Багдерина Светлана Анатольевна : другие произведения.

Приключения лукоморских витязей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бонус к "Ивану и Волку" ;) В некотором царстве, в некотором государстве, Лукоморьем именуемом предками нашими, правил годы неисчислимые назад царь Аристарх Всемогущий. И был он справедлив и мудр, о подданных радел, точно о детях малых, с соседями был строг, но справедлив, своих захватнических войн не начинал, а неприятельские заканчивал малой кровью и на чужой земле. И цвело под его правлением Лукоморье, ровно весенний сад, и все были в том царстве счастливы или просто довольны, и царили на земле Лукоморской мир и спокойствие. И имелся у царя Аристарха сын любимый и единственный - королевич Елисей... счетчик посещений
Бесплатные счётчики
  

Приключения лукоморских витязей

  

Сказание о королевиче Елисее, сыне царя Аристарха,

и Синеоке - младой княжне

  
  
   Царь Аристарх []
   В некотором царстве, в некотором государстве, Лукоморьем именуемом предками нашими, правил годы неисчислимые назад царь Аристарх Всемогущий. И был он справедлив и мудр, о подданных радел, точно о детях малых, с соседями был строг, но справедлив, своих захватнических войн не начинал, а неприятельские заканчивал малой кровью и на чужой земле. И цвело под его правлением Лукоморье, ровно весенний сад, и все были в том царстве счастливы или просто довольны, и царили на земле Лукоморской мир и спокойствие.
   И имелся у царя Аристарха сын любимый и единственный - королевич Елисей. Лицом он был бел да чист, волосом золотист, глаза у него были голубые, точно майское небо в полдень, нрав легкий да веселый, а сам он силен был, что твой медведь, да в деле бранном зело искусен: ни один витязь, лукоморский ли, иноземный выстоять супротив него в честном бою не мог, хоть вдвадцатером на него накинься. Всех Елисей Аристархович голыми руками расшвыряет-разбросает, словно горох по полю, и даже не вспотеет. Супротивники его под кустами да корягами корячатся, от длани богатырской прячутся, а он знай себе ус молодецкий подкручивает, глазом острым посверкивает, да похохатывает: "Ан не родился еще на Белом Свете добрый молодец, что против меня может в поединке выстоять! А кабы родился, так я бы что угодно отдал, лишь бы с ним силой ратной померяться, мечами позвенеть да копьями поиграть!"
   И затеял однажды царь великий Аристарх Всемогущий званый пир, а в честь чего - не сказал. И явились на него князья да графья, бароны да герцоги, маркизы да виконты - свои и чужеземные. И полились там меды сладкие - да не ручьями, а реками! А где привольное хмельное, там, известно, и слово шальное.
   - А слышал я от купцов караканских, - возглашает вдруг эльгардский герцог, что по правую руку от Елисея сидел, - будто есть на Белом Свете витязь силушки немерянной, доблести проверенной - Мемехчи-батыр прозывается. И что ни один богатырь никакой державы победить его не может, как ни бейся.
   - Да пустое бают, поди, - Елисей смеется да кубком отмахивается.
   - А вот и не пустое! - нахмурился, точно день попортился, эльгардский герцог. - А коли кто опасается в честном бою с ним мечами позвенеть да копьями поиграть, так нечего за неверие тогда прятаться! Здравый смысл тоже добродетелью является. Королевич Елисей []
   - Это я опасаюсь?! - вскричал витязь - словно громом ударило. - А ну, говори немедленно, где мне того Мемехчи-батыра сыскать?! Докажу я ему и всему честному народу, кто на Белом Свете первый поединщик!
   Прищурился тут хитро эльгардец, пальцем грозит:
   - Э-э-э, королевич-свет, так просто я тебе не скажу, а скажу за плату.
   - Чего тебе надо, заморский князь? - широко взмахнул рукой королевич. - Злата-серебра самородного? Ковров шатт-аль-шейхских да хрусталя горного? Самоцветов лукоморских да скакунов караканских? Проси, чего хочешь - всё отдам, что моё!
   А эльгардец лукавый и думать не стал:
   - Отдай, - говорит, - то твое, про что не знаешь.
   Удивился тут Елисей, призадумался: что такое может быть - моё, да не знамое? Почесал в затылке под шапкою, да хлопнул ее об стол: забирай, чего просишь!
   И тут трубы затрубили, литавры зазвенели, барабаны забили - сам царь-батюшка со своего места поднялся, тишины просит.
   - Собрал я вас, честной народ, со всего Белого Света, за тем, чтобы объявить помолвку сына своего единственного, королевича Елисея Аристарховича с младой княжной северных земель Синеокой Золотой Косой.
   Распахнулись тут двери золоченые, девки да служки забегали, ковры красные расстилаючи, полы подметаючи, и выходит в зал Синеока-княжна - точно лебедь белая плывет. Коса у ней в руку богатырскую толщиной, очи в пол-лица синие, что твое море, на щеках розы цветут, губы будто вишни, стан осиный, а груди - точно пенные чаши с шампанским.
   Ахнул тут Елисей, очи вытаращил, рот разинул, кубок выронил - влюбился с первого взгляда.
   А эльгардец рядом засмеялся довольный, крикнул "На юге Мемехчи-батыра ищи!", ударился об пол, орлом исполинским обернулся, подхватил Синеоку Золотую Косу, да в окошко и вылетел.
   Повскакали гости с мест, к окнам бросились, кричат, руками машут - да куда там... Орла уж и след простыл. Бабы тут голосить принялись, царь - молнии да громы метать, про колдуна спрошать, витязи свои да заморские за оружие хвататься - а про жениха-то и забыли.
   А королевич Елисей, удалой да отважный, плакаться да горевать да руками попусту махать не стал: вышел он на двор, тучи смурнее, грома грознее, оседлал коня своего богатырского, оборужился, и отправился искать пропажу - я, мол, с человеком сговаривался, а унесла Синеоку птица, стало быть, договор силу теряет.
   Скачет он по дороге день, два, у людей то и дело расспрашивает - не видал ли кто орла богомерзкого с девицей красоты неописуемой в когтях. Кто над витязем потешается, кто сочувствует - а никто помочь не может. Не видал народ такого чуда.
   Закручинился тут Елисей, коня остановил, у дороги присел на камушек, голову повесил. И вдруг садится ему на копье голубка сизая и говорит человеческим голосом:
   - Не печалься, витязь доблестный. Знаю я твое горе, и как помочь знаю. Езжай по проселку направо, никуда не сворачивай, там камень-валун увидишь, на нем все прописано будет.
   Да не успел Елисей "спасибо" сказать, как вспорхнула пичуга малая и пропала.
   И через час пути по проселку узкому доехал витязь до развилки трех дорог, а на самой середке камень-валун лежит, как птичка обсказывала. А на камне том слова глубоко высечены, алой кровью сочатся, что рана живая: "Вперед поедешь - жив будешь, коня погубишь. Направо поедешь - конь жив будет, сам мертвым окажешься. Налево поедешь - невесту найдешь". Елисей []
   И раздумывать тут витязь наш не стал - пришпорил скакуна своего богатырского и налево поскакал - только пыль за ними столбом завивается.
   Скакал богатырь три дня и три ночи полями да лугами да лощинами, привела дорога его в темный дремучий лес, да там и пропала меж кустов. Видать, давненько по ней никто не хаживал - не езживал... Наклонился богатырь, среди веток путь выглядываючи, а деревья вокруг зашумели радостно - точно волки голодные завыли, застучали ветками, заскрипели. Глянул Елисей по сторонам - а на ветках-то не плоды-ягоды висят, а кости человечьи да звериные, да черепа пустыми глазницами на путника зыркают, гнилушками подмигивают: мол, и ты скоро с нами окажешься.
   Потянулись тут к витязю ветки кривые, точно руки деревянные: листья шумят, что проклятья нашептывают, прутья по лицу хлещут, в очи попасть норовят, сучья кольчугу царапают - место слабое ищут, шипы стальные броню рвут - до тела белого добираются.
   Выхватил тут королевич Елисей верный меч, да древесные щупальца пошел рубить - дорогу себе прокладывать, только щепки полетели. Зарычали тут деревья, небо над головой затемнили - словно вечер настал, завыли пуще прежнего, вырвали из рук богатыря меч его, и копье, и щит, а в шею коню богатырскому шипы свои вонзили, кровушку горячую высасывая. Заржал тут конь пораженный, закатил глаза, ударил копытами в последний раз и рухнул, в колоду трухлявую превратившись.
   - Ах вы, елки-палки деревянные! - вскричал Елисей, и будто сил у него от гнева прибыло: голыми руками ветки хватает, сучья ломает, листву обрывает - дорогу высвобождает.
   Бьются деревья-вампиры, хлещут витязя почем зря - а он на своем пути все крушит да ломит, вперед пробивается.
   И вдруг дорога перед ним кончилась - уперся он в дуб исполинский в сто обхватов толщиной.
   - Ишь ты, кровь человеческая - сама на ужин пришла-заявилася! - прогудел тут дуб, словно в сто тысяч колоколов чугунных ударили. - Сколько детушек моих погубил - заломал, теперь твой черед настал!
   - Ах ты, деревяшка сопрелая! - возопил королевич, огневавшись еще пуще прежнего. - Погоди же, покажу я тебе, как добрых людей на части рвать, кровь у них горячую выпивать!
   Ударил тут Елисей-королевич в ствол кулаком - до локтя рука в дерево ушла. Ударил вторым - по плечо погрузилась.
   Зашумел дуб, заревел, словно чудище раненное, и на витязя обрушился всеми ветками своими: того и гляди, на клочки порвет, на кусочечки... Хлещет дуб-людоед королевича, обвивает, шелом да кольчугу с него срывает, уж кровь лукоморцу глаза заливает... Да только и королевич наш - парень не промах: какая ветка на него опустится - той оторванной быть, какой сук его стегнет - обломанный уйдет... Бились так дуб-великан да Елисей-богатырь до вечера, и всю ночь боролись, и утро сражались... Да только чует королевич вдруг, что уставать начал. А роздыху у колоды проклятой попросить нельзя... Поднатужился он тогда, поднапружился, да вместо того, чтобы ветки отбивать-калечить, вогнал по плечи руки в ствол, выдернул его из земли-матушки да в кусты бросил.
   Зашумел тут лес дремучий, ровно сто тысяч плакальщиц по покойнику заголосили, потемнел как ночью, закружил листвой да сучками да прутьями - и повалился Елисей, точно пьяный... А когда наваждение сгинуло, перед глазами его медведь стоял на коленях, а за ним - иное прочее зверье лесное, большое и малое: лоси, волки, кабаны, лисы, ежики, бобры, зайцы...
   Говорит тут медведь человеческим голосом:
   - Ай, спасибо тебе, добрый молодец! Спас ты нас и дом наш от судьбинушки горючей! Ты ведь не дуб повалил - ты колдуна лесного победил! И проси теперь у нас чего хочешь - все исполним, что сможем! А в благодарность для начала прими меч-кладенец, что колдун у себя под корнями прятал.
   Принял с благодарностью оружие витязь да задумался слегка.
   - Трапезовать хочется первым делом, - говорит.
   И смотрит: ан на лосиных рогах колоды с медом стоят, волки туеса с орехами держат в лапах, белки ягод нанесли, кабаны - грибов, бобры - белорыбицы, а у лисы в листе лопушином свернутом водица прозрачная.
   Омыли лисицы раны королевича - и те на глазах затянулись, будто и не бывало их.
   Развел Елисей костер из остатков дуба, покушал сытно и снова глаголет:
   - А теперь бы, зверье лесное, невесту мне мою сыскать, Синеоку Золотую Косу. Кто подскажет, надоумит меня, куда идти?
   - Я подскажу тебе, Елисей-богатырь, - села мухоловка ему на плечо. - До города доехать тебе надо, что на реке Мокрой стоит - там на корабль садись, да вниз по реке плыви. А дальше видно будет.
   Оседлал Елисей медведя, да поскакал по дороге - прямо до города большого доехали за три часа всего. Там он на ладью к купцам попросился. Хоть денег нет у него, да как такого молодца не посадить, в беде не помочь... Приняли его купцы и тут же по Мокрой вниз отправились - на ярмарку спешить надо.
   Кто чем в дороге занимается, а витязь лукоморский всё на носу стоит, на берега в оба глядит: ведь сказала ему мухоловка, что как поплывет, так видно будет...
   И вдруг налетел из степей ветер сильный, ветер страшный, волны поднялись высокие, небо тучами вскипело, молниями хлестнуло, громом задохнулось - закашлялось... Парус в клочья разлетелся, мачта переломилась, а ладья принялась по валам метаться, как игрушка детская.
   Не удержался на носу Елисей-королевич, смыл его девятый вал в пучины Мокрой - и поминай, как звали...
   Хочет крикнуть богатырь - вода в рот заливается. Хочет плыть - меч тяжелый на дно тянет. Хочет отстегнуть его - руки не слушаются, ровно кто за них хватается-виснет...
   И только подумал витязь, что так и помереть ему неженатому придется от утопления, как почувствовал под ногами мягкую землю - песок речной. Оглянулся - а со всех сторон его девы окружили красоты неописуемой: кожа белая как перламутр, глаза серебряные, словно уклейки бочок, ресницами изумрудными, точно камыш вкруг лесного озера, опушенные, волосы зеленые, будто трава речная, рубахи бирюзовые простого кроя до земли, с синей вышивкой по подолу, а рукава белым жемчугом усыпаны, самый малый - с лесной орех величиной. И общим числом девиц тех было пятьдесят душ - одна другой краше. А в руках у каждой алебарда была из обсидиана на нефритовом древке.
   Та, которая его за руку держала, воткнула цветок водяной лилии ему в кудри - и сразу смог он дышать как на суше и речь их понимать.
   - Послан ты, витязь, нам самими ветрами, - сказала водяница юная, - и посему не уйдешь ты от нас, пока жив будешь. А как покинешь наши чертоги, да на Белый Свет обратно выберешься, тотчас же умрешь. Где ты, Елисеюшка?.. []
   - Какие такие чертоги? - только хотел спросить витязь, как смотрит - а стоит он уже не на дне речном, корягами топлыми да кораблями разбитыми заваленном, а посреди города невиданного: дома в том городе из зеленого перламутра построенные, крыши раковинами гигантскими крытые, в садочках у домов водоросли кудрявятся, на площади фонтан воздушный бьет, а дороги кругом речным голышом мощеные.
   - Эка вы тут обустроились лепо, девицы-красавицы! Куда меня-то жить поселите? - воскликнул Елисей, а те на него прямо и не глядят, будто нет его, или запрет какой вышел, а только глазами изумрудными постреливают украдкой.
   А наиглавнейшая из них, что цветок ему в волосы вставляла, говорит:
   - Жить отныне ты станешь в нашем храме русалок-весталок, и Владычице Всеводной служить будешь, как она ни пожелает. А чтобы ты не сбежал, да смерти себе не учинил от душевного волнения, запирать мы тебя станем на пятьдесят замков, а по ключу у каждой из нас будет храниться.
   И проводили они его к Владычице Всеводной, и служил он ей, как она того хотела.
   День так прошел, второй проходит... Жительствует в храме подводном Елисей - нужды не знает: кормят сыто, поят пьяно, одевают богато, глядят ласково - а все одно тюрьма. Обретался он в комнате круглой, у которой потолок был прозрачный куполом, а все стены из одних дверей состояли - пятьдесят одна штука, из мрамора голубого выточенная, резьбой украшенная. С виду хрупкая - а не сломать и с разбегу. И жили за пятью десятками дверей стражницы его, а пятьдесят первая с замками на волю вела.
   И решил однажды Елисей, что лучше помереть в попытке отважной на волю пробиться, чем пленником на дне речном век вековать. И после того, как со службы его от Владычицы привели, дождался он, пока охранницы его по покоям своим разойдутся, и в комнату главной вошел.
   - Живешь ты тут, девонька, одна, ни радости, ни развлечений не знаешь, - начал он ласково, в глаза ей заглядывая, ручку в руку свою вкладывая, - а жизнь веселая мимо проплывает, точно рыбка игривая: веселится, да ты ни при чем. Жаль мне тебя, девица, ей же ей жаль. Сердце кровью обливается, как подумаю...
   - А что же ты сделать можешь? - вопрошает весталка.
   - Да немного я могу, в неволе сидючи, а что могу - для тебя сделаю.
   - А взамен чего хочешь?
   - Подари мне ключик от двери в благодарность.
   - Изволь, - кивнула прекрасная стражница. - Коль потешишь ты меня - отдам тебе ключик. Да только если он до утра в чужих руках долежит, то лишь первые лучи солнца коснутся поверхности Мокрой, растает он.
   - Да пускай! Хоть до утра свободу в кармане подержать!..
   Как солнцу поутру вставать, выбежал королевич Елисей из последней, полусотенной комнаты, открыл все пятьдесят замков, наружу выскочил - и из храма русалочьего на улицу бежать. А там от мостовой оттолкнулся ногами, и к поверхности поплыл: эх, не для того сбегал, чтобы поймали и обратно засадили, как рыбку в бочонок стеклянный!..
   Всплыл он, хватнул ртом воздух - да тут же задыхаться стал, словно тонул. Да еще и солнце окаянное жжет - огнем палит! А водица под ним теплая, будто гладит, манит, к себе на дно зовет... Видно, не лгала весталка, когда сказывала, что теперь ему на суше смерть. А только обратно в клетку он не вернется!..
   Но вдруг подлетела утица серая, клювом лилию из-за уха его выхватила, что главная стражница ему в первый день засунула, да в воду бросила. И сразу всё как рукой сняло: вода под ним холодная, чужая, воздух в груди, как мед сладкий, и солнышко нежное лучами гладит, точно матушка родная.
   - Плыви к берегу, да на юг иди, там тебе невесту твою найти, - прокрякала уточка, вспорхнула, да в небе пропала.
   Вышел Елисей на берег, и пошел строго на юг, как птица наказывала.
   Долго ли коротко ли, далеко ли близко ли, скольких врагов поборол, скольких перебил, а приезжает он на коне златогривом, у шаманов-людоедов в призрачной земле отнятом, к хрустальной горе. Стоит она на ровном месте в степи, под солнцем блещет, искры мечет, ровно бриллиантовая, а внутри человек спит. Постучал в хрустальный бок королевич Елисей - не размыкается гора, и человек в ней не просыпается.
   "А, может, он мертвый? Или заболел?" - забеспокоился лукоморец, да мечом-кладенцом принялся бок хрустальный охаживать. Пошла с пятого удара гора трещинами, захрустела, закачалась, да и рухнула прямо на человека.
   Вскочил он, в гневе руками машет, кричит:
   - Как посмел ты, незнакомец, мой дом ломать, Мемехчи-батыра сон тревожить?!
   Обрадовался тут несказанно Елисей, руки к батыру тянет, меряться ратной силой призывает. Мемехчи-батыр []
   Расхохотался Мемехчи:
   - Да я ж тебя, лукоморский молодец, одним пальцем с ног сшибу - позору не оберешься!
   - Я тебя хотел в полсилы испытывать, - Елисей тут молвит, грозы пасмурнее, - а за такие слова в полную силу буду пытать! Седлай коня боевого, выходи на поле брани, да пальцы береги!
   Свистнул тут батыр, гикнул - и примчался к нему из степи конь боевой. Оседлал его степняк, кольчугу натянул, оборужился - и сшиблись два витязя, как две тучи грозовые столкнулись! Пали на колени кони боевые, удара не выдержав, а где копытами земли они коснулись, там ключи горячие забили.
   Стали воины пешими сражаться. Три дня и три ночи бились - мечи поломали, кольчуги изорвали, наручи рассекли, шеломы порубили - и в рукопашной схватились. И еще пять дней и пять ночей без роздыху боролись они.
   Наконец, подхватил Елисей противника своего, бросил об землю, да на грудь ему навалился, нож засапожный в руке:
   - Ну что, язык помелом, пальцы веером, сдаешься витязю лукоморскому, или минута твоя последняя пришла?
   - Не сдавался Мемехчи-батыр никому и никогда, и сейчас не будет этого! - супротивник его хрипит.
   - Сам решил, - покачал головой Елисей. - А жаль - хороший бы из тебя побратим вышел. Потешил ты меня.
   Рванул он ворот рубахи Мемехчи, да обмер.
   На груди его медальон золотой висел - орел лукоморский трехглавый, с коронами рубиновыми, крыльями янтарными, щитом малахитовым.
   - Откуда вещичка у тебя такая, батыр? - вопросил Елисей, да свободной рукой свою рубаху и дернул.
   А из прорехи точно такой же виднелся.
   - Батюшка мне сказывал, что двадцать лет назад мастер золотых дел два таких для него сотворил, да один потом пропал без следа!
   - Не знаю я, откуда твой взялся, - молвил в ответ Мемехчи, а мой мне жена подарила на свадьбу.
   - А кто твоя жена?
   - Золотая Коса, - прозвенел как колокольчик серебряный голос женский за спиной.
   Обернулись богатыри, видят - Синеока рядышком стоит, ручки на груди сложила, головку набок наклонила - ровно птичка - да на витязей строго глядит. Синеока [Шулепова А.Г.]
   - Отпусти моего муженька, Елисей. Назови его побратимом. Я тебе за это историю мою расскажу. И ты, Мемехчи, обиды не держи, побратайся - равные вы по силе ратной, и сомневаться здесь нечего.
   Поднял тогда с земли молодого батыра Елисей, обнялись они, братьями назвали друг друга. Лукоморец из мешка дорожного скатерть-самобранку достал, у одноногих лешаков хитростью выманенную, расстелил - и был им пир на весь Белый Свет. А на закуску - Синеоки повествование.
   - Приказал царь Аристарх мастеру два медальона сделать. Один для себя хотел, другой - царице. Да только полюбил он девушку одну, матушку мою, да ей и подарил свой - вместе с ребеночком. Прознала про то царица, прогневалась, да с неспокойной души, сердца замутненного приказала девицу ту с дитем новорожденным в рогожу зашить, да ночью в прорубь спустить. Но как мешок на дно опустился, высвободила девушку бедную водяница - бабкина сестрица, да в Зачарованный лес к тетке увела. А тетка ее - птица сирин верховная. Обогрела, утешила, приютила. И жили мы - матушка моя да я - среди сиринов много лет, и выучилась я там в птиц любых обращаться. А когда семнадцать исполнилось, померла моя матушка, и отправилась я как княжна Синеока Золотая Коса Белый Свет посмотреть. В странствиях своих мы с Мемехчи-батыром познакомились да полюбились. Договорились, что объеду я весь свет, да к нему вернусь. Кто же знал, что меня, сироту, в Лукоморье батюшка-царь для сынка своего присмотрит! Хорошо, что Мемехчи за мной последовал тайно - от напастей оберегать, да по силе себе ровню искать. Так вот оба дела и выполнил.
   - Так птичками ты ко мне являлась, сестра моя? - подивился Елисей.
   - Я, милый мой братец.
   - А на пиру и герцог, и орел - ты был? - обернулся королевич на Мемехчи.
   - Я, - батыр отвечает. - Мы из рода степных вихрей, обличье менять ученые. Да, кроме того, невесту в нашем народе жениху брат ее должен отдать. Вот ты и отдал.
   - А что ж ты, со мной сражаясь, облик не поменял?! Ты б тогда победить меня смог!
   - Честно биться хотел.
   Обнялись тут опять побратимы - да от всего сердца клятву верности дали на этот раз. А после сели на ковер-самолет, что королевич у болотницы-зомби отнял в летающей трясине, и полетели в стольный град.
   Там все царю рассказали, царица повинилась, дочерью приемной Синеоку назвала, Мемехчи - приемным сыном, и стали они жить-поживать, да добра наживать.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"