Бабкин Дмитрий. Вся правда о войне!

Мой правдивый рассказ прольёт полный свет на историю войн, которые я вёл.

Старший сержант танковых войск сверхсрочной службы рядовой Сердешный.

ПОХОД НА ДРА.

Наша 349-я танковая дивизия базировалась в городе Париже, Республика Коми, когда внезапно, поднятая по тревоге, была целиком погружена на транспортные самолёты ЯК-777 и переброшена в Беловежскую пущу. Там нас ждало учение. Как говориться, легко в учении, легко в бою! (Мазепа). Нас высадили в чистом поле среди лесов и танки, построившись в боевой порядок, должны были приступом взять Речной Вокзал деревни Техуи. Была зима, и подача сжиженного газа в силовые агрегаты заработала не у всех. Но, скажу не похвалясь, дивизия выполнила задачу практически без потерь. Лишь один танк, да и то это был Т- 69, по ошибке штабной карты упал в выгребную яму туалета местной свиноводческой фермы. Топографист, который вынул карту из трофейного фонда генерала Калиновского, был наказан лишением очередного отпуска, экипаж геройски погиб. Это были наши первые потери в той войне на Среднем Востоке.

Война, словно молот и наковальня, вошла в нашу службу.

После успеха зимних учений нашу танковую дивизию перебросили на отдых на зимние квартиры в летний лагерь Усходний в районе Бреста. Усходний обозначало Западный по беларуску. Или Восточный, что не имело значения.

Город Брест встретил увольнительных ветрами и Крепостью. Порой, спасаясь в Крепости от ветров, я, рядовой Сердешный, находил там отдохновение от забот в разрушенных ДОТах, ДЗОТах и прочих огневых точках противника, и не противника.

Помню надпись на стене: ВИНОВНЫХ РАССТРЕЛЯТЬ НА МЕСТЕ!

Подпись, слабеющей рукой: ГУДАЙМОРНИНГ, зАхар, Старший упо НОмоченНый Нквд по Б естк й О ла ти

Декабрь подходил к концу, когда нас построило командование. Выступал маршал под кодовым именем Клаузевиц:

-- Товарищи солдаты и офицеры! Вам выпала неповторимая честь прыгнуть в танке с парашюта!

Ординарец:

- С парашютом, товарищ маршал.

-- Что? А, с парашютом!!

-- Немцы будут наступать отсюда, дайте карту, - маршал с недовольством обернулся к адъютантам.

Ординарец:

-- Товарищ маршал, это мы наступаем, а ОНИ отступают!

-- А, ну, товарищи солдаты, мы наступаем! Воздвигнем знамя Социализма на Кубе!

Ординарец:

-- Товарищ маршал. Куба - Остров Свободы. Мы освобождаем другую страну. Она между Пакистаном и Ираном.

-- Швейцария, что-ль. Вы, гады, кто на Швейцарию наехал? Коньяку!!! Ё. Армянского. Нет, Арагви мне. Суки эти в ЦК. Покажу я им.

-- Товарищ маршал, самолёт ждёт.

ИЛ - 666 набирал высоту.

Рядовой Сердешный пропел про себя:

В небе голубом и чистом

Наш, как его, Фантом, как в поле чистом,

С рёвом набирает высоту.

Танковая, 349-я дивизия выходила на заданную для прыжка высоту. Танки в ИЛ-ах ждали своего часа. Наконец час настал! Танки с экипажами и десантом полетели в кабульскую ночь. Им предстояло взять силовым воздействием Железно-Дорожный Вокзал в Кабуле.

Дворец Амина обороняли части дивизии СС (Саланг - Суруби). Их брали Альфа, и, Вымел, и Мусульманский батальон, и части ГРУ, и прочие десантные части.

Железно - Дорожный вокзал Кабула представлял собою весьма укреплённую цель для нападавших: наша 349-я танковая дивизия выдвинулась на исходные. Враг отступал. Пехота, приданная, продвигалась вперёд. Мы на танках двигались медленней. Показались вертолёты с катерами каспийской гвардейской флотилии, катеров было четыре, один вертолёт сбили, и он ушёл в сторону, хрен его знает, куда он ушёл, взорвался где-то. Остальные плюхнули катера в Кабул. В реку. Те тут же построились в боевой порядок и обложили вокзал с моря. Наша 349-я танковая дивизия была высажена самолётами в аэропорте! Или аэропорту? Десантники захватили почту, телеграф, телефон и дворец, нам же стояла задача обезвредить железно - дорожное сообщение. Развитая сеть афганского вокзала позволяла подвезти подкрепления из Пули-Чархи в течение часа! Именно наша танковая дивизия обеспечила реализацию данной операции.

Я, как заряжающий, одного из танков об этом свидетельствую.

Вокзал имел три входа: первый, второй и центральный. Наша рота из трёх танков Т-75 брала западный вход. Подкалиберным снарядом я сначала снёс 22 пулемёта, оборонявших это место. Это было не просто, а тяжело. Пулемёты стояли попарно сбоку и сверху. И снизу. Но на учениях нас научили одним снарядом бить сразу двух зайцев. Мне удалось бить сразу трёх! 22 пулемёта и их экипажи были уничтожены одним выстрелом! Десантники 4859-го гвардейского полка в одном порыве захватила западный вход вместе с камерой хранения на три тысячи мест.

Поразительный успех!

За этот подвиг я, рядовой Сердешный, был представлен к званию полковника и героя, но...

Получил лишь звание ефрейтора и всё.

Звание ефрейтора у меня отняли сразу после празднования победы советской демократии в Демократической Республике Афганистан, после чего нашу гвардейскую 349-ю танковую дивизию стали перебрасывать в город, не помню, мы его звали Харон. На переброске со мной случилась история: серпантин (это такая дорога, где и слева и справа обрыв, а сверху горы), и мина сверху, с гор. Эта мина сверху прямо в башню моего танка Т-77 и залетает. Весь экипаж в панике, а я сразу и подумал - надо сигать. И, как кролик Роджер, сиганул из башни. Так и выжил, а весь экипаж эта мина, она сверху в башню залетела, дело было на перевале Саланг, естественно, подорвался. Я упал в камни возле дороги, едва не долетел до пропасти, а так бы лежал там.

Вот такая моя эпопея похода на ДРА. Всё полная правда, мне за подрыв тоже дали героя, но в штабе 48-й армии писарь стырил наградной лист.

ЛЮЧИЯ!

После моего вывода из ДРА я, не отрываясь от службы, экстерном закончил Институт иностранных языков имени Гнесиных в городе Балалалагое. Учёба давалась мне легко. Дело в том, что после той контузии на Саланге, я вдруг обнаружил, что откуда-то знаю язык племени Маури, а так же венгерский и латышский языки. Помню наизусть Калевалу в оригинале и могу свободно общаться с различными ЭВМ на Алголе и Фортране. Похоже, мне удалось удачно удариться головой, когда я сигал из башни. В голове будто сработал какой-то выключатель и включил скрытые возможности моего мозга. Вероятно правой его половины, так как ко всему прочему я ещё и стал левшой.

За год обучения в институте я освоил ещё несколько десятков языков. Точное их число не скажу. Стал плохо владеть арифметикой. Одни возможности мозга открылись, другие закрылись. Так мне объяснил это явление доктор Павлов, который наблюдал меня весь этот год.

Весной мне в торжественной обстановке ректор вручил красный диплом. Диплом был обильно окроплён замечательным одеколоном Шипр. Такое делалось в исключительных случаях для самых лучших выпускников. Я предпочитаю, правда, как человек скромный, лосьон Огуречный, но тут на церемонии вспомнил детство: как в парикмахерской, после того как тебя постригут налысо, мастер, обычно это крупная женщина постбальзаковского возраста или дородный мужчина - балагур, берёт в руки баллон с Шипром или Тройным и обильно пшикает на тебя этой благодатью! И ты встаёшь из кресла и выходишь из одеколонного облака на центральный проспект Ленина! А люди оглядываются, и стараются обойти тебя стороной. Звёздное чувство! Ощущаешь себя Эдуардом Хилем или Александрой Пахмутовой (ведь ты был тогда ещё так же мал, как она).

Новое образование придало моему положению новый статус, и я был отозван из части в резерв штаба округа на переформирование. Долго ли коротко ли решалась моя судьба, но однажды она разрешилась: приказом министра обороны я был направлен в секретную спецшколу ГРУ. Жизнь уготовила мне участь разведчика. Получив штатское обмундирование, я, в сопровождении доктора Павлова и его собаки, убыл на вокзал. Мы с ним обнялись на прощанье, и он долго ещё махал платочком вслед уходящему с перрона поезду. Лишь когда начало смеркаться и пришло время вечерней кормёжки, собака потянула доктора за поводок обратно в лабораторию.

Спецшкола встретила маем. Соловьями и Глухарями! Глухари токовали как те тенора, втроём. Задача доставить их на обед была первой. Эта охота была испытанием. Мы, курсанты, разделились на три группы, по одной на каждого глухаря. Глухари вдруг замолкли. Первая группа зашла в тыл по регламенту. Две наши группы двигались с цепью, цепь была чугунной. Цепь была тяжёлой. В качестве психического воздействия на птицу была использована опера Гаэтано Доницетти "Лючия ди Ламермур". Когда запела Лючия, отвечая Эдгару, глухари не выдержали, и выбежали на...

А сангероссо, ё!

Эти придурки из первой группы расстреляли глухарей так, что на ужин нам пришлось довольствоваться перловкой. Ошмётки противника вздыхали последним вздохом.

И лишь Лючия, пердона!

Нормальная баба. Эдгара в следующий раз надобно мочить, а не глухарей.

Интендо!

***

Первая задача обернулась обманом. Коковавшие глухари оказались нашими диверсантами. Патроны оказались невсамделишными, нас пропустили через полосу препятствий ни за что после, за невыполнение задачи. Мы все, ветераны боёв в Кабуле, Кандагаре и прочем, негодовали. Как? Нас, ветеранов боёв, хочут изобразить салабонами? Да мы да...

Тут пришли двое и нас всех отключили. Или выключили.

Наутро началось. Первым делом мы попали в кинотеатр. Утром.

Нам двадцать раз показали фильм "Жестокий романс". Такой фильм: хороший: Нам показывали его каждый день. Фильм показывали без звука. Специально поставленные люди следили за тем, чтобы мы не спали. А фильм шел и шел день за днем, в смысле ночь за ночью, утро за утром. Ну, мы-то еще ладно, но каково было узбекам или ну,: другим ребя-там? Для кого Волга - не матушка-река. Как они должны были ненавидеть Никиту Михалкова, который безмолвно, самодовольно открывал рот:. Они же не знали, что он поёт про мохнатого шмеля. И почему так пляшут цыгане. (Здесь нелишне было бы показать, как они танцуют.) Мы сидели и спали с открытыми глазами, а на экране, из-за того, что части фильма были самым удивительным образом перепутаны, - только что убитая героиня вдруг танцевала: и вообще все, что было на экране, было так мучительно, что я не переставал удивляться точности выбора фильма. Но, конечно же, все наше кино такое: для узбека, в смысле.*

После пошла боевая учёба. Но это настолько секретная тема, что я не имею права сказать тут хоть слово. Мы возмужали и освоили много чего.

Спецслужбы Анголы, Мозамбика, Никарагуа, Бангкока, Триеста и Касабланки узнали каково им (секретно!)! Последним трофеем перед пенсией стало чучело белого медведя разработанного в спецлабораториях ЦРУ. Этот трофей я храню на даче в Филях, рядом с арбалетом, из которого это чудо техники было обезврежено.

Чучело конструктора медведя хранится в подвалах Лубянки с весны 1998-го года. Инвентарный номер 468/27. Его доставил в музей, удостоенный звания Героя, как и я, трижды, подполковник "Х".

***

Это просто игра,

Это просто такая работа.

Не поверит другой,

Не поверит и этот и тот.

Но, я правду сказал,

Я себя заложил, словно боты.

Слово, словно обвал

Вы найдёте в архивах - I swear!.

Подполковник ГРУ в отставке Сердешный с трофеями: лосями, кабанами, О - ленями, волками, шимпанзами, турами, бурами и шанхайским барсом.

Резюме: подлежит ликвидации.

Доктор Клаус-Мария Менгеле.

Дата/Подпись. Посёлок Чинау, Республика Чили.

*- Из монопьессы Евгения Гришковца "Как я съел собаку"

Комментарии: 4, последний от 06/01/2005. © Copyright Бабкин Дмитрий (babrak@rambler.ru) Размещен: 16/02/2005, изменен: 17/02/2009. 13k. Статистика. Рассказ: Проза, Юмор ЮМОР		Ваша оценка:
Аннотация: Ну, про взятие железнодорожного вокзала в Кабуле байка уже всем набила оскомину. Вторую бредятину про мину, залетевшую в башню танка, лично слышал от одного человечика. Анонс, типа. Если интересно, продолжу сочинять эти глупости :-)))

Бабкин Дмитрий : другие произведения.

Вся правда о войне!