Тумаха&babrak : другие произведения.

Наш десантный батальон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Афганские хроники третьего батальона 56 Десантно-Штурмовой Бригады в воспоминаниях лейтенанта Александра Тумаха и рядового Дмитрия Бабкина. 1981 - 1984 годы. На основе сборника рассказов Дмитрия "АФГАНИСТОН" и повести Александра "ИЗ АФГАНСКОГО БЛОКНОТА".

Живым.

И тем, которые не с нами.

     
     
  
  
  
      Дмитрий:
     

Вступление: WIESBADEN, 1989 г.

     
      На склоне горы, под кронами сосен блестел куполами на солнце Храм Христа Спасителя. Улица, извиваясь, поднималась в гору, и он шел вперед, стараясь не выпускать Храм из виду. Он давно уже хотел один подняться туда. И вот, наконец, утром, избавившись от сопровождающих, он отправился вверх. Несмотря на довольно крутой и длительный подъем идти было легко. Свежий ветерок приятно обдувал лицо.
      Справа, на повороте осталась вилла Александра II, дома отступали, и скоро дорога втекла в лес. Был полдень рабочего дня и ни автомобили, ни прохожие, на счастье, не помешали возникшему странному, мистическому ощущению на подходе к Храму.
     
      Справа от парковки, если пройти немного по аллее между деревьями находится старое русское кладбище. Он свернул сначала туда, но ворота оказались закрыты. Внутри никого живых не было.
      Теперь, от паркинга немного влево выходишь к Храму - купола не видны за кронами сосен. Вокруг люди. Открыто. У входа человек - берет плату - 2 марки. Он заговаривает с привратником по-русски, и тот пропускает бесплатно. Две пожилые американки, фигуры довольно типичные для любой европейской достопримечательности, рассматривают расписанные стены, иконы.... Внутри не так много места - подарок императора, сильно уменьшенная копия того, что было разрушено в Москве. Взгляд сам уходит под купола - кажется и воздух внутри уплывает ввысь. Американки, помяукав в тишине, вскорости пропали. Когда и он думал уже уходить привратник сам завел разговор. Дубин набрался смелости и спросил, как пройти на кладбище. Хотелось побродить там, продлить то состояние души, которое он здесь обрел.
      После минутного раздумья:
      -- Вот ключ. Только закройся изнутри, никого не пускай - эти люди тут...
     
      Дубин почувствовал гордость за то, что он русский, крайне редкое чувство за границей - чаще чувствуешь себя советским, у которых собственная гордость осталась где-то в истории. Но тут же он устыдился неуместности своего чувства - граница между гордостью и гордыней порой так зыбка...
      -- Позже здесь будет женщина, немка, отдашь ключ ей.
      Поблагодарив привратника за разрешение, и пуще за доверие, он пошел к ограде. От ворот, хотя не ворот, а скорее калитки, широкая центральная аллея поднималась ступеньками вверх и расходилась ручейками узких дорожек вдоль могил. Сразу бросалась в глаза усыпальница графини Воронцовой-Дашковой с крупной пьеттой писанной на золоте. Он свернул на одну из дорожек, не выбирая, и дойдя до края, обошел по периметру. Кладбище оказалось невелико. За последней могилой, вдоль ограды росли клены и под ними скрывались одинокие каменные кресты без имен и дат, как бы забытые, но именно их вид дал ощущение какой-то окончательной гармонии. Земли и космоса, жизни и смерти, духа и плоти. Необъяснимое чувство. Необъяснимое. Забытое. Но, уже бывшее. Однажды, в детстве; и тогда, лет семь назад, сентябрьским вечером. Да, кажется, было и тогда. Внезапно, необъяснимо появившееся из чёрного афганского неба чувство, давшее на мгновение непостижимое знание, и ушедшее... Тогда оно оставило надежду. А что сейчас? Может это напоминание? Может, стоит уходящие воспоминания всё-таки попробовать вылить на бумагу, как хотел уже, но не взялся. Не особо много их уже и осталось, воспоминаний этих, так куски, обрывки, эпизоды...
     
     
      Голоса за воротами заставили очнуться. Пора. Пора возвращаться. Минуло более двух часов и уже смеркалось. Какие-то немцы дёргали за ручку калитки, пытаясь войти на кладбище. Он поспешил к ним предупредить, что входить посторонним нельзя, но они пропали и сами. Побродив еще немного, Дубин закрыл замок снаружи, и вернулся к церкви, где отдал ключ женщине. Спускаться в город он решил по другой дороге, скорее тропинке, которая вывела его к большому железному Кресту - памятнику солдатам, погибшим в Первую Мировую. Внизу открывался великолепный вид на Виcбаден в лучах заходящего солнца.
      На Кресте была какая-то надпись, в темноте, по-немецки не разобрать.
      Про Бога, явно.
      Крест под соснами казался заброшенным. Но заброшен он был по-немецки - за ним ненавязчиво ухаживали.
     
      Где тот Крест в России. Погибшим. В Первой Мировой.
     
      Надо. Наверное, надо написать хоть что-то и о той войне. О погибших, умерших, живых, про других, про себя. Чтоб не забыть себя, не потерять.
      Пора в город, совсем замечтался.
      Попробую?
      Попробуем, Александр.
  
  
  
     

Аксиома,  гласящая, что высшей  формой преступления 

является игнорирование прошлого,

не перестала и не перестанет быть аксиомой.

     
     
     
      Александр:
     
      56-я Десантно-Штурмовая Бригада вошла в Афганистан 12 января 1980 года. Третий (майор Каленов) и первый батальоны захватили аэропорт Кундуз. Четвертый (капитан Хабаров) - перевал Саланг. Второй Десантно-Штурмовой Батальон сразу был придан Кандагарской бригаде (70-ой). Аналогичная Бригада была и в Джелалабаде (66-я, мотострелковая). Сначала при вводе это был мотострелковый полк, а после его развернули в 66-ю бригаду.
      Затем все батальоны  56-й бригады (1, 3, 4) заняли пункт постоянной дислокации в районе аэропорта Кундуз с одной стороны (за исключением 7 десантно-штурмовой роты), мотострелковая дивизия с другой (201 МСД). Летом 1980 года в бригаду прибыли выпускники училищ. А наш выпуск - 1981 года. Это была первая замена в Афгане для нашей бригады.
     
     
     
      Александр:
     

КИЕВ - КУНДУЗ. 1981 г.

     
      Когда  наш выпуск ещё только заканчивал училище, в Афгане война "полыхала" уже полтора года. Мы, курсанты, уже встречали и разгружали по ночам в Жулянах "груз 200". Уже по училищу поползли данные первых потерь наших выпускников: лейтенант Гайдаенко из 4-го батальона нашей бригады (выпуск - 79), на его место в 1981 году прибыл Глеб Юрченко; Саша Стовба (выпуск - 79).
      Пришли первые бюллетени Генштаба о ведении боевых действий в горах, где впервые так открыто говорилось о наших недостатках, приводились конкретные примеры, и нашей бригады в частности (боевые действия в районе Кундуза). Особое внимание было уделено слабой физической подготовке и  выносливости и не только бойцов, но и офицеров. Новый начальник училища прибыл из десантуры, требования к физ. подготовке возросли. Начали совершаться марш-броски с полной выкладкой в учебный центр "Старое" за Борисполем, с высадкой с вертолетов и последующим выполнением учебных задач. Каждый из курсантов начал задумываться о возможном его применении в боевых, а не в учебных действиях и мы воспринимали возросшие нагрузки с пониманием.
     
      Десантно-штурмовые подразделения были организованы в основном в 1979 году, уставов и наставлений, закрепляющих ведение боевых действий, по ним не было. Были только рекомендации. Да и то "сырые".  Наши "тактики" и "разведчики" сами начали отходить от стереотипов и вместе с нами решали вопросы применения и использования нового рода войск. Маленький штрих: подчинение десантно-штурмовых частей  и то было двойственным. И так везде и во всем. Парашюты, техника, люди.
     
      Сдав два  "полевых" экзамена: огневую подготовку и тактику  в лагерях,  мы переехали в Киев для сдачи экзаменов по технике и вооружению БМ (боевых машин) и НК (научный коммунизм). Я, после годового хождения в качестве кандидата в члены партии, наконец вступил в нее. Вручили партбилет - дело надо вспрыснуть. В первом же увольнении, немного усугубив "горилки" с моим детским, школьным и училищным другом Игорьком Довгуличем, пошли на танцы на Нивки. А до выпуска оставалось недели две-три. Мы расстегнули кителя, к нам подошли курсанты КВИЗРУ из гарнизонного патруля (человек 6-8). Передав приказы начальников патрулей, они окружили нас, решив задержать.
      Единственных, кого мы не тронули, были офицеры. Офицер - это святое. Сами через пару недель офицерские погоны наденем. Они - офицеры нам руки крутить стали, да мы и не сопротивлялись. Потом подъехали подвижные патрули. Забрали.
     
      На "губу" прибыл зам.начПО училища подполковник Конько:
     -- Всё курсанты, вы отчислены, рядовыми в войска пойдете! А я тебе, скотина (это мне), еще два дня назад партбилет вручал!
     
      Ну-ну, думаю, отчисли выпускника за две недели до выпуска, себе дороже.
      Неделю действительно к "госам" не допускали, а потом за один день два экзамена сдали. В памяти остался билет по НК: Трилогия Л.И. Брежнева -  "Малая Земля", "Целина", "Возрождение" в воспитании офицерских кадров.
      После ответа меня отводит офицер, который принимал экзамен и говорит:
     -- Твой ответ лучший, но почитай вот это.
     
      Достает записку от начПО: "курсантам Довгуличу и Тумахе выше тройки не ставить". По правде говоря, я всегда мечтал иметь красную рожу и синий диплом, а не наоборот.
      И я, вместо Камчатки, а Игорь - вместо ГСВГ, получили предписание в г. Кундуз в в.ч. п/п 44585. Правда, его отец еще служил, и в Ташкенте, в округе, переделал Игорю предписание на батальон охраны штаба Армии в Кабул. До Ташкента он с нами летал. Некрасиво получилось, всегда вместе, а тут... Да я и не в обиде. Родители всегда останутся родителями, хоть уже и  взрослых "детишек".
      Потом, через полтора года в Афгане, Игорь  ко мне в роту просился, а у меня три офицера, считая меня, в роте оставалось. Его замучили караулы, через день на ремень, хотел повоевать. Я ему объясняю: Игорек ты необстрелянный, не дай бог с тобой что-нибудь, я  к твоим родителям и зайти не смогу, и они меня не простят никогда. Ведь это моя косвенная вина, что ты здесь.
     
      А вообще из выпуска нас восемь человек сразу ушло "за речку", из нашей роты вернулись все.
     
      Прилетели в Кабул из Тузеля, после приземления, к трапу ИЛ 76-го подкатил УАЗик:
     -- Есть лейтенант Довгулич?
     -- Да.
     -- Залазь.
     
      Машина скрылась в пыли. Потом еще машина и еще. Я остался один. Офицеры, солдаты по одному, по двое рассосались. На взлётке стояли только два десантника: капитан и прапорщик. Я к ним.
     -- Случайно не знаете что такое Кундуз и где эта в/ч 44585?
     -- О, парень, ты обратился по адресу, самолет будет завтра, а сейчас делать нечего до утра.
     
      Это был капитан Эм,  "корейский генерал" - НШ 1-го батальона. Всю ночь проболтали, естественно, за бутылочкой, я лишних пару пузырьков от таможни спрятал. Пересылка в то время состояла из палатки коменданта, да курилки рядом, огороженных колючкой и масксетью. Вот там мы всю ночь и скоротали.
     
      Утром на АН-26-м убыли в Кундуз. Самолоёт вез почту, бойцов из госпиталей и заменщиков в 201 дивизию. Через час  нас встретил Кундузский аэродром изнывающим зноем, температура была за сорок в тени. Пройдя через шлагбаум, мы зашли на территорию бригады. Эм к себе в батальон, я - к палатке, где располагалась строевая часть. Рядом находился БТРД с часовым перед ним, я догадался - Боевое знамя и, видимо, бригадная касса. Строевик-капитан сразу засуетился - первый выпускник, заменщик. Пошли на представление к бригадному начальству. Комбрига не было (полковник Плохих). Он три дня как убыл к соседям -вертолетчикам, свой орден Ленина обмывать, да еще комэску звание Героя пришло. После, не на своем вертолете, командир эскадрильи начал пируэты над аэродромом выписывать и сам себе хвост отбрил. Погиб. Глупо.
      Спустились в подземный бункер, там кондиционер наш, бакинский, работал, а я в повседневной форме, пот градом течет. Навстречу, поднявшись с дивана в семейных трусах, встает невысокого роста мужик. Строевик в спину шепчет:
     -- Это начальник штаба бригады - майор Масливец.
     
      Я представился по уставу.
     -- Присаживайся  лейтенант.
     
      Открыл холодильник, достал пару бутылок "Боржоми". Начал расспрашивать о житье-бытье.
      Говорит:
     -- Я сам здесь без году неделя, только закончил бронетанковую Академию, только дела принял. Куда его определим?
     -- Наверное в семерку, там с офицерами совсем худо, на место Портнова, а Портнов пусть роту принимает.
     -- Давай капитан, оформляй. А ты еще водички попей.
     
      Вижу, пришелся я ему по душе. Это сердцем чувствуешь. А потом понял, так оно и было.
     
      Затем встал на партучет. Зам.начПО обрадовался:
     -- О, в нашем полку прибыло.
     
      Потом узнал: начальник Политотдела, полковник Волков, получил шесть лет за перевоз оружия через границу. В Союзе в ресторане дебош устроил со стрельбой из пистолетов. На его место пришел подполковник Артемьев из спецназа, но это уже в Гардезе.
      В батальон прибыл к четырем часам дня.  Слышу дневальные на линейке: "Рота, подъем, построение через две минуты на центральной линейке".
      Захожу в штабную палатку, все в трусах, поставил чемодан.
     -- Кому представиться?
     -- Я НШ батальона, пойдем к комбату.
     
      Комбат находился от штаба батальона в метрах десяти, в землянке.
      Я представился. Минометчики как раз приехали из Кундуза, дынь примерно двадцать привезли, несколько штук комбату занесли.
     -- Ну, лейтенант, скидай свою красную фуражку, пойдем, посмотрим, какой подарок мне семерка привезла.
     
      Выходим из землянки. Каленов мою фуражку на глиняный забор положил, а это оказывается, туалет был, и давай из Маузера пулять. Из туалета бойцы, кто там был, ползком, и в рассыпную.
     -- На, покажи, на что способен.
     
      Маузер штука серьезная, три пули одну в другую всадил. Отдал оружие.
     -- Неплохо-неплохо. Киевлянин, значит, разведчик, семерка дело серьезное, там серьезные люди нужны.
     -- ...
     -- На, дыньки отведай, таких сроду не ел.
     
      Действительно, таких сладких раньше не пробовал. Сок потек по рукам, мухи тут как тут. Помыл руки, запил водой, чтоб не так сладко. Вот это меня и погубило на следующих три дня. Рывками потом передвигался, температура поднялась, от сортира на десять метров не отходил. Ребята смеются, а я и засмеяться не могу. Переоделся в мабуту, пистолет получил, за своего стал сходить.
      Подъем в бригаде был в четыре утра, затем завтрак и занятия до двенадцати. Потом тихий час до четырех, потом когда жара спадала, остальные воинские ритуалы.
      За эти дни, что провел в бригаде, я так и не увидел конкретной "боевой" работы, с которой столкнулся буквально  через считанные дни. Обыкновенная рутинная лагерная жизнь военного городка.
       
       
     
     
  
      Александр:
     

ИМАМ-САХИБ

     
      Всего же из моего Киевского ВОКУ в нашу бригаду попало четыре человека, все, кроме меня, в четвертый батальон. Я был назначен в 7 роту третьего батальона.
      7 ДШР стояла отдельно от бригады и находилась в кишлаке Имам-Сахиб в 6 километрах от советской границы. Связь в основном была вертолетами, и колонны уходили приблизительно раз в месяц от нашей роты за боеприпасами, питанием и прочим. Из Алма-Атинского ВОКУ командирами взводов были назначены Валера Перхайло, позывной "Халл" (7ДШР), Витя Станович - "Джоник", Серега Лещишин (8 ДШР), Саша Руденских (9 ДШР). Комбат, майор Каленов - "Хромой Аист" - кликуха по позывному, и еще одна нога короче другой была. Я четыре-пять дней пожил в батальоне, до подхода колонны из Имам-Сахиба. В это время мы познакомились со всеми, а с Халлом подружились.
      5 сентября пришла колонна, и мы, сопливые лейтенанты, двинулись в свое первое сопровождение. Старшим колонны был Витя Берестов, а с ним Эдик Куроян - оба минометчики, они приезжали в бригаду для вступления в партию. Колонна состояла из двух БМД, БТРД и двух ГАЗонов. Бригада и аэродром располагались на огромном плато, с этого плато надо было съехать вниз в Кундуз, затем по городу, далее через "скотный базар", который на наших глазах долбали вертушки, по мосту через реку и выходишь на трассу. Километрах в пяти от города находился "Северный городок", там находились тылы мотострелков. Мы заехали к ним, набрали продуктов, и отправились в путь. Местность была ровная, видимость - несколько километров. Чтобы не попасть на мину, мы пылили параллельно дороге, рассыпавшись в линию, это чтобы не накрывало пылью. Так прошли по пустыне километров пятьдесят. Ближе к Порт-Шерхану свернули направо и вошли в зеленку. Дорога шла в 5-6 километрах вдоль границы. Граница - это река Пяндж, все изготовились к бою. У нас с Халлом оружия не было, мы уселись за курсовые пулеметы. Начался обстрел, мы поливали зеленку, хотя ничего видно не было.
      Остановились. Сверху, по голове постучал парень, улыбаясь, сказал, чтобы вылезали и зашли к нему чайку попить. Так мы познакомились с командиром второго взвода Пашей Пятлиным. Он с взводом, расчетом АГС, и двумя М-82 мм. "Подносами", находился в населённом пункте Басиз, как раз на половине пути от Порт-Шерхана к Имам-Сахибу.
      Второй взвод жил в доме, окруженном глинобитной стеной на окраине Басиза, БМД и техника были внутри, бойцы спали на циновках, был свой повар, короче полная автономия. Обстрелы были практически постоянными, но обязательно не менее двух раз в день - утром и вечером, в таком напряжении люди жили месяцами, правда, к этому быстро привыкаешь.
     
      Потом стало понятно, почему к седьмой роте так уважительно в бригаде все относились. При мне, с августа по декабрь, бригада никуда не ходила, только артиллеристы в охранении изображали бурную деятельность. А наша рота два-три раза в неделю работала по реализации разведданных - мы с разрешения  командования действовали совместно с погранцами - их зона ответственности в Афгане была 20 километров вдоль границы. Наши раненные лечились в  больнице в Пяндже.
      В роте был пункт начальника разведки Пянджского погранотряда (полковник Халейкназаров и капитан Иванов). Сам полковник переодевался в "духа" и пропадал, добывая разведданные. Пограничникам в то время, согласно конвенции, запрещалось находиться на чужой территории. Поэтому на боевые привлекали нас при поддержке вертолетов погранцов. Таких "оторви - голов" летчиков я в Афгане больше не видывал: мы носились с ними буквально между деревьев, а у наших был приказ ниже 3,5 километров не спускаться, только при заходе на боевой.
     
      Попрощавшись с Пашкой Пятлиным, мы без происшествий дошли до Имам-Сахиба.
      Рота стояла на окраине кишлака, на перекрестке дорог, между двумя дувалами, за которыми с одной стороны находился огромный сад, напичканный растяжками - минами, сигналками. С другой стороны был жилой дом, с хозяином которого у нас были, так сказать, дружеские отношения. Он был одним из активистов в кишлаке.
      В центре кишлака, как везде в Азии, находился базар, а рядом "Спинзар", это что-то вроде нашего колхоза, там наша водовозка брала воду, поначалу одна, потом под охраной БМД. На севере Афгана, по сравнению с Гардезом, люди жили и получше, и побогаче.
     
      Как-то раз, мы поехали заказать шашлыки на базаре - прилетал к нам в роту генерал Павловский (если мне не изменяет память), везде навели марафет: покрасили БМД для него, сварили ему лестницу. Он побыл у нас минут сорок, заслушал ротного, прокатился на БМД, попрощался и улетел, а там, на базаре, нас обстреляли вместе с активистами люди в нашей офицерской форме - переодетые духи. Это потом мы узнали что коменданта Кабула судили: он загонял наши колонны афганцам, и не только с продовольствием и вещёвкой...
     
      Если вспомнить расположение нашего Баракинского батальона, Имам-Сахиб напоминал его, только в миниатюре. Мы жили в коттеджах, на каждый взвод отводилась одна вилла, вилла была отгорожена стеной под три метра. Внутри был двор с цветником на 2,5 сотки земли, кладовые для технического и другого имущества, комната для стирки белья. У каждого отделения - свой кубрик. Один коттедж был занят штабом, в котором жили офицеры, и один караулкой. Еще одна вилла минометчиков, связистов, взвода АГС и т.д. Весь гарнизон был обнесен каменной стеной, только со стороны ворот была простреливаемая зона. Вечерние поверки проходили повзводно, обстрел роты, как по расписанию, начинался после завершения телевизионных программ, рота переводилась на повышенную, в машинах находились дежурные экипажи.
      Практически взводами командовали сержанты. Сержанты - с большой буквы, неуставняка почти не было, некогда этим  было заниматься. Мой замкомзвод, старший сержант Пархоменко, очень тактично вводил меня в обстановку. Рота на 90% была одного призыва - все увольняемые. Награжденных на роту было человека 2-3, тогда награды получали только за ранения, причем тяжелые, и посмертно, ведь по официальной версии мы боевые действия не вели.
     
      До революции городок принадлежал гражданским специалистам, поэтому всё оборудовано было на высшем уровне, вдоль вилл проходила центральная дорога с цветущими розами по обеим сторонам и с арыком. Городок был где-то 80 на 40 метров. За дувалом, в котором была проделана дыра, находилась вертолетная площадка. Вертушки  никогда не садились: один зависал по штурмовому, а второй обстреливал зеленку.
      Ночью в роте не ходили, даже в туалет с автоматом и перебежками, постоянно работали духовские снайпера. Была своя киноустановка с одним фильмом "Экипаж", мы эту картину всю наизусть выучили.
       За два дня до нашего приезда замполит роты старший лейтенант Пискарёв на операции был ранен, его отвезли в Пяндж, на советскую сторону, он ночью выпрыгнул с 3-го этажа, что-то приснилось, поломал ноги. В общем, когда мы приехали, в роте было только три офицера из десяти по штату. Наш ротный погиб, ротой командовал командир 3-го взвода старший лейтенант Портнов. Я отдаю должное этому офицеру: после Афгана он нашел жену ротного, женился на ней и усыновил ребенка. Потом мы комбатами с ним встретились в Академии. Было, что вспомнить.
     
     
     
      При проведении утреннего осмотра ЗКВ, старший сержант Пархоменко, проверял личный состав, а я пошел осматривать порядок в кубриках, у меня во взводе каждое отделение имело свою комнату. Открываю тумбочку, выдвигаю полку, а там, в целлофановом пакетике, что-то непонятное. Вытряхнул - выпало... ухо. Это потом к такому я стал относиться более спокойно, после пролитой крови. А эта первая встреча с действительностью войны меня потрясла. Пархоменко потом показывал фотки с головами "духовскими", пытки и другое. Практически эти "вещдоки" были у всех ребят. 
      В одном из боев потеряли солдата - зашел за дувал и его не стало, пропал. Когда провели операцию по его розыску вместе с погранцами, "дожали" духов - они его подкинули, но с исламскими заморочками: все что можно обрезано и выколото, живот распорот, засыпан солью, а член вставлен в рот, да на руках и ступнях дыры, видимо на кресте был распят. После такого политзанятия не проводятся.
     
     
     
      В двадцатых числах сентября 1981 года на Имам-Сахиб обрушился  "афганец". Ничего не было видно в течение суток, часовые на постах стояли в противогазах, пыль пробралась во все щели хоть мы наглухо все позакрывали, в кубриках стоял туман из пыли. Я до этого только в учебниках по географии читал об "афганце", а тут наяву. Небо посерело и сплошная стена черной пыли, а перед ней лисы, зайцы, шакалы, гиены промчались, поджав хвосты. Потом все обрушилось на нас.
      После "афганца" в расположение к нам приходят местные из Комитета и что-то с Сашей Портновым и Мишей Азисовым (доктор из бригады был придан нашей роте) переговаривают. Саша заходит в кубрик ко взводным и приказывает мне с Валерой Перхайло нагреть воды, принести простыни, вымыть руки и ждать указаний Азисова. Бойцы в комнате для совещаний сдвинули столы, застелили простыни. Ждем, приезжает арба - на ней женщина, короче - роды. Я с Халлом у Миши на подхвате, он ей кесарево делал, если бы не успели, умерла бы. Девочка. Пока длились роды, муж в комнате головой об цемент бился, намазы совершал: неверные роды принимали, правда, Миша татарином был.
     
     
     
      Операции проходили по такому варианту: вертушки "зеленных" - погранцов забирали нашу группу захвата, по разведданным работали конкретно, поэтому потерь практически не было, потом подходила бронегруппа, забирала результаты налета, пленных и мы возвращались в роту. Эти моментальные удары были гораздо результативней всего того, что я видел позже.
      Капитан Иванов (зам. начальника разведки погранцов) из пленных добывал показания, вместе с таджиком-пограничником. Причем способами, абсолютно неадекватными уставным. Пленные содержались во дворе караулки в специальном помещении. Однажды у нас произошло ЧП: необходимо было прибрать в караулке ночью, и для этого начальник караула привлек духа. Моя полы, тот схватил из пирамиды автомат и начал полоскать из "калаша", все стали выпрыгивать из окон. Хорошо у него патроны закончились, рядовой Пупков стоял на входе в караулку и замочил его. Нач. кар. погиб.
     
      Через пару месяцев стали вводить первые маневренные группы погранцов (усиленные роты и батальоны) на афганскую территорию. На заставе, в Порт-Шерхане, у них изымались зеленые фуражки и пограничная атрибутика. По тогдашним правилам контакт с нами им был запрещен. Например, наши машины подъезжают к заставе, а с нами  никто не разговаривает, офицеры передают указания через посыльных, смех и только - вот такие войска  КГБ. После нашего ухода в Гардез, они посадили на наше место целый батальон. Что там дальше было, я не знаю.
     
     
     
      Рота была уже обстреляна, каждый: год-два в Афгане. "Зубры". Саша Портнов начал нас обкатывать.
      Начальник разведки отряда погранцов (его сын, лейтенант, тоже служил в этом отряде начальником заставы) заказывал борта, я заскакивал на "вертушки" погранцов с группой, и выходил к объекту захвата на бреющем.
      Обычно с нами полковник Халейкназаров "катался", только в бабайской одежде, он был основным наводчиком на "базы" и комитеты ИПА. Как я ноги не ломал при десантировании, ума не приложу. Да и бойцы тоже.
      Погранец выходит из кабины:
     -- Все командир - ПОШЕЛ, УДАЧИ!
     
      Первый, обычно пулеметчик, для захвата площадки высадки, на высоте метр десантировался, называли это почему-то "по-штурмовому", за ним следующий и так до меня. Я последний. Надо проверить, все ли взяли. К люку, а там... закрываю глаза и сигаю... Летуны всегда на первом бойце начинали высоту набирать, а потом кружили над нами, прикрывая огнем. Заходили всегда от солнца и бросок до "объекта" что есть мочи. Спасало только замешательство "духов" и наша внезапность.
     
      Один из эпизодов.
      Подскакиваем к крепости, к воротам. Группа разбита на три подгруппы: огневая, обеспечения и захвата. Пулеметчики занимают позиции по кругу, группа обеспечения через ворота МОНКи и гранаты закидывает внутрь (Мух тогда еще не было). АГС долбит по воротам, после разрывов  влетаем в крепость, доделываем свои "грязные" дела. Занимаем оборону и ждем подхода брони. Загружаем все необходимое и под прикрытием вертушек уходим домой.
      Но иногда бывало и похуже, когда "духи" обкуренные. Младший сержант Ренат Зейнетдинов и рядовой Богданавичус в окно закинули РГДшку, а через секунду она к ним назад летит.
      Взрыв. Под ногами у Юрискаса (может, неверно имя помню, короче, по-нашему Юрка), его на стену кинуло, в рубашке родился - ни осколка, ни царапинки. А  Ренат...
      Через пару дней, выхожу на вечернюю поверку, а мой доблестный взвод в колонну по одному в сортир на цыпочках пробирается, я пристроился в конце и спрашиваю тихонечко у Пархоменко:
     -- Что случилось?
     -- Щас Зейнетдинов  ссать будет.
     -- ?????
     
      Тут душераздирающий вопль сотряс всю округу, деревья пригнулись, трава полегла. Ренат начинал писять. Осколок от гранаты попал ему... как красиво выразиться, О!!, - в головку члена!!! Через недельку с мочой вышел.
     
      Был у нас в роте легенда бригады, Ваня Люков - механик-водитель. Говорят, Бога нет, но после четырех подрывов во все поверишь: все его экипажи по госпиталям разным, а у него ни царапины. На пятом порыве доклад комбригу (полковник Плохих):
     -- У нас подрыв.
     -- Люков? Жив???
     -- Так точно!
     
      Приказ: Через час Ивана на вертушку и в Чирчик, чтобы я о нем больше не слышал!!!
       
       
      С ноября 1981 года бригада колоннами, через весь Афган перебазировалась в Гардез, а наш батальон в Баракибарак. Первые две колонны (боевые батальоны) прошли нормально, а вот третью (тыловую) духи разгромили в районе Баглана. Вел ее начальник ПВО бригады, подполковник, не помню фамилии, под прикрытием взвода четвертого батальона (взводный мой кореш - земляк с училища - лейтенант Глеб Юрченко, сейчас он Герой России - за Чечню). Это он рассказал мне про тот бой, когда подполковник бросил колонну (его потом судили), а лейтенант полдня отбивался от наседавших духов (Глеб из моего выпуска, первым в этом бою получил ранение). Когда подошло подкрепление, в БМДшках не было ни одного снаряда, в ход пошли гранаты. Еще чем запомнилась эта колонна: в ней сожгли весь наш бригадный оркестр. ЧП на все музыкальные войска, потом со всего Союза по одной дудке-барабану собирали.
     
      На севере осталась одна наша рота. Мы к декабрю получили молодых, а дембелей практически всех уволили, все бригадные тылы ушли, поступление материальных запасов, продуктов и боеприпасов прекратилось, бригадное начальство, кажется, забыло про роту, поэтому около двух месяцев мы жили на "подножном корму", я первый раз тогда собак, воробьев и ежиков попробовал (корейцы наши хорошо готовили).
     
      В конце ноября 1981 года из штаба бригады, уже из Гардеза поступило распоряжение откомандировать одного офицера за молодежью, которая из Чирчика начала приходить в бригаду. Ротный послал меня. "Первой лошадью" на вертушках, которые привезли нам в роту долгожданные продукты, рота пару недель сидела на подножном корму, я с дембелями отбыл в Кундуз, там посадил их на  "коровы" (МИ-6) и отправил в Кокайты, в Союз. В роте остались только экипажи БМД и средства усиления (на миномет два бойца, на АГС - один и так далее). Батарея ушла вместе с батальонной колонной. Мой путь следования был следующим: Имам-Сахиб - Кундуз - Кабул - Гардез и обратно.
      Кундуз встретил развалинами и пылью по колено. На том месте, где недавно располагалась бригада, образовался огромный пустырь с завалившимися землянками, ходами сообщения, брошенными постройками и осыпанным щебнем плацем. О той бригаде, которая встречала меня, осталось одно воспоминание. Вдалеке на плато виднелись позиции артиллерии: на наше место "сел" артполк 201 дивизии. Зашел к вертолетчикам - они приютили до ближайшего "борта" на Кабул. Это они рассказали мне о гибели их Героя - комэска. Потом Кабульская пересылка - пару УСБшек (палаток), по периметру колючка.
      Борты на Гардез через пару дней.
      На попутках добрался до батальона охраны штаба Армии, где заночевал у Игорька Довгулича. Он как раз из караула сменился. А утром он показывал мне "свои владения". Поднялись наверх к бассейну Амина. Красотища неописуемая. Дворец, наш полк связи, пехота под сопкой, а вдали вершины все в снегу. В обед он опять готовился в караул, а я через сопку к спецназерам заглянул. Вечером они меня на пересылку и подкинули.
     
      Бригада на новом месте напоминала муравейник. Все спешат, бегают, суетятся. Батальонные линейки по несколько раз передвигают. До обеда подразделения находятся в одном месте, после  совершенно в другом. У всех на устах умное слово - РОЗА ВЕТРОВ. Даже бойцы  этой мыслью озабочены. Хотя половина просто не в курсе, что это означает. Может клумбы с цветами, а может ветра, которые в декабре задувают, и цветы к земле пригибают... Парк боевых машин сегодня здесь, а завтра там, кого-то зацепили, кто-то под машину попал. Суета сует, а тут еще и молодежь поступать стала.
      Приходят "коровы", Витя Сиротенко - командир ГРВ-3, "Джоник" и Саша Руденских привезли пополнение на третий батальон, им дальше следовать в Бараки, тогда я первый раз это название услышал. Пополнение в семерку там же на вертолетной площадке я у них забрал и этими же бортами в обратную дорогу.
     
      Переспали на вещмешках на пересылке в Кабуле, утром как положено зарядка, марш-бросок к самолетам и РБ-1, у летунов глаза на лоб:
     -- Вот летехе делать не хрен. Садись. Полетели.
     
      Смотрю, десантный старлей подбегает:
     -- Вы на Кундуз ?
     -- Да. Только там десантуры уже нет. Вся в Гардезе.
     -- А мне сказали, там седьмая рота осталась...
     -- ??? Я командир третьего взвода, а ты кем?
     -- Зам по ВДП. Мирджапаров Фазыл.
     
      Прилетели в Кундуз. Я к вертолетчикам, борты на Имам-Сахиб заказал. Сказали - жди. В течении трех суток. Все задействованы на дивизионной операции.
      Считаю - пятьдесят семь человек: из них два офицера, один АКС и два пулеметных магазина, две РГДшки, сухпай на сутки, у Фазика четыре пузыря водки - продержимся. Созвонился через дивизию с ротой, и на обеспечение в дивизии встали. Но знаете, как  "чужие" - никогда никому не нужны, пока сам о себе не напомнишь. На хлебзаводе и продскладах получили все необходимое для роты. Начали ждать вертушки. Обосновались на развалинах бригады, никого не хотелось напрягать своим присутствием. В глиняных  "мазанках" вроде даже ничего, жить можно. К вечеру мне хреново стало, Фазик мне:
     -- На, водки  глотни, она все лечит, полегчает.
     
      Полегчало. Через пару часов моча красная, зрачки желтые. Желтуха.
      На следующий день, 23 декабря 1981 года, нам выделили две пары вертушек на пару часов. С Фазиком разделились. Я летел в первой, он на второй, с интервалом минут в двадцать. Встречая нас, на забор повылазила вся рота. Вертушка зависла, мы всё посбрасывали в плащпалатках, а потом и сами выпрыгнули. Правда для меня любое встряхивание боком выходило, в боку ухало и ёкало. Потом шаг в шаг к проему в стене, чтобы на растяжке не повиснуть. Пока вторая партия молодых подлетала я  успел только Саше Портнову обстановку обрисовать, оружие скинуть, и на второй паре уже улетал опять, перекладными, через Кабул, на Гардез, но уже "желтушником", за документами. Потом пересылка, инфекция. Самарканд. Тогда желтушников всех в Союз отправляли.
     
     
      А рота, с молодым пополнением, готовилась совершить марш одна, с севера на юг.
      Как проходил марш роты знаю по рассказам: без ЧП, через зимний Саланг, в январе - одни сумасшедшие в это время проходят.
  
  
  
  
   Александр:
  
  

ЖЕЛТУХА

    
   За те полчаса, пока очередная пара вертушек с Фазылом прибывала в роту, Миша Азизбаев дал мне грамм двести мумия:
  -- Санёк, разбавляй грамм на литр кипятка и побольше сладкого.
  
   Пашка Пятлин:
  -- На гранаты, ты же без оружия, когда надо выбросишь...
  
   Дима Ветошкин:
  -- Выздоравливай, мы тебя ждём!
  
   Саша Портнов дал удостоверение личности, бумаги и документы в бригаду, обнялись на прощание, с Мишкой уже судьба нас больше не сводила. Солдатский бушлат, полевая сумка с тремя "феньками" и РГДшкой, шапка и панама - весь мой нехитрый скарб для поездки в Союз. Вертушки были уже на подходе...
   Так получилось, что ждать в Кундузе пришлось не более часа,  "борт" уходил на Кабул, на Военный Совет Армии командование дивизии улетало, полковники в гермокабину, а мы, "челядь", и так сойдёт...
   К  вечеру  на вертушках добрался до Гардеза, вместе с новым начальником разведки летели. Всю дорогу он мне жаловался, как он, начальник штаба батальона будет рулить разведкой бригады:
  -- Ну, как - же я? Я ж ничего в разведке не смыслю, да и НШ батальона я всего три месяца в Союзе пробыл, и ротным не был. Взводным был, потом  в операторы перешёл. Графика у меня хорошая... карты я хорошо рисую.
  -- Но Вы же сами согласились на эту должность.
  -- Да, дурак был, романтики захотелось...
  
   Потом, в 83-м, при редких встречах уже "пообтёрся"  с разведротой - авторитет как разведчик приобрёл и  "не только кровью..."
   Я по знакомой мне тропе от  вертолётной площадки в штаб бригады. Сдал документы, оформил свои  и на доклад к НШ. Смотрю, а должность у меня в удостоверении - "Командир комендантского взвода 56 ОДШБр".
  -- Товарищ майор, тут ошибочка, наверное, я в бригаде-то в общей сложности за полгода с недельку-то всего и был, а остальное время  в семёрке.
  -- Верёвкина ко МНЕ, живо!
  -- Ты чё это, капитан, опять за староё взялся, баловаться под замену начал, я тебе старенькое напомню, сучий потрох...
  
   Я стою, только глазами луп-луп.  Какие-то "тайны мадридского двора". Что-то со штатной дисциплиной связано... Мне:
  -- Когда уезжаешь?
  -- Завтра, первой парой.
  -- Где остановился?
  -- Ещё нигде. У лейтенанта Юрченко переночую.
  -- Хорошо, документы тебе СПНШ принесёт в палатку. ПОНЯЛ... капитан?
  -- Так точно.
  
   Масливец в напутствие дал банки три сгущёнки, да ещё по мелочёвке - колбасы, сыра, "Си-Си", парочку апельсинов - как никак Новый Год на носу.
   Иду к  Глебушке Юрченко в палатку, дежурный по роте проводил. В палатке, кроме офицеров, курсант на койке отдыхает.
  -- Глеба, ху из ит?
  -- Да курсант из ВИЯ - стажеровщик, с нами ходит.
  
   Подвалили Толик Виноградов, Боря Жарких - однокашники. Я первый в Союз еду. Потолмачили, новостями поделились.
    Толик:
  -- Санёк, ты помнишь, препод по тактике у тебя с Глебом  был - полковник Блохин? Сейчас в Кабуле в Академии советником, тактику читает, живёт в "Советском районе" - всех нас в гости приглашает... Им же водку без ограничений. Посидели у него, Киев повспоминали...
  -- Да, Толян, счас всё бросим и помчимся...
  
   Борька:
  -- Ребята, третью роту в училище помните, старше нас на год, ротный - Востряков, два брата Шакаловы. С Генкой в Баграмском разведбате встретились,  оба здесь... несладко им там. Да и нам тут невесело. 2400 над уровнем, ни зелени, ни деревца - одни камни  кругом, холод собачий...
  
   Ладно, ППР (посидели - попиз...ли - разошлись) провели, пора "у люлю", поздно уже.
   Было у нас с Глебушкой увлечение ещё с училища, сейчас - хобби называется, ножички метать. Сколько от ротного огребали, только мы знаем. А у меня, к тому же, они имели такое свойство ломаться...Глеб филигранно к тому же "с двух рук работал". "Размялись", отведя душу полчасика... Дверь кладовки для этой цели была как раз кстати.
   Глеб вместо бушлата отдал мне свою шинель, чтобы я ему в Союзе к родителям домой  в Бельцы завез.
  
   Где-то часов в десять следующего дня встречал уже меня  "стольный град Кабул". И здесь я имел несчастье, прыгая с вертушки, подвернуть ногу и порвать связку голеностопа. Ступать кое-как можно ещё было, а вот снять сапог... только вместе с ногой. Вдалеке стояли госпитальные "таблетки".
  -- Ребята в госпиталь подбросите?
  -- Валяй.
  
   КПП госпиталя:
  -- Ваши документы.
  -- ...
  -- У Вас желтуха, мы Вас не пропустим. Вам в инфекцию.
  -- А где это?
  -- В "Теплом Стане", около мотострелков.
  -- Хоть направление покажите.
  -- Вы что? Пешком??!
  -- Ребята, мне совсем хреново, хоть ползком.
  
   Ворота распахнулись, выскакивает ГАЗ 66:
  -- Куда?
  -- В "Теплый Стан".
  -- Мне в инфекцию...
    
  
   Что такое кабульская инфекция восемьдесят первого года:
   Две УСБшки и лагерная палатка для обслуживающего персонала. Тридцать на двадцать метров, обнесено колючкой. Справа от ..., язык не поворачивается, как ЭТО назвать, начинается территория мотострелкового полчка. Слева - расположение роты ОСНАЗ.
   Одна палатка для солдат, вторая для офицеров. Но все расположились в одной. Так теплее. На две палатки две "буржуйки" без дров. В углу, в грязи, на земле,  что-то наподобие матрацев. Подойти страшно - вши с разбегу запрыгивают. Одеяла соответствующие. За бельё - глупый вопрос... Люди, в этом случае, я не знаю, как нас тогда можно было назвать, спят на  голых досках, положенных на сетки. Доски - это полы сколоченные, да они ещё и за дрова сходили. И это всё - "зал ожидания" афганских желтушников для отправки в Союз. На "боевых" и то комфортнее было.
  
   Вся палатка наполняется  "радостным известием": сегодня, 28 декабря 1981 года, закрыта граница на новогодние праздники, поэтому следующий рейс в Союз ожидается 3 января. До этого ежедневные отправки были.
   Рядом на койке в шинели старлей лежит, десантный:
  -- Ты знаешь, кто я?
  -- ????
  -- Я командир роты у Мироненко и Чепика... Которые Герои, на противотанковой мине подорвали себя.
  
   Сводила меня судьба со многими людьми, слухов и легенд - тоже хватало, и  "правды-матки" достаточно наслушался. Время заставило быстро разбираться в людях - " ху из ху"...
  -- Слушай, а зачем ты  мины тащил, да ещё и противотанковые? У Вас же "прочёска" тогда была.
  -- Много ты знаешь...
  
   И отвернулся. Я тоже...
   Всяких людей встречал, до и после, и в самом Афгане. Есть у человека такой грешок, примазаться к чужому подвигу. Бревно злополучное на субботнике с Лениным, тоже тысяч пятнадцать несло...
  
   Больные со всех "щелей" Афгана прибывают. К обеду уже и солнышко пригревает, снег вперемешку с грязью. Непролазное болото, и  постоянное чувство голода витает над каждым.
    Крик в пустоту: где же ваше "командирское око", ответственного за это блядтво, кто-то же за  "это" отвечает???
   Про "кормёжку" я "ну вааще молчу"... Варочный бак с коркой льда, ни ложек, ни тарелок, ни черпака... заносят два "тела", тени в раю - не иначе, и сразу исчезают.  Из банки из-под тушёнки сделали подобие черпака. Я пару кусочков хлеба съел, но голод не тётка... Выменял свою шапку у бачат, которые у колючки шастали, на пару пакетов апельсин, лепешки. Спасибо родной бригаде, сумку полевую набили харчами. Есть даже с чем Новый Год справить. Банка сгущенки, пару апельсинов, пачка печенья и сыр... На всех не хватает, по половинке печенья на "брата"...
   Третьи сутки пошли.
   Новогодняя ночь. Мы, "изгои". Справа, слева - шум, крики, стрельба, ракеты. Небо всё в огнях, опять стрельба, счастливые лица в отблесках пламени... не настрелялись. Бой курантов... по Кабулу, по Ташкенту, по Москве... Все надеемся на лучшее, но живём настоящим.
   Кому мы на хрен здесь, в этой грязи, нужны?
   Кому я нужен? - только родителям.
   Вши табунами, воды нет, туалет "обозначен  флажками"... В углу боец стонет. Кто-то у колючки выпрашивает лепёшки у бачат.
   Где же "НАШИ" командирские правила? - три "П" для подчиненных:  
   - пожрать,
   - поспать,
   - посрать...
   За "бортом", днём  "+", ночью  "-".
   Спим, не раздеваясь, в шинелях, с шапками на головах, в сапогах. Глаза только закроешь - холод пробирает до косточек. К "буржуйке". Ладони согреешь и назад на койку, освобождая место очередному кандидату на обогрев...
   Пятый день пошёл.
   В скотов превращаемся на шестьдесят четвёртом году Советской власти.
   Кому-то совсем плохо, на соседней койке...
  -- Дежурный! Носилки!!!
  
   Загрузили солдатика, унесли. Куда - неизвестно.
   Эх, была - не была...
   Достаю гранату, "шкандыбаю", если так можно назвать мою походку, в палатку дежурного.
  
   Стол. Керосинка. "ТАшка" на столе, топчаны, тепло, жар из печки. Два  "тела" рядом, слюни по бушлатам, рожи сытые и наглые... Сидит прапор, "сучара", из котелка тушенку "хомячит".
  -- Слышь, урод, если через полчаса я не переговорю с начальником этого блядства... Звони. Я подожду. Все звонки оплачиваю.  На тебе плату - кольцо от гранаты.
  
   И бросаю на столик  колечко с усиками. Через минут двадцать, с перегаром за полкилометра, заползает капитан. Разговор у нас нервный такой получился, в основном на "ВЫ": Я тебя ВЫе..., ВЫброшу, ВЫ... и так далее. Но результат уже к утру почувствовали. Посуда появилась, дрова поднесли, "тело" из наряда истопником у нас заработало... Пока я его не раздел до голого торса, в палатке ночью холодно было.
   А вот уже и третье января. Вечер. ГАЗ-66 возле шлагбаума, поддерживая друг друга под руки, кого на носилках... Я на одной ноге допрыгал.
   Человек двадцать пять. Загружаемся. Я старшему машины, тот же прапор был, гранаты всучил, на память.
  -- Не держи зла, браток.
  
   Кто помнит эту рокадную дорогу вдоль наших частей, пусть вздрогнет. Все ухабы и тряски были "наши".
   Конец взлетки... Сначала загружают "цинки",  потом борта эти "Тюльпанами" звать стали. Мы - на лавках, справа-слева.
   Пошли по "кольцу": все наши морги и госпиталя - Баграм, Кандагар, Герат, Кундуз... везде раненные, больные, "двухсотые"...
   Опять  взлёт, но уже в Союз, два часа лёту, ко мне обращается капитан - начальник службы РАВ 66 бригады (джелалабадской, помню - комбриг Оздоев):
  -- У тебя что-нибудь запрещенное есть?
  -- Нет, только кассета с песнями нашими и фотки. Да ещё апельсин афганский, контрабандный.
  -- На, иконки и крестики. Под погоны спрячь.
  
   Посадка. Ташкент. Дождь льёт. Госпиталь не принимает, забит до отказа.
   Дальше куда?
   В Самарканд.
   Таможня вдоль рядов прошла. Посадочные листы собрала. Опять взлёт. Час в воздухе. Посадка: Самарканд. "Таблетки" одна за другой. Всех забрали. "Двухсотые" - в последний рейс по Союзу... 
   Приёмное отделение. Сортировка. Вот и до меня очередь дошла:
  -- Куда его?
  -- В хирургию...
  -- Я не возьму - он желтушник.
  -- В инфекцию...
  -- Не возьму - у него, глядите, нога какая...
  
   А теперь, кто стоит, сядьте:
  -- В кожно-венерологическое... Возьмите костыль и в восьмое отделение. Санитар - проведите.
  
   На газонах палатки.  Госпиталь на двести коек рассчитан, а наших ребят уже за тысячу перевалило. Четыре часа утра, в отделение не пускают. Мы же "бомжи". От нас псиной за полкилометра несёт: небритые, немытые. Сразу к ДДАшкам шквариться и париться со всеми шмотками. Вода - минуту холодная, минуту - кипяток. Помылись. Переоделись. К завтраку поспели. Питание ничего. Доппитание афганское по полной, аж непривычно...
   Начальник госпиталя и начальник  одного из отделений за неделю до нашего приезда под следствие "попали", потом срок получили - 8 и 7 лет, за подделку продовольственных документов на "афганцев", да ещё за оплату любой медицинской услуги: капельница - 3 рубля, укол - 5 рублей, и т.д. Вот они, зачатки "узбекского дела"!
   Отделение на восемь коек. В проходах бойцы, справа-слева, капельницы. В палате два яруса для офицеров. Я, естественно, на втором, хоть нога как бревно. Рядом капитан из Джелалабада. Внизу - майор из Кандагара. Каждое утро его через окно затаскивали  - "в стельку"... В один из дней уже и не проснулся, цироз... допился... Чеки у всех были.
   В кладовой тоже два больных:
  -- Откуда, ребята???
  -- Из училища..., из учебки.
  -- А что болит?
  -- Да так, насморк "гусарский".
  
   Ба. Вспомнил. Тут же училище автомобильное, с учебкой прапорщиков. Совсем с этим Афганом забыл, что и "обычные" люди болеть "умеют".
   Через девятнадцать дней мумиё мне помогло, и печенке и ноге - я уже на выписке. Медкомиссия:
  -- Куда на реабилитацию, домой или в "Ферюзу", под Ашхабад?
  -- Конечно, домой!
  
  

***

  
  -- Ну, нихрена себе!!! - Первые слова отца при встрече в аэропорту.
  
   Я его понимаю. Вся жизнь военная в штабах, сына отправлял, как порядочного: "с иголочки". А тут перед ним "чудо в перьях" - солдатские ботинки, в шинели лейтенантской до пят, подпоясанной портупеей, да в панаме, с полевой сумкой через плечо... Патруль из трехсотого "ВДВшного" полчка всё не решался ко мне подойти. Такие "экспонаты", наверное, не впервой в городе объявлялись. Ну да всё это мелочи -  самое главное живой.
   Пока.
  
  
     
     
     
       Дмитрий:
     

ТРЕТИЙ ДШБ С ППД В КАЛАСАБИРЕ (БАРАКИБАРАК).

     
      Сороковая армия, за редким исключением, жила в палаточных городках. Одним из таких исключений был третий батальон 56 Десантно-Штурмовой Бригады. Он действовал отдельно и отдельно располагался на полпути из Кабула в Гардез, в бывшей миссии англиканской церкви, по соседству с кишлаком Суфла.
      Вся территория была обнесена забором из того же материала, что и построенные внутри с полдюжины зданий (видимо из глинобитного кирпича с добавлением цемента). Дома в один этаж, два больших отданы под казармы личного состава. В тылу казармы седьмой роты и взвода АГС находились столовая, продовольственный склад и пекарня. Отдельно располагались артиллеристы, санвзвод и хозвзвод - все в одном здании напротив входа в столовую. Штаб с жильем для комсостава батальона также находился в отдельном доме у западной стены. Напротив него - караулка с гауптвахтой. Далее: строение, используемое в различных целях, но официально числившееся как баня; большой туалет рядом со складом ГСМ; ворота; вдоль дороги, за которой текла река Логар, техпарк с техникой батальона, с многочисленными каптерками подразделений; в середине ограждающего его забора - КПП. Если смотреть от него влево, то взгляд упирался в задник обязательной трибуны с флагштоком, перед которой лежал щебенчатый плац. Примерно в полукилометре на юг, в сторону Гардеза, на сопке, господствовавшей над обширной долиной, был установлен пост, прозванный "Ласточкиным Гнездом", главным вооружением которого служил стационарный крупнокалиберный ДШК (кажется трофейный, так как таких пулеметов на вооружении больше не было*). Сопка была окружена минными полями. Вела на пост единственная тропа. Примечательна сопка была еще огромной надписью на пушту. Якобы она переводилась так: "Мы еще вернемся!". Кто вернется, и зачем, было неизвестно. Хотя, если это была правда, то угроза обращена в нашу сторону.
      Минные поля тянулись по внешнему периметру с севера и юга, на западе отступали к предгорьям, за речушку без названия, перед которой было организовано стрельбище, позиции артбатареи и ГРАДов. Оборудованы эти поля были мотострелковой частью стоявшей здесь до прихода нашего батальона. Когда часть передислоцировали, минные поля остались, а их карту оставить, конечно же, ума не хватило. Поэтому несколько раз в год кто-нибудь обязательно подрывался на противопехотках - чаще местные жители, немного реже наши солдаты. Горы возвышались в 3 - 5 километрах на запад, за ними скрывалась столица провинции - город Баракибарак, так никогда и не взятый нашими войсками.
      С северной стороны, за забором, была обширная свалка. Место довольно опасное, где помимо бытового мусора и пришедшей в негодность техники, можно было найти практически любые боеприпасы из арсенала батальона - от автоматных патронов до артиллерийских снарядов. Однажды на свалке случился пожар, и потом не меньше недели продолжалась непрерывная канонада, гремели взрывы. В небо взлетали трассеры, рвались гранаты и мины, порой над головами свистели пули. Поход в сортир, который был рядом со свалкой, в это время превратился в довольно опасное занятие.
      Когда наступила тишина, то от нее действительно звенело в ушах.
      За свалкой и минным полем был афганский кишлак Суфла, контролируемый, по крайней мере днем, "народной" властью. По ночам, для защиты органов этой самой власти совместно с сотрудниками ХАД, в Суфлу выезжали 2-3 наши отделения на броне.
     
      В восточную сторону, за дорогой и рекой, раскинулась обширная долина. Где-то там, под сенью едва видимых горных вершин скрывалась пакистанская граница. Здесь же разбросаны десятки враждебных селений, ближние из которых с нашей стороны контролировались разве что артиллерийским и пулеметным огнем. Попытки установить контроль административный предпринимались по отношению к этой территории с завидным постоянством практически ежегодно и имели вид армейских операций. Вне зависимости от успеха или неуспеха каждой отдельно взятой операции, Логар оставалась мятежной провинцией. Даже если удавалось утвердить кабульскую власть в каком-либо кишлаке, она долго там не удерживалась никогда. Наиболее длительный эксперимент удался в довольно крупном селении Хуши. Дошло до того, что его посетил московский журналист на вертолёте, и вскоре в одном из номеров "Известий" появился внушительный подвал на третьей полосе под названием "Люди Хуши", о трудном, но поступательном становлении новой власти. После публикации прошло дней десять, и, под звуки дальней канонады, батальон был поднят по тревоге. Но помощь опоздала. Власть в Хуши переменилась. Даже не вступая в бессмысленный бой, подобрали уцелевших активистов и царандоевцев и вернулись назад.
     
      ____________________________________________________________
      * - этот ДШК в качестве трофея был взят Владимиром Остяковым (9-я Десантно-Штурмовая рота). Поначалу ДШК установили на БТРД девятой роты, до тех пор, пока духи, которые за ним специально охотились, не подловили его на мине, когда ходили мы на  Малихейль, это чуть левее ущелья Вагджан. После этого ДШК был установлен стационарно в охранение на сопку. - Прим. Александра Тумаха.
     
     
     
     
    
     Александр:
     

ТРЕТИЙ ДШБ С ППД В КАЛАСАБИРЕ (БАРАКИБАРАК).

     
      Вернулся я в батальон 25 февраля 1982 года, после инфекции и месячного отпуска колонной из Кабула. Всё управление батальона к тому времени сменилось. Практически полностью обновился офицерский состав. За эти два месяца операций не было, только колонны - обживались.
     
      Удивительно, но колонна прошла без обстрелов и мин. Снег еще не сошел. Следы.
      Вертушки  не летали еще к нам, площадки вертолетной не было, ее построили "летуны" перед первыми Бараками по приказу армейского начальства.
      Колонна подошла к батальону, я вылез с сумкой из машины. Вижу, старлей вдоль колонны идет с повязкой дежурного, расставляет часовых из караула, чтобы "братаний" между бойцами не было. Спрашиваю:
     -- Где комбат?
     -- А вон стоит у КПП.
      Подхожу, докладываю по уставу. Прибыл и всё такое. В его глазах недоумение, представляется:
     -- Техник 8 роты, прапорщик Лебедь. А НШ, на центральной дороге стоит.
      Конфуз. Новый комбат еще из Союза не прибыл - Репко, а Каленов уже убыл в Брест по замене. Докладываю. Барышников (НШ) начинает меня строить. А я его тоже в первый раз вижу.
     -- На чье фамилиё по замене прибыл, лейтенант?
     -- Да вообще-то на свое.
     -- ????
     -- Товарищ майор, я из госпиталя, разрешите к своим, в семерку.
      Тон сразу поменялся:
     -- Пиляй, офицеры вон там живут.
     
      Поначалу офицеры  роты находились в здании медпункта и хозвзвода, а потом, когда нам придали бригадных саперов, группу СС (спец. средств) из Кабула, да группу ГРУ, мы перебрались в казарму, в первый кубрик слева. А приданных расселили на наши места.
      Захожу в кубрик, Халл, Пашка и Димыч набросились, обнимают. Димыч:
     -- Санек, познакомься - новые: ротный, командир первого взвода, а вот и артиллерия подвалила.
      Саша Козлов дежурным был.
      Представляюсь как положено: бутылку на стол, одну для комбата оставил (в бутылки от шампанского  мне на ликероводочном в Кишиневе коньячный спирт закрутили), говорю:
     -- А что это вы на печке кашеварите? Сразу закусь?
     -- Это не варим, а шкварим - вшей выводим, обзавелись все, от комбата до последнего солдата.
     -- И с продуктами хреново, Саланг закрыт, колонн нет - сухари да минтай в консервах, с завтрашнего дня вообще на муку перейдем, бойцы снег топят, муку разводят, да на печках лепешки делают. Может с колонны что перепадет.
     
      Не перепало, всё в бригаду. Она тоже была на "бобах".
      "Посидели", обменялись новостями, Саша Портнов с документами о сдаче роты с колонной в Гардез уехал. Я пошел в штаб, представляться батальонному начальству.
      Получилось так: заменщики к офицерам еще в Кундузе прибыли  во все подразделения, а бригада поставила задачу - замена пройдет в Гардезе, после передислокации, и заменщиков всех "воздухом" в Гардез.
      "В целлофан их завертывали, пылинки с них сдували", только, "родимые", нигде не вляпайтесь. По мере прихода колонн в Гардез и офицеры  менялись.
      В  "зале совещаний" все управление, без НШ. Я представился. А каждый своим долгом считал показать, что он "самый-самый". "Барыга" зашел, улыбаясь (он "мужик" был, за словом в карман не лез):
     -- Ну-ка, "хуябрики", отпустите парня, он Вам сам лапши на уши каждому повесит, у него уже три наградных в бригаде пылится.
     
      Я поставил бутылку, закуску и был таков.
      Представление прошло успешно, пузырь раздавить всегда за спасибо, это как керосину в огонь. Потом самогон, брагулька, и пошла гулять... сразу видно, недавно из Союза. Не обкатанные. Потом жизнь научит: где, когда, с кем и сколько. Бравада быстро проходит, если умный, а если нет, то отношение к тебе соответствующее не только командиров, но и бойцов.
      Меня никто не интересовал, я готовил "своих": ночь, днем  - "духи"-молодежь. Спали вместе, ели вместе, в сортир - тоже. Все свободное время - вместе, вшей парим - вместе, письма читаем, рукопашка, занятия - ни на шаг от себя не отпускал. Все смеялись - курица с цыплятами. Ничего, думаю, время покажет. Дед военный, войну прошел, отца фронтовики учили, я в военном городке вырос, с бойцами школьником все время проводил, военный быт впитал в себя  с "молоком матери". Мне не в тягость, меня этому учили. Когда встал вопрос, где учиться, отец сказал: "Если хочешь стать мужчиной и узнать жизнь - иди в пехоту". Это не дифирамбы себе - так было всю мою службу.
      "Если не я, то кто?". Тоже Валера и Паша. Мы неиспорченные Союзом и гражданкой были, сразу с курсантской скамьи, с  "закрытых" училищ на "войнушку". Чем меньше подразделение, тем лучше взаимоотношения в нем, а если направлять их незаметно, то всегда спокоен, что за спиной никто не предаст. Результаты не заставили себя ждать. Это показали и первые выходы. 
     
      Самыми боевыми на этот период стали офицеры и личный состав нашей роты, может быть поэтому мы стали ротой, на которую в первые месяцы в Бараках легло всё сопровождение: в бригаду и в Кабул, все подразделения нашего батальона обновились на 70-80% и боевого опыта не имели, включая и офицерский состав, у молодежи только курс молодого бойца в Чирчике и перелет к месту службы, да с учебок спецы поприходили (Гайджюнай и Ашхабад).
      Заменился и комбат, новый - майор Репко, по пьянке на одной машине в Кабул за водкой ездил, потом его перевели в бригаду, поближе, чтоб не дурковал (не сняли) - на 1-й Парашютно-Десантный Батальон, "лапа" серьезная была в Союзе.
      Вместо Репко прибыл майор Шлёпкин, нормальный мужик был, толково с ним работали. Но через пару месяцев подорвался вместе с особистом. Шлепкину ступню разворотило, а особист, Володя Мальцев, контузией отделался и "Красной Звездой", наверное первый награждённый ГБист в Афгане. Вместо Шлепкина из 4-го ДШБ майора Ильченко прислали, с ним до последних своих дней в Афгане и протрубил.
     
     
     
      Потихоньку роты начали привлекать не только к сопровождениям, но и к ведению боевых действий, взводные знакомились с местностью, особенностями проведения засад и досмотров караванов. Одна из первых батальонных операций  проводилась 12 марта 1982 года: на бронегруппе ночью выехали в пустыню - спешились, а затем, держась друг за  друга, чтобы не потеряться (позже в девятке потеряли санинструктора, только потому, что после привала ночью не посчитались, а пацан уснул и остался спать на земле. Когда рассвело, было поздно. Три дня его искали пока банду не додавили - они подбросили труп, чтобы мы не добили их - бригада приказала прекратить операцию, чтобы не было дополнительных потерь), двумя колоннами выдвинулись к Алихейлю. Обложили кишлак силами 7 ДШР и взвода АГС, а восьмерка спустилась с гор вниз и приступила с ХАДовцами к зачистке, выжала духов из кишлака к предгорьям, где находились мы. Остальное было делом техники.
     
      В батальоне по штату было девять боевых взводов, девять групп, которые могли выполнять конкретные боевые задачи. В каждой роте по три, я не беру в расчет пулеметные и минометные взвода рот, отдельные взвода батальона - эти подразделения всегда использовались как средства усиления и распределялись по боевым группам, в полном составе они никогда не применялись. Поэтому, исходя из поставленной задачи, в лучшем случае на боевые могло уходить от батальона до шести групп с бронегруппами и средствами усиления, а если учесть все караульные и охранные функции, а еще отпуска, госпиталя и командировки, то людей, которые непосредственно вели бой, можно пересчитать по пальцам. Уже перед заменой я взял у НШ "журнал боевых действий" и для себя посчитал, сколько раз выходили мои ребята на боевые: без Имам-Сахиба - 92 раза.
     
       
       
     
  
   Александр:
     

НЕ ВСЁ КОТУ МАСЛЕНИЦА.

   Караваны - "осмотры" и "досмотры".
     
      Я до сих пор абсолютно различий не чувствую. Это как для моряка "кампа'с", назови с этим ударением или ударение сделай на другом слоге - сущность от этого не меняется. Те же яйца - только вид с боку.
       
      После отпуска по болезни вернулся я в свой батальон. Бригада перебралась из Кундуза в Гардез, мы стояли в Бараках.
      Три месяца никаких "боевых" только подготовка боевая: декабрь, январь, февраль. Колонны. Завозятся материальные средства и всё необходимое для "войнушки". Духи в Логаре и Пактии "жирком" стали заплывать.
      Это ж где такое видано? Непорядок.
      Руководство бригады и провинций приняло решение: пора завязывать с таким положением дел.
       
      "Ценность" или индивидуальность нашего батальона заключалась в том, что "боевые" у нас более суток не затягивались. Максимум двое, как исключение. Норматив спринтера, за 24 часа "начудить" такое, что потом за себя "уши краснеют". Ночь, день - и всё. 
      Комиссии и проверки нас на месте застать практически не могли. Только вертушка в воздух с проверкой из Гардеза или Кабула, а нас тю-тю, и нету... Включаем ИБД (имитатор бурной деятельности) и, поминай как звали.
      Наша "работа" - немножко от разведки и спецназа и от пехоты и блокпостов и сопровождения - всего по чуть-чуть.
       "Многоцелевое подразделение" с намёком на десант.
       О главном виде боевого обеспечения, каковой является разведка - тока слыхивали. Сбор, обобщение, анализ разведданных... один ЗНШ батальона (капитан Петраков) да евоный солдат-писарь с картой. Вот и весь комплект занимающихся этим делом. Это позже разведвзвода в батальонах ввели. Поумнели. А в начале и так сходило.
      Работали на авось. Может чё и "обломится".
      Обламывалось. И не только.
     
     
      Прочитал свои записи... Какой-то я "лаковый" с примесью глянца. Правильный до несуразности!
      Чтобы "сгладить" такое впечатление, решил сам себя "приземлить".
       
      Про первый наш выход 1982 года я вкратце написал. А вот где за себя стыдно - опустил.
      Стыдно.
     
      Стиснув зубы, начну повествование.
      В батальоне все новые. Чувствуешь себя чуть ли не ветераном. Ну, куда там! Все взводные семерки и обстреляны, и повоевать успели. Я из госпиталя прибыл. Наградных в штаб бригады на нас "настрочено" по нескольку штук, какие-то даже через Комитет (КГБ) в Москву ушли - за Имам-Сахиб. Это забота пограничника полковника Халейкназарова.
     
      12 марта 1982 года.
      У меня не задалось сразу. У 377й бортовой заклинило. Оставил механика Сережу Горшкова в парке:
     - К приходу чтобы всё было в "ажуре".
     
      "Зеленые" подкатили на КПП,  "по их данным" в Алихейле банды и караваны из "дружественной" нам страны изволят по чайханам отдыхать, земные радости вкушать, думая о вечном.
      Короче, выход в двенадцать ночи. Семерка впереди.
      Комбат назначил меня в головной дозор. Показал на карте точку немного восточнее Алихейля:
     - Вперед, мы за тобой!
     - Ого! Так это ж на границе...
     
      Фары по-боевому. Скорость колонны не более 15-20 км. Полное радиомолчание. Рота за ротой, взвод за взводом...
      Идем по пустыне, правда, какая это пустыня - камни одни. Горное плато до пакистанской границы, от нас километров пятьдесят, а далее горы к небу уходили до 4-5 тысяч метров, нагромождаясь одна на другую, со снежными верхушками. Выход в пустыню через считанные проходы был. А между этими нагромождениями скал кишлачки прятались, соединенные между собой горными тропами. Алихейль - на высоте около 2000 метров. Вот оттуда основные караваны на Бараки и шли, сначала скученно, а затем по тропам в пустыне расползались.
      И так, в полнейшей тишине, под шелест гусениц, мы прибыли в назначенный район. К пологим предгорьям.
      Спешились.
      Уточнили задачи.
      КП батальона с нами, восьмерка с "друзьями" ХАДовцами через проходы с рассветом начинает "талаши контроль" - прочесывание. Им ещё километров восемь по горкам пилять на западные вершины. Мы, т.е. семерка, седлаем с востока господствующие высотки на обратных скатах, выходящих к населенному пункту. Диспозиция ясна. К делу.
      Я опять в авангарде. Доползаем до тактического гребня, переваливаем через вершину. Ни дай бог кто на фоне неба засветится. Сразу обнаружат.
     
      Рассветает.
      Внизу из домов дымки. Скотина мычит, корма требует. Кишлак начинает просыпаться. Петухи заливаются. Собаки "брешут". Намаз к заутрене. Идиллия...
      Фазик уходит вправо, за ним Лёха Зиновьев - на соседние высотки. Я спускаюсь с гор ближе к кишлаку. Ротный выше метров на двести за огромным валуном с минометным взводом и с ним пару расчетов ПК. Ещё выше, на гребне, комбат с камарильей (АГС, ЗРВ, взвод связи). Броннегруппу оставили на зампотеха с минометной батареей у предгорий, в резерве.
      Уже ползком передвигаемся на выбранные позиции. Ползу... За мной взвод - бойцы первый раз на выходе. Виду не подают, но по глазам видно: мандраж где-то внутри запрятан.
      Пррррррр... Впереди на тропке клубок... зашевелился... Ба!... Коброчка. И не одна!!! Головку приподняла. Я - стопор, руками в грунт, включаю "заднюю" передачу, а на ботинки группа начинает давить, не понимая в чем дело.
      Сиганёт не сиганёт. "Сдулась". Уползла. Я только пот холодный с лица смахнул.
       
      Распределились. Начали огневые точки из камней выкладывать. Всё ползком. Кишлак в метрах трёхстах по курсу. Справа в полукилометре Лёха, ещё дальше Фазик, а мой левый фланг голый. А местность слева как "стиральная доска", впадинка за впадинкой. Подойдут, не заметишь.
      В кишлаке сильнее залаяли собаки. Послышалась стрельба, то в одном месте, то в другом. Связь заговорила: матов не слышно. Значит пока всё нормально.
      Над головой какой-то шум:
     - Санёк, Санёк, на минутку к нам...
     
      Ползу к ротному, с ним Саня Козлов и Валерка Перхайло. В расщелине за валуном. Расстелили карту:
     - Рассуди наш спор: мы в Пакистане или в Афгане?
     - Спросите у артиллерии, они в картах "доки". Нашли время для споров!
     - Кишлак на границе, а мы на востоке от него. Значит Пакистан...
     - Так чего мы тут делаем???
     - Задавайте этот вопрос комбату, а я к себе. Афанасии Никитины - вашу мать нехай...
       
      Витя Кацоев (замполит восьмёрки) на связи. Зацепил кого-то. Гонит к выходу из кишлака.
      Комбат:
     - Смотри, не увлекайся, и в западню не вскочи, тылы обеспечивай и фланги.
       
      Леха Зиновьев "заработал", на него выходить стали. Фазик присоединился. "Примусы" запросил, а у меня тихо... За левый фланг беспокоюсь. В кишлаке уже стрельба не стихает. Маты пошли.
     
     - Савин, видишь левее выступ - огневая позиция, - усилил свой фланг ПК.
     - Товарищ лейтенант! Слева из кишлака, километр... Раз, два, три... семь вьючных животных с погонщиками!
     
      Как боевой конь - землю копытом рою, огонь из ноздрей пускаю. Тьфу! Вспоминаешь - срам один. Одна мысль мозг сверлит: надо взять, надо взять...
      Я не замахиваюсь на изменение теории относительности Эйнштейна, но у меня свои "тезисы" есть, опробованные практикой войны.
       
      "Вероятность случайного события равна нулю, если в это событие  не веришь - и наоборот".
                                                                                                                   А.Тумаха.
      Попробуйте доказать обратное. Практика - всему голова!
       
      Выхожу на ротного:
     - Николаич, я возьму пару бойцов, осмотрю "зверинец".
     - Добро. Если что, прикроем.
     
      Даю длинную очередь трассерами в направлении каравана. Они присели. Животные на землю опустились. Козлов Саша пару мин "закинул" метров сто за караван...
      Поднимаюсь:
     - Пермыкин, Осетров, Николаев со мной. Остальным по моей команде - готовность к открытию огня. За меня Махметкулов. Связь через ротного.
     
      Начинаем спускаться с сопки. Идем веером. Уступом вперед. Чтобы одной очередью всех не сняли. Я впереди - трусцой. За спиной Осетров в метрах пятнадцати, Николаев слева в метрах двадцати. Смотрю, учеба двухмесячная не зря прошла, молодцы.
      Про местность я не зря вспомнил. Чудак я, с бааальшой буквы "М". Вот её-то влияния на бой я не учёл. Чувствую, что-то в правом боку ёкать стало, наверное, нагрузка из-за перепада высот. Метров двадцать вниз, метров двадцать вверх. Я наверху, бойцы внизу: как лодка на волнах. Метров пятьдесят осталось до верблюдиков. Взгромождаюсь на очередную "плешину", бойцы в низинке. Из-за верблюдов желтые огоньки..., падаю, отползаю. Веду огонь.
      "Колючий" какой-то караван.
     - Перебежками вперёд. Я прикрываю...
     
      У меня клинит автомат.
      Кто чистил (после оружие чистил только сам - никому не доверял)? Уже не до этого. Бойцов прижали, головы им не дают поднять.
      И тут мне приходит - ПИ.....ЕЦ.
      Печень, не переработав очередной выброс адреналина в кровь, клинит уже меня в прямом смысле слова. Я пошевелиться даже не могу. Не стреляю, не двигаюсь... у духов на глазах.
      Слова сказать не могу, только мычу.
      Из-за верблюдов выползает три чалмы, ползут ко мне.
      У меня слёзы на глазах от бессилия.
      Ротный далеко, ситуацией не владеет. Бойцы прижаты к земле, шелохнуться не могут.
      Пошевелился, боль пронзила всё тело, достал гранату. Пальцы не слушаются. Зубами разжал усики.
      Штык-нож приготовил...
      Живым - ни-ни.
      И это на глазах у своих...
      "А на ничейной полосе цветы - необычайной красоты".
      Сил нет - гранату кинуть. Только пнул её, как мог - покатилась... в метрах десяти взрыв...
      Достаю вторую... под себя...
      Пока дым рассеивался, Витя Осетров прыжком ко мне, с пояса огонь ведёт и одновременно по связи ротному докладывает обстановку. Я мычу подтверждая...
      Стащил он меня с "плешины" за ноги вниз.
      Тут и "Бог войны" заработал. С АГСами впридачу.
       
      В "зоопарк" никто сегодня не попал: всё разбрызганное и развороченное на камнях осталось.
      Да ещё "ЭСЭСовцы" на тропках свои "причиндалы"  оставили.
       
      Под прикрытием каравана по низине банда выходила из кишлака, её Витя Кацоев "поджимал". Чуяло "моё одно место" за левый фланг... Мы вчетвером "косточкой в горле" им стали.
      Сам  напросился.
      Все учатся на ошибках других - а я, дятел - только на своих. Наука на всю оставшуюся жизнь...
     
  
  
  
  
      Александр:
     

ВСТРЕЧА НА ПЕРЕВАЛЕ.

     
      В конце марта - начале апреля 1982 года колонны перестали ходить, да еще на перевале лавины пошли одна за другой. Руководство провинции обратилось к нам с просьбой о помощи в расчистке дороги на перевале. А это как раз граница двух провинций. Со стороны Пактии работала бригада, там помогала инженерная техника, а с нашей, провинция Логар - "два солдата и лопата - заменяли экскаватор". Всех в батальоне выгребли на расчистку. На высотах выставляли пулеметные расчеты, и от зари до захода солнца пробивали колею. Саперы предложили взрывать, но после первого же взрыва  с гор сползли еще снежные массы - от этой затеи быстро отказались. Шанцевого инструмента не хватало - мы к афганцам. А они странную позицию заняли, это мол, наши проблемы, и наша обязанность побыстрее перевал расчистить для прохода их машин: "Вы же воины-интернационалисты, а не мы".  Каждый день колонны накапливались и накапливались. Бойцы работали в панамах - чтобы солнечные удары не получать, в очках от солнца - чтобы не ослепнуть, в ботинках - чтобы ноги не обморозить и в трусах - пот от всех шел, казалось, снег тает от такого напряжения. Работали поротно: полчаса одна рота, затем другая и так "до победного конца". Нам увеличили пайки, только за счет чего, было не ясно, вместо двух банок консервов с сухарями начали давать аж целых четыре, да еще чай в неограниченном количестве, правда, без сахара... К концу второй недели этого каторжного труда соединились. Радости предела не было. Как под Сталинградом, при соединении двух фронтов - обнимания, шутки, песни и танцы. За пару дней колонны все рассосались.
       
       
     
     
      Александр:
     

ПЕРЕВООРУЖЕНИЕ РОТЫ.

     
      В конце марта 1982 года началось перевооружение роты с БМД на БТР-70. В батальон  из Термеза пригнали 11 новеньких БТР, Саша Коняев - техник роты этим занимался, а БМД мы отдали в 4 ДШБ нашей бригады, Кандагарский  и Джелалабадский ДШБ - их распределял комбат с майором Печайко - это наш зампотех. Пулеметный и минометный взвода остались на БТРД, 1 парашютно-десантный батальон, кажется 1 рота, получила БРДМ - она гоняла колонны из Гардеза в Бараки, когда наша рота уходила на "боевые" или в Кабул.
     
      После зимы пошли колонны с имуществом. В роте собрали все АПСы у гранатометчиков, заменили на АКСУ, поменяли наши 82 мм. минометы на "Подносы", более легкие и современные, добавили к нашим СВД - для снайперов, СВТ, а АКС с прицелами убрали. Первый раз в апреле получили "песочку" с тельниками, обувью и панамами, а до этого жили по принципу: "Форма N8, что сперли, то и носим". Вши заедали не только бойцов, но и офицеров.
     
      Начали изучать КПВТ. Самое сложное вооружение в пехоте, оказывается и наши офицеры его плохо знали, не говоря о бойцах, а выпускники Рязанского училища о нем только слышали. Мой ротный тоже его не знал, окончил Ульяновское танковое, поэтому на сопровождениях в апреле поливали "зеленку" только из ПКТ, за исключением моего взвода. Комбату это блядство надоело, вызывает меня к себе и ставит задачу, чтобы все БТРы стреляли как положено. Через два дня. У него самого БТР N300 был, его обстреляли на операции, а ответить он не смог. Следующим утром я выстроил колонну и уехал в пустыню на полдня. Через 6 часов все наводчики пулеметов с закрытыми глазами собирали и разбирали оружие, а стреляли только на "отлично". Методика испытанная - все доходит через ноги.
     
      После перевооружения нашей роты на БТР, к нам стали поступать боеприпасы для КПВТ. С  ободками на трассерах и бронебойными все было понятно, но ко всему прочему получили патроны с красными головками, это были МДЗ (мгновенного действия зажигательные), я еще с училища помнил, что это разрывные, и выдаваться они должны только в особый период... Видимо он наступил.
      Ротному говорю: их разбирать нельзя, ведь каждый боец норовил себе на шею амулет повесить на шнурочке, а тут пуля 14,5 мм, и обращаться с ними надо предельно осторожно. Комбат на построении батальона объявляет, что в семерке есть такие боеприпасы и их трогать нельзя. Лучше бы он этого не говорил! В эту же ночь на посту часовой из восьмерки остался без кисти. Аналогичный случай был в первом батальоне, там при чистке оружия решили посмотреть, из чего состоит ВОГ-17 к АГС - два трупа.
     
     
      Батальон начал обустраиваться: в парк завезли щебень, благо этого добра было вокруг вдоволь. У афганцев "позаимствовали" экскаватор, и каждое утро один из механиков хозвзвода в 500 метрах от батальона, под прикрытием дежурной боевой машины (которая сопровождала водовозку, охраняла ночью Комитет с ХАДовцами и ездила за щебнем), нагружал 10-15 машин мин. батареи - все выгружалось в парке. На ночь экскаватор, чтобы не гонять его туда - обратно минировали. В один из дней, утром, слышим взрыв, подскакиваем, "мирные" афганцы хотели с экскаватором что-то сотворить, не получилось, комбат конфликт замял с местными властями.
      Вдоль дороги Гардез - Кабул стояли железные телеграфные столбы, правда, без проводов. С подачи замполита (капитан Пицура тогда) каждый выезд мы должны были привозить по два-три столба для наглядной агитации в батальоне (флагшток на плацу, аллея вдоль батальона с флагами республик и т.д.).
      Где-то к концу весны 1983 года, наконец, пробурили скважину, появилась своя вода. Так потихонечку налаживался быт, хотя сопровождения и выходы на реализацию разведданных никто не отменял. Потери боевые были минимальными, основное это нарушение мер безопасности, незнание мат. части, да простое разгильдяйство.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

Портреты: ФАЗЫЛ

     
      К нам в роту в декабре 1981 года прибыл замкомроты по ВДП старший лейтенант Мирджапаров из Черняховской бригады.
      Первая встреча...
     -- Товарищи офицеры! Я прибыл в Афган стать Героем Советского Союза - посмертно или живым, мне все равно.
     
      Ротный говорит: "Ты для начала водяры привез, герой? Если да, то представляйся".
      ВДСники в бригаде были только для командировок и сопровождения грузов 200, наш батальонный, майор Харитонов, или не просыхал от спиртного или был в Союзе.
      Фазик же в Союзе дошел до командующего округа, чтобы его отправили в Афган, развелся на два года с женой: "Узнаю, что не гуляла, опять сойдусь". Чудесно вырезал по дереву, батальон и бригадное начальство завалил своими поделками. Больше от него толку и не было. Был призером Союза по боксу, 16 лет из головы мозги выбивали боксом, поэтому до 29 лет и оставался ЗКР. Трех слов связать на занятиях не мог, кстати, он их и не проводил.
      В его обязанности входило обеспечивать правильное хранение парашютов, которых у нас в Афгане не было, всё хранилось в Чирчике, а про бой и говорить нечего.
      В конце января 1983 года, после зимних Бараков, послали его в Союз технику для бригады принимать, 3 БТСа с минными тралами. Полдня ему рассказывали что такое БТС, какие документы при приемке необходимы, а потом он пропал на месяца три, хотя на прием техники отводится не более трех дней. Мы в розыск, это уже был апрель 1983 года. Он приезжает, правда, вина привез не меряно в топливных баках, комбат хотел его под трибунал, но из штаба армии благодарность приходит! Никто до Фазика так технику не принимал: он из наших наставлений запомнил, что есть такая "комплектовочная ведомость", вот по ней и принимал, вплоть до шайб с гайками.
      Бойцы, которые с ним были, рассказывали: он в Термезе набрал вина, бутылок 40, засунул их в топливные баки, а этикетки с бутылок снять забыл. Пройдя таможню и погранцов, на мосту вскочил на броню и начал им дули крутить, что провел их, а машина заглохла (этикетки отклеились и забили топливо провод). Погранцы достать не могут, уже заграница, взяли его на тросы наши и выволокли с моста. На глазах таможни он все богатство из баков доставал, но уже "за границей", те серые от злости стояли.
      Мы ему - Фазик, к нам звание Героя в марте приходило, а тебя не было. Он на колонну и в Гардез к начПО, тот нам звонит - уберите от меня этого придурка, он уже всех в бригаде достал с наградами. После поехал Фазыл в Кабул к командующему, потом нам ребята говорили, что видели его там, по штабу армии бегал. В списках Героев я его так и не встретил...
     
     
     
     
  
      Александр:

О НАГРАДАХ

     
      Командиром 1-го Десантно-Штурмового Батальона был капитан Сергей Павлович Козлов - один из первых Героев Советского Союза. К Героям, живым, у меня свое отношение. Это все московская разнарядка.
      Звание получил за командование ротой, еще в Кундузе, когда бригада на Файзабад ходила, наш батальон не привлекался. Как было дело, из рассказов очевидцев (капитан Эм, начальник штаба первого батальона рассказал мне, когда мы вместе летели к новому месту службы):  Козлов, кажется, второй парашютно-десантной ротой командовал. Рота залегла перед мостом, а Козлов ее раза три в атаку поднимал, тогда еще по боевым уставам воевали, в итоге духи отошли, и мост был захвачен. Замполиты быстро все "состряпали" и Козлов стал первым живым Героем в Афгане. Сразу был назначен начальником штаба батальона, через пару месяцев комбатом, и уехал в Москву в Академию.
      Первый наш комбат, "Хромой Аист", майор Каленов, тоже в атаку бойцов 9 десантно-штурмовой роты поднимал: чуть ли не с криками: "За Родину и т.д.", - это было в начале лета 1981 года. Наш батальон с разведротой через весь Афган в Лашкаргах кинули и положили там 6 бойцов  девятки и начальника разведки бригады на кладбище. После этих потерь заместитель командующего армией прилетел и произнес вещие слова перед всем батальоном: "МАЙОР, ТЫ СЮДА ПРИШЕЛ НЕ ЛЮДЕЙ ТЕРЯТЬ, ЗАПОМНИ ЭТО НА ВСЮ ОСТАВШУЮСЯ ЖИЗНЬ!".
      К нам в батальон звание Героя тоже приходило, 27 марта 1983 года - разнарядка, так сказать (должен был быть офицер, член партии, более года в Афгане, ранен). Комбат подал мою фамилию, но у меня на тот момент не было ни одной гос. награды - отказали. Звание передали в Кандагарскую бригаду. Там Героем стал капитан Черножуков.
     
      Вообще не всё было ладно с боевыми наградами. К примеру, у нас в роте очередь так сказать была: Миша Азизбаев, Парфенов, Паша Пятлин и другие вообще без наград ушли, а старший лейтенант Черневский получил орден "Красной звезды" уже через три или четыре месяца пребывания в Афгане, при том, что ротный на тот момент наградных ему не оформлял, а у нас по пять-шесть пылилось в штабах. Но у Черневского жена работала в штабе ТуркВО поэтому так быстро. Правда, при нас он "стеснялся" орден носить...
      Другой пример: в бригаде ЧП было, прапорюги из "боевых" рот отмудохали прапорщика Сардарова - начальника столовой, когда тот вышел на крыльцо с медалью "За Отвагу" (комбригу на боевых к завтраку сметану подвез вовремя).
      Вот, ещё вспомнил, проверяющего у себя в полку, в Национальной Гвардии Украины уже. Смотрю, он полковник, воин-интернационалист.
     -- Где "чалился"?
     
      А он толком и не ориентируется. Оказывается, служил в Ставке - в Баку (Ставка Южного направления), и в Афгане три дня был в командировке, помнит дуканы и модуль где жил и все, но тоже с орденом ходит. И так мне обидно за нашего брата стало, ну и выгнал я его к такой-то матери.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

ПЕРВАЯ ОПЕРАЦИЯ НА БАРАКИ. ИЮНЬ 1982 ГОДА.

     
      Первый раз мы пошли на Бараки в июне 1982 года. Привлекалась наша бригада, витебчане, Газнийский и Кабульский МСП. В Бараки с 1917 года не ступала нога не мусульманина, последний раз там были только англичане.
      Задачу комбат ставил в батальоне: 8 и 9 ДШР на технике, минуя минные поля за батальоном, куда ездили за водой, резко уходили влево в горы и занимали господствующие высоты. 7 рота, в пешем порядке, через минное поле, занимала высоты вдоль хребта, с левым флангом напротив батальона. Вся техника оставалась в расположении. Замысел был таким: мы сидим на сопках, все остальные, из окруженных Бараков выдавливают на нас "духов", мы их щелкаем. Но, как известно, чем крупнее операция, тем хуже результаты. Днем переодевшись, взяв с собой двух саперов, я перешел арык за батальоном, сообщили на выносной пост на сопке, на "Ласточкино Гнездо", чтобы нас за духов не приняли, там как раз Валера Перхайло был (смена на сопке была раз в месяц, командиры пулеметных взводов рот меняли друг друга со взводами), и на четвереньках со щупами начали пробивать проход в минном поле (пехота, до нас установившая мины, никаких схем полей нам не оставила). Юра Волин, командир сапёрного взвода, в бригаду уехал. А я до этого был старшим на сборах саперов (в каждом отделении взводов батальона должен был быть "нештатный сапер"), поэтому практически на все разминирования привлекали меня от батальона и саперов вместе с лейтенантом Юрой Волиным. Вот это были "кудесники" - он и его замкомвзвод. Сколько они жизней спасли ..., а сколько духов на их ловушках ...
      Через каждые 5-10 метров ставили ориентиры из камней, к вечеру вернулись назад. На вершинах сопок были отрыты духами окопы в полный рост, из них они вели огонь по нашему батальону до тех пор, пока комбат не поставил пост на сопке - "Ласточкино Гнездо" - так его журналисты прозвали, когда писали о батальоне в центральной прессе.
      Итак, в два часа ночи все роты начали вытягиваться по своим задачам, ушли  девятка с восьмеркой, мы в колонну по одному, прямо от крыльца казармы, мимо штаба и через арык начали движение. Ротный Детюк мне сказал: "Ну, давай Санек, с богом..."
      Одно дело, когда продвигаешься днем, а ночью ..., я шел первый, за мной вся рота и взвод АГС с минометчиками. Полкилометра минных полей проползли на четвереньках за два с половиной часа, после я трусцой с группой занял первую высоту, она была пустой, дальше группами оседлали остальные высотки. Каждый с собой нес по два БК да еще лотки с минами и коробки к гранатометам, короче вьючные животные. Там первый раз я увидел как блюют от нагрузки. В темноте шел шепот, что никогда в жизни никто сигарету больше не закурит. К рассвету все доложили о готовности, замаскировавшись, начали вести наблюдение. Перед глазами внизу открылась равнина вся в зелени с многочисленными кишлачками по два - три дома, далее возвышалось серпантинами селение Баракибарак. Вдалеке с Гардезского перевала пылила наша бригада по пустыне, развернулась на огневых позициях реактивная артиллерия, батальоны спешились и начали продвижение в зеленку. В этот день ни одного выстрела мы не услышали.
       
      Июнь, на горке ни деревца, везде камни, шелохнуться нельзя - обнаружат. Вода заканчивалась, приказал пить только всем вместе и по одному глотку. Начало смеркаться. Ротный ко мне послал водоносов, они со всех групп с пустыми флягами приползли, я отправил саперов с ними в батальон, к трем часам ночи они вернулись опять по минному полю - свежие, побритые, чистенькие.
      Начинался второй день, я по связи не поверил своим ушам: услышал голоса термезских таксистов, слышали все наши группы. Этот день прошел также. Ночью поступил приказ сняться и следовать в расположение.
       
      Спустившись в батальон, получаем новую задачу: обойти нашу сопку и, пройдя мост через речку Логар, двигаться в Бараки. БТРы оставили на дороге и тремя группами: замкомроты Фазыл Мирджапаров с первым  взводом (Леха Зиновьев 2 мая погиб), я со своим взводом, и замполит Дима Ветошкин со вторым (Паша Пятлин ждал заменщика и стоял в наряде по батальону), потянулись по дороге с интервалом 100-150 метров. Ротный остался с броней, и следовал за нами метрах в 200-ах. Справа над дорогой нависала сопка, слева река и зеленка. Вдруг сверху по нам полоснула очередь, мы залегли без стрельбы, Фазик, ничего никому не говоря, срывается вверх за духом в гору, я ору:
     -- Ты куда!!!
     
      Да какой там. Командую Олегу Самохвалову, чтобы за Фазылом бежал и прикрыл его, а сам снайперу даю приказ снять духа, тот как раз перебежать удумал, его сразу и "снял" рядовой Бурнышов. Фазик к духу подскочил, попинал ногами, взял автомат и начал спускаться. Идет, ругается на меня - сам хотел его взять.
      Я ему:
     -- Ты охранение вперед выслал? Ты задачи бойцам поставил? Ты думал, что мог на засаду наскочить? А бегать, как идиот, это каждый может и т.д.
     
      Тут подъехал ротный: "Хлопцы, на броню, новую задачу получили".
      По дороге на Гардез встал комбат со штабом, из батальона его "попросили" - приехали высшие штабы и разместились у нас в кубриках, в штабе, везде.
      Мы взобрались на броню и вдоль зеленки отмотали километров семь, спешились к ротному за получением задачи, ротный показал рукой направление и сказал:
      - Там сами разбирайтесь, я помогу, чем могу, комбат по рации орет - ему результаты давай, а у нас всех результатов один автомат.
     
      Мы потянулись к зеленке. Обшарили пару домов по ходу. Далее заходим на рисовое поле, а там полу закопанный полиэтиленовый пакет, рядом еще и еще. Только к ним, а по нам шквальный огонь из соседнего дувала, сначала пулеметный потом гранаты начали рваться. Вот, думаю, влипли. У бортика рисового поля заняли оборону, лежим в жиже, пузыри пускаем, и головы поднять не можем. Ору, чтобы открывали ответный огонь по моей команде. Тут из окон дувала перестали стрелять, я кричу: "Огонь!", срываю с себя "Муху", и по окну, и, рывком к воротам. Еще одной "Мухой" сбиваем ворота и врываемся в дом, стрельба по всему что видим, духи, глушенные, ничего не поймут - ну и слава аллаху....
     
      В этих мешках был миномет с боекомплектом, мины, пару цинков патронов. Эрик Махметкулов, мой замкомвзвод, руку поднимает: "У меня потерь нет". У меня с замком такой негласный телеграф был - я на него оборачиваюсь, он поднимает руку - значит все на месте. Главная его задача в бою была считать людей (потом мне заменщики в Союзе рассказывали, что это стало традицией  нашей роты).
      Докладываю ротному, он выше по инстанции и пошло-поехало: первый результат. Ротный дал команду всем группам к броне, роту сняли для сопровождения. Возвращаемся в батальон меня как героя встречают, замполит батальона с наградным бежит.
     
      Утром сопровождение, одни, без саперов и блокпостов, только танк впереди. Ведем колонну на свой страх и риск, я шел в колонне  четвертым на 378-м БТРе, потом взрыв. Подорвались. Очнулся на койке у себя в кубрике. Три дня провалялся, отходил. На БТРе вырвало второй мост и десантуру разбросало метров на 10-15. Почти всех спасла покрышка, она погасила взрывную волну. Погиб Володя Нестеров.
      Помню: взрыв. Полет. В книгах начитался, вся жизнь перед глазами пролетает за считанные секунды... Кукиш. Первая мысль, где автомат.
      Как в тумане, рядом падает Володя. Он сидел позади меня, над вторым правым колесом, дальше Болендрусь - пулеметчик, наверху, с левой стороны, Осетров, тогда еще командир отделения, и отделение: Пермыкин, Утемов, Бурнышев, Соколов... У Володи вырвало пол грудной клетки в районе сердца, поломало руки, ноги, снесло заднюю часть черепа. Еще с минуту мучался, а потом умер.
      Рядовой Болендрусь из Белоруссии один после этого подрыва попал в госпиталь на пару месяцев, у остальных только осколки повыковыривали в медпункте батальона.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

О ГИГИЕНЕ.

     
      Вши заели всех и спасения, кажется, от них не было, мыла хозяйственного, стирального порошка тоже не было. Поэтому, как в старые времена стирали глиной. Первую баню в батальоне построили артиллеристы. У них и выходов меньше было,  и после каждой стрельбы ящики оставались, да еще и "ГРАДовцы" помогали, там снаряд - ящик.
      Арык, который протекал вверху батальона, не замерзал. Вода для стирки и купания была постоянно. Правда, артиллеристы, баню сделали исключительно для своих офицеров и управления батальона. Несколько раз и нам перепадало там париться. Как во всякую баню, без пивка не суйся, правда, пивка не было - брагу брали, а у Валеры Ларионова (командир артбатареи), самогон постоянно был. Благое дело всегда заканчивалось пьянкой.
      Когда брага и самогон подходили к концу - поступала команда слить противооткатную жидкость из гаубиц, тут же она перегонялась на наших глазах в необъяснимого цвета, запаха и консистенции вещество. Закрывались глаза - чтобы не видеть, что пьешь. Закрывались уши - чтобы не слышать крика оттого, что заливалось внутрь. Затыкался нос - чтобы не чувствовать, что в тебя текло. Отравлений, к счастью, не было. Потом начинался концерт "пьяных офицеров". Валера чудесно играл на гармошке. "Лучше нету войск на свете, чем десантные войска", Машина времени "Мы в такие ходили дали...", "Желтоглазая ночь", "Три аккорда" - неполный перечень нашего репертуара, и, конечно, "застольная  классика", без нее никак нельзя. Потом все стихало - господа офицеры изволили отдыхать после разваги.
      Скважину с водой пробурили в начале марта 1983 года, рядом с ней хозвзвод построил свою баню, а рядом на сварные рамы поставили цистерны от подбитых наливников, промыли их, продезинфицировали, и сделали умывальники для батальона.
      Долго ли, коротко ли, но потихоньку и мы начали строить  баньку, ко  2 августа 1983 года, уже парились в "своей". Взвода были разбиты по дням: понедельник - первый, вторник - второй... суббота - офицеры, воскресенье - кого бог пошлет.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

ЗЕНИТЧИКИ

     
      В июне 1982 года, по замене, приехал Сережа Листопад из Забайкалья, командир зенитно-ракетного взвода, он долгое время командовал двумя взводами - ЗРВ и АГС. С командиром взвода АГС отдельная история: еще в Кундузе взводом командовал старший лейтенант Володя Молчанов, его от нашего батальона в 1980 году представляли к Герою, но из-за того, что он был "двухгодичником", он только досрочно стал старлеем и орден получил. Тогда в бригаде лишь единицы были награждены. Мусульман ненавидел, хотя всю жизнь прожил в Ташкенте, в ущелье сбрасывал "духов", кладя им в карманы гранаты, те даже до земли не долетали... По ранениям в Союз улетел. На его место назначили снятого замполита восьмерки - старшего лейтенанта Сиротенко, он в Кундузе покрышками торговал - но Сиротенко тоже по замене ушел в феврале 1982 года, на место замполита восьмерки прислали старшего лейтенанта Кацоева.
      Сережа Листопад практически был вечным дежурным по батальону, а зенитчики и связисты, обслугой штаба батальона.
       Кажется, летом 1982 года, Сереже поступили ЗУ-23-2, это спаренные зенитные пулеметы. Первый и последний раз при мне зенитчики выехали с нами "на колонну". Пулеметы установили на ГАЗ-66, построились и пошли. Пока до ущелья шли, они поливали "зеленку" - было внушительно. Ребята броники поснимали - жарко, на прогулку выехали, командира рядом нет; за ущельем, после воронки, мне Саша Коняев (позывной "Замок", всегда колонны замыкал) потом рассказал:
     -- Они выехали из ущелья, остановились на обочине, и начали перезаряжать пулеметы, стволы задрали вверх, "духи" точно поджидали, из гранатомета по кабине, а из стрелкового по пулеметчикам, всех снесло, последние машины колонны прошмыгнули не останавливаясь, а я прямо на духов вылетел. Покрошили их, вертушки довершили, а что толку: пятерых ребят потеряли, пятый в госпитале скончался, притащили искореженный ГАЗон. Ты его, наверное, видел на свалке.
     
     
     
  
  
      Александр:
       

СТРОГИЙ ВЫГОВОР.

     
      За всю службу в Афгане у меня было одно взыскание - строгий выговор: "За нетактичное обращение с военнопленными".
      В июле 1982 - ротный в отпуске - я за него, завтра колонна, необходимо перед ней прошерстить близлежащие кишлачки. Каждой группе дали направление, удаление от батальона не более десяти километров. Утром прямо от КПП я с группой перебрался через речку, потом прошли зеленку, это где-то метров 300-400, а затем на горное плато. Вдалеке кишлак виднеется, подходим к нему, слева очередь, как учили в автошколе: "Противник слева, справа - слева перебежками по одному в направлении....". Подскакиваем к расщелине, там два красавца коня стоят, а людей нет, я даю команду на поиск, через пару минут вытаскиваем из ниши в горе двух духов, кричат: "Дуст, дуст!", какой на хер дуст, разрываю одному рубашку на плече, а там след от приклада, а потом еще и оружие нашли. Бойцы - разрешите нам его кончить! У меня удар послабже, я одного со всей дури в дыню, и говорю Махметкулову Эрику, замкомвзводу:  "Бери коней, духов свяжи и в батальон, доложишь по связи, что добрался".
      К ужину приходим в расположение, Эрик на крыльце меня встречает: "Комбат злой, сразу сказал, чтобы к нему". Я думаю,  что такое? - оружие принес, духов взял - не к чему прикопаться. Захожу, докладываю.
     -- Ты духов брал? Дежурный по штабу, привести пленных.
     
      Вводят, а у моего челюсть отвисла, раздулась - минимум двойной перелом, тот, что слева, сфотографированы напротив нашей караулки.
     -- Лейтенант, это главарь банды. Если его не допросишь тебе строгач, понял?
     
      Какой там допрос, он, наверное, забыл как самого звать, я на взыскание и согласился. Коней стреножили и отправили пастись. В часа два ночи прибегает посыльный по штабу: "Вас комбат вызывает", - думаю, наверное опять в засаду? А у комбата в кубрике офицер сидит, уже оба довольно поддатые, служили вместе в Союзе. И такой разговор идет:
     -- Вот мои офицеры со ста метров в пятак попадут.
     -- А мои... с одного удара духа мочат!
     
      Дает мне кружку самогона:
     -- Не обижайся за взыскание. Вас всех е..ть надо.
     
      Думаю, засадой тут не пахнет. Показал, что могу, и пошел спать. В четыре часа взрыв за арыком на минном поле, конь перепрыгнул  и подорвался на мине, батальон со всех дежурных средств, шквал огня - минут десять ничего слышно не было, затем затихло все.
     
      Ночью, после спора комбатов, у того "духа", после моего удара пульс не прощупывался, сколько дежурный по штабу водой не обливал... А второго ХАДовцы расстреляли через пару дней, после допросов. А допрашивать оне могли, СС (господин Гиммлер) - отдыхает.
       
     
     
          Утром колонна, комбат инструктирует:
     -- Идёте в Кабул, продай коня, перед Днем ВДВ надо браги наделать.
     
      А куда его, в десант не лезет, к минометчикам в БТРД тоже не помещается, привязал его сзади к своему БТРу. И пошли. После Мухамедки попали под перекрестный огонь, я командую:
     -- Стволы "елочкой", скорость "триста", - это когда  "цепочку" ведешь, по связи: "Скорость - пять... десять ... сорок... триста...", - это кто как может. Броне прикрыть коробочки, второй взвод постом в месте обстрела.
     
      Проскочили, потерь нет, в колонне только пробоины по машинам. В пустыне перед Кабулом остановились передохнуть:
     -- Екарный бабай, Махметкулов, а где же конь?
     -- Товарищ лейтенант, когда вышли, все было нормально, а при обстреле, когда скорость увеличили, он километра два бежал, а потом по асфальту стерся, одни постромки остались. На связь не выходил, потому что не боевые потери.
     
       Вдалеке отара паслась, говорю Саше Козлову:
     -- Ты своими минометами по краю отары отработай так, чтобы никого не зацепить.
     -- Сделаем.
     
      Прибегают пастухи:
     -- Командор, спасай! Душманы стреляют, помоги.
     -- Только в обмен на барана.
     
      Написал им мандат на разрешение пасти отару от командования Советских войск, он бумагу в чалму завернул, мы пока поразмялись, постреляли, они нам барана в БТРД.
      Пошли дальше. В Кабуле, около скотного двора, это ближе к аэродрому, Саша Козлов начал торговать. Как налетели на него афганцы:
     -- Афган баран, Афган баран!
     -- Узбек баран, только из Термеза, с аэропорта.
     
      Это надо было видеть, мы покатываемся со смеху, все руками машут, кричат - восточный базар. Короче, продали. По ходу купили сахара, прибыли в "Теплый стан", оставили колонну, назад вернулись без происшествий.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

"Водник", я "Калина" - ПРИЁМ.

     
      Мой позывной был "Водник", позывные офицеров, согласно наставления СУВ (скрытого управления войсками), менялись периодически, нас начальник штаба бригады майор Масливец за это драл на каждой операции. Позывными занимался у нас Женя Сиваков - начальник связи батальона.
     
      В дни ПХД (парко - хозяйственные) мы выезжали машины мыть сразу за мостом на Гардез. Справа и слева носами утыкались в воду как, на водопое, и драили технику от пыли и грязи, а наверх на сопки пулеметчиков выставляли для охраны.
      В один из таких дней мой БТР N377 сорвался с ручника, плюхнулся в воду, и по течению
поплыл к духам. В машине были я, Серега Ткаченко - водитель и Играев - наводчик. Постепенно БТР набирал воду - люки все были открыты. Через метров 300 мы сели на мель, я с Играевым начали нырять за своим оружием - достали. БТР затопило по пулеметы, я вплавь добрался до берега и к нашим, соединили лебедки в полиспаст* с техником роты Сашей Коняевым, и, с богом, вытащили БТР с ребятами. На сцепке притащили в батальон, за двое суток отчистили от ила, движки не загубили.
      После этого я и получил позывной "Водник", а Серега Ткаченко с Играевым, стали в роте "юнгами".
      *- полиспаст - При помощи лебедок, которые забиваются анкерами в землю, один крюк закрепляется на вытаскиваемой технике, а другой тянет лебедка. Можно вытащить любой груз, даже с помощью руки: на гражданке это называется система блоков, у нас - а, именно, военных технарей, ПОЛИСПАСТ. - Прим. автора.
     
Все населенные пункты были закодированы. Ну, вот один пример: до ущелья - все названия фруктов, а после - овощей. Ведем мы колонну, доклад комбату: голова ниточки в "арбузе", середина огибает "банан", хвост в "помидорах". Комбат слушает эту фигню, а потом сам как заорет "ЗАЕ...! Говори, где конкретно! Ты опять начинаешь... ", - Ильченко мне: "Ты только до базы дойди, я тебе все помидоры на яблоне оборву!"
     
      Или такая довольно типичная история:
      Что такое аппаратура ЗАС и как на ней работать знает каждый. Говорить надо внятно и очень медленно, чтобы слова разбирать, а если нет, то идет сплошное бульканье.
      Мы в Кабуле на сопровождении, а в батальон бригадное начальство прилетело, что-то как обычно "накопали". И вот наш разговор с комбатом:
     -- "Водник", я "Калина" - ПРИЕМ.
     -- Я "Водник" - ПРИЕМ.
     -- Буль-буль, буль-буль, буль-буль, буль..... Я "Калина" - ПРИЕМ.
     -- Г-о-в-о-р-и   м-е-д-л-е-н-н-е-е, В-а-с   н-е    п-о-н-я-л.   Я "Водник" - ПРИЕМ.
     -- Буль-буль, буль-буль, буль, буль, буль..... Я "Калина" - ПРИЕМ.
     -- Г-о-в-о-р-и   м-е-д-л-е-н-н-е-е, В-а-с   н-е    п-о-н-я-л.   Я "Водник" - ПРИЕМ.
     -- П-р-и-й-д-е-ш-ь  в  б-а-т-а-л-ь-о-н  я   т-е-б-я  в-ы-е-б-у-уууууу. Я "Калина" - ПРИЕМ.
     -- В-а-с  п-о-н-я-л-ллл,  я   т-е-б-я  в-ы-е-б-у-уууууу. Я "Водник" - ПРИЕМ.
     -- Буль-буль, буль-буль, буль, буль, буль..... Н-Е   Т-Ы   М-Е-Н-Я  , А  ЯЯЯЯ,  я "Калина" - ПРИЕМ.
     
      Но в переговоры по средствам связи и сама жизнь вносила свои коррективы, в уставные положения. Помню, после "разбора полетов" очередной вылазки, начальник штаба и говорит:
     -- Я Вас, ребята, очень прошу, побольше матов в эфире.
     -- ...???
     -- "Духи" нас начали "пасти", в Гардезе "слухачей" поставили. Они весь эфир прослушивают. А вот когда по связи отборный русский мат идет, не один дешифровщик мира не сможет разобрать нашу "непереводимую игру слов".
     
      Действительно, никогда на это внимания не обращаешь. Пока спокойно, всё по уставу: позывные, порядок слов, доклады, а как только жаренный петух клюнет, всё - тормоза сорвало, и понеслась душа... Только НАШ человек  все это может понять.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

2 АВГУСТА 1982 ГОДА. ДЕНЬ ВДВ.

     
      В засаду ушла 8 рота во главе с командиром 3 взвода Кожиновым и, кажется, командиром 2 взвода Серегой Лещишиным.
      В 4 утра долбанули караван, это буквально за мостом на Гардез было, налево километрах в двух с половиной. Засада получилась - "классика", как в учебниках: "Огневой мешок", МОНки на путях отхода и т.д. Не подумав о последствиях, спустились за "результатами", и в этот момент попали под шквал огня (Кожинов погиб сразу). Бронегруппа под руководством Саши Борщука пошла на помощь, но его БМД из гранатомета подбили (у Сани ноги оторвало), остался только прапорщик Вася  Лебедь - техник роты, он взял командование ротой на себя, и попросил подмоги. Через минуту сорвалась наша рота, девятая осталась в резерве, она была в нарядах. Когда мы вылетели на помощь восьмерке, я впопыхах по тревоге в тапочках выскочил, так до вечера в них по верблюжьим колючкам и пробегал, потом занозы вытягивал.
До обеда добивали "духов", гоняли их по пустыне, не давая им зайти в Бараки, помогали артиллерия и реактивщики. Потом при помощи агентуры стали ясны подробности. Саша Кожинов зацепил боковое охранение, а основная банда до 300 человек с оружием шла в километре левее, услышав бой, она втянулась в него, поэтому такие потери  у нас были. В тот день двое убитых (второй боец умер в госпитале) и семь раненных. Взяли много оружия и мин, после этого почти в каждом кубрике сделали из мин люстры.
Вообще, в батальоне при мне восьмая рота считалась засадной, Серега Лещишин прошел сборы по проведению засад в Герате, а потом нам взводным передал опыт.
     
     
     
      На реализацию данных мы выдвигались в пешем порядке или на броне, я с группой только пару раз выходил на вертушках. И как мы, командиры взводов, завидовали восьмерке, когда почти на каждый выход за ними вертушки приходили. ЗКР Саня Медведев с командиром второго взвода Серегой Лещишиным, а потом и командир первого взвода лейтенант Лобов (после выпуска из училища в 1982 году), ходили всегда по два офицера, перед выходом проверятся и отдыхают возле своей курилки до подхода бортов. Потом из ХАДа привозят наводчика местного, переодевают в расположении его в маскхалат, только глаза оставляли, чтобы никто не узнал.
     
      Рассказ Сереги Лещишина:
      "Взлетели, идем в направлении перевала Терра и забираем влево. Ближе к границе "дух" засуетился, что-то вниз показывает, на дувалы пальцем в стекло тычет, я к командиру борта, говорю что какие-то проблемы. Вертолетчик, не долго думая, заходит на боевой, второй борт повторяет то же, отработали, "дух" успокоился.
      На третьем зависании покинули борт, и в район дневки. Когда отдышались, заняли позиции, я спрашиваю у таджимона - переводчика (в каждой роте таджик был, у нас в 7-ке рядовой Норматов): "Что дух - то суетился?". После перевода вся группа полчаса закатывалась от смеха - он показал дом, где жил".
     
     
     
     
  
      Александр:
     

УЧЕНИЯ

     
      В начале августа 1982 года к нам в батальон прибыл из Ташкента майор - проверяющий. Цель его командировки заключалась в проверке ограничения расхода боеприпасов при проведении операций, до этого нам на совещании зачитали директиву: " ... в связи с необоснованным расходом боеприпасов, а также экономного их расхода при "проведении учений" в частях и соединениях ТуркВО ПРИКАЗЫВАЮ:
      Для  рот....
      Для батальонов.....
      Для полков...
      Для артиллерии... и так далее.
      Хотя все нормы расхода по проведению стрельб и учений даны в наставлениях и директивах, но это в мирное время; поэтому для нас дико было слушать эту чепуху, которую состряпали в Союзе люди далекие от войны. Хотя, с точки зрения государства, Афган накладно сказывался на экономике страны, но это абсолютно не дело военных. А посему господа... извольте, вы меня сюда прислали, а я лучше лишнюю "феньку" в РД положу, чем буду докладывать духам, что ограничен в средствах. Мы постоянно смеялись, когда читали очередной номер окружной газеты "Фрунзевец": "При проведении учений, рота подавила несколько вражеских точек противника, в результате захвачено ...., такие-то представлены к гос. наградам. А вот и интервью с кавалером ......, Расскажите, пожалуйста, дорогой, как Вы добились таких замечательных результатов в боевой и политической подготовке...?".
     
      Так вот. Утром вызывает нас с ротным комбат и приказывает в присутствии этого майора - вооруженца провести "спецоперацию" по оказанию интернациональной помощи соседнему кишлаку. Майора пошли готовить к "операции", а сам потом без него добавляет: "Детюк, надо сделать так, чтобы эти "чудаки" на большую букву "М", больше таких директив не спускали в войска".
      Задача поставлена, надо выполнять, пошли готовиться к "цирку". Посмотрев на нашего майора, я подумал, что Юрий Алексеевич Гагарин свободнее чувствовал себя в скафандре, чем наш "орел" в амуниции. Взгромоздили его на командирское место в БТРе, дали ему шлемафон, чтобы все команды слышал, и на шести машинах вышли за батальон в направлении Гардеза, а потом вдоль Баракинской "зеленки". Заранее договорившись с ротным, я на двух машинах ушел в сторону и начал изображать "противника". Услышав первые очереди, а затем и цоканье пуль по броне, проверяющий из люка больше не выглядывал, в эфире стояли маты да команды на открытие и прекращение огня, навели артиллерию - отработали, а потом ротный прекратил стрельбу. Я продолжал работать "противником", пару выстрелов из "Мухи" перед БТРом, затем из стрелкового. А рота молчит, визг и вопли в ларингофонах:
     -- Почему рота молчит? Немедленно огонь всем!!!
     -- Лимит выработали, извольте, директива не дозволяет.
     -- Я Вам приказываю, под мою личную ответственность!
     
      После клоунады вернулись в батальон. Показуха удалась, сразу пришли вертушки, а мы забыли про директиву.
      Где-то, зимой комбат, улыбаясь, говорит: "Ребята, помните майора из отдела РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения), так вот теперь подполковник. По штабу округа со звездой ходит. Красной".
       
     
     
     
      Александр:

Портреты: МАЛЬЦЕВ

     
      Старший лейтенант Володя Мальцев - "молчи, молчи". Особист. Он жил в казарме семерки, только вход к нему в кубрик со стороны плаца - отдельный. Как-то, после нескольких месяцев в Бараках, он вызывает меня к себе:
     -- Товарищ лейтенант..., - и начинает пургу нести о моих бойцах, обо мне.
     -- Володя, - говорю,  - у тебя своя свадьба у меня - своя.
     
      На выходе, после подрыва со Шлепкиным (комбатом), он резко поменялся, и в дальнейшем, по крайней мере, мне, никаких пакостей не делал.
      Мне надо было сдавать подорванный БТР, пришли трайлеры, они тянули из бригады и из батальона всю подбитую технику, а ее можно было списывать только после подписи особиста. Володя подходит и говорит:  "Что-то классно твой БТР выглядит, как новенький, неси Мухи". Ротный спрашивает: "Зачем?", я говорю: "Пойдем, потешимся".
      А  один и второй заканчивали танковые училища, БТР выволокли к Мечети за батальон - один выстрел, второй - рикошеты: "Говно, а не противотанковое оружие!", я отошел на метров семьдесят, и сам выстрелил - башня подпрыгнула на метра два, говорю: "Ребята изучайте мат. часть - взрыватель взводится после пятидесяти метров".
     
     
     
     
  
      Александр:
     

МИРОВАЯ СЛАВА.

     
      5 сентября 1982 года я, и командир нашего хозвзвода прапорщик Вареньев, уехали в отпуск. Вместе до Кишинева, Вареньев жил в Дубоссарах. В Ташкенте встретили нашего комбата после ранения, майора Шлепкина, он ехал тоже домой, но уже на комиссацию. Очень хорошо посидели в ресторане аэропорта.
      Шлепкин спрашивает: "Что Вы там, в Бараках натворили?". Мы же ничего не знали, что про наш батальон по  "вражьим" радиостанциям молва идет (Би-Би-Си и т.д.).
      А дело было так:  28 августа было у нас очередное сопровождение, основные усилия батальон сосредоточил на участке дороги от Мухамедки до расположения, практически прошли спокойно, сняли две мины в ущелье, да в  районе разрушенной школы завязался огневой бой.
      Пока колонна стояла возле батальона, разгружали продукты, боеприпасы, сливали топливо, восьмую роту отправили, после снятия с блокпостов на дороге, на расчистку  "зеленки" за сопкой с "Ласточкиным Гнездом", в сторону Гардеза, с полкилометра до пустыни (до кишлака Акундхейль, где сухое русло реки Логар, где Сашу Кожинова потеряли). Там было много кяризов.
      После разгрузки в батальоне наша рота повела колонну к перевалу Терра. Мы на перевале  передавали ее 1 ПДБ из бригады. Начали движение, прошли километра  полтора, когда из кяриза выскакивает дух, и из гранатомета - в наливник. Граната вошла в двигатель, топливо не вспыхнуло, НШ командует: "Бензовоз к кяризу и слить с него топливо". Я притаранил бензовоз ко входу, развернулся и стал догонять колонну. Через минут двадцать, мы уже были в пустыне, взметнулся факел. Потом Серега Лещишин рассказывал: после того, как слили бензовоз, ракетницей подожгли вход, под землей гудело страшно, а факел поднялся на метров семь.
      К вечеру в батальон делегация от афганцев. Оказывается, в кяризе находилось 52 "мирных" дехканина. НШ ставит нам, 7-й роте, задачу, чтобы с утра проверили кяриз. Мы с ротным подъехали туда, а смрад стоит неимоверный! Я попытался спуститься с бойцами, но, дальше, вглубь, ниже четвертой ступеньки можно было только задохнуться.
      Мы уехали, ГРУшники (группа в нашем батальоне была) потом довели данные: в кяризе находилась банда, которая как раз набрала к себе добровольцев - "мирных", и с ними находился главный банкир логарских "духов" с деньгами, но афганцы всех представили мирными. Сколько потом было выпито кишмишовки, самогона комбатом и НШ с афганцами, чтобы в списке присутствовали только "духи", я был на подвозе спиртного в ХАД...
      В общем, конфликт замяли, но "Голоса" это разнесли по всему миру.
       
     
     
     
  
      Александр:
     

ВОСЕМЬ МИН В ВОЗДУХЕ.

     
      В Афгане я понял, что поступил не в то училище. Пока "пехота" шастает по горам и по лесам, артиллеристы от скуки умирают на огневых позициях, работа у них начиналась после наших целеуказаний или до проведения, как это слово по-новому звучит после Чечни, "зачисток".
      Наш НШ майор Барышников говорил обычно следующее: "Ну-ка Ларионов (командир артбатареи) или Комаров (командир нашей минбатареи), пизд...ни по этому кишлачку, ....пехота, спешиться, и попизд...ли  собирать калоши и чайники"... Слазишь к вечеру, а может через несколько дней с гор к пункту сбора - ноги до задницы стёрты, голодные, грязные, зимой с обмороженными, летом с волдырями от солнца, не выспавшиеся, хорошо если без потерь! Короче - романтика: "С неба на землю и прямо в .....", одно слово - ВДВ.
     
      Это было в октябре 1982 года, после моего отпуска, очередной раз вышли чесать "зеленку", не доходя до ущелья Вагджан, ушли вправо, прошли поперек зеленки километра три, рядом с той дорогой, где Володя Остяков на БТРД с ДШК подорвался, спешились и полезли в горы. Комбат со штабом встали лагерем у Малихейля, а артиллеристы заняли огневые позиции к северу от кишлака, наловили куриц, развели костры ... бульон, каша с мясом, тушенка на подносах, чистые подворотнички, короче - лафа.  Наблюдатель Комарову докладывает, что в горах наблюдает какие-то тени.
      Комаров: "Батарея к бою. Пристрелочным - ОГОНЬ!". У артиллеристов есть такой порядок - цель берется в вилку, а потом стрельба ведется на поражение. Первый всегда  дымовой, но, это в Союзе, а у нас ...
      Докладывает комбату, что после двух пристрелочных "духи" в горах засуетились, просит разрешения на беглый. Тот дает согласие, но предупреждает, чтобы своих случайно не зацепил, там седьмая рота работает. Тот на себе рвет тельник: "Ни в жизнь!".
     
      Я после спешивания заметил группу духов уходящих от кишлака в гору, ротному доложил, что начал преследование. Ротный оставался на бронегруппе, на машинах идти было невозможно, поставил задачи остальным нашим  пешим группам: Фазылу и Саше Дмитриенко (Командир 1 взвода. Его сняли с первой роты в бригаде: послал на х.. на операции кого-то из политотдела - замполиты ему этого не простили - сняли, и вместо Лехи Зиновьева к нам прислали.) подтягиваться ко мне. Расстояние сокращалось очень медленно, да еще по ходу вели огневой бой. Санек доложил, что видит меня, я ему трассерами показал куда уходят духи, и попросил идти на перехват справа, а Фазик (вот кто бегал по горам как сайгак - в Ташкентском училище так учили) чтоб заходил слева.
      Вдруг в  метрах ста впереди от меня взрыв, но не дымовой, через пару секунд сзади еще, понял: взят в вилку. Кричу своим хлопцам: "Кто не спрятался, я не виноват!", а сам по станции, спокойно так,  рассказываю, что я думаю об огневой подготовке, про то, как хорошо у нас в батальоне поставлен вопрос артиллерийского сопровождения наступающих подразделений без артнаводчиков и корректировки, и скромненько так - прошу прекратить стрельбу... Получаю ответ: "Стрельбу прекратил - восемь мин в воздухе, подлетное время 34 секунды". Этот ответ у меня будет в ушах до конца дней моих!!!
     
      Когда рассеялся дым, я на Эрика Махметкулова - замка, он на меня - живы, слева  и справа заворочались камни, начали сползаться все ко мне - чудо, все живы! Саша и Фазик ушли выше. Я доложил, что возвращаюсь вниз. Никто мне слова не сказал, Серега Комаров не знал куда меня усадить. Бойцы, минометчики, чувствуя свою вину, а скорее вину за своих офицеров, моих накормили, обогрели, никаких слов никто никому не говорил....
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ПРИБЫТИЕ. В ОЖИДАНИИ ДЕЛ НЕВИДАННЫХ.

     
      Земля приближалась. В иллюминаторе показались огни вечернего города. Самолёт сделал круг и пошёл на посадку. Промелькнули несколько радиолокационных установок, и, после того, как Дубин успел заметить, как часовой в окопчике приветственно махнул рукой, шасси коснулись земной тверди.
      У трапа в нетерпеливом ожидании топталась очередь дембелей всех родов войск. Среди чёрного и красного цветов погон выделялись голубые погоны и береты десантуры, выглядевшие излишне броско на фоне серого неба, грозившего дождём, на фоне серых шинелей на сером бетоне взлётно-посадочной полосы...
      Наконец показались первые пассажиры, что вызвало неподдельный восторг у ожидающих посадки. Навстречу спускающимся молодым донеслись дружные возгласы, знаменующие собой радость улетающих в Союз, и некоторое злорадство по отношению к вновь прибывшим. "Вешайтесь!" - кричали дембеля, но, в сущности, им было уже всё равно. Для них война окончилась. Мало кто из них мог сейчас похвастаться крепким здоровьем, но зато у всех уже было мировоззренье, и у многих на груди награды, которыми предстояло гордиться. Болезни и раны остались позади. Можно вздохнуть свободно. Теперь другие - не они, будут терять свои молодые жизни среди безразличных гор, теперь другие будут не спать по нескольку суток подряд на операциях, постоянно ожидая нападения, выстрела, мины, идиотского приказа требующего идти дальше когда из сухпая осталась одна банка перловки и боеприпасы на исходе, других, этих вот, которые спускаются сейчас по трапу с застывшими лицами, ждут здесь малярия, желтуха, тиф, гнойные раны от каждой царапины, дистрофия и опухоли, наркомания, ранения и смерть.
      Ещё вчера эти молодые, отслужившие в учебке по полгода солдаты и сержанты, были в Союзе, на пересылке в Чирчике, где последние три ночи перед отправкой разбегались по городу в поисках удовольствий, женщин, вина, избегая многочисленных патрулей или избивая их, коль встреча была неизбежна. Всё равно дальше Афганистана не пошлют. Да и что им, десантникам, эти чмыри из патрулей? Правда, на утро отправки ответственный офицер не досчитался троих человек, зависших на гаупвахте, но пришлось улетать без них.
      Но и эти трое скоро прибудут на таком же гордом авиалайнере, не отсидев даже положенный срок. Мясорубка войны втягивает в свою орбиту всё новых и новых претендентов на посмертный орден, и на этот неверный огонь летят всё новые и новые птахи, желая пролить кровь за Отечество в романтическом угаре. Но, где оно здесь - Отечество? К сожалению иллюзии, у кого они были, рассеиваются быстро. Но разомкнуть круг не может никто кроме смерти. Хотя, конечно, ко всему можно привыкнуть, лелея надежду дожить до приказа, который когда-нибудь да придёт, чёрт побери!
     
     
     

***

     
      В Кабуле их ждал очередной пересыльный пункт перед распределением по частям в Джелалабад, Кандагар, Баграм, Гардез и ещё чёрти куда.
      Пересылка находилась в пятнадцати минутах ходу от аэродрома, но за ними прислали машины - три ГАЗона, куда все 120 человек едва втиснулись. Уже через пять минут, повеселевшие после ухабов, по которым пришлось ехать, солдаты были построены на плацу, где их распределили по палаткам. Распределявший офицер дал несколько дельных советов, в частности, что спать нужно не снимая сапог, шинелей, ремней, а вещмешки лучше крепко держать в руках либо под головой, и вообще лучше с ними не расставаться никогда и нигде. Это прозвучало достаточно дико, но все приняли к сведению эти наставления.
     
      Пересылка - несколько десятков палаток окружённых колючей проволокой - не отличалась особым комфортом. Проще сказать, что не было почти никаких элементарных условий для человека. Но, человек это одно, солдат - нечто иное. Да и в присяге что-то там говорится о лишениях, которые нужно переносить. Поэтому никто и не подумал о том, что спать на матрасах надо бы, а не на голой сетке, и чем-то надо топить печку, дабы не замёрзнуть, и кормить нужно желательно всех - это для поддержания бодрого настроения, и вообще: мерзкая погода стоит в Кабуле, превратив землю в грязь и укрыв за пеленой дождя само Солнце.
     
     -- Сволочи, и откуда они, интересно, выкопали эти буржуйки на свет божий?
     -- Что ж, в нашей Советской Армии повсюду можно встретить последние достижения техники и всяких там наук, недаром она всех сильней!
     -- Ага. Сильней.
     
     
     
     

***

     
      Так прошло пять долгих изнуряющих дней. Ни один солнечный луч не прорвался сквозь мутную пелену в небе. Серое, муторное ожидание перемен лишь по вечерам скрашивалось фильмами, преимущественно патриотического содержания, да стрельбой за ближайшими горами. Порой невозможно было различить откуда доносится канонада: с экрана или из жизни. Война всё больше входила в жизнь всех и каждого. Одни встречали её подавленно, другие с каким-то нездоровым возбуждением, но вскоре все чувства сменило тупое безразличие.
      Стоя по колени в грязи они часами могли наблюдать за дорогой, пролегавшей невдалеке от колючей проволоки. По ней главным образом передвигалась различная боевая техника, но не только. Проносились автобусы, грузовики, самосвалы, обвешанные гроздьями афганцев, проходили небольшие караваны флегматичных верблюдов, и ослики обречёно несли седоков. Порой сюда заносило и кабульские такси - бело-жёлтыми волгами, москвичами и тойотами управляли такие же сосредоточенные люди с бородами и в чалмах, высушенные ветрами и солнцем, как и те, что проплывали мимо на спинах верблюдов.
      Здесь, за колючей проволокой, каждый афганец, почему-то, казался душманом, которого нужно убить как бешенную собаку. Вероятно, такие ассоциации вызывали экзотические наряды и полная бездеятельность ожидания.
      Сразу за дорогой, вдоль неё бесконечно тянулись наши лётные части - вертолётчики, истребители, бомбардировщики, непосредственно за которыми находился и сам аэродром, обслуживавший главным образом советскую и афганскую военную авиацию.
      Рядом, за другой оградой, находился инфекционный госпиталь советских войск. Больные, в синих костюмах и коричневых халатах выглядели очень потешно: брюки почему-то всегда были слишком коротки, халаты слишком широки, да и шлёпанцы на ногах не придавали виду больных надлежащей военному выправки. Но никто и не думал над этим смеяться, наоборот, это соседство лишь усиливало безысходность положения.
      Далее простирались горы с постами боевого охранения. Собственно, горы - это слишком сильное слово для этих возвышенностей, просто они находились достаточно близко, и, их зачастую острые вершины, усиливали иллюзию большой высоты. Все они образовывали единый хребет, который отделял нас от чего-то там, что постоянно обстреливалось с постов по ночам. Хотя, может быть, палили просто для профилактики или самоуспокоения.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ПИСЬМО

     
      Наконец-то все определилось, и я могу написать тебе, что произошло за эти две недели, как я уехал из Гайжюная. Сегодня праздник - 7 ноября, и первый день моей службы всё в той же в/ч п./п. 44585 (помнишь тот чирчиковский адрес). Кажется, что прошло гораздо больше времени, но это, наверное, от расстояния и количества событий и мест.
         Короче, все по порядку. 25 октября нас подняли в 6 часов утра, одели, выдали все шмотки, какие положены, и уже днем мы - около 70 человек из всех частей учебки - были на вокзале в Каунасе. Оттуда на электричке нас привезли в Вильнюс. Аэропорт - рейс 8086, Вильнюс - Куйбышев - Актюбинск - Ташкент (Ту-134), 6 или 7 часов полета. Вокзал. Электричка. Чирчик. Мы снова попали в то место, где проходили курс молодого бойца. У меня аж сердце защемило, когда я увидел ворота части. Встреча со старым ужасом курса молодого солдата!
      Но там все изменилось. Теперь это пересыльный пункт на пути в Афганистан. Кого там только нет: и артиллеристы, и связисты, и танкисты, и мотострелки, и химики, и проч., проч., проч. Ну, тут, уж мы впервые, пожалуй, почувствовали что такое десантники. Все нацепили береты, тельники, и другие регалии десантных войск. И вся эта трехтысячная толпа чернопогонников нас уважала. Нас боялись. Мы превосходно сыграли роль ярых десантников. Бедные офицеры сбились с ног, собирая нас по городу, по гауптвахтам, и другим веселым местам. Хорошо, если ночью в казарме спала половина народу. Остальные, где только не шлялись. Короче, полная свобода (читай анархия).
         29 октября прибыло еще 60 человек из Гайжюная. Наши силы удвоились. И мы бы перевернули весь Чирчик, если бы в ту же ночь нас не отправили в Кабул.
         Ташкент. Аэропорт. Ту-154Б-2. Один час двадцать минут полета. Самолет пошел на снижение. Внизу показались горы и долины Афганистана. Это красиво, как может быть красиво однообразие коричневой пустыни. Очень красиво. И страшно...
         Кабульский аэропорт. Наши самолеты, вертолеты, истребители, танки, бронетранспортеры, солдаты, офицеры - вокруг, война. Пересыльный пункт под Кабулом. Пятеро суток. Грязь. Холод. Дождь. Снова грязь. Полное безделье и покой. Братская могила.
         Снова аэропорт. Два "Боинга". Ожидание вертолетов. Афганские солдаты. Наконец пришли вертолеты. Ми-8. 45 минут над горами. Гардез. В/ч 44585. Плакат над входом: "Слава советским десантникам". Солнце. Днем жарко. Ночью холодно. Жить можно. Но нас, несколько человек, отправили еще дальше - ближе к границе. В отдельное подразделение части - за перевал.
      БТР-70. Дорога. Ездят такси из Гардеза, и как-то не верится, что здесь стреляют, что рядом душманское гнездо. Подвезли несколько афганцев, один говорит: "Афганистон - не хорошо! Афганистон - душман, басмач, не хорошо!", - говорит, а сам улыбается как-то злорадно.
         Короче, здесь нормально - живем в казармах (повсюду в Афгане советские войска живут в палатках), есть баня (даже в Гардезе ее нет), ну и т.п.
         В общем, всё o'key - пишите письма мелким почерком.

07.11.1982.

     
     
     
  
  
      Дмитрий:
     

ТРЕТИЙ ВЗВОД. ВОСЬМАЯ РОТА.

     
      -- Сейчас все в наряде, так что я тебя ознакомлю с обстановкой спокойно, -- старший сержант Тименбаев, казах, невысокого роста, кряжистый, с лукавым и недобрым, и одновременно ласковым взглядом раскосых глаз, привел Дубина из длинного темного коридора, пронизывающего насквозь всю казарму, в кубрик, который занимали третий и минометный взвода. Они и впрямь вошли в третью правую дверь со стороны южного входа.
     -- Вот будет твоя кровать наверху, вот тумбочка. Положи свои вещи пока на кровать, потом разберёшься. Главная твоя, и других молодых, задача по кубрику -- печь и вода. Всегда должен быть уголь, дрова, и полный бидон воды. Утром дополнительно должен быть еще вот этот бак нагретой воды.
     
      Дубин огляделся вокруг, пока сержант нагибался за баком и доставал из-под кровати эту странную емкость -- в форме параллелепипеда, величиной с парашютную сумку, с закругленными боками, двумя приваренными ручками и круглым отверстием сверху. Бак явно имел афганское происхождение.
      Помещение тускло освещалось импровизированными люстрами, абажурами для которых служили верхние половины корпусов мин-итальянок. По обеим стенам кубрика тянулись обычные двухъярусные армейские кровати, в середине правой стены была вмонтирована капитальная массивная печь с железным листом сверху вместо плиты. Возле нее лежали дрова, стояло ведро с углем, а ближе к входу -- стальной бидон, который в гражданской жизни обычно используют для хранения и перевозки молока.
      Одна из кроватей слева, ближе к окну, которых было всего два, была убрана с особой тщательностью, в изголовье стоял портрет молодого офицера в парадной форме. Позднее Дубин узнал, что это был скромный памятник, такова была установившаяся традиция, командиру их взвода лейтенанту Александру Кожинову, который погиб 2 августа 1982 года.
     
      Нового командира не присылали до самой весны, и поэтому Тименбаев все это время частично исполнял офицерские обязанности. Потому же, третий взвод отдельно курировал и замполит роты, которому вскоре пришло время смениться по той же скорбной причине, по причине гибели...
     -- Куда ты оглядываешься, ты на меня смотри, и слушай, -- Дубин невольно вытянулся по стойке смирно, уловив металлические нотки в голосе замкомвзвода, -- Так вот: ты служишь в третьем взводе восьмой роты, и если тебя будут припахивать чужие дедушки, неважно, из другого ли взвода, и уж тем более роты, подчиняться нельзя. Чуть что, можешь говорить мне, или Косте, или Сереге, или Вите, всех скоро узнаешь; мы разберемся. Понял, да?
     -- Да.
     -- Не да, а так точно. Ты же не первый день в армии, должен знать.
     -- Так точно.
     -- Хорошо. Теперь пошли, проведу по батальону. И, запоминай сразу -- больше никто показывать не будет.
     
      Выйдя на крыльцо, Тименбаев оглянулся, и показал рукой в глубь коридора: "Отсюда, до тумбочки девятой роты, наша территория. Это когда дневальным будешь". На всем протяжении длинного сквозного коридора, под лампами, стояли несколько дневальных -- четыре или пять,* Дубин точно сосчитать не успел.
      По бокам от входа в казарму были установлены две гильзы от гаубицы, приспособленные под урны для мусора. Вперед вела неширокая дорожка, обсаженная тополями. Справа, из пригорка, слабым и мутным ручейком текла вода.
     -- Напротив, казарма седьмой роты, там тебе делать нечего. Правее штаб и караулка. Пошли сюда, -- они спустились с крыльца, и пошли влево, в сторону техники.
     -- Вот парк нашей роты -- 9 БМД и одна БТРД минометчиков. Нашего взвода, вот эти -- 386, 387, 388. Ты -- наводчик двести восемьдесят шестой. Так, ну это каптерки, это потом, пошли дальше. Вот КПП. Привет, Витя, -- у ворот, скрестив ноги, спрятав руки под ремень над бушлатом, стоял среднего роста кучерявый сержант с маленькими изящными усиками.
     -- Это что, наш молодой новый?
     -- Ага.
     -- И как?
     -- Пока не знаю. Ладно, привет, -- они прошли через плац, усеянный щебенкой, и вошли в столовую.
     -- Наши столы вот, четыре, слева от входа, -- внутри было сыро и тускло. Противоположная входу стена большого, продольного помещения с невысокими потолками, разделённого рядом квадратных колонн, терялось во тьме. Слева угадывались два закрытых окна раздачи. Рядами стояли длинные деревянные столы и скамьи. Ощущение, как в морге, а не в столовой. Вообще все армейские столовые производили неприятное впечатление, но эта показалась Дубину просто жуткой.
     
      Они вышли на улицу, и двинулись дальше. За углом столовой Тименбаев показал водовозку -- зеленый ЗИЛ, который доставлял питьевую воду из Суфлы. Других источников чистой воды в батальоне не было. Водовозка же делала за день обычно два рейса -- утром и вечером, под охраной машин, дежуривших ночью возле местного комитета НДПА. Без вооружённой охраны, в одиночку передвигаться было опасно. Этой воды часто не хватало, особенно вечером, поэтому очень важно успеть раньше других, когда ее привозят, -- все это старший сержант объяснял Дубину, когда невдалеке, возле забора они заметили оборванного изможденного солдатика с грязными казанами, кружками и ложками. Используя воду из арыка и песок, он мыл всю эту посуду. Тименбаев резко прервал разговор и быстрым шагом двинулся к нему, оставив Дубина в легком замешательстве. Тот поспешил вслед и, подойдя ближе, признал в худом грязном лице знакомые черты. Они вместе полгода назад надрывались в Чирчике на курсе молодого солдата. Но имя его давно уже вылетело из головы. Между тем Тименбаев наехал на молодого с возмущением в голосе:
     -- Ты, чмо, что делаешь?!! Хочешь, чтоб мы все заболели и умерли!? Чем ты моешь казаны? Посмотри на свои руки, они покрылись уже коростой, -- Солдатик стоял почти по стойке смирно, опустив глаза к земле и спрятав руки за спину. -- Ты что, воду из цистерны набрать не можешь, вот же она, рядом!!!
     -- Там пусто, я потом перемою.
     
      Тихий ответ еще больше разозлил сержанта:
      -- Пусто? А где ты был раньше, обед уже кончился три часа назад! И когда потом?
     
      Эти слова остались без ответа.
      -- Вот, знакомься, его зовут Ильин, будете работать вместе, -- Тименбаев повернулся к Дубину и внимательно на него посмотрел. В голове у Дубина все смешалось. Он почувствовал, что в лице этого Ильина видит свое ближайшее будущее, и ему стало страшно. Под взглядом сержанта он съежился, и чтобы чем-то ответить, попытался изобразить на лице понимание, но в итоге получилась какая-то дурацкая ухмылка. Тименбаев хотел уже отвернуться и продолжить разнос, но, увидев эту гримасу, сверкнул глазами, и с каким-то отвращением, граничащим с удивлением внимательно оглядел этого нового придурка.
     -- Ладно, через час лично мне представишь все в чистом виде. Понял, чадо. Ты, как тебя зовут? -- без паузы повернулся он к Дубину.
     -- Рядовой Дубин, -- замешкавшись от неожиданности, ответил тот.
     -- Врешь, ты ефрейтор. Пошёл за мной.
     
      Они молча направились в казарму. Дубин понял, что прелюдия завершилась, и еще понял, что об этой своей ухмылке ему придется еще не раз пожалеть.
      * -8-я рота, 9-я рота, взвод саперов, взвод связи, минометная батарея. - Прим. автора.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ЛЕОНИД ИЛЬИЧ.

     
      10 ноября в Москве стояла самая, что ни на есть зимняя погода: падал белый снег, из помещения казалось, что на улице стоит абсолютный холод. Позавтракав рано утром, Леонид Ильич листал свежую "Правду". Просмотрев две полосы, он почувствовал привычную усталость -- здоровье Генерального Секретаря уже давно было неудовлетворительным. Хорошо еще двигаться он мог сам, чаще все-таки без посторонней помощи. Свернув газету, он встал с трудом из кресла. В соседней комнате тоже почувствовалось какое-то движение: там находилась личная охрана, которая следовала за руководителем страны повсюду. Когда Леонид Ильич поднялся в спальню, они поднялись вслед и закрыли за ним двери.
      Виктория Петровна оставалась внизу в столовой. Ей показалась, что прошло каких-то несколько минут, когда один из сотрудников охраны медленно подошел к ней. Наклонившись, он сообщил, что ее муж только что умер. Она зарыдала. Через некоторое время, взяв себя в руки, пошла к нему наверх. Охрана не разрешила ей пройти. Забальзамированное тело мужа она увидела только через два дня, в Колонном Зале Дома Союзов, во время торжественного прощания с покойным. С тех пор ее не оставляло ощущение, что Леонида Ильича постигла слишком внезапная смерть.*
     
      Вечернее построение с оружием и по тревоге не было таким уж редким событием в батальоне. Вновь прибывшие тоже не показывали своего удивления, хотя и сильно волновались: началось! Ведь прошло лишь три дня, как они здесь, и вот, похоже, все идут на какое-то серьезное дело.
      Дежурный офицер доложил комбату, что третий батальон пятьдесят шестой бригады на развод построен, после чего комбат для пущей важности поднялся на трибуну. За ним следовал замполит и солдат из наряда по штабу. Происходило что-то вовсе необычное.
     
      После паузы заговорил командир:
     -- Товарищи солдаты (с чего это вдруг товарищи)! Сегодня скончался Генеральный Секретарь Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик Леонид Ильич Брежнев. Прошу всех снять головные уборы. Знамя приспустить.
      По строю пронесся шорох срываемых шапок, в наступившей после тишине проскрипел трос со спускаемым над трибуной красным знаменем -- дневальный по штабу от волнения не снял шапку, или так и должно быть по протоколу -- кто его знает. Траурное молчание продлилось не больше положенной минуты, после чего над плацем разнесся голос комбата с вернувшимся привычным металлом:
     -- Батальо-о-он... Смир-рно! Слушай боевой приказ! Для предотвращения провокаций со стороны бандформирований объявляется готовность первой степени. Всем подразделениям подготовить боевую технику. Командирам рот и подразделений через пять минут прибыть в штаб для получения конкретных заданий. Вольно. Командуйте, лейтенант, -- комбат спустился с трибуны и быстрым шагом пошёл прочь.
     -- Батальо-о-он... Смир-рно! Напра-нале-во! Шагом марш! -- дежурный офицер быстро закончил развод и, в сопровождении дневального, побежал вслед за комбатом.
     
      Новость была из ряда вон. Не Сталин, конечно, Дорогой Леонид Ильич, но такого события не было с того самого 53-го, чтоб глава помер на посту.
      Уже на ротном разводе замполит говорил про угрозы оппозиции в стране, империализм, отпор агрессивным планам США, без особого энтузиазма, в ожидании возвращения командира роты из штаба. Потому что в чем заключается готовность первой степени в таком случае, было не понятно, вот он и говорил, что говорил. Не было такого случая, пока первый.
      Ротный прервал замполита на полуслове, чему тот был только рад, и изложил задачу:
      Экипажи первого взвода готовят машины, и остаются в парке, при машинах в резерве. Остальным оставаться в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии.
      Второй взвод остается в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии. Механикам-водителям взвода прогреть машины.
      БМД третьего взвода с экипажами и десантом из двух человек в каждой, занимают позиции с внешней стороны, вдоль стены к югу от расположения. Остальным оставаться в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии.
      Минометному взводу развернуть минометы непосредственно у расположения на восток. Установить пост возле каждого миномета. Остальным оставаться в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии.
      Ожидаются провокации со стороны мятежников.
      Готовность продлится трое суток, по плану, в течении которых взвода будут меняться. Задача минометному взводу - постоянная.
      Указанная диспозиция будет действовать по ночам, с 21.00 до 5.00 следующего дня.
      Дневная задача будет поставлена на утреннем разводе.
      Экипажам на позициях приказано выдать сухпаек из НЗ батальона.
      Старшине роты получить сухпай на пищевом складе.
      Всё. Приступить.
     
     
      В небо периодически взлетали осветительные ракеты. Тогда Дубин напряженно вглядывался в скрывающуюся в темноте дорогу. Ничего не происходило. Только ДШК на сопке периодически плевался трассерами в ничто.
      Позднее он никак не мог вспомнить, как они проехали на эту позицию через минное поле. Хотя, мины то все сигнальные да противопехотные. Ничем БМДшке повредить не смогли бы. Но все равно некий абсурд в этом присутствовал. Ставить технику у этого прохода, посреди забора... Еще более нелепо стояла машина ближе к стрельбищу. Там то чего ожидать? А маневр, в случае чего, крайне ограничен. Тягачи артбатареи зачем-то загнали на стрельбище, перед гаубицами. Там снаружи горы. Могут минометы накрыть с них, но никакая атака невозможна. Видимо диспозиция для такого случая была разработана в каком-нибудь Генштабе в г. Москва, настолько она была нелепой. И комбат никак не мог этот план обойти. Тут дело государственной важности и рациональность отступает. Часть бронетехники расставили по периметру расположения, снаружи, два БТРа вообще светились на дороге, где из-за реки Логар их могла элементарно сжечь пара гранатометов. Но это потом, через время он подумал, а в этот момент его задача была наблюдать.
      Ничего не происходило. Трассеры опять отлетели. Ракета осветила пространство. Пространство выглядело в этом свете как Марс или Нептун. Что-то из кино показалось. Ничего не происходило.
     
      Утренний развод проводил дежурный по батальону. Усилить посты, весь народ скорбит, американский империализм - вода.
      Отменены все колонны. Ожидаются провокации. Американский империализм. Агрессия. Мозги затуманены бессоницей, но шевелятся помалу. Или Серёга, механик - водитель Дубина своим тихим разговором с другом Костей, подсказывает:
     -- Ага. Жрачки уже нет, сигарет тоже. Колонн не будет. Совсем оху... Мне этот минтай с сухарями.
     
      Костя ничего не ответил.
     
      Молча, без песни рота пошла в столовую. Строй редко гремел оружием. На столах лежала горка консервов и кучка сухарей. Через двадцать минут консервы остались нетронутыми. Сухари пропали.
      Молча, без песни, рота пошла обратно.
      Отвращение к минтаю в масле Дубин пронес на всю оставшуюся жизнь.
     
      Так ничего и не произошло.
      Ильич скрылся в могиле у кремлёвской стены.
     
      _______________________________________________________________________
      *-Из книги Петера Швейцера "Победа", стр.220. Изд. СП "Авест", Минск 1995 г. - Прим. автора.
     
     
     
     
  
      Дмитрий.
     

ШУТКА

     
      Накрытый простынёй труп лежал в пяти метрах от входа в казарму. Дубин, поднимаясь на крыльцо, повернулся, посмотрел: это первый убитый. Замполит. Роты.
     
      Жаловал его замполит и в Гайжюнае, другой, всё отвлекал на стенгазету. Хотя, какие таланты обнаружил этот странный старлей, здесь, за прошедшие тринадцать этих дней?
      Дубин... Не понял.
      Да, понял: свой человек, не армейский я. Как и он. Как его занесло в замполиты? Он меня даже с женой своей познакомил. Тот. В Гайжюнае.
     
      И этот, тоже. Разговаривал. Как с человеком.
      Почему?
      Лежит. Мёртвый. Пока всё ещё траур. Леонид Ильич умер.
     
      Дубин, поднявшись по ступенькам, вошёл в кубрик.
     -- Один! Сигарету!!!
     
      Дубин завалился на свою верхнюю койку. Не понимал до сих пор простого расклада, что он - дух. Один - это он. Некрас, как раз, и, увидев входящего Дубина, замычал со своей койки.
     
     
     
     -- Ты чё, не понял, душара, - Некрас стащил его с верхнего яруса, и, затолкал ногами под нижнюю койку.
     
      Витёк:
     -- Некрас, отвали. Это наш дух.
     -- Витя! А в морду?
     -- Так. - Тименбаев, - Некрас, чмо, отвали!
     
      Некрас наклонился: "Ты, чадо, вешайся", - и ушёл спать.
     
      Дубин выполз из-под койки Витька, тот пошевелил усиками:
     
     -- Спать! Пшёл.
     
     
      Наутро, на разводе роты труп замполита всё ещё лежал. Видать начальство никак не могло сформулировать причину смерти. Застрелился - не застрелился... Да и не застрелился, просто нарушение техники безопасности, что ли.
      Дубин, вдруг, понял, что этот человек, курирующий его, трети взвод, защищал его.
     
     
      Теперь он остался без защиты. Совсем один. Совсем без мамки.
     
     
     
      Офицеры прикололись пострелять из пистолетиков своих, ненужных.
      На стрельбище.
     
      Замполит восьмой роты старший лейтенант Виктор Кацоев, расстреляв, как ему показалось, всю обойму, улыбнулся про себя и приложил дуло к виску:
     -- Стреляюсь!
     
      Шутка.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ДОРОГАЯ МАМОЧКА.

     
      Дорогая мамочка!
     
      Я спешу поздравить вас обоих с днем рождения, спешу, ибо это письмо навряд ли уже успеет в срок. Так получается, что все время времени ни на что не хватает. Это хуже всего -- крутишься, как белка в колесе, и все равно всего сделать не успеваешь.
      Здесь, в Афганистане, жизнь сурова и требовательна, и остаться человеком очень тяжело, по крайней мере, поначалу. Такая жизнь одних закаляет, других заставляет спускаться по наклонной плоскости все ниже и ниже до самого конца.
      Кем же окажусь я? Хватит ли сил и воли и чувства собственного достоинства, чтобы продержаться эти пятнадцать месяцев и не пойти ко дну?
      Еще меня мучает.... Однажды ночью, я вышел на улицу и посмотрел на чистое небо. Там не было Большой Медведицы! Ее там просто не было! Млечный путь, Южный Крест, Зодиакальные созвездия, все есть, а Медведицы нет. Почему-то звездное небо у меня всегда ассоциировалось с ней. Небо Родины.
      Это ностальгия. Порой хочется идти и идти все время на север сквозь мрак и холод, через мины и пули, грязь и голод! Удивительное чувство.
      Я кончил.
      Еще раз поздравляю.
     
      P.S. Сообщи мой адрес моим друзьям, если они еще не получили мои письма. Кстати, а вы уже получали от меня письмо отсюда?
      Пишите.
     
     
      Прошло около месяца с того солнечного ноябрьского дня, когда они прибыли в Бараки. Время это иначе как кошмаром Дубину позднее не вспоминалось. За эти дни ему ни разу не удалось выспаться, поесть досыта, да и просто нормально умыться.
      На второй же день его полностью переодели: все, что не отобрали по дороге из Гардеза в батальон, и в самом Гардезе, сняли в ротной каптерке. Взамен выдали засаленное тряпье, которое поначалу одевать было противно, потом привык. Только голубой берет каким-то чудом удалось спрятать от всех шмонов в матраце, и он берег его как Кощей яйцо со своей смертью, как символ того, что жизнь может быть еще вернется.
      С первой же оказией после траура по генсеку Ильина увезли в госпиталь с истощением и сильной дизентерией. Обратно он не вернулся. Дубин остался единственным молодым в третьем взводе. Соседи по кубрику -- минометчики, тоже получили одного "специалиста". В отличие от Дубина, который был оператором-наводчиком, литовец Салюнас обучался на механика-водителя. Весь быт обрушился на них двоих. Вода, посуда, дрова, уголь, полы помыть, постирать, и, снова, по кругу: вода, посуда, дрова, уголь, помыть полы, постирать... А между этим:
     -- Оди-и-ин! Ко мне! -- срываешься и бежишь между кроватями, -- У тебя пять минут. Жду зажженную сигарету.
     -- Две! -- несется с соседней кровати.
      Курева в батальоне не было уже давно, как впрочем, и нормальной пайки. Колонны не привозили ни того, ни другого с середины октября, а после того, как умер Брежнев, колонны вообще прекратились на время. И вот, срываешься куда-то в ночь, зная заранее, что желание обдолбанного дедушки неисполнимо. Первое время Дубин исправно носился по казарме и окрестностям в поисках сигарет. И, порой, даже находил... Но, скоро понял, в чем смысл заповеди Великого Кормчего: "Чем хуже, тем лучше". Если удавалось принести сигарету, то сразу и другие требовали того же. В итоге, все равно получаешь по шее, представляешь грудь к осмотру, отжимаешься, и т.п. И вот, спустя несколько дней, Дубин выбегал из кубрика с показным рвением, а, закрыв дверь, спокойно шел на улицу в какой-нибудь темный угол, где, переждав минут десять, возвращался назад ни с чем. Перенеся неизбежную экзекуцию, ложился спать. Если задержаться на улице подольше, то можно и вообще избежать издевательств: часто по прошествии 30-40 минут все уже спали.
      Однажды, будучи дневальным, он убирал офицерский кубрик, где удалось украсть несколько пачек "Столичных". С тех пор, на какое-то время, проблема потеряла остроту, он даже поделился трофеем с земляком из сапёрного взвода из своего призыва.
      Но, с наступлением холодов, появилась другая, гораздо худшая напасть: ночью сильно подмораживало и вода в водовозке, в полном соответствии с законами физики, превращалась в лед. Случаи, когда наутро не оставалось ничего даже в питьевом баке, не говоря уже об умывальном, приводили всех обитателей кубрика во вполне законное бешенство. На кого оно было направленно, дело известное. Они пытались искать выход: сначала Дубин пробовал растапливать снег на печке. Получалось плохо -- мутная, малопригодная для умывания, жидкость едва закрывала дно бака. За дорогой текла река Логар. Однажды он выскочил туда, минуя посты, набрал полный бак, но, возвращаясь, напоролся на мину, слава богу, сигнальную. Пока его не осветило полностью, часовой таки стрельнул пару раз, не попал... Дождавшись Дубина у прохода, он двинул несколько раз прикладом в спину:
     -- Вы, падлы, совсем оху...! А если бы я тебя застрелил, урод! -- такой эксперимент никто больше повторять не стал.
     
      Скоро завелись вши. Они были практически у всех, только в разном количестве. Зачуханые молодые быстро набирали их по максимуму. Иногда на прожарке казалось, что одежда шевелится. Из-за одного такого насекомого Дубин лишился берета. Когда он лежал на своей кровати в верхнем ярусе эта жирная вошь стала спускаться на паутине вниз, прямо на Витька. Он заметил ее и вскочил как ужаленный. Отчаянно отмахиваясь и ругаясь, сержант стащил Дубина вниз и заставил разобрать и вынести постель на мороз. Тут из матраса и выпал злосчастный берет, Дубин чуть не заплакал, а Витя схватил его и уставился выпученными глазами:
     -- Как тебя после этого называть? Дембеля уходят в панамах, а он берет затарил. Скажи, зачем он тебе, ну зачем???
     -- Я сразу понял, какое ты чмо, -- вступил Тименбаев, вспомнив в очередной раз неудачную гримасу Дубина по поводу Ильина при первом знакомстве, -- ухмыляется он... Посмотри на себя: на кого ты похож? Десантник хренов. Вот пошлю фотографию родителям, пусть увидят свое чадо.
     
      Вид и вправду был очень плох: похудело абсолютно все тело, от головы до пяток. Потухший взгляд, лысый череп, обтянутый кожей, фигура, перетянутая ремнем до последней возможности (он успел быстро одеться, рассчитывая, что пока чем-то занят, бить не будут), всегда грязный, в почерневшем замасленном бушлате, рваные сапоги и шапка. И это все по стойке смирно. Освенцим. Правда и многие черпаки выглядели не лучше, а уж молодые все поголовно казались доходягами с зоны. Как можно выглядеть, если спишь 3-4 часа в сутки, ешь якобы чай с сухарями на завтрак, мента в томате с сухарями на обед, и его же, только в масле, и с теми же сухарями на ужин; а после шуршишь один за весь взвод...
     
      От этой жизни периодически спасали наряды. Хуже -- караул; лучше -- в офицерской столовой или на КПП. Иногда в карауле, заступая на пост, Дубин сразу не находил своего автомата. Тогда хватал первый попавшийся. Обычно это проходило незамеченным, но в одну "прекрасную" ночь, во время его дежурства как раз на том посту, напротив речки, за дорогой поднялась стрельба возле КПП. Дубин немного высунулся за забор, и, разглядев вспышки выстрелов слева, открыл огонь в ту сторону. После нескольких коротких очередей, он сам попал под обстрел, причем дух бил почти в упор, с этого берега, с края дороги. Ослепленный и испуганный, он свалился спиной на землю, потом вскочил, и, подняв автомат над головой через прорезь в стене, выпустил, не целясь, сразу два магазина. Когда всё утихло, прибежал наряд, поднятый по тревоге: "Вы что тут, развлекаетесь? Спать не даете". За автомат на плече у Дубина схватился Ивашко, подсветив спичкой, разглядел номер. Это был его номер.
     -- Ну, видали! Ты че, гаденыш, чужое оружие хватаешь, а потом еще и палишь из него? Вернешься с поста, я тебе устрою веселую жизнь.
     
      Освободиться от забот позволяли и боевые выезды. Правда, поначалу их не было вообще: колонны не приходили, а после траура по Брене к ним приехала часть бригады на операцию. В чем она состояла, Дубин не понимал, его лишь радовали ставшие достаточно частыми встречи с друзьями, оставшимися служить в Гардезе. Был здесь и Михаил Колонович, и разведрота куда отобрали многих земляков. С Мишей они дружили с первого дня службы, и сейчас виделись постоянно первые три дня операции. На третий день он, и еще шесть человек с выезда не вернулись: БМД, переезжая мост, упала в реку, похоронив всех, кто был внутри и на броне.
      Дубина удивило отсутствие эмоций в душе, когда он узнал эту страшную новость. Еще почти не видя смерти, она уже стала для него абсолютно обыденным событием. И даже гибель друга на фоне всей этой жизни была воспринята не с горем, а лишь с грустью затуманенным недоеданием и недосыпанием мозгом.
      Не прошло и недели, и по дороге на пост на сопке подорвался на противопехотке еще один знакомый из их команды, попавший в девятую роту. Глядя, как он лежит на носилках, посеченный осколками, весь в испарине, с непониманием во взгляде, с оторванной по колено ногой, Дубин и тут не мог понять жалеет он его или завидует человеку, которого отправляют домой.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

ЗИМНИЕ БАРАКИ. ЯНВАРЬ 1983 ГОДА.

     
      Перед Новым 1983 годом была спланирована операция на Бараки, но ее отложили на пару дней, как нам объявили, духи сбили вертолет с военным советником (генерал Шкидченко), а наши пешие группы вывели в резерв для возможной поддержки групп спецназа, которые бросили на выручку. Мы отметили Новый Год не раздеваясь, в белых маскхалатах, у себя в кубриках, БТРы постоянно стояли прогретые. Четвёртого января получили команду на выход. В батальон встало армейское начальство, даже наше бригадное расположили за ППД (пункт постоянной дислокации). Пришла разведрота из бригады, мой однокашник Глеб  Юрченко был переведен взводным в неё, виделись с ним тогда всего пару минут, у них ЧП произошло: БМД с десантом с моста в реку упало. Затем одну группу на вертушках кинули на ледник на пути отхода духов на сутки, а забрали через трое. Результат: обмороженных 11 человек, у троих пальцы на ногах ампутировали. В тот выход и я себе щеки отморозил, хорошо бойцы увидели черные пятна да растирать стали. На Дальнем Востоке служил - не обмораживался - а в Афгане... Да.
     
      Мне казалось, что хуже наши штабы продумать операцию не могли, какая-то суетливость, неразбериха в течении недели. Сначала на броне стали блокпостами вдоль Баракинской зеленки. Без дров, палаток, печек. На работающих движках больше суток не протянешь, где тылы - не знаем. На наших глазах газнийская пехота дуканы без зазрения совести грабит. Подъезжают задом, ломают стену и прямо в машины все выносят: конфеты, сахар, тюки, ткани. Собрались мы - офицеры, решать, что дальше делать. Ротный руками разводит: "Будем выживать". Двумя группами зашли в зеленку: я и Саша Дмитриенко, с разрушенных дувалов дров натащили, афганских печек, не наших чугунных, только жестяных - пока топишь тепло, тут же были обстреляны. Проснулся инстинкт преследователя, за пару часов около десятка духов взял. У Саши та же картина, оружие сложили в машину ротного. После получаем команду: развернуться и следовать в направлении Хоста - это 140 км. Стемнело. Перед маршем спрашиваем:  "Куда духов?". Ответ классный: "Возите с собой, а утром посмотрим". Пришвартовали их, прикрутили к поручням, так всю ночь они наверху и проездили.
      Летом водилы все печки-обогреватели с машин повыкидывали, а зимой поставить на место не подумали. "Зусман" всю ночь стоял страшный, наверх вылезешь, более 5-10 минут не выдерживаешь, опять внутрь, а внутри только ветра нет, такой же холод. От брони еще холоднее. "Голь на выдумку хитра" - правильная пословица, афганские печки приспособили в десантном отделении, трубы вывели в бойницы, и вот такая эскадра покоряла безбрежные просторы очередной безбрежной пустыни. Когда рассвело, подошли к какому-то кишлаку, я на "духов", а им хоть бы что. Взводные собрались у ротного БТРа, у нас карт по этой местности вообще не было:
     -- Николаич, мы де....?
     -- А хер его знает, комбат сказал здесь ждать, сейчас вертушки будут.
     
      Точно - вдалеке послышался знакомый звук. Мы зажгли огни, по "Ромашке" дали наводку, они подошли, забрали "духов".
      На одном из бортов Николаича брат родной был. Он практически все время поддерживал нас с воздуха при сопровождении колонн. Кратенько перебросились мнениями, о результатах операции, о том, о сем, о 372 БТР -  как работает, это с его подачи летом 1982-го мы на этот БТР кассету с вертолётными НУРСами установили в Кабульском аэропорту. Я слышал через агентуру, что духи за 372-м охотились постоянно, как и за Володей Остяковым (9 ДШР). Остряков у духов ДШК взял, который потом на сопку поставили, а до подрыва на БТРД его стоял - духи, когда ходили мы на  Малихейль, это чуть левее ущелья, его подловили на мине. 372 БТР тоже в засаду угодил - но гораздо позже, 31 мая 1984 года: остановили миной и сожгли гранатомётом.
      Вертушки ушли. Полдня мы ждали команды, потом поступает приказ от комбата следовать в батальон, заправиться, и быть в готовности идти за Кабул в Баграмскую зеленку.
     
      Да, еще госпиталь "духовский" накрыли тогда с французским оборудованием. Француз-хирург с раненными  "духами" в горы ушел. Загрузили этот "госпиталь" в БТР. В медпункт наш сдали. Володька Войт радовался как ребенок, таких медикаментов у него никогда не было, даже противозачаточные таблетки привезли.
       До нас сведения дошли, у "духов" обмороженных около 90%, если бы еще пару дней,  "духи" в горах все бы вымерзли, но начальству виднее, бросили на Хост.
      На Хосте мы с оставленных домов листы железа на крышах поснимали. В батальон притащили. Накануне вертушка с группой Сереги Лещишина на нашу лен. комнату упала, хвостом порубила чердак. Все живые выскочили, не успели высоко подняться.
      Кому сейчас про Хост говоришь, никто не верит, что одной ротой туда зашли. Спокойно тогда еще там было.
     
      Домой дорога всегда короче, к вечеру были в ППД. В кубриках чужие люди, постели, кровати всё разбросано, всё в окурках, как будто Мамай прошёлся. Мы к комбату, в чем дело?! А у него та же картина. Короче - армейские штабы имели честь почивать и мы должны были этим гордиться. А теперь представьте картину: шесть офицеров-десантников, после недели боевых, выполнения бестолковых приказаний. О внешнем виде не говорю. Все злые, голодные, а завтра опять в неизвестность, и не могут в своей  в казарме привести себя в порядок. У бойцов - аналогично. Мы поставили на дверь при входе в казарму Димыча - нашего замполита, чтобы никого не впускал, Николаича - ротного, попросили не встревать, и вчетвером объяснили всем кто в казарме хозяин и как надо вести себя в гостях. В конце концов, что такое десантное гостеприимство. Где-то через час мы уже выслушивали нотации зам. начПО армии, какие мы нехорошие. Николаич хватает пистолет, и на зам. начПО: "Ты, сука, хотя бы мешок картошки привез? Люди голодные на операции, а ты ходишь, боевые листки да походные ленкомнаты проверяешь. Воспитывай своих приближенных!". Тот вылетел пулей. Сразу пришел комбат с замполитом, они-то хоть глупостей не говорили.
      Комбат нам поставил задачу на следующий день. На этом инцидент был исчерпан, в нашей казарме армейских больше не было.
     
      На следующий день,  колоннами начали выдвижение на Кабул, за "Теплым Станом" нашу роту опять снимают с боевых, и на сопровождение до Гардеза, даже вертушек не дали, всё задействовано на операции. Вот когда одно место жим-жим сыграло: бригада и батальон нам уже не помогут, даже четыре БРДМа из первого батальона в расчет можно не брать, если учесть расстояние от  Кабула до Гардеза. Прошли спокойно, просто духи не успели дорогу заминировать после прохода такой армады техники, а перестрелки, из-под них выходили на скорости "триста". По связи: "Скорость - пять... десять ... сорок...триста...", - кто как может.
      За время сопровождений мы выработали, по моему мнению, наиболее верный для наших условий способ их проводить: впереди три БТРа с саперами потом через 10-15 машин по два БТРа, и в конце "Замок" - самые опытные водители с техником роты. "Ниточка" вытягивалась иногда и до десяти километров, когда начинался обстрел, один БТР броней прикрывал КАМАЗы, а другой выводил машины из-под обстрела, да еще и блокпосты помогали с артиллерией.
      Когда прибыли домой вызывает меня особист: "Саша, а сколько ты духов в вертушку сажал?" Я понял, тут что-то не чисто. Говорю, что не помню, не считал. К Сане Дмитренко, он то же ответил. Спустя примерно месяц мы были в Кабуле, и заезжали к брату Николаича. Он нам рассказал, что вертушка не тянула на высоте, пришлось духов по домам распустить, ведь их точно никто не считал...
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

НИЧЕГО ИНТЕРЕСНОГО.

     
      Раненного, с трудом поднимаясь в гору к дороге, несли вшестером на плащ-палатке. Он что-то бредил и, периодически приходя в себя, просил: ТИШЕ. Тихо просил.
      И снова терял сознание.
      Откуда он взялся - раненный, Дубин так и не понял, вроде и выстрела не было ни одного... Или за шумом мотора не услышал. Машины ранним утром собрались в поле на полдороге к Мухаммед Ага и ждали чего-то. Потом Серёга сказал, оторвавшись от шлема: "Иди, помоги, там кого-то выносят". В общем, никто не стрелял - снайпер один раз только, разве. Вот трёхсотый и образовался.
      На дороге поджидал одинокий дежурный БТР, снятый с ночного охранения у комитета НДПА. Солдаты погрузили, БТР рванул в сторону батальона, задержавшегося Дубина обдало чёрным выхлопом, чуть не упал, и, только потом он увидел, что все остальные уже быстро возвращаются к бронегруппе.
     
      Подошла небольшая колонна зелёных - афганской армии. На переднем танке сидели двое советников, их сразу выдавали русские морды под армейскими кепками иностранного образца. Встали рядом. Видать что-то не складывалось, начальство медлило. Что затевалось, Дубин и не знал. Он сбросил тулуп в люк, стало жарко после выноса тела и обратной пробежки, и, уселся на башню своей БМД. Мимо, к походной кухне, с котелком, быстро прошуршал дух из афганской колонны. Дух, которому на вид можно было дать лет сорок, перетянутый шнурком вместо ремня, выглядел довольно жалко. Дубин мысленно оглядел себя со стороны, и подумал, что выглядит он немногим лучше, но, ему пока лишь восемнадцать. Или девятнадцать... Неважно, с арифметикой нелады. Будем выкарабкиваться.
      Как и все последние дни тянуло в сон. Серёга, обычно, на выездах на сопровождение колонн, устраивал ему физзарядку в виде отжиманий от дороги. Сейчас он отсутствовал. Дубин встряхнул головой, оглянулся и обнаружил своего механика-водителя что-то докладывающим замкомбату. Тот выслушал, кивнул, и отвернулся. Серёга побежал к машине, залез на своё место, и, ничего не объясняя, завёл БМД, прогрел немного, развернулся почти на месте, и машина понеслась к дороге.
      Что Лупов там наплёл Костенко за этот вояж, остаётся только догадываться, но, БМД, выскочив на асфальт, полетела к Мухаммед Ага. Дубин не успел даже надеть шлем, он так и остался сидеть на башне, судорожно удерживая руками автомат на люке, и зацепившись ногами за выступы внутри башни, чтобы не вывалиться на ухабах, пока на дорогу не въехали. На скорости он стал замерзать, и сполз внутрь.
      До Мухаммед Ага доехали минут за пятнадцать - двадцать. Там, остановившись у дувала, с обязательными старцами из "Белого Солнца пустыни" Серёга, который так Дубину ничего и не объяснил, а тот и не спрашивал уже, заглушил машину, вылез на броню и соскочил вниз. Дубин выполз на башню теперь в тулупе. Серёга о чём-то уже разговаривал с одним из старцев, присев на корточки. Тот, выслушав, только качнул головой, и, из противоположного дома вышли люди. Это были тоже немолодые мужчины, но, с короткими бородёнками, не такими как у старцев. Они сняли плоский запасной бак с солярой с задницы БМДшки, и стали сливать содержимое в свои ёмкости. Дубин подумал удивиться, но, посмотрев на механика-водителя, который улыбался чему-то, решил не вмешиваться.
      Слили и расплатились чем-то. Лупов влез на тёплый мотор машины, достал запасённую сигарету "Black and White", своих "Памиров" и "Донских" мы не видели уже второй месяц, выпотрошил её на руку, раскрошил третью часть какой-то палочки в табак, и забил всё это обратно. С фильтром он тоже что-то сделал, Дубин не понял.
      Вообще, разговаривать не хотелось. То, что Серёга творит какую-то хрень, он понял уже давно. Но, он, хоть и не дембель ещё, а только на него надежда у Дубина осталась. Уже бы сдох, если б Лупов не спасал своего молодого наводчика от других старослужащих.
     
      Серёга выкурил свою смесь, посмотрел на Дубина просветлевшим взглядом, и сказал:
     -- ПОЕХАЛИ!
     
      И махнул рукой.
     
      Обратно БМД неслась словно птица. Феликс. Дубин так и остался сидеть на башне, укутавшись в тулуп. Холод уже не брал - взошедшее солнце в безоблачном небе...
      Пригревало психологически.
     
     
      Что-то рвануло сзади, и, вдобавок просвистело мимо.
      Граната!!!
      Слетая в башню, Дубин еще успел подумать: и мина!!!!!
      Развернув башню влево, он стал поливать зелёнку из пулемёта. Но, поздно, засада уж взаду. Хотел ещё из пушки вякнуть для куража, но палец на курке остановило недавнее воспоминание с последнего заезда. Там Полтинник уводил колонну, а пешие группы в кишлаке за речкой Логар, напротив того же Мухаммед Ага, пешие группы и наши, и Царандоя и даже одна, Полтинника, нарвались на бой. И их кинули спасать пешеходов. В десант упали два - три царандоевца, один наш и двое из Полтинника, тронулись - всех вроде подобрали мы и другие машины. Отползаем, Дубин льёт из пулемёта, мост - не мост - две направляющие, а Дубин и не видит какой хлипкий мост, видит в прицеле духа с гранатомётом, и выстрел! В себя. Сам тут же гранату в ответ и послал. Мимо. А машина то въехала уже на мост, и боковым выстрелом чуть не скинул Дубин её в пропасть.
      Заорал тогда Лупов в шлем:
     -- Ты, ё... мать твою, урод чё на ... нас всех! Совсем ох....!!! Падла! Приедем домой вые..!!!
     
      Так и не стрельнул из пушки на этот раз.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ТАК, ТАКИ ТАК.

     
      Дубин мыл пол. В кубрике положено мыть пол раз в день. Вот дух Дубин и мыл. Приближаясь к печке, он уткнулся головой в сапоги Кости. Костя и Серега возлежали на кроватях и курили что-то восточно-вонючее.
     -- Во, - сказал Серега, а ну пи...й сюда, - На, попробуй.
     
      Первый косяк пошёл.
     
     
      Дубин прикололся. Тряпка ходила туда-сюда, туда-сюда. В этих. Руках. И так, главное, медленно. Туда-сюда, туда-сюда. Эта. Тряпка. Раз - два. Три. Нет: раз - два. Раз - два. Раз - два.
      Костя: "Гляди, он забалдел. Дубин, смирно!" Восклицательный знак - слишком грубо, так, типа, смирно.
      Дубин встал на ноги и изобразил "смирно". Неважно изобразил.
     -- Так. Демьян. Бросил мыть пол, пошёл на КПП. Там такой сержант Тименбаев. Помнишь?
      Дубин резво кивнул башкой и растянулся мордой в ухмылке.
     -- Вот, зови его сюда, скажи, что у нас есть. Всё, вперед.
     
      Так, так, так. Ноги пошли, так, так, так, пошли ноги.
      Репродуктор над казармой седьмой роты говорил: Миллион, миллион, миллион, миллион, миллион алых роз. Из окна, из окна, из окна из окна, провал свалки напротив входа тоже пах. Дубин бежал на КПП и гыгыкал, аки мерин.
      Миллион, миллион, миллион, миллион, миллион алых роз. Это Алла Пугачева.
      Миллион, миллион, миллион, миллион, миллион алых роз.
      Миллион, миллион, миллион, миллион, миллион алых роз.
     
     -- Эй, сержант!
     
      Тименбаев оглянулся, привстал со стула и быстро приблизился:
     -- А, ну в глаза смотреть! Да ты обкуренный, да он обкуренный, глядите! - Наряд добро закивал в ответ.
     -- Сержант Тименбаев, становись! Смирно! Вольно!
     
      Другой косяк, на сопровождении это было, чуть не убил: стал разряжать оружие, а патрон, таки забыл. С тех пор на войне не употреблял практически. А от сержанта Тименбаева Серега отмазал.
      Так, таки, так.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ЖЕЛТУХА

     
      Есть ментовский УАЗик. А есть другое убожество - ПАЗик. Автобусик. Зеленый. С красным крестом в белом круге.
      Дубин, уже месяц как слинявший из батальона с дистрофией и желтухой, перся куда-то, куда послали. Первая болезнь прошла за три дня на сытной больничной пище, вторая так просто не лечилась.
      В ногах лежал человек. Какой человек - мертвое тело. Человек, который лежал, был жёлтым. Был абсолютно жёлтым, коричневым. Человек, который лежал, умер от желтухи. Белирубин победил жизнь крупного парня на восемнадцатом году.
      Из третьей инфекции до армейского морга было километров десять, как показалось в закрытом кузове тихохода. Дубин и еще один больной исполняли роль грузчиков - гробовщиков. В однообразии жизни эта поездка была развлечением.
     
      Хотя, однообразие недавно было нарушено разгрузкой самолета с медпрепаратами. Один из картонных ящиков оказался с повреждениями и из него удалось спереть целый мешок таблеток. Таблетки назывались Феназепам, типа снотворное, но со смыслом. Смысл состоял в наркотическом воздействии.
      Вечер следующего дня в модуле стал чем-то вроде комбинации ада с анекдотом. Большая половина больных откушала таблеток, причём количество принятого препарата колебалась от 15 до 60-ти за раз в один рот. И, с людьми случилось:
      Кто-то бродил по коридорам, шатаясь от стены к стене и вытягивая вперед и в стороны руки - как в фильме про живых мертвецов. Повар из столовой час причитал о том, что уже три ночи, а ужин совсем не готов, пока не описался и не отрубился на полу, четверо придурков устроили игру в Рамс, при этом двое курнули косяка, а другие двое объелись колесами. Первые без перерыва ржали и тыкали в окружающее пальцами, вторые сидели мрачные, сосредоточенные и очень серьезные. Карты клали основательно, провожая их остекленевшими глазами. Дежурная сестра сидела возле своего любимого парня, который ударился в мазохизм: постоянно сдирал с себя трусы и норовил помочиться на все кругом. Сестра, наконец, заплакала, любимый обоссал ей ноги, и удовлетворенно отвернулся в угол, сверкая белой задницей.
      Дубин как раз вышел в коридор из палаты, когда в дверях появился начальник медчасти полковник медицинской службы Будиловский. Навстречу ему бросились со скоростью черепашек трое живых мертвецов, что-то шипя и шевеля верхними конечностями. Ноги им слабо подчинялись, помогали стены. Полковник изменившимся лицом быстро прошёл до поста медсестры, никого там не обнаружил, и еще быстрее вышел вон.
     
     
      Караул из Полтинника построил всех больных прикладами автоматов. Каждого проверяли по глазам. Девять особо мрачных человек забрали на губу. Оттуда они не вернулись. Что с ними стало - неизвестно. Через три дня их видели в техпарке караула за чисткой моторов БМДшек, черных и забитых донельзя.
     
      На следующий день оставшиеся участники кражи собрались на совет в курилке. Все еще внушительный пакет с колесами решено было похоронить.
     
     
      ПАЗик подъехал к палаткам морга. Желтого человека перенесли внутрь, на стол. Цинковые гробы вдоль стен были закрыты деревянными бушлатами.
     
      Рядом строилось здание каменного морга. Натянутый на фасаде красный транспарант оптимистично трепетал: "ЗАВЕРШИМ СТРОИТЕЛЬСТВО ОБЪЕКТА С ОПЕРЕЖЕНИЕМ СРОКОВ. ПЯТИЛЕТКУ ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА!"
     
      Был четверг. С аэродрома взлетел "Черный тюльпан" и скрылся из виду.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

БОМБА

     
      До Мухамедки от батальона всегда Юра Волин с саперами работал, а от батальона к Гардезу замкомвзвод его. Я выезжал всегда на десять - пятнадцать минут раньше с ним, чтобы километра полтора за батальоном дорогу проверить, и около кишлака Альтамур тоже, перед перевалом, там подорванный мост был, перед приходом нашей бригады в Гардез его духи подорвали. В пустыне, между, всегда спокойно было (только летом 1983 года вдоль дороги "духи" начали "глушилки" китайские ставить, мы не могли связью пользоваться, пришлось училище вспомнить - флажки применять). На перевале первому батальону колонну передавали, когда у них БРДМ появились, а до этого сами колонны в Гардез гоняли.
      Выхожу из батальона, прошел мост, выехал из зеленки, а тут с насыпи два "духа" улепётывают от дороги: как учили, две коротких и "духи" лежат. Не помню как звать сапера, он впереди под нашим наблюдением работал, у него волосы на голове дыбом встали, я спрыгнул и к нему. Под насыпью был ливнеотвод, заглянул туда, тоже нехорошо мне стало: авиационная бомба - 500 кг, а провода от нее уходили через виноградник, к дувалу. Мы провода обрезали, под "духов" "феньки" подложили, докладываю в батальон - там Серегу Лещишина по тревоге с Юрой Волиным подняли. Я доложил обстановку комбату, и пошел дальше. Когда колонна прошла, через несколько минут два взрыва, Серега рассказал, что семь человек полегло от гранат наших.
      Эту бомбу сфотографировали и подорвали недалеко от дороги, фотографии особисты забрали. Володя Мальцев - контрик наш, потом рассказал: оказывается афганский летчик по сговору с "духами", скидывал возле Газни на специальную площадку бомбы без взрывателей, а потом их на "Тойотах" развозили по дорогам.
     
     
     
     
      Где-то в феврале 1983 года, после зимних Бараков, вышли с восьмеркой к ущелью, операция заканчивалась, все злые, результатов - ноль. Заскакиваем в дом - никого. Тихо. В глухой комнате, где видимо намазы совершают, на подоконнике книга завернутая в красивый платок лежит. Рядовой Пермыкин вперевалку к книге, но что-то мне не понравилась она, ору: "НЕ ТРОГАТЬ!!!", дал короткую очередь. Пуля открыла обложку, внутри вырезанные страницы, а в вырезе китайский пластид с батарейкой на маленьких проводочках. Между страницами два лезвия, берешь Коран - лезвия замыкаются...
        За этим сюрпризом специально из Кабула вертолет прилетал, потом говорили, на инженерной конференции  в Москве показывали, естественно военной и закрытой.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

КЕНГУРУ

     
     -- Один! Ко мне!
     
      Ни "одного", кроме Дубина, в кубрике не оказалось. Не откликнуться - себе дороже. Отмороженный минометчик Некрасов - хуже... Даже не знаю что может быть еще хуже.
     
     -- О, Митяй, - Пи-...й в пекарню, пробило на жрачку.
     -- Некрас, но, поздно, или рано - они позже завтрашнее готовят, а сегодняшнее съели уже наверняка: скоро отбой, да и ужин в офицерской столовой уже прошёл. А если не будет белого хлеба? У меня есть сгущенка.
     -- Ты че, душара, бывшая, забыл, ты мне должен! Геры не привез из Кабула? Травись тут этой травкой. Сгущенка зае.... Все, пшёл! Разговорился. Душара. Скажи спасибо Сереге, а то бы урыл уже, Митяй, гы, тебя дважды или трижды. Студент. Пшёл. Хлеб то серый, влажный помнишь, чем нас в столовой? Я ж дембель, мне такое нельзя, да еще мясо кенгуру!
     -- Некрас, украли у меня в Гардезе три пакета - тебе вез, а ты так и не поверил. В Кабуле по три чека купил. Украли.
     -- Врешь, по три чека, врёшь, да отъе....сь, щас то хлеба давай, быра! А то кенгуру у меня изобразишь.
     
      Мясом кенгуру обзывали ляжки каких-то горных козлов, которые в изобилии привезли в батальон с позапрошлой колонной. Мясо было резиновое, жесткое, и очень невкусное, хотя об кулинарных изысках все забыли уже с гражданки. Или это сайгаки были?
     
     
      Темно, как в жопе у негра. Блин. Слава Богу, путь в пекарню знаком давно. Пекарем, уже главным, заделался наш человек, из учебки - Денис, такой же "студент" бывший. Дубин почти всегда мог с ним договориться, главное, не брать несколько буханок зараз. Его, когда-то отморозило в Чирчике, под Ташкентом, однажды, с тех пор - пришибленный молчун.
      Тогда, в Чирчике, он последним пришел, пьяным в ноль, на отправку в Афган, и выступил с клоунадой перед офицерством. С учетом того, что дальше Афгана не пошлют, его не стали оформлять в штрафбат. Его посадили в самолет, и скоро мы сели в Кабуле.
      Потом мы сели в Гардезе.
      Потом мы осели в Бараках.
      Он стал духом хозвзвода, и в итоге главным пекарем батальона.
      Карьера за полгода, однако.
     
     -- Денис, привет.
     -- Кто?
     -- Некрас.
     -- Ну, нету!
     -- Денис, это Некрас. Сегодня он меня уделает, а завтра к тебе придёт. Ты же знаешь, я не вру.
     -- ... А ну встать! - Денис попинал ногами еще более молодых пекарей, - Ладно, сделаем. Подожди. Садись, и указал на мешки с мукой.
     
      Дубин повернулся - куда сесть-то - мешки. Мешки. Серые мешки, с маркировкой:
     

МУКА РЖАНАЯ

1938 год

      Склад УНКВД по Магаданской области.
      УН/Ч 546815724
     
     
      Вот ты какой, оказывается, серый хлеб солдатский.
     

22 апреля 1983 года.

     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

БЕЛАЯ ЛОШАДЬ.

     
      К шести часам утра все задействованные в операции машины собрались неподалеку от Мухаммед Ага. Операция заключалась в том, чтобы бронетехникой батальона блокировать очередной кишлак. Кишлак своими силами прочешет местный полк Царандоя, забирая по дороге всех мужчин. После проверки их зачисляли в него же для прохождения срочной службы. Мужчинами считались все люди от 13 лет до 50-ти.
      Такая мобилизация проводилась уже третью неделю с небольшими перерывами, и была обычной практикой набора новобранцев. Правда, успех подобных операций практически всегда впоследствии оборачивался неприятными последствиями: по прошествии месяца-двух, многие новообращенные солдаты народной милиции или армии, прихватив оружие и амуницию, уходили в горы. Одни бежали в Пакистан, другие пополняли ряды моджахедов...
     
      Вскоре, получив задания и погрузив десант афганцев на броню, подразделения стали выдвигаться за реку, на юго-восток. Отдельно, без десанта, ушли 2 БТРД минометчиков. Им предстояло развернуться ближе к дороге, на восточном берегу речки, чтобы в случае чего прикрывать и участников облавы, и наблюдать за дорогой. Через полчаса на месте осталась только дымящаяся кухня с охранением и по одной машине каждого подразделения в ожидании горячего обеда, чтобы развести его по своим. От восьмой роты -- 386-я БМДшка, с экипажем из шести человек: Сергей механиком, Дубин наводчиком, сержант Боровский командиром и трое солдат в десанте.
     
      Уже день. Получили обед. Поехали. Дорога плавно стелилась под гусеницами машины. Все сидели тихо. В башне дымились казаны с обедом. Дубин, спасаясь от запаха, выполз на башню. Около часа назад по рации сообщили, что первая БТРД с минометчиками подорвалась на фугасе. Погибли, кажется, все девять человек, или не все, об этом рация умолчала. Переехав мост, Серега сбавил скорость, внимательней осматривая путь. Люди продолжали хранить скорбное молчание.
      Боровский гневно поглаживал усы, когда машина поравнялась с местом трагедии. Возле раскорёженной БТРД лежали семь условных тел -- семь кучек биомассы, всё, что удалось собрать после подрыва от семи человек. Передней машиной минометчиков командовал новый ком. взвода, сменщик из Бреста, который не знал, никакая падла офицер ему не объяснил, что во время войны все люди должны сидеть на броне, сверху, снаружи; все люки должны быть открыты... Кумулятивный заряд, в противном случае, размажет всех по стенкам, что и произошло. Остались живы лишь двое, которые сидели на броне, потому что, в отличие от остальных, включая командира взвода, тоже молодых, пухли в этом аду уже почти полгода.
      Дубин проводил взглядом оставшийся позади смертельный пейзаж. Вдали послышался гул приближавшихся вертолетов -- Родина не оставляет своих мертвецов на чужбине.
     
      Через минут примерно десять, впереди, на возвышенности, показались деревянные шесты устремленные в небо с разноцветными тряпками -- одно из местных кладбищ. Когда Серега подъехал ближе, удалось разглядеть женскую фигуру у одной из могил. Это была пожилая, дородная афганка в одежде, отдаленно напоминавшей цыганскую, такая же пестрая, платок на голове и на поясе, с длинной широкой юбкой. Увидев приближающуюся БМДшку с шурави, она вдруг вскочила на ноги, и, потрясая в воздухе кулаками, что-то крича в воздух, с глазами полными слез и ненависти бросилась навстречу.
     
     -- Что она там вякает, падла.
     -- От наших там вообще ничего не осталось.
     -- Пасть ей, что ли заткнуть?! Пусть орёт там на своего аллаха...
     
      Женщина бежала уже совсем рядом с машиной, которая с трудом ползла в гору. Боровский снял с люка автомат, но стрелять ему было неудобно -- он сидел на месте пулемётчика с другого борта. Остальные продолжали выражать эмоции, но только на словах, и тон становился всё менее уверенным -- сцена эта действовала подавляюще. В глазах и движениях сержанта, после первого порыва -- он даже опустил предохранитель на одиночные, порыв вдруг тоже пропал. Ничего не сказав, он отвернулся, и стал смотреть куда-то вправо. Женщина споткнулась и упала на колени. Дубин оглянулся. Она так и осталась стоять в клубе пыли, поднятом набиравшей скорость БМДшкой. Она стояла и плакала в бессильном гневе. Несмотря на рев двигателя, Дубину показалось вдруг, что наступила мертвая тишина. Все молчали, опустив глаза, он почувствовал смятение в душе, подкатывали слезы. Он сполз в башню, скрылся от этого солнца, нестерпимо палящего в небе, от приближавшихся ненавистных гор, от этого плоскогорья с его кишлаками, от этих людей, сидящих вокруг, от себя самого, тоже бессильного изменить хоть что-то...
     
      Рота занимала позиции к югу от кишлака. Скоро или не скоро, он не понимал, достигли первого поста. Дубин достал хлеб, казан и отдал молодым второго взвода. Подумать о том, что казан необходимо вернуть, что все должны переложить еду в свою посуду не пришла ему в голову, да и увиденное подействовало на него так, что думать о чем-либо было не под силу. Казанов и было как раз три, по числу взводов роты, участвовавших в войне -- минометный взвод остался в расположении. В чувство его привел Хрунов, видевший всё, когда они остановились возле своих, возле постов третьего взвода:
     -- Это ты раздавал обед? А где вся посуда?
     -- Им не было куда ложить.
     -- И что, ты им оставил наши казаны? Мудак, если к ужину все не будут на месте, я тебя лично вые... Если ты думаешь, что дедушки будут ходить по кубрикам и собирать казаны, то ты очень сильно ошибаешься. Свободен.
     
      Дубин, наконец, понял, что нажил себе очень большие проблемы. Его машина уже заняла свою позицию. Он, поправил на плече автомат и, медленно пошёл к ней, размышляя о том, что здесь надо забыть о чужих горестях и страданиях, в противном случае, они обрушиваются на тебя, иногда с самых неожиданных сторон.
     
      Операция проходила спокойно. Порой вдалеке вспыхивала стрельба, но не надолго, и, похоже, без всякого серьезного повода. По рации шли обычные переговоры между командирами групп и батальонным начальством. Серега ушёл раскумариться с Костей, и так у него и застрял. Все было тихо. Солнце, повернувшее уже к закату, нагрело броню. Дубин задремал в своей машине. Сзади давно уже спали Дима и Пашин. Всех разбудили близкие короткие очереди. Дубин прильнул к прицелу: на поле, разделявшем дома и оцепление, скакала появившаяся неизвестно откуда стреноженная белая лошадь. Вокруг нее взлетали серой пылью фонтанчики впивавшихся в землю пуль. Кто-то с шумом взобрался на броню, - сверху появилась голова Боровского:
     -- А ну вылазь. Дай и я поприкалываюсь.
      Когда Дубин, еще не совсем пришедший в себя, оказался снаружи, лошадь, подгоняемая огнем, который отрезал ей отход к кишлаку и в стороны, заставлял ее метаться, но все же идти на пулеметы, приблизилась к цепи уже метров на пятьдесят. На крупе появились первые пулевые раны, она затрясла головой, заржала, и кинулась назад, к кишлаку, попав прямо под очередь. Тогда, она отскочила опять к цепи машин, уже вся обливаясь кровью. Дубин больше не мог и не хотел на это смотреть, и, не зная куда податься, просто отвернулся. Расстрел продолжался еще минут десять. Почти всё это время лошадь издавала какие-то звуки, не ржанье, какие-то все затихавшие хрипы и стоны.
     
     
     
     
      Приказ сворачиваться поступил перед сумерками. Серёга давал задний ход, а Дубин никак не мог оторвать взгляда от лежащей в грязи туши -- никаких признаков белой масти на ней не осталось. Тело было буквально разрублено из нескольких ПКТ и стало бурым, с редким вкраплением алого.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

20 000 АФГАНИ.

     
     -- Слушай, все чисто. Мы сами складировали эти консервы. Тебе главное нас не заметить. А недостачи не заметит никто.
     -- Я не знаю, да и мне это надо?
     -- Тебе отвалим 20 000 афгани, на дембель обеспечим.
     -- Какой дембель? До него еще... Куда я всё это дену. Здесь и сейчас? НАХРЕНА МНЕ ЭТИ ДЕНЬГИ!
     -- Деньги, завсегда пригодятся, дорогой.
     
      "Вот это, бред", - подумал Дубин, - "Куда мне здесь эти убогие деньги? Разве на героин? Так он мне и не нужен. Разве на дембель? Так он через год, если не позже. Деньги ничего не значат. Афгани? Вообще не деньги, не понимаю. Плавки, сигареты, гашиш и косметический набор для бабы какой, нету такой у меня. Из караванов всё. Которые сжигаем".
     
     -- Не, товарищ прапорщик, не знаю.
     -- Да ты подумай, - прапор покрылся пятнами на лице, и явно хотел стукнуть этого придурка по кумполу, - 20 000 афгани - это почти 200 долларов!
     
      Дубин вспомнил Инглика: 1$=3р. 200 $ = 600 р. Почти.
     
      Позднее Инглик, чемпион Европы по биатлону и единственный знакомый валютчик - тогда, расстрелял турков в Берлине, восемь, сел в немецкую тюрьму, где и был убит.
      Позднее. Уже в девяностых. Воспоминание из будущего.
     
     -- Товарищ прапорщик, я не знаю. Обращайтесь позже, и не ко мне. Я не знаю.
     -- Короче, договорились. Ты, главное не ссы. Всем надо жить. Вот этот полезет, - он указал на стоящего поодаль солдата.
     
      Прапор из хозвзвода развернулся и пошёл к себе. Уверенный в себе, он себе уже всё решил.
     
      Только что кончился развод на караул, Дубин и Ташик Рамшанов охраняли склад с продовольствием. Прапор выбрал Дубина. Ташик и чурка узбекская, да и дембель уже. Не стал связываться.
     
     
     
     
     
     
     
     
      В четыре часа ночи в караулку влетел Рамшанов, без автомата. Он трясся, весь в слезах, как девица и не смог говорить по-русски.
     -- Там, там, - он тыкал пальцем в сторону поста, - там!!!!!
     -- Что там?! - начальником караула был ротный, старший лейтенант Контио, - Что ты лепечешь, Ташик?!
     -- Там, там, - я думал, душман - он чёрный!
     -- Так, Хрунов, убери его. Караул в ружье.
     
      Зам. начальника караула Хрунов схватил Рамшанова за шкирку, и потащил в спальное помещение: "Караул! В ружье!"
     
      Дубин поднял голову с топчана и увидел Ташика, который повалился у него в ногах в спазмах от слез. Сон слетел, он не хотел верить, неужели?! Вот придурок этот прапор!
     
     
      Возле склада валялась приставная лестница, и лежало тело расстрелянного солдатика. Ташик постарался, очередь разрубила тело. Почти в упор.
      Прапор не знал, что Рамшанов решил стоять вторым, и попросил Дубина об обмене.
     
     
      Надо было доложить. Не доложил.
      Еще одна смерть на моей совести.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

ДАНИЛОВ

      Рядовой Данилов - спешились на операции, кажется на зимних "Бараках", в один из очередных бестолковых дней операции. С нами пулеметчики были, их БТРД не брали, шуму много. Посчитались, мне Витя Осетров докладывает:
     -- Нет Данилова.
     
      Заглядываем за БТР - лежит родимый без сознания. Припал к глушителю и надышался угарных газов. Оставили его "на броне". Подходим к "зеленке". Выстрел, у меня Саша Невзоров - пулеметчик падает, пуля прямо в лоб, снайпер. "Оторвались" на духах,  около десятка пленных взяли.
      Группа Костенко, замкомбата, попалась по пути, он всегда один "работал", я доложил ему обстановку. Он  "посоветовал", и показал как надо  "работать" с пленными. После его самостоятельных "рейдов" не одна сотня мирных дехкан пополнила ряды "духов" с соответствующим к нам отношением.
     
      Взвод вызывает меня на комсомольское собрание после операции. Решение - рядового Данилова за трусость в хозвзвод перевести, мы ему не доверяем. Никуда не деться, перевели.
      Через несколько месяцев его часовой восьмерки убил. Ночью. Когда он грабил продовольственный склад батальона.
     
      А до этого, тем же днём, колонна проходила на Гардез. И у меня "молодой" Болдов в сад за яблоками за дорогу полез, на противопехотке подорвался, ступню оторвало: увидел комбата и деру в сторону сопки. Мы его на БМДшке доставали с минного поля.
      Утром на построении комбат начал с хозвзвода. Сначала письмо какого-то бойца зачитал, батальон стоял "ржал": "Лежу на трупе убитого друга и пишу любимая тебе письмо.... и т.д.". Потом  приказал из санчасти вынести Данилова: "Вот товарищи бойцы, воровать у своих же нехорошо, а это ..... воровало, был бы Союз, часовой 10 суток отпуска получил. Я вам говорил, что в сад за яблоками ходить не надо? А вот это .... ходило, выведите Болдова."
      Вертушки были уже на подходе, вскоре их обоих увезли.
     
     
     
     
     
      Дмитрий:
     

ТРЕВОГА

     
      Рота была поднята по тревоге внезапно.
         Сказано глупо.
         Просто внезапность объяснялась не войной, что было бы понятно, а чем-то иным. Весь личный состав вернули с различных работ, механиков-водителей из техпарка; даже наряд по роте стоял в строю, у входа в казарму, включая дневального с тумбочки, без оружия. Т.е. рота была построена целиком, во главе с командиром, который и сам стоял недовольный и в недоумении. Построение объявил замполит батальона... Этот-то чего раскомандовался вдруг?!
        
         И что это?
        
         Из мрака казармы, с другого ее конца вдруг появились неясные фигуры офицеров и штатских: это были - этот самый замполит батальона, с ним какой-то незнакомый полковник - невидаль какая в батальоне, где командиром был майор, советник губернатора Логара из Мухаммед Ага (офицер наш, но одетый в афганскую форму), один знакомый всем ХАДовец, который зыркал на строй, и всячески пытался дать нам понять, и мимикой лица, и руками - как-то, что он здесь совершенно ни при делах, трое штатских афганцев - бабаёв и несколько основательно вооруженных солдат. Солдаты были не из батальона. В батальоне оставалось человек двести всего, так что все, уж друг друга знали. Эти сытые морды явились из другого мира, наверное, с полковником, который встал на ступенях казармы, между гильз, изображавших урны. Потом он обернулся, и что-то тихо приказал мордам, те снова растворились во тьме казармы.
        
         Рядом с Дубиным, в строю - Костя и Серега.
     -- Так. Кубрики пошли шманать. Что за беспредел?! - Серега посмотрел на Костю, человека близкого к Костенко, замкомбату.
     -- Ничё не понимаю. Может Апрельская революция? Ведь апрель.
        
         Дубин оглянулся на казарму седьмой роты. Там тоже стоял строй этой самой роты и взвода АГС.
     -- Посмотрите что сзади. То ж самое. И пришли эти демоны со стороны Минбатареи и девятой роты. Никого не видно нигде - глядите.
     -- Так, ну и было уже понятно, кого-то ищут, двинься, - Костя стал медленно перестраиваться, приближаясь к ротному, Серега наклонился к командиру взвода, благо тот стоял в передней шеренге.
        
        
         Замполит батальона скомандовал - смирно, и, скомандовал: первая шеренга шаг вперед, вольно.
         Офицеры тоже - скомандовал замполит батальона. Трое штатских афганцев прошли сначала первый ряд, потом второй, потом и его подвинули, третий, четвёртый. И закачали головами как ишаки, показывая полковнику что, нет. Никого не нашли.
         Полковник сплюнул под ноги:
     -- Майор, распорядитесь, - к замполиту.
     -- Дальше, - к своим солдатам, советнику, ХАДовцу и афганцам.
     
     
     -- Товарищ майор, что происходит, - комроты подступил к замполиту. - Это что?!! - офицеры отошли в сторону.
     -- Контио, успокойтесь, три дня назад была колонна. В нашем кишлаке, на въезде, кто-то ограбил дукан, и, мало того, убил дуканщика и его помощника. А дуканщик оказался родственником жены Бабрака Кармаля! Ситуация серьёзная, подозревают кого-то из наших. Так что у Вас свидетели никого не нашли, успокойтесь. Просто дождитесь конца проверки. Рота должна стоять перед расположением до особого распоряжения. Всё. Мне пора, - замполит затрусил за уходившим к седьмой роте полковником и его разношёрстным сопровождением.
        
        
        
         Дальше все по шаблону - прилетели вертушки. Под конвоем вели прапора хозвзвода и его водителя. Прапор опять покрылся пятнами на лице. Это был тот самый прапор. Сука, - подумал Дубин, - неймется тебе. Что ж я тебя не сдал? Еще двух людёв замочил!
        
         Серега отвернулся, и громко, ни к кому не обращаясь, заметил: "Ну, вооще нас тут за мясо держат! Шмон, эти уроды сквозь строй ходят, кто??? Духи!!!"
     -- Молчать, разойдись, - Контио развернулся и исчез в офицерском кубрике.
        
        
        
        
         Трибунал водителя признал невиновным: тот выполнял приказ своего прямого начальника, сидел за рулем. Прапорщика расстреляли.*
     
      ______________________________________________________________
      *- Если быть точным, к расстрелу приговорили не прапора хозвзвода, а нашего командира миномётного взвода старшего лейтенанта Козлова, а 8 лет получил замкомвзвод второго взвода седьмой роты сержант Самохвалов Олег. Третьим там был рядовой Попов, вот его от трибунала спасла медаль "За Отвагу", полученная ранее - Прим. Александра Тумаха.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

Портреты: СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ КОЗЛОВ АЛЕКСАНДР.

     
      Командир миномётного взвода седьмой роты.
     
      В Имам-Сахибе у нас в роте не было офицера-артиллериста, поэтому при мне  минометным взводом командовал старший сержант Камаев (он погиб, будучи начальником караула, я об этом упоминал).
      После его гибели взвод распределили порасчетно в "пехотные" взвода. Пришлось изучать "Правила стрельбы..." и всякую артиллерийскую беллетристику, да еще к минометчикам в батарею на "стажировку" ходили, естественно с брагулькой. К Вите Берестову не подходи, "дедушка" уже. А вот Альберт Куроян, "гремучая смесь народов", с "кавказской гостеприимностью" в наши бошки (мою, Паши Пятлина, да Миши Азизбаева, а вот  Валерка Перхайло, к его счастью, пулеметчиками рулил) свои альфы и беты, с поправками всякими, да с реперами разными  втолковывал.
      Миша - заменщик, "оне не  потеют", Паше всякие формулы  совсем в голову не лезли, у него прыжков много было, а удар об землю ума не прибавляет,  да еще и год в Афгане оттрубил.
      Короче,  все "повисло" на мне, стал я  "дипломированным" Яшкой-артиллеристом: "Бац-бац и мимо...". Да еще "на полставки" богом войны. Теорию тут же на практике применяли, особенно хорошо получалось, когда уже на ногах еле стояли. Популять из "примусов", милое дело.
     -- Давай на четвертом заряде, а?
     -- А на шестом, слабо?
     -- А если на нулевом?
       
      С Сашей Козловым я познакомился в Бараках 25 февраля  1982 года.
      Он уже был в Афгане, при вводе войск в "бригаде большой мощности", они постояли на севере Афгана около года, и их вывели в Союз за ненадобностью, в Туркмению.
      До мозга костей "военная косточка". Казанский кадет, в 1979 году закончил Сумы - "артягу". О нем у меня остались приятные, но противоречивые воспоминания.
      Ни одной операции не пропустил, всегда с нами. Ротному:
     -- Николаич, я с Тумахой сегодня, можно?
     
      Завтра с Дмитренко или с Черневским. Больше он любил с Сашей Дмитренко ходить. Они одного года выпуска, оба по три года в Союзе протрубили. Общие интересы.
     
      Николаич:
     -- А кто со взводом на огневых, опять Мисюра (ЗКВ мин. взвода)?
      Замкомвзод, Сашина тень, толковый сержант, как специалист, а по характеру настоящий "хохол", всё у него всегда есть, всегда всё ОК.
      Саша во взводе  баем был. Бойцы его  боялись и любили. Когда напьется, всегда к людям тянет - душу излить. С Димычем, замполитом, сколько ни уговаривали, всё впустую. Пока в "дундель" не дашь, не успокоится. А на следующий день:
     -- Ребята, откуда у меня фингал? Ничего не помню, абсолютно.
     
      Хулиганом был.
     
      Мы с ротным летом 1982-го, с подачи его родного брата установили за одну ночь кассету от вертолета на БТР N372 в Кабульском аэропорту, а затем пристреливали его в горах. Брат у Детюка был вертолетчиком, и практически все время поддерживал нас с воздуха при сопровождениях колонн.
      Приезжаем назад к своим утром в "Теплый Стан", где колонны формировали, а Шекула, водитель ротного, рассказывает: Козлов после усугубления взял БТР с экипажем и уехал "гарцевать" по Кабулу. В одном из дуканов расчет произвел "фенькой" - мелочи не было. После взрыва сделали ноги. Только Беспалова, наводчика пулеметов, оглушило.
     
    Начало мая 1983 года. Командир батальона майор Ильченко получил распоряжение из бригады, чтобы выслали четыре БТРа за наградами для нашего батальона, старшим колонны уехал Саша. Добравшись до бригады и получив награды, он на пару часов задержался в Гардезе, со своими корешами в противотанковой батарее. Хорошо водочки усугубил, потом назад двинул. "Не добрал", миновав перевал, захотел еще выпить, остановил колонну и побежал в дукан, там ему отказали. Он произвел "талаши контроль" - по нашему обыск, нашел БУРовские патроны под прилавком и  с Олегом Самохваловым - ЗКВ-2 и рядовым Поповым расстрелял дуканщиков. Его ошибка - контрольных выстрелов не делал, один из бабаёв "недостреленный" оказался, а кишлак - Родиной матери жены Бабрака Кармаля - дело дошло до ЦК - отсюда и оргвыводы...
     
      Приехал Саша в батальон, передал награды в штаб, пришел  в кубрик. Руки у него были в крови, ругался, потом заснул.
     
      Утром врывается в кубрик комбат:
     -- Детюк, мать твою, где твой долбо... Козлов!!! Через полчаса комбриг прилетает. По вашу душу. Со мной он уже побеседовал.
     -- ????
     
      Шум, крики, маты. 
      Мы глазами лупаем, понять ничего не можем. Влетает комбриг. Кстати, первый раз его тогда увидел. Со стен ковры срывает, французский сервиз (на операции взяли) с левой ноги - вдребезги. Выхватывает ПМ и по магнитофонам - одни запчасти остались. Половички, ковры, картины Фазыловы, люстры из мин -  "все, что нажито непосильным трудом", облили бензином и подожгли. Смотрим, из других офицерских кубриков тоже все на костер, прям таки "ночь длинных ножей". В другой казарме НачПО зверствует.
     
      Еще вертушка садится. Опять к нам в кубрик. Уже полковник со щитом и мечами на эмблемах.
     -- А где у Вас старший лейтенант Козлов? Подайте нам его сюда, да ещё бойцов евонных с ним к делу приобщите!
     
      Два бойца, явно не из бригады, такие холеннные, добротные - точно на "боевые" не ходят, Сашу забрали, Олега Самохвалова, Попова и в вертушку. Полгода следствие шло.
      Саше - расстрел (заменили Учкудуком - урановые рудники).
      Самохвалову - 8 лет.
      Попова спасла медаль "За Отвагу", позже к нам в роту вернулся, и все о судебном процессе рассказал, нас с ротным тоже в Кабул вызывали, на допросы.
     
     
     
     
  
   Александр:
  

ПЬЯНСТВУ - БОЙ!

     
         Пустыня отцвела. Незабываемое зрелище. Жаль красота только пару дней. Началась "жара" и не только с погодой, но и с выходами, почти каждый день реализации и колонны. Все отходить начали от зимней спячки: и природа, и мы, и духи...
       
      С утра на батальонном разводе комбат всех поимел по полной. Как с цепи сорвался! Всем перепало. Хотя причин и не было. Видимо с бригадой "пообщался", Саней Козловым, где надо и не надо попрекали. Помешали только пули, которые начали в воздухе посвистывать - с гор стреляли по батальону. "Халл" был со взводом на сопке, стал стрелочником. Ильченко на него "полкана" и спустил:
     - Детюк, взводный твой опух от сна, мышей не ловит. Тут батальон под пулями в строю. А ему хоть бы хрен. Ко мне его, я его...  
     
      И все в таком роде...
      Мы оскорбились. Сделали умные рожи с выражением "фи" до конца развода.
       
      После ротного развода Николаич "один умный вещь" предложил:
     - А что, хлопцы, если мы брагульку сварганим? "Пайса" (деньги) есть. На обиженных обычно  воду возят и прибор кладут. Старшина и техник ответственные. К вечеру чтобы  "всё было в порядке и Буденный на лошадке..."
     
      Сказано - сделано. Я с замполитом (уже не пьянка) на бэтэр и в Комитет НДПА за сахаром, под предлогом получения списков для ГРУшников, их тоже подпрягли и в долю взяли. Накануне  чеки из Гардеза подвезли колонной. Ромка Шайхутдинов (старшина) в стиральную машину воды налил, дрожжи на пекарне, в общем, процесс пошел необратимый. Работаем на перспективу...
       
      Все ингредиенты смешаны, и все участники ждут результата. Он не заставил себя ждать. Брага в стиралке скороспелкой получается, через пару-тройку часов готова к употреблению.
       
      По кружечке... больше ни-ни...
       
      После обеда Николаича вызывают в штаб, через минут двадцать он врывается в кубрик:
     - Всем по углам! Пьянству - бой! Упасть - отжаться! Ночью - выход, взводным во взвода - готовить группы, техник - в парк, старшина остается на базе - за брагу головой отвечаешь! Группы выходят в два с ХАДовцами. Броннегруппу возглавляет командир батальона, она выходит в шесть утра. В восемнадцать взводным в штаб к НШ за получением карт и росписей в "Журнале боевых действий". Всё. Время пошло. Жду доклада о готовности после ужина.
     
      Разбираем оружие для чистки, РД.
      Свой автомат - закон - никогда и никому, только лично.
      Укомплектовываемся: в санчасть - за промедолом, на склады - за боеприпасами, сухпаем, все необходимое  в БТРы загружаем. В парке водители "шуршат". Никаких команд не надо. Всё отработанно.
      Плавжилет уже набит магазинами, огней пару штук, дымов немножко, инд.пакеты в приклад автомата, "Ромашка" в норме, пару запасных аккумуляторов для Р-148, гранаты в подсумках по ремню, о "разгрузках" тогда еще и не слыхивали, только "китайские лифчики" в моду вошли. КЗС простирал, через час сухой уже, "Кимры" (кроссовки) вазелином смазал, "АИшку" сигаретами набил...
       
      Проверяю своих.
       
      Так - по два  БК на подствольник,  по пулеметной  ленте  на  брата (балтийские матросы - Железняки, вашу мать...). Командиры отделений приёмники на уши, связь проверили, условные сигналы вспомнили - рука вверх, вправо, влево, на левый рукав инд.пакет, в РД - 2 БК, "феньки", РГДшки, запалы отдельно, ввинтим за батальоном. В парке: целлофан на стволы пулеметов. Завели, погазовали. Электроспуски щелкают - ленты в приемник без досыла. Дошлем по выходу. Р-123 - основной канал, запасные. Антенна. Заправка - норма. Свет. Габариты. Санитарная сумка. Разрешаю "вшивники". Порядок.
       
      Штаб - карты, ознакомились с задачей, роспись, позывные, связь, взаимодействие...
       
      После доклада все по кубрикам. Суета стихла. Люди подготовлены и уложены отдыхать.
      Кто скажет, что перед выходом не страшно, тому глаз долой. Не поверю.
      Самое мучительное время  - ПЕРЕД, в ожидании выхода. По кубрикам пройдешь, хлопцы не спят - перешёптываются. Цыкнешь на них для порядку... а самому тоже не по себе, что-то внизу и внутри не на месте. Собираемся в офицерском кубрике. Ротный в штабе. Курим.
      Брага в углу стоит. Слюни текут. Друг на друга смотрим, вздыхаем. Ротный после получения приказа приходит:
     - Ну что, ребята, по чуть-чуть, и в школу не пойдем?
       
      У всех облегченный вздох. Пока до третьего тоста не дошли с места не сдвинулись.
     
     - Всё, роте подъем. Построение по группам внутри казармы, старшина, свечи на тумбочку дневального, свет не включать.
     
      Доклад о готовности. Попрыгали, присели. Лямки подтянули.
      С богом.
      Вроде как и настроение поднялось, и жизнь веселей стала. Бойцов шутками подбадриваешь.
     - Запалы вкрутить, патрон в  патронник....
       
      Уходим в темноту. На дорогу ни шага. Идем параллельно. В Комитете ждут ХАДовцы. Все знакомые. По два на роту. Оба к ротному. По три раза причмокиваемся щеками.
       
      Идем дальше. Сегодня "работа": кишлаки Алози, Бабус, Насар. До ущелья Вагджан и домой. Расходимся: восьмерка вправо, девятка влево - группы в колонну по одному по своим направлениям, уже и пот выступать стал, согрелись немного...
      Чувствую что-то в животике у меня  "апрельская революция" начинается, видать, брага догонять стала. Не знаю как у кого, но я по связи Николаичу. У него тоже самое:
     -- Сволочюга,  "хомут" (старшина), воду  из арыка взял, с верблюжьей колючкой не кипятил. Хотел чтоб быстрее. Придем вые....уууу...пук-пук-пук...ой...
     
      Аналогичная реакция у Черневского. Тот занял "круговую оборону" и "облегчается". Чувствую, что и меня та же участь ждет.
      Начало рассветать. Тишина. Вдруг, мы чуть не присели, на всю округу: "Алл...лла"! Не знаю где у кого и как, а вот наши муэдзины в Логаре чтобы не напрягаться выставляли на минарете "Шарп", и включали его на полную мощь. И по окрестностям лилась сладкая мелодия утреннего намаза. 
      Феоктистов из девятки на кого-то напоролся - всё, пошла обычная работа. Вялотекущая перестрелка. У меня начало "подрывать клапан". Невмоготу каждый шаг, шире сделать не могу, чревато последствиями. Всё, возле крепости  "приплываю":
     - Занимаем круговую, Болендрусь - на угол, Пермыкин - на другой. Остальные тридцать метров вперед - к бою. Утемов - тыл!
     
      Сам спиной к дувалу. Штаны вниз. Успел. В глазах истома, вечный кайф... Напротив, метрах в семидесяти, дувал. Сижу. Боковое зрение работает автоматически. С автоматом на коленях осматриваю местность:
     - Так. В тот дувал сразу. Затем влево метров двести - следующий дувал, вдалеке ещё один... Пук-пук... Далее арыки и рисовые поля. "Зеленка" рядом. Работы на сегодня хватит. Ой...
       
      Очередь. Соседний дувал. По мне. Над головой - сантиметра три, пылью панаму присыпало. Очко, с мышиный глазок. Три дня после в туалет не ходил.
      Кувырок,  "как учили в автошколе", но со снятыми штанами, перекат:
     - Взвод, сосредоточенным, прямо - семьдесят - по окнам, короткими - Огонь!
     
      Врываемся в дувал, никого. Духи ушли.
      Недалеко.
      Напоролись на "Джоника" - восьмерка "заработала".
      Обыскиваем всё внутри. Под полом несколько десятков выстрелов для гранатомета и "итальянки", в центральной комнате на стене сабля - обалдеть, вся в инкрустации, с гравировками, рисунками. "Дамасская сталь". Такую красоту оставлять они не должны. Видать впопыхах забыли. Должны, обязаны вернуться!
     - Осетров с отделением за дувал, на краю поля займи оборону. Саблю заверни, на бронегруппу закинем.
     
      Ребята, для видимости, с шумом уходят. Я с двумя отделениями остаюсь. Рассредоточились по окнам. Затаились. Ждем. Я у Бурнышева снайперку взял, снял прицел и рассматриваю округу. Витя Осетров мне знаки подает.
     - Готовность, духи выползают.
     
      Точно, гуськом друг за дружкой пять человек к дувалу подтягиваются, автоматы на изготовку. Я распределил цели.
     - По одному патрону. По  команде...
     
     - Огонь!
     
      Пять выстрелов - пять трупов. Молодцы. Не зря на огневой дрючил.
      Звиняйте, господа правоверные, Аллах Акбар сегодня не на вашей стороне, сабля - наша. Да простит меня Господь за такие слова!
      Весь бакшиш военный собираю в кучу, "феньку" сверху. Шнурочком - дёрг. На один дувал в провинции стало меньше.
     - Водник, что у тебя там за шум?
     - Извините, споткнулся. Больше не буду. Можно дрова на печурки разбирать.
       
      Собираю группу, работаем дальше.
       
      Ага, в этом дувале уже побывали до меня, кто же так... по почерку смахивает на замкомбата, даже собака в колодец закинута и ремнь с ведром обрезан... Точно, его "работа".
       
      Шум на дороге. Бронегруппы на свои направления выходят. "Замок" с Замполитом докладывают о прибытии.
       
      Отработали. Время к обеду. Доклад о результатах. Комбат доволен.  Сабля - бакшиш! Оружие. Результат есть. Улыбается.
     
     - Детюк, пока роты подходят, вон Кулангар. Кишлачёк прошерстить надо. Завтра колонна. Спокойнее чтобы было.
       
      Николаич на меня. Слов не надо. Это перед входом в ущелье. Ещё на другой берег Логара переправиться надо.
     -- Группа, за мной!
     
      Разматываем  "кошку". Бросок. Зацепились за расщелину. Перебрались. Мокрые. Счастливые. Слава богу, никого не унесло. Через полчаса уже сухие.
      Пошастали, пошастали, результатов ноль. Правда и это результат. Ноги стерли по самое немогу.
      К пяти-шести вечера за спиной шум. Броня уходит.
      А я ...???
     - Николаич, Вы чо, меня кинули? За что? Я хороший...
     - Твои БТРы на дороге, и "Замок" тебя ждет. Шевели "помидорами" поживее. Не гора идет к Магомету... Сматываться домой пора.
     
      Четыре БТРа на дороге. Через минут двадцать я к ним выползаю.
      "Оседлали".
      Помчались.
      До батальона километров пять, разрушенные дуканы...
      Заскакиваем за поворот, а тут, прям на наших глазах, "нахал" в метрах тридцати дорогу переходит с автоматом.
      Не ожидал. И мы тоже. БТРы встали как вкопанные.
      Опомнились.
      Естественная реакция: ЕГО - бежать, НАША - стрелять. Мы так и сделали.
      Команд не давал, весь левый борт с пояса, кто как сидел, так и  начал "поливать".
      А "оно" бежит и не думает останавливаться! Десять метров, двадцать, тридцать. Трассера сквозь него проходят. А "оно" бежит.
     -- Прекратить стрельбу...!!!
     
      Ставлю единичку на планке и, как учили в "автошколе", подвожу мушку, плавно спускаю курок. Ой! Лежит.
     - Болендрусь, Нурмурадов за мной. Больше никому не спешиваться.
     
      Спрыгиваю с борта. Втроем  подходим к телу, метров двадцать осталась. С соседнего дувала очередь. Фонтанчики под ногами. Упали. А местность открытая и спрятаться не за что. Лежим как  "три тополя на Плющихе". Ору благим матом:
     -- Броня, Огонь!
     
      Я рывок к духу, к нему ближе. Болендрусь, молодец, короткими по окнам, меня прикрывает. Нурмурадов тоже огонь открыл. Подползаю. Мать моя - женщина. Я сам не маленький - метр восемьдесят семь, а тут такого "лося" завалили. У него рука, как у меня нога. Я за ним как за стеной. Пули только над головой свистят. Не мои...
       Тут КПВТ заговорил один, второй. Заткнули "другана" его. "Пехота" вокруг броника позиции заняла. Всё под наблюдением. По связи комбат выходит:
     -- Что  ты там опять безобразия нарушаешь? Помощь нужна?
     
      Доложил обстановку. На всякий случай координаты артиллеристам сообщил.
      Снял с духа лифчик, автомат. Перебросил Болендрусю. Обыскиваю. "Беретту" взял себе, "Астру" тоже в жилет засунул, какой день замечательный - всё с подарками! Да "оно" просто напичкано пайсой!!! Жилетка с потайными кармашками. Штаны. Калоши. Чалма. Куда руку не засуну везде пачки денег. Половина - сплошная труха, пули всё раскромсали. Снял панаму - все ссыпаю в неё. Документы, бумаги, опять деньги. Всё собрал и к машине.
     -- Я вас научу стрелять, мать вашу, я вам... - всех сейчас "вдую"... Смотрите что с пайсой натворили, даже паршивых апельсинов в Кабуле не купишь, а завтра колонна.
     
      Приезжаем в батальон, комбат встречает. Я ему пистолеты сдал, бумаги, автомат себе:
     - Денег много?
     - Да вот посмотрите что мои  "дятлы" с пайсой сотворили.
     
      И показываю ему всю труху.
     - Ладно, отдыхай.
     
      Захожу в кубрик. А там уже все  "засранцы" в сборе. Ромка шустрит, аж пыль столбом. Вину заглаживает. Стол накрыт. Видимо беседа соответствующая со старшиной проведена. Ротному докладываю, а все тепленькие - успели без меня. Пайсу - труху на стол. У всех на лицах одно:
     - Уууу, сука...
     - Николаич, это деньги для комбата, а это для нас.
     
      И со всех заначек пачки целые на стол.
     - Оооо, вот это дело! Завтра в Кабул.
     - Санек, завтра колонна, комбат саблю сказал Командующему доставить. Ты взял - ты и трахайся с ней.
       
      По утру вертушки почту привезли, еще что-то там. И на Кабул уходили. Комбат меня на борт с саблей:
     - Они прям во дворец летят - ты с ними. А после у комендачей в Теплом Стане роту встретишь и назад с броней вернешься.
     
      Через час - Дворец Амина. Вертолетная площадка (забыл её название) УАЗик с адъютантом.
      Так вот он какой - дворец... Все легенды, рассказы и слухи вокруг него воочию передо  мной. Маленький трепет в душе. Я, "провинциал", попал в столицу - прям "Москва и москвичи". Передал саблю. Процитировал монолог, заранее заученный мной под диктовку комбата. Отвесил низкий поклон и убыл.
      Где-то мои пробиваются в город.
     
      Встречать надо. За сопку уже пешком, к Градобоеву (Старшина или замкомгруппы  орСН 40. А - запамятовал, у нас он служил старшиной девятки потом перевелся - душа войны просила).
     - Петро, помоги, затариться надо: своих встретить как положено, вопрос не в деньгах.
     - Счас сделаем.
     
      На  "газон" и по дуканам. Набрал сахара, кишмишовки (водка дороговата - по 30 чеков), шмоток, джинсов, плавок, презервативов. На что денег хватило. Да еще на день рождения  "нычку" затарил. "Поляна" получилась серьезная, у комендачей накрыл и стал ждать.
      Самое трудное - ждать и догонять, особенно когда без информации.
      Наши подвалили к вечеру. Всё чики-чики, без войны. Подзываю к себе свой сержантский состав. Махметкулов, Осетров, Палтусов, водилу своего.
     -- Хлопцы, всем по джинсам - на дембель. Кто слово скажет - закопаю по пояс в землю. Фрукты и овощи раздать по БТРам. Свободны.
     
     - Николаич, семь пар джинсов, вместо наградных, нам любимым вручи. Бакшиш от заваленного духа...
     
      Не заметили, как и ночь прошла. Сами, без колонны домой вернулись.
       
       
     
     
  
   Александр:
  

ТВАРИ ЗЕМНЫЕ.

    
   Я ещё застал немного "пайсы" в роте. Второй взвод при вводе сейф где-то надыбал, а там больше трёх "лимонов" афошек. А что с ними делать - никто не знал. Первым делом - правильно: в сортир... Это потом с чеками  наладилось, а вначале - костры валютой  разжигали... Ироды.
   Окна открыты. Из моего "бунгало" шум, крики. Ротный влетает:
  -- Ну-ка, марш к своим, отдохнуть не дают, успокой...
  
   Захожу через калитку во взвод.
   Все стоят на коленях... Нет, неправильно: на карачках - одни задницы торчат  по кругу, вместе с дневальным... В руках у каждого по пачке афошек. На меня ноль внимания... По центру двора трехлитровая банка. Внутри фаланга со скорпионом бой ведут не на жизнь, а на смерть - духи отдыхают... Я забираю у Ахмедова, командира второго отделения, деньжонок, прикладываю палец к губам, чтобы  молчал. Сам на кон ставлю. Ставка принята. Уже и меня затягивает, уже я локтями жаждущих расталкиваю, тут в расчёт ни ранги ни звания, только азарт, про всё забываешь.
   Пока голос ротного над головой не услышал. Пропала ставка, а как нормально всё начиналось. Не дано, значит, душе, разойтись...
    
  
   В Бараках было у нас в роте две псинки: Хуторок и Зоська. Любимицы всей роты и техника Сашки Коняева, откуда они приблудились, никто не знал,  да ещё две овчарки сапёрные. Из Союза их привезли, с сапёрами-проводниками. По приказу комбата в дальнем углу у забора сделали им псарню. Лучше всякого миноискателя... Нюх-нюх - мина... Села на неё... Гав-гав... Месяца два они мины на дороге вынюхивали, пока чутьё работало. Одна на управляемой подлетела, а вторая нюх потеряла через пару месяцев: их-то по спецпайку кормить надо было, свежим мясом. А где мы его могли найти? Сами поначалу все полуголодные ходили: сухари да консервы...
   В июле 1982 года вместо наших советских ИМок подвезли ГДРовские миноискатели. У наших наушники писк издавали, а у этих на приборе стрелка. Они на плотность грунта настраивались, вот мы с ними помучались, хотя они получше наших были, чувствительнее. При прочёске зелёнки и кишлаков лучше "помощничков" не было. А вот на колонах они бесполезными были, грунт - одни камни.
   В дувал заваливаем, никого... Миноискатель подстроили на фон местности, заработал. О-па, на  стожке сена, что-то стрелочка прибора начала зашкаливать, щупом ткнули раз-другой, ничего, разбросали всё  по сторонам -  ой - схрончик... очередь, внутрь фонариком - оружие, боеприпасы, минки всякие... да только "не долго мучилась старушка", аккумуляторы сели, замены им нет, вот и остались они пылиться в ружкомнате металлоломом...
  
   В течение года в ООД (отряд обеспечения движения) на все колоны выходил мой взвод, на полчаса раньше начинали движение... Два сапера сидят на "ресничках", собаки, щупы, "кошки", комплект сапёра - вот и весь арсенал инженерной разведки.
   Рука вверх. БТР  по тормозам. Юра Волин  "на мине" работает, второй сапёр страхует... "Кошкой" зацепили или накладной заряд "пришлёпали", за БТР спрятались - дёрг... взрыв. Извлекать их не старались, чтобы чегось не вышло. Горжусь и сам - лично шесть мин "снял"!
  
   Зоську и Хуторка с собой "на колоны" брали, в Кабул. Очень они местное население не жаловали, кидались на "душков", не подпуская к машинам на привалах. А это нам на руку, меньше хлопот с местным населением... сюрпризиков всяческих.
   Да к чему это  я..., да  - вот на Новый 1983 год и съели Зоську с Хуторком. Пельмешки бойцы сделали, да нас угостили, с одного казанка почитай ели, а Санёк Коняев дней десять ходил, искал, тяжело переживал "утрату".
  
  
  
   Одна из проходяших колон подарила обезьянку нам, Гаврюху. Недельки две у нас в кубрике пожила, в Гардез её сплавили, вздохнув облегчённо... Только порядок наведёшь, только по местам вещи разложишь, через полчаса, как "афганец" прошёлся. Да ещё по утру, когда самый сладкий сон, по головам нашим, по одеялам бегала, спать не давала. Одна маета с ней. Николаич, не выдержав, как-то по утру глаз ей  выбил, силы не расчитал... Стал Гаврюха Одноглазым Джо... Продали её в первый батальон, за... бидон браги, вот откуда  "бартер" начинался!
  
  
  
  
  
      Александр:
     

13 МАЯ 1983 ГОДА. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.

     
      Батальон отгулял майские праздники. С утра из Гардеза пошла колонна в Пули-Хумри за имуществом для бригады, наш батальон по уже отработанной в течение года схеме быстро решил все вопросы обеспечения до  Мухамедки.
      8 и 9 ДШР с тремя БТРами 7 роты (лейтенант Перхайло)  и БТР N300 с замкомбатом (капитан Костенко Юрий Михайлович) вышли раньше и стали блокпостами. А Валера Перхайло с саперами дошел до конца зеленки, прощупав дорогу, и тоже стал блокпостом на выходе в пустыню, доложив, что снял пару мин. Наша рота шла в Кабул. Мы приняли в батальоне колонну, по трем длинным гудкам старшего колонны КАМАЗы потихоньку начали движение один за другим.
      Колонну возглавил капитан Детюк Н.Н. (командир 7 ДШР) с двумя БТРами, потом БТРы по два через каждые 10-15 машин вливались в "ниточку". Водители без старших с одним АКМ и парой магазинов, набросив броники на дверцы кабин, набирали скорость. Да, забыл, в голове колонны пустили танк, колонну замыкал прапорщик Коняев Саша на двух БТР. До Мухаммед-Ага дошли спокойно. Там Костенко стал КП (командным пунктом). Объявили привал. Проверив технику, перекурив пару минут, приготовились к дальнейшему движению.
      Метрах в 300 от Мухамедки есть выступ скалы, который скрывает видимость, а дорога делает изгиб. Поэтому замкомбат решил обезопасить проход "ниточки" и выслал за поворот танк с БМДшкой от 9 роты с сержантом. Они скрылись за поворотом, и сразу попали под шквальный огонь "духов".
      Река Логар в том месте уходила от дороги на метров 400-500 и имела один бревенчатый мостик. Банда "духов", человек около пятидесяти, вышла на открытую местность, и не ожидала появления техники. Но, видя численное превосходство, начала с ходу атаку с целью захвата танка и БМД, потому что оказалась между рекой и дорогой - отступать и спрятаться было поздно и далеко от моста, за которым была "зеленка", а впереди только две боевые машины.
      Замкомбат послал всю нашу бронегруппу с "пехотой" за поворот. Выскочив  на четырех БТРах, мы увидели такую картину: танк стрелял только из пулемета, БМД скатилась за насыпь и не могла вести огонь, бойцы позакрывали все люки и ждали нашей помощи. "Духи" обходили танк слева и справа, выходя на дорогу. С ходу с правого борта всеми стволами мы открыли огонь. Человек пять-шесть осталось на дороге. Остальные начали откатываться к реке.
      Николаич выпрыгнул из БТРа и перебежками к танку, залез через нижний люк и буквально через пару секунд один за другим начал посылать осколочные. Подъехав к танку, я сел за наводчика пулеметов в БТР и начал расстреливать "духов", то с КПВТ, то с ПКТ. Тогда я воочию убедился в реальном действии патронов МДЗ (мгновенного действия зажигательные). Если в "духа" попадала МДЗ, когда он бежал в полный рост, то после -  2-3 метра по инерции бежали только ноги.
      Николаич по связи вызвал меня к танку, я выпихнул механика на место заряжающего и сел за рычаги (в танке было только два бойца - молодых, потом мы с ротным имели нелицеприятную беседу с танкистами, они больше в таком составе никуда не выходили - только полным экипажем). Начал движение вперед, на "духов", три-четыре трупа намотал на "гуски", а Детюк уже перевел огонь по реке. Когда плыло 15-20 голов, после его очередного выстрела, три-четыре головы уже не всплывало. Сразу чувствовалась выучка танкового училища (он закончил Ульяновское Гвардейское). Когда обстрел стих подошли к БМД, механик был молодой и не мог справиться с машиной. Запросили Костенко, чтобы выпускал колонну, день клонился к закату, и нам надо было идти дальше, танк с БМДшкой отправили к Мухамедке.
      Проехав еще километров десять, опять попали под обстрел, на выходе из "зеленки", но там уже задержались не более часа-двух.
      Духи, видимо, этот бой нам не простили и через восемнадцать дней пожгли колонну с боеприпасами и наливниками - 1 июня 1983 года.
     
     
      На окраине "зеленки" были встречены тремя выстрелами из гранатомета по первым машинам. Все выстрелы легли в насыпь, мы ответили сосредоточенным, до выхода оставалось каких-нибудь 2-3 километра. Валере Перхайло ротный поставил задачу уводить колонну в пустыню, а мы, когда прошла колонна, уже всей "броней", не жалея боеприпасов, оторвались на полную катушку.  Навели вертушки, те помогли НУРСами и "капельками", в тот день я увидел результаты применения  БОВ (бомбы объемного взрыва) в простонародье "вакуумные бомбы". Очередной раз испытал гордость за наш могучий ВПК.
      Уже в сумерках входили в Кабул, прошли "Советский район", я с Валерой остановился у дуканов, набрали апельсинов, фруктов-овощей, зелени, потом скотный базар - взяли свежего мяса, и в темноте в "Теплом стане" остановились на комендантском посту, где происходила передача и прием колонн. Ротный доложил в бригаду и в штаб Армии о результатах сопровождения, подали заявки на пополнение боеприпасов. За сопровождение у нас никаких потерь, видимо судьба играла с нами в прятки, а вот боеприпасов осталось по одному - два магазина на АКС и к КПВТ, до десяти патронов на машину. Со штаба тыла Армии приказали явиться с утра к ним, бойцам ставить задачи не было необходимости. Через час во всех БТРах была горячая каша, но без тушенки, чай, по взводам роздали фрукты, огурцы и помидоры, в 370-м БТРе ротного накрыли стол офицерам, ротный:
      - Ребята, этот день надо запомнить на всю жизнь!
     
      Я говорю:
     -- Николаич, извини, сегодня у меня день рождения.
     -- ???
     -- Санек! Ничего не знаю, выпивка с тебя.
     
      Взял свои 377 и 379 машины и поехал к летунам,  с этим добром проблем не было, кроме водки набрал еще "кишмишовки", да и краски, на шару выпросил, для покраски пирамид в роте. Вообще краска в батальоне была на вес золота.
      Короче, к трем часам ночи угомонились, все спали в машинах, раздвинув лавки десанта в два яруса, я только пригублял (желтуха), пили из стаканчиков от минометных взрывателей. Засветло пошел, проверил посты.
      Поутру поднял роту, посадил всех за чистку оружия и обслуживание техники, офицеров не будил, на 370-ом с Сашей Шекулой (водитель ротного) поехали в штаб тыла, с машинами остался Черневский. Подъехали к КПП у штаба, слышу в десанте шум, ротный во сне опрокинул банку с краской, та растеклась по лавке и засохла вместе с его х/б. Он проснулся, а подняться не может и понять тоже, присох к лавке. С руганью отодрался, всех разбудил.
      - Саша и Фазыл, со мной, Димыч, Валера  и техник в машине, мы через полчаса будем.
     
      Я показываю на спину:
     -- Николаич, у тебя вся спина в краске.
     -- Санек, скидай свою форму, пойдешь с голым торсом.
     
      Естественно, меня в штаб в таком виде не пустили. Часовой у входа задержал, а потом говорит:
      - Вас зовут.
     
      Оборачиваюсь, кто-то в фуражке зеленной стоит. Подхожу ближе, батюшки, а у погон и фуражки кантик красный - генерал-майор...
     -- Вы кто такой?
     
      Помню по училищу, чем бестолковее ответишь, тем лучше, если назовусь по уставу - "губа" обеспеченна:
     -- Конструктор авиастанков.
     -- ???? А какие станки Вы производите?
     
      Первое, что пришло на ум:
     -- ГТЖ- 12.
     
      За моей спиной слышу гогот, ротный с Фазиком со смеху подыхают. Генерал:
     -- Я понимаю, Вы человек сугубо гражданский, но у нас  тут штаб, женщины, больше не надо в таком виде появляться. Идите.
     -- Есть
     
      Повернулся, как учили, и убыл. Николаич и Фазик потом комбату все рассказали, так и закрепилась за мной кличка: Авиаконструктор.
     
      Заодно тогда зашли к спецназовцам, у меня там знакомых полно было, Николаич говорит:
     -- Санек, ты именинник, брат Митька (замполит) в БТР лежит, помирает, ухи хочет. Нужна рыбалка. Нас в Кабуле оставляют до следующей колонны, которая послезавтра будет, так что время есть.
     
      А мы зашли к прапорщику Градобоеву, у нас в батальоне был старшиной 9 роты, потом перевелся в орСН -  замкомгруппы.
     -- Ребята я отличное место знаю.
     
      И поехали мы на одном БТР за город. Едем - корты для гольфа, как будто в другом царстве, виллы. Дорога петляет между кипарисов, проехали между сопок, сплошь покрытых соснами, а внизу  озеро. Я такой голубой с синевой воды нигде не видел. Подъехали, разделись, начали купаться, у ротного на ремне ПМ висел. Мы взяли ящик с РГДшками и начали рыбалить  "пиротехническими удочками". Николаич бросает гранату, после взрыва мы с Валерой плывем и рыбу на берег выкидываем, Шекула и Сафронович (замкомвзвод-1), на "броне" загорают.
     
      Выстрел из РПГ. Граната прошла выше БТР на метра 3 и взорвалась в центре озера. Мы примерно в семидесяти метрах от машины, очередь из автомата из-за сопки, все на землю, отсекли от БТРа. Я - КМС по плаванию (бывший), таких спринтов в воде больше в жизни не совершал, Сальников - мальчишка. Николаич из ПМ: пух-пух. Второй выстрел срезал антену на БТР, видимо хреново в Пешаваре учили стрелять - двоечник. Сафронович за пулеметы, а они не стреляют: Шекула зажигание выключил. Подскочил к БТР, хватаю автомат и весь рожок по сопке. Тут остальные подбежали, похватали оружие, Николаич говорит, если сейчас  наверх полезем, они сожгут нас, поэтому вперед цепью на сопку. Вид был бесподобный: четыре офицера и два прапорщика в плавках, босиком, по колючкам, с автоматами наперевес пошли в атаку при поддержке БТР. Выскакиваем наверх сопки, а духи в кишлак уже забегают, он в километре был, мы на броню, на ходу оделись, очухались - решили больше со смертью в шутки не играть. Правда, килограмм пять рыбы взяли - форели, озеро проточное было.
      Пока ехали по городу, добрали еще "кишмишовки" и продуктов, привезли на пост, а потом уже с комендачами, продолжали пиршество. Кто из бойцов может похвастаться, что ухой объедался в Афгане? Единицы. На второй день нашей эпопеи уже комендант поста повез нас опять на рыбалку, но уже в сторону Джелалабада, на реку Кабул. Мы поумнели и взяли все БТРы с пехотой. Подъехали к реке выставили охранение и на целый день устроили маленький Крым. Постирались, накупались, рыбы "наловили" - короче отдохнули на все сто. Приехали на пост, скинули рыбу, пока бойцы кошеварили, мы смотались - получили боеприпасы у пехоты, колонна с Пули-Хумрей подошла, вечером в роте уха уже "не шла" - объелись. А рано утром, в обратную сторону. Вот такой день рождения. 
     
     
     
     
      Александр:
     

Портреты: СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВОВКА ВОЙТ.

     
      Доктором у нас был в батальоне, прикомандирован из бригадной мед. роты, это позже, где-то весной 1983 года в штаты ввели докторов, а до этого их прикомандировывали к батальонам. Парень замечательный, на все сопровождения, на все операции на своей "таблетке" за нами, всегда в бронике, с автоматом на шее и в кожаных перчатках.
     -- Володька, сними перчатки, жара сорок!
     -- Не, ребята, я Вас хочу чистыми руками ...
     
      Весна 1983 года. Перед последним его выходом сидим в парилке хозвзвода с Халлом паримся. Вовка с нами, брагульки литра два было, правда он всегда с собой спирт приносил, грамм сто не больше, Саня Руденских из девятки, мне нельзя - я после желтухи, а ребята оттягивались. Из Гардеза вертушка прилетела, письма привезла, Вовка получил - начал о жене рассказывать, о любви, да так красиво, вот кому романы писать... Жуковский-романист отдыхает. Мы, все ребята холостые, рты пораззявили.
     
      Утром сопровождение, дошли до ущелья, я с группой спешился, часто с высотки, где воронка была, нас обстреливали, забрались на высотку и мой рядовой Утемов цепляет ногой растяжку, мина подскакивает ... "Все пиз...!", - взрыва нет. Панаму не могу на голову надеть, волосы дыбом, не подходя, расстреляли ее.
      За ущельем налево площадочка была, там Комаров с мин. батареей обычно огневые позиции занимал, а с ним и Вовка свою "таблетку" пристраивал. Мы довели колонну до Мухамедки, передали ее "пехоте", и возвращаемся назад. Посты начали свертываться, и тут у минометчиков взрыв.
      Вовка на противопехотке...
     
     
     
     
  
      Александр:
     

ЗАСАДА

     
      В мае 1983, после моего дня рождения, вызывает комбат офицеров нашей роты к себе для постановки задачи. Заходим, располагаемся в штабе, замначштаба капитан Петраков уже на карте что-то наносит, в комнате кроме нас еще пятеро человек. Из них два старших офицера, чувствуем, что-то серьезное. Комбат вводит в обстановку: "Серьезный караван вышел из Пакистана и направляется в Бараки, эти данные подтвердила агентурная разведка, поэтому два офицера из ГРУ находятся у нас. Подход каравана возможен в течение трех суток. Командиру роты вывести группу с усилением для обнаружения и сковывания основных сил каравана...". Четкая постановка задач, возможные варианты действий отработаны, остается только выполнять.
      "На живца" послали мою группу.
      Когда начало темнеть, пять БТРов с десантом ушли в направлении перевала к Гардезу. По команде ротного, не останавливаясь, чтобы не засветиться, через боковые люки на ходу спешились и вдоль насыпи ушли метров на четыреста от дороги, залегли у развалин какого-то дувала, отдышались. Задачи были распределены в батальоне, поэтому без команд все заняли свои позиции. Вперед к дороге выдвинул младшего сержанта Палтусова с пулеметчиками, у каждого сержанта были ночные прицелы и радиостанции, а у меня еще и бинокль. От артиллеристов корректировщиком дали лейтенанта Щербака Юру.
      Когда ждешь, время тянется очень медленно, через каждые полчаса на связь.
      Комбат: "Водник, будь спокоен, броня семерки на перевале, ее подход возможен через полчаса, батальон в машинах, мы подскочим через час, в бригаде первый батальон тоже в готовности. Удачи". К часам трем ночи Палтусов докладывает с насыпи, что впереди в паре километрах фары. Идут прямо на нас.
      Всем готовность номер один.
      Ждем.
      Вижу в бинокль три "Тойоты". На задней машине ДШК, а на других по четыре-пять человек. В кабине дух тоже с биноклем и радиостанцией, видимо старший.
      Главное чтобы из моих никто не сорвался. И тут приказ от комбата: "Бригада приказала - ПРОПУСТИТЬ".
      Шок, уныние, но приказы не обсуждаются.
      Уходим в район дневки, это в километрах восьми от места засады. Укрываемся палатками, присыпаемся пылью, выставляю охранение, что-то перекусываем, ждем следующей ночи. Палтусов рассказывает, что духовские машины выехали на дорогу, остановились прямо около него, буквально в метре, слышал их разговоры, тоже настороженно вели себя, постояли пару минут и дальше, через дорогу переехали.
      К вечеру комбат выходит на связь: "Не расстраивайся, собери группу, разрешаю "свободный поиск", к утру быть в батальоне, бронегруппа на связи - будет ждать в хозяйстве". До батальона километров 15-20.
      Что такое "свободный поиск"? Это когда дается полоса разведки, и что хочешь там то и делай, а результаты принеси. Вдалеке по дороге прошли БТРы роты, и я остался один. Хорошо с Юрой Щербаком поделили время сна, так что отдохнули чуть-чуть. Выдвижение начали с темнотой, в направлении батальона, ПБСы (приспособление для бесшумной стрельбы), были только у меня, да еще у замкомзвода (Витя Осетров) и у Палтусова - командира отделения. НСПУ (приборы ночного видения) включали только по необходимости, в основном пользовались биноклями. Выслал дозор и по общей команде начал выдвижение.
      Афганское небо... Такого ночного неба я больше нигде не видел, по большому счету и приборы были не нужны при таком количестве звезд!
      Вышли на тропу, которая шла вдоль Баракинской зеленки  и ускоренным шагом, насколько это было возможно при нашей завьюченности, углубились в зеленку, с таким расчетом, чтобы и пустыня не пропадала из нашего поля зрения.
      Где-то в начале двенадцатого разглядели передвижения духов, по моей команде работали только из ПБСов и сразу уходили, группа занимала круговую оборону с Юрой, а мы как три охотника на дальности зрительной связи работали под их прикрытием. Быстрый укол и уносим ноги. Сначала, до трех часов, было все нормально, духи не понимали, почему у них людей в тишине валит, только стоны и крик раненных. А вот когда до батальона осталось километра три, мы нарвались уже и на их засаду, это перед речкой в зеленке. Сначала Витя Осетров застонал, я к нему, а он автомат в руках держать не может, оказалось две пули попали ему в магазин и от удара отбило ладони, эти пули он наверное до сих пор у себя в Ижевске хранит. Нас начали красиво обкладывать, прижимая к дувалу, заскакиваем в дом, а там духи от стрельбы проснулись и ... уснули уже навечно. Распределились по окнам и по секторам, хорошо боеприпасов куча, да еще и батальон под боком. Юра артиллерию наводит, только и слышим после залпа: "Аллах акбар", - а мы им: "Воистину акбар".
      Комбат: "Как, Водник, держишься? К тебе бронегруппа идет, встречай". Дело уже к рассвету, духи в зеленку, Николаич довольный прибыл, обнялись. Потерь нет, только у меня Соколова зацепило в бедро - касательная, три дня делов.
      Трофеи: штуки три-четыре калашей, бинокль японский полевой ночной (комбату бакшиш), да спальник норвежского спецназа на гаажьем меху (пуху в смысле), перед заменой у меня его замполит выклянчил. В батальоне у комбата после своего доклада спрашиваю: "Куда караван девали?" Он мне толком и не ответил, и офицеров я тех больше  не видел.
     
      За результаты с нас серьезно спрашивали, а если не дай бог раненные или убитые, то вообще считай тебе кранты без оружия трофейного. Поэтому у каждого ротного были свои запасы, у нас они хранились в наших чемоданах в кубрике. Володя Мальцев все круги наяривал вокруг, и на партийную совесть брал и на офицерскую честь с замполитом батальона, ответ всегда был один - когда нас снимать будут, то Вы и пальцем не пошевелите в защиту.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ТЕНИ В РАЮ.

     
      Не задалось с самого начала. Засада уехала три дня назад. По разведданным караван должен был пройти в четверг. Но была уже ночь с субботы на воскресенье, а новости не поступали. Все, кто должен был участвовать в эвакуации засады и облаве - бронегруппа, уже три ночи спали в технике в ожидании приказа выдвигаться.
      В четыре часа утра наконец объявили готовность. Спросонья кто-то задел заряженный пулемет, и очередь трассеров впилась в землю. Прогрохотало, будь здоров, ни с того ни с сего.
      Что было с засадой, никто по рации не сказал: то ли они накрыли караван, то ли их кто обнаружил.
      Сначала пошёл танк. Вот уже два месяца к батальону был придан танковый взвод из трех машин. Танкисты все это время не занимались ничем, кроме ремонта. Они ремонтировали и ремонтировали, ремонтировали и ремонтировали. Вот, отремонтировали один танк. Он выехал за ворота и встал. По рации все услышали доклад:
     -- Ордан, Ордан, я Витязь. Я заглох!
     
      Танк докладывал замкомбату что он лох. Повторил еще:
     -- Ордан, Ордан, я Витязь. Я заглох!
     
      Дубин развеселился. Хороший будильник проехал и встал.
     -- Витязь, я Ордан. НА СВАЛКУ! - Костенко тоже видать порадовался.
     
      БТРы седьмой роты ушли первыми. Они забирали засаду, БМДшки восьмой и девятой построились в колонну, и мимо танка медленно тронулись. Освистываемые танкисты, уже ремонтировали танк. Машины восьмой и девятой роты, вместе с Царандоем, который должен был подъехать чуть позже, блокировали кишлак к югу от батальона, ближе к Гардезу, возле которого находилась засада.
      Командир взвода сам залез на башню, пересадив Дубина в десант, вместе со снайпером Димой. На командирском месте сидел сержант Боровский, и на месте пулеметчика старшина роты Хрунов. Золотой состав третьего взвода восьмой роты, Серега водилой, не было только Кости, он уже давно воевал вместе с замкомбатом. Себя Дубин в этот состав зачислять стеснялся, но то, что из пушки стрелял как Дима из своей СВДшки, мог без ложной скромности сказать уже давно.
     
      Все разделились. Машина неслась по вспаханному полю. Вдалеке справа возвышалась сопка с пресловутым ДШК. Впереди лежал кишлак, за которым скрывались Бараки. Их позиция была на возвышенности, возвышенность медленно приближалась.
     
      В поле трудился крестьянин. Он махал мотыгой без устали, и обернулся только на рёв мотора. Тогда он махнул мотыгой еще три раза, положил инструмент, поднял винтовку и, перезаряжая, выстрелил три раза.
      Вечная цифра три!
      Он выстрелил три раза и бросился бежать. Дубин инстинктивно подхватил автомат, Дима его одернул:
     -- Ты куда? - стрелять мешали комвзвода и Боровский. Они сами пустили несколько очередей вслед убегающему крестьянину.
     -- Ты ж думай. Своих бы закосил! - Дима долго не мог успокоиться
     -- Да нет, я даже предохранитель не опустил. Так, сработало. - Дубин и сам удивился своей реакции: автомат взлетел в руках как будто сам. Он сначала прицелился, а потом подумал. Сам как автомат.
     
      С возвышенности открывался вид на долину. Этот вид он видел впервые. Горы вдалеке скрывались в голубой дымке.
      Все ушли. Серега как обычно к Косте, раскумариться с утра, комвзвода командовать взводом, остальные спустились в ближайший дувал. Дубин сидел один в башне как баран на горной вершине и разглядывал окрестности. Снизу развертывались афганцы из Царандоя. Они что-то строились и расходились в разные стороны. Так все было тихо. По рации сказали, что засада была таки успешной, караван закидали гранатами. Духи устроили привал прямо под дувалом с засадой. Всё было очень просто. Люди, верблюды и лошади остались на месте. Без движения. Все были убиты. Все наши уже вернулись без потерь. Операцию можно было назвать успешной.
      Дубин подумал о лошадях и верблюдах.
      И о людях.
     
      Прильнув в очередной раз к прицелу, он разглядел километров за пять - семь три фигуры. Понять идут они сюда, или наоборот, уходят отсюда, было невозможно. Было лишь понятно, что это мужчины. Один из них с длинной белой бородой - чисто мулла.
     
      Вот читатель, что бы ты сделал, увидев в прицел трёх мужиков?
     
      Дубин поднял пушку до максимума и выпустил первый снаряд. Потом второй. Потом третий.
     -- Кто там палит без причины, - комвзвода прорезался в наушниках шлема.
     -- Товарищ лейтенант, это 386-я. Вижу троих духов.
     -- А. А я то думал. Продолжай.
     
      Снаряды не долетали. Когда Дубин понял, что мужики приближаются, ему было уже все равно. Азарт овладел человеком.
      Он вкладывал все новые снаряды в ненасытное горло пушки и целился всё точнее.
      Один мужик повернул назад и стал убегать. Второй упал, или спрятался, Дубин оставил его в покое. Третий остановился и поднял руки к небу. Он не изображал, что он сдается, он стал молиться. Тут уж и Дубин осёкся. Последняя граната улетела в сторону повернутого к Востоку человека и разорвалась метрах в тридцати, Дубин затих. К молящемуся уже бежали Царандоевцы. Азарт отступил, и Дубин решил больше не смотреть в прицел. Что это было?
      Нахрена мне эти. Да пошли они! Все!
      Вот сижу в облаве и стреляю. Так надо. Так надо.
      Убил, что ль второго? Да нет. Спрятался. Не убил. Не убил.
     
      Проснувшаяся в голове интеллигентская гадость пыталась мучить. Дубин достал галету из сухпая. И прильнул к прицелу. И, тут же отвалился назад. Пошли они все!
     
     
     
     
     -- И что ты тут устроил? - Серега взобрался на башню, - ладно, не рассказывай. Стрелок. Кутузау. Вон дувал внизу видишь? Там все наши. Какой-то местный интеллигент чаем с ватрушками угощает. Иди, я сам посижу.
     
      Во дворе дувала была расстелена скатерть-самобранка. Молодой афганец с опрятными усиками разносил чай. Вокруг, как чистые баи возлегали все наши герои. Боровский покручивал свой ус и дул в зеленый чай как будто сам был самоваром. Афганец немного говорил по-русски. Было весело. На скатерти лежали угощения, от которых у Дубина потекли эти. Во рту, которые. Слюни, не слюнки, слюни! И как потекли!
      Афганец что-то говорил и говорил, а Дубин вдруг почувствовал такой расслабон. Как домой попал. Все вдруг стали такими милыми и хорошими, глаза смыкались. Хотелось упасть и заснуть в приступе счастья. Он взял лаваш и оглядел стол.
      Это что, рай?
     
     
     
      Через время в ворота влетел Серега:
     -- Кто тут за радиста?! Вы чё, охренели?!! Быстро в машину. Щас артиллерия все это накроет нахрен! Расселись тут.
     
      Дубин невольно задержался в воротах и посмотрел в глаза афганцу. Тот стоял растерянный.
  
  
  
  
     
      Александр:
  

МОБИЛИЗАЦИЯ. И ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ.

     
      Одним из взводных нашей бригадной РМО (роты материального обеспечения) был прапорщик Юра Скобленок. На всех колоннах и не только до Кабула и Пули-Хумрей, а даже и до Союза в течение полутора лет, был постоянным "действующим лицом". Ни одна тысяча километров накрутилась на его колеса, ни одна засада встретилась на пути в его "аквариуме" (кабина КАМАЗа, правда сначала были УРАЛы), только с  автоматом и несколькими рожками да парой гранат, ни одна машина на минах была потеряна...
      А были мы всего лишь из одной школы N18 г. Кишинева.
      "Земляк земляка видит издалека",  встречались с ним обычно, когда уж совсем "дело швах", правда, обычно для него. То в кювете у дороги, то спрятавшимся за колесом  и поливающим "зеленку" из автомата, то у воронки от мины, "везунчиком" Юрка был. "Ни гвоздя, ни жезла", ни ранения, ни царапинки за два года, "налимом глушенным" - пару раз только контуженным.
     - Командир, - постоянное обращение ко мне, - чего-то так  "ломает" с этой колонной идти, надо "закосить".
     
      Как будто одним местом чувствовал...
       
      "Косить" в то лето не получалось. Боевые, желтуха, тиф и всякие болячки выкашивали наши стройные ряды. В подразделениях "активных штыков" по пальцам перечесть. Увольняемые уходили - "молодёжи" еще не было. Подметали всех подчистую с пригретых мест.
      Прапор на складе, "бугор" - два три помощника.
      Магазин чековый -  и тут "помощнички".
      Строевик - еще два-три, каждая служба, БПК - аналогично, медрота - "чмырей" всяких пригретых - пальцев не хватит.
      Истопников, банщиков, каптеров и "иже с ними" -  перечень можно продолжать до бесконечности, на две-три боевые роты с довеском.
      Политотдел - сам бог велел.
      А попробуй их с мест насиженных сковырнуть.  Вони не обберешься. Тебя еще и виноватым  сделают.
      В каждое подразделение "гонцов" засылают для проверки достоверности данных о наличии личного состава. А командиры подразделений уже смеются...
      Только вернулись с боевых... с Мухамедки...
      Татаро-монгольское иго.  Оброк... -  больше брать с нас нечего. Вот поэтому и смеемся.
       Комбриг:
     - ... Вашу мать!!! Начальник штаба. Всех начальников и "начальничков" в строй и на боевые - за перевал, в третий батальон.
     
     - Еще раз повторяю - ВСЕХ!! Пусть пробздятся и порастрясут свой жирок ещё разок...
       
      Замкомбрига:
     - Завтра колонна - всё организовать по полной. В кабину по два бойца, один за баранкой, второй наблюдает. Всех задействовать! Никаких объяснений! Зае...ла эта вакханалия. Всё для боевых рот, а не наоборот. Поставили все с ног на голову.
     
      Умно. Наконец-то  здравый смысл начинает преобладать...
       
      Тоже "как в воду глядели"...
       
      Потом все собранное изо всех щелей "обер-чмо" бригады в течение нескольких дней пытались выловить и поставить в строй, каждый "свисток" прикрывается приказанием вышестоящего начальника. Дело доходило до Кабула и Ташкента. Бригада то окружного подчинения, а в Афгане оперативно переподчинялась Армии.
       
      Всё опять же заканчивалось рёвом комбрига.
       
      И это действо происходило на наших глазах: мы дембелей из батальона в бригаду привезли. Машины в парк не ставили - не было для нас там места, на БТРах сутки и проторчали. Пока документы оформляли, людей передавали. Бойцы наши молились:
     - Побыстрей бы из этого "дурдома".
       
      Смотрю на своих увольняемых, приехали в "мабуте". А сейчас переоделись, любо-дорого посмотреть, как будто бы и ребята совсем другие. Береты, погоны, аксельбанты, подшива до пупа. Награды. "Дембельский набор". Я обещание себе дал - всех своих по два-три раза к наградам представить. Выполнил.
     
     - Махметкулов, Эрик. Старшина - мать твоя десантщица. Ты ж Ашхабадскую учебку заканчивал. Откуда берет? Ты ж даже не знаешь, за что в парашюте дергать. Запаской не крестили, а туда же - "десантщик"!
       
      Стоит. Дуется. Медаль "За Отвагу" теребит:
     - Нуууу... Я ж полтора года в батальоне прослужил - НАШЕМ.
     
     - Ребята, берегитесь пересылок и патрулей, Ташкента и Москвы, держитесь вместе. Вместе - Вы непобедимы. На всю оставшуюся жизнь - берегите НАШЕ братство политое  кровью! Пока, братаны... В путь... Не поминайте лихом...
       
      Утром, после бригадного построения, распределение по боевым ротам.
      "Наших" для батальона, как стадо баранов, прямо с плаца, никуда не сворачивая, к нам в машины: в Бараках сами разберетесь.
      Это "доблестное воинство", да ещё пустые наливники и пару десятков грузовых из РМО мы повели на Бараки, а затем колонна ушла на Кабул.
      Никто даже предположить не мог что буквально через неделю, 1 июня, в районе Мухамедки чуть ли не половина этой колонны останется навечно ржаветь вдоль дороги...
  
     
     
     
  
      Александр:
     

БРИГАДНАЯ ОПЕРАЦИЯ.

     
      В мае 1983 года, в двадцатых числах, новый комбриг подполковник Чижиков, после Карпушкина, решил  провести операцию в районе Мухамедки, научить нас, как с "духами" воевать силами нашего батальона. КП свой в батальоне организовал. Начальником оперативной группы назначил замкомбрига подполковника Сухина, вот мужик мне нравился, мастер спорта по дзюдо, немногословный, сразу в нем сила мужская чувствовалась, и авторитет непререкаемый, правда только один этот раз и "работали" с ним вместе. После операции забрали его на повышение, то ли на полк, то ли на бригаду в Афгане, жалко только, что не к нам.
     
      Мы прилипли к забору, когда увидели бригадную колонну. Впереди два БТСа с минными тралами, потом три Урала с саперами и овчарками, потом разведрота, артиллерии не меряно, даже противотанковая батарея! Четвертый батальон (без двух рот), политотдел на БРДМ без пулеметов, но с "матюгальниками", вещевая служба для раздачи "дружескому народу" гуманитарной помощи в виде вещевого имущества (ботинки, сапоги, простыни, полотенца и т.д.), химиков зачем-то с собой привезли. А колонна тянется и тянется...
      Я так понял, из бригады всё выгребли. Все едут, на лицах ни улыбки, ни смеха... Парад на Красной площади, да и только. Комбат выбегает, докладывает. Смотрю, комбриг в каске, бронике, ПМ на боку, "лифчик", сумка полевая, весь обвешан, как новогодняя елка. Да, думаю, повоюем.
      У Толика Виноградова, однокашника по училищу, спрашиваю:
     -- Что, Вы всегда так выходите?
     -- Санек, мы еще "сарбозов" с собой не взяли. А строевые смотры - задрочили просто...
     -- Да, ребята, грустно с вами.
     
      Все управление бригады набросилось на наш батальон. Комбат с комбригом по расположению ходили, комбриг знакомился с батальоном, а замкомбат Костенко с начПО смотр проводили. Полдня в строю простояли, проверяли подготовку к выходу. Чистоту подворотничков, чистку обуви, строевые записки, смертные карточки... наизусть своих бойцов, да я и сейчас их всех помню; боевые листки, стрижку. Два раза откладывали, переносили время смотров. Потом совещание, подведение итогов смотра. Постановка задач на завтрашний день. Общие, комсомольские и партийные собрания, вплоть до маразма: "Обязуемся на операции взять столько-то духов, оружия и не потерять людей...."
      Короче цель была достигнута, люди заёбаны и готовы немедленно в бой, подальше от батальона.
      Утром, забрав с собой царандой и ХАД, эта  "банда батьки Махно" вышла к Мухамедке. Комбриг остался в батальоне, на связи с командующим, а операцию проводил подполковник Сухин.
      Моей задачей было после авиационного налета в семь утра, вместе с царандоевцами и сотрудниками ХАД, занять господствующую высоту с огромным домом около Чинусара, это напротив ущелья.
      Для чего? Сам не знаю, замысел операции до взводных не довели. А указали точку на карте вот и вся постановка задачи.
      Ждем.
      Шесть утра, реактивщики отработали, ствольная приступила к подавлению целей.
      Каких? Может разведка за ночь все разведала? Одни вопросы.
      Противотанковая батарея даже отработала ПТУРами. Смех один.
      Семь часов, полвосьмого, восемь. Авиации нет. Сухин берет на себя ответственность: "Всем группам приступить к выполнению задач".
      Я быстренько со взводом прошел километра три и занял крепость, правда афганцы по ходу все норовили в чужие дома ломиться. Хотя нигде ни души не было. Бойцы заняли позиции по кругу, афганцы "чой мехурем" стали пить, чепуху какую-то зеленую из баночек нам предлагать стали, на курином помете явно. У нас в таких баночках кнопки продают. А они эту гадость под язык... и тащатся.
      Где-то в районе десяти часов ястребок (МИГ-21) на бреющем прошел над нами. Наша крепость ориентир - лучше не придумаешь. Из-за горизонта еще два выскакивают и по... нам. Мазилы хреновы! Одна бомба метров сто от дувала, вторая "капелька" перед воротами. Взрыв один, второй. Пыль, вой. Ворота снесло. Царандоевцев как пылинки по двору раскидало. Крик, шум, гам, они руки к небу - аллаха на помощь призывают. Мои все живы и целы.
      Смотрю, самолеты парой еще на один боевой заходят. А первый нас НУРСами обрабатывать стал. Я на Сухина, он на комбрига, тот на командующего, тот на ЦУП, те на самолеты. МИГари с боевого отвернули, но мы уже приготовились к худшему.
     
      Сухин:
      - Все - авиация отработала, приступай к выполнению задачи.
     
      Я, естественно, расшаркался ножкой и ушел в "зеленку". Практически на операции результатов ноль. Все в горы слиняли.
      Мы вышли к дороге, а там из репродукторов музыка, "пропагандон" бригады местному населению продукты, шмотки раздает.
      Два царандоевца мимо пробегают с проводками. И в направлении КП бригады, откуда противотанкисты стреляли. Командир батареи капитан Юрченко у нас самый "боевой" был в бригаде, две "Красных Звезды" за два года в охранении получил, постоянно бригаду "спасал" от внезапных нападений "духов".
      Когда ПТУРы пускают, за ними проводок тянется на дальность пуска. Я к таджимону (переводчику):
     -- Чё эти дятлы со шнурком бегают?
     
      Перевод на полном серьезе. Как Задорнов говорит - только чур не смеяться:
     -- Они связь "духовскую" с Пешаваром нашли, а теперь по проводу идут и смотрят, куда она выведет.
     
      Когда три дня бригадной операции закончились, в батальоне все вздохнули полной грудью.
      Помилуй бог, поменьше таких "боевых".
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

СНОВА ЖГУТ НАЛИВНИКИ В МУХАМЕДКЕ...

     
      1 июня 1983 года.
     
      В соавторстве с ПАВЛОМ АНДРЕЕВЫМ.
      Глава написана под впечатлением и с использованием отрывков из рассказа ПАВЛА АНДРЕЕВА "ЧИРИК". Глава является лишь вольной реконструкцией событий. Я в тот день стоял в наряде по роте и на сопровождении не был. Описанное Павлом Андреевым происходило примерно там же, только годом позднее - 31 мая 1984 года. БТР N372 Чирика (Сергея Иванова), с установленным на нём вертолётным НУРСом, так же входил в состав седьмой роты. Слишком большая схожесть этих двух разных трагедий позволяет мне, с позволения Павла, совместить их в одном рассказе.
     
     
      - У меня было две возможности умереть - обе я упустил. Чего мне еще бояться в этой жизни? - Сергей открывает дембельский альбом и протягивает мне пожелтевший от времени листок, исписанный неразборчивым докторским почерком.
  - Что это?
  - Мой последний приговор: меня сожгли в БТРе - гранатомет, прямое попадание. Читай.
 
     
     
     
      В мире, где мы живем, предыдущие события являются причиной последующих. Время идет только в одну сторону. Чтобы осколок гранаты попал в голову человека, требуется, чтобы в одной и той же точке пространства и в одно и то же время оказались осколок и человек. Интервалы между положениями головы и осколка в пространстве и во времени в тот момент должны быть равны нулю. Заметьте: оба эти интервала должны быть равны именно нулю, потому что, в ином случае, ранения не произойдет! При этом интервал времени существует сам по себе, а интервал пространства сам по себе.
      Но взрыв швыряет человека в мир, где интервал между этими двумя событиями (взрывом и попаданием осколка в голову) дробится на составляющие - кроме пространства в него теперь входит время, умноженное на скорость света, причем со знаком "минус". При этом взаимодействуют два обстоятельства: во-первых - пространство и время, а во-вторых (это делал знак "минус") - предыдущие события начинают определять ход последующих. Теперь взрыв, как причина, для осколков имеет иное значение, чем для раненного ими человека.
      Интервал пространства становится равен нулю, а время нулю не равно - через мертвое неподвижное тело стремительно проносится непрерывный поток прожитых человеком мгновений. Прошлое, медленно уходя, уступает место будущему - смерти. Время растягивается, стремительно суживая пространство для затухающего сознания.
       Пустота. Ни звука, ни движения. Всепоглощающая, черная пустота. Тело словно висит в этом черном вакууме. Любое движение грозит потерей равновесия и падением в пустоту. Страха нет. Нет боли. Нет ощущения времени и пространства. Нет ничего, даже мыслей. Словно, внезапно проснувшись ночью, лежа в темноте, никак не можешь осознать, в каком положении находится твое тело.
     
     
     
      Первыми ранним утром тронулись сапёры на танке и второй взвод седьмой роты на трёх БТРах, за ними на расстоянии видимости, пошли машины восьмой роты. Их посты выстраивались ближе всего к батальону, не доезжая до ущелья Вагджан. Затем к воротам техпарка запылила и девятая. Проехав кишлак Суфла, Дубин зарядил пулемёт, вставил гранату в орудие, и только после этого взобрался на башню БМДэхи. Двигались довольно медленно - сапёры вели впереди свой поиск.
     
      Через какое-то время 386-я остановилась на обочине, обозначая собой пост, пятеро человек из десанта во главе с Хруновым цепочкой двинулась назад - к машине командира второго взвода Лесщишина: они вливались в его пешую группу. В это время мимо прошли машины минбатареи. Совсем недавно вместе с новыми БМДшками в батальон поступили четыре Самоходных Артиллерийских Установки НОНА и миномётчики сменили свои БТРД и обычные миномёты полкового калибра на них, чему были несказанно рады. Невдалеке от машины Дубина они съехали с дороги в укромную низину и, подняв хоботы пушек градусов на 70, встали там рядком по диагонали. Взвод АГС и артиллеристы были в нарядах по батальону, так что в случае чего вся ответственность за огневую поддержку сегодня ложилась на эти четыре самоходки и на два имевшихся в батальоне ГРАДа. А, вот ещё пара крокодилов пробарражировала в двадцати - тридцати метрах над дорогой в сторону Мухаммед Ага.
     
      Замыкающие колонну боевой техники три БТРа седьмой роты загудели мимо. На броне 372-го, среди других Дубин разглядел давнего знакомого по учебке - Чирика. Они особо не дружили никогда с Сергеем, да и общение между солдатами разных подразделений было довольно затруднено монотонной насыщенностью ежедневности: нарядами, сопровождениями, операциями и просто распорядком жизни и работ. Но Дубин на этот раз почему-то поднял руку и приветственно помахал Чирику. Тот в ответ снял панаму и, улыбнувшись, подмигнул.
      Наконец пропылил последний БТР и наступила относительная тишина. Теперь предстояло ждать колонну из Гардеза, которая была пока только где-то на полпути от перевала к батальону и потом встречать кабульскую колонну с горючим и боеприпасами для бригады.
     
     
     
      Скорость течения времени в обыденной жизни прямо пропорциональна длительности прожитого. У кого было время заниматься столь странными подсчетами? В сознании всплывают последние "кадры", запечатленные на видеопленке памяти. Мысленно монтируя их, каждый раз начинаешь с одного и того же момента.
      Взрыв управляемого фугаса с корнем вырывает правое колесо бронетранспортера вместе с редуктором. Звуковая волна на мгновение сметает звуки перестрелки. Возникает пауза - иллюзия тишины. Двигающийся по инерции восьмиметровый бронетранспортер разворачивает посреди дороги. Машина, клюнув носом, замирает в облаке дыма и пыли. Через мгновение стрельба возобновляется - водитель подбитого бронетранспортера с открытым переломом правой голени и трое бойцов, контуженных взрывом, продолжают отстреливаться.
         Афганец, прячась за валунами, почти вплотную подкрадывается к подбитой машине. Вставив похожую на булаву жонглера гранату в трубу РПГ, прижавшись спиной к камню, он несколько секунд ждет удобного момента для выстрела. Дождавшись небольшой паузы в перестрелке, он быстро приподнимает заряженный гранатомет на правое плечо и, развернувшись в сторону подбитой машины, стреляет, по привычке широко открывая рот.
        При ударе кумулятивной гранаты о броню сработал пьезовзрыватель. Его электрический импульс вызвал одновременную детонацию заряда по всей наружной поверхности полой сферы гранаты. Возникла детонационная волна, выбросившая по линии выстрела деформированную взрывом дюралевую облицовку кумулятивной полости. Образовался сходящийся со скоростью четыре километра в секунду поток расплавленного металла. При ударе струи в преграду давление в области контакта с броней достигло почти миллиона атмосфер.
         С внутренней стороны брони, от точки схождения расплавленного потока, вырос массивный пузырь, в который перешла большая часть массы расплавленной брони - с наружной стороны его выдавливала высокоскоростная кумулятивная струя. В месте соударения броня превратилась в сгусток металла, расплавленный до состояния жидкости. Ее механическая прочность уже не оказывала никакого влияния на глубину проникновения гранаты. В условиях, порожденных взрывом, эти параметры мало что значили, равно как и жизнь людей.
         Пузырь расплавленного металла лопнул, словно натертая до крови мозоль. Брызнул сноп раскаленных осколков, полилась кровь.
     
     
      Сноп раскаленных осколков, брызнувшая кровь, вдруг неожиданно всасываются назад, в раскаленный пузырь, вздувшийся на правом борту брони. Жидкий металл "пузыря", стремительно остывая,   мгновенно переходит из жидкого состояния в твердое. Восстановившая свои свойства броня отталкивает кумулятивную струю.
  Огненный чулок детонационной волны сворачивается вдоль линии выстрела в маленькую пластмассовую головку пьезовзрывателя.
  Из облака осколков деформированной взрывом дюралевой облицовки кумулятивной полости гранаты выстреливает молния  электрического разряда.
  Неяркая вспышка - и все осколки вдруг, изменив свое движение на обратное, собираются в точке взрыва,  воссоздавая первоначальный облик гранаты РПГ.
     
     
     
     
      Колонна пустых наливников наконец-то прошла мимо постов седьмой роты на север, на Кабул. На сей раз взвод Чирика был почему-то выдвинут за Мухамедку, в зону, где работу по сопровождению осуществляла пехота из Кабула. Чирик, оставив молодого за пулемётами, вылез из башни БТРа в салон и, через люк, на волю. Спрыгнул на асфальт размять ноги.
      С сопки позади едва видимыми точками спускаются пешие группы мотострелков.
     -- Эй, Колян, а ну кинь бинокль! - Чирик успел уже поприседать и изобразить зарядку руками.
     -- Лови, - Колян высунул голову из люка и бросил прибор.
     
      В бинокле группы пехоты были ГОРАЗДО ближе. Все солдаты были в касках и брониках. Они сходили цепочками к своим машинам.
     -- Слыш, Колян, во их имеют по полной! Глянь сам, как укомплектовали!
      Колян, в маскхалате на голое тело, с китайским нагрудником, в кроссовках, тоже спрыгнул уже наружу. Взял бинокль и зафиксировал на фигурках:
     -- Да я уже и раньше это видел, тоже мне, новость! Бедные пацаны! По мне каска как жопа на голове!
     -- Ладно, скоро домой двинем. У нас свои проблемы.
     
     
      Первые два взрыва и чёрный дым с севера заставил Чирика влететь в БТР и приникнуть к рации. Поначалу ничего кроме шумов и обрывков слов он не разобрал, только потом:
     -- Я Ордан, вызываю Маклая, Жана и Раму! Приём! - это их вызывал замкомбат Костенко, руководивший операцией.
     -- Я Ордан, вызываю Маклая, Жана и Раму! Приём!
     -- Я Маклай, приём! - Чирик судорожно нажал тумблер и выкрикнул свой позывной.
     -- Быстро двинулись спасать колонну! Там их мочат! Там им п...дец!!!
     -- Товарищ капитан, но там же кабульской пехоты хоть жопой ешь!
     -- Да им тоже п..дец! Выполнять, пацаны, надо спасать это уже... Своих всех собери! Я не могу остальные посты снимать, дорогу до батальона откроем, они нас потом с говном смешают. Давайте, огнём прикройте!
     -- А где Царандой хренов?
     -- Так, Чирик, ты кто - сержант? Там наших мочат по полной программе, я тебя за пререкания лично замочу, урод! Ты с кем разговоры разговариваешь? Вперёд без разговоров.
     -- Так точно! - комвзвод был в отпуске, замок лежал в госпитале и Чирик временно командовал взводом. Выдержав небольшую паузу, он прохрипел в рацию двум другим своим БТРам: "Все всё слышали?", - получив два утвердительных ответа, переключился на внутреннюю связь: "Ну, Колян, вперёд с песнями!" Бронетранспортёр дал задний ход. Вырулив на дорогу, он пристроился в хвост двух других, чьи посты были ещё севернее.
     
     
     
      Они отстреливаются, запертые в подорвавшемся БТРе. Брезентовый гильзосборник давно полон и валяется, брошенный где-то в ногах. Гильзы ПКТ, обжигая голые плечи, сыплются вниз, прямо на его колени. Пустые коробки боекомплекта валяются по всему салону. По поликам катаются вперемежку пулеметные и автоматные гильзы.
         Водила уже не стреляет. Выронив автомат, он навалился грудью на рулевое колесо, обхватив опущенными вниз руками кровоточащую голень. Никто уже не кричит друг на друга. Паника первых минут сменилась механическими перемещениями между бортами. Стрелять стараются одиночными, прицельно. Гильзы рикошетят от стен, но никто не отворачивается от них.
        Сквозь триплексы правого борта солнечные лучи выхватывают из сумрака удушающей пелены порохового дыма то темное пятно мокрого от пота хэбэ водителя, то кокетливо играют солнечными зайчиками на испачканном пороховой гарью лице молодого.
         Хлопок больно бьет по ушам. БТР качнулся, приняв на себя взрывную волну. Броня с правого борта лопается, осыпая их фейерверком раскаленных осколков. Кумулятивная граната влетает в салон и отрывает голову молодому. Не останавливаясь, огненный шар разрывает в клочья стрелявшего в бойницу противоположного борта ветерана-алтайца. Срикошетив, застревает в спине водителя.
         Продолжая стрелять из КПВТ, Чирик собирает своим голым телом все осколки, что мечутся между обоими бортами бронетранспортера. Черепно-мозговое ранение, словно контрольный выстрел, вычеркивает его из списка живущих. Яркая вспышка - последнее, что он успевает увидеть.
        
       

Чтобы быть мертвым для других - не обязательно умирать.

     
     
     
      Вот уже примерно тридцать минут в эфире творилось что-то невообразимое. Сквозь треск прорывались слова команд, мат криков, взрывы и стрельба. Весь в поту от напряжения Дубин не отрывался от прицела, до боли вглядываясь в зелёнку. Серёга подавленно молчал. Он тоже всё сидел за рычагами, в ожидании приказа идти на помощь. Но... замкомбат наоборот приказал только что восьмой и девятой ротам сидеть и не дёргаться.
      Вернувшиеся, было, к машинам пешие группы были посланы в ближние заросли прикрывать броню от гранатомётов. Минбатарея только что снялась с позиций и на максимально возможной скорости НОНЫ ушли к Муххамед Ага. Сразу было ясно, что отсюда они не могли преодолеть выстрелом расстояние до того места, где шёл бой, но сняли их только сейчас, видать, поняв, наконец, угрожающую чрезвычайность происходящего.
      Поначалу, если судить по переговорам в рации, Костенко послал на подмогу только один взвод из трёх БТРов. Два из них увязли в бою, третий, замыкающий, подорвался и вскоре замолчал. На котором из них был Чирик? То, что он был на одном из этих трёх, Дубин понял из переговоров. Оторвавшись от прицела, он вспомнил утреннюю улыбку Сергея. На душе стало совсем хреново.
      Когда из зелёнки вернулись пешие группы седьмой роты, ещё три БТРа, уже с пехотой отправились в бой.
      А мы могли только одно: сидеть и вслушиваться по рации в то, что там происходит... А там, похоже был конкретный АД. Наливники пылали уже все, мотострелки кабульского сопровождения находились не в лучшем, если не в худшем положении, чем наши солдаты и БТРы. Уже казалось, что этот бой не кончится никогда.
     
     
     
     
      Объявились куда-то пропавшие крокодилы. Наконец послышались залпы самоходок.
     
      Бой постепенно утих. Две пары восьмёрок из Гардеза проплыли над дорогой за нашими раненными и убитыми. Пострадавших и погибших мотострелков и водителей сгинувшей колонны, в Кабул увозили другие вертолёты.
       
     
     
      Уставший хирург, механически посмотрев на ручные часы, надетые на подставку для карандашей, начинает заполнять историю болезни - очередную главу своей будущей диссертации.
        "...Раненый поступил с осколочным проникающим ранением черепа. Тяжелые повреждения конечностей и головы сочетались с повреждениями головного мозга. Была острая опасность инфекционных осложнений, которые удалось локализовать в пределах дна раны, образованного поврежденной костью - что говорит о рикошетирующем характере ранения. В момент поступления раненного в ране находились костные, металлические осколки, волосы.
         Начальный период растянулся до пяти суток - раненый был ошибочно помещен в морг, и лишь спустя несколько часов после эвакуации был доставлен в реанимационное отделение со значительными изменениями в мозговой ране, которые непосредственно были связаны с некрозами, кровоизлиянием, нарушением ликворообращения и отеком. У раненного отмечается утрата сознания, рвота, нарушения дыхания и сердечной деятельности. Морфологически выявлена зона реактивного отека.
         Рана обрабатывалась послойно. Кость резецировалась до нормального края. Характер обработки применялся в соответствии с глубиной и обширностью раны. Было произведено удаление поврежденной кости. Посиневшие участки кости (кровоизлияние в диплоэ) резецировались. Удален детрит, инородные тела, лежащие неглубоко в мозговой ране. Был наложен глухой шов с установкой в мозговую рану приливно-отливного дренажа с выводом дренажей вне шва.
        Период ранних реакций и осложнений длится почти месяц. Уменьшился отек, регрессировали общемозговые симптомы, отторглись некротические ткани. Клиническая картина очаговых неврологических симптомов сформирована разрастанием глиальной ткани, инфекционными осложнениями. На сегодня, инфекционные осложнения постепенно удалось уменьшить.
         Проводимое лечение: промывание раны антибиотиками, первичный глухой шов, лечение повреждений мозга в соответствии с клинической формой: ушиб и сдавливание. При подозрении о наличии подооболочечной гематомы было произведено вскрытие и остановлено кровотечение в ране, обработана кожа вокруг раны, наложена давящая повязка, проводятся мероприятия направленные на восстановление витальных функций, затем проведено рентгеновское обследование и обработка костной раны. Сроки дальнейшего вмешательства определятся состоянием больного.
         Период ликвидации ранних осложнений с тенденцией к ограничению инфекционного очага оценочно продлится до 3-х месяцев..."
        Неожиданные крики дежурной медсестры и шум от упавшей капельницы заставляют хирурга прерваться. Что-то произошло в реанимационной палате. Вставая, он автоматически бросает взгляд на часы, снятые с раненого -
     

часы стоят.

     
     
     
     
  
      Александр:
     

СОПРОВОЖДЕНИЕ. 1 ИЮНЯ 1983 ГОДА.

     
   Операцию сопровождения проводил замкомбат капитан Костенко Ю.М. Первыми из батальона вышли саперы с Юркой Волиным и командиром  второго  взвода седьмой роты старшим лейтенантом Черневским Игорем. За ними колоннами двинулись восьмая и девятая  роты, и встали постами - восьмая ДШР до ущелья Вагджан, где подорвались артиллеристы и командир первого взвода седьмой роты лейтенант Зиновьев Леша в 1982 году, второго мая (вот от них действительно ничего не осталось, так только - фрагменты тел). Девятая ДШР после ущелья и до Мухамед-Ага-Вулусвали (такое название в картах). Минометчики на огневых позициях возле ущелья.
      Замкомбат с управлением встал постом в месте передачи колонн (в Мухамед-Ага), около поста царандоя.
      В батальон пошла команда от "Флейты" (позывной замкомбата):
     - Всё в порядке, дорога свободна. Посты готовы к встрече колонн. Ждем.
       
      Батальон замер в ожидании...
       
      Правда, дорога от Мухамедки до выхода в пустыню на Кабул, вне зоны нашей ответственности - не ахти. Череда дувалов и кишлачков, "зеленка" то подходит к дороге, то удаляется, Логар-река - голубой лентой, свои "загогулины" выписывает с обрывами да отмелями каменными.  Горы то подходят к дороге отвесными стенами и валунами, то отступают.
      Нашего "влияния" на ситуацию в этом районе - никакого.
      Не то, что у нас. Ни мы спокойно не спим - ни духам расслабиться не даем.
      Район этот контролировал, так сказать "паханом" был, выпускник Одесского общевойскового училища  и академии Фрунзе, бывший майор афганской армии Азиззулло. Не дали ему должность в их армии, которую он мечтал занять. Обиделся майор, и переметнулся к духам. А мы отдувайся, когда нас нашей же тактикой, да по рылу. Тут уж закрутишься, как уж на сковородке...
      Духи без зазрения совести с оружием  разгуливали, и начхать им на нашу "интернациональную" помощь. К дороге близко не подходили. Там "шурави" - они "безбашенные". Особенно эти, у которых рубашечки в полосочку, в тельниках. Что хочешь учудить могут, от них подальше.
      Оттуда из этих мест и первые наёмнички к нам пожаловали в Бараки, да и организация боевых действий у них получше стала, интереснее стало. Видна  наша военная "закваска". Не зря наша военная школа лучшая в мире...
      Была...
      "Жить стало веселей товарищи!", все эти данные от особистов и ГРУшников почерпнули.
       
      Из Гардеза колонна шла пустая, ее сопровождали БРДМы  первого батальона. Передача колонны произошла в нашем батальоне.
      Передали почту, документы. Не задерживаясь, продолжили движение.
      Возглавил её командир  седьмой роты капитан Детюк Н.Н.
      Наши шесть БТРов распределились по колонне, на БТРы замыкания к "Замку" (Саша Коняев) погрузили лейтенанта Сережу Антоненко с 2-мя расчетами "Подносов" и расчетом АГС. Без происшествий прошли до Мухамедки.
         Из Кабула навстречу шли две колонны: наливники и боеприпасы - наши ребята из бригадной РМО.
      Мухамедка - это граница зоны ответственности нашей бригады, а дальше зона мотострелков, там мы не имели права нести боевые потери. Но колонна была серьезная, и Юрий Михалыч приказал пройти саперам вместе с Черневским до конца "зеленки", где он и остановился с двумя БТРами, доложив, что у него всё в порядке.
     
      "Пехота" из Кабула шла спокойно, 8 БМП, а саперов совсем нет! Дела...
      Командир мотострелков, помню только - выпускник Алма-Атинского ВОКУ 1981 г., он с Саней Руденских (9ДШР) на посту встретился - пообнимались. У Саньки шлем был пробковый, из трофеев, за него Костенко на каждом построении Сашку "имел". Ну и, от греха подалее, подарил  он этот шлем тогда своему однокашнику.
      Вот этот командир мотострелков половину своей роты сопровождения пустил впереди колонны, а остальные боевые машины оставил в хвосте. Это и привело в тот день к таким страшным последствиям...
  
      После первого взрыва фугаса, в воздух подлетел КАМАЗ с топливом.
       
      Тут же выстрелы из гранатометов подбили ещё наливник, второй или третий в колонне, и они преградили всем путь, залив пылающим топливом  и воронку и дорогу и обочину, где отстреливались водители. То есть к месту передачи пришло 4 БМП и 2 КАМАЗа, а все остальные машины "духи" начали расстреливать одну за другой. "Пехота" колонне помочь не могла или не захотела.
      Когда мы подходили со своей колонной к Мухемедке, было видно уже 4 факела, черными дымами уходящими в небо. Все остановились и ждали указаний. Начался спор, кто должен идти на спасение колонны.
      Костенко:
     - Я и так задницу свою подставляю. Взвод на краю "зеленки" - узнают мне пи....ец!
     
      На что последовал ответ командира мотострелков:
     - Это Ваша колонна. Вот и ведите её от начала до конца. А я тут вообще не при делах, мне сказали на пару часов провести чьи-то машины и назад, мы вечером на боевые уходим. У меня и десанта нет, только экипажи, некоторые и без командиров.
       
      Прозвучал ещё взрыв и очередной факел взметнулся в небо. Стрельба то стихала, то возобновлялась с новой силой. А мы стояли в ожидании хоть какой-нибудь информации от колонны, но её не было. По связи минометчиков начали подтягивать, по "Ромашке" - воздух.
      Ещё взрыв...
      Ещё факел...
       
      Мы к замкомбату:
     - Ребят мочат на наших глазах! Вы чё?? ... Мы чё ждём??!
     
      Ротный, убедив Костенко разрешить идти на спасение ребят, на 3 БТРах ринулся на помощь, скрывшись за поворотом.  Буквально через считанные  секунды бой разгорелся с новой силой.
      Броней, скинув в кюветы подбитые КАМАЗы, он начал расчищать дорогу, но был сам ранен на первых минутах боя, не успел даже под броню спрятаться, на 370-м огнем снесло весь десант.  Его, других раненых и убитых водителей, загрузили на БТР и он, развернувшись, на всех парах ушел назад, к посту. За это время подожгли ещё пару машин с боеприпасами.
       
      К нам из-за поворота, вылетает этот БТР. На нем навалом лежали тела, боковые люки были открыты, из них посыпались раненные. Замкомбат вертушки уже дымами наводит - "восьмерки".
      Я к Шекуле Саше (водитель ротного):
     - Доложи спокойно, что и как там?
     - У водил патронов нет, когда мы выскочили, духи к ним уже подбегали. Мы с ходу - огонь, они в ответ, даже не прятались. Ротного сразу... Кто не успел под броню залезть - тоже. По дороге нельзя, наливники мешают - только по обочине. Там наши броники бой ведут. Ящики с брони водилам скинули (вдоль бортов у нас по 4-5 ящиков патронов привязаны всегда были и "НЗ" и дополнительная защита для десанта).
     - З71, 372 на связь, Сафрон (ЗКВ-1, у сержантов позывных не было), дорогой, доложи как там? Держись браток, сейчас поможем!
     
      А ответа не слышно в эфире - сплошная стрельба, мат и взрывы...
       
      Я к Костенко, он на вертушки раненых и убитых уже загрузил.
     - Товарищ капитан, там из офицеров никого. Я туда. Вы тут батальоном если чо... Хоп!
     - Хоп! Давай летёха...
     
      Получив разрешение, уже я пошел на помощь.
     
     - Всем под броню, реснички закрыть, огонь через бойницы правого борта. Бронежилеты и каски одеть...
       
      Исходишь всегда от противника, как на их месте поступил бы.
       Сбор, анализ информации - это хорошо. Но когда воочию видишь все сам, принятие решений происходит  мгновенно. 
       
      Заходим за поворот. Перед машиной столб огня. Наливник горит, за ним ещё и еще.
      Гранатометчик работает. Около машин никого. Все по кюветам. Сафрон грамотно БТРы расставил. За насыпью спрятался. Молдец, не дает духам голов поднять.
      Водилы по два. Один стрельбу ведет, другой магазины снаряжает. Порядок.
     - Сафрон, на дорогу. И по одной - две машины выводи из-под огня, водил прикрой бронёй. Антон - старший, оставайся здесь. Собери всех. Раненных и убитых на пост. Поставь задачи. Разверни "примуса", АГС - не давай головы поднять.
     
      Я дальше. Там посерёдке и в конце духи тоже колонну долбят.
      Метров триста прошел вдоль машин, еще поворот, там тоже "мочилово" не на шутку.
      Опять же - гранатомет. Пошли машины с боеприпасами. Две горят. К ним не подойти. В любой момент рванут.
      Ловко они силы распределили. Голову точно не поднимешь. Уже и конец колонны наблюдаю. Картина та же: тоже гранатометчик "со товарищами".
       
      Так.  Колонна на километра три растянулась.
         Идем по боевому. Скорость - километров десять, не больше. Ребята обстрелянные, понимают всё с полуслова:
     - 377, 379, 375. Правый борт - открыть бойницы. По вероятным целям - ОГОНЬ!  Левые боковые люки - ОТКРЫТЬ!
     
      Открываю свою бойницу. Смотрю в прицел. Опа. Пулеметчик.
      Скотина!!!  По моей бойнице. В глазах - зайчики. А позиция то у тебя хреноватенькая.
     
     - Соколов. Вправо двадцать. Пятьдесят. Пулеметчик - УНИЧТОЖИТЬ!
     
      Тук-тук-тук, та-та-та...
      Смотреть прям приятно на результаты своей учебы. Три выстрела - КПВТ, короткая - ПКТ.
      Один пулемёт остался, да калоши дымятся.
     - Молоток!!! Углы дувалов твои.
     
      Духи, почуяв кровь и запах "дичи", уже не хотели выпускать ее из своих рук. А тут на тебе, кто-то изо рта её вытаскивает. Приходится оскалиться и когти показать.
     - Командир ..., Саша...!!!!
     - Юрка! Ты...???
     
      Смотрю - плачет Скобленок ... Весь в копоти. Слезы по лицу размазывает.
     - А я думал нам кранты. Четыре патрона да две гранаты на всех...
     - Потом побазарим, не сейчас. "Будем живы, не помрём". Боеприпасы возьми, хватит на  всех.
     
      Черневскому:
     - Игорь, обходи пехоту. Бортами машины прикрой, выводи водил из под огня, мы здесь поможем, там РПГ - будь осторожен.
     - Понял.
     - Десант, левый борт - всем  "ЗЕМЛЯ"!
     
      Спешились.
      "Крокодилы" вдалеке прошли... без стрельбы.
     - "Флейта", я "Водник". Почему  "Воздух" уходит!!!
     - Я "Флейта". Счас Комарик (минбатарея) отработает, а ты потом "Воздух" наводи сам, они под траекторией не хотят работать и к боеприпасам близко подходить.
       
      Всё, писец: боеприпасы начали рваться. Бля... Да это ж ГРАДовские. Один ушёл, в сторону вертушек, за ним ещё, а в каждой "сигаре" более десяти килограмм ВВ... Вот духам подарки. Слава богу не снаряженные. Всех бы здесь похоронило.
      Дорога вся "мокрая" от топлива. Искра - и всем писец!
      Артиллерия отработала.
     - Пять минут готовность.
     - "Воздух", "Земле": работаем по следу ракетниц.
     - Антон, Игорёк. По команде ракетницы в сторону целей... Пуск!
     - "Воздух": работаем.
     
      Летуны. Умницы, где ж Вы раньше были? Вот так бы всё время!
     
     - Всей броне на дорогу. Всех водил по кабинам. Что нельзя - на "галстуки".
     - Пошли дорогие... Поехали!
     
      От Сереги Антоненко до моих БТРов всё зашевелилось. Задвигалось. Мы ощетинились.
     - Огонь всем - короткими.
     - 372-й, НУРСиками, НУРСиками поливай "зеленку". Вот молодец!
     
      Моя часть "ниточки" по одной по две, где на сцепке, где как...
      Пошло, пошло, поехало, наконец и БМП прошли.
      Всёёёёёёё!!!
     
      Тишина, аж в ушах звон.
     - Всем за насыпь, пополнить б/к. Доложить о потерях.
     - Приготовиться к встрече колонны.
     
      У меня только трёхсотые, около десяти (простите, ребята, хоть убейте, точно не помню, но действительно, где-то так).
      Время - ого-го!!!
      Три часа уже "работаем".
      Имейте совесть, господа правоверные. Отдыхать уже всем пора.
     - "Водник", я "Флейта". "Шура - Запускаю Берлагу", принимай.
     - Броня, всем на дорогу. Короткими - ОГОНЬ!
       
      Колонна на Кабул промчалась. БМП по боевому, "колеса" поджав хвосты. Быстренько-быстренько так исчезли в пыли за поворотом. Даже ручкой не помахали.
      Где их культуре обучали?
      Игорь Черневский подтянулся. Осмотрели местность, сожженную технику. Главное ничего не забыть. Зрелище, скажу вам, не для слабонервных.
      Утром ещё всё работало и живое...
      было...
      Да, "перышки" колонне пощипали основательно. Но её-то всё равно вести дальше надо, в Гардез.
     - Серега, ну-ка напоследок из всех стволов! Ага. Вот так... Калоши сегодня собирать не будем. Времени нет.
     - Всем по МЕСТАМ!!! Доложить о готовности. Я - в замыкающий.
     
      Всё - на броню и уходим.
      Я стоял на дороге возле БТРа, пропуская всю броннегруппу.
      Подбежали последние:   Волков - санинструктор,  сапер...
      Дикий вопль Соколова из башни:
     - ГРАНАТОМЕТ СПРАВА!!!
     
      Есть один маленький нюанс, когда у КПВТ заканчиваются патроны, стволы надо поднять вверх для перезарядки, вот на этом "духи" нас и подловили. Глазастые - подлюги.
      Мы на крик только успели оглянуться.
      В БТР гранатометчик не попал, но граната попала в антенну. Струя разделилась. Это спасло меня. Волков - ослеп. Сапер - перебит позвоночник. После я уже ничего не помню - очнулся уже в госпитале.
         Витя Осетров, мой замкомвзвод, после рассказал, что я, ничего не соображая, командовал выводом всей бронегруппы до поста царандоя, а затем без сознания меня последним, двадцать седьмым, загрузили в вертушку.
     
      Колонна дальше уже спокойно дошла до Гардеза.
     
     
     
     
     
   Александр:
     

ГОСПИТАЛЬ

     
      1 июня 1983 года  на вертушке нас доставили в центральный военный госпиталь в Кабуле, где-то в районе пяти вечера. Это была уже третья встреча с докторами за мое пребывание в Афгане. Первая была в январе 1982 года в Самарканде (желтуха), тогда еще инфекции в Кабуле не было, и всех отправляли в Союз. Затем в июне 1982 года после подрыва (17 числа, после первых Бараков) провалялся недельку в батальоне, и вот теперь 2-я хирургия.
      На второй день я очнулся, Детюк сидел рядом, обрадовался, когда я начал его понимать. Сознание ко мне пришло быстро, и врачи через неделю разрешили мне вставать. Рядом на койке был Володя Волков из пулеметного взвода, он остался без глаз, и у нашего сапера был перебит позвоночник. Это были последние наши потери на той колонне.
      Николаич рассказал, что хирургия в тот день не справлялась с потоком раненных после Мухамедки, и нас складывали перед входом в хирургию на асфальте, а потом уже сортировали. У Николаича было сквозное пулевое предплечья и задета кость, рана не заживала, и его через дней двадцать эвакуировали в Союз, больше, к сожалению, наши пути нигде не пересекались. Замена ему была в Брестскую бригаду. Я потерял восемь зубов, да еще контузия.
      Числа пятнадцатого из бригады в госпиталь приехали наши за спиртом и медикаментами, лейтенант, "двухгодичник" из медроты, он привез Николаичу "Красную Звезду", раскрутили мы его на литр спирта - надо было орден обмыть. Это потом мне начальник штаба бригады рассказал, что в бригаде "праздник" был, когда этот врач, заикаясь, боялся доложить, что не довез "по молодости" литр спирта. Обычно в бригаду "добиралась" половина месячной нормы спирта для медиков. Все остальное в дороге "усыхало": везде надо было проставляться.
      Мне знакомые девчонки из батальона охраны штаба армии навезли продуктов всяких, так что закуска была. Из Бараков, по связи, батальон поздравил ротного с наградой, пожелал нам скорейшего выздоровления, было приятно. С Николаичем собрали раненную десантуру и пошли отмечать на задний двор. Пошли - красиво сказано, кто на костылях, кто как мог, это правильнее. Караул там несли витебчане, поэтому, увидев на нас тельники, часовые сделали вид что ничего не происходит. Еще бы, самый младший там был прапорщик, да еще я в караул передал фрукты, поэтому от "шухера" врачей мы были ограждены. После, когда все "расползлись" по палатам, я зашел к Николаичу, он упал с койки на раненную руку, но ничего не чувствовал. Рядом с ним лежал вертолетчик, как сейчас помню, шов на ноге 67 см., пуля от "бура" - зашнурованный как футбольный мяч. В углу палаты на полу лежало два урода: один прапор без ступней - поехал продавать солдатские шмотки и подорвался на машине, а другой самострел. Отношение к ним было соответствующее не только у бойцов, но и у медперсонала.
      Мне из батальона передали скверное известие, что моего заменщика из Союза, ввиду моего отсутствия, назначили на другую должность в бригаде.
      -              Так что Санек, жди нового, а когда он будет.... Бригадная заявка в Армию, Армия в Ташкент, Ташкент в Москву, и пошла писать губерния!
     
      Сидишь на лавочке в госпитальной робе (почему-то всегда с короткими штанами), солнышко пригревает, проходит мимо высокий статный капитан,  "ПШ" с иголочки, отглаженный, на колодке две Звезды, в лайковых перчатках, провожаешь взглядом, завидуешь.
      Потом как током - а перчатки-то  зачем? Да у него же рук нет!!! Доходит после. Девчонки гладили, мы мужики так не умеем.
      Шаркаем по палатам с Николаичем, своих ищем, вот Волков, голова вся в бинтах: 
     -- Товарищ капитан, товарищ лейтенант! Ничего не вижу, что со мной?
     -- Ничего, сынок, все нормально: снимут повязки, и новыми глазами свет увидишь.
     
       А у самих комок к горлу. Наших восемь в том бою раненных, все остальные - из колонны.
      Почему наших? Там все наши были, чужих не было.
      Лежит боец - пулевое в живот, от солнечного до паха шов. Живот раздулся, не может в туалет сходить, все внизу закуксовалось, слезы от боли на глазах. Сестричка молоденькая, только из Союза, тыкает ему какую-то хреновину в зад, попасть с первого раза не может. Николаич:
     -- Ну-ка  "снайпер", я вместо тебя попробую, у него-же одна дырка, а не две как у тебя.
     
      Та красная убежала. Пробил. Тут же струя в него, а живот на глазах сдулся. Полегчало. Я Николаича на перевязку,  бинты загаженные менять.
      Кто во время Афгана не был в военных госпиталях, тот никогда не оценит стоимости крови и человеческих страданий. Цифры потерь убитыми и раненными, о которых я читал в учебниках, приобрели новое значение с того момента, когда я сам попал в госпиталь. В батальоне, при выполнении боевых задач, совсем про это забываешь...
     
     
     
     

***

      В декабре 1982 года нам предложили записаться в военные округа, в которые мы хотели бы замениться после Афгана. Я записался в Одесский, поближе к дому, в Николаевскую ДШБр, а подтверждение пришло на Забайкальский округ в Магочу.
      ЗабВО - Забудь Вернуться Обратно. И еще четверым ребятам из бригады подобное подтверждение пришло.
      Будучи в бригаде, я  с Глебом Юрченко (тогда он был зам.ком. разведроты) написали рапорта на имя командующего Туркестанским округом - генерал-полковнику Максимову, что в связи с невыполнением заявки на замену, мы остаемся в Афгане до ее удовлетворения. Ответ от него не заставил долго ждать:
      -              Свой интернациональный долг Вы выполнили, а поедете, туда "куда партия и правительство прикажет".
       
      Чтобы не обидно было, за время госпитализации отправили мои документы на ротного.
      До конца июня я совсем оправился. По выписке мне дали "десять суток отпуска при части - правда, никто не знал, как в Афгане проводится такой отпуск. Я решил эту проблему сам - в штабе тыла было пару женских модулей. А "холостяков-штурмовиков" по пальцам посчитать.
      Когда летел в Гардез на МИ-6, он вёз говяжьи туши в бригаду, прапорщик-вертолетчик пришвартовал их как-то странно, я этому не придал значения, а зря.
      Только взлетели, без предварительного зависания, летчики на вертушке начали выделывать фигуры "высшего пилотажа", то борт вправо кинут, то влево, то вниз - в штопор, то вверх, то пулемет начинал тарахтеть, так летели минут пятьдесят. Туши сорвались и разлетелись по всему салону, я с ними работал как с боксерскими грушами, чтоб не придавили.
      Сели, я пошел "поблагодарить" за полет в кабину, открываю - а там разговаривать не с кем. Мертвое царство, да бидон браги пустой, все спят непробудным сном.
      Нас учили - где начинается авиация, там заканчивается порядок. "Сталинские соколы" мать их так.
      Вспомнил как МИГарь меня в мае "отработал", две бомбы скинул - не попал в дувал где я с группой находился - мазила, а третью ему не дали скинуть, с ЦУПа (центр управления полетами) предупредили, что если третью скинешь, то до базы не долетишь, завалит десантура.
      Не рискнул.
     
      10 июля, я стоял на докладе у НШ бригады майора Масливца, мы с ним самыми "старыми" в части стали, замена шла полным ходом, и в бригаде знакомых остались единицы. Он вызывает "строевика" и при мне делает запись в личном деле о ранении. Каждый год в церкви я ему свечу ставлю, любил он меня Постоянно, в течение всех двух лет интересовался моими успехами, документы на ротного - это его заслуга. Погиб он вместе с Сашей Гусевым (командир роты первого батальона) на фугасе. Возле Алихейля. Саша у нас в 9 ДШР в 1982 году взводным был. В моей памяти пухленьким весельчаком так и остался.
     
      Прилетел я в батальон, принял роту, за время отсутствия поменялись практически все ребята, остались только Серега Антоненко (минвзвод), Черневский (2 взвод), да замполит Дим Димыч. Комбат вызвал к себе. Побеседовали с ним о жизни дальнейшей.
     -- Степаныч (это ко мне), когда твоя замена будет сказать сложно, а молодежь пришла (офицеры) - надо обкатывать, потери пошли по молодости (это не по возрасту, а по пребыванию в Афгане), ты все вокруг знаешь, местность всю на пузе испахал. Надо работать.
     
      Работал: июль, август, сентябрь - уже больше двух лет вышло. В бригаде тоже потери пошли, НШ в августе не стало, Саши Гусева...
     
      Что-то во мне обломалось, не было того запала. Теперь я начал понимать тех ребят, которых меняли мы. Снисходительная улыбка, да сожаление на лице. Возраст один и тот же, а вот глаза... седина на висках... Уже не радовало звание - старлей, полученное в августе, письма от родителей и любимой девушки. Наверное, страшила встреча с новой жизнью, жизнью в Союзе, от которой за два  года я совершенно отвык. На ум приходили старцы из "Белого солнца пустыни", безучастно взирающие на все происходящее. Мы непонятные, неудобные стали. Сверстники и однокашники не понимали - а им этого и не надо было. Я всю жизнь воспитывался в семье военных - так даже отец меня не мог понять, он войны не видел, а когда начнешь вспоминать, перед тобой стена непонимания.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

CINEMA

     
     -- Вон дувал - метрах в пятидесяти от дороги. Он явно пустой, но проверьте. И останетесь там секретом. Из него дорога видна, как пройдёт колонна, немедленно возвращайтесь - ротный объяснил Дубину задачу. - Всё. Исполнять.
     -- Есть!
     
      Мобилизованные в секрет трое солдат третьего взвода восьмой роты с трёх машин: Дубин, Мазыкин и Левин отправились к дувалу. Посты, в виде БМД вдоль дороги были расставлены, пешие группы отправились в зелёнку. Контио явно перестраховывался, но, на то он и командир роты.
     
      Шли цепью, хотя, какая цепь из трёх человек, изображение одно. Левин первым заглянул в проём двери, двери, собственно, не было, один проём. Темно. Тихо. Заскочили вместе, друг за другом. Запустение. Прошли первый этаж, поднялись на второй. Никого. Дом был заброшен. И уже давно.
     
      Обосновались на крыше, и обзор во все стороны, да и с неба не капает - только палит солнце. А, вот и башня удобная.
     
      Всё тихо. Позади, на дороге виднеется 386-я, машина Дубина, с которой сняли его после желтухи, но на которой он через раз всё равно выезжал на сопровождение наводчиком - насобачился стрелять ещё в Гайжунае, а это ценили, таки, хоть и мало там давали это делать, в учебке, здесь отточил мастерство. Впереди, за речкой Логар всё скрывали деревья - лето, зелёнка...
     
      Устроились удобно - в башне на крыше. Есть четыре окна - бойницы, Мазыкин занял позицию у того, что выходит на зелёнку. Дубин наблюдал за дорогой, Левин стал забивать косяк.
     
      Курнули.
     
      Теперь Дубин выбрал себе окно Мазыкина. Остальных, двоих, совсем прибило, что-то. В принципе он и один пока мог быть караульным, тем более что в кайф - проснулся интерес, прикольно было всё кругом: листья шевелились, птички щебетали...
     
      Дубин разглядывал противоположный берег Логара, когда на него вышел бабай. С посохом. Ах, пророк ты, библейский - Дубин взял его на мушку. Хотя, не правда - не пристрелянный АКМ никак не позволял ему этого сделать. Бабай, опёршись на посох, стал высматривать, что происходит на дороге. Он наклонялся в пояс, вытягивался в струнку, вставая на цыпочки, наклонялся то вправо, то влево.
      Послышался шум двигателей - пошла колонна. Дубин всё наблюдал этот цирк, и, возникшее поначалу желание пристрелить придурка отошло. Да, и не было желания стрелять, да и нельзя - СЕКРЕТ! Он тихо ржал над духом. Вот клоун!
     
     -- Эй, колонна уже пошла, а сюда приколитесь! - Дубин окликнул товарищей. Пока те поднимались, бабай чего-то подумал, и, развернувшись, скрылся под деревьями.
     -- Ну, чё там? - Мазыкин зевнул.
     -- Ай, пропустили всё. Клоун тут один с пантомимой выступал. Ладно, пора уходить. - Дубин вынул автомат из окна и направился к ступенькам.
     
     
      Машины сопровождения уже построились в колонну, ждали только пешеходов. Дубин, один, сидел в десанте 386-й, наводчиком на сей раз, поехал сержант Боровский.
     
      И тут Дубин увидел вдалеке перебегавших цепью смутных людей. Ни секунды даже не подумав, он вскинул автомат и дал три коротких очереди в их сторону. Тут же из люка вылезла голова сержанта:
     -- Ты что, совсем оху... Это же наши!!! Наши!!! Ну, блин, если кого закосил, лично зашибу!
     -- Не. Я брал выше (Это у тебя, козёл, рация, предупреждать надо!). - Дубин, оправдавшись, поблагодарил судьбу за не пристрелянный автомат. Брал то он как раз точно в три ближних фигуры метил, автомат брал выше. Он даже увидел, как посыпались ветки с дерева над головами. Теперь он уже и сам явно разглядел, что это были свои. Вот, идиот! И тот, в башне, тоже!
     
      Группа начала яростно отстреливаться, поливая зелёнку из автоматов, командир, лейтенант Лещишин не жалея стал расстреливать гранаты из подствольника, БМДшки тоже внесли свою лепту в шухер. Дубин же опустил автомат. Да нет там никого. Чуть своих не закосил. Идиот!
     
      Прибежала обстрелянная им группа. Все перевозбуждены, видать достал своими очередями чуть не каждого:
      - Офигеть! Прямо над головами ветки посекло! - Дубин и сам это видел. Удивили. Прикинулся шлангом - морду состроил удивлённую, Боровский тоже промолчал.
     
     
      На подъезде к расположению батальона поступил приказ разрядить оружие. Заклацали затворы. Дубин поставил автомат на броню, между ног, вынул магазин, передёрнул затвор тоже, но, не до конца.
     
      Пуля из своего автомата чуть не обожгла нос. Ещё пару сантиметров - и прямо в подбородок. Дубин затряс головой, сидевшие рядом отпрянули.
     
     -- Что за выстрел? - Сам комбат поинтересовался в рации.
     -- Да, мудак тут один, патрон забыл вынуть! - ответил Лещишин. Сидевший на башне Боровский оглянулся, и выругался по полной. Дубин спрятал лицо в коленях:
     -- Блин, вот эти наркотики, извольте. Чуть других не поубивал, и себя ещё мог. Бросаю. На войне, по крайней мере. Лишнее.
     
     
      Колонна съехала на обочину, пропуская сопровождение вперёд. Под сопкой стояли и БРДМки первого батальона бригады. БМДшки задержались у КПП на пятнадцать минут, офицеры вернулись с инструктажа, и восьмая рота двинулась дальше, обеспечивать сопровождение к Гардезу до конца баракинской зелёнки. Девятая вернулась в тех. парк - массовость тоже мешает порой.
     
      Встали постами. Здесь пеших групп никто не пускал, а по разведданным, внезапно всплывшим - засада ждёт. Вот усиление и пошло. Стоим. С промежутками в визуальной видимости между машинами.
     
     
      КИНО:
      С тылу, с лысых сопок, ударили гранатомёты, шесть машин были сожжены с экипажами сразу, десант, частично ползал, облитый кровью рядом, частично скатывался в придорожные канавы. Остальные четыре машины развернули башни и немедленно накрыли вражеские укрытия. Тогда, с противоположной стороны, со стороны зелёнки ударила безоткатка. Ударили миномёты, РСы, оказавшиеся в засаде бойцы пытались вызвать подмогу, но, все рации были разбиты. Отряды моджахедов стали подходить из зелёнки и зверски добивать раненных. Восьмая рота осталась лежать вся. Машины дымились. Духи танцевали на трупах ш у р а в и.
     
     
      И так бывало.
     
     
     
     
      Дубин вдруг очнулся от мультика - все и стреляли в эту самую зелёнку. Он спрыгнул на асфальт, и, из-за спин товарищей, не протиснуться между стрелявшими, стал изображать из себя миномёт, паля поверх голов своих. Из колонны сзади, из-за бронежилетов на дверях УРАЛов, тоже неслись короткие и длинные очереди.
     
      Засада ждала. Но, увидев...
      Отошли. Не напали.
     
      Теперь, какая падла косяк задвинет на войне, убью!
     
     
      Не зарекайся.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

КАРАУЛ

     
      Развод скрылся в темноте. Дубин остался на посту в тех. парке. На этот раз караул обещал быть наполненным событиями, потому что стояла глубокая ночь -- время охоты. Колонна с продуктами, которая должна была проследовать в Гардез, подъехала к батальону уже в сумерках, и, не рискуя ехать на ночь глядя, была оставлена в расположении. Силуэты КАМАЗов вырисовывались невдалеке. Они стояли в зоне действия его, и соседнего поста у ворот, заполняя собой большую часть парка.
      Такая халява на долю восьмой роты выпала впервые: ночует колонна с продуктами, а она в карауле. Подобные случаи вообще были редки, чтобы машины не прошли за день расстояние от Кабула до Гардеза. В этот раз, нападения начались еще не доезжая до Мухаммед Ага, в зоне ответственности сопровождения из Полтинника. Наши тоже не смогли принять колонну вовремя: саперы натыкались на мины чуть ли не на каждом шагу. В итоге седьмая рота добралась до места передачи с опозданием на три часа, и, пришлось ждать еще час, пока возле сопки, на полпути от Мухаммед Ага до батальона, шёл бой -- духи атаковали две пешие группы девятой роты и обстреляли БТРД взвода АГС.
     
      Водители ночевали в машинах, но это не представляло собой большого препятствия. Скоро от караулки пришли три "штурмовые группы" -- молодые по двое, у одного в руках была лестница. Караульный должен был следить, чтобы не появился никто посторонний, не из их наряда, и чтобы добыча распределялась по возможности справедливо между взводами. Дубин открыл задние люки своей, и по одной БМД каждого взвода (их специально оставили незапертыми). Машины стали заполняться мешками с луком и картошкой, коробками с тушёнкой и рыбными консервами. В азарте, он и сам забрался по лестнице на один тентованный КАМАЗ, проделал ножом дыру, и, нащупав внутри какие-то банки, стал их вытягивать по одной, складывая за ворот бушлата. Продолжалось это не долго: засунув в очередной раз руку, он схватил новую банку, но внутри кто-то задержал его за запястье. Дубин рванулся, и, едва не рухнув со ступеньки, сумел высвободиться, не выпустив трофей. Внутри, водитель-чурка приглушённо выругался по-своему и замолк. Это маленькое происшествие охладило пыл, и заставило вспомнить что он, как-никак на посту.
      Молодые продолжили промысел, когда класть продукты стало некуда, они закрыли все люки и растворились в темноте.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

МИШЕЛЬ

     
      Вечное солнце стояло в зените. Было даже не жарко, было как на сковороде. После вчерашней войны всё оружие нуждалось в чистке. Дубин снял х/б, и в одних трусах залез на стену тех.парка с пулеметом. Пулемет был весь черный. И снаружи чёрный, какой он и был, и внутри, что было очень плохо. Дубин подумал, что очистить это невозможно простому человеку, плюнул на тряпку и стал насвистывать Мишель.
     
      Ай лов ю, ай лов ю, ай лов ю
      Ай нид ю.
      Ай лов ю!
     
      Мишель, май бэл! Май Мишель!
      Май Мишель!
     
      Битлз и Дип Папл!
      Лед Зеппелин!
      Мать вашу!
     
      Кто этот мудрый человек, который послал меня сюда?
      Дубин налил масло и опустил в него тряпку.
     
      Невдалеке что-то просвистело. Не просвистело - как пружина распрямилась - звук.
     
      Глюки. Надо бросать травку.
     
      Дубин обернулся на долину за спиной и вспомнил караул три дня назад. Именно на этом месте он стоял на посту, когда внезапно была объявлена тревога, и батальон был построен на плацу. Что там говорил комбат, он не слышал. Только потом два бравых офицера вышли наружу, и стали зачем то изображать прочесывание местности. Они грозно двигали автоматами и шли слева направо. Прошли метров сто пятьдесят и вернулись.
      Уроды.
     
      Один из офицеров был командиром минометного взвода восьмой роты. Уже прошла почти неделя после того, как этот гусар, напившись Андроповки, разгулялся. Весь батальон ушёл в столовую смотреть "Чапаева". В столовой раз в неделю был кинотеатр. Из Гардеза привозили свежие фильмы.
     
      Что-то просвистело поближе.
     
      Глюки, блин.
     
      Мишель, май бел!
     
      Дубин стоял на тумбочке - был дневальным. С другого конца казармы взошла, шатаясь, фигура. Фигура подошла к дневальному минометчиков, о чем-то с ним поговорила и ебнула по челюсти. Дневальный минометчиков упал, и больше не шевелился.
      Фигура, шатаясь, подошла к дневальному саперов. О чем-то с ним поговорила, и ебнула по челюсти. Дневальный саперов упал, и больше не шевелился.
      Фигура, шатаясь, подошла к дневальному связистов.
      Потом, фигура двинулась к дневальному девятой роты. Тот стоял обречёно. Дубин подумал, что этого козла можно и застрелить, и даже передернул затвор автомата. Но, нахрен он нужен, урод? Не дожидаясь падения четвертого дневального, Дубин вышел в темноту на улицу.
      Думал закурить, но передумал.
     
     
     
     -- ДНЕВАЛЬНЫЙ!!!
     -- ДНЕВАЛЬНЫЙ!!!
     -- ДНЕВАЛЬНЫЙ!!!
     -- Мать твою, ДНЕВАЛЬНЫЙ!!! Мразь убогая!!! Ко мне!!!
      Урод, шатаясь, взывал во тьму. Дубин даже прикололся, глядя на урода. Он орал прямо в небо, дикая тварь. Вот офицер десантный. Ба, да это ж Баранов, наш командир миномётного взвода!
      В одиночку пьет.
      Где таких делают?
      В Рязани.
     
      Наутро четверых изувеченных в госпиталь увозили вертушки. Командир минометного взвода на утреннем разводе едва стоял. Изувеченные пацаны ничего не сказали, кто их избил. Может, они были довольны уехать? Не знаю.
     
     
      Что-то просвистело поближе.
     
      Глюки, блин. Откуда, главное?
     
      Мишель, май бел!
     
      Пулемет уже почти блестел. Изнутри.
     
      Искали два урода, как потом он узнал, сбежавшего молодого из Артбатареи. Его ночью дембеля избили, а он утром убежал. Убежал к духам. Узбек, что ли был? Да нет, русский.
      Мозги батальону комбат промывал по этому поводу.
      Примерно через полгода замполит раскололся: этого парня через Красный Крест из Пакистана, куда он попал, переправили в Москву, и он дослуживал где то в Подмосковье свой срок.
      Даже не судили за дезертирство.
     
      Что-то просвистело поближе.
     
      Глюки, блин. Всё. Больше чарс курить не буду. А то после желтухи и печень отваливается.
     
      Ствол пулемета был уже почти в идеальном состоянии.
     
     
      А дней десять назад. А дней десять назад фотографироваться пошли. В карауле была минбатарея, и они с автоматиками фотографироваться пошли. Стоят, фотографируются. И вдвоем, и втроем, и вшестером. Впятером стали в позу. С нашим парнем. Он сверху, втроем, двое снизу, присели. Армянин из Баку, его Бог что ль бережет, и подрывался, и ранен дважды, и вот опять: рядом с фотографом стоял один дембель с автоматом АКСУ. Что на него нашло: он передёрнул затвор, и сказал: "Снимаю!"
      Одиночным сфотографировал. Пуля вошла армянину в плечо и потом в ногу нашему парню. Армянину сквозная, пустяк, а нашему парню разворотило всю ногу. Не стало ноги.
     
      Жалко парня.
     
      Парень из нашего взвода, из молодых. Несли на носилках, он метался в бреду.
      Жалко парня.
     
      Дубин посмотрел в ствол своего ПКТ, и решил, что нормально. Пора чистить пушку. Тут прожужжало совсем рядом.
     
      Блин, так это ж пули свистят!
      Дубин как был, свалился на землю. Ударился больно.
      Это ж меня снайпер из Бура.
     
      Во, блин, расслабился.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

МИНОМЁТЧИКИ

     
      В июле 1983 года начали перевооружать минометную батарею. За техникой уехали офицеры-артиллеристы из Гардеза, от нас - Толя Береговой СОБ  батареи (старший офицер на батарее). В Термезе получили 18 новеньких НОН (новое оружие наземной артиллерии на базе БТРД) для всех минометных батарей бригады. До Кабула колонна шла вообще без происшествий, а вот выйдя из столицы, началось. Одновременно с НОНАми шла бригадная РМО из Пули-Хумри с имуществом для бригады. После крепости, где находился полк витебчан (уже не помню номер), вдоль дороги стояли кишлаки, террасами они располагались на очень крутых склонах гор. Когда мы гоняли колонны до Кабула, а это было обычно раз-два в месяц, пару БТРов мы выставляли сами в метрах 50-100 от селения для визуального наблюдения, угол подъема пулеметов не позволял вести стрельбу выше, а с этих террас свободно любую колонну можно было закидать гранатами. Но там никогда при мне обстрелов не было, видимо близость витебчан давала результаты.
      Пройдя этот участок местности начинается пустыня, как на картинках, вдалеке идут караваны верблюдов, пасутся отары овец и баранов, благодать, через километров 35 начинается "наша зеленка", речка Логар петляет вдоль "нашей дороги", то подходя к ней вплотную, то удаляясь до 400-500 метров. И это на протяжении пятидесяти километров, захватывая участок полтора километра после нашего батальона в сторону Гардеза. Наша рота на этот раз выделила только пару БТРов: старшим был лейтенант Валера Перхайло с саперами и прапорщик Саша Коняев. Рота стояла в наряде, я был дежурным по батальону, девятка и восьмерка блокпостами стали до Мухамедки. Результаты той проводки: раненный лейтенант Перхайло (взрывом от гранаты РПГ рассекло лицо и шлемафон, спасли ветки деревьев, задев за которые, граната сработала перед Валеркиным лицом), да в колонне четыре подрыва - всё НОНы. Двухсотых не было, только контуженные То есть из шести положенных, наш батальон получил только четыре новые машины, а все подбитые оставили у нас на огневых позициях за казармой девятой и восьмой роты. Минометы БМ-120 мм. также оставили в батарее, получилось два комплекта, но они были так раздолбаны за четыре года, с такими люфтами, что годились только на металлолом.
     
      До этого к нам как-то в роту "на брагульку" Серега Комаров заходил (командир нашей батареи, выпускник Коломенского арт. училища, это в нем готовили артиллеристов для ВДВ). Когда "разговелись" с ротным и офицерами, пошли разговоры.
      Николаич спрашивает:
     -- Серега, у тебя волос на голове и так нет, а чегой-то оне дыбиком стоят?
     -- А вы знаете, ребята, что сегодня ночью, при обстреле, нашего батальона могло уже и не быть?
      У всех недоуменные взгляды.
      Оказывается, при беглом огне, из-за канонады, его бойцы не заметили  и не услышали как две мины в один ствол опустили. Механизмы, предотвращающие двойное заряжание, в каптерке, на обслуживании, а рядом весь б/к мин. батареи, а за забором б/к арт. батареи...
     -- Ну, ты, Комарик, даешь!!!
     
      За это тоже надо выпить, и так до победного конца, до дна 50-ти литрового бачка. Нашу бригаду в шутку называли 56-литровой Гардезской...
      В батальоне четко знали: сегодня "брагулька" в семерке, завтра в батарее, послезавтра в восьмерке, и  "косяки" офицеров из других рот вытягивались в эти подразделения. Сначала чинно - благородно разговоры разговаривали, потом по кружечке, затем еще ..., потом с воспитанием к бойцам, правда, у нас в роте железный закон был - выпил - спать; сами с офицерами своими разбирались вплоть до зуботычин, я так разговаривал с Сашкой Козловым и с Черневским, они любители-воспитатели были, после - пару дней на разводы в очках выходили - я был секретарем парторганизации батальона, по тем временам  "авторитет".
      Однажды дело дошло до стрельбы: Валера Ларионов (командир арт. батареи) и мой ротный поспорили, чей бронежилет лучше. Ротный взял мой титановый броник, я его в роте спецназа кабульской на саблю бабайскую выменял, а Валера наш батальонный чехословацкий надел. Это ж надо было так нажраться, чтобы друг в друга стрелять из ПМ! Дуэль устроили, аристократы хреновы. После выстрелов сразу отрезвели, получив по огромному синяку на всю грудь. Потом только додумались на забор их повесить и со стрелкового оружия по ним пулять. В моём пробоин не было, в чехословацком пробивало переднюю стенку и пуля гуляла внутри.
       
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

СБОР УРОЖАЯ.

     
      Пишу тебе, что жив - здоров, а больше, в принципе, и нечего писать. Все по старому, и нового ничего не намечается. Пишу, что стараюсь писать побольше, но из этого ровным счетом ничего не получается. Ну что тут попишешь, если буквально все повторяется изо дня в день. Ну, разве что, то, что пришла пора сбора урожая, и мы в полный рост едим молодую картошку, яблоки, груши, скоро пойдет виноград, и проч., проч., проч. Так, что накушаемся вволю.
     
     
     
      Найденное в сумерках укрытие оказалось арыком, по дну которого струился слабенький ручеёк. Скоро вся одежда набухла от утренней росы, стало совсем холодно и совсем неуютно. Дубин с Мазыкиным, посланные в охранение, лежали на опушке рощи, в которой скрывалась рота перед тем, как по команде замкомбата войти в кишлак Алози, намеченное для прочески.
     
      Из расположения вышли часа четыре назад, глубокой ночью, в пешем строю. Три роты, двигались двумя колоннами по одному человеку вдоль обеих обочин дороги. По ходу к ним присоединились местные ХАДовцы в полном составе -- примерно двадцать пять молодых парней в штатском, вооруженные китайскими АКМами. Чтобы сохранить секретность и порядок, царандой на этот раз привлечён не был. Вдоль дороги были разбросаны немногочисленные дома, где-то жили, где-то окна светились слабым, умиротворяющим светом. Прошли километров 15, свернули влево, после чего роты разделились, чтобы войти в селения с трех сторон. Лето подходило к концу, в провинции полным ходом шла уборка урожая и духи, большей частью бывшие местными крестьянами, возвратились на время по домам. Операция на самом деле носила характер большой облавы на мужчин в кишлаках Алози, Насар и Кулангар.
      Пока все занимали исходные позиции, прошло более часа. Уже совсем рассвело, когда из рощи послышались истошные крики. "Рафик! Рафик!!!", -- кто-то по афгански объяснял, что он друг, и просил не убивать. Казалось, что одинокий, с тоской и ужасом, голос в мертвой тишине разносится по всей Земле. В опустившемся утреннем тумане, с этим воплем, заполнившим пространство, реальность вдруг потеряла свои черты. Дубин с Мазыкиным переглянулись в полном недоумении и страхе. Тут раздался другой крик, крик отвращения и ужаса. На этот раз голос принадлежал замполиту роты. Два коротких выстрела прекратили шум, но тайна нашего прихода была уже раскрыта. Справа пошла какая-то цепь, Дубин на всякий случай прицелился, но разглядел, что это были свои. В роще тоже зашевелились. Группы стали веером выдвигаться вперед. Они нашли свою, и бегом догнали ее у первого дувала.
      Отовсюду неспешно нарастал шум стрельбы. За стенами, по канавам и арыкам батальон втягивался в кишлак. Дома стояли довольно редко, приходилось часто преодолевать открытые участки, простреливаемые насквозь. Хотя ответный огонь нельзя было назвать интенсивным, но то, что он велся буквально отовсюду, заставляло двигаться медленно и осторожно, где-то ползком, в основном мелкими перебежками пригнувшись. Группы действовали попарно: одна врывалась в дувал, в то время как другая блокировала все подходы к нему. Практически везде было пусто, лишь в редких домах заставали женщин и детей. Проверив помещения, солдаты занимали временную оборону на верхних этажах и на крышах до подхода шедших сзади отрядов. Подоспевшие группы двигались дальше вперед, где повторяли те же действия. Так, медленно и основательно, без потерь прошли до конца кишлака. Кое-где, в арыках и под стенами, остались лежать несколько убитых духов. Дубин наткнулся на одного, он плавал в канале вверх спиной.
      Прошли первый кишлак. Дальше, за большим полем, располагался второй. Здесь было налажено уже более серьезное сопротивление. Выбежав на чистое место Дубин, Мазыкин и еще один солдат их третьего взвода -- Левин, попали под несколько очередей сразу, и, увидев широкую яму под деревом, отползли туда. Некоторое время пули еще посекли ветки над головами, но потом оставили их в покое -- отвлеклись на другие цели. Скоро подошла вся группа, перебежав вперед, залегли за небольшим пригорком. Командир взвода Калинин уже собирался рвануть дальше вперед, но, заметив трех своих солдат, лежавших отдельно, остановился, и знаками показал, чтоб прикрыли. Высунувшись из укрытия, они быстро закивали, и дали несколько очередей поверх голов, тогда остальные друг за другом быстро побежали вперед. Дубин оглядел местность. Куда стрелять, было решительно непонятно. Подняв поначалу автомат, он поводил дулом по кругу, и опустил его обратно. Привыкнув воевать оператором на машине, он не до конца врубался в происходящее сейчас. Остальные, выпустив лениво по одному магазину в ту сторону, куда ушла группа, и, перезарядив автоматы, тоже успокоились, опустились ниже, заполнили опустевшие магазины, и дальше, уже с безразличием, наблюдали происходящее вокруг. Не договариваясь, они решили переждать некоторое время здесь, пока проход станет безопасней, тем более что приказ прикрывать формально позволял им задержаться. Периодически над головой пролетали пули, постепенно все более ленивые, на излете -- враг отступал.
      Пролежали так они минут 15, Мазыкин даже задремал, когда в обратном направлении, немного левее, по рисовому полю, притопленному водой, показались четыре человека с замполитом впереди. Они выносили раненного. В плащ-палатке, без сознания, абсолютно бледный, лежал Володько, маленького роста украинец из второго взвода. Замполит, весь красный, с глазами на выкате, почему-то босой (как потом выяснилось, кроссовки слетели с него по дороге), бежал впереди и орал во всю глотку, чтобы их прикрывали.
      То, что он сам, командир группы, понес раненного в тыл, было по меньшей мере необычно. Офицер должен был оставаться со своими людьми на войне в любой ситуации, он же, оставив группу на сержанта, уходил в тыл, командуя выносом пострадавшего с поля боя. Процессия быстро скрылась из виду, а Дубин вспомнил про утренние крики:
     -- Андрей, а что там было, кто орал? -- спросил он Левина.
     -- Да, поймали какого-то велосипедиста, говорил, что он то ли доктор, то ли ветеринар. Капитан Костенко приказал его кончить тихо, ну, а его недорезали, он и давай орать, бросился бежать, и наскочил на Давыдова. А Давыдов напужался, что ли, и завопил благим матом. Тогда уже Боровский духа дострелил. Лажа, в общем, вышла...
     
      Пролетавшие над головой пули окончательно потеряли свою силу, давно уже не свистели, а жужжали на излете, будто весенние шмели. Пора было двигаться дальше. Тут сзади подошла еще одна группа, которой командовал зам. начальника штаба батальона капитан Петраков, тучный мужик с усами на широком лице. Весь в поту, он присел за холмиком и подозвал связиста сбивающимся от одышки голосом: "Свяжись с Костенко, где они потерялись". Тот, оттерев лицо, сбросил на землю рацию, и стал произносить в микрофон скороговоркой позывные зам комбата. В ответ послышался треск, и неузнаваемый из-за помех голос весело ответил:
     -- Ну, и где там этот жирный боров? Я что, должен тебя ждать? Быстро вперед!
     -- У-у, сволочь, -- страдальчески простонал связисту Петраков, -- Вперед, быстро!
     
      Его люди, рассчитывавшие хотя бы на пятиминутный отдых, недовольно поправляли на себе амуницию. Когда капитан побежал дальше, все, по очереди пошли за ним. Дубин с товарищами присоединились к чужой группе.
     
     
      На другом конце поля, перед тем как войти в кишлак Насар, Костенко устроил привал в широком и глубоком овраге для общего сбора, обеда, и уточнения дальнейших целей. Все группы, вызванные по рации, постепенно подтягивались сюда. Они быстро нашли свою. Командир взвода, увидев их, хотел что-то сказать, но отвернулся и промолчал. Чтоб не мозолить ему глаза, они втроем отошли поближе к ХАДовцам, лежавшим рядом. Солдаты доставали консервы и галеты из РД, кто-то уже спал, офицеры пошли совещаться. С противоположной стороны, кишлак был уже блокирован бронегруппой, это позволяло устроить небольшую передышку.
      Минут через тридцать, все построились, и двинулись дальше. Теперь роты шли одним фронтом. ХАДовцы остались с их группой. Когда предстояло преодолеть опасный участок, взводный каждый раз норовил отправить их вперед. Когда это случилось в третий раз, афганцы затеяли возбужденный спор. Калинин выслушал их молча, и ответил ласково:
     -- Что вы шумите, это ваша земля, и ваша война. Мы вам только помогаем с вашей революцией, а не вы нам. Вот и воюйте, мы завсегда поможем.
     
      Сторговались в итоге, что двигаемся все вместе.
      Заняли очередной пустующий дувал, и поступила команда приостановить движение -- впереди работали минометчики. За ближайшими строениями залегли соседние группы, местами шёл интенсивный бой. Дубин расположился на чердаке рядом с пулеметчиками и снайпером, перед ним, внизу, в облаке пыли и дыма, без перерыва стрелял куда-то за угол из автомата Хрунов. Дима, снайпер, увидел в прицел своей СВДшки духа и пару раз выстрелил:
     -- Вон он, с БУРом, я его не достану, он почти не высовывается, займись им ты, -- повернулся он к Пинчуку, командиру пулеметного расчета, и пальцем стал показывать, куда стрелять.
     
      Дубин в окне противников не видел, только свои кое-где перебегали вперед. Он ни разу еще за весь день не выстрелил из своего АКМа, который очень ему не нравился. В роте было шесть таких автоматов, с ПБСами, у остальных были АКСы и АКСУ у водил. Все ПБСы давно вышли из строя, потому что были крайне ненадежны. Когда-то ими попользовались по два-три раза, в основном на стрельбище, после этого они все и погибли. Записали его на Дубина после того, как он вернулся из инфекции, где лежал с желтухой. Автомат был не пристрелян, всё попадал куда-то выше и вправо. Наладить прицел ему никак не удавалось, он не очень понимал как это делается. А когда старшина роты пообещал выдать ему нормальное оружие, он и вовсе бросил затею с пристрелкой.
      Между тем, минометный обстрел прекратился, отбивавшиеся духи отступили, или были ликвидированы, все двинулись дальше вперед. Спустившись из дома вниз, они попали в большой отряд, составившийся из трех групп и ХАДовцев с зам. комбатом во главе. Сопротивление, по большому счёту, было подавлено, следующие полчаса и четыре дувала прошли без стрельбы, кое-где лишь натыкаясь на убитых. У нас потери были невелики -- трое раненых, духов насчитали около тридцати убитыми, отобранное оружие -- автоматы, винтовки, один гранатомет и пленённых, сдали ХАДовцам.
      Уже ближе к концу кишлака шедшие впереди снова напоролись на сильное сопротивление. Никто не пострадал, но место было узкое -- дом, по бокам высокие длинные стены, и оба прохода упирались в большую крепость, откуда и вели огонь духи. Костенко по рации послал кого-то в обход, вперед выдвинули пулеметы, остальные расположились в тени, с комфортом наблюдая сзади, как Пинчук с одной стороны дома, и еще один пулеметчик из седьмой роты с другой, все в пыли и дыму, поливают проходы из своих ПК.
      Дом, вокруг которого шёл бой, имел глухие массивные ворота и, похоже, был заперт изнутри. На стук и крики никто не отозвался, тогда заложили взрывчатку. Ворота развалились. Послышался детский плач и шум голосов. Навстречу ворвавшимся внутрь солдатам выскочила целая толпа визжащих женщин и бачат, они махали руками, орали во всё горло, не пуская никого внутрь. Наши отступили из дома во дворик, заваленный хворостом, пропустив вперед ХАДовцев, пусть разбираются и проверяют всё сами. Выходя наружу, Костенко лишь выпустил несколько очередей для проверки в этот хворост, чем вызвал новую волну криков -- женщины и не думали отступать. Но, ХАДовцам удалось оттеснить их вглубь. Через десять минут они уже выводили двух окровавленных мужиков с завязанными за спиной руками. Женщины суетились вокруг, воздевая к небу руки, их отчаянные голоса достигли верхней границы своего диапазона. Разговаривавший по рации замкомбат повернулся к Калинину:
     -- Лейтенант, уйми их к е.....й матери.
     
      Взяв с десяток сидевших рядом солдат, тот оттеснил толпу обратно в дом и, закрыв двери, приказал подпереть их досками.
      Так и не подавив сопротивление впереди, решили обойти это место, а крепость завалить минами. Отступая, Костенко приказал оставлять кое-где в арьергарде боевое охранение. В один из секретов, назначив Дубина старшим, Калинин поставил их, троих отставших. Позицию заняли как обычно, на втором этаже пустующего дувала. Приказ был, оставаться здесь 5-10 минут, после чего двигаться вслед за остальными. Роты уже выдвигались на окраину, где в поле их ждала бронегруппа, чтобы везти домой.
      Все было тихо. Никто не собирался преследовать уходивший батальон. Не слишком долго думая, Левин достал пачку "Донских", и стал забивать косяк.
     
      Уже ночью на пост у ворот техпарка пришли двое солдат из седьмой роты. Их забыли в охранении. Они вернулись сами пешком в батальон, блаженные - двое, видели, как хоронят. Много.
      Главное, что этой пропажи никто в роте не обнаружил до самого их прихода.
      Что за бардак в десантных войсках?
     
     
     
     
  
      Александр:
     

СБОР УРОЖАЯ.

     
      На операцию вышли с замкомбатом Костенко в четыре утра.
      После прочесывания зеленки до ущелья, далее 7 километров, двумя группами выполнив задачу в Кулангаре, без стрельбы, с ХАДовцами "тихо" ворвались в исламский комитет, набрали "духовской" литературы, инструкций, списков и всякой дребедени - работы для особистов.
      Духи ушли. Наверное, как обычно, сведения о наших выходах гораздо быстрее доходили, чем мы. Прямо от батальона работала "система зеркал", да еще и дубляж шёл дымами.
      Доложил Костенко. Он поставил новую задачу: на БТР выдвинуться к ущелью и от ущелья навстречу восьмерке прочесать два кишлака вдоль дороги: Алози и Насар, это где башня от танка метрах в двадцати от дороги лежала.
      Вышли на кабульскую дорогу, где была колонна  роты, для  посадки на броню и следования к новому месту прочесывания. Вдруг по броне пару очередей и при том  кучно и сосредоточенно, хотя был период сбора урожая, и никогда никаких огневых соприкосновений не бывало в это время. Видимо духи наблюдали за броней и не ожидали выхода "пеших" групп из зеленки, в машинах оставались только водители и наводчики с техником роты. Я даю команду на открытие огня. Пехота залегла за насыпью, под колесами машин и короткими по вероятным местам укрытий духов в зеленке. Обнаружились и  огневые точки.
      В бой вступили БТРы.
      Слышу по колонне:
     -- Санинструктора!! Санинструктора!!!
     
      Кого-то зацепило..., первый взвод ..., 371 БТР..., перемещаюсь к голове колонны...
                Точно, Игорь Терешенков, парнишка из Москвы, молодой, только в мае прибыл в роту из карантина, наводчик пулеметов. Заскакиваю через десантный люк сбоку... ранение в живот. Вкалываю промедол (офицерам только давали). Осматриваю рану, а дела хуже некуда: 
     -- Откуда же каша в кишках???
     -- Я же приказывал перед операцией людей не кормить!!!
     -- Где замкомвзод?
     
          Одновременно накладываем с санинструктором повязки. Вызвал вертушки. А у него в глазах тоска, немой вопрос (даже сейчас, вспоминая, передо мной его глаза... никогда не забыть...)
     -- Жить буду...???
     
      Коля Сафронович показывает в десанте две пустые банки из-под сухпая. Втихаря съел.
     -- Что же ты, сынок, наделал?
     -- Зачем же ты ... сам себя?
     
      Молодежь всегда голодная, по себе помню.
      Пришли вертушки. Забрали. До госпиталя не довезли...
     
     -- Все сжечь! К ядрене фене!
     -- Весь урожай, ... трассеров не жалеть!
     -- Бог войны, разделай все под ноль!
       
                 Идем в район выполнения задачи.
     
      Слева война началась, но не с нами. По связи слышу, восьмерку зажали.  "Медвежонок" (Саня Медведев) с "Джоником" (Станевич) вляпались. Костенко на помощь их, восьмой роты, замполита Давыдова, направляет. И мне задачу ставит:
     -- Зайди с тыла броней и помоги группами с левого фланга.
     -- Добре!
     
      По краю зеленки вышли к цели. Броня пулеметами в зеленку. Спешились, связь держу с "Медвежонком":
     -- Как ты?
     -- Да вот, головы поднять не могу...
     
      И стрельба в эфире.
      Смотрю и глазам не верю: четыре бойца под предводительством Давыдова к  броне на палатке раненного выносят...
     -- Ты чё, ох...ел? А где группа? Где "Джоник" с Медведевым...? Ты что, их бросил???
       
      Не везло с замполитами в восьмерке - первый колесами торговал, второй застрелился, третий "мальчиков" любил. А этот ссыкун оказался...
       
      Докладываю об обстановке Костенко. Получаю добро на огнеметы (отделение из Кандагара на пару месяцев нам придали). С Черневским входим в зеленку и делаем маленький такой Вьетнамчик с напалмом и с тактикой выжженной земли...
     
      Санька с Витьком обозначили себя, чтобы мы не постреляли друг друга. И параллельными направлениями на духов, выдавливая их из зеленки.
      О, ребята, думаю, а вся земля вокруг в крови: раненными обзавелись. Мы вам сейчас поможем с ними расстаться.
      Костенко докладываю:
     -- Духи из  "зеленки" в горы полезут.
     -- Вижу, артиллерия уже все места пристреляла.
     
      Точно, через три - четыре минуты 3Ш1(шрапнель) - хорошо отработали. Нам осталось тока оружие собрать, да ХАДовцам пленных и раненных духов оставить.
     
      Когда вышли все группы из зеленки, день к закату приближался. Костенко в пустыне собрал всех офицеров, возле своего БТР N300, и начал раздолбон. Он нужен был не столько нам, сколько ему для самоуспокоения за  потери, да побольше визгу, который пересиливал шум двигателей. Роты колоннами стояли невдалеке, бойцы с удивлением глядели на это действо. Мы понуро внимали его крикам, с одной лишь мыслью: "Как скоро ты заткнешься? И без тебя тошно...". Криком делу не поможешь. Ну, трус..., ну смалодушничал замполит..., к нему и относиться будут..., просто  не завидую его будущей судьбе, сам себе черту подвел... Да ладно...
      Я всегда знал, что крик, признак бессилия. Приступы  "бонапартизма" свойственны людям с не устоявшейся психикой и комплексами самоутверждения в собственной значимости. Во как...
     
      После доклада взводных сели на броню  и запылили в батальон. По прибытию, залили масла в оружие для дальнейшей чистки, и повзводно рота ушла в баню, а мы, офицеры, пошли в парилку хозвзвода. Что-то "ломало" меня, как будто пустым мешком по голове дали... И тут прибегает в баню дежурный по роте Троценко и докладывает, что нет двух автоматов и не видно двух ребят второго взвода: Толяренко и Хасанова. О! Вот теперь все встало на свои места. Я на Черневского (командира второго взвода) - его ребята, он му-му:
     -- А мне сказали, что все на месте...
     -- Ты, урод, каждого должен пощупать, а потом только докладывать!!!
     
      Я ему в дыню и пошел к  комбату. Комбат до утра в бригаду решил не докладывать, до часов двух ночи на 4-х БТРах ушли в поиск. В зеленку БТРами не совались, пожечь могли. Прожекторами и трассерами обозначали себя, артиллерию просили сигналки развешивать, результатов нет, а утром сопровождение в Кабул. Бойцы вторую ночь не отдыхали.
      Принял решение следовать в батальон и с рассветом продолжить поиски до подхода колонны.
      Начал разбираться, как такое могло произойти. Мое глубокое убеждение - распиз....во КОМАНДИРА: "А я думал..." Не надо думать, надо выполнять свои обязанности. Все наши уставы кровью солдатской писаны...
      В три часа ночи слышу шум у входа, у тумбочки дневального. Выскакиваю из кубрика, стоят два молодца, с гранатометом и двумя калашами в придачу, с убитых успели снять. С радости обнял их и сразу на доклад, Часа два они рассказывали мне свои "похождения". Как на дороге духи с керосиновыми лампами мины ставят, как тела убитых собирают, как чуть не наткнулись на банду, которая в направлении Газни уходила. Утром при сопровождении они указали места мин и фугаса, которые поснимал Юра Волин.
      Спрашиваю:
     -- Что было самым страшным в Вашем путешествии?
     -- Подход к нашему батальону. Чтобы свои не замочили.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

АВГУСТ 1983 ГОДА.

     
      Как-то  в батальон заскочили к нам спецназовцы, то ли заправиться, то ли карты нашего района получить, не помню. На шести БМП-2. На одной броне два чемодана стоят, пришвартованы. В десанте обезьянка привязана, видать с Джелалабада.
     -- Ребята, на новоселье собрались?
     -- Не, заменщики приехали.
     -- ??? А зачем их броней к месту службы доставляете, вертушек нет что ли?
     -- Да сами захотели увидать новое место службы... Покататься решили по стране.
     
      Недаром удивился - как будто в воду смотрел. Выехали за батальон, за рекой - взрыв. "Сопка" докладывает у спецназеров подрыв, как раз заменщики. Я все понимаю - отвага, храбрость, сам разгильдяй, но такого "ухарства и бравады" никогда понять не мог.
       
                
     
      Веду колонну в Кабул. Машин около восьмидесяти. Спокойно так идем. Все отработанно до автоматизма. Саперы впереди. Восьмерка, девятка - броней по постам, пешие группы "зеленку" шерстят, артиллерия на огневых ждет команды. Остановка  в Мухамедке, подтянули "хвосты". Перекурили, выходим дальше, и вдруг, километра через два в  "зеленке", там где пожгли нашу колонну с боеприпасами и наливниками, на дороге группа бойцов в касках, брониках. Дальше еще одна. Даю команду:
     -- Всем "под броню", оружие на предохранитель, стволы вверх.
     
      В бинокль, а там, мама родная, войск видимо-невидимо. Иду дальше. Реактивщики на позициях, танкисты, БТРы, КШМки, вдалеке БМД увидел. Значит витебчане. Никто не сказал, не предупредил. Они же нас в порошок бы стерли, правда и мы "не пальцем деланы".
      Вот оно пресловутое взаимодействие наяву. Гляжу, с сопки БРДМка на всех парах ко мне наперерез. Кто-то руками машет. Из-за скалы 3 БМДшки дорогу перекрыли.
     -- Кто старший? Немедленно к комдиву.
     -- Ага, щас! Ребята у Вас своя задача, у меня - своя. Пушку-то, отвороти, чтоб чавось не вышло.
     
      И даю команду на остановку. Водил учить не надо. Сразу четырмя колоннами с дороги  и на равнине выстроились, мои БТРы подтянулись, тоже в линию взводных колон построил. Ведь не хухры-мухры, армия...
      Слез с БТРа: автомат, станция, все в порядке, можно и к комдиву на доклад...
      За мной человек пять - охрана так сказать, разведчики...
      Под навесом стол накрыт, тут же карта. Так воевать можно... Вот к каким должностям стремиться надо... Доложил.
     -- Ты откуда взялся? Почему не в бронежилете, где сумка...? Где твои командиры?
     
      Меня  заело. Включаю тумблер "дурак":
     -- Я из Советского Союза, второй год исполняю свой интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, здесь проездом - из Гардеза в Кабул.
     -- А, из бригады.
     
      Тон поменялся:
     -- Замполит, наверное.
     -- Никак нет, замполиты колонны не гоняют.
     -- Тоже верно.
     -- Почему я о колонне не знаю? Начальник штаба, в чем дело?
     
     -- Вот в июне духи тут колонну пожгли - наливники и боеприпасы, видел что от колонны осталось? Вот ваши места сейчас и трясем.
     -- Знаю, видел, меня последнего на той колонне на вертушке в госпиталь доставили.
     -- Ладно, ротный, выполняй свою задачу, комбригу твоему позвоню, скажу, что у тебя все нормально. Удачи.
       
       
       
     
     
   Александр:
     

БУМАЖКИ И БУКАШКИ.

     
      Сентябрь 1983 года.
      Это для меня осталось загадкой, и сейчас не пойму. Документы, деньги и другие ценные вещи  офицеров и бойцов я хранил  в сейфе; партийные и комсомольские билеты там же лежали, под "дембель" заполнял их, а затем выдавал, чтобы в бригаде начальник штаба печати проставил.
      Приходит в кубрик ко мне Володя Мальцев (особист) и спрашивает:
     -- Саша, а где сержант Мишанов Сергей, что-то я его не наблюдаю, в каком он взводе?
     -- Володя, свят - свят - свят, Серега - командир пулеметного отделения, уже месяца три как в Союзе, "дембельнулся" в мае, я ему на сержанта военный билет выписывал.
     -- Да это я знаю. А вот ты сюда посмотри!
     
      Достает из папочки газету бабайскую, а там фотографии билета Мишанова, с номерами оружия, со званиями и т.д., за моей подписью.
     -- Пакистанская это газетка, Саша, из Пешавара. Пиши объяснительную.
     -- О чем???
     -- Да как билет в Пакистане оказался.
     -- Да вы наверное оху...., подожди минуту, я сейчас тормозок с сухариками  соберу, и пойдем вместе к "друзьям нашим - духам" содержимое сейфа загоним, а бакшиш разделим.
     -- Ладно, не умничай, слишком мудрый.
     -- А ты покажи хоть одного человека, кто себя дураком считает, а?
       
        "Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек"...
      Комсомолец батальона прапорщик Вася Языков лишних месяцев семь в Афгане протрубил, потеряли документы его в штабах. В замену включить не могут, личного дела нет, из Афгана выпустить тоже нельзя, загранпаспорт отсутствует. Все - нет человека! Он должен был в мае 1982 года замениться, а с нами Новый 1983 год встречал. На кого только рапорта не писал, все безрезультатно. Только когда армейским политотдельцам во время зимних Бараков заявил, что перейдет с оружием на сторону "духов", и расскажет, что у нас творится, его быстренько под белы рученьки в Союз выпроводили.
       
     
     
     

***

     
      16 сентября возвращались с реализации разведданных от Мухамедки, взяли небольшой склад с минами и выстрелами для РПГ в Спинакале - это от Мухамедки в направлении к Газни. Метров с семидесяти, из зеленки, три пули в броник получил из ППШ (где-то на фотке видны дырки). Уже после танковой башни возле дороги, около разрушенных дуканов в засаду попали. Меня выкинуло с командирского места   в кювет. Серега Ткаченко (водила) так приучен был: пока мои ноги в люке - едет, только ног нет - по тормозам. Подствольниками отстрелялись, из люка высунуться нельзя было. А меня затащили через боковой. Я дня три вздохнуть не мог, боль по всей грудной клетке. Комбат после сказал:
     -- Ладно, сиди уж дома, навоевался, жди заменщика.
     
      Сидеть, конечно, не пришлось...
     
     
      Заменщик  третьего октября таки прибыл, из ЗабВО.
       
       
     
       
  
      Дмитрий:
     

ЖАРА

     
      Быть дежурным по штабу - дело нехитрое. Уж лучше, чем в карауле. Дубин сидел на лавке и загорал лицом на палящем солнце. На другой лавке сидели два новых офицера, прибывших из Бреста. Две "восьмерки" отлетели час назад, увозя тело умершего колдыря из минбатареи. Колдырь перебрал героина. Когда его выносили, блевотины было больше, чем его тела. Рок против наркотиков! Подумал Дубин. Лед Зеппелин! Подумал Дубин.
      Сменщики из Бреста разговаривали. О пенсии, о надбавках за войну, о жёнах, и, о пенсии. Это были новый замкомбат по тылу - майор Плучиц, и новый командир второго взвода восьмой роты, вместо Лещишина, лейтенант Ковальчук.
     
      ЖАРА.
     
      Не то слово. Жара в аду.
     
      Полдень.
     
     
      Закемарив, Дубин вдруг увидел во сне военкомат, натурально во сне вернувшись назад во времени, мультик, вроде и не курнул до этого, и что с мозгами творится?
     
      В военкомате царит столпотворение. Сотни молодых людей собрались стать солдатами, и для этого собраны здесь и растасованы по так называемым командам. Дубин попал в команду под номером 386. Всего таких команд было не больше десятка, поэтому, зачем им нужно было присваивать трехзначные номера оставалось военной тайной. Смысл происходящего конкретно с ним так же не вписывался в неискушенную гражданскую логику: опять появилась медсестра, и повела его на рентген. В четвертый раз за последний час. Что-то у них там не клеилось с аппаратурой, или так было нужно? Насколько знал Дубин, это могло быть очень вредно, но приходилось привыкать подчиняться приказу. Так, во всяком случае, повторил распоряжавшийся порядком здесь майор. Облучившись в очередной раз, он вернулся к команде, где прибавилось еще два члена. Всего их набралось уже 12 человек, что, учитывая население города, было ничтожно малое число. Постепенно все перезнакомились, после чего было выпито все, принесенное с собой, чернило.
      -- Собираем деньги, кто, сколько даст, -- взял на себя инициативу Лёня Бобков, крупного телосложения парень из района Серебрянка. Он, видно, недопил, но был поддержан и всеми остальными. Набралось рублей около сорока, и Дубин взялся все устроить. Выйдя за ворота, он быстро нашёл компанию своих друзей. Празднование его ухода продолжалась уже третий день кряду. Невдалеке стояла его мать с отчимом. Дубин вызвал в сторону Игоря и отдал ему деньги с наказом: водку не покупать, только вино, гыгыкнул (тут вспомнилась героиня фильма БРИЛЛИАНТОВАЯ РУКА), и Игорь отправился в поиск. Разлили последнее шампанское. Тут начали выводить к автобусам призывников, и Митя, не успев, как следует со всеми попрощаться, побежал к своим вещам. Команда 386 уже ушла, остался его ждать, оказавшийся самым терпеливым и самым жаждущим, Михаил Колонович. Его пришлось разочаровать: деньги отданы, вино еще не принесли. Всё пропало, пора торопиться. В суматохе найти своих не удалось, видимо они уже сели в автобус. Они заполнялись по одному через переднюю дверь, у которой стоял огромный мент и шманал вещи в поисках как раз спиртного. Когда настала очередь Дубина, он тоже был досконально проверен, но еще раньше, за спиной проверяющего, он заметил строившую ужасные гримасы рожу Игоря. У него в руках был большой пакет, заполненный доверху. Каким то чудом Игорь просунул его, чуть ли не между ног мента, и, давясь от смеха, отбежал в сторону.
      Когда, уже в салоне, Дубин заглянул внутрь, ему сделалось дурно: пакет доверху был набит водкой. На все сорок рублей выходило девять бутылок.
      -- Придется пить водку, - обречено пробормотал Колонович, и тут же достал одну. Тем временем автобус тронулся. Мимо, за окном проплыло лицо матери. Она зачем-то улыбалась сквозь слезы и махала рукой. До свиданья мама, до свидания!
      Рядом, уже в позе горниста стоял Михаил. Дубин, доставая поллитру себе, подумал, что надо сохранить запас водки тем, кто сдавал деньги. Это была последняя здравая мысль в его голове. Дальше все пропало в тумане, лишь всплывали разорванные отрывки действительности. Вот баня. Они играют в футбол обмылком. Вот раздевалка. Им раздают форму. Попытка надеть кальсоны вместо рубашки ему вполне удаётся. Потом его одевают два сержанта. Из дверей, в клубах пара, появляется Михаил (Архангел -- шутка), и со слезами на глазах, уговаривает окружающих людей в военной форме, поскорее отправить его в Афган. Потом, строй в темноте. Ноги не идут, кто-то по бокам поддерживает, а его кидает из стороны в сторону. Затем, в казарме, опять строй. Долгая пантомима с одеванием-сниманием кепки и пилотки перед сержантом - казахом. С кепкой никак не хотелось расставаться, он все пытался надеть ее то сверху пилотки, то снизу, прямо на лысую голову. Все кругом ржут, включая сержантов.
     
     
      И вот утро: "Подъем!!!"
      -- Все. Пропал. Вытрезвитель..., -- Дубин открыл глаза и затуманенным взглядом разглядел второй ярус кроватей в огромном помещении... Обстановка незнакомая, холодно, жиденькое одеяло греет слабо, какое-то дурацкое белье... как меня угораздило!?
     
      Дубин открыл глаза.
      Дубин открыл глаза и обнаружил себя на скамейке у штаба чего-то где-то в Афгане. Разбудил же грохот близких взрывов.
     
     
      Первая мина легла возле КПП. Всего их было восемь. Разрывы грянули как с неба. Сразу восемь мин накрыли батальон. Но, не впервой, никто даже не удивился. Только два офицера с соседней лавки куда-то смыло. Пенсию до конца обсудить не успели.
     
      Дубин тоже вскочил на ноги, вскочил на ноги, Лед Зеппелин, лестница в это, в небо. STAIRWAY TO HEAVEN. Куда бежать?
     
      Но, ЖАРА. Остался на месте.
     
      Караульные стали поливать окружающее пространство из своих автоматиков. ДШК на сопке расплевался своими трассерами. Потом два ГРАДа ху....ли куда-то в сторону Бараков. Артбатарея понеслась в обратную сторону, на восток. Канонада. Не то слово. Так было недавно, когда комиссия из Армии приезжала. Комбат построил батальон и грит: завтра приезжает комиссия из Армии. Поэтому завтра ожидается обстрел батальона. Офицеры - в штаб!
     
      Но то понарошку. Комиссия так и не села. Покружили, покружили, и нах... улетели. А тут всамделишно днём накрыли красавцы.
     
      Из канцелярии выскочил комбат:
     -- Дежурный, ... мать!
     -- Дежурный по штабу рядовой Дубин, козырнул.
     -- Пускай заткнутся! Козлы.
     -- Так точно, козырнул.
     
      ГРАДы уже заткнулись.
      Все в пыли гаубицы рявкали по долине. Заряжающие носились как черти, вставляя снаряды в задницу пушек. Командир батареи махал всеми четырьмя своими руками, и командовал: "ОГОНЬ!"
     
     -- Товарищ капитан, дежурный по штабу рядовой Дубин, командир батальона приказал прекратить стрельбу.
     -- Щас, погоди, вон стадо накрою.
     
      Вдалеке паслись коровы.
      Урод этот капитан. Живодер...
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ЗАСАДА

     
      Поблизости, но в безопасном удалении стали рваться снаряды гаубиц. По сопке работали ГРАДы. Колонна встала. С машин сопровождения посыпались солдаты, но, они не стали залегать в придорожные арыки, а, построившись, быстро скрылись в ближайшей от дороги крепости. Обстрел вскорости утих, и колонна ушла на Кабул.
     
      Назначенные в охранение наряды быстро заняли все башни, остальные построились внутри. Всего было семьдесят человек, включая охранение. Внутренний двор весь зарос сорняками. Крепость давно оставили жители. Или они были давно убиты.
     
      Майор Синкевич, новый замкомбат, сменивший недавно Костенко и командовавший засадой, собрал офицеров и стал распределять зоны ответственности - четыре стены, между группами. Крепость вполне напоминала форт - вдоль стен везде были бойницы в два яруса, шесть башен, широкие проходы - средневековая осада споткнулась бы об это небольшое сооружение. Нынешняя война не оставила бы шансов обороняющимся.
     
      Отряд соскребли по сусекам со всего батальона. Потери этим летом вроде и не были слишком серьёзными, за исключением того страшного боя, когда в зоне ответственности кабульского сопровождения неподалёку от Мухаммед Ага была полностью сожжена колонна наливников. Наша седьмая рота пошла на подмогу, и потеряла половину состава убитыми и ранеными.
      Но и повседневность уносила жизни по одному, по два, увозили раненных и заболевших, в минбатарее кто-то погиб от передозняка героина. Так, помалу, численность батальона невосполнимо сокращалась. Из бригады присылали проштрафившихся людей, как обычно, но их было всего ничего. Десять - двадцать человек на весь батальон. Да и не вояки, обычно. В третий взвод восьмой роты попал рядовой Свириденко таким образом. Бывший штабной писарь, пойманный на попытке присвоения себе чужого ордена "Красной Звезды", он хорошо умел жарить картошку, а воевать...
      Хотя, тоже умение немалое для нашего усохшего взвода.
     
      Команду восьмой роты возглавил сам её командующий, старший лейтенант Контио. Он отвел своих людей в угол и распределил по северной стене.
     
     
     
     
      Дубин, Мазыкин и Левин заняли нишу во втором ярусе с одной бойницей.
      Делать было нечего, наблюдать - наблюдали, оно и интересно - напротив, километрах в пяти, белели стены кишлака. У одной из стен сидели пять стариков, будто срисованные из Белого Солнца Пустыни.
     
     -- Здорово, отцы, давно здесь сидим? - первым сострил Мазыкин.
     -- Ага. И чё они ответили, не помню? - Левин передал косяк Дубину.
     -- А ничё. - Дубин ответил, и потянул второй раз. - Динамит нашёлся. Сухов динамит нашёл.
     
      Разговор кончился не начавшись. Страшные свисты разорвали тишину и упали белыми взрывами. Между крепостью и кишлаком встала стена. Гаубицы били кучно. Дубин прильнул к бойнице, но, на самом деле, ему хотелось убежать в сорняки и зарыться в землю. И не мог сдвинуться, завороженный. Это было страшно, особенно звук низколетящих снарядов, и затягивало одновременно. Он представил, что было бы, если бы артиллеристы промахнулись в их сторону. Косяк действовал безотказно, но теперь не в кайф, а в шугняк. Страх был даже всепоглощающий, но и завлекал как воронка в себя. Заставлял от себя испытывать удовольствие. Страх. Кайф. Ноги налились свинцом. Взрывы были то дальше, то ближе, то справа, то слева. Страх стал кайфом. Дубин в азарте страха ждал прямого попадания. Уж и надеяться стал: щас нас накроют. КРАСОТА!
      Дикий прикол!
     
     
     
     
      Пыль и дым рассеялись. Это было прикрытие засады. Мол, мочим по квадрату - так и нет в нём никого наших. Пыль и дым рассеялись. Заходящее солнце осветило кривыми лучами стены кишлака. У одной из стен всё также сидели пять стариков из Белого Солнца Пустыни. Артналет их не коснулся, как будто и не было его. Судя по всему, они даже не изменили поз, хотя, точно это сказать было нельзя - слишком далеко. Дубин вспомнил, как недавно они по кишлаку шастали - рядом с этим местом. Операция, не операция, говно, идём - чешем, сидят. Пули свистят, они сидят. Все в белом, бороды на ветру. Обошли их, пули - дуры, и нас не берут, а их уж и подавно.
      Рядом узрели курятник. Кур душить стали. Дубин схватил в кромешной темноте одну и свернул ей шею! А! Хрена свернул! Жизнь забилась в руках в последнем порыве. И такая сила желания жизни в этой курице!!!
      Что ж ты мудак не готов! - Дубин одновременно и пожалел тогда курицу и про себя подумал нелестно. Додушив птицу, он вышел из тьмы курятника и напоролся опять на трёх белых старцев. Они глядели сквозь Дубина, а тот почему-то замер на месте. Ротный курощуп, точнее узкий специалист по ощипке птиц забрал тушку из рук Дубина, тот дернулся, а?, и, двинулся вслед за своими.
      Старцы не пошевелились, не опустили глаз и не... и не пошевелились. Что было?
      Н и ч е г о.
     
      Н и ч е г о. Н и ч е г о. Н и ч е г о.
     
     -- Эй, ты спишь, что-ль? Что застыл? - Левин дёрнул за ногу.
     -- Х... вам, бодрствую, ой, такая была красота!
     -- Так отвали от обзора. Дай понаблюдать.
     
     
     
     
      Уже ночь. Перевели на первый этаж, караулить. МОНка в трех метрах. Помните убийство оркестра 9-го мая в Дагестане (опять из будущего)? Вот такая дура в трех метрах впереди стоит, прямо у ворот не ко мне лицом. Лицом в ночь. Я её наблюдаю. И, ничего, сижу караулом, затаившись. Мрак полный. Рядом стена, глупый караул. Я не понимаю. Оно само сработает? Ну, мина? Готова? Никто ничего про неё не объяснил. Ладно, ждём, кого мы ждём, бред, надо бы встать размяться - нельзя, МОНка стоить, вот дибильный пост.
     
     -- Эй, - кто-то тронул за плечо сзади
     -- Ну? - шёпотом.
     -- Ты что, спишь? На посту? В засаде?!
     -- Мазыкин, отвали, никто не спит. Ты, гад, сзади подкрался. Мне снаружи хватит наблюдениев. Смена? Нет? Вали отсюда. Гад.
     
      Остекленевшие глаза дождались смены. Караван этой ночью не пошёл, как, впрочем, и не ожидался.
     
     
     
     
     
      Наутро всех снова расставили по стенам. С солдатами дежурил дежурный офицер, остальные скрывались в прохладе - под крышей одноэтажного дувала. Из строений внутри был только он и небольшая хозяйственная пристройка.
     
     -- Ну и чё ты - спал? Я же видел. - Мазыкин вернулся в прошедшую ночь. Они в том же составе заняли свою нишу.
     -- Слушай, что ты докопался? Не спал я нихрена! Тоже мне, начальник караула. Ты поссать вышел, так, или посты проверять?
     -- Спал! Я видел.
     -- Да сам ты урод! Иди, ротному доложи еще, кто спал, кто травку курил, а зампотылу где мы картошку обычно жарим. Может в коммунисты раньше примут.
     
      Мазыкин уже месяц назад, по рекомендации замполита роты Давыдова подал заявление о приеме в кандидаты в члены КПСС. И странным образом стал меняться - становился всё более и более противным. Видать почувствовал на себе ответственность члена авангарда общества.
     
      А зампотылу батальона, видать от безделья, в последнее время объявил войну неуставному приготовлению пищи. Неустанно обходил различные укромные места и арестовывал молодых, занятых там жаркой картошки или варкой куриц.
      Третьего дня, стоя в наряде по роте на тумбочке, Дубин сам наблюдал картину, от которой чуть не упал со ступенек казармы: мимо быстрым шагом, почти бегом прошёл доходяга из девятой роты, в промасленном, черном бушлате, видать и в жару, бедный мёрз, в раздолбанных полуботинках и в рванных штанах. В руках он нёс еще дымившийся казан, а конвоировал его тот самый зампотылу, майор Плучиц. Весь такой чистый и лощёный. Только небритый почему-то. При этом он не просто шёл сзади, а воткнул бедолаге в спину указательный палец правой руки - кисть изображала пистолет, что ли. Эта сцена в целом, обречённое выражение лица молодого, и суровая решительность на лице майора смотрелись таким контрастом, что...
      Ну, Дубин со ступенек не упал, но долго не мог остановить конвульсий смеха, скрывшись в темноте коридора.
     
     
      Наконец подал голос Левин:
     -- Давайте жрать, хватит базарить.
     -- Ладно, чей сухпай будем ликвидировать, - Мазыкин и сам решил не развивать свой нелепый наезд, - Что-то горяченького хочется!
     -- А вон солома. Можно и подогреть тушёнку, - Дубин соскрёб ногой с пола целый пучок.
     -- Кто тут есть? - из-за выступа в стене вынырнул дежурный офицер, - Ага, вас тут трое, ну, и двоих достаточно, ты, - он ткнул пальцем в Дубина, - идёшь сейчас на пост вон в ту противоположную башню.
     -- Товарищ лейтенант, мы тут поесть собрались.
     -- Ничего, не оголодаешь, тебе свой сухпай даден, выполнять.
     -- Так и командир роты меня главным назначил на этом посту!
     -- Кто, Контио? Да, я договорюсь. Исполнять приказание, товарищ рядовой! - лейтенант шутовски приложил руку к панаме.
     -- Есть! - что делать, шутовски ответил Дубин.
     -- Развели шутов. Не армия, а цирк, - Дубин собирал манатки.
     
     
     
     
      Внутренность башни представляла собой квадрат, примерно, два на два метра с бойницами во всех четырёх стенах. Дубин принялся наблюдать за дорогой, по которой периодически проезжали бурубухайки и легковушки. Ничего интересного, никаких событий, да, и днём караван пойдёт здесь вряд ли - между Сциллой батальона на юге и Харибдой царандойского полка, который располагался севернее, вместе с резиденцией губернатора провинции в Мухаммед Ага. Хотя, Харибда, как раз и внушала постоянно подозрения разведке.
     
      Дубин с тоской отвернулся на противоположную стену, где Левин и Мазыкин уже соорудили небольшой костер и грели себе обед.
     
      Что-то не то. Дым. Слабая струйка дыма поднималась над стеной. Блин, уродство. Так нас и обнаружить недолго. Вот насоветовал. А сами они что ль, не видят?
      Костерок тут же загасили, но дым пыхнул еще больший напоследок. Ладно, будем считать, никто ничего не видел, Дубин тоже достал галету - хоть что-то пожевать.
     
     
     
     
      Дорога уже пятнадцать минут была пуста. Редкие афганские автомобили вовсе иссякли. Тоже их жара мучает, - подумал Дубин, - да и ладно, нет никого, и спокойней.
     
      Неторопливо подъехала пятнистая БРДМ, остановилась на дороге напротив крепости с засадой, развернула башню и стала деловито долбить стены из своей КПВТ.
      Дубин буквально почувствовал, как одна крупнокалиберная пуля вошла в стену его башни на уровне живота. Он замер как под гипнозом. Пуля шипела, упорно продираясь сквозь глинобитную кладку. Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш... Показался дымок, пуля выползла, вращаясь как живая, и обессилено упала к ногам. Это был трассер. Задница еще какое-то время светилась красным огоньком, и, затухла. Во, жуть.
     
      Он тронул её ногой, она перекатилась, и скрылась в тёмном углу.
     
      Столбняк прошёл.
     
     
     
     
      - РафИк! РафИк!!! - таджик, переводчик, солдат девятой роты, вопил в образовавшуюся тишину: афганцы, а это была машина Царандоя, на время замолкли. Потом он что-то еще прокричал скороговоркой. С дороги ответили, и к ним пошёл один из наших офицеров и этот таджик. Дубин видел в бойницу, как из БРДМ вылез командир, офицеры недолго поговорили через переводчика, и направились к воротам крепости, находившимся с противоположной стороны от дороги. Там их встретили Синкевич и Контио. Поговорили, посмеялись чего-то, пожали друг другу руки и распрощались. БРДМ развернулась, и отправилась восвояси.
     
     
      Засада была сорвана. Замкомбат построил людей во дворике и устроил всем разнос. Непереводимая игра слов! Точнее, понятная любому русскому, и бомжу, и кремлёвским сидельцам. Кто рассекретил засаду, знал только Дубин, как выяснилось, Мазыкин и Левин не заметили дымка от своей готовки. А глазастые деды из кишлака, видать, всё и увидели.
      Но, вместо того чтобы вызвать бронегруппу и снять засаду Синкевич приказал переместиться в другую крепость - в трёх километрах южнее. Были, понятные лишь командирам, свои тому причины: пообщавшись по рации с комбатом, Синкевич вышагивал вдоль шеренги солдат как боевой петух перед смертоубийством.
      Люди цепочками стали выдвигаться к новому месту засады. Дубин подумал: ну и славно, не повоюем, на сей раз. Нахрена мне этот караван? И нам всем? Раздолбаем мы его, или нет, ничего это не изменит.
     
      Всё - всё равно.
      Просто будем отдыхать три дня ещё от тягот и лишений службы. Какая собака полезет теперь на нашу мощную засаду - чуть не полбатальона, да ещё и в зоне действия артбатареи и ГРАДов? А, никакая.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ЦЕРЕМОНИЯ НАГРАЖДЕНИЯ.

      Никто не умер. Не умер никто. В потерях не значатся.
     
      Фары БТРов вырывали из неба силуэты гор. Перевал уже был близко, запоздавшая колонна из четырёх машин преодолевала последний, самый трудный кусок перед спуском. Ударил гранатомет, второй, заговорили автоматы, ухнул миномет. Из первого подбитого БТРа посыпались солдаты в парадке в поисках укрытия. Остальные машины встали, задняя начала отползать вниз. Все, даже подбитая огрызались вокруг из своих КПВТ, обстрел, кажется, велся отовсюду. Из вставших машин тоже пошли выскакивать солдаты в парадной форме и падали, не успевая отбежать, отползти в придорожные канавы.
      На перевале появился свет - это очнулся пост Царандоя и вниз поползла какая-то техника.
      Миномет умолк. Вскоре стихли и автоматы.
     
     
      С возвращавшейся в Кабул пустой колонной как обычно пришли четыре БТРа сопровождения из седьмой нашей роты: дорога от Гардеза до Бараков не представляла опасности: голые горы и больше ничего. Засада - для самоубийц. А с границы зелёнки всегда работал батальон.
      Командир сопровождения привёз приказ Комбрига: всех солдат батальона, представленных к правительственным наградам отправить в парадной форме в расположение бригады. Фамилии прилагались.
      На следующий день в бригаду прибывает командующий, будет праздничное построение, и торжественное вручение Правительственных наград.
     
      Колонна ушла в батальонном сопровождении, БТРы остались на дороге. Непонятная задержка продлилась уже несколько часов.
      Приказ выделить парадку для 24 человек оказался сложным. Если говорить просто. Это имущество, разворованное каптерами, продавалось местным за чарс и афгани, поэтому парадные рубашки собирали у офицеров, слава Богу, фуражки в ВДВ никогда не пользовались почтением.
      К шести вечера именинников собрали и отправили на праздник.
     
      Кто распорядился, или не распорядился.
      Кто распорядился не выдавать оружия награжденным, солдату неведомо.
     
      Дубин уже лежал в постели, когда в кубрик влетел Костя. Костя влетел весь в слезах, скосился на Дубина, и тот почувствовал, что жизни у него ровно столько, сколько Костя будет плакать. Как, впрочем, и у всего взвода.
      Сергей Лупов. Его, Дубина, механник-водитель остался на перевале. Костин лучший друг. Он не погиб, хуже. Ему безоружному перебило позвоночник. Как часто он спасал Дубина от...
      Да от всего. Это он был командиром и наставником. Он оставлял Дубина спать в БМДшке когда тот был духом, чтобы тот, чтобы тот хоть что-то соображал на войне, он был лучшим человеком и был лучшим солдатом на этой войне.
      Это он мог летать по дорогам как птица, с той скоростью, которая БМДшке невластна. Что спасало от гранатометов и мин.
      Это он, раненный в руку и ногу смог привести машину домой.
      Орден "Красной Звезды"
     
      Кто распорядился не выдавать оружия награжденным?
      Или кто не распорядился.
     
     
     
      Никто не вернулся назад.
     
     
     
     
  
      Александр:
     

СОЛДАТЫ

     
      Нет на свете большего удовлетворения, чем ощущать доверие, оказываемое тебе как командиру, и сознание, что по первому твоему слову люди готовы идти в огонь и в воду. Но, чаще всего, счастливые дни пролетают так же быстро, как и приходят.
       
       
      Посмотрел очередной раз на знакомые  и дорогие сердцу фотографии, вот весь взвод - только что призванные "желторотики", такие же, как и я. В глазах просьба - учи нас командир, так, чтобы живыми остались, чтобы тебе стыдно не было и через годы, смотря на нас. Да и сам учись.  А вот - все с наградами "матерые волчары", которым уже ничего не страшно, которые хлебнули войны по самое не могу. Совесть моя чиста, все, что мог для своих ребят делал, только потерял за два года  двоих во взводе: много это или мало - судить не мне. Бог рассудит.
     
     
      Володя Нестеров - со мной подорвался на БТР на "первых" Бараках, 17 июня 1982 года. Я сидел на командирском месте и шел в колонне четвертым, впереди танк с саперами, командир роты на 370, затем ЗУ-23-2 (зенитная установка на ГАЗ-66)  и я.
      Взрыв. Полет. В книгах начитался, вся жизнь перед глазами пролетает за считанные секунды... Кукиш. Первая мысль, где автомат.
      Как в тумане, рядом падает Володя. Он сидел позади меня над вторым правым колесом, дальше Болендрусь - пулеметчик, наверху, с левой стороны, Осетров, тогда еще командир отделения, и отделение: Пермыкин, Утемов, Бурнышев, Соколов... У Володи вырвало пол грудной клетки в районе сердца, поломало руки, ноги, снесло заднюю часть черепа. Еще с минуту мучался, а потом умер.
      Нас загрузили на трансмиссию танка и приволокли  в батальон (через неделю Саша Коняев БТР в строй поставил). Я отказался лететь в Кабул, а ребят вертушки забрали, через пару месяцев Болендрусь вернулся.
     
      После, через месяц, меня вызвал замполит батальона и показал письмо от старшего Володиного брата, обращенного к нам командирам, с единственным вопросом: ЗА ЧТО?
       
     
      Коля Фролов - представьте себе десантника ростом 153 см., щупленький, тихоня, ПК выше его роста был. Ну, куда его на боевые? Определил я его официантом в офицерскую столовую. Проходит месяца два-три, он ко мне:
     -- Отпустите на операцию, мне стыдно ребятам в глаза смотреть, что обо мне скажут.
     -- Нет, Микола, везде служить надо.
     
      Выпросил он разрешение у замполита батальона, когда меня в столовке не было. Под приказом  заставили с собой взять (после этого я принятые решения никогда не отменял, даже "под расстрелом").
      Август 1982 года.
      Взял его на сопровождение, в экипаж 378... Заговоренный какой-то БТР.
      Практически колонну "отработали", уже возвращались назад от перевала Терра на трех БТР в батальон.
      Дело к вечеру,  попадаем под обстрел в районе Шашкалы из "зеленки". Я первым шел на 377, по мне и 379 только из стрелкового оружия  очереди прошлись, через бойницы пришлось вести огонь. А вот по 378 - он последний шел, из гранатомета. Струя вошла через боковой десантный люк, а там как раз Коля отстреливался. Ему ногу прожгло полностью, верхние люки все были открыты, поэтому от взрыва последствий  никаких, только глушенные все,  в машине все с мест посрывало. Вызвал батарею и вертушки. Жгутом перетянули рану, остановили кровь. Благо до батальона пару километров. Доставили его в медпункт через несколько минут. Артиллерия отработала, а вот вертушки, сославшись на "нелетную погоду" (в августе в Афгане на небе ни облачка, ни тучки) в этот день не прилетели...
      Всю ночь от Коли не отходили, Володя Войт и массаж сердца делал и уколы вводил, у парня пару раз сердце останавливалось, замполит батальона боялся заходить к нам. В десять утра появились вертушки, я успел еще вертолетчику в глаз дать. За  "нелетную погоду". В час дня нам сообщили: Коля скончался, сердце не выдержало.
     
      Коля Сафронович, родом из Молдавии. Это каким же надо быть мерзавцем работнику военкомата, чтобы парня в Афган отправить! Самый старший в семье, их четверо детей, мать и отец погибли  в автокатастрофе, воспитывали родственники.
      Все боевые его - сначала в "пехоте", затем на командирском БТР наводчиком пулеметов. Мы с Димычем (замполитом роты) к НачПО:
     -- Парня отправлять в Союз надо.
     -- Приказ свыше:  "В Союз отправлять только раненных и убитых".
     -- Извините за то, что он не ранен и не убит.
     
      "Слов нет, одни маты". Делаем его ЗКВ-1, парень честно заслужил, а затем, когда Рома Шайхутдинов  заменился - делаем его старшиной.  Хоть на боевых меньше "светиться" будет. До моей замены жив был.
       
      Федя Маланчук, из пулеметного взвода - тоже из Молдавии.  Уехал в отпуск, маму хоронить, в марте 1982 года. Приехал в роту 1 апреля 1982-го. В конце мая на операции ногу перебило - ампутировали.
      Афганцы колонну из Кабула гнали, мы только блокпостами встали. И дорогу от мин  "прошерстили". Афганский танк, идя по дороге, на ходу вел стрельбу, развернув башню на 90 градусов, а наши машины стояли на обочине в Мухамедке. Стволом пушки он всех и посбивал, кто на броне был. Рядовому Репехе из мин. взвода позвоночник поломало, а Феде ногу  перебило. Девятка  успела танк остановить, вытащили этих вояк - обкуренные, что наши с ними сделали, промолчу. Федя последних пару лет перестал мне письма писать.
     
     
      Другие примеры.
     
      Паша Малофеев. Мама занимала какой-то партийный пост в Челябинской области. Заболел желтухой, отправили в Союз. Письмо пришло через пару месяцев:
     -- Не ждите Пашу, я его назад не отправлю, все вопросы уже  "утрясла".
       
      Санинструктор Морозов - пальцы руки на кирпич. Запал от гранаты. Хлопок - пальцы в канцелярию несет. Срок три года - членовредительство.
       
      Рядовой Данилов - спешились на операции, кажется на зимних "Бараках", в один из очередных бестолковых дней операции. С нами пулеметчики были, их БТРД не брали, шуму много. Посчитались, мне Витя Осетров докладывает:
     -- Нет Данилова.
     
      Заглядываем за БТР - лежит родимый без сознания. Припал к глушителю и надышался угарных газов. Оставили его "на броне". Подходим к "зеленке". Выстрел, у меня Саша Невзоров - пулеметчик падает, пуля прямо в лоб, снайпер. "Оторвались" на духах,  около десятка пленных взяли.
      Группа Костенко, замкомбата, попалась по пути, он всегда один "работал", я доложил ему обстановку. Он  "посоветовал", и показал как надо  "работать" с пленными. После его самостоятельных "рейдов" не одна сотня мирных дехкан пополнила ряды "духов" с соответствующим к нам отношением.
     
      Взвод вызывает меня на комсомольское собрание после операции. Решение - рядового Данилова за трусость в хозвзвод перевести, мы ему не доверяем. Никуда не деться, перевели.
      Через несколько месяцев его часовой восьмерки убил. Ночью. Когда он грабил продовольственный склад батальона.
     
      А до этого, тем же днём, колонна проходила на Гардез. И у меня "молодой" Болдов в сад за яблоками за дорогу полез, на противопехотке подорвался, ступню оторвало: увидел комбата и деру в сторону сопки. Мы его на БМДшке доставали с минного поля.
      Утром на построении комбат начал с хозвзвода. Сначала письмо какого-то бойца зачитал, батальон стоял "ржал": "Лежу на трупе убитого друга и пишу любимая тебе письмо.... и т.д.". Потом  приказал из санчасти вынести Данилова: "Вот товарищи бойцы, воровать у своих же нехорошо, а это ..... воровало, был бы Союз, часовой 10 суток отпуска получил. Я вам говорил, что в сад за яблоками ходить не надо? А вот это .... ходило, выведите Болдова."
      Вертушки были уже на подходе, вскоре их обоих увезли.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

НАДЕЖДА

     
      После вечернего развода, где ротный огласил расклад завтрашнего выезда на сопровождение колонны, выдалась редкая в последнее время, свободная минута. Дубин на этот раз оказался в пешей группе, что снимало с него обязанность проверки машины и ее вооружения. И он просто слонялся по расположению, радуясь тёплому вечеру и ничегонеделанию. Осень была на исходе. На чистом небе, в наступающих сумерках медленно проявлялись звезды. Где-то вдалеке поднялась беспорядочная пальба, которая, впрочем, к нам не имела никакого отношения: разбирались между собой какие-то афганские "бандформирования". Таким образом, действительность напоминала о себе, и Дубин вернулся к ней - душу смутили раздражение и желание перемен.
      -- Боже, как всё надоело. Я больше не могу здесь находиться. Мне нужен отдых, хотя бы на пару недель, иначе я сойду с ума.
     
      Дубин сидел невдалеке от казармы уже в полной темноте с этими мрачными мыслями.
      С весны, с последнего пополнения батальон сильно поредел. Убитые, раненные, больные, кто-то, так или иначе, осел в бригаде...
     
      Серёга... Серёга!!! Остался на перевале с перебитым позвоночником. Самый лучший человек.
     
      Рота потеряла около трети состава, батальон же сократился почти вдвое. Внутреннее напряжение возросло. Дембеля, вынужденные каждые два-три дня ходить в наряды и караул срывали свою злость на всех остальных. Дубина достали сержанты второго взвода. Последний инцидент в карауле случился вчера, когда ночью, он сам не желая того, отрубился на посту. Это бывает: стоишь, даже ходишь - и спишь, тем более отстоять два срока подряд не всякая человека сможет. Поэтому он слишком поздно заметил приближающийся развод и не исполнил всю необходимую процедуру: стой, пропуск, кто идет, разводящий ко мне и т.д., точнее не успел пропеть эту арию вообще. Разводящим был как раз зам.нач. караула старший сержант Билык из второго взвода. Сдерживая бешенство, он пообещал разобраться с Дубиным в караулке.
      Разбор проходил в спальном помещении. Под одобрительные возгласы других дедов, возлежавших на топчанах, Билык начал отдавать команды, принятые по таким случаям: отжаться, грудь к осмотру, на колыбаху, и т.п. Дубин, отступив к стене, никак не реагировал, стоял и молча смотрел в глаза сержанту.
     -- Совсем оборзел! Что - дембелем стал? Команду не слышишь? Сейчас уши тебе прочистят - летел с топчанов вялый базар.
     
      Билык подступил ближе, с кулаками, но, как-то неуверенно... И, хотя Дубин не отвечал на удары, ему удалось вполне успешно обороняться. Силы были примерно равны, а от остальных, кроме моральной, никакой другой поддержки Билык не получил. Это продолжалось уже минут десять, и, наконец, надоело всем. Была ночь, хотелось спать, да и скоро смена. Тем более все знали что Дубин отстоял на посту два срока. Второй, за еще одного деда из второго взвода - Ивашко. Он то, в конце концов, и прекратил представление. Рядовой Ивашко обладал не меньшим, если не большим авторитетом, чем старший сержант Билык, и его окрика оказалось достаточно, чтобы всё успокоить. Билык, пообещав продолжить утром, полез на топчан спать.
      Но после завтрака попытка продолжить экзекуцию не удалась вовсе. Они остались одни в караульном помещении, и, не чувствуя дополнительного давления, Дубин и вовсе отказался выполнять унизительные команды. А на попытку избиения оказал уже более активное сопротивление, вырвался на улицу и поспешил на КПП. Там дежурил Хрунов - старшина роты. До того как им стать он был зам.ком. третьего взвода. На новой должности он продолжал отстаивать интересы взвода. Еще ранее он предупреждал остальных старослужащих роты, чтобы они не трогали его бывших людей. И когда Дубин в ожесточении доложил ему о Билыке, развязка наступила скорая, и судя по следам на лице сержанта довольно жестокая.
      Итак, всё вроде бы устроилось неплохо, но эта история не давала Дубину оснований для успокоения. Хрунов и его друзья были уже определены в первую партию на отправку домой. Билык, же и другие должны были оставаться служить дальше. И это не обещало в будущем ничего хорошего.
      Наложилось это на накопившуюся за полгода усталость и, сидя под звездами, прислушиваясь к звукам дальнего боя, Дубин мечтал о том, как ему уехать отсюда хотя бы на время.
     
      Между тем, перестрелка незаметно утихла. В наступившей полной тишине в душу проникло ощущение покоя и умиротворенности. Появилось и постепенно выросло новое чувство, и не чувство вовсе, а даже знание того, что всё устроится. Что завтра, случится нечто, что позволит ему надолго оставить часть. Он знал это наверняка.
      Его ранят. Легко. И он чувствовал - это спасет ему жизнь, даже так. Уверенность была абсолютной. Состояние близкое к блаженству длилось несколько минут. Когда пришло время спать, осталась надежда.
     
      Надежда. На вражескую пулю. Бред.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

НЕ ПОСЛЕДНИЙ БОЙ.

     
      Новый командир второго взвода не производил впечатления военного человека даже сейчас, одетый в маскхалат, увешанный гранатами для подствольника, в нагруднике с магазинами и с автоматом за плечом. Худой, в очках и с редкой бородкой он скорее напоминал провинциального школьного учителя природоведения выступающего во главе класса в поход за гербариями. Это было первое боевое задание лейтенанта Ковальчука, и он был не командиром, а скорее практикантом при опытном старшине роты Хрунове. Тот фактически и возглавлял одну из пеших групп восьмой роты, которая прочесывала зеленую зону вдоль дороги перед прохождением колонны из Кабула в Гардез. Группа состояла из 12 человек, включая снайпера, пулеметный расчет и радиста - обычный расклад пешего сопровождения колонн принятый в батальоне вот уже два года стоявшем гарнизоном в провинции Логар.
      Минут через двадцать, прочесав нужный участок, Хрунов выбрал позицию в развалинах. Рассредоточились, точнее, разлеглись за камнями и в канавах. Дорога оставалась метрах в ста позади; впереди - между деревьями, просматривались два больших дувала.
      Пошла колонна - это был самый ответственный момент. И тут, от стены к стене в одном из домов, метнулись две фигуры. Дубин оглянулся на товарищей, но понял, что никто ничего не заметил. Ему удалось неплохо разглядеть одного человека: здоровенный мужик в синем халате, белой чалме и с чёрной бородой - обычный вид для афганца, но под два метра ростом, крупный - таких крестьян раньше видеть не приходилось. Это явно был дух, правда, оружия в руках Дубин не заметил. Ближе всех лежал Матвеев, Дубин перебрался к нему и тихо сказал:
     -- Там, вроде бы духи, уходят от дороги.
     -- Уходят, и х... с ними, - ответил тот флегматично.
      Дальнейший разговор прервал Хрунов, торопивший всех двигаться. По рации поступила команда выдвигаться к бронегруппе, и надо было успеть заглянуть хотя бы в несколько домов в поисках бакшишей. Когда всё оканчивалось миром, и командовавший офицер не запрещал (а сейчас офицер и вовсе не командовал группой), все солдаты старались что-нибудь прихватить с собой. Чаще всего это была еда, но случалось найти и более интересные вещи. Сбор роты был назначен километрах в полутора ниже. По дороге попались три дувала без жителей. В одном их них ждала удача - в углу лежал целый стог сушёной конопли. Лейтенант забрался на стену и стоя во весь рост с интересом осматривал окружающий ландшафт. Турист, да и только. Да и мишень знатная. Но солдатам было не до него. Все торопливо набивали свои РД травой. Управились быстро, и вскоре, без приключений вышли к машинам.
      Все группы уже собрались. Мимо прошли БТРы седьмой роты, чей участок был ближе к Мухаммед Ага, после чего расселись по БМДшкам и отправились в расположение батальона.
      По логике война на сегодня окончилась, и все расслабились. Духов интересуют грузовики с продовольствием и цистерны с горючим, которые уже прошли, а не вооруженное сопровождение. Но правило действует не всегда. Как раз в том месте, и с той стороны, где работали Хрунов и его люди по колонне восьмой роты открыли огонь из стрелкового оружия. Машина, на броне которой сидели Дубин, Матвеев и еще шесть человек остановилась позади, метрах в двадцати от зоны обстрела. Дубин сидел сзади, справа; ближе к люку был Матвеев. По команде "К МАШИНЕ" все вскочили и стали прыгать вниз, скатываясь в придорожный арык. Дубин сделал шаг, за ним поднялся Матвеев. И тут, первого какая-то сила толкнула в спину. Он потерял слух, и время..., время почти остановилось.
     
     
     
      Дубин падал.
     
      Он отчетливо видел, что асфальт приближается.
     
      Медленно.
     
     
      Очень медленно.
     
     
      Мимо проплыла оторванная рука - свои были на месте - правая, онемевшая, все еще держала автомат. В тишине всё казалось нереальным - так можно подумать, если бы он мог думать. Но думал не он, точнее он, но будучи вовне: Вот падает мое тело. Рядом летят части чьего-то чужого. Это разорвало Матвеева. День солнечный. Абсолютная тишина и спокойствие. Асфальт приближается. Но все еще далеко. Потом ближе. Ближе. Только асфальт и на нем тень. Тень растет. Тень на асфальте растет. Только тень и больше ничего...
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ЭТО УЖЕ НЕ СМЕРТЬ.

     
      Удар об асфальт, и время, распрямилось, словно сжимаемая пружина. После долгого и плавного полёта к земле всё резко переменилось, как в кино, когда скорость пленки удваивают, утраивают... Вокруг -- стрельба, вместе с возвратившейся реальностью, внезапно возникший страх, превратился в головокружительную панику и он нелепо, неуклюже, вдавив голову в плечи, покатился в придорожную канаву. Автомат, выпав из раненой руки, остался на дороге -- через какое-то время, почувствовав относительную безопасность, лёжа лицом вниз на дне укрытия, Дубин постепенно осознавал ситуацию. Из правого локтя капала тёмная венозная кровь. Лежавший рядом Иван Хмара, хохол из второго взвода, ожесточённо поливал из своего АКСа зелёнку. Над головой встала БМДшка, и стала палить из пушки. От каждого выстрела закладывало уши, всё тело передергивало, но это привело его в чувство окончательно. Приподнявшись на левой руке, Дубин огляделся. Кругом шёл бой. Разглядеть что-либо в стороне противника было невозможно -- всё скрывали деревья. Позади, на дороге, встали цепью БМД с двадцатиметровыми промежутками. Чье-то тело, оставшееся на асфальте среди кровавых Матвеевских останков кто-то, кажется Ивашко, оттаскивал на противоположную сторону. Его автомата уже не было на дороге. Иван, отстреляв заряженные магазины, стал набивать патронами пустой. У Дубина был полный нагрудник -- четыре штуки, пулеметных. Перевернувшись на спину, он позвал Ивана, и левой рукой побросал ему свой запас.
      Вдоль цепи, мелкими перебежками, двигался командир роты, старший лейтенант Контио. Увидев раненного Дубина, он присел рядом.
      -- Там Матвеева на куски разорвало. Гранатомёт. Целили в машину, а попали выше, -- Дубин не узнал свой голос, он стал грубым и низким, как унитаз, началась какая-то истерика, его охватила дрожь, пушка над башкой стала невыносима.
      -- Да, да... Спокойно, -- Контио без тени эмоций наложил на руку жгут, и проскользнул дальше.
     
      Между тем, бой утихал. Ответный огонь, судя по всему, прекратился, или был очень слабый. Духи нападают внезапно и скоро отходят или меняют позицию. Машины стали строиться в колонну, продолжая поливать зеленку из пулеметов. Дубин не слышал команды, но увидел, что Иван бросился к БМД.
      -- Ваня, а я!? -- что может двигаться сам, Дубин почему-то не понимал, но когда ему протянули руку, скорчившись в три погибели, он рванул вперед.
     
      Заполнившись, машина тронулась вперед. Кто был рядом, удалось разглядеть не сразу, зрение будто потеряло резкость. От жгута рука занемела, и Дубин сорвал его, рана кровоточила не сильно, и жгут только мешал. Потом он разглядел еще двоих раненных: Диме задело плечо, кто-то лежал без движения, головой к водителю, остальные, рассевшиеся на броне четыре человека, вроде не пострадали. Через пару минут стрелковый обстрел возобновился, но на одиночные пули никто уже внимания не обращал. Азарт и напряжение боя прошли. Народ не разговаривал -- приходил в себя. Вскоре бронегруппа втянулась в расположение. Колонна осталась на дороге возле батальона, в ожидании конвоя из бригады.
      Их привезли прямо к сан.взводу. Дубин и Дима пошли внутрь сами, третьего -- Корзуна, недавно переведенного из бригады, отнесли на носилках без сознания. Больше пострадавших не оказалось. Убитый Матвеев -- граната попала прямо в него и трое раненых и контуженых -- все той же гранатой. Бойся первого выстрела -- это правило почти всегда срабатывает. Последующая война обычно потерь не приносит. Духи пальнут пару раз и скроются в кяризах или в зелёнке, а мы впустую обстреливаем окружающую местность. Хотя, какой же это первый выстрел. Стреляли. Уже.
     
      Их с Димой перевязывают. Корзуна даже не трогают, он и не ранен вовсе -- сильная контузия и сотрясение мозга. В ручных гранатометах используют только кумулятивные гранаты, которые предназначены для поражения техники. Поэтому все пострадавшие, кроме Матвеева, отделались относительно легко -- осколков почти не было.
      Прибегает Хрунов -- прибыл вертолет. По дороге Дубин рассказывает, как всё произошло, и нервное напряжение, почти истерика, возвращается. Пара "восьмёрок", не выключая двигателей, ждет рядом с позицией артбатареи. Их сажают в одну из них: двое раненных, носилки с Корзуном и здесь же кладут останки Матвеева, завернутые в две плащ-палатки. С ними летит сопровождающий убитого офицер -- командир первого взвода, где служил Матвеев, лейтенант Лобов.
     
      Приземлились в Гардезе. В медчасти Дубина сразу повели в хирургию. Осколок вошёл в локоть сверху и вышел ниже, сантиметров на 10-12, перебив кость. Ничего особо серьезного, но перелом -- промыли, зашили, наложили гипс. Ближе к вечеру их снова сажают в вертушку -- в Кабул. Корзун уже на ногах, но, по-прежнему, не в себе. Дима, какой-то весь перевязанный. Матвеев тоже с ними, на носилках, -- уже упакован в специальный пакет, но без гроба. Он летит в морг...
      Примерно через час, их документы, привезенные Лобовым, регистрирует писарь в палатке, прямо возле вертолетной площадки на кабульском аэродроме.
     
     
      В ожидании госпитальной машины Дубин с Димой выходят покурить. Палатки, тут их две, окружены колючей проволокой. В таких же живёт большая часть армии, только вместо стола, стульев и лавок вдоль "стен", как здесь, стоят двухярусные кровати, как, впрочем, и в их казарме. Кругом поле аэродрома. Взлётно-посадочная полоса для самолетов где-то справа. Уже стемнело, и кроме неясных огней вокруг ничего не разобрать. Какие-то стоят, другие движутся.... Вроде бы одна пара огней приближается. Да, это автомобильные фары; уже слышен и звук двигателя. Это их экипаж.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ТЕРАПИЯ

     
      Дубин медленно, в темноте шёл к своей койке. Баня, устроенная главным хирургом в госпитале Кабула, действительно была хороша. Парилка. Бассейн, метров двадцать. Денщик постарался. Косяк сменился герой. Дубин наконец вдохнул и этот кайф. Кайф не тронул.
      Койки вокруг безмятежно храпели. Дубин шёл в свою уже терапию, и тут услышал: "помогите", стон.
     -- Помогите.
     
      Продвигаясь в темноте, он медленно приближался к голосу.
     
      На кровати лежал. На кровати лежал. Обрубок. Ноги и руки. Не было ног и рук. Лежал лысый череп - это слово, про молодых. Лежал лысый череп без рук и ног. Голый.
     -- Сестра! Сестра. Помогите.
     
      Дубин остановился возле койки. И не смог сказать слова.
      Подрыв.
      Вижу.
     
     
     
     -- Что тебе?
     -- Судно.
     
      Оно оказалось рядом.
      Дубин подождал пока...
      Вылил всё в сортир. Вернул судно на место.
     
      Отойдя от койки, Дубин пошёл в свою терапию.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

МАЙДАН

     

1.

  
      Играло радио. "Маяк". Листья жёлтые над городом кружатся - пестня. Потом говорил диктор. Полдень не был жарким. Середина весны в Кабуле - не самое страшное время. Они с приятелем сидели в беседке возле модуля. Приятель был странным человеком. Приятель по болезни. По тифу. Он этой гадостью болел второй раз. А по второму разу, на его примере, открываются способности. Он стал экстратифом, ой, экстрасенсом.
     
      Сначала Дубин, очнувшись после первой ночи в модуле, наблюдал странную картину на разводе: он сам, как новенький и необследованный на работы не шёл. А этот, Тимофей, крупный парень, стоя спокойно, выслушал назначение, и говорит:
     -- Я не могу. У меня температура - 40.
     -- Какая температура? - врач - Сестра, а ну померь!
     
      Все три градусника показали температуру сорок, и Тимофей пошёл досыпать в палату. Все слегка оху***.
     
      Вечером народ собрался в палате. Вопрос у всех:
     -- А че это было?
     -- Да глядите, - Тимофей поднял спящего молодого с койки, и ввел его в транс.
     
      Тот, в полном отрубе, стал нести ахинею, потом подошёл к умывальнику, и по тихому совету Тимофея представил себе женщину, и это. Кончил.
      Тимофей приблизился к нему и снял чары. Молодой вернулся в себя. Ошалело посмотрев вниз, он начал вертеть головой как бешенная собака. Все его успокоили и уложили спать.
     
      Вечером третьего дня они втроем сидели в беседке под маскировкой. Дубин, Тимофей, и соблазненная им медсестра. После разговора ни о чем, та тоже вспомнила про температуру. Мол, что это было?
     -- А я могу по желанию температуру регулировать, - Тимофей заулыбался.
     -- Да ну тебя, - Зоя засмеялась.
     -- Ну, тогда расслабься.
     -- Ну, давай, - Зоя встала и игриво поклонилась.
     
      Тимофей приблизился к ней со спины и положил ладонь на затылок. Зоя мгновенно замолкла. Она усмирела. Она уснула.
      Он стал отводить руку назад и вниз. Она следовала за его рукой. Она как кол, не сгибаясь, наклонялась назад. Он опускал и опускал руку. Тело Зои отклонилось назад градусов на сорок от вертикального положения. Он держал её рукой, которая отставала от затылка сантиметров на десять.
      Дубин и сам впал...
      Он смотрел...
      Выпучив глаза.
     
     
     
      Но не отрубался. Сознание не уходило.
     
     
      Тимофей задержал Зою в этом положении.
     
      Потом поднял той же рукой, на расстоянии, и поставил ровно. Потом махнул той же рукой перед глазами.
      Зоя затрясла головой как бешенная собака.
     -- Зоя, спокойно, все нормально.
     
      Что нормально?
     
      Но человек, Тимофей был хороший. Они сдружились после того, как придя с аэродрома, Дубин чуть не умер в горячке. Он с утра уехал из батальона в Гардез, где, наконец, определили, что это тиф, посадили на вертушку в Кабул, где, на санпункте его приняли, обрили наголо, и показали направление куда идти. Но жизнь еще теплилась, и он дошёл. Там он уже не помнил, что происходило, только в кровати очнулся. Уже в палате. Оглянул палату - что, снова желтуха, подумал, и понял, что умирает.
      С койки встал Тимофей, посмотрел вдумчиво, и побежал за сестрой.
      Сестра по кличке БТР поглядела глаза.
     -- Сестра. Умираю.
     -- Много вас тут.
     
      Но димедрол принесла.
      Дубин отрубился.
     
      Наутро все уже было не так плохо.
     
     
     
      Они с Тимофеем слиняли с уборки территории и сидели в беседке. Маяк перестал петь, и всё говорил и говорил. В беседку вошли трое. Незнакомые. Под синими больничными робами у всех были десантные тельники, как и у Дубина.
     -- О, братан, ты откуда, - за развязанной манерой угадывались витебчане. После истории с панамой Дубин опасался и не любил витебчан.
     
      Тогда он возвращался после ранения, и завис на аэродроме в Кабуле. Вечером он отправился в магазин возле дороги, купить еды и питья, а когда вышел, наткнулся на БТРы Полтинника, которые, похоже, возвращались с сопровождения именно с гардезской дороги. Один из БТРов вдруг остановился прямо перед ним. На нем сидело человек десять. Дубин стоял с покупками, завернутыми в любимый маскхалат образца 43-го года, и вдруг, понял, что это они остановились по его поводу.
      Из люка вылез старший - и сказал:
     -- Эй, десантник, а ну ко мне!
     
      Дубин...
      Страшно стало. БТР с толпой вооруженных пацанов. Прапорщик, старший, тоже не казался прапорщиком. Все, чё та гыгыкали:
     -- Иди, не бойся! Прапорщик приказал! Ты чё! Пизда! Вперед!
     
      Прапорщик повернулся:
     -- Ладно. Хрен с ним. Поехали.
      Уехали.
     
      Тут вдруг до Дубина дошло. Дело в панаме!
      Витебчане, которые главные десантники в Афгане, носят панамы, не делая в них пизды. Т. е. если взять этот дурацкий колпак, носят его как англичане носили колониальный шлем. А остальная чернота норовит ударом ребра ладони придать этому головному атрибуту другую форму, форму ковбойской шляпы. И вот эти герои увидели козла в тельнике и с парашютами в петлицах, и в пизде - Дубина. Хотели поправить.
     
      Хотя. По морде бы получил. Хорошо, что не пошёл к прапору.
      Бред.
     
      Дубин вспомнил песню:
     
      В Витебске, куда не глянешь
      Витеблянки, витебляне,
      Гастроном, пустырь, пустыня
      И Обком, посередине.
      Об ком задумался Обком?
      Об ком все ели оху***?
      Не может быть, что б не об ком,
      Так не ужели обо мне ли.
     
      В Витебске, куда не глянешь
      Витеблянки, витебляне
      Гастроном, пустырь, пустыня
      И Обком, посередине.
     
      Вспомнил, конечно, не целиком. Так. Общий мотивчик. Витебчане - витебляне.
     
      Изменив форму панамы. Дубин двинулся обратно на аэродром.
      По дороге встретил вертолётчиков. Те приютили. Там у них пару коек освободилось: сбили одну двадцатьчетверку.
      Накормили. Обогрели. Нихрена себе офицеры! Дубин, уходя, хотел в ноги упасть.
      Да просто - нормальные люди.
     
     
     
     
     
     -- О, братан, ты откуда?
     -- Я? Я из 56 бригады.
     -- Это где?
     -- В Гардезе. Но я из Бараков. Там отдельный батальон из бригады. Мы дорогу сторожим.
     -- Чё! Из Баракибараков?!! Из Логара?!!
     -- Ну, да.
     -- Нихрена себе! А мы из Полтинника!
     -- Я понял.
     -- Чё ты понял? Нихрена ты не понял! Мы у вас были прошлым летом на операции!
     -- ???
     -- Ну, чё ты глазки строишь?
     -- Да я всё прошлое лето, и почти всю осень, пока не ранили, был в батальоне. Никакой операции не помню.
     -- Да мы там. Да ты чё?!!
     -- Не, ну, правда! Как колонну пустых наливников целиком сожгли, помню. У нас там половина седьмой роты легла. И ваших, тоже, из кабульского полка, человек двадцать, возле Мухаммед Ага. Эта колонна там и осталась. Вся.
     -- А, ну это. Не. Мы на операцию шли не с востока, а с запада.
     -- Во, блин, стратеги. А точно определили, по компасу?
     -- Ладно, не прикалывай.
     -- Ладно. Не буду.
     
     
     
      Нормальные парни.
      Сидим.
     
     -- Мы не по гардезской дороге зашли. Я и сам не помню. Чё та там на М, городок проехали - направление на Газни. Потом в поле. И нас по группам построили, и вперед. А этот бесконечный кишлак - Баракибарак, оказалось. Мы прошли пару километров, всё тихо. Потом там началось, и тут началось, везде началось. Мы идем тихо. Крепость. За стеной голоса. Перезаряжают. Духи. Ну, мы к стене, и Ф-ками, хором. На стену влезли: лежат. Мы внутрь дувала, и на крышу. Смотрим. Ничего не понятно. По рации: отходим. Тут нас и обложили. Отстреливаемся, куда отходим?
      Вертушки карусель закружили. Сначала бомбы швыряли свысока. Куда, блин?
     
      Похоже, все отошли, мы остались в осаде.
      Тада вертушки, раскидав бомбы, пошли НУРСами. И мы лежим на крыше, а они на нас - две. Заходят. Ну, сержант - Коля, снимает с себя х/б, срывает тельник десантный, и в башню, на дувале была. Крутит тельником над головой - СВОИ!!!
      Прям по нему и ху***ли, НУРСами.
      Мы все и посыпались с этой крыши.
      Кучно легло, слава Богу. Дувал исчез. Как выбрался - не помню.
      Бараки ваши. Хуже Паншера. Для нас. Тогда.
     
     
     
      По радио Маяк запели супруги Никитины: "Переведи меня через Майдан!"
     
      Слава, так звали рассказчика из витебчан, оглянулся:
     -- О! Майдан. Вот оно! Майданшахр, этот городок, через который ехали на Бараки! Мы тогда после этого Майдана, через километров двадцать и съехали в поле.
     -- Так. Подожди. - Дубин напрягся. - Месяц назад. Месяц назад мы были на какой-то дурацкой войне. Так это были Бараки!!! Это мы были в Бараках!!! Во. Наконец я понял смысл.
     
     
      Динамики радио вдруг сошли с ума. Маяк затих, и заиграл The Doors.
      PEOPLE ARE STRANGE.
     
      Дубин еще в хирургии замечал странность госпитальных радистов. Там постоянно играла "Машина Времени". Неслыханная ранее, она просто обучала другим смыслам. Дубин сидел тогда во дворике госпиталя, раненый, и слушал. Играла одна и та же кассета, но она не надоедала. Рядом присел Петрушкин. Странная железная конструкция на его ноге называлась, кажись, системой Елизарова.
      С Петрушкиным из Пензы Дубин раньше, в учебке, вечно враждовал. Петрушкин был сильнее, и всё норовил наехать. Он попал в Кандагарскую бригаду год назад.
      Но, вот они встретились в Кабуле. Друзья - не друзья. По хер!
     -- Меня выносили с поля боя, - говорил Петрушкин, - нога как вата. Вкололи. А живой! А другие - не живые.
     
      Блеял Макаревич. И это было, как новая свобода.
      Спасибо, Макар!
     
     
     
      PEOPLE ARE STRANGE.
     
      Смысл операции был скрыт от простых солдат. Приехала бригада. Еще загодя, за день. Батальон тоже, за исключением минометной и артбатарей на следующее утро, подъем в три, построился в колонну, и пошли на Кабул. Все дембеля сменились, и в роте не осталось ни одного приличного механика-водителя. Молодые, "обученные" в разных учебках, Дубин вспомнил свою:
      Единственная в СССР Учебная Дивизия ВДВ. В Гайжюнае, в Литве. Он учился на оператора-наводчика. Стрелял из БМДхи там шесть раз. За полгода. Остальное время разбирали посадочные полосы времен войны. И собирали картошку. Ну, да, с парашютами ещё прыгали, бывало. Советская Армия - то же говно. Что?
      В Афгане за первый же выезд расстрелял половину боезапаса - 17 гранат. А не шесть за полгода.
      А во второй, вызвали на поддержку, Дубин видит противника, а их БМД подъехала только одна, справа и слева БТРД, без пушек, и видит в прицел автоматчиков вражеских, а мысли из пушки ху***ть в голову не приходит. Тоже из пулемета поливает, пока Серега не заорал в шлем:
      -Ты чё, мудак! Нахрен мы приехали! Пушку заряжай! Дибил.
     
      Вот эти водители из учебкок так же и ездили. Никак. А тут сразу операция. Зимой.
      Мины. Слава Богу, на пути туда, не посеяли много. Сапёры разобрались.
      Одного, правда, потеряли. Дембель, осенний. Приехал оформить документы на увольнение из гошпиталю в феврале. И, а дай, приколюсь, на последнюю операцию: сам вызвался.
     
      Не собрали его совсем. Мощный был фугас.
     
      Бригада въехала в Кабул.
     
     

2.

     
      С дембелями из Потинника мы пошли в их каптерку, непонятную, где наливали чаю. Радио играло и здесь, и всё пело и говорило.
      PEOPLE ARE STRANGE. Вдруг кончилось. Оборвалась. После паузы заговорил "Маяк". Новости. Ребята из Полтинника тоже рассказывали, а Дубин вспоминал своё:
     
      Смысл операции был скрыт от простых солдат. Только сейчас он вдруг понял смысл: зайдя с тылу, накрыть Бараки, и с победой, пройдя их насквозь, деморализовав сопротивление, вернуться домой, сквозь Логар.
      Был февраль, и по расчётам стратегов из штаба силы сопротивления должны быть ослаблены.
      Но расчёты видимо строились на надеждах, не более.
     
     
      Тут у одного из витебчан в руках появился увесистый косяк. Очень даже кстати.
     
      Дубина прибило. Мультики пошли.
      П о ш л и........ Пошли.
     
     
      Бригада въехала в Кабул.
     
      Передвигаться по населенному людьми городу этих придурков - молодых механиков совсем не учили, это было понятно уже потому, как они двигались по дороге.
      Колонна шла как-то неуверенно и мерзко. Город. Пешеходы на пешеходных переходах разбегались как тараканы. Справа показались пятиэтажки - район проживания наших - он звался Советский район. Навстречу колонне вышли женщины и дети, и чё та кричали, и чем то махали навстречу нам!!!
      Флагами махали. Платками, там.
      Дубин помахал им рукой, и всё думал только об одном: как бы эта сука - молодой водила, кого не задавила. Тревожные глаза Димы, который уже стал замкомвзводом, и сидел на месте пулемётчика, только укрепили его...
      Чё укрепили?
      Командиром машины выступал Давыдов, замполит роты. На месте командира.
     
      Женщины и дети советского района Кабула проплыли мимо. Пешеходы больше не попадались - видать проехали центр, а на окраинах другая жизнь... Слава Богу, выехали без задавленных пешеходов.
     
      Пошла дорога, дорога как дорога. Чистая. Без подрывов. Было уже часов 10 утра, Дубин решил поспать. Ничего не понимая - куда едем, солдатам никто не объяснял, он напрягался последние часы, и вдруг сморила усталость. Опустился в башню и... всё.
      Проснулся уже на входе.
      Было далеко за полдень. Сколько, который час - непонятно.
      Слева была крепость. Справа огромное поле, и за ним горы, сопки. Впереди, он вылез на башню, впереди и позади колонна. Своя, батальонная. Бригады видно не было. Впереди было целое столпотворение дувалов - но, кишлак и кишлак. Кто ж знал из солдат, что это Баракибарак...
     
      Тронулись.
      Справа - сплошной ряд дувалов, Дубин повернул пушку по привычке в сторону наибольшего радиуса обстрела - влево - ногами повернул, сидя на башне. Он давно уже привык разворачивать башню ногами, чисто, обезьяна.
      На каждом, на каждом доме висел плакат: мужчина с окладистой белой бородой. Вроде узнаваемое мурло: Хекматияр, что ль? Да кто угодно! Он был на каждом доме.
      Такого же полгода назад замочили. Человека в белых одеждах Костя, со товарищи, закинули в зад БМДхи, и мы поехали. Батальон специально за этим человеком операцию устроил. Аж в Хуши заехали. Там его и ... нашли.
      Нас обстреляли после этого дважды. Безнадёжно. Мы их тут же замочили. Из вторых кого-то еще взяли живыми. Костя на БМД замкомбата, поднимая немыслимую пыль, догнал их, как пантера, скрутил, и бил потом этих двоих. Долго.
      Они умерли.
     
     
      Показалось движение, Дубин слетел в башню: метрах в ста, за деревьями, параллельно движению колонны, бежал дух с АКМом. Дубин прицелился, но тут что-то...
      Орудие ударилось об угол встречного дувала и развернуло башню, орудие ударило по десантному люку, и люк по голове пацана в десанте. Проступила кровь, он отрубился. Дубин вылез на башню, блин, виноват, вот.
      Корнеев долго тряс головою, придя в себя через минуту, блин, вот тоже, мужику 23 года, отец троих детей, а то ж - молодой во взводе. Как человек попал...
      Я не самый здесь последний идиот, подумал Дубин, и вернул башню в нормальное положение.
     
      Лица на стенах смотрели умно и зло, как по-доброму смотрел Лукич с портретов детства. Хотелось снять автомат с люка, и каждому портрету в лоб. Пулю. Но это был не повод для стрельбы, и в рации - полная тишина, проехали.
     
      Восьмая, девятая роты, взвод АГС и взвод связи прошли километров восемь по Баракам, без выстрела и разговоров. Дальше город, хотя городом назвать это огромное количество дувалов тоже было нельзя, делился сопками. Прямого проезда для техники то ли не было, то ли он был в другом месте. Дорога кончилась.
      Седьмая рота осталась на въезде, во главе с замполитом батальона, который с самого начала операции, и до самого конца её так и не показал головы из своего БТРа. Чё та со страхом был мужик.
     
      Комбат же был на коне. Синкевич, замкомбат, остался за старшего в расположении, и командовал всем этим комбат лично.
      Давыдов, гад, нагрузил Дубина рацией (где этот взвод связи?), которая весила килограмм сто, вкупе с боезапасом патронов и гранат в РД, новоявленным чешским бронежилетом, автоматом, нагрудником, ну, и там, панамой, шутка, шапка полагалась зимой - треух, всё это весило... много. Дотащив батальонную рацию на гору, Дубин предстал перед комбатом, но ничего по-русски сказать не смог, глотая ртом воздух. Комбат по отечески сказал: "вольно", и отпустил в горы. Уже вынутый из башни, Дубин не смог вернуться обратно: группы строились, и расходились по окрестным вершинам. Его засунули в одну из них, где он никого своих не узнавал, только пелена в глазах и вкус крови на зубах - кость белая, наводчик - не пехота. Он только заметил бедных АГС-овцев. Подъем был крутой, и тащить эту бандуру, даже в разобранном виде...
      Потом, уже на вершине, он сквозь мутную, кровавую, затмевавшую глаза, как ее зовут? Хренотень эту. Разглядел рядом Мазыкина и Левина, понял, что не один тут из своих, а - вот и Давыдов лежит.
      Поначалу не было понятно ничего: гора. Мы на этой горе. АГС собрали. Рядом снайпер рысчет. Но не Дима. Дима уже старшой сержант. Но, через примерно полчаса, Дубин оклемался и стал наблюдать вниз.
     
      Позади, осталась броня, впереди - бесконечные Бараки. То, что мы проехали было только пригородом, хотя и дальше лежали лишь дувалы, город представлял собой огромное скопище дувалов, не более. Дувалы с садами и больше ничего. Возможно там, дальше, были другие строения, обозначавшие город, но холмистая, и даже гористая местность всё скрывала.
     
      В небе сгущались тучи. Слабо посыпал снег. Стало мокро. Снег проплешинами ложился в углубления, по которым рассредоточились и мы.
     
      В ближайший для обзора дом, не дом - а крепость, километрах в трех, если не считать высоты, вошёл человек. С оглядкой вошёл. Потом ещё. Потом вошёл белый человек - похожий издалека на тот портрет. Потом ещё и ещё. Они заходили опасливо, оглядываясь - сходняк, явно, подумал Дубин. Местных главных мужчин - все, похоже, были не молоды.
     
      Когда в небе вновь появилось солнце, поступил приказ сворачиваться. Царандой прочесал оцепленный участок, и - ничего. Двигаемся дальше.
      Уже близится вечер.
     
      Спустились мы быстро. И легко, несмотря на крутость спуска. Но этот же крутой подъем был ужасен.
     
      Дубин залез в башню как в дом родной. Повесив автомат на люк, он достал затаренный сухпай, и жадно стал есть галеты. Потом открыл и тушёнку.
      Облизав остатки со стенок банки, расслабился.
     
      Понос. Застарелый. Не прошло и ...
      Бумаги, кроме обертки от галет и промасленной, из цинков от патронов не было. Взял что есть. Бегом вниз.
      Скрывшись от своих, он сел прямо напротив дувала. В десяти метрах. Полегчало. Там, в дувале, никого быть не должно. Царандой же всё прочесал.
     
      Медленно поднимаясь вверх, Дубин релаксировал (слово из будущего). Было хорошо - по-русски говоря. Понос отпустил. Весь вышел.
     
      Он медленно залез в башню и снял автомат с люка, что-то показалось... В дувале этом. Как будто - глаза.
     
      Дима спал на месте водителя. Мазыкин и Левин в десанте. Давыдов отсутствовал, как впрочем, и несколько бойцов. Дубин посмотрел на остатки сухпая. В коробке. И проверил электропривод подачи гранат. Поводил пушкой вверх - вниз. Посмотрел в прицел. Всё работало. Давешний инцидент внушал тревогу, но, видимо, напрасно.
     
     
     
     
     
      Первая пуля, как и положено, убила. Смертью храбрых, убитый прямо в лоб пал солдат взвода АГС. Не прошло и трех минут с того момента, как Дубин, избавившись от поноса, надел штаны. Пожалели что ль... Духи. Его...
      Огонь, и очень плотный, вёлся именно из этого дувала. Да он был и ближе всех к нашим позициям.
     
      Дубин как ждал, немедленно вставил гранату, и, почти не целясь, стрельнул в стену. Следующая полетела уже на крышу, где мелькнула чья-то тень. Следующая, следующая, следующая, следующая, Дубин развернул башню - сзади стоял ЗИЛ связистов, на всякий случай полил из пулемета по окрестным домам, но там всё было тихо, и он заметил, как к машине медленно ползет замполит роты Давыдов, и порадовался за него. Туша жирная - работай, давай!
     
      Дима заорал, дергая за ногу: "Вон он, вон он - в подвальном окне!"
      Где? Вижу. Граната влетела прямо в окно, в окошко. Такой меткости Дубин от себя совсем не ожидал. Дима заорал как на футбольном матче - гол, ПОПАЛ!!! Давыдов уже сидел, прибитый, на своём командирском месте.
     
      Повернул башню на своих - все вроде на месте, никто не подбит - через прицел, долбим дальше.
     
      А - ВОТ ЕЩЕ ОДНОГО.
     
      Азарт боя убил страх напрочь.
     
     
     
      ОТХОДИМ - в шлеме. Комбат со своей шарагой наконец свернулся. Кто тащил эту рацию взад?! Бедолага.
     
      Прошло минут 20 полного кайфа, ой, боя. Отделение целиком лежало в десанте, гранаты в системе подачи были на исходе - штук восемь осталось. Первой двинулась БТРД минометного взвода нашей роты, которая вползла на позицию последней при входе. Дух, весь в чёрном, выскочил прямо на дорогу побежал за ней, и ху**ул им в мотор из гранатомета, и упал, убитый.
     
      Граната разорвала поднятый десантный люк, но пролетела сквозняком, никого особо не покалечив осколками.
      Дальше двинулись все - назад, на въезд.
      Хороший день - весёлый. Что-то верещал Давыдов, а Дубин водил пушкой по окрестностям. За рычагами остался Дима, что и к лучшему, сзади солдаты палили одиночными, механик скрылся в ногах.
     
      Уже потемнело слегка. И погода - как стая бесов, взбунтовалась. Метель. Пурга. Ураган. Темень, наконец, полная - от жуткого снегопада. В прицеле - только белая пелена. Вдруг - вспышка, гранатомёт, Дубин сразу поймал источник вспышки, и накрыл - вторая вспышка в прицеле.
     -- Ещё один, - доложил весело.
     -- Молодец! - вякнул Давыдов.
     -- А пошёл ты, - подумал Дубин, - козел.
     
     
     
      Выползли на исходные. Сохраняя оставшиеся гранаты - стрелял только из пулемета. Тем более что преследовать нас особо и не старались.
     
     
      Все окна крепости на въезде Дубин из своего пулемета тщательно искрошил, потом надоело. Тут Дима:
     -- О, гляди: вон они.
     
      Развернув башню на 180 градусов, в наступившей почти полной темноте, Дубин смутно разглядел сопку, там наша НОНА - Самоходная Артиллерийская Установка, и метрах в ста пятидесяти от неё огонь из пулемета - да, видимо это был противник. Но, определить расстояние не было никакой возможности.
     
     -- Дима, я в них не попаду. Далеко и высоко. Нереально, как бы своих не закосить.
     
      Успокоиться пора.
     
     

3.

     
     -- Пора, - Тимофей тряс за плечо - пора, ужинать пора!
     -- Где мы?
     -- В Караганде. Вставай, уже. Ужин!
     -- А.
     -- Ну!
     -- Иду. Город-то, какой?
     -- Да, мудак, вставай. Уже. В модуль пора.
     -- А. Чё там?
     -- Ужин.
     -- А. Есть хочу. А где чай?
     -- Совсем уже крыша поехала. Вставай.
     -- Аааааа. Не хочу. Пишите: Листья жёлтые над городом кружааааатся, ляляля
     -- Ну, ты мудак - Тимофей пошатнулся ко входу.
     
      Ужин.
      Жрать хочу.
     
      Манка, опять. Я ж дембель. Ужо - мясо давай! Молчит.
     
      Вот, уроды.
     
      Где, эта - кровать.
      У окна.
     
     
     
     
     
      Ну, таких, не видел - глюки, что ль - тараканы. С ладонь. Бегут. По лицу, гад - отмахиваясь - пробежал. Еще. Еще два.
     
     
     
      Затрясло.
     
      О. Шатает.
     
      Землетрясение в Кабуле. Стены пошшшлиии. Во - обкурился до тараканов!
     
     
     
     
     
     
     -- Косяк есть!? Эй, один, ко мне! Без косяка не возвращайся.
     
     
      Стало плохо. Я что - я тоже? Я тоже. Я тоже. Я дембель. ЧМО, как Некрасов наш, прям. Я. Я что - такой же? Дибильный дембель???!
     
      Я тоже. Ну, и х.. с ним.
     
     -- Где косяк?!!
     
     
      О, косяк. Есть.
     -- Тимофей - приколись? - Спит. Обиделся.
     -- Ладно, садись. И ты. А чё было?
     -- Землетрясение.
     -- Вот тараканы бежали! Ха!
     
      Боже, какой я мудак.
     
     -- Зажигай.
     
     
     
     
      Ночь.
     
     
      Перекурил. Такой косяк - на пятерых. Аремасн жмоза гас.
     
      Ану. Лэ ма. Гуруш. Ма. Сэту. А. Ла. Ла. Лаю. Лав. Лэ? Голова - подушка.
     
     
     
     
     
     
     
     
     -- Дима! Я не попаду!
     
      НОНА на горе отползала, отстреливаясь. Батальон сгруппировался в поле справа.
     
      Тьма окутала Ершалаим. Только белый снег оттенял пространство вокруг.
     
      Офицеры ушли на свой базар. Давыдов - тоже офицер, тоже ушёл.
      Что это было? Нас, как щенков выкинули взад, целую бригаду - у остальных, вроде была та же история - по рации. И мы выкатились. Хотя, за собой Дубин чувствовал силу: я их поубивал!
     
      А сам: тебя не убили, без оружия, пожалели. Что ль? Не стреляли в мудака с поносом. Они люди, они человеки. Вот, история, понимаешь.
     
     
      Чёрт.
     
      ОНИ МЕНЯ НЕ УБИЛИ.
     
      Лежал бы - в поносе. Без штанов. Дубин в красках представил свою несостоявшуюся, нелепую смерть.
     
      Что сказать - спасибо, враги.
     
     
     
     
     
     
      Осташко - дембель из взвода АГС. Убит. В лоб. Все его чмошили. Не дождался жизни. Я, почему опять жив?!
      Матвеев.
      Вот теперь Осташко.
     
      Они что - умерли вместо меня?
      Получается. Зачем?
     
      Зачем!!!
     
      Бог?
      А Матвеев. И Осташко.
      Смуть в мозгу заменила азарт боя окончательно.
     
     
      Тьма окутала Ершалаим.
      Вернулся Давыдов. Ночуем в поле. Ничего начальство не решило. Заняли позиции посреди - в безопасном отдалении и от гор, и от домов, вкруговую.
     
      Снег сыпался реже. Всё реже и реже. И сник. Поставив машину в поле, Дима стал распоряжаться ночлегом: расстелили тент БМДшный, на него положили бронежилеты, каски вместо подушек - пригодились, наконец, железяки ненужные, накрылись плащ - палатками. Дубин полез первым на пост - в башню.
     
     
      Что такое. Электропривод сдох. Включил тумблеры - и ничего. Ничего не работало. Гранаты, все шесть, оставшиеся, зависли в системе подачи - с той стороны не достать, прицел отсутствовал, всё плохо. И стрелять вручную неудобно, даже тяжело - из пулемета... А пушка осталась без гранат. Ужас! А коль полезут, гады? Высунулся - все спят. Что делать? Кто виноват?
      Это взбодрило. Два часа караула провел в поисках поломки, иногда оглядываясь вокруг. Хрен там. Перебило что ль где, пулей, какой, аль тот угол виноват. Я что ль виноват, с тем духом... И не повоюешь теперь полноценно, дальше - нецензурно разговаривал с собой. Замена - Корнеев.
     -- Витя, полный писец. Нихрена, Е........., Б........., П......, НА Х.Й, не работает. Как бошка? Ладно, залазь, пулеметом знаешь как? Ну, гляди - на заднице у него такая херня - в виде полусердца, гы, он заряжен, если что, дави на эту хрень. А крутить вручную - здесь. Это вверх-вниз, это влево-вправо. Всё, давай.
     
     
     
      Подняв голову с каски, наутро, первое, что увидел - проехавший мимо БТР с Арутюновым. Сержант из первого взвода, армянин из Баку, был ранен. В руку. Легко. И, остался - не поехал в госпиталь. Отказался, перевязанный. Герой! Тут же стал кандидатом в члены, замполит батальона, шугаясь, лично вылез из своей машины - сказать.
     
      Хотя, в боевом плане этот жест никакого значения не имел. В батальоне убит был только Осташко - тем, первым выстрелом, были раненные и ушибленные, но, немного. Если вспомнить вчерашнее - потери никакие. Дубин вечером, поливая окна из пулемета, когда уже надоело это делать, и появилась возможность соображать, думал, что положили тут немало. Ан, нет. Метель спасла, похоже. Ураган тот не дал моджахедам организовать еще более крутой отпор.
     
      Все встали.
     
     
      Что дальше?
      Собрали бронежилеты, свернули тент. Каски покидали в машину - под ноги.
      Что дальше?
     
      Что дальше?
     
      Ничего. Ждем. Подвезли завтрак.
     
      Седьмая рота дернулась куда-то. На что-то нарвались. Постреляли - вернулись.
        
      Бригада вдалеке тоже лезла в дыры. Наверное, это они называли разведка боем. Эти, стратеги. Все уже было понятно. Нас окунули рылом в дерьмо. И армия и духи - совместно. Одну бригаду - да на Бараки...
     
      Подвезли обед.
     
      Подвезли боекомплект. Хоть пушка теперь не бесполезна. Набрал гранат полную башню.
     
      Начальство чё та суетилось - передвигалось на своих машинах. Мы как стояли, так и стоим.
     
      Подвезли ужин.
     
      Опять та же ночёвка. Достали спальные принадлежности - тент, бронежилеты, каски, плащ-палатки.
     
      Подъем - ни свет, ни заря.
     
     
      Поехали.
     
     
     
      Назад. План провалился. Снова двигаем на Кабул.
     
     
      10 афганей поменял на три жвачки у бачи в Майданшахре на выезде. Кабул обогнули, на сей раз. Стратеги хреновы. Кинули бригаду в дерьмо. Бараки взять - бригадой?! С Царандоем, правда. Да что с него взять, убогого.
     
     
      Проехали мимо инфекции, мимо кабульского аэродрома, вышли на дорогу.
     
     
      Вот уже Мухаммед Ага. Зелёнка пошла.
      Началось.
     
     
      Обстреливали без перерыва. Они издевались. Дима вылез из башни - он сел наводчиком: как стрелять?
     -- Чуть выше
     -- Ага
     -- Пушку подыми!
     -- Ага.
      Прицел сдох. Из автомата - говно. Хорош АКС, но, поди - достреляйся. Так, смешно. Все палят, конечно, но больше для массовости. В зеленку палим, в ответ.
     
      Чё встали?
      Мины.
      Мины уже не убирали. Только обозначали. Их было так много, как никогда. Вот из-под правой гусеницы вылезла итальянка, вот другая - из-под левой. Чё та рвануло впереди.
     
      Колонна шла как не домой. Духи обкладывали отовсюду - только что издалека, прикалывались.
     
      Встречали.
     
      Вот уже ориентир Школа. Разрушенное, двухэтижное здание. Дома?
     
      Дома.
      Вон он дом, километров десять осталось. Уже стемнело - зима.
     
      Башня танка - ещё ориентир. Башня разорванного на куски танка.
     
      Почти приехали.
     
      Опять.
      Опять.
      Да они ох***ли!
     
      О, батальон уже виден.
      Приехали.
      Фу.
     
     
     
     
     
     
      Перевернулся. В койке. Ночь. Темно, кто не понял. Ночь. Проснулся - всё тихо. Тихое звездное небо в окне. Модуль спит. Инфекция спит. Спит Кабул.
     
     
     
      Зима. Зима прошла.
     
     
      Скоро обратно - в батальон.
     
      Сколько еще?
     
     
     
     
     
   Дмитрий:
     

Я НЕ ВРАЛ.

     
      Дубин, и один спецназовец из Джелалабада возвращались после тифа из Инфекции в свои части. Спецназовец, соответственно, в Джелалабад, Дубин в Гардез и, потом в свой Баракибарак, провинция Логар, с колонной. Добираться обоим предстояло на вертушках, поэтому шли на сборный пункт на аэродроме в Кабуле. Там расстояние от Инфекции было невелико - километров 7 - 8, правда, когда Дубина с тифом привезли туда, и отправили пешком в ту же Инфекцию, он в неё дошел, но как не умер, удивлялся потом долго.
      Медсестру по кличке БТР он тогда долго убеждал, уже лёжа в постели в модуле, что умирает, пока она, гадина, не дала димедрол, и он не упал в забвении на сутки. Медсестра оказалась хорошим человеком, потом, но тогда он думал, что ангел смерти может выглядеть и так. Грузно.
           
      Дошли до сберпункта на аэродроме, а у Дубина всю дорогу вызывала странное ощущение форма спецназовца: полуботинки, штаны - х/б и парадная рубашка с короткими рукавами, ну, и панама, соответственно. Не по Уставу, понимаешь. Но Дубину-то этот Устав по- х**: Так подумалось: хорошая форма для жары.
     
      Зарегистрировались на свои вертолеты, в ожидании разложили еду.
     
      Тут из марева жары на сберпункт входит группа высших офицеров - полковников и полуполковников. Человек тридцать.
      Инспекция, мать.
      Главный полковник этой стаи видит приятеля Дубина, звали его Лёхой - в парадной рубашке с обрезанными рукавами, и бросается на него аки лев! Срывает с него рубашку и в исступлении рвет об колючую проволоку, окружающую сберпункт. И кричит: "Гауптвахта! Это что! Кто позволил!" И прочее, нецензурно больше.
      Леха, заикаясь, пытается объяснять:
     -- Я из батальона спецназа в Джелалабаде, это самое жаркое место в Афгане, поэтому наш комбат разрешил такую форму для нас и утвердил это в Штабе Армии.
     -- Молчать! Расстреляю!
     
      И прочее: "Я Начвещь Армии! Какой на..., комбат, на...! Это Советская Армия. Или что!"
      Леха: "Товарищ полковник! Так что мне делать? Без одежды".
      Начвещь: "Вон грузится самолет с использованным обмундированием. Иди туда и скажи, что Начвещь Армии распорядился, чтобы тебя одели".
     
      Страсти утихли, и как комиссия исчезла, Дубин не заметил. Начвещь растворился в мареве, откуда и возник.
     
      Появились вертушки. Из Джелалабада. Вертушки привезли Груз. Груз 200. Их долго выгружали. Салоны были все в крови. Трупы солдат уже полуразложились. Они лежали в жаре более трех суток, пока подоспела подмога. Это была засада, которая попала в засаду сама. У первого выгруженного трупа весь ливер был наружу. Живот был распорот и кишки:
      И запах говядины. Жара.
      Стало плохо. В жаре.
      Дубину приходилось выносить раненных, сам чуть не был убит, и эти пули. Пули свистят, пули. Экая мразь. И артобстрел. Своих...
     
     
      Эти трупы были одеты как Леха.
 
     
     
          Он говорит: это наши молодые. И черпаки. Я их узнаю. Видишь: они в таких - же рубашках. Я не врал.
     
     
     
     
  
      Дмитрий:
     

ЗОЛОТОЕ БУДУЩЕЕ.

     
      Два замкомбата.
     
      Костенко и Синкевич не совпали во времени. Первого перевели в кандагарскую бригаду, второй был его сменщиком из брестской.
      Судьба... Нет не судьба, не она выбирала, они сами выбрали свою судьбу.
     
     
      Капитан Костенко.
      Костя из нашего взвода однажды стал его, ну, телохранителем, что ли. Два человека нашли друг друга. Поэтому что-то рассказывал, поэтому что-то знаю.
      Вот, сам не знаю, герои или изуверы были оба. Оба определения...
      Нельзя отделить. Друг от друга и от них обоих.
     
      Костенко потерял в Афгане троих друзей. И поклялся за каждого забрать по сто голов духов. Он не светился в батальоне, не присутствовал на построениях и не участвовал в разводах. Похоже, и комбат чувствовал в нём силу, которая сильнее его власти.
     
      Он только ходил на работу. Он давил гусеницами пленных духов, взятых на месте с оружием, он их мучил током, и убивал, он выжигал огнемётами кяризы, он был первым в каждом бою, чаще, даже без своей группы, просто с тремя солдатами, Костей, и такими же, как Костя, с тремя Костями, набранными со всего батальона. При этом он не забывал обязанностей, один из Костей был связистом, командовал грамотно и даже весело. Мы, солдаты, на него полагались вполне. Костенко заменял в бою пятерых командиров и двадцать пять солдат. Или, там, тридцать со своими Костями.
      Тогда, при Костенке, тактика выжженной земли перед проходом колонн не считалась преступлением, и колонны проходили, и своих убитых мы считали на единицы.
     
      Потом капитану Костенко пришло время сменяться. Но он поклялся. Клятва была исполнена примерно лишь наполовину. И тогда он подал рапорт о переводе в другую действующую часть. И поехал в Кандагар.
     
     
     
      Майор Синкевич.
      Нелепая фигура нового замкомбата сразу, с момента его появления вызывала смешки, и даже смех и у солдат, и у офицеров. Маленького роста, на длинных и тонких ногах, с гусарскими усиками на немолодом и одутловатом лице, он был везде. Он был везде и пытался влезть во все.
     
      Костя вернулся во взвод, и Дубину особо запомнился одним простым эпизодом: возвращаясь с какой-то войны, их БМДшка на узкой дороге не смогла разъехаться с бурубухайкой. Встали друг напротив друга и смотрим. Бурубухайка - на сей раз автобус мерседес, наполненный женщинами и детьми. Только женщинами и детьми. Плюс водила.
      Через минуту, Костя, он сидел на командирском месте, посмотрел в сторону автобуса, и так легко пошевелил автоматом. Типа передвинул. Уж не знаю, что почувствовали люди в автобусе, а Дубину стало страшно. Он представил себе дальнейшее, зная Костю.
     
     
      Пауза только..., они оцепенели.
     
     
      Серега съехал назад, и бурубухайка очень медленно, нет, еще медленнее, проехала.
     
     
     
      Но, вернемся к майору Синкевичу.
      Вскорости всеобщее впечатление о нем изменилось. Одутловатое лицо резко похудело. Смеха не стало. Он тоже стал ходить на каждую работу. Он одевал на себя всё возможное обмундирование, грузился всеми возможными военными причиндалами и возглавлял группы одну за другой. Только, вот доверия к нему у солдат так и не возникло. Он действовал суматошно, всех изматывал, и всё норовил перевыполнить поставленную задачу, при этом таланта командира ну никак не было видно невооруженному взгляду. Он распределял боевые задачи на каждом разводе и строил офицеров. Он проверял обмундирование и оружие солдат перед каждым выходом. Причем норовил всё проверить у всех солдат. У него, у тебя, у меня, у всех.
     -- Почему только две гранаты, а не четыре, вопрошал он.
     
      А нахрен мне четыре, когда я этими эфками вообще предпочитаю не кидаться, а РГДшки - полное фуфло? И этого фуфла в нашей машине целый ящик всегда валяется по желанию Серёги. И вообще я за оператора-наводчика, а не пешком пойду.
      Но бежал Дубин в оружейку за РГДшками, когда его машина уже трогалась с места.
      Слава Богу, группы Синкевич формировал для себя всё больше из девятой роты. Попасть к нему в группу не считалось большим счастьем. Восьмая была от этого счастья избавлена.
     
     
     
     
      Замполит предложил стать кандидатом партии, но, тут наступил дембель.
      Эта напасть тоже миновала.
     
      Дубин шёл в магазин с пересылки в Кабуле и думал, что все напасти миновали. Тут его остановил караульный мудак. Стой, там, стрелять.
     -- Ты чё?
     -- По этой тропинке ходить нельзя!
     -- Так все же ходят.
     -- Стой!
     -- Да отвали, мне в магазин.
     
      Бедняга, ему, молодому, видать сказал какой местный не молодой, что НАДО СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ!
     
      Не стрельнул.
      Судьба. Не судьба.
     
      Возле магазина стояла толпа других десантных дембелей, Дубин подошёл ближе - свои! Из учебки в Гайжунае. Все!
      О! Это ты!? Это ты!? Это ты!? Живой!!!
     
     
     
     
      А ты знаешь, что Бобков погиб. Дубин вспомнил своего друга еще с Военкомата. Бобкова то зачем? Добрый и хороший человек. Бобкова то зачем?
     
      Последний Паншер. Мина. Месяц назад.
      Бобков погиб.
     
     
     
     
     
     
     
     
      Два замкомбата.
      Капитан Костенко.
      Костенко судили. Военный трибунал. Только что не расстреляли.
     
     
      Майор Синкевич.
      Орден Красного Знамени и два ордена Красной Звезды.
     
      Прошла неделя после возвращения домой. ДОМОЙ!!! Дубин пошёл в свой военкомат за какими-то документами. По стенам расползлись зеленые фигуры оркестрантов. Тромбон у входа. Почётный караул без магазинов кучковался во дворе. Навстречу выскочил очумелый и потный ЗАМКОМБАТА ПО ТЫЛУ 3 ДЕСАНТНО-ШТУРМОВОГО БАТАЛЬОНА 56 ГАРДЕЗСКОЙ ДЕСАНТНО-ШТУРМОВОЙ БРИГАДЫ майор Плучиц.
     -- Товарищ майор, я из Бараков, что случилось?!!
     -- Да вот, две недели искали. Протух совсем. Семья оказалась в Минске, мы ж не знали, старый адрес.
     -- ТАК ЧТО СЛУЧИЛОСЬ!!!
     -- Да, на засаду шли, и прям на ДШК вышли. Расстреляли всю группу. Всех десять человек.
     
     
     
      Потом написал во взвод, спросил, получил ответ, компетентный:
     
      У нас здесь все по старому, ротный мозги еб** потихоньку. Насчет Синкевича, это правда, расстреливали в упор из АКМа раненных. Не знаю, готов Пакистан к боевым действиям, а вот духи ох**ли, сначала на зиму уходили в Пакистан, а сейчас, в настоящее время осели здесь, и громят потихоньку колонны. В общем, мы надеемся на золотое будущее.
     
     
      Рядовой Бобков и майор Синкевич лежат на кладбище рядом.
      Жив ли Костенко. Он так свою клятву и не исполнил до конца.
     
     
     
     
     
     
     
     

Эпилог: ПИСЬМО ДРУГА.

     
      06.04.86. г. Асадабад
     
      Hello, что означает на языке племени апачей -- здравствуй, милай Митя!!!
     
      Сегодня 6-е апреля -- получил твое послание. Вчера отмечали день рождения одного друга -- хорошо отметили -- мягко говоря, и грубо выражаясь (или наоборот). Вот сегодня сплю в своей БМП полдня, что бывает редко, обычно я сплю полдня в палатке. Но, так или иначе, твоё письмо пробудило меня от тяжелого сна, подняло настроение, и я решил тоже взяться за перо и бумагу, что в последнее время я делаю крайне редко. Сам знаешь, как пишутся письма под конец службы... вот, вот ... плохо пишутся. Как говорится -- "как аукнется, так и откликнется", поэтому и получаю я соответственно столько же, т.е. последнее время мне вообще не пишут. Хотя я их всех, подлых, поздравил с 8-м марта, когда был на выезде в Джелалабадской провинции. Мы там две недели воевали и довольно успешно. Потом приехали, но вскоре опять отправились в те края. Разрушили там еще пару-тройку кишлачков и вернулись с победой. Неделю назад были на войне недалеко от Асадабада. По ту сторону Кунара, т.е. не так давно, до апрельской революции, это были пакистанские земли. Отсюда и вытекающие последствия. Почти год назад, в мае 85-го, наш батальон положил на той стороне, правда, не там, где были в этот раз, 31-го человека убитыми и в два раза больше раненными (не помню, писал я тебе об этом или нет).* Тогда это было в кишлаке. Подробности при встрече. Теперь два батальона спецназа -- наш и 1-й джелалабадский, поползли на две с половиной тысячи метров. Там, по данным агентурной разведки, был укреп район с ДШК, ЗГУ, безоткатками, телефонная связь между постами и с Пакистаном. Так оно и было. Кстати, один склон этой высоты афганский, а другой, уже Пакистан. Опять таки не буду вдаваться в подробности. Беда постигла в этот раз 1-й батальон. 11 человек убито, около 30 ранено. В район боевых действий прибыли (конечно, не на сами горы) большие начальники с большими звездами. Трое суток шёл бой. Захватили и уничтожили массу оружия и духов. Поддерживала армейская артиллерия и авиация. Опять таки, подробности при встрече. Ребята побывали в Пакистане -- в общем, операция была не слабая.
      Духи -- педерасты последнее время оху..... Обстреливают нас тут почти каждый день. Позавчера, после послеобеденного развода, начали обстрел и одна мина или р/с, черт его разберет, угодила прямо на место построения, а там в это время ставилась задача 4-ой роте обеспечения. В результате 1 убит и 7 тяжелораненых. Убит дембель. Хорошо, что мы ушли с плаца, буквально через пять минут туда угодила эта проклятая мина, а мы как раз стоим за 4-ой ротой...
      И эти ебан.....е подрывы... Прямо передо мной подрываются БТРы, БТСы, меня бог миловал (сплюнул три раза). Под дембель становишься суеверным. А тут, сам видишь, дембель в опасности. Но я не плачу и не рыдаю, жду его родимого как манну небесную.
      А ты, милай, правильно заметил -- ПМО N 68, написано у меня на панаме. Было бы отлично, если бы строго придерживались срока увольнения -- апрель - июнь. А то у нас тут могут "пошутить", и уволить в августе. Но я, всё же, конечно, надеюсь на лучшее. Всем я пишу: "Если бы вы знали, как я хочу домой". А ты, ведь знаешь, как я хочу, сам так же хотел. Но, так или иначе, готовь дорогой мой друг банку водки в полном смысле этого слова (ведь теперь ее продают именно в этой таре), и жди меня. Я вернусь с победой, и мы устроим революцию души и тела, а если понадобится, то и революцию в полном смысле.
      Передавай огромный привет всем нашим общим друзьям и знакомым, своей маме, ну и, конечно же, своей Дульсинее Тобосской, т.е. Гале.
      Бачи всех стран соединяйтесь!
      Да сгинет "мирное" афганское небо над головой! Да постигнет соседний Пакистан кара небесная, и сгинет он! Во веки веков, аминь!
      Тебе большой привет от моего друга и брата Ратмира, ты должен его помнить. Он тоже встанет в наши ряды, чтобы наказать неверных, и воздать должное богу Бахусу.
     
     
     
      Всё, на этом целую тебя и обнимаю до треска костей.
     

Твой Игорёша, как у нас тут говорят, "рядовейший рядовой",

но я плюю на них, ведь я уже гражданский человек.

     
     
      Да здравствует приказ МО N 68. Ура!
     
     
     
     
     
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"