Каменные кони, невозмутимые, словно летать им приходилось каждый день по нескольку раз, медленно снижались, перебирая копытами, будто скакали под горку. Или под гору, что вернее: этого добра кругом было в изобилии. Высокие и поменьше, поросшие травой и покрытые лесом, с заснеженными верхушками и с макушками, точно срезанными ножом, они простирались вокруг, насколько хватало глаз. Нитка дороги внизу вилась по склонам, словно поставив себе задачу обойти, да не по разу, весь запас камня, имеющийся у этой местности. Тут и там зеленые бока гор пестрели редкими черными точками - людьми, и частыми серыми запятыми - овцами или козами. На лысом склоне одной из гор раскинулась то ли большая деревня, то ли крошечный городок.

- Наверное, нам туда? - с сомнением прокричала Сенька, захлёбываясь встречным ветром и прикрывая глаза рукой.

Царевич не стал спрашивать, куда именно: во-первых, выбор пунктов назначения тут разнообразием не блистал, а во-вторых, куда бы он не направлял своего коня и как бы ни натягивал поводья, каменный его скакун хода не сбавлял и направления не менял.

- Наверное, туда! - растерянно пожал он плечами. - Но я не пойму, как мы узнаем, кого должны уговаривать поехать с нами! Будь это жилище отшельника или хижина пастуха, где их там двое, а лучше - один...

- Сгребем всех идиотов, кто не успеет убежать - и в Маяхату! - раздраженно рубанул ладонью воздух его премудрие. Нет, он, конечно, догадывался, что к Парадоксову Наташа питает какие-то чувства... романтические... Совет им да любовь, конечно... насильно мил не будешь... Да и не очень-то и хотелось... подумаешь... Но не вот так же внаглую взять и пробежать мимо, как будто между ними ничего не было! Нет, конечно, не было... Но могло! Если бы он захотел! По-настоящему! А не жалел этого вивисек...

- Смотрите! - выкрик Ивана прервал его печально-возмущённые мысли.

- Что у них там происходит? - вторила ему Серафима.

- Где опять? - угрюмо зыркнул по сторонам маг, не замечая ничего особенного...

- Внизу!

...и увидел.

Толстячок больше не верещал. Пыхтя, как продырявленные мехи, он бежал по саду камней, лавируя между валунами покрупнее и запинаясь о те, что помельче. Рассеченное кимоно задиралось, обнажая разбитые коленки, оставшийся на ноге варадзи с порванным передним шнурком загребал песок, как весло, то и дело нарушая неустойчивое равновесие бегуна, лысина покрылась холодной испариной, но он, потеряв всяческую надежду на помощь, вскакивал и снова косолапил от сада камней к саду магнолий и обратно, придерживая пустые ножны и живот. За ним, еще более неуклюже, размахивая катаной как шашкой в кавалерийской атаке и выкрикивая что-то неразборчивое, ковылял высокий взлохмаченный человек в чёрном плаще. Ни выбежать на улицу из калитки, ни войти в дом толстячок и черный не могли: у входов-выходов, скрестив пики, стояли стражники. Присоединиться к догонялкам они не собирались и, судя по застывшим позам, вряд ли даже следили за ними, но каждый раз, когда кто-либо из восвоясьцев приближался, они как по команде сдвигали плечи и угрожающе выхватывали дайто.

- В ляпки играют? - ухмыльнулся Агафон.

- А пень их знает, во что это они там играют... - встревожено вытянул шею Иванушка. - Но, по-моему, коротышке нужна помощь.

Кони их теперь не скакали, а топтались на месте, плавно опускаясь на дорожку сада за спинами бегунов.

- Погоди. Давайте подумаем, - Сенька положила руку на колено мужа. - Мы здесь не случайно, Вань. Ты помнишь? Кого-то из них мы должны уговорить поехать с нами.

- Пока мы думаем, высокий догонит толстого, и...

- ...и наш выбор станет гораздо проще, - хмыкнул волшебник.

- Мне кажется, надо уговаривать высокого, - решила Серафима.

- Почему?

- Коротышку уговаривать не придётся.

- Но может, Нефритовый Государь не знал, что мы застанем нашего человека в таком положении?

Не отвечая, царевна окинула цепким взглядом чёрного. Раскачиваясь во все стороны, как моряк на палубе в шторм, и уже не размахивая, а балансируя катаной, он тащился за толстяком, выкрикивая, еле ворочая языком: 'З-забудь!.. з-с-с-сгинь!.. з-з-за...за...брось-сь-сь-сь-ся... в пропасть!..' Пьяный?!..

- Нефритовый Государь велел нам забрать какого-то алкаша, чтобы спасти Яра и Лёльку?!

Такая же мысль посетила Иванушку, растерянно остановившегося у дерева на краю засыпанной песком площадки с раскиданными по ней камнями. Но, будучи неисправимым Иванушкой, он дал высокому шанс.

- О человеке по внешности судить не следует. И, с одной стороны, мало ли кто из нас в каких затруднительных ситуациях не бывал?

- А с другой стороны, от толстого какой может быть толк? - беспощадно приговорил его премудрие. - Он себя-то спасти не может.

Лукоморцы переглянулись. Кого выбрать?

- Давай обоих! Там разберёмся! - сердито сжала губы Сенька. Теперь, когда они были так близко, каждая секунда задержки была ей как личное оскорбление.

- Но как мы их?..

- А вот так!

И царевна пришпорила коня.

Проносясь мимо высокого, она ухватила его за шиворот, рванула - и забросила поперёк седла. Лоб ее добычи смачно встретился с каменным боком богининого подарка, ноги дрыгнулись, руки дернулись, из разжавшихся пальцев выпала катана... и в следующую секунду глухой топот копыт по песчаной дорожке был заглушён раскатистым храпом.

Испуганный вскрик за спиной царевны показал, что примеру ее последовали и, не разбирая пути, она галопом направила коня через клумбы к калитке. Солдаты с сонно-непроницаемыми лицами, защищавшие проход, сделали было шаг друг к другу. Но вдруг в глазах их появилось осознание, тут же сменившееся ужасом, и они кинулись в разные стороны - весьма своевременно.

- Демоны! - успел выкрикнуть старый солдат, ныряя в кусты.

Первый конь, не пригибаясь, увеличил головой высоту проёма вдвое и, не замедляя хода, понёсся по дороге вниз. За ним, походя расширив калитку плечами и снеся кованую створку, проскакала еще пара таких же чудовищ в образе скромного животного лошади. Словно издеваясь, последний демон обернулся и выкрикнул:

- Извините! До свидания!

- Н-нет уж, п-прощайте, - пробормотал солдат, вылезая из помятого розового куста.

Доскакав до площади с колодцем, Сенька остановила коня. За ней, удивлённые, но не очень, потому что одна и та же мысль пришла и в их головы, остановились мужчины.

- Маяхата - это в какую строну вообще-то? - не выпуская из кулака шкирку притихшего толстячка, нахмурился Агафон.

- А у своего спросить?.. - намекнула она.

Маг презрительно фыркнул:

- В обмороке мой герой. Если, конечно, полить холодной водичкой...

- С таким лишним весом и после физической нагрузки и сильного волнения сердце может не выдержать, - озабоченно закачал головой Иван. - Лучше спросим у жителей.

Царевна покрутила головой в поисках источника информации, но улицы были пусты: похоже, в полдень всё население городишки находилось в трудах и заботах, которые, как назло, не имели ничего общего с ноской воды. Или обед у них и сиеста? Жарко... Так что вполне возможно.

Ставни витрин лавок были опущены, в окнах - никакого шевеления, и только у одного строения с двумя кривыми ёршиками для мытья кувшинов, нарисованными прямо на стене над входом, дверь была приоткрыта. Может, хоть там кто живой есть?

Ответ не заставил себя ждать.

- Убийцы-ы-ы-ы-ы!!!..

Дверь распахнулась, выбивая ручкой штукатурку из стены, и наружу выскочила женщина в роскошном звёздно-лунно-синем кимоно с высокой изукрашенной цветами причёской, набелённым лицом с алой пуговкой губ, черными бровями в области линии волос - и с кухонным ножом в руке.

- Вы мне заплатите за всё! - рычала она с перекошенной физиономией, проворно семеня на своих сандальках-скамеечках и придерживая одну полу свободной рукой. - Я вам покажу!..

- Сударыня, заклинаю вас, успокойтесь! - не зная, пугаться или смеяться, Иванушка вскинул ладони. - Никто никого не убил! Вроде. Сень, твой ведь живой?

- Очень на это надеюсь.

Но ночную фурию этот ответ не устроил.

- Вы всё испортили! - взвыла она. - Я отомщу!

- Уважаемая мадам... - попытался вмешаться его премудрие, галантно не применяя физическое и прочее воздействие, но едва успел спасти коленку от удара ножом.

- Прочь с дороги, мерзавец!

Ловко обогнув его коня, мстительница занесла клинок над Сенькиным бедром.

- Ненави...

Быстрый взмах ножнами договорить ей не дал. Сложив губки бантиком, дама закатила глаза под лоб, выронила ножик и грохнулась на мостовую.

- Три-ноль... - вздохнула царевна, грустно оглядывая вновь опустевшую площадь.

- Сеня, это же женщина! - Иванушка укоризненно расширил глаза.

- Её проблемы, - буркнула его супруга.

- Слушайте, в той лавке, с недорисованными эскимо, откуда эта чокнутая выскочила, точно должен быть кто-нибудь еще! - воскликнул Агафон.

Теперь счёт был два-один. Дом оказался трактиром, эскимо - даже не ёршиками, а соснами, но внутри и впрямь находился абориген с двумя женщинами в скромных красных в белую точечку кимоно. Все трое сидели на корточках за низким столиком под полками с горшочками, кувшинчиками и бочонками - и остекленевшими взорами изучали свои циновки.

- Добрый день! - чувствуя, что усилия его пропадут даром, царевич всё же попробовал завязать разговор.

Хозяева молчали.

- Кабуча... Как солдаты в саду... Мне это начинает надоедать, - пробормотал его премудрие, сгрузил у стены с плеча даму, покусившуюся на его коленную чашечку, закатал рукава и заметался по залу, делая странные жесты - словно разрывал невидимые нитки - и прислушиваясь. Над столиком у самого входа, уставленном[1] бутылочками из-под сакэ, глаза его зажглись, жест вышел особо энергичным - и супруги услышали, как в воздухе что-то тихо дзенькнуло на разные тона, будто тонкие струны порвали.

- Есть! - торжествующе потирая руки, маг обернулся на хозяев трактира. - Ну, с добрым утром, что ли? Агушеньки-потягушеньки?

Взгляд его встретился с изумлёнными взорами вотвоясьцев.

- Умоляю, извините нерадивого хозяина 'Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра'! - всплеснул руками трактирщик. - Я, кажется, задремал... отвлёкся... не видел вашего прихода, почтенные господа... господа?..

Моргая еще замутнёнными сонными чарами глазами, он честно попытался определить, кто посетил его скромное заведение.

- Северные демоны, - во избежание долгих объяснений махнула рукой Серафима. - По пути в столицу. В чём, собственно, и заключается наш вопрос. В какую сторону надо ехать, чтобы...

- Нет!!!..

Но отчаянный хор аборигенов был заглушен треском и грохотом ломающейся стены. Лукоморцы обернулись, готовые ко всему - но не к тому, что увидели. Увеличив дверной проём до ширины и высоты трёх каменных лошадей, их скакуны с аппетитом хрумкали, один - пустыми кувшинчиками, другой - столиками, третий - циновками у них.

- Кыш! Кыш, окаянные! - замахала на них Серафима. - Фу!

Кони перестали жевать, одарили хозяйку взорами, полными скорби, и принялись разворачиваться, давя в процессе всё, что не успели доесть.

- О горе нам!.. - запричитали женщины.

- Не верю своим глазам! - воскликнул трактирщик, увидев теперь груз, навьюченный поперёк сёдел. - Самурай Обаока Косо! И господин... господин...

Взгляд его было затуманился снова, но один короткий жест Агафона, звон разрываемой струны - и затмение кончилось.

- Господин... котэнгу!

- Ко...кто? - не поняла Серафима.

- Котэнгу - это малый тэнгу! - радостно пояснил трактирщик.

- Малый... кто?.. - наморщил лоб Агафон.

- Тэн-гу, - осторожно повторил за восвоясьцем Иванушка. - Ну это, мне кажется, как синус - косинус... тангенс - котангенс... Тэнгу... - котэнгу...

- Отношение прилежащего тэнгу к противолежащему?

Теперь настала очередь трактирщика таращить глаза и морщить лоб. Но, в отличие от гостей, не решаясь - или не умея - углубляться в научные дебри тригонолингвистики, он просто подал знак своим женщинам сделать гостям чаю, а сам, сложив руки на коленках, проговорил:

- Разрешите скромному хозяину 'Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра' покатить рисовый колобок истории по глубокой колее времени.

- А-а-а...

- Э-э-э...

- Будьте любезны.

Он набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:

- Наша деревня Токатока прозывается. А моё имя - Отару Покупати. Я - Токатоки уроженец исконный. И предки мои. На этом месте Токатока давно стоит. Как построили наши предки ее тут - так и стоит. Лет триста, может. Может, и подольше. Хотя куда уж дольше-то! Капитану морских стрелков, самураю Обаока Мимо, предку уважаемого нашего господина Обаока Косо... - он покосился на бесчувственное тело поперек седла скромно переминающегося с ноги на ногу каменного коня в свежем проёме стены, - говорят, сам господин Каноэ Протекати, командующий нашим флотом, землю тут выделил, перед тем, как утонул.

- В награду за меткую стрельбу? - усмехнулся его премудрие.

- А вы откуда знаете? - удивился вотвоясец.

Агафон, сумев сохранить непроницаемое выражение лица, снисходительно отмахнулся:

- Мы всё знаем. Кроме того, что не знаем.

- Наверное, это была самая превосходная земля из всех выделяемых? - вежливо подтолкнул Иванушка колобок хозяина в колею повествования. Но тот, вместо того, чтобы катить его дальше, задумался, но скоро ликом просветлел.

- А что, замечательная земля, да будет дно морское ему илом! Не болото ведь, не пустыня. Хорошо! Места много. Хоть и не справа налево, а сверху вниз... Но много ведь! Опять хорошо! И всего вокруг в достатке было. И воздуха свежего, и солнца летом, и снега зимой, и ветров с дождями круглый год. Да еще две реки рядом. В долинах, правда. Зато дороги протоптали, пока оттуда воду носили! Опять хорошо! Правда, камней кругом было - козу выгнать некуда... Но если подумать - хорошо это: знай, стройся. Они и начали, предки наши. Строиться. А построились - пастбища расчистились. Коз завели, и даже овец. Предков этих, что сейчас пасутся вокруг. Колодец выкопали. И жить стали. Мой предок, старший счетовод Отару Пропивати, корабельной казной ведал, и в эти места с самураем Обаока Мимо пришёл. На одном корабле они плавали, и предок...

- Столица в какой стороне?! - Серафима уже подпрыгивала и скрипела зубами от нетерпения и передоза краеведения и предков на квадратную минуту.

- В той стороне столица, - трактирщик покрутил над головой рукой, словно лассо раскручивал и, сочтя ответ на вопрос гостьи исчерпывающим, степенно продолжил:

- А недавно среди ночи в трактир ворвался досточтимый господин котэнгу... с доброй госпожой Змеюки... и принялся расспрашивать, где его гнездо. Родовое, наверное, он имел в виду. Где родовое гнездо добродетельного самурая Обаоки я знаю. Вперёд и налево. А вот что в нашей деревне еще один древний род жил - не ведал. А ведь мои предки...

- Да-да-да, мы помним, - закивал Агафон. - Дальше.

- Так я ему и сказал, - чуть обиженно продолжил Отару. - Про предков. И тогда господин котэнгу заявил, что будет жить в моём доме, потому как он, оказывается, стоит прямо на том месте, где раньше был его дом. Я, конечно, в его словах засомневался - с чего моему предку на месте чужого дома строиться? Проще забрать себе его, да и всё. Но отчего-то... - взгляд Отару Покупати снова стал рассеянным и изумлённым. - Отчего-то... я разрешил им жить в моём доме... на втором этаже... во всех комнатах сразу... и сам перебрался на первый, в кладовую, где припасы хранились... Но что хорошо, так это то, что припасов скоро не стало, эти двое едят - как в огонь кидают. А кладовая, когда освободилась, большой оказалась, и нам с женой и дочкой там весьма просторно стало, хоть и окон нет. Зато не дует! Опять хорошо!

Трактирщик принял из рук женщины постарше поднос с чашками и чайником и с поклоном установил на уцелевшем столике.

- Чаю прошу испить, господа северные демоны.

- Где! Эта! Несчастная! Столица?!

- Сеня, успокойся. Надо, - многозначительно расширил глаза Иванушка, и жена его, издав тихое рычание, скроила любезную мину и опустилась на циновку, сложив ноги по-тамамски. Рядом приземлились мужчины - и рассказ продолжился.

- Сперва господин котэнгу и госпожа Змеюки жили спокойно. Целый день. Если не считать ругани. И посуды битья. Потом господин котэнгу начал целоваться с кувшинчиками. Если вы понимаете, о чём я. Мои запасы сакэ он за три дня выхлебал. Но я ему стал у торговцев из долины заказывать. Самое лучшее. И посуду для битья я им новую покупал... самый тонкий фарфор... И всё на свои деньги... каждый день... - трактирщик примолк, беззвучно повторяя последнюю фразу, словно не понимая, что говорит - и почему.

- А соседи не спрашивали, что у вас там за шабаш пошёл? - уточнил его премудрие.

- Нет, конечно! Они... они... - Отару озадаченно пожевал губами. - Они где так в каждую дырку нос сунут, а тут - будто оглохли и ослепли!

- Понятненько... - пробормотал маг, снова поводил перед собой руками, отщипнул что-то невидимое, выбросил через левое плечо, удовлетворённо крякнул и спросил:

- А вы сами им не рассказывали про квартирантов?

- Рассказать?.. рассказать?.. Мы?.. Мы... с жёнушкой и дочкой... про жильцов этих никому и полслова сказать не могли... если вспомнить! - удивлённо заморгал трактирщик. - Только рот разину я - а слова... все... слова...

Жест Агафона, словно убирающий паутину - и Отару Покупати встрепенулся:

- Сейчас первый раз рассказываю! И если припомнить, и соседи спросить ничего про них не могли: только рот раскроют - и стоят, как ловушки для мух!

 - Точно, точно, сосед! - из разваленного проёма донёся женский голос.

Лукоморцы оглянулись. Пока они пили чай, деревня ожила. Люди забегали от колодца и обратно, засновали по площади с корзинами и просто так, дети замельтешили, играя в догонялки или гоняя ворон...

Его премудрие обвёл чайный зал придирчивым взглядом, высматривая что-то, простым смертным недоступное, и удовлетворённо кивнул:

- Ничего не пропустил. Напутано тут, конечно, было... как пьяница шарфик вязал. Ну так что у нас с уважаемой парочкой дальше малоуважаемого случилось?

Отару, словно пытаясь израсходовать все не сказанные за прошедшее время слова, затарахтел:

- Я теперь всё помню! Я всё слышал! Котэнгу пил и молчал - когда со Змеюки не ругался, а она его науськивала: живём в сарае, питаемся помоями, спим на гнилой соломе - а ты бы мог сделать так, чтобы мы в большом доме самурая жили, помыкать всеми, на пухе спать, мушмулой питаться и креветками заедать! Ну и допилила... Выпил он десять кувшинчиков - и пошёл господина Обаоку гнать... А против сказать ему никто не мог ничего: мы сами как деревянные болванчики тут были... Сами у себя в рабстве... Разорение... - трактирщик примолк, печально оглядывая учинённый конями разгром. - А теперь еще и уважаемые демоны приехали... как оползень прошёл... Но за то, что вы нас от чар котэнгу освободили... мы вам... бесплатно... благодарны.

- Так в какую сторону, говоришь, столица? - шёлковым голоском пропела Серафима. В глазах ее стояла смерть.

- Я провожу! - послышался голос с высоты конской спины.

Лукоморцы оглянулись: толстенький самурай принял вертикальное положение и сидел, сжимая коленками гранитные бока Агафонова скакуна.

- Я всё слышал! И дело чести теперь в знак благодарности за спасение меня и моих крестьян оказать вам услугу, о которой вы изволите просить! Только дозволить прошу взять своего коня.

Собравшийся люд одобрительно загудел, восхваляя добродетельность доставшегося им от судьбы самурая.

- Гут, - быстро кивнула Сенька. - Побежали.

- А с этими что делать? - спохватились вотвоясьцы, указывая на неудачливую пару заговорщиков.

- Госпожа Змеюки пусть мытьём посуды и подметанием улиц отрабатывает, - постановил Иван. - А ко...тэнгу мы забираем с собой.

- Вперёд! - Сенька нетерпеливо опрокинула в себя остатки чая и вскочила на коня. Маг последовал за ней. Четыре пары каменных копыт загрохотали по каменной мостовой, унося седоков к родовому поместью Обаоки.

Иван последовал было за ними, но развернул коня и, поколебавшись, достал из-за пазухи кошелёк - подарок богини Сю Сю Сю и бросил на колени трактирщику.

- Следите, чтобы он никогда не пустел! - выкрикнул он инструкцию, уносясь вслед за спутниками.

- Спасибо!

Иванушка поморщился. Стоил этот подарок 'спасиба' или 'чтоб вам пусто было' после многодневных над ним экспериментов Агафона, царевич уверен не был отнюдь.

Первую попытку сбежать котэнгу сделал, едва они выехали за околицу. Одну секунду он лежал поперек Иванова седла как ковёр, а в другую поднялся, и в точно таком же положении, в каком лежал, плавно направился влево, головой вперед, на встречу со скалой.

- Эй, стой! - Иванушка растерянно ухватил его за ногу. Та дрыгнулась, вырываясь и теряя плетеный сандаль.

- Куда пошёл! - среагировала и Серафима. Приподнявшись в стременах, она вцепилась в лацканы халатика пленника и изо всех сил дернула вниз.

Котэнгу поддался, но победа была временной: не долетая до конской спины он снова завис в воздухе - и снова полетел. На этот раз ногами вперед, к пропасти.

- Не пущу! - рявкнула царевна, вываливаясь из седла, но не оставляя летуна.

- Держись! - Иванушка обхватил котэнгу за коленки - и тот потащил к пропасти без особых усилий уже двоих.

- К-кабуча... - прохрипел Агафон, торопливо завершил серию пассов коротким притягивающим взмахом - и котэнгу застыл над жидкими придорожными кустами, через которые просвечивала вечность.

- Осторожненько... Аккуратненько... - сквозь зубы пыхтел маг, новой серией пассов заводя пленного на посадку на спину своего коня. Лукоморцы не отцеплялись, пока задача не была выполнена.

- Слушай, ты, птица вольная... - сквозь зубы прорычала Серафима, заглянула в лицо котэнгу... и озадаченно смолкла.

- Вань. Ты видел? Он спит!

- Спит? - не поверил тот.

- Как - спит?! - захлебнулся негодованием его премудрие. Лицо его было залито потом, точно только что погрузил он целый воз котэнгу в знойный день. - Я с ним... я его... А это он еще!..

- Что? - почуяв неладное, быстро спросила Сенька.

- Ничего, - хмуро ответил маг. - Устал я просто. Вот и показалось.

- Но отчего он вообще летает?! - Иванушка возмущённо воздел руци горе, не рассчитывая получить ответ с ясного неба - и правильно. Потому что ответ пришел слева.

- Потому что он - котэнгу, многоуважаемый северный демон Инь Ван, - почтительно проговорил Обаока.

- И что? - не видя связи, хмуро обернулась на него царевна.

- Котэнгу, уважаемая северная демоница Сыма Цзянь, этим и знамениты, - развёл пухлыми руками самурай.

- Тем, что летают? - не понял его премудрие.

- Вы абсолютно правы, премудрый северный демон Ао Го Фен. Они летают. Потому что они - люди-вороны. Или вороны-люди, как утверждают некоторые наши учёные мужи.

- Вороны?..

Лукоморцы переглянулись. Нефритовый Государь посчитал, что им для освобождения детей понадобится ворон в человеческом обличье? Ему, конечно, виднее, но... как его применять? Непробудно спящего, да еще и норовящего улететь?

- Расскажите-ка нам, уважаемый самурай Обаока Косо всё, что вам известно о котэнгу, - попросил чародей, потёр ладони, чтобы унять дрожь в руках, и принялся выплетать пальцами над неподвижным телом человорона незримые путы.

За время не такого уж и длинного рассказа самурая котэнгу - так же, не приходя в сознание - попытался улететь еще раз. А потом, до того, как они спустились в долину, еще два раза.

Ближе к вечеру на Агафона было больно смотреть.

- Я не знаю, кто такой человек-ворон... или наоборот... но через все мои оковы даже без сознания он пролетает как стрела сквозь паутину. Я надеюсь, мне не придется с ним драться, когда он придет в себя. Я хотел бы, чтобы моя смерть была как минимум зрелищна, а как максимум - полезна. В схватке с ним я не получу даже этого удовлетворения, - угрюмо просипел он, наводя новые удерживающие заклятья почти не трясущимися руками.

Лукоморцы, потрясённые, переглянулись. Столько лет знакомства с его премудрием... и еще несколько раз по столько, если получится... и ни в один из этих дней они не ожидали услышать из его уст что-то даже отдалённо похожее. Видно, дела были действительно туги.

- Долго еще до столицы, Обаока-сан? - чтобы разрядить обстановку, Иванушка задал вопрос, который в последние двадцать минут никто ему не задавал[2].

- А... - спохватился говорливый обычно самурай, притихший от общей тревоги. - Не очень. Часа через два, к сумеркам, доедем. Только ворота уже закрыты будут, придётся в городке козопасов переждать. Да вы не обращайте внимания на название, там коз, наверное, уже лет десять как нет! Это дома, где останавливаются те, кто не хочет входить в Маяхату, или у кого на входную дань денег не хватает, или кого не пустили, или...

-  То есть как - не пустили? - нахмурилась царевна. - У вас еще в город могут не пустить?

- Да, а то как же!

- А по какому принципу?..

- Не пускает стража, если у тебя вид подозрительный, то есть ты бродяга, - принялся загибать пальцы Косо-сан, - или если ты актёр, или больной, или гайдзин... иноземец, значит... или конь твой подозрительный... или...

- Спасибо, мы поняли, - губы гайдзинки на более чем подозрительном коне недобро скривились. - Но вы не волнуйтесь. Нас - пустят.

- О, я и не переживал за это! - честные восторженные глаза Обаоки встретились с мрачными Сенькиными очами. - Вам подвластно всё, особенно... если это не связано с магией тэнгу, древней и опасной. А если не секрет, что вы желаете отыскать в городе? Нечасто северные демоны слетаются в наши мирные края! Извините меня, но невольно... потому что не глухой... а едем мы рядом... я услышал, что дело касается каких-то пропавших малюток...

- Не пропавших, а украденных императорским советом колдунов, - сурово уточнил Иван.

- Вечными?! - с круглой физиономии самурая сошла краска вместе с обожанием, оставляя не слишком благородную бледность и ужас.

- Всё настолько плохо? - Серафима встревоженно глянула на мага, но ответил ей Обаока.

- Вечные - это часть правительства тэнно Маяхаты... да умножатся его годы до тысячи... Тэнно Маяхата - это глава империи... Империя... это Восвояси...

- И что же? - мягко подтолкнул к ответу примолкшего самурая Иван.

- Все подданные империи связаны с ней законом гири... и с тэнно... а Совет Вечных - это практически правительство... А в этом, наверняка, еще и тайсёгун Миномёто замешан... который отдельная... отдельное... отдельные...

- Гири? - подсказал царевна. - Трёхпудовые?

Косо жалко кивнул.

- И что это значит? - угрюмо вопросил маг.

- Это значит... - самурай понуро втянул голову в плечи, - что я должен на вас донести начальнику стражи на въезде в город... первыми же словами... минуя приветствие.

Агафон напрягся. Рука Серафимы незаметно легла на рукоять скрытого метательного ножа. Назревал новый кризис, и Обаока это понимал. Пальцы его сжали и выпустили рукоять катаны. Понурившись, он вздохнул:

- Я не могу причинить вам вреда, - и, не видя усмешек иноземцев, добавил: - Ведь я же связан и с вами законом гири... И к тому же дети... Пусть даже это Вечные - но это же дети!.. Но и с императором... и с Советом через него я тоже... и...

- Вот ведь тяжёлая атлетика!.. - в сердцах сплюнул его премудрие.

- Но что я поделаю! Я же слышал! - отчаянно воскликнул самурай. - Вот если бы я не слышал ничего...

- А можете вы сделать вид, что ничего не слышали? - озарилось идеей лицо Иванушки.

- То есть... как?

- Ну вы же могли приотстать, когда мы это обсуждали. Или мы могли использовать язык... демонов. И тогда вы...

- Ничего не услышал бы? - воспрянул Обаока.

- Именно!

Самурай медленно кивнул:

- А ведь если вспомнить, то действительно я останавливался, чтобы ответить на зов природы, когда ветер донес до меня несколько несвязанных слов, которые я даже не разобрал толком! А додумывать и сочинять - не мужское дело!

- Верно подмечено! - с облегчением кивнул маг.

- Тогда вперед? - Серафима нетерпеливо побарабанила пальцами по шее коня.

- Погодите, - Агафон погрозил им пальцем. - Перед тем, как мы появимся у городка козопасов, мне надо поработать над нашими обликами.

- Не-е-е-е-ет! - дуэтом взвыли Иван с супругой - но было поздно. Из рукава чародея самоизвлеклась заветная шпаргалка, и со словами: 'Вы не волнуйтесь, я уроки прошлого раза учёл и усвоил' он взялся за наложение иллюзий.

Обаока сокрушённо закачал головой:

- Иноземный демон колдует без разрешения от Совета Вечных, чтобы обмануть городскую стражу! Говорят, за такие сведения Вечные щедро вознаграждают! Жаль, что я этого не видел, потому что как раз ушёл попить водички из родника за поворотом...

Спустя пару часов в быстро сгущающихся сумерках к городу подъезжали галопом на тощих коровах три вамаясьские сестры-близняшки лет девяноста пяти в сопровождении невозмутимого самурая[3]. Одеты все четверо были в одинаковые мужские кимоно. Через холку одной из коров была перекинута дохлая рыба-пила. Дорога шла по равнине. На фоне темнеющего неба зубцы стены почти сливались с подступающей ночью, лишь далёкие сполохи - от фейерверков, наверное - изредка подсвечивали их, но Серафиме казалось, что наверху стоят патрули и видят насквозь через их нелепый магический маскарад. Умом она понимала, что вряд ли возможно что первое, что второе, но нервы, решившие отыграть всё неотпсихованное за несколько недель, пошли во все тяжкие. А если видят? А если мы не успеем? А если ворота закроются? А если...

- Ворота Расёмон... не закроются... до наступления... полуночи! - без надежды на результат восклицал самурай каждые три минуты. - Может... поедем... чуть медленнее?

- Потом, - неизменно угрюмо отвечала на его предложение одна из сестер и пришпоривала свою бурёнку, тоже не отличимую от товарок.

- А я читал, что встретить близнецов - хорошая примета в Сулеймании! - шипела сквозь зубы средняя бабка. - А еще я читал, что в Слоновьем королевстве на коровах ездить считается особым шиком! И нет в этом ничего подозрительного! И если кое-кто имеет иные идеи и средства маскировки...

- Нет, Агафон, ты меня не понял, - бормотала третья старушка. - Я же не против... Но если нам попадется неначитанный караул... и если Сеня возьмет их образование в свои руки...

- Твоя жена - твоя проблема! - почти прорычала средняя бабка. - У меня своей хватает! Могу поменяться!

Рыба у его коленок дернулась и снова попыталась взмыть, но отчаянные манипуляции на грани возможностей мага смогли перехватить ее в полуметре над головой коровы - и медленно опустить на исходное место.

- К-кабуч-ча... - его премудрие, тяжело дыша, без сил уткнулся лбом в шею своей коровы.

- Агафон?.. - встревоженно наклонилась к нему Иван. - Я могу помочь?

- Забери его... от меня... к бабаю якорному...

- Давай!

- Да отвяжись ты! 'Давай!' Не сможешь ты его удержать! Я... не могу! И если что-то... где-то...  с этой гирей на ногах я бесполезен нам!

- Но что я... мы...

- Ничего! Просто помолчи! Прости...

- Ничего. Держись. Пожалуйста.

Еще несколько минут - и стража у ворот встретила их подозрительным прищуром и скрещенными алебардами: путники едва успели остановиться.

- Кто вы?! - испуганно вопросил начальник караула у коровьей физиономии в пяти сантиметрах от его.

- Срочная доставка свежей рыбы! - нетерпеливо воскликнула старушка справа.

- Свежей рыбы?.. - взгляды караульщиков поискали бурдюки или горшки, но увидели только носатое чудовище поперёк седла.

- Свежей?.. - переглянулись они и потянули носами. Словно заметив внимание, рыба шевельнула хвостом.

- Я не сдохла, я сплю! - загробным голосом промычала она.

Стража попятилась. Старушка-спикер зыркнула на товарку-рыбохранительницу и продолжила:

- Это жертва на главный алтарь прекрасноликой Мимасите от общины русалок-весталок на западном склоне холма Утренней Полупрозрачной Тени Под Склонившейся к Воде на Сорок Три Градуса Южной Широты Сосной на ее именины, которые приходятся на день благодарения Солнца! То есть она должна быть готова к завтрашнему восходу!

- Кто... из них?.. - пытаясь переварить услышанное, ошарашено уточнил один из стражей.

- Все!

- А... к-коровы?..

- Священное животное Мимаситы в общине!

- А весталки - вы, что ли? - гыгыкнул высокий.

- Нет, мы русалки. Еще вопросы будут?

- Спаси нас Мимасита... - прошептал коренастый стражник.

Начальник караула истово кивнул, соглашаясь, и махнул рукой:

- Проезжайте, почтенные девы.

- Вы не представляете, как мы рады... - выдохнула одна из старушек, проносясь с места галопом по широкой мостовой под решеткой.

- Смотрите! Там у них что-то горит! - тревожно выкликнула за поворотом старушка-Иванушка.

- И взрывается, вроде?.. Где это горит-то? - обернулась старушка-Серафима на Обаоку.

Тот задумался, прикидывая так и эдак - и побледнел:

- Не может быть... Там, мне кажется, где Запретный Город!

- Очень хорошо, - впервые за долгое время улыбнулась старушка-Агафон.

- Отчего? - опешил самурай.

- Значит, Ивановна точно там...

Сенька хотела возмутиться, но подумала - и не стала. Отвергать комплименты - дурной тон.

- ...а где она - там и Ярик, - договорил маг.

- А мы где? - оглянулся Иван.

Просторная улица, по которой они ехали от ворот, исподволь похудела, наверное, оттого, что то и дело распадалась на улочки, переулки и закоулки различной ширины и освещенности, и стала почти неотличима от самой широкой из них. Как теперь добраться до центра города, стало совсем не очевидным.

- Скачите за мной! - Обаока махнул рукой в направлении улицы, которую лукоморцы проехали бы, не одарив взглядом. - Туда!

И редкие прохожие, не спешившие домой, увидели, как три пришпоренные бабками коровы рванули вперед, обгоняя племенного жеребца под самураем.

Поворот... другой...

- Стой!!!..

Отчаянный вопль Агафона и вспышка магии разорвали покой тёмного переулка. Царевна оглянулась - и дыхание ее перехватило: с холки Агафонова скакуна снова поднялся в воздух котэнгу, но на этот раз ни путы чародея, ни его отчаянные усилия человорона не остановили. Он взлетел до крыш, покрутил головой и, высмотрев что-то, устремился туда. За спиной его раздуваемым ветром плащом раскрылись невесть откуда взявшиеся крылья.

- К-кабуча!..

Агафон исступлённо пытался развернуть коня посреди улочки, шириной с повозку. Удар хвоста - и градом посыпалась штукатурка. Взмах морды - и дыра в стене засияла огоньком домашнего фонаря.

- Не крутись! Скачите к Запретному Городу! Я его догоню и приеду туда! - выкрикнул с перекрёстка Иванушка, ехавший последним.

- Но ты не маг!

- Какая разница! - не задумываясь о всех смыслах своей фразы, царевич дернул повод своего скакуна, разворачивая, и тяжелый грохот каменных копыт по булыжнику заполнил кривой проулок.

Не опуская головы, жадно ловя черный силуэт на лиловом небе, доверяясь лишь здравому смыслу подарка богини и удаче, Иван молотил пятками по бокам коня, и тот скакал напролом, в гору ли, под гору, сломя голову, перепрыгивая через канавы, свалки, прохожих и бродячих собак. Вывески, окна, ширмы, ставни, фонари мелькали перед глазами и слились в одну бесконечную полосу, не позволяющую больше понять, где он находится. Богатый район? Бедный? Базар? Площадь? Мастерские?.. 'Только не упустить, только не упустить, только не...'

Силуэт пропал.

Секунду назад он мелькнул меж крыш впереди - и на тебе! Перекрёсток - и никакого ворона...

Взгляд царевича заметался по сторонам. Потерялся? Спрятался? Устроил засаду? Прилетел, куда хотел? А куда хотел?..

Четыре улицы - четыре двери по углам. Четыре приплюснутых как тыквы бумажных фонаря - три оранжевых погасших и один зелёный, еле теплившийся. Четыре вывески. 'Хлеб', 'Женские мелочи', 'Свежие овощи' и 'Счастливый кувшинчик', над входом в который и горел зелёный светильник. Зашёл туда? Купить пару тарелок и молочник?

Подивившись нелепости такой мысли, Иван хотел начать объезд окрестностей вслепую, но дверь посудного магазина распахнулась, и из неё на мостовую вывалились две растрёпанных фигуры с глазами не столько косыми, сколько озадаченными.

- К-как ты д-думаешь... ув-важаем-мый... Пей То Лян... к-да... м-мы... д-дём? - пробормотал абориген в полосатом халатике и банных тапочках, носимых тут и в пир, и в мир, и в добры люди.

- М-мы не... д-дём. М-мы... ув-важ-жаемый... Пей Ко Лян... пл...зём, - ответствовал его товарищ в халатике зелёном.

- Зл-л-тые... сл-лва. А п-пчему мы... пл-лзём? А не с-сидим з-за ст-тлом... к пыр-меру?

- Пт-тому что... пт-тому что...

Взор Пей То Ляна затуманился - как-то по-знакомому.

- Пт-тому что... т-так... надо? - неуверенно проговорил он.

Пей Ко Лян икнул, склонил голову набок - то ли обдумывая ответ, то ли прислушиваясь к своим ощущениям - и кивнул:

- Т-точно. Т-так. Н-надо. П-пдём?

- К-кда?

- Отс-сюда, - на этот раз уверенно выпалил выпивоха, поднялся на ноги и, собутыльники, держась то друг за друга, то за стены, направились по улочке на далёкий свет другого зелёного фонаря.

Котэнгу пришёл в себя и первым делом улетел от них, чтобы напиться?!.. Пожалуй, версия о покупке молочника звучала реальней.

Иванушка, отчаянно жалея, что на его месте - не Агафон, спешился, привязал коня, поправил одежду, откашлялся и, не находя больше поводов для задержки, вошёл внутрь.

'Счастливый кувшинчик' встретил его полумраком, разбавляемым единственным фонарём - тоже не очень ярким, но хоть не болотно-зелёным - и взглядом двух пар глаз. Одна, хозяина - остановившаяся в рассеянном недоумении. Вторая, неприязненная - котэнгу.

- Добрый вечер... - проговорил Иван и смолк, мучительно соображая, как продолжить. 'Не соблаговолит ли многоуважаемый котэнгу пойти со мной?' 'Нам срочно нужна ваша помощь, только не знаем, в чём?' 'Теперь, когда вы убедились, что от нас не уйдёшь...'?

Трактирщик медленно, будто во сне, брёл с подносом, уставленным кувшинчиками от края до края, к единственному занятому столику, за которым на расстеленном соломенном коврике, поджав под зад пятки по вамаясьскому обычаю, пристроился человорон - и уже с питьём. Отняв зелёный кувшинчик от губ, он хмуро зыркнул на вошедшего:

- Убирайся.

И не успел Иванушка и слова больше сказать, как ноги его сами вынесли наружу.

Огорошенный царевич вдохнул прохладного влажного воздуха, потряс головой, проясняя ум, решительно насупился и предпринял вторую попытку.

На улице он оказался едва ли не быстрее, чем в первый раз.

- С дуба падали...

Третья попытка принесла ему зарождающуюся головную боль, мутные круги перед глазами и несколько минут воспоминаний, что он тут делает и зачем всё это надо.

'Дети! А там пожар!' - кольнуло в завершении процесса как иглой. - 'И Сенька! И Агафон! И Обаока-сан!..'

Не совсем понимая приоритеты и причинно-следственные связи, он яростно затянул ремень и с яростным 'Да какого лешего!..', пинком распахнув дверь, ворвался в зал.

Кто он, где и по какой причине на этот раз пришлось вспоминать гораздо дольше.

Привалившись к тепловатой еще от солнца штукатурке лбом, под которым притаилась тупая пульсирующая боль, царевич глубоко вдохнул несколько раз, успокаивая молотящееся сердце, растрёпанные нервы и мысли, мечущиеся как пьяные курицы.

- Спокойно... спокойно... Надо рассуждать логически... - шепотом, чтобы не уходить от предмета разговора с самим собой, упрямо забормотал он. - Отчего я всё время оказываюсь на улице? Что происходит? Давай вспоминать. Так... Я открываю дверь... Захожу... Встречаюсь с ним взглядом... Так... И он говорит... или не говорит? Нет. Погоди. Дай вспомнить. В первый раз он что-то сказал. А потом... Нет, совершенно точно: ничего он больше не говорит! Он просто таращится на меня, и... и?.. И всё? Хм. Получается, он наводит морок, или как это по-научному называется, когда я... с ним... Хм!

Котэнгу допивал восьмой кувшинчик и плавно погружался из уныния в депрессию, когда дверь снова распахнулась.

'Что, опять?!..'

Скривившись, словно вместо сакэ ему подсунули суп, человорон грохнул по столу кулаком, промахнулся, попал себе по коленке, переворачивая заодно локтем пустые и полные кувшинчики, яростно вперился убийственным взором в глаза этого навязчивого... как он там... и не нашёл.

Ощупывая перед собой путь носком сапог, к его столику осторожно двигался тот же самый... этот... как он... - но с плотной повязкой на пол-лица. Словно завороженный, котэнгу наблюдал, как вошедший налетел на один столик, другой, своротил вазу с экибаной - хорошо, что из соломы и та, и другая - и остановился рядом с ним, едва не наступив ему на руку. Отдернув пальцы, котэнгу медленно поморгал, силясь рассеять алкогольные пары.

- С-слушай... Какого Миномёто тебе от меня...

Гайдзин открыл рот, собираясь сказать одно, но вдруг выпалил совершенно другое - по его лицу было видно:

- Давай выпьем. Что-то на душе неладно...

За века, прошедшие с его появления на Белом Свете, с ним говорили о многом. О долге, славе, позоре, наказаниях, предательстве, хитрости, жестокости и деньгах, но о душе...

- У меня нет души.

- Ерунда, - упрямо мотнул головой гайдзин. - Души есть у всего живого. Учёные говорят, что даже у деревьев и камней есть, хоть это не факт. Но ты-то не деревянный.

- Нет, - ответил котэнгу, то ли признавая своё несостояние в родстве с берёзками и рябинами, то ли продолжая отвергать наличие у себя души.

- Я - Иван. А тебя как звать?

- Звать?..

Человорон задумался. А было ли у него имя? 'Котэнгу', 'ужас в ночи', 'тайсёгуново орудие', 'чёрная тень', 'императорский шпион' - его называли по-разному, этого не отнять. Но было ли у него имя?..

- Ну да, - терпеливо повторил Инь Ван. - Имя. Мама тебя как назвала?

- Мама...

Горло перехватило. Матери своей он не помнил, но историю появления на Белом Свете и при дворе Маяхат знал прекрасно - от многочисленных пересказов, с каждым разом обраставших всё большим количеством унизительных для него и дочери императора подробностей, она становилась длиннее и длиннее, пока от сюжета не осталась лишь пара фраз. Остальное - описание того, каким несчастьем и ужасом для семьи императора было его рождение, какую милость оказали ему его венценосные родственники, оставив жить при дворе - и просто оставив жить, и как именно он должен их всех отблагодарить - и просто как он им всем должен. Но имя?..

- Мама...

Он опрокинул в рот содержимое кувшинчика, сглотнул и устремился вглубь воспоминаний, надёжно похороненных под толщей времён, преступлений, боли и обид. Мама... Что-то тёплое, нежное... Голос... тихий... Прикосновение рук... Ощущение губ на лбу... и капель на лице. Тёплых. И песня! Какая-то песня!.. Он не помнил её, проклятие, отчего он попытался восстановить ее только теперь?! Что в ней пелось?!

'За нами... придёт... Самураи... буси... с мечами... За нами... Спрячет нас... под крылом... За нами... За нами...'

Что в ней пелось?!..

Впрочем, какая разница.

Мама.

- Занами, - сипло выдохнул котэнгу. - Моё имя - Занами. Проклят будь этот день... Зачем ты меня спросил?!

- Давай выпьем.

- Садись. И сними эту дурацкую тряпку. Если бы я хотел отправить тебя на городскую стену немного попрыгать - я мог бы это сделать хоть с чугунным котлом на твоей голове...

- Запретная площадь - там! - Обаока Косо ткнул пальцем в пространство между домами в конце улицы, то и дело подсвечиваемое узкими вспышками - точно молнии невдалеке сверкали, попадая то по складу жестяных товаров, то в мастерскую алхимика.

- Что там? - не расслышала Серафима.

Даже если бы кто-то выкрикнул сейчас ей что-то прямо в ухо, она вряд ли бы сразу поняла. Напряжённая, как натянутая тетива, душой и мыслями он была там, за стеной, и каждая лишняя минута, проведённая тут, проживалась зря.

- Площадь! Запретный Город! Ворота парадные! - не слишком успешно пытаясь перекрыть раскаты грома, прокричал самурай, широко разводя руками, будто изображая всё перечисляемое сразу.

Серафима, мотая головой, подъехала поближе.

- Площадь Запретного Города там, говорю,  - натужно откашлялся и повторил Обаока. - Тэнно, да увеличится его благосостояние до миллиона коку риса, там живёт. И тайсёгун Шино. И Совет Вечных.

- Самое главное, - недобро хмыкнула царевна.

- А я на этом месте попрощаюсь с вами и пожелаю успеха вам и удачного обретения семейного счастья вашим малышам, - чуть смущённо повёл плечами самурай.

- Благодарим вас, Косо-сан. Вы нам очень помогли, - Серафима приложила руку к сердцу и поклонилась.

Самурай ответил ей степенным поклоном.

- Спасибо, - склонил голову и Агафон. - Но отчего именно здесь вы нас покидаете?

Обаока кривовато улыбнулся:

- Чтобы нечаянно не увидеть то, о чём я буду обязан сообщить городским властям, это во-первых. А во-вторых, стража на воротах, в отличие от меня, страдает очень хорошим зрением и памятью.

- Приятно встретить человека с рациональным мышлением, - дрогнули в улыбке губы Агафона, всю дорогу угрюмо оглядывавшегося и не проронившего ни слова.

Обаока сложил перед грудью руки лодочкой.

- И я был рад знакомству с вами. Удачная встреча, счастливые звёзды. Уверен, что буду рассказывать о нём своим детям с гордостью, лишь бы поверили. Прощайте, северные демоны! Да освещает вам путь ясноокая Мимасита!

Самурай отпустил поводья, выдохнул и ссутулился, точно отдал расставанию последние силы.

- Вассё! -  шлёпнул он пятками жеребца, и тот устало поцокал во тьму лабиринта столичных улочек.

Агафон и Серафима переглянулись. Они у цели. Что теперь?

- Давай пока просто проедем по площади и оглядимся, - предложил маг.

Вдалеке за стеной что-то свистнуло и заполыхало, как рассекаемое гигантским мечом северное сияние.

- Что-то мне там не нравится...

- Мне тут уже полчаса ничего не нравится! - взорвалась царевна. - Они там! Я чую, они там, в гуще всего!

- Сима, спокойно. Мы проезжаем по площади, оглядываемся, ломаем стену, пока никто не видит, забираем Ивановичей и уезжаем домой. Как тебе такой план?

- Уже лучше, - сжатые в ниточку Сеньки дрогнули в тени улыбки. - Вперёд?

- Вассё.

Проехав по чисто выметенной безлюдной площади, освещаемой гроздью пузатых жёлтых фонарей над воротами, и несколько сотен метров вдоль так же ярко освещённой стены, они пришли к двум выводам. Первый - что видят их всегда: несколько пар настороженных глаз постоянно следили из-за зубцов за их перемещениями. И второй - что сломать стену просто так не удастся.

- Но ты же говорил!.. - прошипела Серафима, едва они свернули с дороги, огибающей Запретный Город, на полутёмную улочку.

Прохожие, позабывшие о цели своего ночного похода, нерешительно топтались у крайних домов, не сводя глаз с далёких фейерверков, в раздумьях, бежать ли им прятаться или остаться и не пропустить самое интересное. На двух всадников странной наружности, смирно остановившихся у стены поодаль и не делавших ничего любопытного, внимание они скоро обращать перестали.

- Я говорил, что мне тут что-то не нравится, - озабоченно нахмурился чародей. - И теперь я понял, что именно. Защитные заклятья на этой треклятой стене. С налёту ее не повалить - в лучшем случае, срикошетит в нас же, причём куда бы мы ни отбежали. В худшем - сдетонирует и разнесет полгорода, и Запретного, и доступного. Кабуча... Не ожидал увидеть здесь такое... Это настоящие произведение искусства, чтоб его!..

- А перелезть можно?

- Нет. Не признанный магией сгорит, как только попытается ступить на галерею.

- Куполом закрывает?

- Нет, но десяток метров выше зубцов - вполне достаточно, чтобы защититься даже от самых резвых прыгунов.

- Что тебе надо, чтобы проделать в ней дыру?

- Время на подготовку.

- Сколько?

Маг скривился:

- Час. Полчаса. Не знаю!

- Ладно. Сразу, как только будет готово - ломай.

Удивлённый таким лёгким согласием потерять еще неизвестно сколько времени, волшебник потянул из рукава шпаргалку - и ее едва не вырвал из пальцев внезапный порыв ветра. Вскинув голову, Агафон успел заметить, как беззвучная серая тень, сорвавшаяся с седла второго коня, на мягких широких крыльях скрылась за крышами домов.

Детей Серафима обнаружила почти сразу. Хотелось бы сказать, что это сработало материнское сердце-вещун, но всё было гораздо проще: из всего соцветия огнищ, пожаров и пожарищ, охвативших дворец - настоящий город, не обмануло название! - только одно пылало малиновым. Без раздумий отметя случайности и совпадения, она метнулась к нему.

Надёжные, но непривычные крылья человеку казались неуклюжими, и там, где настоящая сова парила бы беззвучно и бесконечно, Сеньке приходилось то и дело исступлённо ловить ускользающие восходящие потоки. Благо, помогали в этом и опыт, который она успела получить в свои краткие превращения в птиц, и то, что недостатка в таких потоках над пылающим Запретным Городом не было. Что у них тут происходило?.. Шутка Агафона про пожары и Ивановну-старшую пришла на ум, но царевна с негодованием фыркнула. Нет, характер и способности дочери она знала, но не могла же одна десятилетняя девочка это тут всё устроить! Или могла?..

Жадно вглядываясь вниз, сова сделала круг над ослепительным малиновым пламенем и тёмными, обугленными руинами вокруг. Да что же у них тут случилось-то, а?! Даже война не принесла бы таких разрушений!

Война - нет. В то время как магия...

Ярка... Лёлька... Где, где, где, где?!..

Люди! Кто?!..

Глаза, идеальные для темноты, слезились от странного огня и отсветов пожаров вокруг, и фигуры на земле казались размытыми пятнами. Тонкий слух, способный различить писк мышонка в норе, был бесполезен в ревё пожаров, грохоте рушащихся домов, воплях сотен людей вокруг, и истеричном звоне надтреснутого колокола. Да развалился бы ты, что ли, наконец, уже!..

Спокойно... пень с ним... Проморгаться, вглядеться... Кто всё-таки внизу? Несколько взрослых, застывших в напряженных позах стоя и лёжа... А где же дети? Или их тут нет?

Вдруг одна из больших фигур, развалившихся на земле, распалась на две.

Дети! Мальчики?.. Ярик?!

Но прежде, чем в порыве безрассудства сова успела спикировать, один из мальчишек вскочил на ноги, выкрикнул что-то, размахивая мечом, бросился в огонь - и пропал. Второй ребёнок кинулся было за ним, но упал и закричал, забился на земле - и от сердца, горестно сжавшегося сперва, к стыду ее немного отлегло. Не Яр! Ни тот, ни другой! Подожди, парень. Разберемся. Потерпи. Где же мои?..

Остальные люди замерли неподвижно, сгрудившись, и не разобрать было, живые ли они или мёртвые, взрослые или дети, сколько их. Проклятый свет, чтоб его!.. Снизиться? Опасно. Могут заметить. Шанс ударить по похитителям, понимала она, выпадет только один: победителя в затяжной дуэли простого человека с магом долго угадывать не приходилось.

Малиновое пламя стало полупрозрачным, и вскоре совсем исчезло. Земля под ней погрузилась в темноту, багрово высветляемую по краям отсветами далёких и близких пожаров. От мальчика, забежавшего в огонь, не было и следа. Второй, отплакав, завозился, изогнулся непонятно... Связан?! Да что здесь...

И тут к многострадальным совиным очам стало возвращаться ночное зрение - точно близорукому дали очки. Еще несколько секунд - и мир обрёл чёткость, а вместе с ней - надежду. Лёлька тут! И рядом с ней расположилась не еще одна грузная фигура, а две маленьких - Яр и девочка в розовом! Люди, стоявшие невдалеке как караульщики, оказались статуями - минус три врага! И это оставляло... оставляло...

Зоркие теперь глаза совы снова пробежали по разворачивающейся внизу сцене: пытающийся развязаться паренёк, набычившаяся дочь, Ярик с розовой подзащитной, истуканы... и один вамаясец. Толстый, уродливый, словно и не человек вовсе, грязный и в грязном... Он был бы жалок, если бы не был так страшен. Пусть даже сейчас он не делал ничего, лишь бубнил что-то без умолку себе под нос, но когда видишь выжженные в магической битве развалины и только одного колдуна, простая математика и биология сами приходят на ум - и не желают больше уходить. Икс минус игрек равно одному. Естественный отбор. Выживает сильнейший.

Вамаясец мотнул головой. Отблеск погасшего малинового пламени сверкнул в его глазах, озаряя лицо. И еще одна мысль Серафимы быстро переросла в уверенность и добавила вокруг желудка ледяной крошки: если он ее заметит, возможности нанести даже единственный удар у нее не станет.

Колдун перестал бормотать и глянул на Лёльку.

- К чему терять время. У нас же имеется самое главное, - вкрадчивым скрипучим голосом проговорил он. - Давайте начнем, мои милые деточки.

Та с исказившимся лицом рванулась бежать, но выметнувшиеся из пальцев вамаясьца малиновые змеи обвили ее и повалили, не дав сделать и пары шагов. Холодный комок рванулся от желудка к горлу Серафимы, алая пелена - к глазам. Убью!!!..

Но как?! Как же всё-таки не хватало сейчас Агафона!.. При всех его недостатках, в таких ситуациях они чувствовали себя за ним как за каменной стеной. Хорошо, пусть стена эта была местами сложена без раствора, местами - из пляжной гальки с песком, но общего смысла это не меняло: на магическом пепелище последним живым всегда оставался Агафон. А что могла сделать она одна против Вечного?!

Малиновые змеи размножились, как трещины в недобитом стекле, и накрепко скрутили всех детей.

- Я знаю неподалёку одно уютненькое местечко...

От дребезжащего смешка вамаясьца мороз пробежал по спине. Если он куда-нибудь их уведёт... если там будут магические преграды... или его союзники... она не сможет туда попасть! Агафон, где ты?!.. Но где бы он ни был, он был там, а она - тут, и помощи ждать не приходилось.

Но что она могла?!..

Улыбаясь оскалом пересохшей мумии, Вечный сделал шаг к детям. Всё тело его сияло неровным малиновым светом.

Если они сейчас уйдут...

Решение пришло неожиданно и обжалованию не подлежало.

Взмах крыльев, быстрый набор высоты, манёвр, мысль-молния - и в следующий миг на голову ничего не подозревающего колдуна обрушились три с половиной тонны слона.

Про девушек, вынужденных спать до свадьбы (или после? или вместо?) на матрасе из гороха (или фасоли? или орехов?) Серафима читала в далёком детстве. История помнилась плохо, кроме того, что вроде бы должна была девица нащупать спиной (или не спиной?) то ли червивую горошину, то ли грецкий орех среди кокосовых, а если не нащупывала, то король приказывал ее казнить и на следующую ночь привести другую. Более странного способа переборки кухонных запасов Сенька не представляла ни тогда, ни теперь, но сейчас она, по крайней мере, целиком и полностью поняла чувства тех девиц. Где? Что? В каком состоянии? И самый главный вопрос: если горошина с червоточиной отыщется, что делать дальше?

Чувствуя, что сломала как минимум все ноги, а как максимум - всё, к чему эти ноги крепятся, но из-за шока не пока ощущая боли, она пыталась понять, что с колдуном. Вроде, под ней ничего не шевелилось - но и не выпячивалось. Значило ли это, что слоновья жировая прослойка скрадывала все неровности меньше другого слона, или что она расплющила гада в блин, или что ее план - дурацкий, но единственный, пошёл прахом и колдун просто куда-то подевался? Встать и даже пошевелиться она не могла, и поэтому оставалось лежать, подогнув ноги по-кошачьи - даже не знала, что у слонов они так складываются! - и ждать. В это время дети, ошарашенно не выпуская из вида гиганта джунглей, словно ждали, что он вот-вот отрастит крылья и полетит, торопливо освободили связанного мальчика и попятились во мрак.

Куда они побегут? Как успехи у Агафона? Огромные уши-лопухи слона шевельнулись, улавливая новые шумы. Крики... треск огня... редкий грохот рушащихся домов... Есть! Взрывы! Или это просто гром? Тучи собирались, когда они подъезжали к городу... Нет, это Агафон! Должен быть! Обязан!.. Вот если бы они сообразили бежать на шум... Как им сказать? Конечно, она могла бы превратиться в человека, но не была уверена, что от спохватившейся, считающей, что кое-кто ей задолжал, боли сможет говорить. Ну и если колдун еще не додавлен, и надо всего лишь немного полежать...

Боль, очнувшись от шока, приподняла голову и тихо простонала - отчего-то ее голосом. Дети, почти скрывшиеся за разваленной стеной, остановились.

- Он страдает! - донёсся до ее слуха незнакомый голосок.

Вырвав руку из руки Ярика, к ней побежала девочка в розовом.

- Синиока, вернись! - не очень убеждённо окликнул Ярослав, но уже в следующую секунду с облегчением мчался за подружкой - или к пострадавшему слону, как хотел давно?

- Яр!..

- Ори!..

Замечательно... Вместо того, чтобы уносить ноги, неважно, куда, главное - отсюда, они все возвращаются! Ну кабуча же твоя тягуча!..

Серафима скрипнула зубами - но теперь больше от досады, чем от боли. И чего не смогло ей смолчаться еще хоть полминуты?! И еще одна мысль пришла, отсекая путь к превращению в человека. Если они увидят, что слон - это она, то точно никуда не уйдут. И если вамаясьский колдун еще живой...

- Слоник-сан?.. - чумазая девочка в грязном рваном розовом халатике - Синиока - опустилась перед ней на колени и со слезами заглянула в полуприкрытые глаза. - Вам плохо?

- Чем мы можем ему помочь, как ты думаешь? - подоспел Яр.

- Вы раздавили Таракану, слоник-сан, и нам теперь с вами вовек не рассчитаться! - пролепетала девочка, кланяясь.

Раздавила таракана?.. Это уже бред начался? Или глухота? Или... тупота?..

- Яр, Синя, вы болваны! - яростно взмахнув сжатыми кулаками, прошипела подоспевшая Лёлька. - Конечно, ему плохо, он же с неба свалился! Но вы подумали, чем мы ему поможем?! С собой возьмём?! Хобот перевяжем?!

Хобот! Как она не подумала!

Приподняв голову, на что спина и даже придавленные животом ноги отозвались слепящей агонией, царевна вытянула хобот, с трудом ухватила им обломок какой-то жерди и принялась чертить на горелой земле слова.

- Смотри, он учёный! Домашний! - восторг на лице вамаясьского мальчика мешался с состраданием. - Он что-то рисует!

- Он что-то пишет! - воскликнул Ярик.

- По-лукоморски?!.. - опешила Лёлька.

Но Ярослав, не вдаваясь в особенности учебной программы выпавшего в виде осадков слона, уже громко читал появляющиеся из-под неуклюжей, норовящей выскользнуть палки, слова: 'Бгте к стне. Где зррывы. Тм пом...'

Палка под неловким нажимом хрустнула и сломалась. Серафима опустила голову, зажмурилась и стиснула зубы. Только не стонать. По крайней мере, пока они не уйдут.

- Слон написал 'Бегите к стене! Где взрывы! Там помощь!' - захлопал в ладоши Ярик. - Там будет кто-то, кто сумеет ему помочь!

- Скорее туда! - воскликнул вамаясьский мальчик.

- Слоник-сан, потерпите, пожалуйста! Мы сейчас вернёмся! - выкрикнула Синиока уже на бегу.

- Мы обязательно вернёмся!

- Не вздумайте! - прохрипела она, убедившись, что умчавшиеся дети ее не услышат, выдохнула, не в силах больше соображать.

Единственное, о чем она могла теперь думать, что занимало все ее мысли, чувства, включая с десяток еще не открытых и, самое главное, нервные окончания - это боль. Ноги, еще ноги, спина, рёбра - всё, точно пропущенное через мясорубку до самой малой косточки, превратилось в один безразмерный очаг боли, разгорающийся всё сильнее и сильнее, когда казалось, что дальше уже некуда, лишающий рассудка и воли. Вот поистине слоновая порция... У человека, наверное, меньше болело бы... У киски боли, у собачки боли... у мышки... У всех кости... кос...ти... Кости!..

Не понимая, верно она рассуждает или нет, Серафима отдала приказ кольцу - и на месте слона остался лежать осьминог с неестественно вывернутыми щупальцами. Боль пропала вместе с костями. От неожиданного облегчения царевна с последним стоном растянулась во весь рост на обугленной земле и замерла. Непонятная бело-алая, брызжущая каплями и искрами света штуковина, бестолково дрейфовавшая над землей, уплыла куда-то к руинам, унося почти единственный свет в округе, и измученному зрению - осьминожьему теперь, но в реальности всё еще совиному, стало блаженно-темно.

Спокойно. Теперь можно и подумать. Значит, так. Дети побежали к стене. Самое умное, что она может сейчас сделать - ползти за ними: превращаться в кого-нибудь более продвинутого на пути костяной эволюции она опасалась. Догнать их, дождаться Агафона - и прочь. Конечно, хотелось бы камня на камне не оставить от этого рассадника похитителей детей, но кто-то, кажется, уже постарался до нее. Программа-максимум - добить Вечного - пока представлялась невыполнимой из-за отсутствия объекта добивания - и возможностей. Значит...

Лишь отдалёно представляя, как каракатицы перемещаются в воде, и не представляя вовсе, как они перемещаются на суше, Сенька перевалилась на бок, подтянула щупальца под живот - или что было у осьминогов на этом месте - и попробовала идти в ту сторону, куда убежали дети. Потом - ползти. Потом - перекатываться, обдирая нежную шкурку о шлак и окалину. Растудыть его в гармошку...

Кожа осьминога на воздухе, да еще вывалянная в грязи, быстро начала высыхать, сморщиваться и натягиваться, словно грозила вот-вот порваться. Шило мыла не слаще, как говорил Шарлемань Семнадцатый... Подождём его премудрие, а там видно будет? Колдуна не видно - и это главное. Может, вколотился в землю по самую макушку, да там и остался, сам себе могильный памятник?

Измученная, потерявшая ориентацию в пространстве, но нашедшая несколько сотен острых камней, людям, даже босым, не заметных, она вытянула щупальца и закрыла глаза. Чтобы хоть немного усмирить беспокойство, оставшееся в ней слоновьего размера, она начала представлять, где сейчас могут быть дети, накладывая путь совы на дворцовые дороги, каналы, возможное время ожидания, пока Агафон доломает стену, путь обратно... и пропустила важное.

Недалеко от нее на земле засветилось крошечное бледно-розовое пятно. Можно было подумать, что на эту угольную проплешину, еще вечером бывшую аккуратной грядкой с лекарственными травами, падает отблеск далёкого пожара. Затем пятно увеличилось, потемнело, и стало похоже, будто кто-то принёс корабельный фонарь с красным стеклом. Но когда пятно налилось малиновым соком и стало размером с поднос, количество вариантов уменьшилось до одного.

Беззвучно, как гриб, и так же плавно, из земли показалась обгоревшая маковка человеческой головы... покрытые кровавой коркой уши и лоб... оплавленное, словно из перегретого воска, лицо... плечи... грудь... Еще несколько ударов сердца - и на Белый Свет вырос, источая чахлый, но еще заметный малиновый свет заимствованной магии амулета Грома, Ода Таракану.

Оглядевшись по сторонам, он остановил взгляд на осьминоге и усмехнулся. Несколько шагов... наклон... и с одного из щупалец рука сорвала золотое кольцо с прозрачным сиреневым камушком и эмалевым ободком, заполненным девятью белыми треугольничками - и одним черным. В следующий миг вместо полудохлого с виду головоногого перед Вечным лежала почти обычная женщина. Застигнутая врасплох превращением, она рванулась вскочить, вскрикнула - и рухнула без памяти.

Очнулась Серафима от боли. Маячившая бешеным обжигающим призраком в беспамятстве, она исподволь выросла до размеров, не помещавшихся более ни в одном сознании и подсознании, и оставался ей путь один - на волю. Руки, ноги, спина, рёбра - все кости, названия которых ей были известны, и о существовании которых она не подозревала, болели, словно пытаясь перещеголять в этом искусстве друг друга. Она попыталась шевельнуться, но движение было встречено такой какофонией боли, что она взвыла и снова едва не потеряла сознание.

Что случ...

Воспоминания предыдущего дня?.. часов?.. минут?.. вернулись к ней, как маятник из бочки с кирпичами.

Дети! Колдун! Слон!

Но что потом?.. и где?.. Где они?!

И где... она?

Она приоткрыла глаза, но увиденное не рассеяло волнений. Напротив: вместо неба, хоть и озаряемого пожарами, но ожидаемого, над ней нависал потолок, перечерченный тяжёлыми закопченными балками. Между ними пестрели, выложенные черепашьими панцирями, камнями и палками, какие-то символы. В изменчивом свете - то красном, то белом - они шевелились, точно живые, переползали с места на место или бестолково кружились, как блохастая шавка, кусающая себя за хвост. Как ни странно, глядеть на них было приятно и покойно, и даже боль, загипнотизированная бесконечным верчением, утихала, давая вздохнуть, насколько позволяли разбитые рёбра - и подумать. Но как назло, все мысли вертелись вокруг того, успели ли Ивановичи со своими местными друзьями сбежать и встретили ли Агафона. Иногда в памяти мелькал Иван, галопом уносящийся за котэнгу, но что случилось с ними обоими, она даже не представляла. Наверное, хоть с Агафоном-то встретились. Ведь кто-то нашёл ее потом, принёс в это странное жилище, положил... куда? На что-то ровное и жёсткое. При переломе позвоночника, говорят, первое дело... Спасибо тебе, добрый человек. Наложили ли на руки-ноги гипс, она не знала: пошевелить ими не получалось, но отчего - неясно: голова не поднималась и не поворачивалась тоже.

Где же все? Положили - и ушли? И никто не бдит в ожидании? Где Агафон, где дети, где Ваньша? В порядке ли? Что с ними случилось? Может, пришлось бежать? Спасаться?..

Что станет с ней самой, думать не хотелось. С такими переломами и дома лежать не перележать и калекой на всю жизнь остаться, а в чужой враждебной стране... Даже если это Агафон нашёл ее, а Ваня потом - их обоих... А если нет?.. Тогда история становилась еще короче и грустнее. Или наоборот? Валяться до пролежней как недоразделанная рыбина - не то удовольствие, которое хотелось растянуть.

Она не была пессимистом. Она была реалистом. И реализм подсказывал, что сегодня приключения ее закончились - раз и навсегда.

Сердце ее сжалось от жалости к себе, но мысль о том, что она знала, на что шла, когда оборачивалась этой громадной тушей на высоте десяти метров, остановила слёзы. Это была цена, которую она согласилась заплатить. Лишь бы жертва была не напрасной... Ну где же они?!..

- Дочь императора Ресогото, приятного пробуждения, - прохрипел над головой незнакомый - или  знакомый? - голос. В поле зрения появилось пылающее чудовище - или просто очень обожжённый человек... со слабым малиновым свечением на коже.

Свечение! Урод! Колдун!!!

Сенька попробовала что-то сказать, но между стиснутых непроизвольно зубов прорвался только стон.

- Не  надо, не надо, молчите, умоляю вас, ваше почти императорское величество, да укрепится ваше драгоценное здоровье, но лишь до определённых пределов, ибо от крайностей - шаг к пропасти! - испуганно расширились узкие глаза человека. Радужки их цвета дохлых тараканов тускло отблескивали малиновым пламенем.

- Вы - матушка этого зловредного ёкая, Ори из Рукомото. Я сразу понял, как только увидел вас без щупалец. Сходство поразительное! Только ее благородная родительница могла попытаться покончить с собой таким забавным способом!

Восвоясец захихикал - как чай в надтреснутой чашке молотком мешали.

Ори? Рукомото? Голос! Тот самый колдун!..

Кабуча...

- Извечный Ода Таракану моё ничтожное имя, о немытое лицо императорской национальности, - приниженно склонился колдун, пропадая на миг из поля зрения, и тут же снова выскакивая, как ванька-встанька: - Безумно приятно видеть вас здесь! Безумно!

Взгляд в его глаза - и она поверила каждому слову.

Приятно.

Безумно.

Что он от нее хочет? Зачем надо было тащить мешок переломанных костей с пепелища не понять куда? И где дети?!..

Свет за его спиной изменился: к неровному бело-красному добавился зеленовато-голубой.

- Я вижу в ваших сияющих очах немой вопрос, - не обращая внимания на перемену, сочувственно закивал колдун.

Царевна замерла. Сейчас он скажет, что дети пойманы, что Агафон не смог... Но маг продолжал, и физиономия его, казалось, жила отдельной жизнью. Жаль, что не существовало выражения 'жестикулировать лицом'. Оно ему сейчас бы очень подошло.

- Вам любопытно, долго ли продлится наша встреча, начавшаяся так романтично, - шевеля бровями и причмокивая покрытыми бурой коркой губами, говорил Извечный. - О, да! При других обстоятельствах я бы просил вашей руки: ваша отвага, так великолепно сочетающаяся с вашей глупостью, поразили меня в самое сердце! Пытаться убить слоном Извечного, только что напившегося магии из амулета Грома!.. Хотя этого не понять человеку, далёкому от магии... и Вамаяси... и лучше бы вам там и оставаться. Короткой будет наша встреча, огорчение, печаль, тоска... Хм. Я вижу, вы не разделяете этого мнения.

Таракану сложил губы бантиком и обиженно засопел. Размытый зеленоватый свет за его спиной постепенно менялся на синий. Что там? Улица? Рассвет? Или ночь наступает?.. Что там происходит?! Отчего-то это казалось чрезвычайно важным, но логического объяснения этому световому шоу царевна подобрать не могла. Значит, оставалось одно. Магия.

- Но не печалься, полоумное дитя скрытого льдами Ресогото! - лицо Таракану просветлело вместе с золотой каймой, охватившей синеву за его спиной. - Мне на память останется твоё кольцо - а ведь это всё рано, как если бы мы были обручены. Согласие до ненависти, любовь до смерти... и много противных детишек!

Кудахтающий хохоток заставил Серафиму напрячься в желании если не придушить Извечного, то хоть плюнуть в него напоследок, ибо последок - это всё, что ей оставалось. Может, лежать долго и счастливо в кругу семьи даже недовыпотрошенной рыбой - не так уж и плохо...

Не обращая внимания на нее, колдун натянул подарок богини Сю на свой скрюченный мизинец с распухшими суставами и оттопырил, любуясь.

Суставы его ныли. Подагра? Или как это называется?

Что?!.. Какая к бабаю якорному подагра?! Это что ж получается, люди добрые?! Что до кучи ей со своими переломами еще его подаг...

Стоп. Снова и по буквам. Я. Чувствую. Его. Подагру.

Ум Сеньки лихорадочно заметался в поисках вариантов использования своего нелепого открытия - но ненадолго. Золотое сияние разогнало густую синь, и в его ореоле вместо стены стал виден край настоящего светлеющего неба, бледные звёзды - и склон горы, покрытый бесконечными шеренгами очень дисциплинированного войска.

- О! Кажется, у меня почти всё готово! - радостно улыбнулся Извечный, не оборачиваясь. - Вашему благородному невеличеству осталось потерпеть всего лишь одно неудобство! Небольшой... хотя нет, зачем я вру... Большой надрез - и ваше участие в освобождении Вотвояси обессмертится в веках! Видите?

Он показал неподвижной царевне остро отточенный медный нож и медный кувшин с широким горлом.

- Больше не увидите!

Заливистый смех с подвизгами еще сотрясал грузное тело Таракану, когда он полоснул лезвием по запястью Сеньки и подставил под струйку крови кувшин.

Мир содрогнулся. Серафима, по мере возможностей, расхохоталась. Быть принесенной в жертву кем? - Тараканом! - чему? - освобождению не понять чего от не понять кого, и она при этом даже не была ни первой красавицей, ни девственницей!

Она смеялась, пробуждая уснувшую боль, понимая, что это нервное, что звучит ее смех как нечто из страшных историй, которые иногда ставила труппа Афанасия Одеялкина, и что скоро в этой комнате количество психов удвоится - если она сперва не протянет ноги, но остановиться не могла. Лучше уж так, чем с рыданиями, проклятиями или нелепо-стоическим выражением лица, достойным отдельной пьесы одеялкинцев или даже романа от Дионисия.

Замаячившая в поле зрения ошалелая физиономия Таракану с недорисованным алым магическим символом на лбу была самой лучшей наградой ее последнему выступлению.

- Онна-бугэйся из Ресогото? - обеспокоенно моргая, проговорил он. - Это ты что-то не поняла, или это я что-то не понимаю? Я сейчас заберу всю твою кровь! Это не смешно! Я не шу...

Мир содрогнулся снова, теперь роняя что-то - смачно и звучно - в районе Сенькиных ног. На этот раз Извечный понял, что таким образом он пытается привлечь его внимание к чему-то важному, а именно к тому, что его беззаветной борьбе за свободу всех Вамаясь и счастье отдельно взятого Таракану кто-то собирается помешать.

- Какого Миномёто лысого... - прорычал он, вскидывая голову к потолку.

Несколько торопливых слов заклинаний - и камни с палками остановили свою толкотню и вспыхнули зелёным и фиолетовым. Если бы могла, Серафима присвистнула: камни и палки? Черепа и кости! И хорошо, что человеческих нет, поняла она через несколько секунд, потому что даже волчий череп, падающий с высоты по лбу - это неприятно и больно. Несколько костей последовали за ним под проклятия колдуна и покачивание стен. Золотистый свет за ее затылком стал меркнуть. Таракану взвыл. Мир содрогнулся опять, накренился, роняя медный кувшин и еще, судя по звукам, с полтысячи самых разнообразных предметов различной степени разбиваемости - да в таком положении и остался. Серафима почувствовала, что сползает со стола.

Скороговорка колдуна зазвучала с частотой дроби голодного дятла. К зелёному и фиолетовому прибавились отблески малинового. Панцири, черепа и кости затрещали, раскалываясь, и завоняли горелыми перьями. Мир потянулся в исходное положение - наверное, в поисках носового платка - но ненадолго. Новый удар - и стена хрустнула. Тусклый свет занимающегося утра пробился сквозь разлом, принося головокружительный аромат свежего воздуха с обертонами жжёного, палёного, оплавленного и пережаренного, кручёный сноп искр, поджёгший что-то справа, и разъярённое 'Кабуча!'.

Извечный, всё это время пытавшийся спасти окно на неизвестную гору, покрытую солдатами, с проклятьем выкрикнул нечто неразборчивое - а может, непечатное - и золотое свечение погасло.

- Лежи смирно, никуда не уходи, я сейчас оторву этому буракумину его гнилую башку и вернусь! - бросил он Сеньке и скрылся из поля зрения, разъярённо размахивая руками и бормоча заклятья, точно вколачивал их в воздух.

Царевна прихрюкнула с пристоном: теперь она знала, с какими последними словами тёмные властелины уходили на бой с его премудрием. Ода внимания не обратил: к сумасшествию привыкаешь быстро. В комнате на краткий миг стало тихо. Слышно было лишь частое глухое капанье чего-то по медному боку пустого перевёрнутого кувшина. Наверное, это была ее кровь.

В следующий миг и воздух завизжал, завихрился и загорелся от ворвавшейся с улицы магии - встретившей магию другую.

- Сзади! Заходите ему сзади все вместе! Блокада Окаяно! Разом! Разрыв Шизо Могучи! Бета! Пошли! - визгливо орал где-то недалеко Таракану.

Пламя с рёвом ломанулось назад, снося, казалось, на своём пути всё и всех. Картечь из каменной крошки и пыли накрыла царевну, переворачивая стол - ну не алтарь же, этого бы ее вывихнутое и переломанное чувство юмора не выдержало бы, - роняя ее на пол, и от нового взрыва - боли, на этот раз - она потеряла сознание.

К счастью или к огорчению, длилось это недолго, ибо очнувшись, она оказалась в самой гуще магической битвы, когда плавился воздух, горела вода и рушились стены - мироздания. Голоса Агафона слышно больше не было, да и видно не было ничего, кроме покрытого буроватыми потёками бока того самого кувшина, но ведь с кем-то же вамаясьцы до сих пор воевали!

Комната, лишенная магической подсветки, погрузилась в полумрак. Внутрь проникал лишь чахлый отголосок утреннего солнца, профильтрованного сквозь тучи дыма и пыли, да флегматичный бело-красный комок не понять чего всё так же плавал туда-сюда. Чувствуя, как невольные слёзы боли катятся по щекам, Серафима попыталась повернуть голову, чтобы увидеть еще хоть что-нибудь - но тщетно.

Исступлённо ревя, снаружи влетел сгусток багровой слизи, ударился в комок - и стёк липкой жижей на пол. Кувшин, оказавшийся на ее пути, покрылся плесенью и рассыпался в прах. Лужа, не наевшись, стала неспешно распространяться дальше. Серафима смотрела на нее, и не знала, поплакать ей для разнообразия, или продолжать попытки посмеяться: отдать концы в луже, да еще такой...

Взрыв за ногами, под ногами, у самого лица... Взвилась в зловонной туче пара багровая лужа, оставляя после себя воронку глубиной с кулак.

- Кабуча, Сима! Какого дрына ты тут развалилась?! Это же растворитель Белого Духа!

А вот и он. Супермаг. Значит, дети нашли его... Где они?! Какая разница... У Лёльки достаточно здравого смысла на четверых, чтобы спрятаться понадёжней, или убежать подальше. Главное - они в безопасности. И сейчас всё будет хорошо... ну или лучше, чем сейчас. Можно расслабиться и потерять сознание - наверное, в кои-то веки побыть спасаемой не так уж плохо, даже интересно...

- Вставай, идём! Быстрее!

Рука его премудрия легла ей на плечо, вызывая неконтролируемый вскрик. Если бы она взорвалась под его прикосновением, он испугался бы меньше.

- Ты чего?!

'Угадай с пятьдесят пятой попытки!' - мысленно взвыла царевна.

- Дай я угадаю... - пробормотал Агафон, склоняясь над ней. Чумазое осунувшееся лицо, подпалины в волосах и бровях, огромная глубокая ссадина на всю щеку, одежда, словно извлеченная из-под прошедшего по ней селя...

- Путы универсальные парализующие... С одной стороны, плохо... с другой - хорошо... только не пойму, с какой хуже... Сим... Сима, прости. Я никогда не видел человека... живого... в таком... состоянии. Если бы не заклинание, ты бы развалилась на час... Ой. Идиот... Прости, Сим. Если еще не успела. Если успела - прости еще раз. На дураков не обижаются. Больно? Хотя чего я спрашиваю...

Приговаривая, маг непрерывно водил над ней руками, и как ни странно, боль пропадала, оставляя прохладное онемение во всём теле. Но скоро прошло и оно, и наступило чувство, будто из всей Серафимы не растворился в эфире только мозг, глаза... и один палец. Палец, на котором она носила кольцо Сю Сю Сю. Палец с подагрой, ожогами, вывихами и сотней порезов. Палец с размером и ощущениями целого тела. И тело это было не ее. Кажется, его премудрие в попытке облегчить ее страдания явно что-то перемудрил. Или перепремудрил?..

- Ну, как? - Агафон остановился, потирая посиневшие как от холода ладони. - Теоретически, должно сработать... Я никогда не применял его на практике, но... Если лучше - моргни.

Никогда она не моргала с таким удовольствием.

- Ладушки. Одной проблемой меньше. Спросишь, что осталось в списке?

Она снова моргнула - и зажмурилась: в провал влетел ком раскалённого дрожащего воздуха, от которого вспыхнули таким же бесцветным пламенем уцелевшие стены. Скороговорка от Агафона - и пожар утих, сведённый до обиженного тления. За дырой в стене замельтешили лиловые огоньки - не иначе, собираясь в стаю перед перелётом. И царевна могла бы поставить отсутствующее кольцо против присутствующего чародея, что мигрировать они собирались к ним сюда, и очень скоро. А еще она знала, что Таракану объединил силы с оставшимися магами. Откуда? С недавних пор к информации, высосанной из пальца, она относилась с гораздо большим уважением.

Агафон, не теряя времени, начал выплетать контрзаклинание.

- А вторая проблема, Сим, в том, - опустился он на пол рядом с ней и навалился на перевёрнутый стол, ни на секунду не прекращая дела, - что я с тобой не могу отсюда выбраться. А следующая в том, что не могу выбраться отсюда без тебя. Иначе твой муж довершит не оконченное этими маньяками. Третья же в том... или четвёртая?.. но это неважно: когда количество проблем переваливает за три, все остальные можно считать за одну, но большую, всё равно шансов пересчитать их у тебя почти нет... Так о чём это я... Ах, да. О том, что из-за местной магической защиты, стена в которой - только изюминка... в ведре теста... я...

Огоньки принялись расти и темнеть, сливаясь в сияющее пурпурное полотнище. Заклинание светящимися шнурами потянулось с пальцев Агафона, сплетаясь в сеть и перегораживая дыру в стене.

- Прости, отвлекаюсь, - не отрывая взгляда от готовящейся стычки, прошептал чародей. Дыхание его прерывалось, голос слабел, капли мутного пота текли по лицу, промывая дорожки в грязи, будто не Серафиме, а ему требовалась срочная помощь знахаря, а лучше всего - чудо. - Ну так вот... самая большая проблема в том... что все мои заклинания уходят как дождь в реку - без следа... на треть... или четверть... И я... не могу... толком... и всем остальным тоже... работать... Если бы ты могла ходить, мы бы... вырвались... меня бы хватило прикрыть нас... Или тебя... Но левитировать тебя... или тащить... и одновременно закрываться... от этих недоумков... хотя осталось их человека два-три... не больше четырёх... Не оправдание... понимаю...

Полотнище за провалом набрякло фиолетовым и начало медленно прогибаться внутрь. Не отлипая от краёв, оно натянуло сеть Агафона до предела - и остановилось, как подушка в авоське. Губы мага теперь шептали беззвучно, но с них срывались не слова, обращенные к Серафиме, а заклятья. Непрерывный поток слов, поток неяркого света с пальцев... Удержится?..

Нет!!!

Силы вамаясьских магов всколыхнулись, хлынули в созданную ими связь, влились в застрявшую подушку, и та лопнула, разнося сдерживающее ее заклинание в клочья. И не успел Агафон восстановить защиту, как подушка, поглотив остатки его сети, слепилась в единое целое, растянулась от стены до стены и от пола до потолка разгромленной мастерской восвоясьцев, и поползла к ним, давя с треском всё на своём пути.

- Кабуча... - прошипел Агафон и обернулся на дальнюю стену, закатывая рукава. - Ладно. Сим... закрой глаза. Сейчас... проветривание устроим...

Не имея желания лишиться из-за тугодумства предпоследнего рабочего органа, царевна проворно зажмурилась - и вовремя. Ярчайшая вспышка резанула даже сквозь закрытые веки. Пахнуло опаляющим жаром как из горна кузнеца. Комната заходила ходуном. С потолка посыпались остатки костей и балок, и если бы не вставший ребром стол, одна из них лишила бы таракановцев обоих противников.

- Каабу-у-у-уча-а-а-а... - тоскливо просипел с уровня пола его премудрие, и она поняла, что глаза можно открывать.

Едва не вывихнув их, она скосилась отчаянно: там, где только что располагалась стена, зиял оплавленный провал. В любом другом строении это бы стало дорогой к свободе. Здесь же он быстро заканчивался тёмным тупиком: прожечь насквозь скалу было не под силу даже магу-хранителю.

- Закрой глаза! - рявкнул он, и вспышка повторилась вместе со всеми спецэффектами: раз, другой...

Новое 'кабуча' дало оценку результату. Скала, везде скала, кроме той, разрушенной уже стены!

Чародей осел на пол, дыша, точно пробежал от Лукоморска до Маяхаты без остановки. Вид у него был под стать: Сенька видела мумии с нарушенным сроком хранения жизнерадостнее и краше, чем он.

Красно-белый комок висел теперь над головами, вяло побрызгивая искрами, и в его свете можно было разглядеть, как фиолетовая подушка, оторвавшаяся после взрывов от стен и пола, приросла обратно и двинулась к ним: не обойдёшь, не поднырнёшь. Царевна хмыкнула: как будто она была в состоянии что-то обходить или перепрыгивать, кроме своих весёлых мыслей...

Агафон усилием воли отодрал себя от пола, прислонил к недобитому столу и, в изнеможении закрыв глаза, то и дело спотыкаясь и останавливаясь, принялся  читать новое заклинание. Но сколько Серафима ни вглядывалась и ни вслушивалась - ничего не произошло. Только надвигающаяся на них стена сделалась прозрачной - то ли от него, то ли просто так, и чуть замедлила продвижение.

В клубах пыли за ней мелькнула массивная тень. Что за?!.. Палец засвербел, будто отвечая. 'Извечный. С шайкой'. 'Сколько же их там осталось?!..' Палец тут же подсказал: 'Трое, объединили силы'. 'Кто?' - мысленно спросила Серафима, не зная, зачем и кого. Но вместо имен-чинов палец с готовностью вывалил на нее список их крупных и мелких телесных повреждений на семи листах, которые разом влились в ее морозно-воздушное тело, давя недолгую эйфорию от отсутствия боли. Она теперь чувствовала их всех! Каждую их треснутую косточку! Каждый ожог! Каждый треклятый кровоподтёк! В тройном размере! Стон вырвался из ее стиснутых заклятьем губ, и Агафон, всё еще пытавшийся обратить ход сражения в свою пользу, встревоженно оглянулся.

Ну, Сю Сю Сю!.. Ну, спасибо за подарочек! Да чтоб тебе... а лучше им всем!..

Не понимая, что делает, чувствуя, как слёзы боли брызжут из глаз и разламывается, разрывается всё тело, Сенька напряглась, точно швыряя ее обратно хозяевам, замычала яростно, протяжно, и не умолкала, пока воздух не кончился в лёгких, сжавшихся, как выжатая губка, и свет не померк в глазах. То ли эхом, то ли продолжением прозвучал рядом хрип Агафона, но выяснять причину она была уже не в силах. А когда судорожно втягиваемый воздух снова наполнил ее грудь, и она смогла не только видеть, но и мыслить, потрясение ждало ее буквально в пяти шагах.

Вместо трёх таракановцев за стеной, покачиваясь на тощих ножках, стоял, размахивая ручками и шевеля усами, жирный таракан размером с человека.

- С дуба... падали... листья ясеня... - просипел Агафон. - Это... это... Это не я!

'Это не ты, потому что это я', - не ведая, смеяться ей сперва, или сразу радоваться, подумала царевна.

Но если посмеяться было еще можно, тем более, что боль снова пропала, то радоваться было рано. Таракан зашевелил в такт двумя парами 'ручек', защёлкал челюстями - и стена, словно в изумлении застывшая было на месте, возобновила свой ход. Интересно, кто-то из вамаясьских магов понял, что с ними произошло?! Похоже, нет... Зеркало бы сейчас им к носу поднести - вот был бы сюрпризик, бежали бы отсюда как от тапка... наверное...

Недоумение сошло с лица его премудрия, и он снова погрузился в дебри своих анти-заклятий. Стена снова притормозила, потом встала, потом опять задвигалась, но рывками, будто преодолевая сопротивление. До них оставалось три шага... два... один... Не выдержав, Агафон подхватил Серафиму подмышки и, не прекращая декламацию заклятья ни на секунду, потащил ее к свежеобразованной пещерке через обломки и завалы. Она застонала, но не от боли: концентрация его ослабилась, и стена, точно получив второе дыхание, рванула за ними. Бело-красный шар остался снаружи, невредимый, как ни странно - но это был единственный целый предмет во всей мастерской Таракану.

Агафон оглянулся, почти бросил Сеньку у рухнувшей балки, вскинул руки, дрожащие, с сорванными ногтями, и стена налетела на препятствие - снова в шаге от Сенькиных ног. С чего начинали...

Кривоного ковыляя по раздавленной в пыль обстановке, стену догнал таракан. Вытянув все ручки - почти человеческие! - он яростно упёрся в нее и принялся толкать. От хитиновых бурых ладошек по прозрачной поверхности побежали крошечные малиновые пятнышки. Стена дрогнула и двинулась вперед. Не в силах противостоять магией, Агафон подпёр ее плечом со своей стороны, закрыв глаза и беззвучно шевеля губами - но силы были не равны. Сантиметр за сантиметром стена отвоевывала пространство.

Таракан улыбнулся.

- С...с...сим... П...прос...т...ти... - выдавил хрипло Агафон, оборачиваясь на царевну - и не увидел, как в глубине комнаты, там, где своротили уличную стену и никак не могла осесть пыль, пробираясь через завалы, появилась чёрная тень. За ней бежала, спотыкаясь и размахивая иссиня-черным мечом, знакомая фигура. Ваньша?!.. С этим своим алкашом?! Бегите!

'Бегите!!!' - отчаянно и протяжно застонала она, но кроме Агафона ее никто не услышал.

- П...прос...ти... - повторил он, направляя в ее сторону руки. - Лучше... т...так... ч...чем...

'Ты спятил?!' - закричала бы она, если бы смогла. Но если бы смогла, она бы убежала отсюда, или вообще не появлялась тут. Так что... Наверное, быстрый удар старого друга действительно лучше, чем альтернатива.

'Валяй... Я не сержусь'.

Котэнгу остановился в нескольких шагах от входа, схватился за грудь, за голову, упал на колени... Магия? Похмелье? Иван перескочил через коленопреклоненную фигуру человека-ворона и рванулся к таракану. Наверное, он что-то выкрикнул, потому что тварь оглянулась и походя махнула лапой. Удар невидимого кулака выбросил царевича наружу - и из виду. 'Да беги же ты, беги! Забирай детей и беги, идиот!!!..'

И тут случилось странное. От котэнгу, замершего на полу, отделилась ослепительно-чёрная тень - и устремилась к нелепому красно-белому шару, равнодушно дрейфующему от стены к стене.

Хорошо, что быстро закрывать глаза Серафима уже потренировалась.

Вспышки, гром, грохот осыпающегося потолка и остатков стен, метания пола, собравшегося поменяться местами со стенами, но не решившего, с какой именно, визг раздираемой магии, вскрик брошенного на Серафимину балку Агафона - всё слилось в единую репетицию конца света, и единственное, о чем Сенька сейчас жалела - невозможность прикрыть голову руками. При падении небесных сфер наземь, известно всем, это - первая защита. Потом мир закружился, дыхание перехватило... и сознание, решив, что для него на сегодня впечатлений многовато, закрыло лавочку и ушло на перерыв.

Сколько перерыв этот длился, было неясно, но когда ощущения Серафимы включились снова, всё уже утряслось, по крайней мере, в буквальном смысле. Понимая, что в их положении отсутствие падающих и взлетающих предметов и сохранение начального объема и формы - уже хорошо, она распахнула глаза, готовая ко всему остальному - и ахнула.

Оказывается, не ко всему.

Стен вокруг не было. Не было потолка, не было скалы, окружавшей место их отчаянной битвы, даже пол, казалось, взял выходной. Вокруг оставалось только сияние, мягкое, но ослепительное.

Что случилось? Где они? Гора вместе с мастерской улетела на юг, а они выпали по дороге на какой-нибудь пляж? Или... умерли? И оказались в царстве добрых духов, которое заслужили, скорее всего, но если даже по ошибке, пока смуту устраивать не будем, потому что тепло, светло и мухи не кусают, правда, заняться нечем, если не считать занятием...

Кто-то ткнул ее в бок чем-то твёрдым и тупым и она, недовольная прерыванием своих посмертных рассуждений, сердито приподнялась.

- Что там?

Оказалось, это была голова Агафона. Его премудрие, кряхтя и пыхтя, выбирался из-под кучи неидентифицируемых обломков - помятый, подпалённый, но в остальном практически как новый.

- Это что еще за чешуя? - хмуро присоединился он к ее медитации со своими подозрениями.

- Это не чешуя, это шерсть, - прозвучал голос, такой же мягкий, как свет.

- Ч-чего?.. - с умным видом уточнила царевна.

Сияние дрогнуло, потёкло - и они снова оказались в вернувшейся на старое место мастерской Извечного. А рядом с ними встало, грациозно отряхиваясь и сияя коротким серебристым мехом, чудо невиданное, диво неслыханное.

- Я - Лун. Лунный дракон.

- Ты - дракон?.. - свела брови Сенька, вспоминая попадавшиеся ей изображения местных представителей этого вида. Где длинное тело с гребнем по хребту, аллигаторское рыло, короткие лапки? Чешуя, наконец? У этого зверя, размером не меньше Змиулании, имелась короткая морда, выпуклый лоб, украшенный парой витых обсидиановых рогов, похожее на кошачье тело с длинными когтистыми лапами гигантского сокола, огромные птичьи крылья, раздвоенный пушистый хвост с пучками розоватых перьев на концах - и малиновые глаза, смотревшие на них с мудростью и лукавством.

- Лунный.

Но едва Серафима собралась поделиться с собеседником ценными соображениями из области сравнительной криптозоологии, как из провала в стене выскочило четверо грязных оборванных демонят. Двое из них кинулись к ней с истошными воплями:

- Мама!!!

- Мамочка!!!

- Лёрик!.. - только и успела выговорить Сенька, как орущие, размахивающие руками и подпрыгивающие Ивановичи налетели на нее, сшибли, повалили на пол и заключили в объятья.

- Мамочка! Ты живая!

- Я знала!

- Мы знали!

- Мы вас ждали!!!

- Ты не плачь, мамочка, мы тоже живые!

- А то Ярка сейчас разревётся!

- Чья бы корова мычала!

- Мамочка...

Через несколько минут, когда объятья и слёзы немного утихли и царевна смогла поднять голову, она увидела скромно скучившихся поодаль Иванушку, Агафона, двух неизвестных - или  известных? - детей и Луна. 

- Мам, познакомься! - Ярик вскочил, схватил ее за руку и потянул вставать. - Это наши друзья! Шино Синиока...

- ...и Мажору! - перебила его княжна. - Они брат и сестра!

- Они помогали нам!

- Если бы не они...

- Радость от нашего знакомства озарила наш день, - учтиво поклонился, сложив перед грудью руки лодочкой, демонёнок повыше.

- Да пребудет с вами ясноликая Мимасита! - скопировал его позу маленький демонёнок.

- А это - Тихон! На треть! - Лёлька гордо ткнула пальцем в дракона. - Он - амулет! Он сначала лягушкой был...

- ...а потом шариком стал - когда на Гром напал! - радостно перебил сестру Ярик, внося, с его точки зрения, дополнительную ясность в вопрос.

- А Гром они достали из сундука!

- А сундук был в пещере!

- А пещера в горе!

- А гора в саду!

- А сад...

- В яйце? - осторожно предположила царевна со слегка остановившимся взглядом.

- Во дворце!

- То есть в городе!

- Это он вас с дядей Агафоном вылечил!

- Вылечил?!..

Последние события нахлынули во всех подробностях - медицинских и прочих.

- А где таракан... то есть Таракану?!

Лун, наблюдавший за воссоединением семьи, чуть склонив голову, виновато потупился:

- Это моя вина. Когда я возродился, то не заметил... и наступил. Но от него на память осталось... вот!

Передняя лапа поднялась, и все увидели, как на кончике когтя что-то блеснуло.

- Это не от него на память, - усмехнулась царевна, бережно сняла золотое кольцо с прозрачным сиреневым камушком, окружённым теперь ободком из одних только белых эмалевых треугольничков, и надела на палец.

- Но это был, насколько я успел рассмотреть, довольно большой таракан, - задумчиво покачал головой Иван.

- Я спросонья всегда такой рассеянный... такой рассеянный... - убито вздохнул Лун.

- Таракану - тараканья смерть! - сурово насупилась Лёлька, готовая защищать дракона от нападок - но не пришлось. Других мнений в компании не обнаружилось. Зато началось время вопросов.

- Может, мне тут кто-нибудь объяснит про амулет, про дракона, про что всё-таки случилось, когда нас припёрли к стенке во всех смыслах этого выражения, и про куда подевался наш рукокрылый компаньон? - спросил его премудрие. - Ну и про будут нас сейчас бить или величать. Я, как лицо, которому грозит непосредственное вовлечение в процесс...

Не понимая, о чём он, Сенька обернулась ко входу и увидела, что у свободного недавно провала начала собираться толпа. Некоторые из ее наиболее воинственных представителей держали наготове обнаженные мечи. Некоторые - руки с поблёскивавшими на кончиках пальцев заклятьями.

- Это самураи и домашние маги тэнно и отца! И их придворные! - воскликнул Мажору и шепотом протараторил: - Я сейчас всё улажу, не переживайте!

Серафима округлила глаза, но промолчала.

- Он уладит! - важно подтвердила Лёлька.

Мальчик отряхнул свой халатик, который в Лукоморье не всякая поломойка согласилась бы применить в своём ремесле, пригладил вихры, стоявшие от пыли и грязи как иглы ежа, и сделал шаг вперёд.

- Почтенные даймё и учёные мужи! Это я, Шино Мажору! Призываю вас не волноваться! Всё хорошо!

Довольный собой, он гордо оглядел собравшихся по обеим сторонам провала. Но если свои выражали ему всем видом одобрение и поддержку, то публика с другой стороны рукоплескать не спешила.

- Чего хорошего, о старший наследник нашего уважаемого тайсёгуна? - уточнил старый самурай из первых рядов. - Поведай нам!

Физиономия Мажору вытянулась. Это был уже вопрос на тридцать два коку риса, и без подсказки зала ответить на него не представлялось возможным.

- Пожары в городе погасли! - выкрикнула Синиока.

- Совет Вечных, затеявший измену, рассеян! - перехватил инициативу Мажору.

-  Извечный сумасшедший... то есть сумасшедший Извечный Ода Таракану повержен! - подсказала ему княжна.

- А Извечный Нерояма? - долетел из толпы сиплый голос.

- Погиб еще раньше... - понурился мальчик.

- А где наш светоносный тэнно Маяхата? - вопросил один из домашних магов.

- Погиб... еще раньше...

- А победоносный Шино-сан?

- Погиб...

- Ну так что хорошего ты нам хотел сказать, Мажору-тян? - не опуская меча, двинулся к нему старый самурай. - Пожары прекратились, потому что сгорело всё, что могло гореть! Император мёртв! Тайсёгун мёртв! Совет мёртв - до единого человека! А вместо них в сердце Запретного города толкутся и плетут ковы какие-то гайдзины и белый ёкай! Что хорошего в том, что даймё южных провинций Самасадо Курити, услышав, что Солнечный престол опустел, вспомнит про свою каплю крови Маяхат и пойдёт со своими самураями и  мононофу его занимать? Что хорошего в том, что даймё восточных провинций Кудата Нитудато вспомнит про свою каплю, соберёт васарари и русуйгуми и тоже двинется на столицу?

Толпа за его спиной тревожно загудела.

- А мы еще забыли про дайсё Косуче Криво, Руки Отгрызуки, Токатока Ватаку и Томаку Токусаку. А еще имеется чокнутый гунси Нифигаси Небояси, которого лишили чина первого военного советника - но не земель и тюро! Междоусобная война, по сравнению с которой отделение Вамаяси покажется детской потасовкой в песочнице...

- Погодите, дорогой человек.

Никто не понял, как именно Лун оказался между понурившимся мальчиком и обитателями Запретного города, но старый самурай, внезапно увидев перед собой вместо нескольких метров раскуроченной мастерской огромного серебристого зверя, невольно прикусил язык.

- Я, наверное, что-то упустил в цепочке умозаключений людей... Честно говоря, я всегда плохо понимал, как они приходят к своим выводам... - озадаченно проговорил дракон, сдвигая белые пушистые брови, - но некоторые лица из поименованных вами как покинувшие Белый Свет таковыми не являются. И некоторые из непоименованных - тоже.

- Что?!..

Восклицание это ветром пронеслось по рядам придворных - и маленькой группке лукоморцев и Шино.

- Только профан и дилетант вроде покойного Таракану мог полагать, что украденное им дыхание звёзд, которое ему виделось примитивным малиновым огнём, убивает.

- Отец?!.. - бледный даже под слоем грязи и копоти, онемевшими вдруг губами пролепетал Мажору.

- Тэнно?.. - переглянулись Ивановичи.

- Обормоту-кун? - вспомнила Синиока, не зная, радоваться ей или грустить.

- На каком месте ваш злополучный недолго-Вечный устраивал свои эксперименты? - Лун посмотрел на детей.

- Где была усадьба Тонитамы-сан!

- Она там, мы покажем!

Через несколько минут толпа, обросшая по пути еще парой десятков зевак, остановилась на месте руин усадьбы самого нелюдимого Вечного из всего Совета. Груды оплавленных камней... выжженная до стекла земля... пепел и головёшки там, где цвел прекраснейший в Запретном городе сад...

- Не трожьте!

- Уберите ноги!

Ивановичи, как оголтелые, набросились на магов, переступивших - а то и наступивших - на валявшиеся в самой гуще разрушения, но странно нетронутые статуи: два самурая, девушка и двое Вечных.

- Эти ремесленнические поделки слишком уродливы, чтобы иметь какую-либо ценность, - пренебрежительно поморщился маг в голубом кимоно.

- Это не поделки! Это наши... наши...

Голос Лёльки сорвался. Ужасы ночи, заслонённые было возвращением родителей - бесконечный мир паутины в сердце Отоваро, холодный нефрит вместо теплой кожи Чаёку, грубо отесанный гранит - новые доспехи Хибару... и Вечные...

Пушистое крыло ласково коснулось ее головы.

- Не плачь, Ори-тян. Волшебницы не плачут. Они выполняют обещанное, если ты помнишь.

Лёлька судорожно сглотнула комок в горле и хлюпнула носом. Обещанное? Конечно, она помнила! Прожить тысячу лет и узнать, как вернуть к жизни из не-жизни их друзей и защитников! Но тысячи лет еще не прошло, и к пониманию поразившей их магии она не стала ближе даже на прожитые с тех пор полдня...

- Не беда, Ори-тян, - проговорил Лун. - Понимание придёт позже. А пока просто положи руки на грудь Отоваро-сенсею. Я бы сделал это сам, но у меня, как видишь, с руками не очень хорошо.

- Давай, давай, Лё! - возбуждённо ткнул ее в бок кулаком Ярослав под изумлённые взгляды родителей и его премудрия.

- Ори-кун - не только онна-бугэйся, но и оммёдзи! - гордо объявила Синиока Ивану и Сеньке.

- Т-так бы сразу... и сказали, - кивнул царевич.

Агафон, дотронувшийся до груди Отоваро еще раньше, только покачал головой:

- 'Кокон Нераспутина' не имеет обратного действия, а его период полураспада как у...

- Тс-с! - шикнула на него Серафима, не сводящая глаз с дочери.

Лёлька стояла на коленях в грязи, не обращая внимания на острые камни, впивавшиеся в тело, и руки ее лежали на рассеченном нагруднике доспеха Иканая. Ресницы ее были опущены, лицо торжественно-спокойно, голова прикрыта кончиком могучего крыла как шалью. Похоже было, что дракон начал ей что-то беззвучно говорить, потому что брови ее то сходились к переносице, то взлетали в удивлении, а по лицу пробегала то улыбка, то изумление, то восторг. Но самое главное - из-под ладоней ее заструились нежные золотистые волны, окутывавшие и пронизывающие всю фигуру самурая Совета, будто сама жизнь медленно вливалась в недвижимое тело.

С его премудрием Лун, скорее всего, не беседовал, но тем не менее, выражения чумазой физиономии мага-хранителя менялись под стать Лёлькиным.  Недоверие, скепсис, непонимание, потрясение, озарение, перемежаемые 'кабучами' на все тона... Особо выразительная заставила Сеньку оглянуться, а когда взгляд ее вернулся на сенсея - тот лежал с открытыми глазами, чуть щурясь от сонного утреннего солнышка.

- Отоваро-сан! Отоваро-сан!.. - Ивановичи набросились на самурая с самыми несамурайскими манерами, вопя и обнимая наперебой. Но несколько вдохов - и Лёлька вскочила с горящими очами и жаждой свершений на лице.

- Тихон... то есть Лун! Идём к остальным!

Полчаса - и Иванушка поднял на руки выбившуюся из сил не столько от непривычных усилий, сколько от непереносимых эмоций княжну, оторвав от последней фигуры, которая была уже не фигурой, а вполне живым и даже практически здоровым Извечным Нероямой Кошамару. Но как свято место не бывает незанятым, так и освободившийся пятачок на неширокой груди старичка заняла рыдающая от счастья Чаёку.

Толпа за это время увеличилась раз в десять.

- Как хорошо, что всё уже сгорело, дорогая Маяко! - пряча измазанные сажей щёки за прожжённым веером, мило сюсюкала по придворной моде одна матрона другой. - Иначе замучились бы бегать туда-сюда, чтобы ничего не проглядеть!

- Как ты полагаешь, бесценная Потягуси, у них тут уже всё закончилось и можно идти к разгромленной мастерской Оды-сан, или еще стоит остаться?

- Моя интуиция мне подсказывает, что мастерская не убежит! - важно ухмыльнулся, довольный собственным остроумием, упитанный придворный в полосатом спальном халате, сходящем при всеобщем попустительстве за утреннее кимоно.

- Мастерская-то не убежит, Обнимото Бегемото-сан, - кокетливо хихикнула Маяко, - а вот сувениры для токономы в гостиной уйти очень даже могут!

- Вот бы лучше найти перо этого ёкая!.. Или тихонько выдернуть. У него их ведь много. А у меня ни одного.

- Если все так станут думать, любезная Потягуси, бедный ёкай станет похож на ощипанную курицу!

- Поэтому я не кричу это на весь сад, как вы, почтенный Садо Маза-сан, а говорю шепотом друзьям.

- Тихо, тихо, смотрите! Ёкай крыльями машет! - прошептала Потягуси, и приятели ее замерли.

- Перья будет ронять? - оживилась Маяко. - Самое большое - моё!

- А чего это вы тут делаете? - вытянул из-за их плеч чумазую шею Сагу Перевраки. - Катастрофа-то - кончилась!

- А по-моему, только начинается... - промычал Садо-сан и блаженно прищурился. - Сейчас ка-ак... фурыкнет! Только кулачки по заколочкам пойдут!

- Может, клочки по закоулочкам? - обернулся высокий светловолосый гайдзин.

- Что ты понимаешь... в великом наследии длиннорукого и остроглазого Прухи! -  придворный пренебрежительно выставил ногу в варадзи (и тщательно спрятал за длинным подолом босую).

- Ничего, - со вздохом облегчения отвернулся Агафон.

В нескольких шагах от них воздух заколыхался, как над перегретой кухонной плитой. Но не успели зеваки сойтись во мнениях, что бы это означало, как в лица ударила волна внезапного жара. Вереща и закрываясь рукавами кимоно, вамаясьцы отхлынули, теряя последние сандалии и веера. И вовремя. Прозрачное пламя с еле заметной розовой кромкой робко выглянуло из земли, побежало, замыкаясь в круг - и ударило в небо стеной малинового огня.

- Это ёкай!..

- Это гайдзины!..

- Это... тэнно!!!..

Пройдя сквозь ревущий огонь с видом человека, только-только очнувшегося от короткого тяжёлого сна, налетел на Агафона и извинился император всея Вамаяси.

- Тэнно! Тэнно!..

Не верящая своим раскосым очам толпа взревела на разные голоса, заставляя императора вздрогнуть и со страдальческим видом схватиться за голову.

- Лекаря императору!

- Носилки императору!

- Подушки императору!

- Мороженое императору!..

Придворные, словно обезумевшие курицы, с радостными воплями носились кругом, сталкиваясь, спотыкаясь, перекрикивая друг друга и успевая между всем этим прочим обсудить чудесное возвращение тэнно Негасимы из геенны огненной...

- ...ну конечно! Он же потомок самой несгораемой Мимаситы!..

...и не менее чудесное окончание так и не начавшейся гражданской войны:

- ...ну конечно! Он же потомок самой несгораемой Мимаситы!..

И во всей этой суматохе мало кто заметил, как стена пламени изогнулась опять, и наружу, покачиваясь, с видом человека, прокрутившегося на карусели три часа подряд, и теперь собирающегося плотно поговорить с карусельщиком, вышел тайсёгун Миномёто.

- Отец!!!.. - бросились было к нему Мажору и Синиока, но спохватившись, остановились в шаге, кротко сложив перед грудью ладони лодочкой и благонравно отпустив головы.

- Твоё возвращение наполняет наши сердца радостью, - с достоинством проговорил мальчик.

- Воистину, ясноликая Мимасита осветила твой долгий путь к нам, - вторила ему сестра.

Взгляд Шино на миг потеплел, но тут же лицо его снова превратилось в маску волевой бесстрастности.

- Я приказывал вам вернуться домой.

- Мы непременно выполним твой приказ, отец! - честно заверил его Мажору. - Сразу, как только наш дом отстроят!

Но Шино уже не смотрел на него. С плохо скрываемым недоумением и брезгливостью он оглядывал разворачивающуюся вокруг круговерть чумазых людей, прожжённых подушек и полуобугленных носилок.

- Что... тут случилось? - в пространство вопросил он, слишком гордый, чтобы спрашивать придворных или детей, но слишком любопытный, чтобы слишком гордо прошествовать мимо.

И поэтому кроме Шиновичей, лукоморцев и Луна слова его достигли только одной пары ушей.

- Тут случилась справедливость.

- Тебя мне и было надо! - загорелись огнем глаза полководца, получившего бонусное подкрепление одновременно с предложением сдаваться.

- Я удивлён, - иронично склонил голову котэнгу.

Миномёто впился обжигающим взором в лицо человека-ворона.

- Котэнгу. Ты стал болтливым и непочтительным, как сорока. Смотри, чтобы твои мозги не последовали по пути твоего языка. Помни, для меня пустоголовый балабол имеет ценность дырявой бочки. Ну да об этом мы поговорим потом. Сейчас же...

- Извините, милейший Миномёто-сан! - перекрывая гомон счастливых придворных, прозвучал голос тэнно. Но интонации его были какими угодно, только не извиняющимися.

Брови тайсёгуна наперегонки поползли вверх: второй шок за три минуты координации их перемещения не помог.

Расталкивая носилконосильщиков и подушкоподсовывальщиков, император быстрыми шагами шёл к своему военачальнику. Справа и слева от него, как адъютанты, подставив плечи под чуть дрожащие руки Маяхаты, поспешали Ивановичи. Но доведя своего подопечного до тайсёгуна, они переглянулись и молча направились назад, к родителям. Помощь и моральная поддержка - это хорошо, но некоторые разговоры должны вестись один на один, как схватка поединщиков на поле боя, даже если как после схватки поединщиков обратно вернётся только половина бойцов.

- Не хочется огорчать вас... - начал было император, примолк, задумавшись на миг над своими словами, и улыбнулся: - Хотя нет, конечно же хочется, причем очень  давно. К чему унижать обманом такого проницательного человека, как вы? К чему это я? Ах, да. Занами-кун - человек... птица... существо императорской крови, а это значит, что командовать им могу исключительно я. Верю, что вы нанесли ему обиду своими торопливыми словами под воздействием огненного... путешествия... будучи в состоянии разбалансированном и смущённом. Поэтому небольшой, но ценный подарок-извинение, преподнесённый моему родичу до захода солнца, покроет вашу невольную потерю лица.

- Что?!.. - Миномёто побледнел от ярости, вдохнул, расширил ноздри...

Шумное море придворных за императорской спиной моментально покрылось тишиной, как ледяной коркой.

- Это мой котэнгу!

- Это мой родич!

- Божественная Мимасита, да не угаснут ее лучи, отдала его нашему роду!

- Божественная Мимасита, да не угаснут ее лучи, не делала ничего подобного!

Третий шок.

- Но она сказала это! И факт сей занесен в анналы свидетелями и летописцами!

  Негасима пожал плечами.

- Ну, сказала. Но она, во-первых, не имела это в виду, а во-вторых, была немного сердита на моего безответственного предка. Но сын за отца не отвечает, как известно, и тем более прапрадед за праправнука, или какая там у нашей ветви рода с Занами-кун степень родства. Как бы то ни было, спокойствие и процветание империи зависит от того, что каждый знает своё место. Моё место - править. Ваше - повиноваться.

- Что-то вы поздно об этом задумались, мой император! - прорычал Миномёто.

- Лучше поздно, чем слишком поздно, мой тайсёгун, - меланхолично пожал плечами тэнно. - А теперь, когда все вопросы этикета, истории и психологии были нами так удачно разрешены, я вас больше не задерживаю. Отдых вам не повредит.

- Небольшой...

- Большой.

- Большой?.. - Миномёто недоумённо моргнул. Которым по счёту это был шок за последние двадцать минут, он сосчитать затруднялся.

- А также широкий, высокий, глубокий и длинный. У вас есть домик в деревне?

- Нет.

- А дворец в посёлке городского типа?

- Н-нет.

- А замок в захолустном городишке?

- Да.

- Замечательно. До меня дошли слухи, что обитатели этого замка и городка срочно нуждаются в твёрдой, но заботливой руке своего господина, которую они ощутят не позже, чем завтра к вечеру. Все причитающиеся вам почести, регалии и нахлебники, естественно, отправятся туда с вами. И как только я захочу лицезреть вас снова или услышать слова военной мудрости, я тут же пришлю посыльного.

- Всегда буду рад оказать такую услугу... Негасима-кун, - смиренно склонил голову котэнгу, лукаво поблёскивая круглыми птичьими глазами.

- А если я откажусь? Кликну моих самураев... подниму войска... - прищуренный взгляд Миномёто пронзил императора не хуже любого копья. - Военный опыт на моей стороне. Вооружение. Оснащение. Обученные боевому искусству букё.

- Тогда я тоже кликну верных мне людей. Может, часть вашего войска перейдёт на сторону законного правителя. Может, часть моего - на сторону сильнейшего. Затем начнётся короткая гражданская война, в которой, скорее всего, династия Маяхат сгинет.

- И вы не боитесь?[4]

Император глянул в глаза тайсёгуну. Копьё налетело на камень.

- Боюсь. Я молод, люблю поэзию, друзей, девушек и жизнь вообще и не хочу умирать. Но бывают такие ситуации, когда можно отступить или уступить, а бывают такие, когда в шаге за твоей спиной тебя поджидает кое-что похуже могилы. Не знаю, каким чудом и чьей волей я выкарабкался оттуда один раз, но понял я одно. Второго раза для меня не будет.

- Но империя! Восвояси! Вотвоясьские ничтожества, возомнившие, что могут безнаказанно плюнуть в лицо Вамаяси!..

- Как мы безнаказанно плюнули в их лицо много лет назад?

- Нет! То есть да... Но это - другое дело!

- Это дело одно и то же. Дело, главное в котором понимать, когда остановиться. До свидания, Шино-сан. Наше знакомство с вами много отняло у меня - но много и дало, за что я благодарен светлоликой Мимасите - и вам. Всего вам удачного.

И не дожидаясь ответа опешившего военачальника, которому в первый раз в жизни сказали не путаться под ногами и проваливать, хоть и в такой изящной форме, тэнно повернулся и пошёл.

- Подушки мне, подушки! И где это несчастное мороженое?!

Свист короткого меча, вылетающего из ножен, показался оглушительным в не оттаявшей еще тишине. Хруст камней под опускающимся на колени человеком - еще оглушительней, хоть и по другой причине.

- Поведению моему нет оправдания, тэнно. Моё лицо потеряно. Моя жизнь ничтожна. Прошу милости совершить сеппуку своими руками.

В этот миг утренняя дымка рассеялась, и первый истинный луч солнца упал на застывшего императора. И только теперь лукоморцы заметили, как по бледному лицу Маяхаты катятся капли пота - и как капля за каплей из позы его уходит напряжение, не заметное ранее.

Не отвечая, он поджал губы, пожевал ими, точно разговаривая с незримым собеседником или принимая тяжёлое решение, обернулся и произнёс:

- Отчего... такая перемена чувств, Шино-сан?

- У меня появился император, достойный моего меча, - Миномёто взглянул ему в глаза.

- А у меня - тайсёгун, достойный своего чина. Ну так не портите же мне и себе эти события.

Маяхата кивнул, прощаясь, и ушёл в пресмыкание и обожание, поджидавшие его в нескольких шагах отсюда, а Миномёто остался стоять на коленях: голова гордо вскинута, прямой бесстрастный взгляд в никуда - как в душу навылет...

Синиока и Мажору, взволнованно застывшие поодаль, устали ждать и решились на действие.

Они не слышали разговора, и по выражению лица Миномёто, и в лучшие времена экспрессивного, как гранитный утёс, догадаться о ходе беседы были не в силах. Но поза... и неподвижность... и меч... Неужели всё было так плохо?

'Его лишили чина?' - тревожно вопрошали глаза девочки. 'Хорошо, если не разжаловали... не приговорили к ссылке... или к харакири...' - Мажору покачал головой. Синиока понурилась. Если даже ее вечно неунывающий брат полагает, что ни к чему хорошему встреча тэнно и отца не привела, значит, всё действительно худо. И что теперь делать им? И что они могут сделать?

- Отец?.. - неуверенными шажками - 'может, пока идём, все как-нибудь само переменится к лучшему?' - дети приблизились к тайсёгуну и остановились на расстоянии вытянутой руки.

Миномёто перевёл на них рассеянный взгляд и попробовал нахмуриться:

- Отчего вы не дома? Здесь детям не место. Я приказал вам уйти.

- Мы не уйдём! - упрямо выпалил мальчик.

- Мы дома! - глотая слёзы, выкрикнула девочка.

- Наш дом там, где ты!

- Если тэнно лишил тебя всего, мы купим халупу в трущобах или в глуши, и будем жить там все вместе - с тобой!

- Если даже тебе велено не владеть имуществом и тебе придётся скитаться по дорогам в рубище с плошкой для подаяний - мы пойдём с тобой!

- Тэнно может лишить тебя всего - кроме нас!

- Синиока-тян, скорей пойдём, надо найти маму, сказать, чтобы собирала узелок, и рис с котелком не забыла на дорогу! Отец, никуда не уходи!..

- ...без нас!

Косоватая улыбка тронула губы опального полководца и, не вставая с колен, он привлёк к себе сына и дочку.

- Всё не так плохо, мои дети. Тэнно был чрезвычайно милостив и всего лишь даровал мне длительный отдых в провинции в родовом замке.

- За твою усердную службу?! - расцвела Синиока.

- Скорее, несмотря на нее, - хмыкнул Шино-старший.

- Замок Шимоза... в деревне Котоваси... на горе Окаяне... куда не залетают даже мухи, потому что дохнут там от скуки... - с притворным унынием протянул Мажору.

- Да.

- Эх... Конечно, это не хибара на выселках и не шалаш нищего в лесу... - не выходя из роли, вздохнул Шино-младший.

- Но мы согласны! - воскликнула Синиока.

- Хоть сейчас! - поддержал ее Мажору.

- Нет, - Миномёто покачал головой. - У вас должны быть связи и друзья при дворе, если вы хотите достичь в жизни чего-то большего, нежели удел захолустного самурая или его жены. У меня есть друзья... были... Я буду просить тэнно, чтобы он нашёл вам хороших опекунов.

- Нет! - глаза Мажору возмущённо сверкнули. - Я не оставлю тебя!

- Мы не оставим тебя!

- Я всегда мечтал стать захолустным самураем, и не позволю разрушить мои чаяния!

- И я! И мои!

- Нам всё равно, куда отправил тебя тэнно, и на сколько. Ты - наш отец. И мы всегда будем с тобой.

- Угу, - неожиданно хлюпнула носом девочка. - Не прогоняй меня... нас... пожалуйста!

- Но я не имею больше ни силы, ни влияния при дворе.

- Нам не нужны твоя сила и влияние.

- Нам нужен ты.

Миномёто опустил глаза, судорожно что-то сглотнул, и слова - медленно, неуклюже, словно незнакомые или на чужом языке - стали срываться с его губ:

- Если бы тэнно лишил меня... всего... и оставил только вас... я... посчитал бы себя... самым богатым... и счастливым... человеком в Вамаяси. Я... понял это поздно... но как сказал тэнно... главное - чтобы не слишком поздно.

Брат и сестра обняли отца и прильнули к его плечам.

- Не поздно, - шепнула девочка.

- Мы готовы были ждать до старости! - пылко подтвердил мальчик, глянул на сестру в поисках подтверждения - и заметил, как ее взгляд, скользнувший на огненную стену, до сих пор не потерявшую ни яркости, ни жара, остановился. Глаза ее боязливо округлились.

- Об...борм...моту...

Мажору обернулся, сжимая кулаки, готовый к перепалке и драке, но старшему сыну тайсёгуна, вывалившемуся из малинового пламени как из-под водопада, было не до того. Обессиленный, бледный, осунувшийся повалился он наземь и застыл.

- Обормоту? Ты... живой?.. - Синиока прижала к груди кулачки, растерянно переводя взор со старшего брата на младшего, а с него - на отца. Грозный, ужасный, опасный, безжалостный Обормоту! Грозный, ужасный, опасный, безжалостный Обормоту, спасший им жизни... Могла ли одна минута доброты перевесить годы непрерывных унижений и страха? И даже в ту минуту, как яд в мисо - слова презрения и ненависти... Одна минута - и вся жизнь. Что важнее? Казалось, та же самая мысль угнездилась и в голове Мажору, не давая ему сдвинуться с места.

Шино глянул на своего бывшего преемника, потом - на младших, напряженно замерших у его груди.

- Пойдём, - встал он и обнял их за плечи. - Надо собираться.

- Да... - кивнул Мажору.

'То есть, нет' и 'Отец, подожди, пожалуйста!' прозвучали одновременно. Миномёто улыбнулся.

Званый обед, к отчаянию поваров, получился целиком в лукоморском стиле, не в последнюю очередь потому, что отыскать в Запретном городе не поджаренные продукты стало так же сложно, как сырую рыбу в меню лукоморского трактира. Приглашённые собрались под крышей чудом уцелевшего дровяного навеса на отшибе - единственного устоявшего перед огнем строения, автоматически повысившего себя тем самым до статуса эксклюзивного зала трапез и аудиенций.

Не способный в силу малости вместить более десятка человек - и одного лунного дракона, навес был поименован 'Малым летним дворцом его императорского величества'[5] и окружён придворными, охраной и прислугой не хуже самого вожделенного неприятелем замка страны.

Поджав под себя ноги с различной степенью комфорта и политеса, за столом - сколоченными наспех досками на четырёх коротких чурбаках - в тесноте, да не в обиде[6], расположились тэнно, Занами, лукоморцы, Шино с детьми и супругой, двое оставшихся Вечных с единственной четвёртой ученицей на двоих, ее женихом и мастером меча клана. К отчаянию зевак, огромным серебристым мохнатым кольцом компанию окружил Лун. От человеческой еды он отказался, и присутствовал на пиру в роли почётного наблюдателя: голова - на изящно выгнутом хвосте, малиновые очи полуприкрыты, пасть растянута в блуждающей улыбке.

Первая перемена блюд, вторая... Когда гости и хозяева насытились и вспомнили - а вернее, не вспомнили - когда спали в последний раз, дракон потянулся и проговорил своим звучным мелодичным голосом, каким, наверное, перекликаются Вселенные:

- Теперь, когда потребности тела удовлетворены, позаботимся же о нуждах духа и души.

- Э-э-э?.. - всеобщее слегка осоловелое внимание стало ему ответом.

- Перед тем, как мы все расстанемся, мне бы хотелось хоть одним глазком заглянуть в будущем страны, которую я успел узнать и полюбить. Да, лунные драконы любопытны, чем и воспользовались маги Вотвояси много сотен лет назад. Я не смогу улететь домой, пока не узнаю, долго ли пробудет в ссылке тайсёгун Шино, будет ли война с Вотвояси, что случится с советом Вечных... А с воинами и магом клана Рукомото?

При последнем вопросе Иван и Серафима озадаченно уставились на Агафона: что еще с ним может случиться? Тот ответил им точно таким же взором.

- Мам, пап, дядя Агафон... - проговорила Лёлька сконфуженно. - Это не про вас.

- Это про нас, - в низких поклонах лукоморской чете согнулись Чаёку, Хибару и Иканай.

- Это мои люди, - серьёзно произнёс Яр. - Они пошли наперекор своему клану, когда спасали нас, и стали изгоями. И тогда я, как старший мужчина нашего клана... то есть рода... в Вамаяси, пригласил их служить нам. И они оказали нам честь согласиться. 'Только смерть может положить конец нашей службе клану Рукомото'!

- Верно, - подтвердил Отоваро. - И теперь мы будем следовать за юным даймё Рукомото и его сестрой всюду, куда бы они ни отправились.

- Это правда?! - расцвели дети - и словно последняя гора упала у них с плеч. - Вы поедете с нами домой?!

- Вот здорово! - захлопала в ладоши Лёлька. - Мы найдём для вас во дворце самые лучшие комнаты!

- Или вы сможете жить в городе, если захотите!

- Купить дом с огородом и выращивать там васаби! И дайкон! И сакуру!

- Если под сугробами зимой всё не помёрзнет, - Ярик в кои-то веки оказался практичней сестры.

Серафима, не сводившая глаз с новоиспеченных лукоморцев, вопросительно покосилась на мужа. Тот еле заметно пожал плечами и свёл брови к переносице, раздумывая. Прослушав пространную лекцию от Обаоки Косо на тему кланов и закона гири по пути в Маяхату, он понял, что ничего не понимает в хитросплетении традиций и обычаев этой головоломной страны, и что мало кто из самих вамаясьцев может с точность сказать, какой закон важнее какого и какое правило надо применять в том или ином случае, но все их придерживаются, как рыба-прилипала - своей акулы.

- Но тогда можно просто посадить укроп и редиску! И вишню!

- Заняться у нас всегда есть, чем!

- Чаёку-сан будет учить меня магии! А Отоваро-сенсей и Хибару-сан - учить дружинников! А они - их!

- Вам у нас обязательно понравится!

- Мы не сомневаемся, - улыбнулась Чаёку.

Мужчины торжественно кивнули в поддержку. Иванушка поднялся и откашлялся.

- Принять в свой клан людей, защищавших и наставлявших Ярослава и Ольгу в тяжёлые времена - честь для нас и радость, - поклонился он новым соотечественникам. - Почести и вознаграждение ждут вас по прибытию на вашу новую родину. Но зная сложность законов Вамаяси, прежде, чем выступить в путь, хотелось бы уточнить один вопрос. Если Извечный Кошамару не хотел вреда нашим детям, значит, защищая их, вы не шли вразрез с его целью?

Теперь настала очередь вамаясьцев переглядываться.

- А если так, то защищая их, вы не были изгоями. И Ярослав не имел права принимать вас в наш клан. Конечно, на тот момент ни вы, ни он не знали этого, и действиями вашими и его я восхищён и одобряю их всем сердцем. Но теперь, когда известна истина, не будет ли обидой для Извечного Кошамару как главы клана Совета Вечных ваш уход?

Нерояма сложил руки лодочкой и поклонился почтительно:

- Мудрость брата правителя Рукомото делает честь им и их стране. И как глава клана Совета Вечных я буду польщён, если клан Рукомото примет бывших... или настоящих... как мой юный коллега метко выражается... кабуча... членов моего клана. Если они захотят покинуть Вамаяси.

Новолукоморцы переглянулись, окончательно сбитые с толку и смущённые. Ни один из известных им законов даже близко не приближался к решению вопроса. Остаться и потерять лицо перед своим новым кланом, если даже они не имели право в него вступать? Уехать и нанести обиду клану прежнему, из которого они формально и не выходили?..

- А отчего не поступить предельно просто? - прикончив последний рисовый колобок с вареньем, проговорила Серафима.

- В смысле, еще проще? - уточнил его премудрие.

- Ну да. Отчего чете Хибару и уважаемому Отоваро не отправиться с нами в Лукоморье, не пожить там некоторое время и не вернуться в Вамаяси, когда захочется?

- Отчего? - глянул на вамаясьцев Иванушка, и под его взглядом сомнения и тревога на их лицах уступали место облегчению.

- О том, что брат правителя Рукомото мудр, я уже упоминал, и говорить не устану. Но теперь я буду восхвалять и дальновидность его супруги! - восхищённо вскинул ладони Извечный.

- Значит, решено! - хлопнул в ладоши сенсей.

- Значит, решено, - чуть разочарованно протянул Тонитама. - Я рассчитывал, что Чаёку-сан присоединится к Совету как новый Вечный. Конечно, она сейчас всего лишь дайёнкю, четвёртая ученица, и ей многое предстоит познать, прежде чем она достигнет уровня хотя бы дайитикю... Но при отсутствии всех остальных это делает ее дайитикю и даёт право на вступление в Совет при живом учителе. Прецедента, конечно, такому не было... Но уж больно времена беспрецедентные.

- Чаёку-сан сможет обучаться магии у моей прапрабабушки, Ярославны, - предложила Серафима. - Она профессионал со стажем. И у лешачихи Оберихи с Дионисием-библиотечным, думаю, есть чему поучиться - и далеко ходить не надо.

- Изучать магию Рукомото под началом самой старой чародейки, хозяйки леса и властителя книг?! О большей удаче я и не мечтала! - лёгкое облачко заботы, еще остававшееся на челе девушки, пропало без следа. - Теперь мне с вами вовек не рассчитаться, Сыма Цзянь-сан!.. То есть спасибо!

- А Совет потихоньку наладится, - заверил ее отец. - Уже сегодня ко мне подходили несколько домашних магов.

- Вот и хорошо, вот и прекрасно! - довольно промурлыкал Лун. - Люблю, когда всё хорошо заканчивается, хотя смотря для кого.

- А теперь наша очередь тебя спрашивать, - строго поглядела на него Лёлька. - Что случилось с нашим Тихоном... и Громом... и... Как из них получился ты?

- И откуда ты взялся? - присоединился к ней брат. - Ты же дракон лунный! А я никогда про таких даже не слышал!

- И самое главное, - подозрительно прищурился Агафон, - откуда амулет Тишины взялся в замке мага-хранителя?

- И что такое - эти амулеты? - вопросил Тонитама. - Отчего их именно два?

- Именно три, - уточнил вполголоса его премудрие, и Вечный, немного отставший от развития событий за ночь, изумлённо вскинул брови.

- Три?! Но откуда тогда внезапно взялся третий?! Кто его принёс и зачем?

- И где он теперь? - моментально заинтересовался Нерояма.

- Ах, любопытство, любопытство! - добродушно покачал головой Лун. - Как мне это понятно! Ведь не будь его... Но давайте по порядку, хотя история моя не в пример скучнее ваших, как и жизнь лунных драконов. В самом деле, нечестно было со стороны Творца давать таким любопытным существам, как мы, такой изобильный мир, такую долгую жизнь и такой миролюбивый характер. Ни войной развлечься, ни заговорами... Нет-нет-нет! - торопливо замотал он хвостом, заметив ошеломлённые взгляды людей. - Про эти человеческие хобби я узнал только тут!

Дети выдохнули.

- Мы знали, что ты не такой! - убеждённо заявила княжна при горячей поддержке брата.

- По большей части, как выяснилось... - вздохнул Лун. - Но не буду забегать вперёд. Много веков назад мои сородичи устали смотреть на вашу планету издалека, не зная о ней ничего, собрали всю магию, выбрали самого любопытного, который смог бы запомнить больше всех и, самое главное, поведать во всех подробностях, когда вернётся, и отправили его... то есть меня... сюда. Сперва я думал, что буду постепенно облетать весь Белый Свет, чтобы узнать как можно больше, но на беду, в том числе свою, подружился... ну или думал, что подружился... с вотвоясьскими магами - Хитромудрыми, как называли они себя.

- К людям, так себя называющим, я бы не подошёл и на расстояние полёта палки, - пробормотал тэнно себе под нос, но Лун его услышал.

- У меня их самоназвание тоже вызвало больше вопросов, чем симпатии, но чем они могут мне повредить, подумал я. Ведь я - лунный дракон, к тому же обладающий всей магией своего племени, а они всего лишь короткоживущие смертные, увлечённые своими короткоживущими делами. Тем более, что приняли они меня просто замечательно: пиры, празднества в мою честь каждую неделю за счёт императора, отчёты счетоводов - 'стадо, тридцать три коровы - сожрал дракон'... в то время как я питаюсь исключительно лунным и солнечным светом... Самые красивые девушки играли для меня на музыкальных инструментах... самые голосистые юноши в странных костюмах пели мне песни своей родины, называя это 'о-перо'... и я не мог нигде от них спрятаться... Зато самые учёные мужи рассказывали мне легенды Вотвояси и знакомили с историей Белого Света - а ради этого стоило потерпеть всё остальное!

- Тоже терпеть не могу официальные приёмы и уроки музыки и пения. А историю я люблю! - понимающе закивала Лёка.

Лун протянул ей лапу для пожатия:

- Родственная душа родственна во всём.

- Точно! - и Лёлька важно подержалась за коготь: всё, на чём смогли сомкнуться ее пальцы.

Довольный дракон перевернулся на бок, подпёр голову пожатой лапой, и продолжил:

- Но энергичнее всего со мной пытались подружиться Хитромудрые. Они делились своими маленькими секретами - потому что кто же неизвестно с кем будет делиться большими, показывали магические трюки и штуки, как они это называли, и рассказывали, как мечтают использовать магию для поднятия сельского хозяйства, усовершенствования ремесел, путешествий и торговли, развития искусств... Если бы они напирали на последнее, я бы улетел - ни одно существо, какими бы его преступления ни были, а тем более невинное, вроде меня, не должно им подвергаться! Но трудная жизнь крестьян и мастеров, опасности, подкарауливающие в дороге купцов, вызывали сочувствие, а путешествовать я сам обожаю... И я согласился помочь.

- Как дракон, пусть даже лунный, может помочь, к примеру, рисоводам? - недоумённо моргнул Негасима. - Нет, про воздействия фаз Луны на всхожесть семян я слышал. Но...

- Но на самом деле всё было очень просто, как объяснили Хитромудрые. Надо было всего лишь немного дать им взаймы моей магии, чтобы всхожесть семян и безопасность дорог от фаз Луны больше не зависели. Они объяснили мне ритуал, я согласился...

Лун приумолк. Серафима страдальчески поморщилась, предвидя развитие событий с этого места - и не ошиблась.

- Когда я понял, что они хотят разделить меня на три амулета чистой магии, было слишком поздно. Им это удалось. Амулетом Тишины, как они назвали его, стала моя душа. Амулетом Ветра - мой дух. А амулетом Грома - моё тело. Да, тело без руководства души и надзора духа может наделать делов... - Лун покосился на развалины Запретного города и потупился, смущённый.

- 'Сон разума рождает чудовищ', - торжественно процитировал тэнно.

- А если еще и душу вырвать... - еле слышно пробормотал дракон.

- И что... случилось дальше? - сглотнув неожиданный комок в горле, прошептала Лёлька. Губы ее подрагивали: представить без слёз своего любимого Тихона как вырванную часть своего не менее теперь любимого Луна она не могла.

- Дальше началось случаться воплощение самых амбициозных планов вотвоясьских Хитромудрых и императора: усмирение недовольных вассалов, сбор налогов с крестьян, ремесленников и купцов до последнего юаня - видите, маги не обманули, их помыслы действительно были о них. Тех, кто лишался средств к существованию, забирали в солдаты. Кто не хотел становиться солдатом, становился рабом. Затем пошло завоевание соседей - сперва ближних, потом дальних. Сперва Хитромудрые осторожничали, используя меня... нас... с опаской и изредка. Но потом они привыкли, что нет никакого вреда, кроме пользы, силы и власти - и принялись черпать мою магию полными бочками. Но когда армия маршировала к границе с Вамаяси, ибо настала очередь этой страны прибавить славы и территории новой сверх-империи, вотвоясьцы впервые почувствовали, что что-то неладно: ссоры, стычки, заговоры, государственная измена, бытовое хамство - при испортившихся характерах моментально приводившее к поножовщине на каждом шагу, в каждой семье, при каждом дворе... Это Тело гнуло свою линию. Интересы тела - страшное дело...

- А... - Мажору поискал деликатный способ высказать вопрос, - А что же остальные амулеты?

- Будучи разделёнными, разбросанными по огромной стране, мы с Духом не могли, да и не захотели бы его остановить. К тому же, мы были заняты своими разновидностями саботажа: вокруг Духа все тяготели к чтению и самосовершенствованию, я же пытался убедить людей, что деньги, сила и власть - далеко не всё, ради чего стоит жить. Иногда нам это даже удавалось.

- Отчего 'иногда'? - не удержался от вопроса Иванушка.

- Оттого, что подтолкнуть человека к самопознанию или благотворительности гораздо сложнее, чем к обжорству, гневу или зависти. А напрямую диктовать, что делать... Насильственная жертва рождает сожаление, а принуждение к знаниям - их отторжение.

Обормоту, как самый неоднократно принуждаемый к знаниям из всех собравшихся, понимающе кивнул.

- Как бы то ни было, когда Хитромудрые поняли, откуда исходит опасность, было поздно: самые сильные маги уже сгинули в пламени междоусобиц. Империя начала рассыпаться, обваливаясь на головы своих поданных горящими обломками. Последняя из многих попыток оставшихся Хитромудрых заблокировать Тело увенчалась успехом, но обратного хода уже не было, как невозможно взбежать на гору по мчащемуся в долину камнепаду. Беды всколыхнули религиозность: молитвы взявшихся за ум людей были услышаны, явился Нефритовый Государь и отнял у Хитромудрых мой Дух. Но что делать с ним, он не ведал. Возродить меня? А если я начну мстить? Оставить его у себя он тоже побоялся. Посовещавшись со своей доброй супругой - Яширокой Мимаситой, они вместе наложили на него как можно больше приглушающих чар и поместили внутрь одного очень удачно - или неудачно, как посмотреть - родившегося императорского родственника. Чтобы был на виду.

- Занами?!..

Тэнно вскочил, словно обнаружил под своей персоной пробуждающийся амулет Грома. За императором последовали Вечные и Миномёто - правда, по иным причинам.

- Амулет Ветра все эти годы был под самым нашим носом?!

- И мы ничего не почувствовали?!

- И не могли даже предположить?!..

- Не моя в этом вина, - скромно пожал плечами дракон. - Мимасита оставила вам пророчество. Про перемены, когда гром встретится с тишиной на крыльях ветра. Помните?

Судя по выражениям лиц вамаясьцев, они помнили.

- Ну а ты? То есть, амулет Тишины? Тихон? - Ярик заглянул Луну в глаза. - Как ты попал к деду Адалету и стал лягушкой?

Лун усмехнулся.

- Я поверил в пророчество Мимаситы. А что мне оставалось, неприякаянно одной третьей некогда гордого и славного существа? Поэтому закатиться на привале причудливым камушком в суму полного сил, но слегка рассеянного мага-хранителя, прибывшего в Вотвояси расследовать происходящую там магическую неразбериху - правда, поздновато - не составило труда. Позже, у себя в замке, он обнаружил меня, положил на полку между чучелом грабастика и пробиркой с дыханием щупальцерота - и забыл. Когда же пару месяцев назад я услышал, как воины и маги Вамаяси берут приступом его цитадель, я понял, что пророчество должно скоро сбыться - и покинул своё уютное, но пыльное убежище. От радости, что я снова могу двигаться - и не в роли перекати-камня, я превратился в первое, что пришло в голову - и таким меня увидела самая невероятная онна-бугэйся всея Рукомото.

Лун заговорщицки подмигнул Лёльке, и она расплылась в невольной улыбке.

- Вот и вся история с географией, теологией и теорией вероятности, - повёл хвостом Лун, поднялся на все четыре лапы, снося спиной крышу навеса, и сладко потянулся, пугая слуг и придворных. - А теперь пора и домой. В гостях хорошо, как выражается ваш любезный Сагу Перевраки, уважаемый тэнно Маяхата, да жёстко спать.

Разочарование мелькнуло на лицах детей. Лёлькина улыбка осталась на месте только посредством большого усилия.

- Ага, пора, - вздохнула княжна. - Я, вон, дома два месяца не была, и то по всем соскучилась. А ты...

- Счастливого пути, Лун! - Ярик протянул к нему руки, и дракон бережно коснулся их своей огромной мордой.

- Спасибо тебе за отца, - сложив ладони лодочкой, низко поклонился ему Обормоту.

- И за моих детей, - скопировал его позу тайсёгун.

- Если надумаешь, прилетай в гости! Мы тебе всегда будем рады! - взялись за руки Синиока и Мажору.

- Приготовим тебе самое удобное жилище! - закивал Тонитама.

- Самый первосортный лунный свет! - поддержал его Нерояма.

- Мы очень рады, что всё получилось так, - улыбнулся Иван. - Что ты возродился и снова свободен.

- Счастливого пути! Приятной дороги! Скорого возвращения домой! - замахали руками Чаёку, Хибару и Отоваро.

Но Лун отчего-то не торопился улетать. Если разобраться, он выглядел сконфуженным и чуть расстроенным.

- Что не так, уважаемый Лун? - первой заметила его недоумение Серафима. - Ты что-то хочешь спросить?

- Да, - закивал Лун. - Я хочу спросить, отчего те, кто собрался возвращаться в Лукоморье, прощаются со мной. Отчего вы не хотите, чтобы я доставил вас до дома. Или вашего нового дома, - серебристая голова качнулась в сторону новых лукоморцев.

- Доставил?!

- Нас?!

- Домой?!..

- Да, - скромно подтвердил дракон.

- Но Лун... - Лёлька с сомнением оглядела своего друга. - Ты уверен... что мы все на тебе поместимся?

- И не свалимся, когда ты будешь махать крыльями? - усомнился Яр.

- На мне?.. - опешил дракон - и расхохотался так, что остатки навеса сдуло к воротам.

Ивановичи стушевались, не понимая, что смешного они сказали.

- Маг-хранитель Агафон, - Лун отыскал круглым малиновым оком его премудрие. - Как ты и твои друзья добирались в эти края?

- Перенеслись из септограммы в месте силы до септограммы в другом месте силы. Но в Вамаяси мест силы нет, как и в Луко... - не понимая, к чему клонит Лун, проговорил маг - и хлопнул себя по лбу: - Кабуча!..

- Забавное слово, надо его обязательно запомнить! - ухмыльнулся дракон во всю пасть.

- Что?

- Что такое?

- При чём тут...

- Лун - живой амулет! - воскликнул маг и торопливо вскинул ладони: - нет-нет-нет-нет, Лун, я ни на что не намекаю! Я просто хочу объяснить непосвященным, что место силы там, где ты находишься - и там, куда ты хочешь попасть! Верно?

Лунный дракон кивнул:

- Совершенно точно. Поэтому все, отправляющиеся в Лукоморье, встаньте рядом и возьмитесь за мою шерсть.

- А попрощаться?! - воскликнул Мажору и, не дожидаясь ответа, шагнул к княжне.

- А давай не будем лучше прощаться, - подозрительно моргая, шепотом проговорила она.

- Чтобы... обязательно увидеться снова? - внезапно смущённый, он спрятал руки за спину и опустил голову.

- Ага.

- Давай. Но я и так стал бы тебе писать. А когда вырос, приехал бы в Рукомото. Повидаться.

- А я бы, когда выросла - в Вамаяси.

- И мы бы с тобой разминулись по пути и долго ругали бы друг друга.

- А когда встретились, то забросали бы друг друга сливовыми косточками! - вспомнила Лёлька обстоятельства их знакомства.

- Но я всё равно бросаю точнее!

Они расхохотались и взялись за руки.

- До свидания!

- Обязательно до свидания!

Рядом происходила похожая сцена, главными действующими лицами которой были Ярик и Синиока. Чаёку и Нерояма, обнявшись, стояли чуть в стороне и просто молчали. Какой-нибудь мудрец сказал бы при виде них что-то вроде 'Иногда молчание красноречивее тысячи слов' - и был бы прав, наверное. Но отец и дочь не думали в этот момент ни про изречения, ни про мудрецов - пока, конечно, кто-нибудь из них не изрёк бы: 'В молчании умирают разногласия и просыпается любовь. Если молчать правильно'.

Отоваро и Забияки прощаться было не с кем, и они просто безмолвно оглядывали руины Запретного города, вспоминая, каким он был еще вчера и представляя, каким станет через полгода. А может, они тоже прощались - с юностью и испытаниями, с друзьями и недругами, которых не увидят больше, с победами и обидами, с той частичкой себя, что навсегда оставляли тут - одновременно забирая с собой такую же частичку этого места. Ведь если молчать правильно... Да где же ходит этот мудрец?!..

Серафима и Иван окружили тэнно, позаимствовали у Вечных лист бумаги и общими стараниями начертили подобие карты с подписью: 'Очень приличный молодой управитель провинции, очень перспективная торговля - если честно вести дела. Передавшим привет от Ивана и Серафимы Лукоморских скидка на всё пять процентов. Скажите Ларисе, боярыне Похлёбкиной, что пятьдесят процентов наценки вполне достаточно'.

За начертанием будущего вамаясьской торговли сосредоточенно наблюдал Миномёто.

- Я подберу для наших караванов самую лучшую охрану, тэнно, перед тем, как удалиться в изгнание, - проговорил он, рассматривая завершённый план. - Пеших и конных, числом в зависимости от количества возов, чтобы по всей длине обоза обеспечить защиту.

Маяхата подумал немного и поднял взгляд на Шино:

- А как вы, Миномёто-сан, относитесь к тому, чтобы время, которое мы хотели потратить на вашу ссылку, использовать для похода с караваном в Я Синь Пень? Рассказы - рассказами, но учитывая, что наши уважаемые друзья из Рукомото путь оттуда проделали с божественной помощью, а на земле незамеченными остались оборотни, разбойники, жадные беспринципные управители, и просто неведомые опасности далёкого пути...

- Воля моего императора - закон для меня, - поклонился Шино, и глаза его впервые за много лет зажглись огнём не фанатика, но юноши, услышавшего о дальних странах и приключениях.

- И для меня! - восторженно прошептал за его плечом Обормоту - и прихлопнул рот обеими руками, испугавшись собственной дерзости.

- Про что они там?.. - уловив не слова - интонации брата, насторожился Мажору.

- Наверняка, затевают что-то интересное. Не пропусти! - проинструктировала его княжна. - Эх, меня тут не будет...

- Я тебе обо всём напишу!..

Наконец, когда все слова были сказаны - или отложены на время встречи, Лун расправил крылья - и отбывающие рейсом Маяхата-Лукоморск встали под теплым пушистым боком и взялись за серебристую шерсть. Еще миг - и малиновое облако с запахом спелой лесной малины окутало их, заставляя любопытных ахнуть, вдохнуть его полной грудью и зажмуриться от блаженства. А когда глаза их открылись, то путешественников уже не было и следа. Лишь с тех пор на этом месте стали расти на радость ребятишек и горе садовников густые малиновые заросли. Много детей сановников, придворных, самураев и прислуги прибегали сюда, когда созревали ягоды. Но только трое детей, а с ними тайсёгун и его жена приходили к Малиновому саду на закате почти каждый день. Они опускались на траву в глубокой тени кустов, смотрели в небо и молчали. Ведь если правильно молчать...