эта идея не немецкая провокация. - Я улыбнулся.
- Да, пан, полковник, я буду рад помочь, - ответил Вилгат. - У меня не было возможности
лично встретиться с полковником Филиповичем, но я думаю, что вместе с господином майором он сделает все возможное. Мы все хорошо представим командованию бригады. Господи, если вы поливаете фрицев из-за стольких стволов..... - мечтательно закончил он.
Вдруг из открытого окна одного из грузовиков раздалась музыка. Это было не очень громко, потому что солдатские модификации стандартной установки под hi-fi оборудование обычно оказывались не очень, но Вилгат застыл в позе крайнего изумления. Он почти начал
вздрагивают от ритма, выбиваемого барабанами. Перед боем, кто-то решил добавить настроения тяжелым роком группы Metallica с ее флагманским номером "Enter Sandman". Я всегда находил его
неплохим, но у Вилгата, видимо, было другое мнение на этот счет, потому что он с трудом выплюнул его:
- Что это такое?
Я задержался с ответом на некоторое время, потому что был занят тем, что объяснял недоумевающему рядовому как можно скорее выключить это. Не знаю, понял ли он, но через некоторое время музыка прекратилась.
- Не обращайте внимания, лейтенант, - сказал я, пытаясь приуменьшить значение инцидента.
- Неприятности с радиостанцией. Помехи...
- Помехи? - Почему-то он не казался убежденным.
- Иногда они вызывают такие эффекты...
- Но эти рыки... Как будто с кого-то сдирали кожу. - Я махнул рукой, давая ему понять, что у нас есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться, чем оборудование. Лейтенант как-то сумел отвлечься от моих оправданий и перешел к другому вопросу, который его беспокоил:
- Полковник, не могли бы вы передать мои искренние извинения прекрасной миссис капитану? И пожелания скорейшего выздоровления?
- Конечно, лейтенант. - Ах, эти довоенные манеры… У меня это тоже было. - Но я слышал, что у вас была возможность сделать это самостоятельно...
- Знаете, я действительно не специально...
- Я знаю, ты целился в меня. - Я рассмеялся, сделав вид, что говорю о стрельбе.
- И я рад, что вы промахнулись, хотя, конечно, было бы лучше, если бы вы вообще промахнулись... Ага, майор, - я повернулся к Лапицкому. - Возьмите двоих парней из коммуникационной команды Галасио и радиостанции. Как только вы уладите этот вопрос, постарайтесь убедить
Филиповича, чтобы они остались в штабе бригады, чтобы мы могли лучше координировать наши действия.
Они оба выпрямились, отдали честь и пошли к вертолетам. Вилгат все еще качал головой в
в недоверии, и поглядывал на грузовик с якобы сломанным радио. Я перестала беспокоиться о них. Лапицкий справлялся лучше всех. Взвод Войтынского подготовил четыре тяжело нагруженных "Хаммера", а затем скрылся по-английски - не прощаясь. Я смотрел, как он уезжает, и понял, что стартовый флажок упал. События начали разворачиваться, и я стал активным участником величайшего катаклизма, который когда-либо обрушивался на этот земной шар. Вдобавок ко всему, я претендовал на право бросить на стол кочергу с пиками. На что я надеялся? Хороший вопрос. Чего я хотел? В равной степени хороший вопрос. В голове крутились какие-то мотивы, но ничего конкретного.
Кроме того, я поймал себя на мысли, что независимо от того, что происходит, нападем ли мы или
нет, независимо от того, удастся ли атака или нет, у меня есть уверенность, что мы вернемся в свое время. Просто — вопреки тому, что я недавно сказал Войтынскому - все мои более или менее
реализованные планы предполагали возврат как несомненный факт. А это означало найти шутника, который впустил вирус, и заставить его раскрыть нам свои мотивы и помочь ему искоренить вирус. Только после этого мы могли реально подумать о написании программы, которая выкинет нас обратно. У шутника, однако, не было ни малейшей причины попадаться, и
вероятно сейчас он незаметно наблюдал за мной, пытаясь контролировать ситуацию. Так что найти его будет нелегко - по крайней мере, до тех пор, пока мы будем следовать тому, что он сам для себя установил.
Я чувствовал угрызения совести, потому что, несмотря ни на что, мне следовало бы равняться на
Нэнси. В конце концов, это я уговорил ее лететь на разведку, и если я предполагал, что из-за ее
мы стали невольными участниками Второй мировой войны, это имело столь же железные последствия.
Я считаю, что она была ранена из-за меня. Поэтому ей причиталось от меня хорошее слово. Однако, с другой стороны, было уже поздно, и она была накачана болеутоляющими, поэтому я предпочел предположить, что она спит. А если она спит, я не буду ее беспокоить. Хорошая
возможность немного отдохнуть от мыслей о ней. К счастью, мне пришла в голову идея свалить вину всей этой суматохи на Холдена, и таким чудесным образом, мой гнев на изобретения янки, стал ориентироваться на конкретного человека, вполне отличного от длинноногой блондинки со взъерошенными волосами и любопытными глазами. И это тоже хорошо. Я пожал плечами и пошел к командной машине. В углу стояла раскладушка, и мне захотелось ею воспользоваться. Вдалеке я услышал приглушенный гул взлетающего вертолета, в котором Лапицкий и Вилгат наверняка обсуждали самые важные аргументы, необходимые для серьезного разговора с командиром Волынской бригады. Также в командной машине я нашел Галас с Куприсом полностью
поглощенные какой-то оживленной дискуссией, которую они резко прервали, когда я появился на
на горизонте. У них обоих были довольно некрасивые лица. Возможно, они подумали, что я услышал что-то, что, по их мнению, не было предназначалась для моих ушей. Некоторые очень важные капральские секреты. Галас первым вернул себе самообладание, удивительно, что он вообще его потерял.
- Полковник, я покорно докладываю, что все каналы связи готовы. У вас есть расписание того, где, что и кому. А с капитаном Курцевичем дополнительный прямой канал. Отсутствие перекрестных помех.
- Хорошо. Вам удалось поговорить с кавалерийской бригадой?
- Не очень. Я просканировал всю группу, но ничего не нашел. Но...
- Ну?
- Я думаю, я поймал высокое начальство...
- Верховное командование?
- Да, наше высшее командование. У них, полковник, есть такая большая радиостанция для
для связи с армиями. Она называется W2 или что-то в этом роде. И я их подслушал. Простой шифр, я научился этому на курсах. Так что, если бы полковник захотел, вы могли бы поговорить с ними, и возможно договориться о встрече...
- Галас, о чем ты говоришь? С кем на встречу? С маршалом Райдзом-Смиглы? - Другой
любитель сотрудничества в макромасштабе. Очевидно, Лапицкий и Галас видели то, что я не мог.
- Ну...
От этого мычания я разразился искренним смехом. Должно быть, меня отпускало от всех предыдущих стрессов, потому что я квакал, как стая лягушек весной, и даже я сам находил этот свой смех немного истеричным.
- Как вы себе это представляете? - спросила я, не очень ясно видя его сквозь слезы. - Пан
Маршал, подполковник Ежи Гробицкий, командир отдельного разведывательного батальона, докладывает…
- Разведывательный батальон. Вы не слышали о нем? Неудивительно, ведь мы только что прибыли
прямо с две тысячи седьмого года, потому что, знаете, была гроза, и от избытка электричества главный компьютер запутался в схемах. Но поскольку мы зашли, вы понимаете пан Маршал, мы можем немного поколотить немцев, потому что так получилось, пан что у нас много боеприпасов и совсем немного хороших танков и хорошей артиллерии и капрал Галас, наш стратег блицкрига. Так что уважаемый пан Маршал, возможно, мы могли бы договориться о каких-то совместных планах или что-то в этом роде? - Мои рыдания звучали совершенно одиноко в четырех жестяных стенах, когда капралы со всей серьезностью, с которой они это делали были больше похожи на египетские мумии. У Куприса совсем нет чувства юмора, и тот факт, что он не понял шутки, меня нисколько не удивил. Но Галас? У него должно быть носорожья шкура, поэтому он ответил вполне серьезно:
- Ну, примерно так я себе это и представляю, полковник. Просто Полковник, подумайте, сколько всего вы могли бы отменить. Сколько ошибок можно было бы исправить. Все еще можно сделать,
пока ничего не рухнуло. Если бы мы полетели после штурма, то завтра на рассвете....
- Мы? - Я прервал его. Я очень устал и хотела спать. Жестокий приступ смеха вымотал меня до предела. - Уходи. Мне нужно прилечь.
- Да, пан. Но пусть полковник думает.
- Хорошо, я подумаю. Теперь оставь меня в покое. - Я вытолкнул их почти силой и закрыл дверь.
Но, как и ожидалось, сон не приходил. Все, что произошло в последние 24 часа пронеслись перед моими глазами, как в безумном калейдоскопе. У меня не была полная ясность в отношении произошедшего, и отсутствие четких планов на будущее. Я не мог освободиться от ощущения, что я тяну всех в какую-то пропасть, в какую-то бездонную пропасть, в какую-то дорогу без возврата. Где-то далеко была мысль, что именно в таких ситуациях люди узнают сколько они на самом деле стоят. Но с другой стороны, в чем смысл таких тестов? Для чего мне нужны эти знания?
Для статистики? Чтобы углубить свои знания в области социальной психологии? Чушь.
Но я, должно быть, немного вздремнул, потому что не слышал стука. Кто-то просто
открыл дверь и шагнул внутрь, а я при этом механически уселся на узкую койку, перекатившись по ней, и глядя вокруг не очень осознанным взглядом, пытаясь сопоставить нечеткие очертания фигуры с конкретнм именем.
- Можно? - спросил Войтек Курцевич. Не дожидаясь разрешения, он подтолкнул командное кресло и удобно уселся в него.
- Можно, - ответил я, зевая и ища на полу свою обувь. - Чувствуйте себя как дома.
- Йхм — прозвучало от нас, поскольку мы оба сделали по глотку. - Ты знаешь, что пришло мне в голову? Что мы все-таки самоубийцы. Эта наша атака... Я оставляю в стороне тот факт, что это чистый сюрреализм, потому что эта война была шестьдесят восемь лет назад, и мы изо всех сил готовимся к тому, чтобы атаковать немецкие танки... Но вернемся к сути: преимущество Германии слишком велико, даже с учетом разницы в вооружении....
- Бездна. Никакой разницы.
- Может быть. Но преследование бронетанковых дивизий - это всегда риск. В конечном итоге мы начнем терять технику и людей. И у нас закончатся боеприпасы....
- И что?
- Так что... - Он вздохнул. - Не могли бы вы выяснить, где Гитлер? Я имею в виду, где в данный момент? Я внимательно посмотрела на него.
- А что, вы хотите его разбомбить?
- Нет. У нас есть эти коммандос...
- Они уже ушли.
- Они недалеко. - Он махнул рукой. - Вы можете вернуть их обратно. А потом возьмите вертолеты,
с полным боекомплектом на борту, добавить еще несколько сознательных людей… Я бы полетел сам... получить как можно больше пулеметов и РПГ, высадится, сделать небольшой бум-бум, посадить сукина сына в такси и отвезти в Варшаву. В конце концов, эти парни из GROM тренируются исключительно для того, чтобы выполнять подобные трюки. Вы знаете, как наше правительство могло бы отлично провести переговоры об условиях мира, если бы мы посадили г-на Канцлера перед ним, а Ветеска приставит пистолет к его голове? Мы бы получили Силезию, Померанию и все остальное по вашему желанию. Война закончилась бы за один день. И мы, полные славы и виртути Милитари на лацкане, приземлились бы дома. Эти дамы, эти ликующие толпы, эти посещения …
- Вы верно подметили. - Я действительно так думал. Если вы хотите изменить прошлое, то идите
до конца. - Но реализация такого плана может оказаться сложной. Я говорил об этом с Галасом -
Я извиняюще посмотрел на него, что эта идея пришла мне в голову час назад - и
проблема в том, что господин Гитлер в первые дни войны был достаточно добр, чтобы не сидеть на своей вилле в Берхтесгадене или там, где в то время находился его штаб, а перемещался по всему
прифронтовому району на бронепоезде. Что означает, что он может быть где угодно.
Мы потеряем кучу сил на его поиски, а время летит. В любую минуту немцы обнаружат нас здесь и о факторе неожиданности можно будет забыть. Нет, - я покачал головой, - хорошая идея, но мы должны быть уверены, где находится канцлер. Кроме того, будет лучше говорить с ним, если мы немного потреплем эти бронетанковые корпуса. Чтобы он понял, что это не шутка. Мы покажем наши бицепсы, и тогда делайте, что говорите. Войтынский будет искать его. Через два-три дня...
- Через два-три дня нас здесь может не быть. Вы действительно хотите броситься на два бронетанковых корпуса? - Он посмотрел на меня с интересом. - В конце концов, это нереально...
- Реальность, - я указал на восток, - там находится миллион наших солдат. Мы только проложим им дорогу.
- Да, - размышлял он, а затем сменил тему. - Люди говорят немного...
- Конечно, они говорят. А чего вы ожидали? - Я достал еще две банки из маленького холодильника и бросил ему одну. - Что они придут с цветами в знак благодарности? Мы не только перевернули их жизнь с ног на голову, а потом еще мы заставляем их идти в атаку на врага, у которого против нас ничего нет. По крайней мере, так им кажется на данный момент.
- Честно говоря, мне тоже так кажется, - спокойно сказал он. Он не выглядел усталым, но его красивое, нарисованное лицо было сосредоточенным и внимательным. Я давно не видел его таким.
А может, и никогда. - Это не наша война. У нас есть там, - он махнул рукой в неопределенном
направлении - наши семьи, наши дома, наши деньги, наши жизни. Не здесь. Верно. - Я кивнул головой. Я не хотел слишком сильно его обескураживать. - Нам надо время переключиться. Все произошло так быстро...
- Я имею в виду, что каждому есть что терять, и никто не хочет слишком сильно меняться.
- Он немного повысил голос. - Я, конечно, не говорю о жизни, потому что пулю можно заработать и в Афганистане. Я говорю о том, что люди не хотят драться, потому что у них есть чувство
ужасной потери. Просто все, что для них важно, они оставили ..... там... Это как если бы мы
потерпели кораблекрушение на необитаемом острове. Никто не хочет строить хижины, потому что все тоскуют по дому...
- Поверьте, я это понимаю. - Чем больше он расстраивался, тем больше я старалась быть спокойным. - Действительно. Вы думаете, у меня нет мотивации вернуться?
- Нет, - он колебался, - возможно, что....
- Подождите. Еще есть немного времени до того, как труба заиграет для атаки. Так что просто сиди
и слушай. И тогда ты скажешь, куда нам ближе - сюда или туда.