"Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит..."
Из меморандума князя Потёмкина к царице Екатерине II. Декабрь 1782 года.
Болотина Н. Ю. Потёмкин. Глава 10. "Дар бескровный...".
Юг Крыма. Шестидесятые годы ХХ века.
Провожали в последний путь председателя местного совета.
Моя бабушка, приодевшись, собрала и меня. Горной, короткой тропинкой, подсохшей на весеннем солнце, мы вышли в центр села.
В клубе шла панихида. У дверей здания, к моему счастью, хотя при умершем не в тему говорить о счастье, топтались ребятишки. Чем заняться пока взрослые, там, внутри помещения о чем-то говорят? Теплая библиотека с красочными сказками по случаю похорон закрыта. Продуктовый магазин? Без взрослых или, вернее, без денег нет смысла идти туда и, облизываясь, таращиться на цветной сахарный горошек. Зайти поглазеть в промтоварный? Можно. В чайную нет смысла поворачивать, к ней у местных жителей отношение двоякое: женщины ругают её и обзывают чайнушкой, мужчины же, наоборот, очень ценят это заведение и часто собираются там поговорить по душам за стаканом вина.
Но панихида не затянулась. Похоронная процессия с духовым оркестром, цветами, венками, боевыми и мирными наградами умершего, двинулась за бортовой машиной по брусчатой центральной улице - единственной равнинной улице в селе не имеющей ни подъемов, ни спусков. Вдоль улицы, как и положено, стояли дома. Одни, со стороны горы, возвышались над ней в два этажа, другие, в низине, едва виднелись плоскими или новыми двухскатными крышами. У развилки, традиционно, в кузов на коврик установили гроб и, натужно гудя мотором, машина медленно тронулась вниз по извилистому серпантину к сельскому кладбищу у моря.
Провожающие шли за грузовиком нестройными рядами и вполголоса разговаривали. Молодняк, сбившийся локоть к локтю, не жалея эмоций, фантазировал обо всяких страшных случаях со смертельным исходом, что было как раз в тему.
- На кладбище есть один необычный склеп, его давным-давно трое местных подростков вскрыли. С тех пор потревоженный покойник превратился в призрака, по ночам он вылетает из дыры и мстит. Те трое умерли странной смертью: один утонул в море, хотя очень хорошо плавал; другой упал с коня в пропасть и разбился; третий, вообще, переел и захлебнулся во сне. Так, что если хватит смелости заглянуть в дыру, то можно увидеть скелет покойника, а его призрак в белом балахоне летает только ночью, - делая страшные глаза, рассказывала девчонка, лет десяти отроду.
На месте, пока взрослые отдавали последние почести умершему, поколение помоложе решало проблему идти или не идти на просмотр ужасных костей. В конце концов любопытство пересилило и три девчонки пятилетки двинулись за старшей на экскурсию. Одна за другой, обходя заросшие холмики, они приблизились к необычному, для скромного православного кладбища, сооружению, и остановились в нерешительности: рассказки про покойников сделали своё дело - всем было жутковато.
- Идите, смотрите, - показала "экскурсовод" рукой на склеп, а сама отошла в сторону.
Ноги девчонок приросли к земле, они топтались на месте и нерешительно поглядывали друг на друга. В конце концов одна из "экскурсанток", собравшись с духом, первой шагнула к склепу. В его арочном своде, на четверть затянутом наползающей с горы землёй, виднелась дыра. Сильная духом поднялась на камень и, опираясь на вертикально стоящую памятную плиту, с бьющимся от страха сердцем, опасливо заглянула в пролом. И вдруг, где-то недалеко, кто-то противно и отрывисто закричал: "А! А! А!" Смелая вздрогнула от страха и, хотя склеп был пустой, и никто на неё не покушался, дала дёру. За ней рванули остальные. С глазами полными ужаса они без оглядки добежали до похоронной толпы.
- Ты чего? - запыхавшись, спросила старшая.
- Страшно! Там кто-то кричал, - стуча зубами, выдавила трусиха.
- Кричал? - облегчённо выдохнула она, - это был...
Прошло больше полувека. Как-то, просматривая в Википедии исторические и памятные места Алуштинского района, я обнаружила, что многие из них не имеют фотографий. Желая восполнить пробелы, составила список с адресами. Вооружившись фотоаппаратами, в компании со старшим сыном мы отправились в поездку. Медленно проезжая оживлённый торгово-административный центр села с кипарисовым сквером, разбитым на месте старого клуба, мы двинулись к побережью. Мягко шуршали шины по асфальту, - трясучка по каменной брусчатке осталась в моём детстве. Одно из памятных мест списка - стела-крыло погибшим лётчикам, находилось как раз на кладбище посёлка Малый Маяк.
- Ты знаешь, здесь есть интересный склеп? - спросила я сына, отщелкав нужный вид. - Правда, мне ничего не известно о похороненном там человеке.
- Склеп? А где? - заинтересовался он.
Не странно, что он этого не знает. Его детство прошло в детском садике. В любой семье каждый старший прививает младшему своё отношение к народным обычаям и традициям. Моя бабушка посчитала нужным познакомить меня с этой частью большой жизни, его же бабушке не довелось прийти с внуком к родным умершего в скорбный момент.
Мы спустились в низину кладбища. Склеп с арочным сводом ещё больше затянуло землёй, а вертикальная плита из светлого туфа по-прежнему извещала посетителей о том, что здесь нашёл последний приют некий Петръ Петрович Шлейденъ (1784-1862). Недалеко от склепа нашлось другое захоронение - вросшая в землю, неприметная, темно-зелёного диабаза могильная плита с надписью Зинаида Абросимовна Шлейденъ (1806-1894).
Я переписала имена и даты жизни незнакомых мне людей. Сделала фотографии.
Вопросов было много. Кто эти люди? Почему столь значительное захоронение оказалось здесь, у берега моря, так далеко от небольших крымских городов? Красивое место выбрали они себе для вечного покоя.
Мы стояли на склоне горы, вдыхали хвойный аромат вечнозелёных тисов, грелись на зимнем солнце и любовались красотами: перед нами, как живое, дышало волнами море; в белых кружевах прибоя виднелись серые утёсы; поросшие лесом ущелья и склоны гор тянулись к воде; светлые здания пансионатов утопали в соснах и кипарисах; пляжи курортной зоны, разделённые волнорезами, ждали жаркого лета и отдыхающих.
Поиск в интернете вывел меня на городской сайт. Там, в разделе "С Алуштой связанные судьбы", я нашла нужные мне сведения: Петр Петрович Шлейден - владелец суконной фабрики в Москве, крымский дачевладелец. Был женат на Паулине Марии Даль (1793-96? - 1840 Москва) - старшей сестре Даля Владимира Ивановича - составителя "Толкового словаря". Об этом упомянул Н.А. Головкинский в "Путеводителе по Крыму" от 1894 года:
"За речкою, на возвышенности дача "Саяни", принадлежавшая прежде П.П. Шлейдену, теперь принадлежит г. В.К. Винбергу".
Заметила, что около имени дачевладельца не проставлены даты жизни и смерти, значит их не знает ведущая сайт журналистка Г.Ф. Путнина. Я нашла её электронный адрес, написала письмо, приложила фотографии и номер моего телефона. Вскоре мы познакомились, нас объединил общий интерес к родному краю.
Но как оказался московский промышленник Петр Петрович Шлейден в Крыму?
Пришлось углубиться в историю.
1783 год. Царица Екатерина II присоединила Крым к России. Этому предшествовал ряд русско-турецких войн, проведённых с целью обезопасить Российское государство от набегов Крымского ханства за живым товаром.
Произошедшие события резко уменьшили население полуострова: погибшие в боевых действиях; умершие во время эпидемии чумы; недовольные присоединением мигрировавшие в Турцию; в поисках лучшей жизни переехавшие на Кубань.
Проблема восполнения потерь решалась обычным способом: в 1784 году началась массовая раздача, поступивших в казну, крымских земель. Их брали не только дворяне, но и представители других сословий, с обязательством осваивать и заселять полученные наделы.
Шлейден принял в дар землю и постройки на ней - полуостров обезлюдел, три четверти домов крепких и не очень стояли пустые.
В те времена самая доступная дорога к южному берегу Крыма тянулась от столицы к Таманскому полуострову, от него - через Керченский пролив до Керчи, оттуда повозками - до Феодосии, там пассажиры садились на пароход и плыли вдоль берега моря до Судака, Алушты, Ялты.
"Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения... Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зелёные колонны, стройно возвышались между ними".
Так писал двадцатилетний Пушкин в августе 1820 года, проплывая вдоль берегов полуострова.
Возможно в то же время отправился в путь Петр Петрович Шлейден с женой Паулиной и сыном-подростком Францем. Наверняка они тоже видели те же горы, плоские кровли хижин и тополя. Знал ли бывший промышленник что-нибудь о подаренной ему земле или взял то, что дали?
Его будущая усадьба находилась недалеко от Алушты, у моря, ниже горной деревни Биюк Ламбат*. Дача, в которой поселилась семья, назвали "Саяни". Она стояла на берегу горной речушки, текущей по глубокому уютному ущелью, похожему на створки раскрытой мидии. Ущелье летом укрывалось тенью высоких деревьев. Журчала под окнами дома речка. С моря доносился шум прибоя и пахло йодом. Северные зимние ураганы летели поверху, не причиняя большого вреда. Одним словом - рай, да и только, незаметный с предгорий, но хорошо просматривающийся с проплывающих по морю кораблей.
Что случилось с женой Петра Петровича Паулиной? Почему она умерла в Москве? Мне неизвестно. О сыне Франце тоже не нашлось никаких сведений, возможно он был участником Севастопольской кампании и погиб там. Единственно, о чем можно с уверенностью сказать, что хоронила Петра Петровича его невестка Зинаида Абросимовна и его внучка - наследница дачи Леонида Францевна Винберг(урождённая Шлейден) с семьёй. Место для могилы они выбрали недалеко от дачи на высоком пригорке у моря.
О муже Леониды Францевны (1831-1915) - Владимире Карловиче Винберге (1836-1922) стоит сказать несколько слов. Этот человек оставил заметный след в истории Крыма. В мемуарах князя Оболенского В.А. "Моя жизнь, мои современники" Винбергу посвящено несколько страниц:
"В раннем детстве лишившись родителей, Винберг В. К. был отдан в петербургский кадетский корпус, по окончании которого поступил в высшее военное училище - Корпус Лесничих, - впоследствии ставшее Лесным институтом. Молодым офицером он был назначен лесничим в Ялту, где вскоре женился на дочери местной помещицы и вышел в отставку".
Можно кратко отметить этапы жизни этого образованного и активного человека.
18-летним юношей прошел Севастопольскую кампанию 1854-1855 годов.
В 1866 году - гласный Ялтинского уезда. Член Ялтинской земской управы. Мировой судья Ялтинского уезда. Гласный Таврического губернского собрания.
С 1872 года по 1881 год - Председатель Таврической губернской земской управы. В частности, по его инициативе была учреждена губернским земством Сакская грязелечебница, приобретшая впоследствии всероссийскую известность.
В 1879 году Винберг участвовал в Первом съезде земских деятелей в Москве.
В 1881году участвовал в тайном обществе, которое подготовило обращение к новому императору с указанием на необходимость введения в России конституционного образа правления, за что был сослан на семь лет во Владимирскую губернию без права посещения Санкт-Петербурга и Крыма.
В ссылке написал "Практическое руководство по виноградарству и виноделию", которое выдержало несколько переизданий.
С 1903 года - Председатель Ялтинской уездной земской управы. За 9 лет ялтинское земство совершенно преобразилось и по своим культурным учреждениям заняло среди русских земств видное место.
В 1912 году 75-ти лет от роду Владимир Карлович был избран в Государственную Думу IV созыва и работал в ней до революции 1917 года.
Вот что писал о Винберге В.К князь Оболенский В.А.:
"За тридцать лет моего близкого знакомства с ним я ни разу не помню его больным. Всегда бодрый, свежий, работоспособный. Он легко мог не спать несколько ночей подряд, мог подолгу не принимать пищи, и все такие лишения нисколько не уменьшали его жизненной энергии. Но если спал, то спал как убитый, а ел все, что перед ним ставили на стол. В 75 лет, будучи председателем ялтинской земской управы, он еще делал верхом по много верст, объезжая горные деревни своего уезда, и только раз сказал мне: "Езда меня не утомляет, но сегодня в первый раз почувствовал головокружение, проезжая по тропинке над обрывом. Очевидно, начал стареть". Пешком же в это время он ходил в гору без всякой одышки. Всякая физическая работа была ему легка и приятна. Живя и хозяйничая в своем имении, он всегда был в работе: колол дрова, чинил заборы и исполнял разную столярную и плотничью работу. И все спорилось в его ловких руках. Оставался силен физически до глубокой старости. В 83 года еще работал топором и пилой".
Последние четыре года своей жизни Винберг жил в Крыму, в своем имении в Ялте, и умер в начале 1922 года.
В браке Винберги - Леонида Францевна и Владимир Карлович - родили и воспитали семеро детей. Все дети получили образование в Санкт-Петербурге.
На одной из дочерей Винбергов - Ольге был женат автор мемуаров "Моя жизнь, мои современники", питерский князь Оболенский Владимир Андреевич. В браке у них родилось восемь детей.
Об активном политике, кадете, депутате Государственной думы I созыва от Таврической губернии ВладимиреАндреевиче Оболенском (1869-1950) в Википедии есть отдельная статья.
В мемуарах Оболенского меня особо заинтересовали описания событий последних дней его пребывания Крыму, в деревне Биюк Ламбат.
В апреле месяце до нас стали доходить слухи о том, что на Крымском полуострове появились немецкие войска. Слухи эти казались совершенно невероятными. Зачем немцам забираться в Крым? ...И я разубеждал татар, которые с таинственным видом и с довольным блеском в глазах сообщали: "Наши говорят - герман скоро Крым придет. Тогда хороший порядок будет". И по секрету добавляли, что как только придут немцы, они, татары, расправятся с большевиками.
В Биюк-Ламбате... я увидал ту же картину, что и четыре месяца тому назад: по шоссе взад и вперед бродили вооруженные татары, несколько всадников с винтовками гарцевали на реквизированных по случаю "революции" почтовых лошадях. На горе, у заворота шоссе в Ялту, виднелись дозорные при пулеметах. А в кофейне заседал "комитет", распоряжавшийся военными действиями. Незадолго до моего прихода в Биюк-Ламбате был задержан автомобиль с тремя большевистскими комиссарами, которые тут же были отведены в кусты и расстреляны. В комитете разбирали отобранные у них документы и подсчитывали толстые пачки найденных у них денег. На одном юном комиссаре нашли не отправленное письмо приблизительно такого содержания: "Дорогой папаша. Я скоро собираюсь оставить службу и приехать к вам. Теперь у меня есть деньги и можем с вами начать торговлю".
Стоит в Малом Маяке под горой у заворота старой дороги на Ялту пирамидообразный валун с мраморной плитой и надписью на ней:
"Здесь татарскими националистами и белогвардейцами 21 апреля 1918 года были предательски схвачены и арестованы члены Советского правительства Республики Таврида".
Действительно ли письмо и деньги нашли у юного комиссара? Автор книги не сомневается. Мне же с детства говорили, что помыслы у Советского правительства были светлые. Кроме того, история ареста и расстрела немного другая. Члены правительства были перевезены в Алушту, подвергнуты пыткам и издевательствам, а потом расстреляны 24 апреля на окраине Алушты.
Первую плиту на валуне, в память о несостоявшейся Советской республике Таврида и её правительстве, установила советская власть после гражданской войны. В годы Второй мировой с приходом немцев в Крым плиту выбили из каменной ниши. После войны усилиями следопытов памятный мрамор был восстановлен. В смутные 90-е с массовым возвращением татар в Крым, кто-то залил слова истории черной краской. Плиту очистили, но следы от краски на мраморе, валуне и в памяти остались ...
И ещё об упомянутой горе - она носит имя Воешка. Невысокая, растянутая и пологая, она во все времена служила удобным местом для прогулок в мирное время, или пунктом наблюдения за передвижением по местности в военное. Дети, родившееся после Второй мировой, ещё долго играли в разведчиков, прячась в глубоких ямах, выкопанных пограничниками, пока все земляные гнёзда не затянуло землёй.
Автор книги описывает настроения разных слоёв общества в селе, планы интервентов, растерянность той или другой части населения, поддерживающей или нет быстро меняющуюся власть.
"Немцам, стремившимся создать из Крыма самостоятельное мусульманское государство, находящееся в сфере их влияния, нужно было, чтобы татарское население проявило активность и якобы само освободило себя от "русского" ига.
Утром конный татарский отряд под командой полковника Муфти-Заде выступил из Биюк-Ламбата в Ялту, а днем, встреченный на пути пулеметным огнем, в беспорядке и панике пронесся обратно.
При таких обстоятельствах бежать в горы нашему "клану" с маленькими детьми, на неопределенное время, с риском вернуться под давлением голода через несколько дней и попасть в руки большевиков, ...было еще опаснее. И мы остались. ...Вот мимо нас на всех парах прошел миноносец под красным флагом. Мы видели, как он стал против Алушты и обстрелял ее, а затем повернул обратно и по дороге обстреливал прибрежные дачи. Перед нами он тоже остановился. Я вывел всех наших жителей из дома и поместил в овраг. ...Из пушки стреляли через наши головы по деревне, а нас посыпали пулеметными пулями, которые достигали до нас уже на излете, слабо шлепая по листве деревьев. Когда миноносец ушел, я пошел в Биюк-Ламбат узнать о положении вещей и раздобыть хлеба. Всегда оживленное шоссе было пусто, все кофейни и лавки были закрыты, пекарни - тоже. Биюк-Ламбат вымер".
Особо моё внимание привлекли описания села в прошлом. Показалось интересным замечание автора об инфраструктуре населённого пункта: кофейни, лавки, пекарни. Всё во множественном числе. Значит в начале ХХ века в Биюк Ламбате жило населения намного больше, чем сейчас.
Чем занимались люди, зарабатывая на жизнь? Кроме курортной сферы, камнеобработки, садоводства, виноградарства, табаководства, было ещё и шелководство - идея князя Потёмкина. В каждом дворе росла одна, а то и две шелковицы-туты, в листьях которой тутовый червь окукливался в шелковый кокон. Старые, с корявым толстым стволом, тутовые деревья кое где ещё растут в селе, однако тутовым шелкопрядом люди уже не занимаются. Местные жители с шелковицы летом собирают крупную тёмно-бордовую сладкую ягоду, чего не видели прежние тутовладельцы. Им приходилось каждую весну спиливать большие ветки, чтобы из свежего спила появился многочисленный прирост мощных, покрытых молодыми сочными листьями, ростков.
Оболенский наблюдал, как с 1918 года на протяжении четырёх лет в Крыму менялась власть и соответственно он то возвращался к своим обязанностям председателя Земской управы Таврической губернии при правительстве, то скрывался от недругов.
В комедии "Свадьба в Малиновке" наглядно отражена политическая кутерьма в Крыму. Мы смеёмся над паном атаманом Грицианом Таврическим, возомнившим себя главой Тавриды, но людям, жившим в то время, было не до смеха.
Автор вспоминает:
"А затем потекли дни и недели бесконечно однообразные. На южном берегу мы жили не семьей, а целым кланом. Население его, в зависимости от обстоятельств, увеличивалось и уменьшалось, колеблясь в пределах от 20 до 35 человек. Кроме моей личной семьи, состоявшей из 10 человек, в наш "клан" входили: мой тесть, еще совсем бодрый старик 78-ми лет, его дети и внуки, подруги и товарищи этих внуков, случайно застрявшие у нас знакомые и родственники и два скрывавшихся от большевиков офицера. ...Все мы много работали физически на виноградниках и в огороде, в свободное время старшие учили младших, а по вечерам читали вслух при свете масляной лампадки, ибо ни керосина, ни свечей достать было нельзя. ...Большое оживление в нашу жизнь вносил издававшийся нами журнал "Саяни", в котором сотрудничало большинство жителей нашего клана. ... Вначале мы ожидали обысков, арестов, расстрелов. ...На нас, однако, не было нашествий, и когда мы поняли причину нашего привилегированного положения, то перестали беспокоиться за свою участь. А причина была самая простая: ...дорога к нам была совершенно недоступна для автомобилей и малодоступна для рессорных экипажей. В конце концов все дачи, расположенные вдоль шоссе и других удобных дорог, были разгромлены, а лежащие в стороне сохранились".
Оболенский В.А, на даче "Саяни" скрывался сам и прятал своих детей, участников белого движения: двоих сыновей и старшую дочь - сестру милосердия Симферопольского госпиталя. Когда из Крыма были изгнаны немецкие интервенты и советская власть установилась окончательно, он со старшими детьми в конце 1920 года эмигрировал во Францию.
Его жена Ольга Владимировна в сентябре 1921 года на даче "Саяни" была арестована. Вместе с нею арестовали и двоих детей. Освободили их из Лефортовской тюрьмы в мае 1922, а в 1925 году они тоже эмигрировали во Францию.
Об Ольге Владимировне (1869-1938) - жене и друге, Оболенский говорит, как о человеке исключительном:
"Долгую жизнь мы прожили вместе, вместе взрастили огромную семью и расстались лишь недавно, в 1938 году. Ее не стало, а я еще доживаю свой век...За 42 года нашей совместной жизни я так привык к ощущению нашей слитности, настолько не мог себе представить своего существования без нее, равно как и ее жизни без своей, что говорить о ней как об отдельном от меня человеке не могу. Скажу только, что крепкая наша взаимная привязанность была основным фоном моей жизни и помогала, как мне, так и ей, переживать все испытания судьбы".
В 1933 году Русский Исторический Архив в Праге обратился к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Получил и Оболенский такое предложение. Завершает свою книгу автор такими словами:
"Кончилась моя жизнь в России и начались долгие годы изгнания. Эти годы я не могу назвать жизнью. Двадцать лет, проведенных мною в эмиграции, я ощущаю не как "жизнь", а как "дожитие". Правда, в течение этого времени я принимал участие в разных общественных организациях, но скорее - по привычке, без прежней веры и энергии..."
Такова история поместья и дачи "Саяни" до того момента, когда советская власть решила устроить там летний пионерский лагерь "Кастель"**. Сюда со всех концов Союза на оздоровительный отдых поехали дети. Особо интересно организовывались в лагере как открытия смены - с заездом, приветствием и концертом, так и закрытия - с концертом, песнями и танцами у вечернего прощального костра на большой площадке у берега моря. Мы, местные, бегали посмотреть на эти маленькие торжества и завидовали, царившему в лагере, весёлому настроению. Мы завидовали праздникам, но не завидовали будням отдыхающих. Всю смену дети приходили на пляж и купались по свистку под присмотром вожатых, а мы бегали на море и плескались в воде столько, сколько хотели, хоть до гусиной кожи и посиневших губ.
Уютное и тенистое ущелье у моря, к которому вела дорога по обрыву, с его летними домиками, дорожками, спортивными площадками - казалось раем. А какой рай без райских птиц? Когда появились в детском лагере павлины, трудно сказать. Но после войны они уже были. Им отгородили вольер под деревьями у реки, поставили домики, соорудили озерцо и важный хозяин гарема, веером распуская свой зелёно-глазастый хвост, противно, картаво и отрывисто кричал: "Ка! Ка! Ка!" Створки ущелья, звонким эхом, разносили призывные звуки павлина по округе, пугая несмышлёных девочек.
Грустна кончина всего павлиньего семейства. В смутные 90-е, как-то зимой, кто-то забрался на территорию лагеря и перерезал всех райских птиц. Не думаю, что этот бандит был самый голодный человек в округе, но то, что он стал преступником, не подлежит сомнению.
В те же 90-е годы оздоровительная структура "Кастель" была прихвачена в частную собственность. Приватизирована, огорожена и перестроена. Под слом пошёл единственный уцелевший каменный дом, достоявший до последних хозяев. Наследники Винберга, приехавшие посмотреть родовое имение предка, не нашли никаких следов от старых построек.
Так, когда-то увиденное загадочное погребальное сооружение, оставившее след в детской памяти, потянуло за собой цепочку исследований и, благодаря работе журналистки Г.Ф. Путниной и мемуарам Оболенского, открыло для меня историю дачи "Саяни" и деревни Биюк Ламбат - Малый Маяк, моей малой родины.
О происхождении названий.
* Биюк Ламбат в переводе - большой маяк. Во времена Византийской империи и Великого шелкового пути в Крымских предгорьях кипел жизнью большой город Лампад. Много веков по брусчатым дорогам юга Крыма гремели обозы, развозя по лавкам товары: шелковые материи, ткани из хлопчатой бумаги, бумазеи, душистые коренья, драгоценные меха. Подходящим к портам суднам в пути светили маяки. Один из них, довольно крупный, стоял в верховьях города. На юг же от Лампада, у самого берега моря, в поселении Кучук Лампад стоял маяк поменьше.
Лоцманы, подводя гребную галеру к бухте Партенита, наблюдали и выжидали момент: как только два маяка большой и малый сольются одну линию, сразу нужно поворачивать к берегу. Поверни раньше - разобьёшься о скалы Медведь горы - Аю-Дага, опоздай - напорешься на другие валуны.
В послевоенные годы при переименовании населённых пунктов произошла путаница и поселение Биюк Ламбат назвали Малым Маяком.
**"Кастель" - такое же имя носит близлежащая гора Кастель, где во времена Византии стоял замок-крепость(сastello-ит.), один из тех сорока замков, которые видел фламандский монах-францисканец, путешественник Вильгельм де Рубрук. В 1253-1255 годах он по поручению французского короля Людовика IX совершил путешествие к монголам, отправившись в Восточные страны в 1253 году через море Понта.
Использованная литература:
1. Путешествие в Восточные страны Вильгельма де Рубрук в лето Благости1253 http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/rubruk.htm
2. Исары горного Крыма http://isar.org.ua/
3. "Моя жизнь. Мои современники" В.А Оболенский litlife.club'br/?b=287681