Едва осознав, на каком он свете, Рамон расспросил Бертовина. Тот рассказал, не скрывая ничего, и делая вид, будто не замечает, как господин тяжело молчит, собирая в кулак одеяло.
-Вот, значит, как. Где она?
-Дома, наверное. - Пожал плечами Бертовин. - Как ты в первый раз очнулся, так и уехала.
- Я думал, брежу.
-Нет.
-Дура.
-Это ты дурак.
-И я дурак. - покорно согласился Рамон.
Что же она натворила, дурочка маленькая? Оставалось только надеяться, что у Амикама хватит здравого смысла отослать дочь к родне, той самой, до которой неделя пути. Да, домой после этого не вернуться, но лучше изгнание, чем костер. Грозился всех ведьм под корень своими руками? Рамон застонал. Ну вот, когда загорится этот костер, можно будет считать, что сам его и разложил.
-Болит? - осторожно спросил Бертовин.
-Нет. - Тьфу ты, забыл совсем, что не один. - Ничего страшного. Ступай, хватит со мной нянчиться.
Выздоравливал он медленно и трудно. Лубки сняли в свой черед и сломанные ребра зажили, но кашель досаждал еще долго. Впрочем, куда хуже оказались никак не желавшие проходить головокружения, из-за которых то и дело приходилось останавливаться и хвататься за первое, что подвернется под руку. Приступы становились все реже, но невозможно было знать, когда и где застанет очередной, и несколько раз Рамон едва не слетел с коня, застигнутый врасплох. О дальних поездках и даже визитах к соседям речи не шло вообще, но в седло рыцарь взобрался едва смог ходить без посторонней помощи. Бертовин попытался было запретить, но в очередной раз убедился, что если уж господин втемяшил что-то в голову - не отступится. Тем более что болезнь не прибавила рыцарю ни мягкости характера, ни вежливости. А уж до чего стал невоздержан на язык - словами не передать. Особенно когда обнаружил, что придется долго и осторожно разрабатывать руку, переставшую удерживать щит. Хлодию хватило ума брякнуть - мол, бог с ней, с рукой, мол ежели чего, командовать господину можно и с безопасного места командовать, а рубиться - на то гарнизон есть. Утешить хотел. Потом недели две боялся на глаза показаться.
Но время шло, мало-помалу возвращались и силы и ловкость. И едва Рамон понял, что не только выдержит дорогу до Агена, но и вернется обратно, он собрался в город.
Амикам встретил вроде бы с обычной приветливостью, но холодок в голосе рыцарь почувствовал сразу же. Они расположились в беседке, слуга принес вина и фруктов.
-Я послал за Лией. - сказал Амикам. - Сейчас придет.
Рамон кивнул. Девочка в городе? Плохо, очень плохо. Встретился взглядом с хозяином дома:
-Поверишь ли ты, если я скажу, что скорее согласился бы остаться там навсегда, нежели купить жизнь такой ценой?
-Верю. Но пойми и ты: я отец.
-Да. И мне безумно жаль, что так вышло. - Он замер, буквально кожей почувствовав взгляд. Развернулся, вставая.
Ничего в ней не изменилось. Вот разве что раньше не смотрела так... словно на официальном приеме. И улыбка не выглядела натянутой маской. Хорошая моя, зачем же ты так?
-Я оставлю вас ненадолго.
-Отец, не уходи. У меня нет секретов.
Ну вот и все. Говорить больше не о чем. И все же...
-Здравствуй. Рад видеть тебя.
Рад. Несмотря ни на что.
-Здравствуй.
-Я... - слов отчаянно не хватало, и мешал Амикам. Шагнуть бы, обнять и пусть руки и губы объяснят вернее, чем тысяча слов... Вот только не позволит, даже не будь рядом отца. Рамон не знал, откуда взялась такая уверенность, но видеть девушку такую родную и чужую одновременно казалось невыносимым. Зря он приехал.
-Я прошу прощения. За все.
-Я не держу на тебя зла. - В голосе не было ничего, кроме спокойной вежливости, как ни старался рыцарь расслышать хоть тень чувств. - Но ничего не вернуть.
-Жаль... - Наверное, надо было сказать что-то другое. Просить, объясняться... Впрочем, зачем? Хоть кому-то в этом мире удалось вернуть любовь, ползая в ногах? - Мне тебя не хватает.
-Жаль. - согласилась она.
-Тогда... - нет, все же он спросит о том, что не давало покоя с самого начала. - Перед тем, как попрощаться... скажи, все было по-настоящему? Или приворот?
В первый раз за весь разговор в ее улыбке появилось что-то человеческое. Очень-очень грустное и безнадежное.
-Ты приехал... и все равно не доверяешь. Так о чем говорить? И много ли будут стоить мои слова?
Рамон не ответил.
-Я тебя не привораживала. Все, что было... - маска исчезла, остались лишь наполненные слезами глаза и срывающийся голос. - Все, что было - твои настоящие чувства. Если они были вообще.
-Не "были". Есть.
Лия пожала плечами.
-Может быть. Теперь все равно. - она помолчала. - Тогда и я спрошу: та тень, что над тобой... если ты знаешь о ней - что это?
Тень? О чем она? Ах, да... Еще полчаса назад он не сказал бы об этом ни за что на свете.
-Родовое проклятие. Ни один мужчина в нашем роду не доживет до двадцати двух.
И не удержался от усмешки, увидев, как расширились ее глаза. Коротко поклонился:
-Прощай.
-Я провожу. - Сказал Амикам.
У самых ворот Рамон остановился.
-Увези ее из города. Любой ценой.
-Она не хочет. Говорит, что не собирается прятаться, точно преступница.
-Увези силой.
-Моя дочь - не рабыня. Ее право решать, как поступить.
-Тогда готовься ее оплакать. Прощай.
Как Лия и предполагала когда-то, шепотки за спиной улеглись довольно быстро. Разве что чужеземцы, что вели дела с отцом, теперь предпочитали в дом к ним не заходиться, приглашая Амикама к себе. Да на балах приглашали на танец лишь соотечественники. Впрочем, по большому счету ей было не до балов, а то, что гостей стало меньше - так оно даже и к лучшему. Тем сильнее она удивилась, увидев однажды на пороге Бертраду.
С того момента, как девушка таки получила к себе в постель Дагобера они почти не виделись. И то, как Бертрада выглядит Лие совсем не понравилось. Беременность должна красить женщину. А когда живот, который уже не способны скрыть просторные одежды сочетается с тусклыми волосами, одутловатым лицом и - Лия была готова поспорить - толстыми отекшими щиколотками, плохо дело.
Она провела незваную гостью в дом, приказала принести фруктов и травяной настой, что пили те, кто по каким-то причинам отказывался от вина. Пока ждали слугу, Бертрада молчала, только теребила край рукава. Она продолжала молчать и когда на столе появилась еда, только вместо рукава стала разглаживать ткань на коленях, так что Лие стало даже жаль ни в чем не повинное одеяние.
-Когда ждать малыша? - спросила она, чтобы начать разговор. Молчание определенно затягивалось, и это начинало надоедать.
Бертрада вздрогнула.
-О чем ты? Никто же не знает...
-По-моему, знает уже каждый, имеющий глаза. Что в этом странного?
Бертрада разрыдалась, а вконец обескураженная Лия все же вспомнила, что у чужеземцев ребенок отнюдь не всегда считается благословением божьим.
-Прости. Я не думала, что тебя это расстроит.
-Он... уехал. Сказал, что я шлюха, а на шлюхе он не женится никогда. И уехал. А когда я попробовала... даже не вышел сам. приказал прогнать со двора, точно шавку.
-А что, у тебя нет отца и братьев, которые вбили бы такие слова ему в глотку? - удивилась Лия.
-Ты что, если отец узнает, он меня сам убьет!
Если у отца глаза на месте, то знает он наверняка. Но понять логику чужеземцев Лия отчаялась раз и навсегда. Вроде люди как люди, а как выкинут порой - так и не знаешь, что сказать. Она подала гостье вышитое полотенце - вытереть слезы и стала ждать, когда та успокоится. Бертрада всхлипнула в последний раз, подняла глаза:
-Ты ведьма... так говорят. Приворожи его! Сделай так, чтобы он снова меня полюбил!
Если бы Лию спросили, она бы сказала, что от такого, с позволения сказать, мужчины, который сперва ложится с женщиной, а потом ставит это ей же в укор, нужно бежать сломя голову и забыть как звали. Но ее никто не спрашивал. Бертрада вцепилась в руку - не оторвешь.
-Свари зелье... или что там вы делаете. Чтобы он снова меня любил. И тогда он на мне женится.
-Не могу.
На самом деле она знала, как это делается. Для того, чтобы противостоять чему-то, нужно знать, как это "что-то" устроено. Наверное, даже достало бы сил наворожить приворот. Но сама мысль о подобном казалась отвратительной. Тем больнее было услышать от Рамона тогда... Лия мотнула головой, приказывая себе забыть о рыцаре.
-Подумай. нужен ли тебе человек, который уже предал один раз. Предаст и второй. зачем он тебе?
-Он лучше всех! - вскинулась Бертрада. - Правда. Просто... ну вот так получилось. Приворожи его, и все станет как было.
-Не могу. - повторила Лия.
-Тогда скажи, кто может. Прошу тебя.
Девушка покачала головой:
-Пойми, я не знаю. Видящая входит в силу лишь когда теряет способность к материнству. Я еще очень молода, и нет ни сил, ни знаний. А тех пор, как пришли ваши, видящие прячутся даже друг от друга - поэтому я даже не представляю, кого посоветовать. Прости, но я правда ничем не могу помочь.
-Тогда помоги вытравить плод.
Вот так просто взять и "вытравить"? Нет конечно, от чужеземцев можно всего ждать... И не всякий плод в радость, это тоже понятно: как приготовить настой, способный уберечь от беременности женщину, над которой надругались, Лия знала едва ли не с того дня когда впервые обнаружила, что может понести. Но сойтись с мужчиной, зачать ребенка, выносить почти до конца, и вытравить, решив, что не нужен... Понять это она не могла, да и не хотела.
-Нет.
-Ты не понимаешь!
-Это ты не понимаешь. Сколько ты уже в тягости? Семь лун, восемь? Если сейчас убить ребенка, можешь умереть вслед за ним.
-Какая разница? - всхлипнула Бертрада. - Все равно теперь только в воду.
Лия вздохнула, присела рядом, обняв за плечи.
-Поговори с отцом. Если он до сих пор делает вид что не замечает, значит, не захочет замечать и потом. И сделает все, чтобы уберечь тебя от злых людей. А потом... Есть много хороших родов, которые не прочь породниться с вами. Но вашим юношам нужна девственность, а наши не женятся на женщине не зная, способна ли она родить. Ты красива. Как только родишь, в Агене найдутся мужчины, готовые жениться на тебе по первому слову.
-Да не нужны мне ваши мужчины! - Бертрада вывернулась из осторожный обьятий. - Никто мне не нужен, кроме него...
-Он тебя не стоит.
-Не твое дело, ведьма. Тебе сказали - вывести плод. Я заплачу, хорошо заплачу.
-Уходи. - Лия поднялась. - Я ничем не могу тебе помочь.
-Не хочешь. - Прошипела Бертрада. Брезгуешь? Сама тоже не прочь с мужиком, а как мне не повезло - так и брезгуешь? Ну сколько золота тебе надо?
-Пошла вон. Или я прикажу вышвырнуть тебя, несмотря на...
-Ведьма... Погоди, я тебе припомню!
-Вон.
Бертрада всхлипнула и опрометью выбежала из комнаты.
Весь остаток дня и следующее утро Лия безуспешно пыталась забыть тягостный разговор. Наверное, надо было как-то помягче, утешить, что ли... С другой стороны до сих пор оставалась гадливость, словно в помоях искупали. Она вздохнула, который раз за утро и отправилась в кладовую перебирать сундуки с вещами. Даже то, что надевают только по праздникам, нужно перетряхивать и проветривать, что бы не завелась гниль и моль.
Она как раз разглядывала малюсенькую вышитую распашонку, когда в кладовую вбежала служанка.
-Госпожа, там пришли.
-Кто?
-Чужаки... много. Говорят за ведьмой и грозятся двери вышибить, если что.
Лия медленно поднялась, распашонка сползла с колен. Не зря, значит, разговор не забывался. Отец в загородных имениях по делам, Нисим где-то в городе, поди пойми где. Можно еще к старшему брату послать - но что проку? Родичи, конечно, ее не отдадут, начнется свара. Чужаков перебьют, и придется бежать из города не ей одной, а всему семейству. Надо было уехать, когда отец просил, нет, все надеялась, что обойдется. Не обошлось.
-Хорошо. - Произнесла она. - Ступай, открой. Скажи: сейчас выйду.
Отца Бертрады Лия узнала сразу и внутри противно заныло. С ним было пятеро солдат и человек в рясе, который показался смутно знакомым. Отец Сигирик, припомнила она. Рамон называл его опасным фанатиком, Эдгар ценил острый ум и истовую веру. Едва ли друг. Враг, и опасный.
-Чем обязана, господа?
-Этот человек обвиняет тебя в смерти дочери. - Сказал Сигирик. - Вчера женщина была у тебя, это видели. А утром отец нашел ее мертвой, и постель была пропитана кровью.
Доигралась таки. Ну почему она не послушала? Сейчас все были бы живы...
-Ты еще спрашиваешь, ведьма? - Взвился отец Бертрады.
Священник остановил его неспешным жестом.
-Полагаю, тебе не хуже нашего известно, что нет. Это ведь ты дала ей колдовское снадобье, изгоняющее плод.
-Нет. Действительно, Бертрада приходила ко мне за этим...
-Врешь! Моя дочь не могла...
-Я объяснила, что такое зелье может погубить не только ребенка, но и ее саму. И посоветовала признаться отцу во всем и молить о прощении.
Грешно плохо думать о мертвых. Но сочувствовать по-настоящему не получалось. Да и как сочувствовать той, что своими руками сперва убила ребенка и себя а теперь наверняка убьет и ее. Отговориться не получится. Они уже все решили, и не поможет никакое красноречие. ничего не поможет. Разве что просить у богов сил дойти до конца. И мудрости для того, чтобы не сгубить других.
-Врешь, ведьма! - Отец Бертрады заметался по комнате. - Моя дочь не могла сама додуматься до такого.
-Отчаявшаяся женщина может додуматься до чего угодно.
-Она была чистой девочкой, пока не связалась с тобой!
- Положим, ты говоришь правду. Тогда откуда она взяла снадобье?
Почем знать, откуда. Но до чего же странные эти чужеземцы: сперва сами губят женщину, кидая в нее грязью лишь за то, что она хотела любить, а потом ищут виновных. Кого угодно, кроме себя.
-А почему вы решили, что виновато именно зелье, а не преждевременные роды? Подобное случается: как ни грустно, не каждая женщина создана для материнства.
-В углу комнаты нашли завернутый в одеяло плод. И с ним - пустой сосуд. Лекарь не смог узнать, что там было.
Лия покачала головой:
-Все, о чем ты говоришь, очень печально. Но я не при чем. Поспрашивайте ее подруг: наверняка найдется кто-то, кто посоветовал какую-нибудь "почтенную женщину", что поможет решить все проблемы. Такие вещи нетрудно выведать.
-И уж кому, как не тебе знать об этом. - Усмехнулся священник. - Стремление выгородить себя понятно. Но либо ты признаешься сейчас, либо мне придется арестовать тебя с тем, чтобы церковь могла провести расследование.
-Мне не в чем признаваться. - Вздернула подбородок девушка.
-Значит, ты не оставляешь мне выбора. Уведите ведьму.
Жизнь в замке стала размеренной и однообразной. Может, оно и к лучшему. После всего, что случилось, подвиги Рамону опостылели. Хотелось просто жить, не оглядываясь назад, а загадывать наперед и вовсе казалось сущей бессмыслицей. Гости у в замке бывали частенько, за прошедшее время рыцарь стал на короткую ногу со всеми соседями и многим действительно радовался. Но постучавшийся в ворота отец Сигирик стал настоящей неожиданностью.
-Какими судьбами, отче? - спросил Рамон после того, как священник был накормлен-напоен как полагается.
-Проезжал мимо, решил заглянуть - он поерзал в кресле, сыто сложил руки на животе.
Рыцарь приподнял бровь - во внезапное желание увидеться не слишком-то верилось, особенно если вспомнить, что последний раз они встречались... ну да, перед тем боем, когда разбили армию Кадана.
-Сдается мне, все не так просто, отче.
Дагобер на его месте пустился бы в пространный разговор, делая вид, будто принимает все за чистую монету - пока гость сам не расскажет, зачем явился. Но то Дагобер - а сам Рамон так и не научился этим штукам. Да и не хотел учиться, если уж на то пошло.
-Хорошо, признаюсь: хотел поговорить. Я не вижу тебя в церкви.
-Отче, в замке есть часовня. Увы, я до сих пор не окреп и ездить в город... - воин изобразил скорбную мину. Незачем Сигирику знать, что в Аген он больше ни ногой... никому об этом незачем знать, а раны - хорошая отговорка. Пусть так и будет, осталось-то.
- Жаль. Значит, новостей не знаешь... - священник пустился в перечисление последних сплетен. Рамон терпеливо слушал. Кто-то женился, кто-то родил, этот пожертвовал церкви, ведьму вот будут жечь.
-Поучительное зрелище, жаль, что не сможешь приехать.
-Я не бываю на казнях. - Пожал плечами Рамон.
-А стоило бы побывать. - Подался вперед священник. - Чтобы увидеть, что ждет тех, кто отрекается от господа нашего, творя злые чары.
-Что суд и кары земные по сравнению с судом господним и вечной мукой?
Вот тебе, святоша. Жри сам то, что предназначил для других, и не морщись.
-Рад, что ты это сознаешь. Значит, тебе не жаль эту женщину?
-Отче, не понимаю. - Хорошо бы и вправду не понимать, но, кажется, ясно куда клонит священник. По хребту побежал холодок. Откуда-то вылезла нелепая мысль: как хорошо, что у людей нет хвоста, скрывать чувства было бы куда труднее. - Это не первая казненная ведьма на моей памяти и наверняка не последняя. Все знают, что добрых чувств к ним у меня нет, и быть не может. Так почему жалеть именно эту?
-Потому что с ней ты предавался прелюбодеянию.
-Вот оно что... - Рамон откинулся в кресле, заставил себя расслабить мышцы. - Что ж, если тебе это известно, то известно и то, что несколько месяцев назад я порвал с этой греховной связью. И, между нами - именно потому, что узнал...
-Но не рассказал.
-Ведьма, не уличенная в преступном деянии не подлежит суду. То, что я ненавижу это племя - еще не повод. - Он пожал плечами. - Признаться в тот момент я меньше всего думал о справедливости. Лишь о том, чтобы господь удержал от греха убийства. Поэтому и покинул город как можно скорее.
-Твоя беспечность не осталась без последствий. - Воздел палец Сигирик. - Ведьма сгубила две невинных души - женщину и ее нерожденного ребенка.
-Отче, мне жаль, что так вышло. - Рамон выдержал взгляд священника. Неторопливо встал не забыв изобразить слабость, прошел к столу. Шкатулка открылась с легким стуком. - Если бы я знал, что так случится - убил бы ведьму сам. Увы, лишь господу ведомы судьбы людские. Когда казнь?
-Вчера вынесли вердикт о ее виновности. И передали светским властям: да свершат милосердно и без пролития крови. Полагаю, как водится, отложат исполнение на три дня.
Рамон кивнул вытащил из шкатулки кошель, взвесил в руке.
-Я подумал вот о чем: эта ведьма использовала нечистую силу, чтобы спасти меня и маркиза - значит, получается и мы замараны. Я приму епитимью на твое усмотрение, и... Вот. - Он протянул кошель Сигирику. - Полагаю, это пожертвование явит мое раскаяние.
-Епитимью... - кошель исчез в складках одеяния. - Будешь поститься сорок дней, и перед сном читать молитвы господу нашему, пока не истает свеча.
-Как скажешь, отче.
-Что ж, мы отдали должное телу, поговорили о душе - расскажи теперь, как вы тут живете.
Еще с четверть часа Рамон рассказывал, сколько - если господу будет угодно - снимут с полей, что найденный оружейник превосходен, а вот кухарку пора прогнать, стала нерадива, сколько заказано гобеленов и сколько тюков шерсти настрижено с овец. Сигирик слушал, устремив взгляд в одну точку, изредка кивая. Наконец, он поднялся.
-Рад был повидать тебя, сын мой. Но пора и честь знать - впереди дорога.
-Не смею задерживать.
Он проводил священника до экипажа, дождался, когда закроют ворота.
-Седлать коня, живо! И сменного!
-Что стряслось? - Бертовин, как всегда, появился откуда ни возьмись. - Куда несет одного?
-В Аген.
-Это я понял, больше некуда. - Он взбежал по лестнице следом за Рамоном. - Объясни толком.
Рамон объяснил.
-Плохо дело. Я с тобой.
Спорить Рамон не стал.
Он не запомнил ни сколько времени заняла дорога, ни сколько раз меняли коней. Очнулся лишь, увидев недоумевающие взгляды дворцовой стражи - нечасто к воротам подъезжали взмыленные всадники на таких же взмыленных скакунах. Выбрался из седла, вызвал дворцового камердинера. И даже не успел как следует порадоваться тому, что может просить у герцога аудиенции в любое время.
-Судя по твоему виду - рассказали. - Начал Авгульф, едва они обменялись подобающими приветствиями. - Но я думал, ты больше не интересуешься этой женщиной.
-Не интересуюсь. Но и не верю. - Как хорошо, что они были одни. Не придется говорить обиняками.
-Она призналась.
Рамон закрыл глаза. Плохо. Теперь ничего не попишешь. Но почему-то уверенность в том, что девочка невиновна, никуда не делась. Уверенность - или любовь, пропади она пропадом?
-Под пыткой, пожалуй, и я признаюсь в чем угодно.
Что с ней сделали? Оставалось только надеяться, что Лия сломалась быстро. Думать об этом было невыносимо.
-В том и беда. - Вздохнул герцог. - Мне самому все это не нравится. Но ее и пальцем не тронули. Просто, когда начала запираться, принесли инструменты и объяснили, что к чему. И она призналась в том, что навела порчу на Бертраду, отчего и та и ребенок погибли.
-Не верю.
Герцог пожал плечами:
-Веришь-не веришь... что проку теперь? Признаться, как бы это ни звучало, все обернулось к лучшему. Дагоберу сейчас ублюдки ни к чему, а жениться, сам понимаешь, он и не собирался. Но обвинение предъявлено, признание получено - и мне никуда не деться, закон есть закон.
В это невозможно было поверить. Не могла Лия никого убить - просто не могла. Сколько бы он в сердцах не кричал про приворот, по большому счету, он и в это не верил. А уж убить... Она невиновна - Рамон знал это, словно речь шла о нем самом. Но почему она призналась? Испугалась? Наверное. Девчонка...
Устроить побег? Чушь несусветная, времени нет, если только нахрапом - но он не герой баллад чтобы в одиночку разгромить тюрьму. Да и повернуть оружие против своих... Было бы время, можно было бы попробовать подкуп, но времени нет. Впрочем...
-Отложи казнь. Она носит моего ребенка.
Конечно, обман раскроют - но не сразу, зато появится время, чтобы обдумать все как следует и что-то предпринять. Немного - но все же.
-А, так это твой. - Ответил Авгульф. - Я не был уверен.
Рамон опешил. Не показывать виду. Сейчас самое главное - доиграть до конца, как бы он ни был удивлен. Беременна?
-Мой.
Попал пальцем в небо или... или девочка тоже знает законы и решила попробовать оттянуть неизбежное? Как бы то ни было, очень кстати, и неважно, правду ли она сказала. И даже чей это ребенок - если он существует - сейчас неважно. Разбираться можно потом и уличать в неверности - тоже потом. Хотя какая, к бесам, неверность - он же сам ее прогнал. Ведьму. Проклятую ведьму, без которой он так и не научился жить.
-Отменить приговор я не могу. Отложить казнь - другое дело. Тем более, что я так и не расплатился с ней за сына. Согласно закону, могу выпустить ее из тюрьмы под непрестанный присмотр. К родителям - слишком опасно. Но, скажем, под присмотр верного своего рыцаря, тем более, что все знают, как он ненавидит ведьмино отродье. Кто мог знать, что рыцарь будет выбирать между любовью и верностью? И кто знает, что он выберет?
-Рыцарь будет выбирать между верностью и честью. Бесчестно обречь на смерть невиновного.
-Пусть так.
Герцог сел за стол, пододвинул к себе лист пергамента.
-Дай мне тоже. - Встретив недоуменный взгляд сюзерена, Рамон пояснил. - Пергамент и чернила. Раз уж все равно здесь - чтоб два раза не ходить.
Здешний лен включен в список ожидания и обещан - это хорошо. Осталось разобраться с домом. Развязать руки.
-Держи приказ. Ее выпустят ожидать родов под твоей охраной - и под твою ответственность.
-А это тебе.
Герцог пробежал глазами лист.
-Значит, от своих земель отказываешься в пользу брата?
-Да.
Теперь, как бы не обернулось дело, расплачиваться будет только он. Землю у наследников не отберут - они-то не при чем. А сам все равно не жилец и значит можно ни на кого не оглядываться.