Народы Белого Света

или краткое описание достославных и преискусных лукоморцев и иных родственных, окрестных и знаемых оными лукоморцами народов из числа славных или примечательных чем-либо,

Оглавление

Асхаты

Атланы

Багинотцы

Бхайпурцы

Валенцы

Вамаясьцы

Вондерландцы

Гвентяне

Караканцы

Костеи

Лесогорцы

Лотранцы

Лукоморцы

Нень Чупецкая

Отряги

Сабрумаи

Сиххё

Стеллиандры

Сулеймане

Тарабарцы

Узамбарцы

Улады

Улюмцы

Уч-Арамцы

Хорохорцы

Шантоньцы

Шахраи

Эйтны

Асхаты - малочисленный воинственный восточный народ, живущий в крайней скудности по причине оной воинственности. Происхождение и история асхатов, вызывающие жаркие споры у книгочеев Белого Света, доподлинно не известны, ибо сами асхаты прошлым своим отнюдь не интересуются, почитая как бы особой доблестью и талантом измышлять оное заново с воцарением каждого нового верховного правителя. Оттого можно лишь предполагать, каким именно образом последним из таких правителей, низложенным во время приснопамятного похода войск лукоморского царевича Димитрия, стало чудовище отталкивающей внешности и кровожадного нрава.

Виной сему я полагаю то обстоятельство, что каким бы то ни было образом, но на асхатский престол неизменно восходил вполне обычный человек, который, по свидетельству самих асхатов, при начале власти своей клялся пред всем народом с немалым присовокуплением старобытной асхатской магии, которая клятва приносилась в древнем святилище асхатском. В сей клятве новый правитель со страшным зароком обещался всю власть свою посвящать единственно благоденствию народа, да и прочими словами клятвы являл себя подобным древнейшим государям сиххё. После же властитель неизменно нарушал сию клятву, не только нимало не склоняясь к нуждам подданных, но и напротив делая всё для того, чтобы народ его пребывал, по словам самих асхатов, "в загоне" (к любопытным деталям асхатского быта я бы отнёс то обстоятельство, что они совершенно не употребляют слова "загон" в переносном смысле).

Повелители асхатские, будучи ослеплены собственным честолюбием и неограниченной властью, не обращали внимания ни на нарушение клятвы, ни на бедственное положение подданных своих, почитая оное единственным залогом их счастья. Таким же образом не предавали они значения и изменению собственного облика, почитая то благоприятным проявлением умножения могущества своего и наилучшим способом приведения в трепет противников своих. И так не только власть асхатского верховного правителя скоро вырождалась в деспотию, но и внешность его, подпав под волшебство нарушенной клятвы, столь же быстро вырождалось в вид ужасный и отталкивающий.

Эти сообщенные асхатами подробности несколько объясняют то, каким образом последняя верховная правительница их - Элалия - превратилась в крылатое чудовище, совершенно утратившее человеческие черты, ибо к концу ее правления многие подданные влачили существование в изрядной нужде и невежестве. 

 Уверенность в собственном совершенстве и необходимости своем народу и всякому на ее земле живущему гаду и птице зашла так далеко, что верховная правительница Элалия отрастила себе крылья. Проводя много времени на болотах и упиваясь близостью любезного ей болотного газа, правительница стала возглавлять полёты стай селящихся по асхатским болотам цапель (сие она творила, ибо уже не в силах была утолить неуёмное честолюбие своё неограниченной властью над подданными), и мало-помалу достигла такового искусства в воздухоплавании, что отважилась подниматься в небо в одиночку. Летая над подвластными ей скудными землями, она утверждала, что единственно оными облетами спасает подданных своих от всяческих бед и напастей, умеряет засухи и пожары, наносит благосостояние и причиняет справедливость.

Кроме сего, чудовище любило посещать отдаленные провинции своего государства в огромной железной карете, покрытой золотом, каковую карету оно глумливо велело именовать "повозкой простолюдинов". Притом в каждый визит отправлялось несколько неразличимых меж собой вызолоченных карет, дабы чудовище могло в любое время пересесть из одной кареты в другую: сие оно делало отчасти из страха, что подданные узнают о том, в какой именно из карет оно находится, отчасти же из-за того, что кареты скоро ломались - не столько под весом самого чудища, сколько под весом неотступно сопровождавших его многочисленных телохранителей, ибо без, по крайней мере, сотни оных тиран не смел ни шагу ступить по собственным владениям. Лишь в небо отваживался он подниматься самостоятельно, считая себя в этой стихии непревзойдённым, а потому забывая о преследующем его неотступно страхе за собственную жизнь, который страх мог сравниться в нём лишь со столь же неуёмными честолюбием и алчностью.

В рассказе о том походе и нравах асхатских, подробно изложенном мне князем Грановитым, я обратил внимание на прелюбопытнейшую и уникальную на Белом Свете подробность: асахты раболепно именовали своё крылатое чудище благодетелем, избранным всем народом в строжайшем следовании священным традициям республики, но притом упоминание самого республиканского правления вызывало у каждого асхата гнев и отвращение.

Жизнь асхатов крайне скудна, земледелие и ремесла неразвиты, торговля существует лишь для того, чтобы завозить из иных стран большинство товаров, необходимых для существования простолюдинов, а также предметы роскоши для правителей, соединяющих в руках своих гражданскую и военную власть и употребляющих оную для того, чтобы обеспечить своим отпрыскам и домочадцам по возможности безбедное проживание вдали от земель асхатских. Правосудия и народного представительства асхаты не знают, книгочеев презирают, отличаются беспримерной склонностью к примитивнейшим суевериям, и притом все остальные народы Белого Света считают дикими и отсталыми. Военное ремесло асхаты почитают сильнее, чем отряжские крестьяне Мьёльнира, однако в отличие от отрягов взаимностью не пользуются, ибо в открытом бою против лукоморцев, забугорцев или вамаясьцев асхаты теряют до десяти собственных воинов на одного поверженного врага.

Единственным достижением асхатов, а точнее их забытых предков, являются обветшавшие, но всё ещё поистине грандиозные фортификации, окружающие асхатские города и делающие их неприступными. Строители тех крепостей позаботились не только о массивных стенах с многочисленными башнями, но и о складах для продовольствия, колодцах, арсеналах и даже примитивных лазаретах. Невероятным представляется, чтобы современные асхаты способны были построить что-либо подобное, ибо в наши дни асхаты строят плохо, медленно и дорого.

Здесь же замечу, что составленный несколько столетий тому назад вамаясьцами трактат "Пинхуа, или Сказания Западных Восвояси", который стал известен лукоморским книгочеям стараниями первопроходца Доходова, содержит сведения по истории некоего народа а-сахха. Будто бы народ сей, происходящий их каких-то закатных земель, расселился некогда до пределов Западной Восвояси, освоив дотоле безлюдные бескрайние северные просторы Белого Света и добывая весьма умело природные богатства оных. Очевидно, именно огромность владений явилась причиной причудливой перверсии в сознании а-сахха, ибо именно обширность земель и сохранение оных бескрайних территорий любой ценой стали почитать они высшей и абсолютной ценностью. А-сахха искренне полагали, что обширные земли можно удержать не иначе как силою оружия, а потому особо преклонялись перед военным ремеслом, причём с годами стали считать, что именно в среде воинов обитают все добродетели  человеческие - как то мудрость, благородство, рассудительность, человеколюбие и милосердие, вкупе же и особенные способности к ремеслам и искусствам, в том числе и к искусству управления.

Здесь отмечу, что первобытное восхищение военной силой присуще всем диким народам, каковыми в том же Забугорье были до самого недавнего времени предки отрягов. Однако если отряги, по крайней мере, почитали войну делом избранных, то а-сахха считали оную делом каждого не только в военное, но и в мирное время, называя военную службу "почётной обязанностью". Причудливый обряд инициации юношей а-сахха, не без иронии описанный восвоясьцами, заключался в том, что едва обучившиеся основам чтения и письма мальчики на несколько лет отдавались в рабство командирам военных отрядов и выполняли самые унизительные приказы хозяев и старших сослуживцев своих, что именовалось у а-сахха "школою военной службы" (надо ли говорить, что подобное "войско" было страшно исключительно для самих а-сахха, а не для их врагов). И все общественные порядки свои а-сахха стали соизмерять с военным ремеслом, избирая начальствующими во всех сферах лишь честолюбивейших представителей военного сословия и направляя к благосостоянию оных все труды своего народа. Так, а-сахха построили превосходные крепости, почитаемые меж окрестных народов непреступными, приведя вместе с тем располагающиеся между крепостями селения в полнейший упадок.

В эту эпоху от сего народа отделилась общность а-саххра, которую считают предками нынешних шахрайцев. Как свидетельствуют восвояськие историки, крайняя нужда вкупе с восхищением армейскими порядками привела к совершенному огрубению нравов несчастного народа а-сахха: так, они стали относиться друг ко другу с той степенью презрительного безразличия, которое граничит с ненавистью, редко оказывая друг другу помощь, а более радея о нанесении возможного ущерба друг другу. Более того, мужчины стали поднимать руку на женщин, что, как думаю, должно почитаться позором у любого народа. Равно и женщины, видя мужчин своих пришедшими в такое ничтожество и способными более всего к сравнительной оценке различных сортов крепкой браги, взяли управление семьей в свои руки, для чего не гнушались даже непочтительно поколачивать мужей своих с помощью кухонной утвари, чем приводили восвояських легистов в совершеннейший ужас.

Воины первенствовали среди а-сахха не только во власти, но и в грубости нравов - ибо, хотя они до времени и удерживали подданных от взаимного истребления, но порой не гнушались и междоусобия. Ко времени написания пинхуа и без того не чрезмерно развитые ремесла а-сахха пришли в окончательный упадок, а земли их сокращались год от года, и лишь непреступные крепости удерживали сей народ от окончательно порабощения соседями, которые не только покорили большую часть территорий погибшей империи а-сахха и смешались с жившими там остатками сего злополучного народа, но и беспрепятственно поселялись на ещё удерживаемых а-сахха землях, так что сей несчастный народ растворялся в диких племенах пришлых варваров.

О дальнейшей судьбе а-сахха вамаясьский трактат не говорит ничего. Часть историков видит в сведениях об а-сахха отголоски истории возвышения и падения расы сиххё. Однако я почитаю невероятным то, что вамаясьские хроникёры могли знать такие подробности сиххской истории, особенно же подробности жизни сиххё в Сумеречном мире. Более того, описанная восвоясьцами история народа а-сахха лишь отдаленно напоминает историю сиххё, к тому же последние никогда не расселялись до пределов Восвояси. Посему я полагаю, что под именем а-сахха в пинхуа фигурируют именно асхаты, сведения о ранней истории которых, таким образом, мы можем черпать из вамаясьских источниках.

Внешность асхаты имеют отчасти забугорскую, отчасти степняцкую, отчасти же вамаяськую, ликом своим являя причудливое смешение черт всех сих народов.

*     *     *

Атланы - малочисленный мужественный народ, поселившийся в диких ущельях Красной Горной страны и сделавший ту суровую местность пригодной для человеческого обитания. Об истории атланов ничего доподлинно неизвестно, ибо одни относят их к числу древнейших народов Белого Света, другие же, напротив, к числу юнейших. Если правы сии последние, то остаётся лишь удивляться, что в короткий срок атланы смогли не только сделать свою страну пригодной для жизни, но и обустроить по примеру государств Забугорья. Ведь Горная страна, как следует из названия её, суть край чередования возвышенностей и низменностей, не имеющий плодородной почвы, а состоящий частью из камней и твердых горных пород, частью же из всякого горного шлака. Сию-то землю атланы некогда заселили, обратив к пользе своей естественные богатства её - сиречь добываемые в горах металлы, в том числе и драгоценные, а также всяческие самоцветы. Свои трудом атланы стяжали себе славу первых в Белом Свете рудных мастеров. В иных же искусствах кроме добычи и обработки металлов атланы не преуспели в силу природных особенностей своей страны, разве что в торговле, благодаря которой они с прибылью продают соседям всяческие изделия из металла. На вырученные деньги они покупают хлеб, вина, мясо, ткани, но больше всего ценят живые деревья. Сии живые деревья почитаются в стране атланов первейшею диковиной и ценностью, так что местные жители даже отпрысков своих именуют в честь различных древесных пород частью ради благозвучия, частью же сообразно характерам новорожденных. Так, угасшая династия атланских монархов справедливо взяла себе родовое имя Дубов. Сим, как рассказывала мне царевна Серафима, справедливость оных монархов и ограничивалась. Тем удивительнее, что дубовая династия угасла не от народного восстания, а от заговора вельмож. Ибо не думаю, что атланы изъявляли сим монархам чрезмерную покорность, ведь царевич Иван рекомендовал мне атланов как народ, преданный своему Отечеству и полный любви к оному. В минуту опасности атланы смогли встать на защиту Родины без всякого державного водительства, не убоявшись при сем даже противодействия самой грозной магии. Отчасти это объясняется тем, что к соседству с существами нечеловеческими атланы привыкли искони, и для них не является удивительным ни зрелище трехглавого змия, ни разумный каменный великан, в знак презрения некогда именуемый атланами "демоном", ни поистине демонические сущности горных недр, ныне известные Белому Свету под именем шептал. Именно их злоусердием, замечу, в настоящее время Атланик-сити - столица и средоточие атланской государственности - пребывает большей частью в руинах. Немалую доля вины в том несет и честолюбие новой правящей династии Тисов, которые безответственно и недальновидно выбрали себе в борьбе за власть союзников столь же жестоких, сколь и вероломных. Впрочем, ни один из виновников разрушения столицы не пережил той ужасной ночи и того гибельного дня, в которые один из обширнейших каменных городов современности превратился в чудовищное сочетание каменоломни и склепа. Впрочем, мню, даже сия катастрофа не станет концом ни для государства, ни для народа. Отчасти причина тому в искренней и заслуживающей всяческих похвал любви атланатов, не исключая и первенствующих в народе, к своему Отечеству. Ибо хотя патриотизм сей порой приобретает черты неистовые и едва ли ни варварские - что, впрочем, присуще почти всем молодым нациям - но вместе с тем для атланского вельможи немыслимо жить лишь извлечением денег из соплеменников своих, дабы потом потратить эти деньги на сибаритство вдали от гибнущего Отечества, как то делали ещё в недавнем прошлом вожди костеев, асахатов и других несчастных племен, презираемых всем Белым Светом. Даже отправить отпрыска своего за границу для обучения считается у атланов знаком, выражающим крайнюю степень недовольства подростком. Для аристократов же таковой поступок считается позором двойным, ибо ложится пятном не только на честь юноши, но и на честь его родителя. Подобное трепетное отношение к родной земле даёт атланам надежду на будущее, каковая надежда, не премину сказать, изрядно укрепляется щедрыми беспроцентными ссудами из лукоморской казны. Ибо Его Высочество - разумеется, я имею в виду не царевича Димитрия - не только вынудил своего венценосного брата оказать таковую помощь атлантам вслед за компенсацией из лукоморской казны невинной склонности нашего купечества к атланским сувенирам, но и при каждом удобном случае заводит разговор о списании долга Атланик-сити перед Лукоморском. Сие, да позволено мне будет сказать, отнюдь не вызывает моего восторга: ибо если таковую человеколюбивую помощь лукоморской казны самим лукоморцам я могу лишь приветствовать как лучшую меру по укреплению государства, то отъятие денег у собственного народа ради помощи нуждающимся в дальних странах я почитаю жестом хотя и великодушным, но недальновидным. От ещё больших трат казну нашей державы, мню, спасло лишь то, что хорохорское и лесогорское купечество благоразумно вызвалось предоставить часть субсидий за свой счет, не менее благоразумно не упоминая при Его Высочестве о полученных ими взамен правах на перспективнейшие железнорудные месторождения атланские...

Внешностью своей атланы удивительно похожи на забугорцев - частью на вондерландцев, частью же на шантоньцев --- при этом отнюдь не являясь родственным оным народом.

*     *     *

Багинотцы - ветвь вондерландцев, никогда не бывшая отдельным народом, но благоразумно основавшее и обустроившее собственное государство своё. Прежде багинотцы были жителями беднейшей местности Лотранского государства, однако особенности скудной природы своей смогли они обратить к своей выгоде. Ибо багинотские земли, ни отличаясь ни плодородностью, ни запасами полезных ископаемых, лежат в долине меж двух горных перевалов на важнейшем торговом пути между Эльгардом и Лотранией. Сим-то обстоятельством и воспользовались багинотцы, справедливо рассудив, что путь этот является кратчайшим, и притом единственным на многие сотни миль вокруг, неприступные скалы образуют как бы естественную стену вокруг Багинота, в коих два перевала образуют единственные ворота. Таким образом, все торговые караваны следуют через Багионт, останавливаясь в нём на отдых как в некой крепости. Сию-то крепость предприимчивые багинотцы объявили независимой от власти лотранского монарха, притом смогли и защитить свою свободу, даже отнюдь не обладая воинским мастерством и отвагой. Виной воинскому успеху багинотцев - всё те же природные условия их Родины, ибо, как любезно пояснил мне князь Грановитый, Багинот защищает их "превосходнейшая рекогносцировка рельефа местности, представляющая собой естественную фортификацию, удобную для удержания даже малыми силами, которые даже простейшим метательным оружием способны противостоять любому из известных ныне регулярных построений и обратить оное в неизбежную ретираду". Отстояв таким образом свободу, багинотцы принялись за обустройство собственного государства, в основание которого они положили сбор пошлин с проезжающих через Багинот торговцев и сборник мудрых поучений на все случаи жизни. Это собрание афоризмов приписывается авторству выдающегося мага, обитавшего в Багиноте, на деле бывшего ни кем иным как великим Агграндаром. Но Агграндар в действительности не изрек ни одного из сих афоризмов по объективным причинам, истинным же их автором был Антонио Гааб, человек низкого происхождения, ставший, однако, у истоков багинотской государственности. В сем можно видеть пример того, сколь много может сделать даже простолюдин, будучи окрылен мечтой и снабжен хотя бы малыми средствами к воплощению оной. Следуя путем воплощения своей мечты, багинотцы превратили свой полис из захудалой деревни в процветающий и благоустроенный город. Уже сегодня по причине обильного питания багинотцы на полголовы выше своих забугорских соседей, при этом довольством внешности своей средний багинотец напоминает скорее хорохорца, чем жителя некогда бедной забугорской деревни. При этом чертами лица багинотцы не отличаются от иных вондерландцев. Но, как я уже говорил, в отличие от прочих вондерландцев и своих прежних повелителей лотранцев багинотцы совершенно не склонны к военному ремеслу, если речь не идёт о такой крайней необходимости, как защита их собственного Отечества. В этом багинотцы подобны скорее тарабарцам. Для выполнения военных предприятий за пределами страны Багинот предпочитает нанимать кондотьеров, благоразумно не пуская их на собственно багинотскую территорию, ибо пройдя мирно через Багинотские перевалы, наёмный отряд может составить угрозу свободе Багинота. В случае, если возникает нужда в военной силе на территории страны, багинотцы предпочитают прибегать к услугам странствующих рыцарей, которые услуги и оплачивают щедро, хотя и с сожалением. Так, сия счастливая нация совершенно избавлена от необходимости иметь собственную армию. Завоевав свободу, багинотцы из состояния рабства впали в другую крайность, причиною чего отчасти полагаю недостаток настоящего образования даже у правящего дома сей монархии. Ибо главным мерилом человека и всех дел его багинотцы положили деньги, забыв при этом, что и собственные их предки в недавнем прошлом были бедны до последней крайности, но притом достигли результатов превосходнейших, имея перед собой лишь ясную цель и волью к достижению оной. Думаю, что когда багинотцам будут доступны сокровища книжной мудрости, открывающие пред ними поучительные истории прочих народов, то и сами багинотцы мало-помалу научатся видеть друг в друге достоинства сограждан, а не только компаньонов торгашеской компании. Поучительная история багинотского семейства Гаабов да будет им в помощь. Ибо, обретя достоинство, стоящее выше оцениваемых деньгами предметов, багинотцы откроют перед собой славную будущность - ведь Багинот имеет все шансы превратиться в одну из прекраснейших стран мира, славную не обширностью своих территорий и не кровавостью своих завоеваний, а тем, что многие искренне желают в оной стране жить. Недалеко, мню, то время, когда каждый забугорский вельможа будет стремиться заполучить в собственность небольшую усадьбу на территории Багинота и счет у багинотского ростовщика с солидной репутацией. Подобные мысли о зажиточной и изобильной будущности Багионота, думаю, посещают не только меня: так на днях мне стало известно, что десятую часть незаселенных земель Багинота выкупил талантливый малолукоморский управляющий графа Рассобачинского, объяснив своё решение перед любопытствующими лаконичной формулировкой "Це пiд помiдори".

*     *     *

Бхайпурцы - многочисленный, но малознаемый народ на краю Белого Света, слухи о котором разнятся. В сих записках я опираюсь на сведения Никиты Афанасьева, почерпнутые мною из его знаменитых "Хожений", а также дошедшие до Лукоморска пересказы данных некоторых путешественников Заубгорья. Так, говорят, что обширные бхайпурские земли лежат далеко на востоке, однако при этом располагаются южнее Сулеймании и Вамаяси. Земли те большей частью покрыты влажными и жаркими лесами или же не менее жаркими и влажными болотами. Бхайпур пересекают множество рек, из которых Никита Афанасьев по крайней мере две относит к рекам великими. Притом первую из виденных им в Бхайпуре рек он именует не только великой, но и ужасной, ибо на берегу оной реки бхайпурцы имею обычай не только сжигать своих умерших, но и всем народом в той реке купаться, почитая оное купание лучшим лекарством от недугов душевных и телесных. Поелику же за многолюдством до конца купания доживают не все, то, как говорит Афанасьев, после каждого купания река наполняется отнюдь не сожженными телами, не подающими при этом признаков жизни. Если верить тому же Никите Афанасьеву, то Бхайпур населяет множество различающихся между собой народов со множеством государей, а к республиканским установлениям не имеет склонности ни один из сих народов. Говорят, что бхайпурцы преискусны в возведении величественных зданий, украшенных каменной резьбой. Говорят также, что бхайпурцы суть талантливые ювелиры, да и вообще Бхайпур изобилует драгоценными камнями (что, однако, не отменяет крайней скудности жизни большинства бхайпурцев). Иные же говоря, что более всего бхайпурцы искусны в смешивании пряностей, которые позволяют разнообразным кушаньям не только не портиться на невыносимой бхайпурской жаре, но и получать дополнительный пикантный вкус. Прославлены бхайпурцы книгами разнообразных "Наставлений", притом за пределами Бхайпура наибольшую славу снискали "Наставления", полного наименования которых я не решаюсь привести в силу природной скромности. Более сих наставлений бхайпурцы прославлены причудливой своей философией, которая называет убийство любого животного злом, а убийство коровы - злом сугубым. Будучи согласен с этой мыслью, я, однако, прихожу в некоторый трепет от того, что согласно бхайпурской мудрости, лишение жизни человека или, например, библиотечного злом отнюдь не считается. По этой причине бхайпурское любомудрие снискало заслуженную, как мню, славу нечеловечески доброго и зверски благостного. Оную репутацию подтверждают и виденные мною в книге Никиты Афанасьева зарисовки бхайпурского оружия, которые не заставляют сомневаться в богатой фантазии бхайпурцев.

*     *     *

Валенцы - один из достойнейших народов Забугорья, занимающий притом место весьма посредственное по причине особенностей внутреннего устроения своего. Те валенцы приходятся родственникам хорохорцами, лесогорцами и лукоморцам, имея со всеми сими в древности общих предков. Но если лесогорское обаяние принудит признать родство с ними даже, думаю, самих сиххё, то к родству с хорохорцами валенцы относятся насмешливо, родство же с лукоморцами всячески отрицают, почитая само упоминание об оном единственно свидетельством стремления Лукоморья поработить весь мир и опустошить страны Забугорья. Лукоморцы же стремятся уличить в схожих намерениях самих валенцев, ибо те валенцы, в прошедшие века породнившись с воинственными лесогорскими монархами и объединив собственное королевство с лесогорским, создали обширнейшую державу Забугорья, расширив пределы оной до границ Стеллы, приведя к покорности искусных в войне вондерланцев и даже на короткое время утвердив власть свою над самым Лукоморском. И хотя лукоморцы вскорости освободили от захватчиков свою державу, но взаимная ненависть двух сих народов с той поры произрастает подобно колючему сорняку на куче навоза. Сие тем более удивительно, учитывая схожесть внешности лукоморца с внешностью валенца, а женщины Валенсы могут поспорить с лукоморками за имя прекраснейших в Забугорье; впрочем, оба народа неутомимы в выискивании различия меж собою в наречии и внешних чертах. Несправедливо было упрекнуть валенцев в дикости или какой-то особенной жестокости. Равнины и леса сей земли, ограниченной с севера Отряжским морем, с запада Вондерландом, с востока же и юга Лесогорьем и Хорохорьем, обустроены умелой рукой трудолюбивых валенских крестьян. Немало в Валенце и городов, жители которых равно искусны в торговле и в ремеслах. Кроме того, от древних лет народ Валенцы питает как бы особую склонность ко всяческим знаниям, для чего строит не только школы по малым городам, но и целые замки, посвященные единственно делу образования, в столицах своих. Те замки, хотя и не схожи архитектурою с прославленными белыми кубами сабрумайских ученых, в устройстве своём очевидно немало позаимствовали у сих последних. В оных замках процветает книгопечатание, в котором валенсы опередили всех своих соседей. Во многих битвах валенцы показали себя храбрыми и искусными воинами, однако войску валенскому, как и любой армии Белого Света, успех неизменно сопутствовал лишь тогда, когда солдаты выполняли приказы превосходных командиров, держа в руках превосходное оружие. И если вооружение валенское зависело от искусства ремесленников, то начальствующими в армии и в народе по древней традиции становились представители местного магнатства. Сих магнатов я почитаю главною бедою Валенцы, ибо безумным властвованием они привели державу свою в состояние весьма плачевное. Не признавая своего родства с остальными валенцами, те магнаты почитают себя потомками свирепых кочевников древности, что нравом своим всячески подтверждают. Беря повод от того, что валенцы ненавидят рабство, они изрядно ограничивают самовластия короля, но требуют от него привилегий исключительно для себя, а не для прочих валенцев. Из сего заключаю я, что валенские начальники извратили идею не только монархическую, но и аристократическую, ибо отняв большую часть власти у одного, они не обратили сие обстоятельство к пользе многих, а потщились единственно умножить собственное богатство. Набирая даже в мирное время под своё начало банды головорезов, те магнаты наводят ужас на жителей Валенцы и окрестных земель, а порою и воюют между собой. Неистовая алчность и жестокость сих магнатов побудили отложиться от Валенсы все народы, покорённые некогда частью мечом, частью же хитростью или, лучше сказать, превосходным использованием благоприятных обстоятельств. Не терпя хищности валенских магнатов, первыми в год опустошительного отряжского нашествия на север Валенцы отложились свободолюбивые хорохорцы, а затем их примеру последовали и те из вондерландских племен, которые признавали верховенство скипетра валенского монарха. Ослабив так державу свою, первенствующие валенского народа не переменили своего поведения, а обратили своё сребролюбие на лесогорцев, которые до того всегда были союзниками валенцев и верными подданными их короля. Не терпя воздвигнутых на них притеснений, лесогорцы отложились от Валенсы, прибегнув к покровительству Лукоморского монарха. Так из обширнейшией и могущественнейшей державы Забугорья Валенца превратилась в заурядную страну, на которую один из соседей смотрят с алчностью, другие же с сочувствием. Говорят, что подобным образом в древности магнаты явились главной причиной падения Стеллийской империи, чему я отчасти верю. Мастеровитость простолюдинов способна ещё на долгое время отсрочить падение Валенцы, однако оное, мню, воспоследует с неизбежностью, если не переменятся первенствующие в державе, а вместе с ними и само порочное устройство оного государства.

*     *     *

Вамаясьцы - народ, почитаемый многочисленнейшим на Белом Свете и отделенный от иных народов высочайшими горными хребтами и непроходимыми пустынями - частью песчаными, частью же ледяными. Несмотря на это, вамаясьцы прославлены среди всех народов Белого Света, хотя сведения о них порой и разнятся. Достоверно известно лишь, что они занимают все отдаленные восточные земли Белого Света, которые, как говорят, обширностью своей превосходят Забугорье и едва уступают Лукоморью. С иными странами эти земли не соприкасаются в силу удалённости своей, однако лукоморский землезнатец Павел Ерофеич Доходов, достигший некогда восточного края земель Белого Света, спускался до Вамаяси, изучил историю, традиции и быт местных жителей, и даже предлагал вамаясьцам нанести границы между Лукоморьем и Вамаяси на карту Белого Света. Вамаясьцы предложенный договор подписали, однако по этому договору не разграниченными остались обширные территории, простирающиеся на сотни миль от правого и левого берегов великой реки, именуемой вамаясьцами рекой Черного дракона. Те земли большей частью безлюдны, и желание владеть ими вызвано не столько жизненной потребностью, сколько честолюбием двух держав. Из них, думаю, оные земли достанутся той, которая первая их заселит и обустроит. Но подобно тому, как лукоморцы предпочитают жить на западе своей державы, большинство вамясьцев предпочитает теплый климат южных провинций Вамаяси. Если верить Доходову, то именно там зародилось искусство чаепития, коим вамаясьцы прославились на весь Белый Свет. В числе первых сей достохвальный обычай переняли в недавнем прошлом и лукоморцы, успев при этом видоизменить его до неузнаваемости, что даёт основания чаеведам говорить о возникновении особой, лукоморской чайной церемонии, отличной от всех видов вамаясьских чайных церемоний. Другой славой Вамаяси являются суждения их любомудров, переведенные на половину языков Белого Света. В сих исполненных глубочайшего смысла афоризмах каждый читающий находит что-то своё, как то "Не в свое дело не мешайся", "Учиться и время от времени повторять изученное - разве это не приятно?" или "Когда учитель делал приветствие руками направо и налево стоящим в ряд сослуживцам, то его платье спереди и сзади сидело гладко". Особую славу Островной Вамаяси, располагающейся в море у восточных вамаясьских берегов, составляют местные воины, немало преуспевшие в искусстве умерщвления друг друга, а также поэты, частью состоящие из чудом доживших до старости воинов, частью же выходящие из низших по местным представлениям сословий. Сии поэты, в пример сказителям Забугорья, не утруждаются составлением обширных поэм и баллад, а ограничивают каждую из своих виршей лишь тремя краткими строками, состоящими попеременно из пяти и семи слогов. Среди иных народов такой способ стихосложения считается верхом изящества, а потому островная вамаясьская поэзия получила столь широкую славу на Белом Свете, что даже богам Отрягии с недавних пор известно творчество островного вамаясьца Хокупи Шинагами, пусть и в весьма адаптированном переводе. Островную Вамаясь иногда называют Страной Восхода, на что, впрочем, вамаясьские зубоскалы замечают, что называется оная земля так по той лишь причине, что кроме солнца там ничего не всходит. В силу таковой особенности своей земли островным вамаясьцам приходится ограничивать свои добытные промыслы лишь ловлею рыбы да попытками вырастить рис в редких пригодных для этого местах, завозя при этом с континента всё остальное, не исключая и почитаемого ими, как и всеми иными вамаясьцами, чая. Более чаепития и любомудрия вамаясьцы прославились лишь наукою Хуо-ди, сиречь благородного хаоса, старательно наводимого им в жилищах и многочисленных городах своих. Согласно учению Хуо-ди, при правильном расположении предметов стихии природы проносятся сквозь комнаты, дома и селения, сея всюду равновесие и причиняя гармонию. Здесь отмечу, что вамаяськие стихии пока ещё мало преуспели в изучении Хуo-ди, а потому регулярно проносятся сквозь вамаяськие земли, оставляя после себя не столько гармонию, сколько разрушения. Тем удивительнее, что вамаясьцы после всех сих бедствий раз за разом восстанавливают разрушенные хозяйства и продолжают с усердием взращивать всяческие зерновые культуры, среди которых первейшей почитают рис. Тот рис, а также случающееся изредка мясо вамаясьцы готовят причудливыми способами, следуя традициям своей кулинарной культуры. Ведь, согласно учению Вамаяси о кулинарии, всё что движется считается деликатесом, а всё что не движется - просто едой. Это немало говорит об отважности вамаясьцев, из которых получаются искусные и прежестокие воины. Говорят, в прежние годы вамаясьцы были весьма искусны и в мореходстве, и даже открыли Нень Чупецкую (впрочем, оставив сие открытие, как и большинство достижений, под глубоким секретом). Однако позже вамаясьцы забросили мореходное ремесло. Под секретом они долгие годы хранили и искусство шелкопрядение, которым ещё в древности прославились меж иными народами и, кроме того, изрядно заработали на монопольной торговле шёлком. Однако во времена Стеллийской империи прехитрые стеллинадры, срастворившие изобретательности немалую отвагу, презрели опасность предусмотренной вамаясьскими законами казни за вывоз шелкопрядов и успешно доставили оных в родную империю в полых сердцевинах собственных посохов. От большинства прочих народов вамасьцев отличает особое отношение к закону, который они персонифицируют в своём государе. Ибо тому государю они готовы служить без устали, создавая в числе прочего сложнейшие ирригационные системы и возводя самые причудливые и грандиозные постройки, при том показывая похвальное почтение к порядку, который они обожествляют вкупе со своим законом и воплощающим оный закон государем. Однако обратным свойством сей покорности служит то, что в периоды длительного безвластия или же в те годы, когда государь всячески показывает себя недостойным повиновения, вамаясьцы словно бы утрачивают всякое представление о порядке, теряя вместе с покорностью государю покорность закону. В такие годы по Вамаяськой земле, лишенной закона, прокатываются кровопролитнейшие восстания и междоусобные войны, опустошительностью своей не знающие равных на Белом Свете, так что большая часть народа вамаського бывает перебита своими же соплеменниками, оставшиеся же в живых большей частью оказываются в крайней нужде. Сии бедствия, как говорят, происходят в Вамаяси каждые полтора-два столетия, а потому тем удивительнее способность сего народа отстраивать свою страну после каждого из таковых опустошений. Да и вообще дело восстановление собственной страны может назвать основным занятием вамаясьцев, ибо чаще междоусобиц страдают они от малых бед, как то засуха, или напротив того разливы великих вамаяських рек, или нашествие птицы Пэн (что это за зверь, не знает доподлинно никто, кроме самих вамаясьцев). При сем непостижимым представляется мне, каким образом Вамаяси издревле сохраняет за собой звание одной из величайших держав Белого Света.

*     *     *

Вондерландцы - основная часть жителей Забугорья, родственная в большей или меньшей степени всем прочим забугорским народам. Вондерланцы, разделенные издревле на множество различающихся между собой племен, но вместе с тем считающие себя одним народом, живут в Вондерланде лишь частью, частью же заселяют пределы лотранские или образуют собственные небольшие государства, такие как Эльгард и подобные ему княжества. Стремления объединить все заселенные вондерланцами земли в одной державе издревле неизменно терпели крах, так что народ сей считается разделенным и поныне. В сем обстоятельстве я вижу благоволение судьбы к Белому Свету, ибо объединенные под скипетром воинственного полководца, вондерландцы представляли бы собой угрозу порабощения и разорения не только для Забугорья, но и для Лукоморья. Ибо чужие земли и порядки они презирают и относятся к ним столь же жестоко, сколь трепетно и старательно обустраивают собственную землю и соблюдают собственный порядок. Предки вондерландцев, как и большинства забугорцев, отличались буйством и нечистоплотностью, чего нынешние вондерландцы из числа зажиточных весьма стыдятся и принимают всяческие меры по искоренению обоих пороков сих и созиданию репутации Вондерланда как страны утончённых искусств. Так, весьма радеют они о развитии в своей земле впечатляющей взор архитектуры, а также слывут любителями экстравагантных мод и ярких расцветок. Однако замечу, что обе наклонности сии свидетельствуют ныне более о достатке вондерландцев, чем о развитии у них утончённого вкуса. Свидетельством того, что нравы сего процветающего народа ещё весьма грубы, может служить и распространение в Вондерландской земле причудливого учения Памфила Памфалона, которого последователи сего учения почитают за пророка. Оные сектанты хотя и не достигли государственной власти и обязательности своего учения для всех вондерландцев, но всё же многих сограждан своих совратили в оное, и даже вели меж собой сражения, выясняя столь варварским способом, как сказывают, некоторые спорные вопросы своего учения. Впрочем, войн на своей земле вондерландцы не любят, главным образом оттого, что оные войны, как и у всех народов Белого Света, бывают порухой благосостоянию их. Во времена мира большей частью зажиточные, вондерланды при этом отличаются такой бережливостью, которая может показаться иным народом скупостью. При этом постороннему наблюдателю может показаться, что каждый вондерландец находит как бы особенное наслаждение в работе, которую стремиться выполнить с особой тщательностью, будь то работа крестьянина, трактирщика или каменщика. Города вондерландские ныне большей частью сложены из камня, но притом излишне многолюдны для той малой площади, которую они занимают. Впрочем, сей недостаток в большей или меньшей степени является свойством большинства забугорских городов. В военном деле вондерландцы, думаю, искуснее всех народов Белого Света. Ибо и в оружии, и в выучке, и в искусстве боя они тщатся быть первыми среди окрестных стран, по временам лишь ненадолго уступая пальму первенства кому-либо из своих соседей. Если же добавить к тому природную отвагу вондерландцев и свирепость, которая просыпается в них за границами собственного Отечества, то не приходится сомневаться в том, что вондерландская армия является грозным противником для любой, даже самой могущественной державы мира. Думаю, лишь лукоморская армия при условии превосходной подготовки и вооружения способна сдержать вондерландскую ярость - однако надеюсь, что Белый Свет никогда не станет свидетелем войн двух сих могущественнейших народов, ибо те войны с неизбежностью будут кровопролитнейшими, и мало какая из окрестных стран сможет уклониться от участия в них. Не только боевой яростью, но и внешностью вондерландцы более всего походят на отрягов, которых почитают ближайшими родственниками, однако изрядно попрекают за то, что, отдав предпочтения войне, отряги оставили в небережении все иные искусства. Ибо сами вондерландцы и в ремеслах относятся к первенствующим народам мира, достигая сего первенства не какой-то особой природной мастеровитостью, а беспримерным прилежанием в каждой работе. По натуре своей вондерландцы были ремесленниками посредственными и оставались таковыми на протяжении долгих столетий, однако упрямое стремление сего народа к совершенству в труде возымело, наконец, действие превосходнейшее. Ибо ныне вондерландская работа стала притчей у всех народов Забугорья, да и в тщательнейшем обустройстве каждого уголка собственной страны вондерландцы превзошли все те народы. Такое отношение к родному Вондерланду я почитаю главною причиною того, что вондерландцы благоразумно воздерживаются от изнурительных войн с целью завоевания окрестных народов. Ибо любомудры вондерландские неустанно повторяют очевидную в сущности истину о том, что "Главное выиграть не войну, но мир". Славою своих любомудров Вондерланд уступает разве что Вамаяси, да и то главным образом по той причине, что даже среди вежественных мужей далеко не каждый способен постичь глубины мрачной вондерландской философии и при том не повредиться в уме. В философские размышления вондерландцы словно бы старательно вкладывают всю печальную сторону своей натуры, совершенно не оставляя оную иной деятельности. Ибо в праздниках своих вондерландцы сродни лукоморцам (в чём, впрочем, никогда не сознаются), оставляя на время оных празднеств сосредоточенную упорядоченность свою и отдаваясь веселью со всем сдерживаемым в иные дни природным задором и отряжским темпераментом. При этом потреблению местного напитка, именуемого биром, вондерландцы отдаются с той же страсть, с которой лукоморцы посвящают себя потреблению хмельных медов. Впрочем сразу же по завершении празднований вондерландцы немедля возвращаются к работе. Говоря об общественном устройстве вондерландских земель, нельзя не отметить их приверженность монархии. Впрочем, этой приверженности они не превращают в рабство: так, хотя вондерландцы и терпели недавно узурпатора Шарлеманя, но как только объявился законный претендент на престол, имевший при том репутацию превосходнейшего вождя, вондерландцы не замедлили разделаться с наследником узурпатора. Так, вондерландцы не становятся слугами никому, даже и своим монархам, прочие же народы почитают слугами себе. Окружающим вондерландцев народам остаётся уповать на то, что Вондерланд установит свою власть над ними бескровно, а вондерландцы будут печься о новых подданных хотя бы вмале с тем же тщанием, с которым пекутся они о собственной земле своей.

*     *     *

Гвентяне - обитатели Серебряных островов, лежащих за западным краем Забугорья, делящие те острова с народами Улада и Эйтна. Эти три народа родственны между собой, однако до недавнего времени находились в непримиримой вражде, пока чудесным стечением обстоятельств не были, наконец, принуждены не только заключить, но и соблюдать вечный мир. Взаимная вражда, думаю, проистекала не от какого-то глубинного антагонизма сих трех, а единственно от честолюбиях их монархов, а более оттого, что жители Серебряных островов отделены от прочих народов Забугорья морем, которое и служит главной порукою их безопасности от чужеземных набегов. Не имея достаточных сил для того, чтобы совершать набеги на Забугорье, гвентяне, улады и эйтнцы совершали набеги друг на друга, чему немало способствовало искусство их мореходов, обеспечивающих во всякое время сообщение между островами. Одно то, что гвентянские мореходы смогли, как рассказывают, пережить целую серию волхований Его Премудрия Агафоника Великолепного, и при том сохранить и свой корабль, и жизни пассажиров - одно то обличает изрядные способности гвентян в мореходном деле. При надлежащем тщании со стороны гвентянских государей сей народ способен, думаю, опередить всех в освоении морей и тем изрядной расширить свою державу владениями заморскими. Здесь отмечу ту особенную и беспримерную в целом Белом Свете манеру, с которой гвентяне относятся к своим государям. Ибо сей народ едва ли променяет власть короля на что-нибудь в Белом Свете, всячески выказывая своему государю почтение, особенно же в присутствии иноземцев. Вместе с тем такое отношение ни в мале не походит на рабство - более того, в обычаях гвентянских не только постоянно требовать от начальствующих в народе, пусть даже от самого короля, всяческих благ и привилегий, но и добиваться оных, не пренебрегая даже крайними для того средствами. Ибо почитая своего короля, гвентяне вместе с тем полагают непременной его обязанность всегда прислушиваться к мнению своих подданных и трудиться на благо оных. Так, в полном согласии с сим обыкновением, светило изящной словесности гвентянской Кириан ни в одном из произведений не опустился до лести в адрес правящего монарха, но притом посвятил трогательную балладу дочери оного монарха, принцессе Эссельте, призывая оную к подвигу во имя возвращения в Отечество родителя своего. Как автор, знакомый, думаю, с искусством пера, я вижу в гвентянах и особую способностью к изящной словесности. Ибо если и ныне Кириан Златоустый прославлен более иных поэтов Белого Света, то тем более в будущем гвентяне, обучившись в большинстве своём читать и писать, смогут создавать вирши и новеллы превосходнейшие, и даже, как ни обидно мне сие помыслить, при определенном старании затмят славою своею даже лукоморских писателей. В прочих же науках и искусствах гвентяне не выделяются меж остальными народами Забугорья. Здесь замечу, что лукоморцы относят гвентян к забугорцам, сами же гвентяне считают забугорцев отдельной от себя общностью "восточных народов", собственные же острова почитают центром мирозданья. Сия убежденность питается и тем, что именно на землях Гвента, Улада и Эйтна жил в древности таинственный и прекрасный народ сиххё, ныне волею обстоятельств вернувшийся на свою покинутую против воли родину. После чудесным образом обретенного мира между народами Гвента, Эйтна и Улада неизбежным представляется их общежитие в духе взаимопроникновения культур вплоть до степени полого объединения оных государств. Если же от правящего дома Улада в обычаи аристократии трёх стран войдут браки с древним народом сиххё, то сии три страны ждёт будущность преславная. Однако слава способна развить до крайних пределов гвентянскую склонность к надменности, а потому лишь благотворное влияние сиххё может удержать союз четырёх народов от превращения в банду хищных завоевателей.

*     *     *

Караканцы - один из двух больших народов Бусурманской равнины, протянувшейся от Лукоморья и костеев до Вамаяси и бхайпурцев. Полудикое жестокое племя, некогда кочевое, ныне же постигающее азы ведения осёдлого образа жизни и строительства городов. Говорят, что много веков назад караканцы пришли на Бусурманскую равнину из восточных земель то ли преследуя разбитых ими асхатов, то ли будучи сами разбиты и преследуемы оными. Как бы то ни было, из всех племен, населяющих ныне ту Равнину, караканцы почитают себя древнейшими, а своё ханство - первенствующим. Ещё в древности караканцы успешно совершали набеги на окрестные страны, не исключая и самого Лукоморья, а царство Костей и вовсе разорили и на время поработили. Со временем костеи освободились от власти караканцев, хотя иго последних и оставило в культуре и самом характере костеев неизгладимый след.

Сегодня Караканское ханство воздерживается от набегов на соседей, заключив с частью из них союзнические отношения, известные Белому Свету под именем "Песчаного блока". Этот союз, объединяющий близкие по образу жизни степные народы, позволяет оным сообща противостоять возможному вторжению со стороны Вамаяси, Лукоморья или Сулеймании. Устройством своим Караканское ханство всё ещё более походит на конфедерацию родственных племен, а не на государство, и на обширных территориях оного ханства встречаются и кочевья, и небольшие поселки, и даже города, жители которых мало-помалу осваивают не только ремесла, но и торговлю. Впрочем, протекционистская политика хана по отношению к местным неумелым ремесленникам и торговцам не только не способствует развитию караканской экономики, но и неоднократно ставило ханство на грань войны с соседями, не входящими в Песчаный блок.

Внешность караканцы имеют самую что ни на  есть степняцкую, от чего всех степняков иногда ошибочно именуют караканцами.

*     *     *

Костеи - немногочисленный ныне народ, известный Белому Свету более злосчастной судьбой своей, чем достижениями. Народ этот, хотя и различаясь внутри себя племенами, издревле составляет одно государство, граничащее с землями сабрумаев, хорохорцев, Красной горной страной и кочевничьими степями. Страна сия столь же прекрасна, сколь несчастна судьба народа, населяющего её. Почти всё царство костеев покрывают холмы, недра которых изобилуют всяческой полезной рудой. Холмы эти поросли густыми лесами, в избытке населенными промысловым зверем, а между холмами текут полные рыбою реки, из которых главная - река Октябрь, названный известным лукоморским путешественником Никитой сыном Афанасьевым первой великой рекой за пределами Лукоморья и подробно описанный в книге оного странозатца "Хожение за двадесять две реки: туда и обратно". Живность, обитающая по берегам сей реки, и самая природа её составляют собой знаменитейшую костейскую естественную достопримечательность. Из всех чудес той земли, изученных в мирные дни и сабрумайскими учеными, и шантоньскими магами, я наиболее достойными удивления почитаю институт макмыр, выросший из поголовной природной способности октябричей к магии (которую они, впрочем, совершенно не развивают), а также ужас местных пернатых - муху-дроздофила. Все сии диковины в совокупности известны как "Октябрьская ненормалия". Такую же диковинку, но уже в грани человеческого общежития, могут явить не только проживающее по берегам оной реки племя октябричей, но и все костеи. Ибо костеи те, после обрушившегося на них в древние времена бедственного и опустошительного нашествия кочевников, кажется, совершенно утратили достоинство свободолюбивого народа. Сохраняя на протяжении столетий верность династии Медведей, костеи даже саму монархическую власть извратили излишним послушанием, сделав свою монархию неотличимой от гнуснейшей тирании. Такое правление неизбежно должно было закончиться для народа постыдным рабством, что и случилось в правление узурпатора, взявшего себе в честь покоренной страны имя Костея. Сам он, впрочем, утверждал, что получил это имя при рождении, однако я не нахожу эту версию правдоподобной. Ведь деспот сей, как всякий низкий душою человек, презирал своего родителя, будучи зол на весь мир за своё природное уродство и низкое происхождение. Добившись невиданных успехов в волховании, он не исправил своей души, внешность же сделал ещё более отталкивающей, и так воцарившись на престоле уничтоженной его коварством династии, возмечтал покорить весь Белый Свет. Но сколь беспримерно искусен он был как чародей, столь же беспримерно бездарен как правитель, ибо лишь последний из государей станет разорять свою страну, мечтая о покорении чужих. Видя всюду заговоры, он и сам старательно распространял слухи о заговорах и угрозе с Запада, со стороны ненавистного ему Лукоморья. Упиваясь этими слухами, он собрал невиданную доселе на Белом Свете военную экспедицию, доведя при подготовке оной страну костеев до последней стадии опустошения, и при этом не только не достиг цели своего похода, но и сам нашел гибель во время осады Лукоморска. В том урок всем узурпаторам и тиранам, ибо правитель сей достиг ничтожнейших результатов, имея возможности превосходнейшие и держа в своих руках лучший, если так можно сказать, "человеческий материал". Ведь костеи неискусны разве что в магии и в войне, но при том не знают себе равных в земледелии, в рыбной ловле, в рудном деле, добыче пушнины, наипаче же прославлены они искусством резьбы по кости, от коего искусства, говорят, и получили в древности название своё. Тем удивительнее, что, обладая всеми сими талантами, народ костеев пребывает до сего дня в совершеннейшем ничтожестве. Впрочем, костеи своей граничащей с безумием покорностью року сами избрали свою судьбу. Ибо если рабское повиновение узурпатору Костею может быть оправдано страхом, способным низвести достойнейших людей до уровня животных, то поведение костеев после гибели оного узурпатора объяснимо лишь полнейшим небрежением к  своему будущему. Получив доблестью лукоморцев свободу от ига Костея, они не только не принудили к занятию престола царевича Ивана, деятельно проявившего участие к судьбе сего несчастного народа, но и безмолвно согласились на то, чтобы престол достался одному из дальних родственников канувших в небытие костейских монархов. Сии претенденты на престол явили собой печальное зрелище вырождения дворянской доблести, будучи до такой степени достойны презрения, что утратили самое право считаться аристократией. Ибо если бы такие недостойные честолюбцы именовались дворянами в любой другой державе, то народ оной державы вскоре поднялся бы для ниспровержения устоев. Костеи же не только признавали над собой власть сих недостойных, но и стали воздавать монаршие почести некоему Спиридону, одному из соратников царевича Ивана, только за схожесть оного Спиридона с одним из почивших отпрысков монаршей фамилии. Причём Спиридон сей не прославил себя ничем на поприще управления, но лишь считался чудесно спасшимся костейским царевичем. Когда же сим царевичем на деле оказался другой, действительно спасшийся более чем чудесно и возвращенный из небытия, то костеи приняли и его власть над собой как должное. Мнится, что надежда сего несчастного народа единственно в том, что новый монарх последует примеру практичных и благомысленных хорохорцев и признает верховенство лукоморского скипетра, дабы подданные его насладились любезной им монархической властью без впадения в рабство, и страна сия процвела, наконец, от усердия своих жителей.

*     *     *

Лесогорцы - белолукоморцы тож, которых одни почитают ближайшими родственниками лукоморцам, другие же возводят к диким племенам, жившим в болотах на восточной окраине Забугорья. Сами лесогорцы родства с лукоморцами не отрицают, однако при этом имеет свойство в неподражаемо-деликатной манере упоминать и о своих особенностях. Не оспаривая честолюбия могущественных соседей, а обращая оное к собственной пользе, обходительностью своей лесогорцы дают повод и Забугорью, и Лукоморью считать лесогорцев своими кровными братьями. Живут лесогорцы к югу от Отряжского моря, к востоку о Забугорья, к западу же от Лукоморья. Имея общие границы и с валенцам, и с лукоморцами, лесогорцы охотно гостят у обоих народов по делам торговым и семейным, что тем более удивительно, если учесть, что между собою лукоморцы и валенцы отнюдь не общаются, издревле почитая друг друга врагами. Я же, потщившись изучить истинное происхождение лесогорцев, мню ныне, что оные лесогорцы возникли от причудливейшего смешения предков лукоморцев, хорохорцев, валенцев, а также действительно бывших в древности диких болотных племен, причем ко всему сему присовокупилась изрядная доля крови древнейших народов Белого Света. Хотя я почитаю сие невероятным, но похоже, что от каждого из своих предков лесогорцы унаследовали лишь черты превосходнейшие, как то лукоморскую доблесть, хорохорское трудолюбие и трогательную заботу о родной земле, валенскую склонность к знаниями и воинскую отвагу диких племен древности. Ибо самые сии лесогорцы в прошедшие эпохи на короткое время создали обширнейшую в Забугорье державу, покорив земли хорохорцев, и многих лукоморцев, и самый Лукоморск приведя было к покорности. Однако валенцы частью хитростью, частью отвагой бескровно покорили ту державу, и после сего лесогорцы несколько веков жили то в Валенсе, то в Лукоморье, то под непродолжительным игом пришлых народов Забугорья. Притом, живя под властью других народов, каждому из них рассудительные лесогорцы воздавали должное: за мудрое и человеколюбивое правление - покорность и трудолюбие, за бесчестную же деспотию - яростное сопротивление. Не могу достоверно утверждать, что они утратили эту похвальную рассудительность после того, как восстановили собственное государства, поскольку о взаимоотношениях лесогорцев с нынешним своим правителем я предпочитаю умолчать на тот случай, если сии скромные эпистолии попадут в вездесущие руки Её Высочества Серафимы, единственной дочери сего монарха. О царевне же Серафиме упомяну ещё и затем, что в ней явно выразились главнейшие наклонности лесогорской натуры, ибо хитростью Её Высочество прославилась не менее, чем отвагою, умудрившись при том не иметь явных врагов по крайней мере среди живущих до сего дня на Белом Свете. Да и все лесогорцы поныне не утратили ни воинской доблести, ни мастеровитости. В выращивании хлеба лесогорцы несколько уступают хорохорцам, в скотоводстве могут с ними сравниться, в выращивании же корнеплодов превосходят все народы Белого Света. От наименования одного из корнеплодов взято и насмешливое прозвище лесогорцев, коего они отнюдь не стесняются, но сами всячески употребляют. В том вижу я крайнюю степень гордости народа, который почитает своё достоинство столь высоко и прочно вознесенным, что ни в одной насмешке не видит угрозы. Посему, мню, особенно славны лесогорцы своим нравом, в коем за видимой кротостью и терпением кроется ненависть к рабству и умение получить результаты превосходнейшие, не обидев при этом того, с кого лесогорцы оные результаты получить вознамерились.

*     *     *

Лотранцы - народ, родственный частью шантоньцам, частью вондерландцам, частью же древним обитателям заливаемых морем пустошей на северо-западной окраине Забугорья. Благодаря своей военной доблести лотранцы немало расширили свои границы, так что не только добавили к своей державе многие провинции в самом сердце Забугорья, но порой даже угрожают вондерландской и шантоньской столицам. Ныне Лотрания не только граничит с Шантонью на западе и Вондерландом на востоке, но южными провинциями своими выходит к землям тарабарским. Заимствуя у шантоньцев склонность к искусству, у вондерланцев же ремесленные навыки, сами лотранцы прославились более всего как воины. Любой из владык Забугорья стремится заполучить их в союзники и ни при каких видах не становиться их врагом. Впрочем, одним военным искусством удержаться не способна ни одна держава, из чего я заключаю, что будущее лотранцев под скипетром шантоньским либо вондерландским, под чьей властью лотранцы смогут к военным дарованиям своим приложить ремесленное и хлебопашеское мастерство.

*     *     *

Лукоморцы - народ, о котором скажу подробнее, ибо живя долгие годы меж ними и проникнувшись к ним искренней симпатией, я не утратил при том, думаю, и способности судить о лукоморцах трезво и беспристрастно. Видев народ сей и в час мира, и в час грозной опасности, могу смело утверждать, что лукоморцы представляют собой одно из удивительнейших племен Белого Света.

Хотя про лукоморцев, как думаю, мне известно немало, но всё же о многом касаемо их я не могу сказать нечто определенное. Так, мне доподлинно не известна символика трёхглавного лукоморского герба. Ибо одни говорят, что три головы символизируют само Лукоморье с Тарабарскою и Стеллийскою империями древности, наследницей которых и считает себя Лукоморская держава. Другие же полагают, что три головы одного тулова суть произрастающие из одного древнего корня народы лукоморцев, лесогорцев и хорохорцев. Считается также, что три головы обзирают прошлое, настоящее и будущее, а два крыла объемлют разом восток и запад. Некоторые возводят внешность лукоморского герба к трехглавым змиям Красной Гороной страны. Иные же зубоскалы полагают, что число голов напоминает о лукоморской застольной традиции пития крепких медов в узкой компании. Ибо среди всех пороков лукоморских пьянство служит главою, или вернее корнем среди прочих. Невежды полагают, что лукоморцы по природе своей предрасположены к пьянству, что я почитаю неверным, ибо составляя древле единый народ с хорохорцами и лесогорцами, в оные дни лукоморцы в пьянстве уличаемы отнюдь не были. После же сего лукоморские простолюдины взяли манеру невоздержанного пития в пример с лукоморских бояр, неразумно почитая оное питие чем-то благородным. Как бы то ни было, ныне беднейшие лукоморцы в огромных количествах потребляют не только хмельные меды, но и неочищенную брагу, которую по неведомой причине считают похожей на вондерландский бир и гвентянский эль. Немалого труда, мню, будет стоить искоренение зла сего!

О происхождении лукоморцев судят различно. Одни говорят, что они суть потомки древних кочевников, которые даже величайших завоевателей доводили до нервного истощения тем, что предпочитали охоту на зайцев сражениям по правилам военного искусства. Благодаря сему нехитрому приёму, сказывают, те кочевники на протяжении многих столетий сохраняли за собой репутацию непобедимых. Другие утверждают, что древние общие предки лукоморцев, лесогорцев, хорохорцев и валенцев были народом оседлым, занимались хлебопашеством и бортничеством и состояли в родстве с предками вондерландцев и отрягов. Солидные историки, впрочем, высмеивают эту версию, справедливо указывая на тот общеизвестный факт, что предки вондерландцев были высокими голубоглазыми блондинами, предки же лукоморцев, напротив, росту были немалого, цвет волос имели светлый, оттенок же глаз по большей части благородного синего цвета. Как бы то ни было, поныне и о внешности лукоморцев невозможно сказать ничего определенного. Так, сулеймане называют лукоморцев бледными, узумбарцы же добавляют к сему, что бледность эта поистине мертвенная. Отряги, напротив, утверждают, что лукоморцы, как и подобает южанам, изрядно смуглы. Народы Забугорья, особенно никогда не видавшие лукоморцев, утверждают, что из внешности их явствует кочевничье происхождение, которое более всего выказывают раскосые и жадные очи. Сами кочевники убежденно называют лукоморцев неотличимыми от прочих забугорцев ни внешностью, ни коварством, которые они проявляют по отношению к наивным детям степей. При этом кочевники весьма обижаются, если лукоморцев называют похожими на кочевников, считая такие слова оскорбительными; впрочем, получив дань, именуемую ими поэтичным словом "бакшиш", кочевники несколько смягчаются и соглашаются с тем, что издалека некоторые лукоморцы и впрямь чем-то похожи на степняков, но при этом ни один степняк ещё не признал за очами лукоморскими живописной раскосости и благородной жадности. Более того, даже и два лукоморца, поставленные рядом, могут обнаружить совершеннейшую несхожесть не только характеров, но и обличий. Ведь в древности, говорят, лукоморцы были на голову выше забугорцев ростом, однако во времена голода сравнялись ростом с последними, а в беднейших уголках обширной Лукоморской державы даже стали походить ростом на кочевников. Также и цвет волос и оттенок глаз лукоморцы могут иметь самый разнообразный. Впрочем, и сами лукоморцы, и окрестные народы единодушно сходятся в том, что лукоморские женщины, не соревнующиеся с мужчинами в питии неочищенной браги, могут по праву считаться прекраснейшими во всём Белом Свете независимо от своего сословия и рода работы.

Ничего определенного нельзя сказать и о климате лукоморском. Ибо те же отряги считают лукоморские земли знойными степями, степные кочевники ужасаются непроходимости дремучих лукоморских лесов, сулеймане же вкупе с шантоньцами полагают, что Лукоморье есть царство льда и холода. Поразительным образом все сии отчасти правы, ибо южные окраины Лукоморской державы действительно представляют собой обширные степи, над которыми большую часть года распространяет жар палящее солнце. Севернее сих степей лежат плодороднейшие черноземные провинции, золотые поля которых при дальнейшем продвижении на север перемежаются перелесками, затем сменяются густыми лесами, которые в свою очередь порой таят в своих глубинах обширные болота. Ещё севернее леса становятся поистине бескрайними и непроходимыми, пока не оканчиваются суровой тундрой и, наконец, ледяными пустынями. Удивительно, но в каждом из сих климатов жили ещё предки нынешних лукоморцев.

От своих предков лукоморцы унаследовали любовь к бортничеству, и достигли в сем ремесле немалого совершенства. Сказывают, что лишь в чужедальних землях Нени Чупецкой бортническое дело столь же распространено - да и то любовь к бортничеству тому незнаемому народу могли привить, думаю, разве что выходцы из земель лукоморских. Издревле лукоморцы славятся и своей любовью к городам, коих в державе великое множество. О селах же и деревнях они, напротив, пребывают в некотором небрежении, хотя изрядная часть лукоморцев доныне живет вне городских стен. В отличие от народов Забугорья, города и села свои лукоморцы строят преимущественно из дерева, в обработке которого их предки ещё в древности достигли изрядного совершенства, возводя из бревен прекраснейшие дворцы.

Славны лукоморцы своими рудными мастерами, которые искусством превзошли, как думаю, и умелых вондерландцев, и трудолюбивых вамаясьцев, и злосчастных костеев. Притом в иных ремеслах, равно как и в землепашестве, лукоморцев едва ли можно назвать народом выдающимся. Причину тому, мню, стоит искать не в будто бы присущей лукоморцам ленности, а в том, что они более заботятся об обширности своей державы, чем о её обустройстве. Да и вообще лукоморцы более народ ювелиров, а не ремесленников: ибо многократно лукоморские умельцы демонстрировали хитроумные изделия, превосходнейшие во всём Белом Свете, однако ни одна из лукоморских мануфактур до сего дня не превзошла мануфактур забугорских. Самородки лукоморкие, таким образом, большей частью остаются талантливыми кустарями, не давая начала новым производствам. Исключением из сего прискорбного правила может служить разве что основанная тщанием Его Светлости князя Грановитого мануфактура "СО&СО", еже нарицается "Соловьёвы со товарищи", а также знаменитый в Забугорье мастер Улюха, коему по представлению того же князя было высочайше присвоено звание "ИП", еже сказуемо "Искусный придумщик". Кроме того, за прошедшие века лукоморцы не раз являли себя превосходнейшими учениками иноземных ремесленников, и в сем качестве с ними способны сравниться разве что прилежные вамаясьцы. И сегодня лукоморцы всячески подражают хорохорскому земледелию, в чём достигают успехов немалых. Слабейшим же из навыков лукоморских можно по праву считать строительство дорог, которые в Лукоморье ни качеством, ни протяженностью своей отнюдь не соответствуют обширности державы.

Небрежение к дорогам отчасти может быть объяснимо тем, что лукоморец отнюдь не боится работы первопроходца. Сии первопроходцы в эпоху после освобождения от ига кочевников и обеспечили расширение державы Лукоморской до восточных пределов Белого Света. Прославленный первопроходец Доходов, как сказывают, не только достиг Восточного океана, но будто бы изучал нравы и историю вамаясьцев. Другой же первопроходец, Никита Афанасьев сын, достиг бхайпурских земель, составив о сем походе подробнейшее исследование, известнейшее Белому Свету под названием "Хожение за двадесять и две реки: туда и обратно". Иные многие первопроходцы присоединяли к державе обширнейшие малозаселенные территории, добивались того отчасти силою, отчасти же миром.

Здесь замечу, что даже славнейшими и преискуснейшими завоевателями в истории Белого Света лукоморцы всегда согласно именовались воинами превосходнейшими, коих оные завоеватели сравнивали то с львами, то с медведями. И действительно, даже в самых стесненных условиях лукоморский солдат способен показать удивительные свершения, коими многажды в былых веках добывалась победа лукоморской армии. Впрочем, поистине славным и непобедимым лукоморское войско было лишь тогда, когда не испытывала стеснения в том, что Его Светлость князь Грановитый именовал в разговоре со мной "материальной частью". Под сим он разумел, что армии надлежит иметь лучшее и совершеннейшее оружие, одежду по всякому сезону, в изобилии продуктов питания не только для командиров, но и для каждого солдата. К сему он добавляет необходимость тщательного обучения бойцов и их командиров, вкупе с воспитанием в них справедливости и рассудительности, дополняющими природную отвагу лукоморскую. Имея всё сие, лукоморская армия бывает непобедимой и страшной для любого, даже самого многочисленного и свирепого на Белом Свете врага. Будучи же лишено означенных пособий, войско лукоморское не раз в прошедшие века терпела поражения или же одерживала победы, кровавостью своей от поражения не отличимые.

Потому, думаю, лукоморцы присоединяли окрестные земли не войной, а миром не от того, что неискусны в военном ремесле, а в силу некоторого природного мягкосердечия. Ведь, приведя к покорности многие малые народы и установив меж ними своё первенство, лукоморцы, по примеру лучших и обширнейших империй древности, сделали то первенство не властью победителя над побежденным, но властью первого среди равных. Немало, однако, находится и недовольных таким положением дел. Сии недовольные утверждают, что различные народы-де самой природой своей различаются и потому равными меж собой быть не могут: якобы многочисленные народы от природы предрасположены к труду и подчинению законам, малые же народы имеют наклонности противоположные, а потому бесчеловечно ожидать от них работы, а тем более подчинения каким бы то ни было правилам; посему-де надлежит, чтобы в зависимости от происхождения своего одни народы были ограждены от труда и поступали по воли своих инстинктов, другие же, напротив, были заняты свойственным им трудом и судились по закону. Полагают так большей частью князьки тех малых народов, а также часть лукоморского боярства.

Бояре лукоморские в большинстве своём беспутностью и алчностью могли бы сравниться с валенским магнатством, если бы не возникающее по временам у лукоморской аристократии желание "утереть нос мужику". Поскольку в силу особенностей лукоморского мужика оное утирание представляется процессом трудоёмким и требующим сугубой подготовки, то способнейшие из бояр лукоморских неволей принуждаемы бывают ради утоления собственного честолюбия получать лучшее образование и развивать природные способности. В результате же немалое число боярства с изрядным удивлением обнаруживает в себе способности к ратному делу, иные же вознамериваются отстроить лучшие в Белом Свете мануфактуры (впрочем, до сегодня лукоморцам удаются большей частью лишь мануфактуры по производству оружия), овы же с искренним наслаждением уходят в изучение сабрумайских наук и даже строят для сих целей в своих имениях замки, подобные замкам сабрумайских ученых. К сему стоит добавить, что лукоморские монархи имеют обыкновение даровать аристократические титулы простолюдинам, выделившимся выдающимися талантами своими, и сие обыкновение я почитаю единственным действенным средством против вырождения аристократии. Если подобная традиция и вызывает недовольство у Труворовичей и Синеусовичей, то громогласно озвучивать они её не решаются, ибо лукоморцы преданы монархической идее до такой степени, что, думаю, любую форму правления способны сделать монархией.

Кроме приверженности монархии прославлены лукоморцы своей смекалкой, позволяющей отыскать выход из ситуаций затруднительнейших, а также взаимопомощью, которая помогает тем выходом воспользоваться. Взаимопомощь вкупе с трудолюбием и нечеловеческой выносливостью делают лукоморца способным к выполнению работы наисложнеший и приносят ему результаты превосходнейшие. Если добавить к сему присущую лукоморцам от природы честность, которую иноземцы принимают за наивность, а также гостеприимство, приводящее широтой своей тех же иноземцев в изумление, то можно предположить, что для совершенства общежитию лукоморскому не достает лишь некоторой зажиточности и, как следствие оной, почтения к законам и друг ко другу. Все сии лучшие свойства лукоморцев можно видеть на примере младшего брата правящего лукоморского монарха царевиче Иване. Осмелюсь сказать, что немало в земле лукоморской сверстников Его Высочества, способных сравниться с ним доблестью и иными превосходнейшими душевными качествами.

При этом натурой своей лукоморцы более всех известных народов Белого Света напоминают мне некое хтоническое божество, способное являть то светлую, то тёмную свою сторону. Ибо как в царевиче Иване наглядно воплотилась светлая сторона лукоморского характера, так и тёмная сторона оной нашла своё выражение в доныне памятном в Лукоморске предателе Букахе, бывшем воеводе. Тот Букаха во всех поступках своих движим был жадностью и заботой о собственной шкуре, причём в обоих стремлениях своих ожидаемо не преуспел. Нечистый на руку, в безумии своём он не замечал, что грабит сам себя. Снедаемый трусостью, скорый на предательство, он естественным образом предпочитал власть лютейшую, коей единственной служил истово, справедливо получая при этом от оной лишь насмешки и изощреннейшие издевательства. Даже будучи лишен возможности говорить, он не оставил своих жестоких повелителей, ибо трусливая душа его лишь в сем служении находила истинное упоение, которое представляется мне сродни самым противоестественным и низменным удовольствиям. Если ко всему сказанному о тёмных свойствах души лукоморской добавить тщательно сдерживаемую склонность к распутству, способному затмить распутство шаньтонцев, а также к жестокости, превосходящей жестокость отряжскую, то остаётся лишь уповать, что сии темные свойства никогда не возьмут верх над лукоморцами, ибо, мню, единственно власть низменных инстинктов может быть необоримой и гибельной угрозой будущему сего славного народа.

*     *     *

Нень Чупецкая- народ до сей поры более легендарный, чем доподлинно ведомый. Хотя даже месторасположение земли чупецкой доподлинно неизвестно, но большинство из живущих ныне мудрецов склоняется к тому, что она земля находится на Второй половине Белого Света, отделенной в незапамятные времена от Лукоморья и Забугорья Великим экспериментом. При сем одни утверждают, что Нень Чупецкая суть народ кровожадный, обладающий несметными богатствами и притом крайне скудными умственными способностями. Весь смысл своей жизни тот народ полагает-де в том, чтобы поработить окрестные страны, наипаче же вожделеет об опустошении Лукоморья и братской Сулеймании (здесь замечу, что вне разговоров о Нени Чупецкой лукоморцы и сулеймане сего вымышленного братства отнюдь не признают). Будто бы и сам Великий эксперимент затевался в первую очередь для того, чтобы оградить прочие народы от алчности и хищничества чупецкого. Другие, напротив, уверяют, что Нень есть ни что иное, как воспетый древними Заокраинный Запад, земля мудрых и совершенных, отделенная Великим экспериментом от прочих земель, погрязших в суетных стремлениях и жестокости. Болезни и скорби якобы почти не проникают в Нень, зато по узкому перешейку туда могут проникнуть ещё при жизни мудрейшие из забугорцев, лукоморцев и даже вамаясьцев, дабы на чупецких землях обрести утешение и раскрыть свои таланты в совершеннейшей форме. Иные же вовсе не согласны с современными мудрецами и полагают, что Нень Чупецкая суть подземное царство человекоподобных существ, повелевающих стихиями, коим суеверием не преминула воспользоваться Её Высочество Серафима, дабы помочь нашему мудрому государю заключить наилучший договор с коварными кочевниками. Здесь же добавлю и сведения землезнатца Доходова, который в своих записках описывает разговор с человеком, будто бы доподлинно знавшим тех вамаясьцев, что втайне от прочего Белого Света открыли и исследовали Нень Чупецкую. Тот человек якобы поведал Доходову поучительнейшую историю о том, что земля чупецкая и вправду была отделена от иных земель Великим экспериментом, и ради сего её расположения власти всех стран использовали Нень, дабы магическим способом навсегда удалить туда неисправимых и опаснейших преступников, аферистов, смутьянов и прочих вредоносных личностей. Будучи собран в одном месте, сей сброд имел две будущности: либо перебить друг друга, либо обустроить место нового обитания своего. Не преуспев в первом начинании, хотя и приложив к оному изрядные старания и почти уничтожив друг друга и коренных обитателей земли чупецкой, выжившие обнаружили изрядные способности к созиданию. Поневоле отказавшись от милого их сердцу разбойничьего ремесла (ибо кого грабить разбойнику в среде разбойников), они с неуёмной энергией принялись за умножение своего благосостояния, изобретая для того неисчислимые способы и во многих из них немало преуспевая. Вскорости обнаружили они потребность в мудрых законах и справедливой власти, которую со свойственной им энергией и буйством в конце концов и установили, измыслив притом причудливейшее смешение олигархии, монархии, аристократии и республики, в которой более всего черт от первой из форм правления и менее всего - от последней. Удивительным образом сия химера явила разумную умеренность в аппетитах, ибо казнокрадство в Нени, как уверяет Доходов, ограничивается ровно теми пределами, которые позволяют иметь государству довольно денег на содержания в безбедном состоянии сирых, увечных, престарелых, а притом и войска, которое по слухам является сильнейшим в Белом Свете. Якобы, в пример многим иным народам Белого Света, власти чупецкие не стремятся отнять имущество у граждан и вручить оное немногим богатейшим, а разными прехитрыми и необременительными способами насыщаются от богатства многих и неуклонно становятся тем изобильнее, чем более зажиточными становятся граждане. Если верить всему тому, что передаёт Доходов, то напрашивается парадоксальный вывод о сходстве натуры чупецкой с натурою лесогорскую. Ибо вслед за лесогорцами жители Нени наследовали лучшие черты породивших их народов, как то лукоморскую неуёмную энергию и страсть к освоению огромных пространств, вондерландское трудолюбие (вкупе, правда, с вондерладским же презрением ко всему иноземному), тарабарские архитектурные таланты, отряжскую боевую ярость, сабрумайскую склонность к науками и сулейманскую склонность к торговле, вкупе же и вамаясьское почтение к порядку, не растворенное притом свойственным вамаясьцам излишним преклонением перед государем. О внешности обитателей чупецкой земли ничего доподлинно неизвестно.

*     *     *

Отряги - воинственный северный народ, издревле презираемый за неоправданную жестокость свою, ныне же облагороженный под твердым и просвещенным правлением конунга Олафа, который не только в доме своём, но и во всей стране соединил старкадское с человеческим, прибавив к доблести мудрость, и удел смертных растворив бессмертным прозрением и попечением о нуждах каждого, дабы все делались совершенными. До правления сего конунга, друга богов и супруга богини, отряги жили в дикости, считая разбой доблестью и совершенно оставив попечение о собственной земле. Земля же Отрягов находится в суровых широтах к северу от Забугорья и Лукоморья, будучи отделена от них морем. Ближе всех к Отрягии лежит омываемое Отряжским морем Лесогорье. Большинство отрягов бледноволосы и голубоглазы, чем немало гордятся. Отряжские женщины в большинстве своём миловидны, мужчины же, занимающиеся военным делом, славятся среди обитательниц иных частей Белого Света своей суровой красотой, изрядным ростом и превосходной физической подготовкой. Сие справедливо, однако только по отношению к отряжским воинам, тогда как крестьяне и ремесленники оной страны по причине сурового климата и весьма скудного питания отличаются сложением скорее тщедушным, ростом же ниже воинов почти вдвое. Возможно, сие различие имеет причиной и разное происхождение первых и вторых. Ибо сперва в Отрягии, тогда ещё неотличимой от окрестных стран, жили лишь крестьяне и ремесленники, управляемые решениями вече, после же сего с диких окраин земли Отряжской пришли медвежьего сложения воины, которые и сравняли с землей древнюю отряжскую столицу Хольмстадт, построив на её месте собственный одноименный город и установив в нём свою варварскую власть. Именно в эпоху правления воинов отряги и приобрели среди окрестных народов незавидную репутацию свою, ибо они оказались столь же бездарны в деле управления, сколь и бесстрашны на войне. Отряжские воины по праву считаются одними из храбрейших на Белом Свете. Злоязыкие соседи приписывают боевое рвение отрягов воздействию некоторых видов местных грибов, будто бы лишающих человека разума и приводящих в яростное исступление. Заинтересовавшись сей гипотезой, я заказал в Отрягии образцы грибов, коим и приписывают оные свойства, и отправил сии образцы на суд сабрумайских ученых. Это дорогостоящее предприятие согласилась щедро оплатить царевна Серафима (которая, впрочем, по непонятной мне причине ухмылялась при этом прешкодно). Сабрумайские ученые, коим нет оснований не доверять, по всяческом рассмотрении, именуемом ими "химическим анализом", заверили меня, что все присланные мною грибы не только не вызывают ярости, но и, напротив, приводят отведавшего их человека в самое благостное расположение духа, вселяя в сердце редкостное добродушие и миролюбие. Из сего я заключаю, что боевая удаль отрягов проистекает не от грибов, а единственно от природной храбрости их. Кроме боевой удали отряги славны разве что мореходными умениями своими, коим они обучились для того, чтобы сподручнее было заниматься милым их сердцу разбоем. По причине увлечения сим постыдным заработком все иные ремесла в Отрягии находятся в состоянии зачаточном, земледелию же препятствует ещё и суровый климат. Посему почитаю я невероятным и несбыточным пророчество местной ведуньи Волуспы о том, что "если отряги оставят разбой, то через много поколений страна их станет богатейшей и превосходнейшей для жизни во всём Белом Свете, и многие забугорцы и лесогорцы жить в ней возмечтают". Впрочем, благодаря мудрости и мужеству нынешнего конунга отряги могут надеяться на помощь тех могущественных человекоподобных магических сущностей, которых отряги именуют богами. С оными богами отряги общаются почти столь же непосредственно, как стеллиандры со своими богами и медузами, а в храбрости борьбы с монстрами едва уступают атлантам. Однако даже те человекоподобные существа, несмотря на всю свою силу, являются произведением отряжской почвы, что вполне явно явствует из характеров оных богов. Итак, конунгу Олафу и в семье своей, и во всей державе предстоит с изрядным терпением прививать человеколюбие, умеренность и рассудительность всем, имеющим человеческое обличие, да тем заложить славную будущность земли своей.

*     *     *

Сабрумаи - немногочисленный народ, обитающий у юго-воточных границ Лукоморья, имеющий также общую границу с Костейским царством. Внешностью сабрумаи более всего напоминают отрягов, с которыми в древности, как сказывают, имели они общих предков. При этом черты сабрумайских лиц менее грубы, чем отряжские, и как бы более заострены, что придаёт сабрумайской внешности общее благолепие и даже некоторое благородство. Сабрумайские лесостепи имеют достаточно рек, что делает те места вполне пригодными для земледелия. Однако более земледелия и ремесел сабрумаи прославились своей страстью ко всяческим знаниям. Ради сего они, в отличие от многих других народов, отдают науке преимущественное предпочтение перед магией, и бояре сабрумайские для научных изысканий своих даже строят замки, в коих занимаются немагическим волхованием, именуемым ими "экспериментами", "опытами", "анализами" и "экспертизою". Сия природная склонность сабрумаев к науками не только прославила их среди иных народов Белого Света, но затруднила развитие у сабрумаев магических умений. Ибо хотя их среды сабрумайской порой и выходят талантливые маги, но талант сей как правило оказывает превосходящим разумение его обладателя. Один из таких магов, о имени которого я умолчу, явился головной болью шантоньской ВыШиМыШи, но притом любимейшим и единственным по сей день учеником прославленного Адалета, мага-хранителя. Добавлю, что сей сабрумайский самородок является законным наследником двух престолов: собственно сабрумайского и костейского. От обоих он, вопрочем, благоразумно уклонился. Ибо если заслужить покорность костеев в период междуцарствия не составило бы труда, то война за сабрумайский престол могла бы явиться опустошительным междоусобием. Ибо бояре сабрумайские, вкупе с любовью к науке и презрением к магии, обладают своеволием, уступающим разве что буйной вольнице валенских магнатов. В древности сабрумайское боярство было объединено под властью сильнейшего рода, последним правящим представителем которого явился отец упомянутого мной мага. После того, как сей правитель был умерщвлен умрунами недоброй памяти узурпатора Костея, монархическая традиция у сабрумаев прервалась. Ныне страна та представляет своего рода конфедерацию боярских земель, управляемую частью с помощью собираемых по временам боярских съездов, частью же добронравием сабрумайских обывателей, благоразумно игнорирующих внутреннее разделение земли своей.

*     *     *

Сиххё- родственные людям существа, некогда многочисленные, ныне же почти не встречающиеся на Белом Свете. Однако историю сей расы я полагаю премного поучительною для всех племен человеческих, от чего и расскажу о ней подробнее с присовокуплением фактов, лишь недавно открывшихся благодаря пречудному избавлению остатков народа сего от окончательной гибели в Сумеречном мире. Происхождение и родина сиххё ныне неизвестны, ибо одни говорят, что в незапамятные времена они пришли с Запада, другие же утверждают, что от начала времён сиххё жили на Серебряных островах, которые они сами именовали Аэриу. Как бы то ни было, но именно с этой землей неразрывно связана история этой расы, ибо и во времена своего владычества над Забугорьем большинство сиххё проживало именно в Аэриу. На заре человеческой истории, как повествуют древнейшие из летописных сказаний, сиххё славились своей отвагой, мудростью и благородством, позволившие им установить справедливейшее общественное устройство, которое за неимением лучших аналогов сравнивается в людских легендах с властью величайших и прекраснейших королей. Впрочем, даже превосходнейшая власть королевская служит лишь тенью власти в древней державе сиххё, при которой она равномерно делилась между всеми сообразно способностям каждого, дабы каждый приобщался к управлению и ни единый не осквернялся от него. В том государстве всегда одновременно правило несколько вождей, которых люди называли королями сиххё, дабы каждый из тех королей мог наилучшим образом печься о вверенной ему части державы.

Древнестеллийские легенды сохранили историю о таком короле, управлявшем крепостью сиххё на берегу Эгегейского моря, построенной для удобной торговли со стеллиандрами. На вопрос стеллийского мудреца о том, как сиххё удаётся сохранять гармонию в обществе, сей древний правитель с улыбкой ответил "Друг, попробуй отыскать мой дом среди жилищ моих сородичей!", ибо в той крепости, как и во всех городах сиххской державы, дома жителей преизрядно отличались архитектурой, притом будучи равно зажиточными и у почтенного вельможи, и у молодого кузнеца. Могущественнейший из властителей сиххё, сам себя именовавший лишь первым среди равных, имел столь же сдержанно-зажиточное жилище в построенном на побережье Аэриу огромном городе, который сиххё почитали важнейшим в своей державе. В сей-то державе ещё в древнейшие эпохи человечества уже процветали преудивительные ремесла и многие искусства, а дело врачевания достигло таких высот, что люди наивно почитали сиххё бессмертными, видя долгую жизнь и непреходящую молодость их. Путешественники сиххё обследовали самые отдаленные земли Белого Света, а купцы наладили в те земли торговые пути. Говорят, они первыми ещё до Большого Эксперимента открыли Нень Чупецкую, исследовали оную и даже успешно заселяли её в годы своего наивысшего могущества. Да и в последующие века их крепости, руины которых ныне легко спутать со скалами, возвышались по побережьям северных и южных морей на важнейших торговых путях. Хотя помимо этих крепостей селений в материковой части Забугорья сиххё не имели, предпочитая климат и природу родных островов Аэриу, влияние сиххё на тогда ещё почти первобытные народы Забугорья сложно переоценить. Причем власть свою сиххё строили не на силе оружия, а на сети своих торговых колоний, которыми они охватили все народы Забугорья, вышедшие к тому времени из варварства. После возвышения величайшей забугорской империи, одними именуемой Тарабарской, а другими Стеллийской, сиххё установили с ней дружеские отношения и даже обучали строителей той империи архитектуре и ремеслам - впрочем, беря за сие учительство немалые деньги. По сей день в величайших постройках древних тарабарцев и стеллиандров можно видеть воплощенное в камне представление о прекрасном, присущее сиххё. В той же империи люди безуспешно пытались подражать устройству сиххской власти, при которой обширной державой одновременно правят несколько монархов в полном согласии между собой, каждый обустраивая вверенную ему землю и помогая соседнему правителю. Можно сказать, что в те древние века восхищение сиххскими порядками было безмерно, а власть сиххё над умами людей - безгранична.

 Однако абсолютная власть и для сиххё послужила поводом к абсолютному развращению, а безмерное богатство пролилось как масло на огонь низменных вожделений. Сперва сиххё возжелали вмешиваться в дела людей, по своему почину возводя и низвергая людских правителей и присваивая себе роль арбитра в спорах оных. При этом для обуздания жестокой людской природы государи сиххё и сами перестали гнушаться жестокостью, от чего последовало огрубение их нравов, за огрубением же - падение. За падением нравов первенствующих у сиххё родов последовало постепенное развращение и почти всех обывателей (впрочем, и тогда едва ли ни каждый из сиххских простолюдинов в человеческих землях был бы богатством и манерами не отличим от герцога), а за развращением с неизбежностью лихоманки на болоте пришла деспотия королей сиххё. Сии короли перестали внимать совету мудрейших и склоняться к нуждам подданных, а занялись лишь преумножением роскоши своих дворцов и числа оных, для чего не брезговали даже междоусобными воинами. Для сей-то нужды они и призвали некогда в Аэриу предков уладов, гвентян и эйтнов, которые служили разным сиххским королям наёмниками и на таком праве селились близ королевских резиденций сиххё. Наёмники, поощряемые владыками сиххё, вели беспощадную войну против враждебных своему нанимателю племен, не щадя никого из них и бестрепетно разрушая их селения. Однако сколь бы ни были жестоки древние гвентяне, улады и эйтны, но сиххё словно бы стремились превзойти их в жестокости, которую они проявляли к пленным наёмникам и соплеменникам.

Итак, если древнейшие люди считали королей сиххё почти богами, то после перемены нравов сиххё столь же быстро переменилась и репутация их, которых теперь жители Серебряных островов стали считать почти демонами. В надменной недальновидности своей сиххё не обращали внимания на то, что всё больше наёмников приходит в Аэриу вместе со своими семьями, отпрыски которых смотрят на Серебряные острова как на свою землю... Когда же сиххё в упоении взаимного истребления обратили в руины города свои, разрушили школы и мануфактуры, забросили торговлю и ремесла, тогда лишь им стало заметно, что поредевший народ их едва ли не сравнялся по численности с пришлыми варварами Забугорья. Почти окончательно утратив навыки ремесел, многие сиххё стали жить едва ли не первобытным образом - отчасти ради простоты ведения хозяйства, отчасти же оттого, что в лесах и пещерах было проще скрыться друг от друга и от новых хозяев Аэриу. Впрочем, даже в первобытности своей ещё обнаруживали сиххё некоторое благородство, умудряясь в лесах устраивать с комфортом жилища свои и добывать себе всё необходимое, не истощая природу, а используя с рассудительностью лишь дары её. Полагаю, именно в ту эпоху возник у сиххё обычай особого почитания Аэриу, которое позже они стали именовать "Светлой Землей".

Численность сиххё в эту эпоху ещё более уменьшилась, после чего междоусобия мало-помалу сошли на нет и во всей расе была установлена единоличная власть по образцу человеческих королевств - притом, как часто бывает и у людей, первым единоличным монархом стал самый беспринципный и кровожадный из оставшихся в живых древних сиххских вождей.

В эпоху упадка державы сиххё их заморские фактории были заброшены, а защищавшие их крепости частью с течением времени обратились в руины, частью же были переданы тарабарцам и стеллинадрам, которые немало заимствовали из фортификационного сиххского искусства. Сиххские горда, некогда изобиловавшие в Аэриу, были постепенно совершенно оставлены их жителями. После этого великолепные каменные строения, тень которых мы можем видеть в древнестеллийских и древнетарабарских руинах, были разобраны гвентянами, уладами и эйтн на стройматериалы для собственных замков, дворцов и дорог, а затем и самые названия погибших городов были тщательно вымараны с карт, так что доныне на их месте находятся безымянные поля и рощи.

Истощенные долгой войной с людьми за Аэриу, сиххё в конце концов согласились на предложение вождя людей Морхольта Великого, по которому все Серебряные острова были бы разделены между людьми и сиххё, причём границы должны были быть установлены так, чтобы поделить между ними Аэриу ровно пополам. Сие-то предложение король сиххё Айнмер Обманутый (позже это наименование в сиххской историографии было по неизвестной причине перенесено и на его самовластных предков) принял на Поляне Совета с клятвою, к которой присовокупил собственную древнюю магию, делавшую исполнение оной обязательным независимо от желания поклявшегося. Однако сиххё преисполнились гордости в ущерб вниманию, всё ещё почитая себя лучшими в Белом Свете картографами и притом непревзойдёнными знатоками Аэриу. С великим тщанием составив подробнейшую карту Серебряных островов, позже приобретенную Стеллийской имперской библиотекой, они обозначили на оной план размежевания - на что Морхольт Великий возразил, что разделение будет ещё более равномерным, если сиххё отправятся в Сумеречный мир, находящийся под Аэриу. Связав самих себя клятвой, сиххё даже не имели времени возразить против исполнения этого плана размежевания...

После сего рокового для всех сиххё дня их короли в полной мере пожали, если так можно сказать, плоды надменного безумия своего. Ибо справедливейшей наградой для любого правителя я почитаю вечное существование в тех условиях, которые он обеспечил для большинства подданных своих. Сполна испив чашу сей ужасной справедливости, короли сиххё вместе со своими воинами гибли в сражения с чудовищами Сумрачного мира и вместе со своими крестьянами возделывали скудную почву оного. И продолжалось это века, в течение которых численность сего народа сократилась до ничтожной, равно как и ничтожно коротка стала по сравнению с предыдущими эпохами продолжительность жизни их. Однако несгибаемую волю и внутренне благородство сего народа я вижу в том, что все эти превосходящие разум испытания не только не ввергли сиххё в совершенное ничтожество, но и словно бы возродили древнюю их доблесть. В годы крайней скорби и крайней нужды нравы сиххё не огрубели окончательно, а мало-помалу исправились, что сделало самую внешность их сходной с каменными изображениями их прославленных древних предков, устранив из оной привнесенные алчностью и похотью звериные черты времен Обманутых королей. Всё это давало народу сиххё надежду в отчаяннейшем и стесненнейшем положении их, каковая надежда и не замедлила быть воплощенной в самонадеянном (хоть и не без основания) лице светоча сабрумайской магии, а также в трагикомичном калейдоскопе лиц и взаимоотношений младых отпрысков монархов Белого Света.

Более того, сиххё было даровано не только спасение, но и долгожданное возвращение на родную землю Аэриу, ставшего слишком большим для их ныне столь малочисленной расы. Последняя королева сиххё Арнегунд, вдова последнего короля Габрана, получила от уладского герцога Морхольта Миротворца в качестве свадебного подарка часть герцогства Руаданов для проживания соплеменников её. И хотя наиболее вероятным кажется постепенное растворение последних сиххё в браках с благороднейшими из уладов, который пример подала своим подданным и сама Арнегунд, но вместе с тем даже в этом случае я надеюсь на сохранение прекраснейших черт древних сиххё в отпрысках таких смешанных браков. Ибо если строители древней Забугорской империи достигли результатов столь превосходнейших, имея сиххё лишь наёмными учителями, то не тем ли более смогут превзойти оные достижения жители Серебряных островов, имея сиххё не только среди учителей, но и среди первенствующих родов своих?! Внешностью сиххё более всего походят на сабрумаев, однако черты лиц их более аристократичны, словно бы каждый из сиххё состоит в родстве с покойным монархом Сабрумайской державы. Притом рост большинства сиххё, хотя и уменьшился от скудных урожаев и неблагоприятного климата Сумеречного мира, до сих пор несколько превышает рост большинства людей. Главнейшей же особенностью черт сиххских является отличная от человеческой форма ушной раковины (которая по отнюдь не случайному стечению обстоятельств встречается лишь у сиххё и у библиотечных), серебряный оттенок глаз и неизменно-металлический цвет волос, который входит ныне в моду у гвентянских и шантоньских модниц, сего ради обеспечивающих заказами вондерладских мастеров-красильщиков.

*     *     *

Стеллиандры - древнейший народ Забугорья, почитаемый наряду с вамаясьцами в числе старейших народов Белого Света. Происхождение стеллиандров теряется в веках, а потому доподлинно неизвестно, от предков ли своих унаследовали они смуглость лиц, особый разрез глаз и кучерявость причёсок, или же всё сие явилось следствием климата стеллийского. Ибо живут стеллиандры в жаркой местности на южной окраине Забугорья, причём большую часть Стеллы составляет морское побережье и разбросанные по морю острова. Необходимость сообщения между разрозненными частями их родины заставила стеллиандров ранее других народов Забугорья обучиться мореходному делу, в чём они ещё в древности немало преуспели, а в последующие эпохи обучили сему искусству и прочие народы, прежде всего предков нынешних тарабарцев. Издревле стеллиандры отличались чистоплотностью, ради чего ещё в древнейшие времена научились строить термы, а во времена забытой империи своей достигли немалых успехов в создании благовоний, а также в застольном вежестве и использовании столовых приборов. За все сие стеллиандры были долгое время презираемы меж народами Забугорья, ибо чистоплотность стеллиандрская почиталась теми народами за нечестие и бездуховность. Лукоморцы же, сами не чуждые любви к бане, стеллинадров нечестивыми не считали, хотя манеру пользоваться столовыми приборами переняли у них далеко не сразу. Кроме чистоплотности и застольного вежества соседние народы издревле перенимали у стеллинадров различные знания, как то знание исторической науки, географии и философии, изобретателями которых и почитаются стеллинадры. Первыми среди прочих народов стеллиандры преуспели и в изящной словесности. Немеркнущей звездой стеллийской поэзии ныне сияет над Эгегейским морем бессмертный гений Демофона. Сей Демофон олицетворяет поэтическую традицию Белого Света в той же мере, в которой гвентянин Кириан олицетворяет будущее поэзии. Но если в среде гвентян Кириан остается, если можно так выразиться, единственным в своём роде, то в Стелле стихописание стало столь непременным атрибутом повседневной жизни, что стеллиандры уже не довольствуются простым заслушиванием рифмованных строк, но жаждут и зрелища оных. Для сего-то зрелища они и придумали искусство комедии и козлиного пения, которыми и пользуются попеременно для изображения в сценках славнейших стихов своих в зависимости от того, призваны ли оные стихи вызывать в зрителях печаль или же смех. Вот уже много веков театр служит излюбленным развлечением стеллиандров. Из всех своих изобретений они более всего ещё в древности прославились философией, в которой и вправду есть немало любопытного и поучительного. Не менее философии славны стеллианды периодами упадка торговли и ремесел, которые они называют звучным словом "кризис" и на которые тратят времени едва ли меньше, чем на философские диспуты. Овладевшими исторчиескою наукою подсчитано, что из каждого тысячелетия своей истории в оном кризисе стеллианды пребывают не менее восьмисот лет. Впрочем, далеко не каждому кризису удаётся разлучить стеллиандра с предметом его главнейшего неэстетического вожделения, под которым я подразумеваю вкусную еду и питьё. Ибо стеллианды, научившись выращивать прекрасные плоды и достигнув немалого искусства в ловле рыбы, равно как и в выделке сыра и масла, почти не продают оные окрестным народам, а кушают всё производимое самостоятельно, предпочитая утомительному труду сытную трапезу. Торговлю же стеллиандры ведут товарами иноземными либо водящимися в Стелле сверх всякой меры - так, продают они сулейманам хорохорский хлеб, хорохорцам же сулейманские ткани, обоим же народам привозят действительно превосходное стеллийское вино. Изнуренным жаждой путникам, проплывающим мимо стеллийских берегов, они втридорога продают пресную воду, живущим же в глубине материка аристократам они за ту же цену продают воду морскую. Вообще в торговом деле стеллиандры уступают разве что сулейманам, и без торговли себя не мыслят отнюдь. Об искусстве стеллийских купцов красноречиво говорит уже то, что они умудряются продавать многим народам изделия стеллийских ремесленников, о которых я замечу лишь то, что они, научив в древности народы Лукоморья и Забугорья многоразличным ремеслам, тем словно бы сочли свою миссию выполненной и будущностью своей избрали пребывание на заслуженном отдыхе. Но поныне же славны стеллийские скульпторы, подражающие древним предшественником своим в искусстве изображения прекрасных богинь, древних героев и воинов. О военных навыках стеллинадров я не могу сказать ничего определенного, ибо в иные эпохи своей истории они являли себя воинами превосходнейшими во всём Белом Свете, в иные же - слабейшими в военном искусстве. Засим мню, что стеллинадры не лишены вовсе военной доблести, но, как и прочие народы Белого Света, успех в бою могут одержать лишь под командой знающих командиров, притом будучи обучены, вооружены и снабжены всем необходимым. К сему добавлю, что стеллиандры более всех народов Белого Света склонны к общению со сверхестественными сущностями - как с теми, что называются химерами и подобны одновременно различным зверям, так и с теми, что именуются богами и медузами и подобны людям. Человекоподобные боги, а с недавнего времени и горгоны вступают в браки с людьми, от чего в жилах многих стеллиандров помимо людской крови течет и магическая субстанция, называемая словом "ихор", что делает тех стеллиандров потенциально искусными магами и вообще снабжает способностями, превышающими способности человеческие. Оные способности, впрочем, стеллиандры обычно не развивают частью по причине природной скромности, большей же частью по причине природной склонности к наслаждению жизнью, которую склонность окрестные народы именуют леностью. За такую терминологическую путаницу сами стеллиандры именуют окрестные народы "варварами", лишь за тарабарцами признавая некоторые успехи в подражании единственно верному, сиречь стеллийскому, образу жизни. За многие века своей истории стеллиандры испробовали разнообразнейшие формы государственного устройство, ко некоторым из которых возвращались по нескольку раз. Так, неоднократно Стелла жила в состоянии разобщенных городов, когда каждый из оных городов соперничал со всеми остальными; при сем в одних городах бытовало монархическое управление, тогда как в других в то же самое время правила аристократия или даже действовала республика, само изобретение которой так же приписывают стеллинадрам. Дважды за свою историю стеллиндры строили огромные империи, из которых первая разрушилась при жизни одного поколения, вторая же просуществовала более тысячелетия. Тем, думаю, Стелла являет Белому Свету урок, что не столь важна форма государственного устройства, сколь важно оного государства содержание.

*     *     *

Сулеймане - могущественный и многочисленный народ, обитающий в землях к югу от Красной горной страны, к востоку от Стеллы и к северу от Узамбара. О восточных границах Сулеймании существуют разные суждения, и иные утверждают, что сулеймане расселились на восток до самой Вамаясьской державы. Земли сулейман представляют собой частью омываемую морями пустыню, частью каменистые равнины, частью же плодородные долины рек. Ликом сулеймане смуглы, волосом же черны, очами же сверкать преискусны. Сулейманские мужчины слывут первыми красавцами во всем Белом Свете, особенно же среди женщин тех народов, в которых сулейман никогда не видели. По достойному доверия рассказу преславного Кириана Златоуста, на деле прекрасны сулейманские девы, красота которых имеет лишь один недостаток: в большинстве своём сулейманские девы либо красивые, либо совершеннолетние в том смысле, в котором совершеннолетие определяют лукоморские законы. Народ сулейман искусен равно в войне и в ремеслах, причём Белый Свет удивляют не только местные строители, ткачи, ювелиры и кузнецы, но и маги - так, обессмертил своё имя сулейманский маготкач Маариф ибн Садык, древнейшая же история Сулеймании и вовсе отмечена целыми магическими войнами, полыхавшими по достоверным сведениям не без участия упомянутого маготкача, причем сами сулейманские пустыни, как говорят, возникли именно в тех титанических магостолконовениях. Впрочем, Сулеймания славится более не пустынями своими, а городами, ведь города сулейман обширны и прекрасны, причём в избытке снабжены водой даже в самых пустынных и засушливых уголках державы. В тех городах во множестве живут прославившие Сулейманию купцы, ибо сей народ, кажется, ни в одном деле не находит столько удовольствия, сколько в торговом споре о цене товара, о его качестве, а порой также о качестве, личностных характеристиках и антропоморфных свойствах ближайших родственников производителя оного товара. При сем споре сулеймане имеют свойство изъясняться прегромко, руками же размахивать столь преобильно, что мудрецы из сулейманского Училища техники профессиональной магии имени Абдурахмана ибн Алима достоверно подсчитали: если энергию криков и жестов Шатт-аль-Шейхского базара обратить в тепло, то сего тепла при экономном использовании хватило бы Лукоморску для обогрева на целую зиму, а шантоньскому Мильпардону - на срок до пяти-шести зим. Ведь базар Шатт-аль-Шейха - крупнейший в Сулеймании базар славнейшего из сулейманских городов. Сей город служит резиденцией калифа, и можно утверждать, что именно это обстоятельство явилось главной причиной славы Шатт-аль-Шейха. Ведь при всех своих талантах сулеймане, кажется, начисто лишены жажды свободы или даже представлений о ценности оной. В таких обстоятельствах сей достойный народ спасает от ничтожества лишь благосклонность судьбы, посылающей Сулеймании просвещенных калифов, каждый из которых всячески стремится во всём подражать полулегендарному правителю Гарун аль-Маруну. Сейчас уже не имеет значения то, каким в действительности был сей калиф древности, ибо народное предание снабдило его всеми достоинствами, которыми только может обладать человек и правитель, как то - смелость, справедливость, верность традициям, умеренность в роскоши, забота о благосостоянии подданных и стремление преумножить оное. Каждый новый калиф пытается деятельно доказать, что является наследником всех этих добродетелей, и честолюбие калифов, таким образом, идёт на пользу сулейманам. Причём пользу эту не успевают разрушить даже периоды бездеятельности или прямого безумия калифов, коих не избежал даже ныне здравствующий сулейманский правитель Ахмет, столь отличившийся в борьбе с Гаурдаком.

*     *     *

Тарабарцы - народ, соседствующий со стеллиандрами на южной оконечности Забугорья и отделенный от Стеллы лишь узким заливом, гордо именуемым живущими по его берегам народами морем. Внешностью своей тарабарцы немало походят на стеллиандров, с коими отчасти и состоят в родстве. Впрочем, сами тарабарцы возводят свой род к славному народу древности, создателю величайшей из известных Белому Свету империй, который равно прославился как народ непобедимых воинов и непревзойдённых строителей. На деле же кроме потомков сего народа общность тарабарцев составилась от причудливого общежития древних стеллиандров, вондерландцев и даже отчасти сулейман, которое имело место на тарабарской земле после падения той достославной империи.

Некоторые утверждают, что и само наименование тарабарцев сей народ получил в древности от жителей империи за то, что "нес тарабарщину", сиречь изъяснялся на не принятом в империи наречии. Сие обстоятельство, впрочем, ничуть не мешает тарабарцам именно насмешливых имперцев считать своими предками, в котором обстоятельстве они уже почти убедили весь Белый Свет, а посему и мы примем на веру сию гипотезу. Тем более, что в архитектурных умениях нынешние тарабарцы сравнялись с жителями той древней империи, стяжав себе тем самым славу первейших и искуснейших зодчих во всём Белом Свете, которых почитают за честь пригласить к своему двору могущественнейшие монархи любой страны от Улада до Лукоморья. Более других тарабарцев прославились на сем поприще Джеронимо Куллиган и Никулаэ Нидвораи Первый, основатель прославленной династии.

Жившие в одну эпоху, сии мастера яростно соперничали между собой за честь первейшего гения Белого Света, порой даже поколачивая друг друга в соответствии с неистовым темпераментом тарабарским, однако более пытаясь превзойти один другого великолепием творений своих, ибо как первый был неисчерпаемым источником новых идей и смелых решений, так второй был непревзойдённым мастером воплощения в жизнь невыполнимых для любого другого проектов. Впрочем, оба мастера не скрывали, что в работе своей опираются на достижения древней Тарабарской империи, творчески осмысливая и совершенствуя оные.

Не отличаясь склонностью к изнурительному труду, тарабарцы меж тем тщательно сберегают и преумножают ту часть наследия своих славных предков, которая не канула в лету. Благодаря подобному благомыслию тарабарцы достигли величайших успехов в изящных ремеслах и славятся меж народов Белого Света как непревзойдённые художники, сказители, музыканты и повара. Сказывают даже, что именно тарабарцы изобрели столовые приборы, отучив народы Забугорья от первобытной привычки кушать руками. На деле же сие верно лишь отчасти, ибо на деле столовые приборы пришли к тарабарцам из Стеллы, и именно стеллиандры научил пользоваться вилкой самих тарабарцев, преодолевая в том немалое сопротивление последних. После же сего тарабарцы и сами обучили иных забугорцев застольному вежеству, в чем паче всех прославился вышедший из среды тарабарцев герцог Этикет. Вообще тарабарцы немало переняли у стеллиандров, частью подражая своим учителям, частью же стараясь превзойти их. Так, тарабарцы не только переняли у стеллиандров обычай строить термы, но и возвели пользование оными едва ли не в культ, превратив термы в центры общественной жизни, снабженные помимо собственно парных ещё и множеством бассейнов с водою разной температуры, комнатами отдыха, залами народных возлежаний и множеством иных помещений, не исключая и лечебных кабинетов. В эпоху разделенного государства тарабарцы было вовсе оставили сей достохвальный обычай, однако вскоре одумались и первыми из забугорских народов возвратились к чистоплотности. У стеллиандров же тарабарцы научились и искусству создания прекраснейших статуй: первоначально они лишь старательно копировали стеллийские оригиналы, ныне же стремятся превзойти мастерством стеллийских скульпторов. В искусстве виноделия тарабарцы превзошли уже учителей своих стеллиандров, и ныне справедливо почитаются виноделами лучшими во всём Белом Свете. По примеру стеллиандров, в древности предки тарабарцев испробовали и республиканское, и монархическое правление, а в эпоху разделенного государства различные части тарабарского народа могли одновременно пользоваться обоими сими формами, по временам то в одной, то в другой части страны заменяя монархию республикой и наоборот. Засим мню, что форма правления сама по себе не так уж важна для сего народа, ибо как в монархии он неизменно обнаруживает республиканские черты, так и республика тарабарская вскорости обнаруживает в себе немало от монархии. От своих полулегендарных предков тарабарцы, кажется, совершенно не усвоили склонности к ратному делу. Ибо как строители древней Тарабарской империи мечами своими были грозны до границ Белого Света, так сами тарабарцы испытывают полнейшее небрежение к военному делу, если только речь не идёт о защите их собственной Родины. За свои любимые виноградники тарабарцы могут сражаться с немалою отвагою и искусством, в остальных же случаях во главу угла ставят вондерландский принцип "Главное выиграть не войну, а мир", и ради следования сему принципу совершенно покидают чуждые им поля битвы в далёких странах, возвращаясь к возделыванию родных селений. В сем возделывании даже последний тарабарский простолюдин напоминает мага: ибо мало кому посчастливилось увидеть тарабарца, занятого изнурительным трудом, а при том хлебопашцы и ремесленники тарабарские справедливо почитаются в числе первых на Белом Свете. Засим соседи не без зависти подозревают в каждом тарабарском крестьянине способности к волхованию, которые способности, впрочем, оный крестьянин не развивает по причине природной склонности к наслаждению жизнью, которую завистливые соседи необоснованно именуют ленью. На такое беспочвенное обвинение тарабарцы резонно возражают, говоря, что подобный образ жизни предписан им их национальной философией, именуемой "Дольче фарньенте". Сию философию тарабарцы возводят едва ли ни в ранг государственного учения и всячески почитают, гордясь общностью оной с древним вамаясьским принципом "поспешай не торопясь". Тарабарцы свято соблюдают главные заповеди дольче фарньенте: "Да не осуетишься в трудах своих", "Не умножай работу свою, да не умножиши печали" и "Отдых твой в радость да будет". Популярна среди тарабарцев и лукоморская пословица "Делу время - потехе час", которую они толкуют в том смысле, что после того как некоторое время поработал неплохо бы и часок-другой отдохнуть.

*     *     *

Узамбарцы - обитатели жарких земель, простирающихся на многие сотни километров к югу и востоку от Сулеймании. Делятся на множество племен, различающиеся меж собой обычаями, степенью развития ремесел и даже внешностью. Общей для всех узамбарцев чертой является лишь крайняя смуглость кожи и некоторое высокомерие по отношению к тем, чья кожа обладает более бледными оттенками.

Случайному пришельцу на южный материк, в честь своих обителей называемый Узамбаром, местные жители могут показаться до крайности наивными и простодушными, каковое заблуждение может иметь для невнимательного путешественника роковые последствия. Впрочем, узамбарцы отнюдь не лишены представлений о чести и добродетели, хотя представления эти и могут отличаться от принятых в Забугорье и Лукоморье.

Величайшим узамбарским государством, возвышающимся, подобно скале над лугом, над окружающими его племенными союзами, является Соира, раскинувшаяся на пространстве северо-восточного Узамбара. На востоке и северо-востоке пляжи Соиры омываются водами морей и самого океана, южные соирские границы проходят по саваннам, с запада страна ограничена бескрайними песками Перечной пустыни и четких границ не имеет за отсутствием необходимости в оных ввиду крайней безлюдности тех мест, к северу же от сей державы лежит ныне неплодородная, но свободная от песков пустыни земля, которая до Битвы Десяти Проклятых именовалась Цветущей Сулейманией.

Столицей Соиры является обширный приморский город Альгена, через который страна сообщается с Белым Светом, принимая из всех стран гостей, прибывших по торговым делам и делам обучения. Ибо торговцы узамбарские ничем не уступают сулейманским или забугорским коллегам своим, обеспечивая Соиру самыми разнообразными товарами. Притом же Альгена стяжала себе славу всесветного центра големостроения, которым занимаются маги в прославленном училище альгенском. Големов узамбарцы используют как на тяжелых, но не требующих внимательности работах наравне со слонами, так и в качестве бдительных и неподкупных сторожей, а также выставляя в поединках, созерцая оны сражения с наслаждением. Сия грубая забава, требующая при том незаурядного искусства от големостроителей, приобретает популярность в приморских городах всего Белого Света, проникая вместе с узамбарскими купцами и находя зрителей среди во множестве встречающихся в портовых кварталах матросов и прочих простолюдинов.

Однако было бы преувеличением утверждать, что эта страна славится единственно големами. Утверждают, например, что именно Соира является древнейшей из ныне здравствующих монархий Белого Света. Ведь если сулейманские калифы возводят свой род к Гарун аль-Маруну, то соирские негусы - к самому Премудрому Сулейману, от чего и почитают сулейманских коллег своих безродными выскочками.

В древности, до возникновения Сулейманского калифата, часть сулейманских земель и сами земли Цветущей Сулеймании принадлежали Соирской империи, ныне растерявшей изрядную долю великолепия своего, хотя правитель её и сохранил пышный титул негуса.

 Три столетия тому назад Сулейманский калифат на некоторое время даже установил контроль над ослабевшей Соирой и разместил в Альгене свой гарнизон. Однако Соира не только вскоре устранило сулейманское иго (память чего празднуется в стране по сей день как один из главнейших национальных праздников), но и веком позже в союзе со многими окрестными узамбарскими племенами покорила земли Сулеймании и установила контроль над самим Шатт-аль-Шейхом.

Впрочем сулеймане, как и узамбарцы за 111 лет до того, освободились от иноземного владычества, после чего по сей день оба великих народа живут в добрососедских отношениях, которые, однако, подмочены изрядной долей взаимного недоверия.

*     *     *

Улады - обитатели Серебряных островов, лежащих за западным краем Забугорья, делящие те острова с народами Гвента и Эйтна. Улады мало отличны от сих двух народов, хотя в глубокой древности, как говорят, имели совершенно различных с гвентянами и эйтнами предков, от чего и проистекала давняя вражда их и соперничество за власть над Серебряными островами.

Призванные на эти острова владыками сиххё в качестве наёмников, они обосновались в центральной их части, где и создали своё королевство со столицей в Теймре. Главнейшим портовым городом Уладского королевства является Бриггст, которому народные легенды приписывают честь быть построенным чуть ли не на руинах забытой столице сиххё или в непосредственной близости от оной.

После же внезапного, но от того не менее долгожданного Вечного мира между четырьмя народами Аэриу улады прославились более соседей своих благодаря тому, что первыми поселили на своих землях древнее племя сиххё, обитавшее на тех островах ещё до прихода людей, а после долгие века прозябавшее в Сумеречном мире. Более того, правящий дом Улада породнился с правящим домом сиххё, сделав подобные браки на Серебряных островах как бы чертой особо аристократической, от чего не замедлили воспоследовать результаты превосходнейшие. Ибо сиххё благородством и знаниями смягчают природные грубость и невежество уладские, притом отнюдь не умаляя в людях отваги и честности.

Такое соединение лучших качеств двух рас, думаю, способно со временем сделать сей отсталый край одним из удивительнейших мест во всём Белом Свете. И хотя гегемония гвентян на Серебряных островах ввиду многочисленности оных представляется неизбежной, я всё же надеюсь, что в будущем три королевства Аэриу объединятся под скипетром потомков Морхольта Миротворца, ибо по причине бездетности нынешнего уладского короля Мугена именно они по местным законам имеют первейшее право на трон. От сей-то династии, которая соединит в себе отвагу уладов с благородством сиххё, я жду пример правления преславного и преудивительного просвещением и справедливостью.

*     *     *

Улюмцы - один из двух больших народов Бусурманской равнины, проживающий к востоку от караканцев, к северу же от шахарйцев, и образующий с ними с присовокуплением незначительного государства Уч-Арам союз степных народов, известный как Песчаный блок.

Про предков улюмцев повествуют ещё древние вамаясьские летописи, в которых попеременно сообщается то о покорности улюмцев вамаясьскому монарху, то о набегах оных на Западную Восвояси в эпохи упадка и разделения вамаяського государства. В "Сказаниях Западных Восвояси" упоминается и о том, что в древности улюмцы некоторое время были данниками народа а-сахха, но вскоре отложились от них в годы разрушения обширной державы оного таинственного народа. В результате последовавшего затем у улюмцев кратковременного, но ожесточённого междоусобия верховную власть над всем племенем сосредоточил в своих руках один правитель, принявший титул кагана, каковая власть сохранилась в Улюмском каганате и поныне.

 Родом занятий улюмцы едва ли значительно отличаются от карканцев, представляя собой переходную стадию от народа-кочевника к народу, ведущему оседлый образ жизни. В ремеслах улюмцы также едва ли превосходят караканцев, от чего вынуждены завозить большую часть товаров из Вамаяси, поставляя в уплату за оные продукты скотоводства, а также отменных лошадей, в разведении которых улюмцы преискусны. Внешностью улюмцы одновременно походят на вамаясьцев и караканцев, отчего некоторые считают улюмцев не отдельным народом, а как бы пограничным смешением вамаясьских и караканских семейств, что не верно.

*     *     *

Уч-Арамцы - один из двух малых народов Бусурманской равнины, проживающий между землями караканцев и сулейман и поименованный по названию малоприметной столицы своей. Примечателен Уч-Арамский калифат разве что непомерными амбициями своих монархов, которые возводят свой род к самому Гарун аль-Маруну и на этом основании претендуют на власть над всеми сулейманскими землями, которые претензии и отразили в названии государства своего. Впрочем, претензии эти настолько смехотворны, что сулейманские калифы не обращают на них внимания и даже не снаряжают военных экспедиций для ликвидации Уч-Арамской государственности. Впрочем, после заключения Уч-Арамским калифатом союза с каранцами, улюмцами и шахрайцами такая экспедиция требовала бы немалых расходов и приготовлений, от которых даже самые горячие и честолюбивые сулейманские монархи благоразумно воздерживаются, поскольку успех оной не принесет плодов, даже близко соизмеримых с усилиями по их добыче.

В ремеслах и торговле Уч-Арам несколько успешнее могущественных северных союзников своих.

Внешностью своей уч-арамцы близки к сулейманцам, но всё ещё полуоседлым образом жизни едва отличаются от караканских степняков. Виною тому я полагаю отчасти удаленность сего государства от важнейших торговых путей, отчасти же то, что в Уч-Арамском калифате, как и у обоих больших народов Песчаного блока, власть монарха носит деспотический характер и нимало не внимает нуждам подданных, будучи более озабоченной вооружением стражи и роскошью дворцов. Избежание сей ошибки ещё в древности отличило калифов сулейманских от уч-арамских и поставило первых на вершину славы.

*     *     *

Хорохорцы - малолукоморцы тож, родственный лукоморцам народ, живущий в плодородных степях к югу от Лукоморья. Внешностью хорохорцы чрезвычайно походят на лукоморцев, при этом в силу зажиточности своей более дородны по сравнению с лукоморцами; упитанность же придаёт хорохорскому лицу выражение крайнего добродушия, за которым весьма успешно скрывается неистовость хорохорского нрава. Лукоморские женщины единственные, мню, во всём Белом Свете способны затмить лукоморских сестер своих, ибо славятся красотой необычайной, особенно же в юном возрасте. С годами же жительницы Хорохорья не утрачивают своей миловидности, однако красота их приобретает черты как бы несколько демонические, что приводит в трепет всех мужчин, кроме хорохорцев - ведь сказания народа сего изобилуют описаниями торжества хорохорца над всяческими демоническими сущностями. Себя самих хорохорцы называют исключительно хорохорцами, имени же малолукоморцев стыдятся, считая оное постыдным прозвищем. На деле же как раз наименование хорохорцев было дано сему народу в давние годы злоязыкими валенцами как прозвище в насмешку над одной из ярчайших черт малолукоморского характера, а имя малолукоморцев, напротив, было придумано стеллиандрами в эпоху расширения Лукоморской державы, ибо те стеллиандры именовали Хорохорье "Микролукоморея", еже знаменуется "Лукоморье исконное". Владения малолукоморцев на юг простираются до морского побережья и Стеллы, на восток до земель сабрумайских, на западе же выходят в Забугорье, от чего и забугорцы, и сами хорохорцы причисляют себя более к народам стран закатных, а не восточных. Меж тем своего родства с лукоморцами хорохорцы отнюдь не отрицают, признают они и то, что в недалёком прошлом предками своими лукоморцы и хорохорцы имели один народ, которым народом и сам Лукоморск был построен. При этом хорохорцы справедливо, хотя порой и чрезмерно, подчеркивают то обстоятельство, что ещё до возвышения Лукоморска первые города сего народа процветали именно в землях хорохорских. То время пришлось на эпоху расцвета некогда единой и могущественной Стеллийской империи, которую предки хорохорцев издревле в изобилии снабжали хлебом, сами же получали за него изящные изделия стеллийских ремесленников. После же, в эпоху упадка Стеллы, лукоморцы с немалым рвением и искусством занялись созданием обширнейшей державы на Белом Свете, а хорохорцы с тем же мастерством и усердием стали обустраивать собственные селения и пролегающие меж ними степи. В сем усердии достигли они немалого успеха, и почти каждая усадьба хорохорская славится зажиточностью и всяческим удобством для своих обитателей, хотя и до сего дня труды по обустройству обширнейших земель хорохорских продолжаются и далеки от завершения. Среди хорохорцев встречаются искусные воины, бесстрашные в боях за свободу Отечества своего. Впрочем, как ни востра хорохорская сабля, но ещё острее язык хорохорца. Рассказывают, что в древности хорохорские воины ради забавы составили письмо тамамскому правителю, который по прочтении оного письма не уразумел зубоскальства хорохорского и вызвал ежа на причудливый поединок, который злоязыкие хорохорцы рекомендовали ему как истинную проверку рыцарственности. Отнюдь не одолев ежа, тот злосчастный монарх получил повреждения некоторых частей тела и вынужден был ввести при своём дворе обычай возлежания за трапезой и официальными приёмами, рыцарей же весьма невзлюбил. Ещё большую опасность представляют для врага хорохорские застольные песни, а точнее громогласная манера исполнения оных. Ведь народы, не знакомые близко с хорохорцами, не всегда готовы поверить, что подобные звуки способны издавать люди, а не враждебные человеку стихии. Сохранилось предание о том, что хорохорцы смогли некогда обратить в бегство до десяти тысяч валенских всадников, бесшумно подкравшись к валенскому лагерю в ночной тиши и без предупреждения исполнив "Нэсэ Галя воду" в самой громогласной манере. Памятники отчаянным воинам древности в изобилии украшают улицы хорохорской столицы, города древнего и прекрасного, но сами хорохорцы более гордятся славой хлеборобов и ремесленников. В обоих сих занятиях они достигли немалого мастерства, так что и хлеб, и предметы быта продают они по всему Лукоморью и у окрестных народов. Столько же искусны они и в животноводстве, наипаче же в разведении свиней, которых, однако, окрестным народам отнюдь не продают, а производят в огромных объёмах для собственного потребления, издревле находя неизъяснимое удовольствие в поедании откормленного поросёнка. Из всех продуктов свиноводства хорохорцы наибольшее почтение оказывают салу, которое маги Забугорья считают не имеющим противоядия смертоносным ядом - впрочем, вид хорохорца, пышущего здоровьем и чрезвычайным довольством после вкушения сала, нагляднее иных доводов опровергает сию нелепую магическую гипотезу. Тем более забавно то, что наветы на сало звучат из уст магов Шантони, кои сами не раз были уличены в поедании земноводных. Однако, различаясь в кулинарных пристрастиях, хорохорцы явно близки шантоньцам своим отношением к власти. Ведь за многие века своей истории хорохорцы не обнаружили явной склонности ни к монархической традиции, ни к республиканским установлениям, ибо в похвальном свободолюбии своём они привыкли стремиться к недостижимому совершенству, и в стремлении сем нередко экспериментируют и порой переходят границы разумного. Впрочем, ныне малолукоморцы, сохраняя полную свободу в управлении собственными землями, признают верховенство скипетра Лукоморского монарха, почитая его государем хотя и несовершенным, но лучшим среди окрестных. И хотя такие настроения порой кажутся крамольными, но подобными разговорами хорохорцы в сущности оказывают немалую услугу лукоморцам. Ведь своей многочисленностью, наипаче же своими хлебородными угодьями хорохорцы вынуждают лукоморских государей на деле подтверждать звание "лучшего среди окрестных", причём стремление это прививается каждому царевичу с юности, благодаря чему на престоле славного Лукоморска вот уже много поколений восседают лишь достойнейшие монархи.  

*     *     *

Шантоньцы - один из славнейших народов Забугорья и всего Белого Света. Народ сей - сам себя почитающий центром магии, искусства и просвещения всего Забугорья - обитает на закатной оконечности материковой части Забугорья, к северо-западу от тарабарских земель и к западу от многочисленных вондерландских племен.

Слава эта весьма удивительна, поскольку меж своих соседей шантоньцы стяжали репутация народа ленивого, распущенного, склонного к сибаритству и всяческому разврату, чревоугодников и бунтарей. Однако народ, обладающий лишь сими постыдными качествами, давно бы скатился в ничтожество, тогда как величие Шантони неоспоримо уже много веков. Думаю, столь нелестная репутация, даже имея под собой некоторое основание, является более плодом зависти соседей, чем объективного наблюдения оных. Так, молодая чета наследной принцессы Изабеллы и её благородного супруга Люсьена являет собой разительный контраст с сей порочной репутацией.

 Говорят, впрочем, что образ жизней будущих государей Шантони сеет подозрения в том, что истинным отцом Изабеллы является некий вондерландский герцог, а Люсьен будто бы доподлинно является одним из многочисленных сыновей лесогорского царя, потерянным во время детских игр за многолюдностью. Иные же приписывают Люсьену валенское происхождение, а дочерью лесогорского монарха считают как раз Её Высочество Изабеллу, поскольку распространенное в Шантони представление о её внешности неотличимо от того словесного портрета Её Высочества Серафимы Лесогорской, который был записан некогда шантоньскими купцами со слов обывателей лесогорского Синь-города. Ведь в торговле шантоньцы не уступают иным народам Забугорья, купцы которых забираются в самые далёкие края. Далее купцов забираются лишь исследователи из шантоньской школы магии, известной по всему Белому Свету под именем ВыШиМыШи. В оной школе почитает за честь получить образование любой юный волхв, будь он узамбарцем или отрягом.

Кроме магии шантоньцы питают страсть к изысканным удовольствиям, которые удовольствия, впрочем, на оную страсть взаимностью не отвечают, предпочитая пылким, но грубоватым шантоньцам тарабарцев, стеллинадров и сулейман. При сем не могу не отметить, что шантоньцы порой проявляют немалые таланты в составлении благовоний, составление которых действительно можно отнести к числу шантоньских достижений. Некоторые злоязыкие маги земли сабрумайской причину оных талантов полагают в том, что от древних времен шантоньцам свойственно всяческое презрение к чистоплотности, сокрытию чего и призваны помочь благовония. В военном деле шантоньцы не выделяются среди иных народов, однако им удаётся защищать независимость своего отечества от посягательств завоевателей.

В общественном устройстве своём шантоньцы обнаруживают явную склонность и к монархии, и к республике - а точнее, не обнаруживают постоянной симпатии ни к одной из сих форм правления, ибо часто меняют одну на другую в зависимости от успехов торговли, изменения климата, видов на урожай, наипаче же по причине быстротекущей моды, в установлении которой шантоньцы поистине не имеют себе равных.

*     *     *

Шахраи - один из двух малых народов Бусурманской равнины, самый богатый и развитый из числа входящих в Песчаный блок. Издревле живущие оседло, шахраи строят небольшие, но укрепленные и удобные для жизни города, которые служат средоточием их искусств и ремесел. Предки шахраев отражали в оных городах атаки ещё недавно совершенно диких и враждебных им улюмцев и караканцев. Позже, впрочем, все народы Бусурманской равнины признали необходимость в добрососедских отношениях между собой, и Шахрайский эмират, пусть и последним, но всё же присоединился к Песчаному блоку, так что и штаб-квартира сего союза ныне располагается в шахрайской столице, служа украшением посольского квартала. Ведь шахраи, много превосходя союзников своих уровнем развития, имеют потребность в военной силе оных для защиты своего благосостояния; равно и дикие союзники шахраев, получая токмо из эмирата многое потребное к жизни своей, жаждут беспошлинной торговли с ним и готовы обеспечивать безопасность путей, по которым к ним поступают превосходные шахрайские товары. Ведь шахрайских ремесленников восточные народы несколько льстиво сравнивают с вондерландцами, крестьян же - с тарабарцами и хорохорцами.

Не чуждаются шахраи и сабрумайской учености, в целом из всех народов Белого Света именно к сабрумайцам испытывая наибольшее расположение; некоторые утверждают, что именно настоятельное требование Шахрайского эмирата удерживает караканцев от опустошительных набегов на разделенные ныне междоусобием сабрумайские земли.

Более того шахрайские инженеры, получившие знания в устроенных под руководством сабрумайских науковедов городских училищах, не только города свои снабжают всяческими удобствами, но и для сельских угодий строят на сулейманский манер систему орошения, незаменимую во время иссушающего летнего зноя. Да и само наименование Шахрайского эмирата указывает на то, что некогда это государство представляло собой восточную оконечность сферы влияния Сулеймании или даже было самой отдаленной провинцией оной.

Впрочем, "Сказания Западных Восвояси", в которых шахраи выступают под именем "а-саххра" или "высоких а-сахха", содержат более любопытные сведения по истории народа сего. Так, восвоясьские историки пишут, что семейства  а-саххра отделились от а-сахха в эпоху падения нравов последних, за которым и последовало падение самой империи а-сахха. < В течение столетия а-саххра группами и поодиночке переселялись из гибнущей империи на территорию могущественной тогда Вамаяси в качестве своего рода федератов, обустраивая отдаленные от центра вамаяськие города и селения. Притом а-саххра делали это со всяческим усердием, не считая приютившие их вамаяськие провинции совершенно чуждой землей - ведь сии земли некогда принадлежали империи а-сахха в период наивысшего могущества оной. Частью народ а-саххра растворился в вамаяських племенах, частью же сохранил свою самобытность, культуру, память о великих предках и о роковой ошибке оных.

Усердием в честных трудах на благо Вамаяси а-саххра заслужили сперва доверие, а затем и благоволение вамаясьских монархов. Впрочем, когда в сердце Бусурманской равнины в результате степняцких междоусобий образовались пустующие, но притом пригодные для жизни земли, то часть а-саххра поспешила заселить их с целью основания собственного государства (другая же часть а-саххра осталась в Вамаяси, помогая собратьям своим деньгами и всем потребным для обустройства на новом месте). Так и возникло Шахрайское государство, монарх которого позже получил от Сулейманского калифа титул эмира - то ли в знак признания суверенной шахрайской государственности, то ли в знак установления протектората над оной.

Титул сей был дарован государю Шахрезаду I Возобновителю, которого сами шахраи до того именовали шахом. Он и был тем вождем, что вывел свой народ из Вамаяси и основал новое государство в сердце степи. Его потомки по сей день носят в эмирате почётный титул шахов, хотя реальной власти и не имеют, передав оную избираемым эмирам. Нынешний шах Шахрезад XIII почитается одним из богатейших людей в государстве, ибо предки его, будучи устранены от власти, направили своё состояние на коммерческие предприятия. Замечу отдельно, что Шахрезад XIII по прозванию 'Ничего Личного' не только интригует внутри своего государства, играя на противоречиях республиканских учреждений эмирата и добиваясь всяческих привилегий для купеческого сословия, но и за пределами государства простирает влияние своё. Так, он строил козни против лукоморских коммерсантов и подстрекал недалёких союзников по Песчаному Блоку закрыть свои границы для всех иностранных купцов, дабы и далее лишь шахраи снабжали Лукоморье и сопредельные с оным страны товарами Вамаяси, Бхайпура и иных отдаленных восточных земель. Справедливости ради надо признать, что в быту этот шах чужд роскоши и двуличия, кроме того, никогда не был замечен в подстрекании воинственных степняков к открытой войне. Именно в сохранении древней торговой монополии своего народа Шахрезад Ничего Личного видит цель собственного служения Отечеству, и благодаря тому прославлен между сородичами, которые почитают его негласным арбитром в спорах народных представителей и эмиров, которым некогда предки Шахрезада XIII передали свою власть.

Ныне же, по примеру древнейшего правления Тарабарской империи, шахраи одновременно имеют двух эмиров, сменяющихся ежегодно и обязанных получать одобрения своих решений в Совете Мудрых, Совете Сильных и Совете Простолюдинов. Эти же три Совета и избирают на всякий год двух новых эмиров - одного в день летнего, второго же в день зимнего солнцестояния - причём по обычаям шахрайским ни возраст, ни даже пол не может стать препятствием для занятия сей высшей должности, единственно же доблесть и способности открывают достойному путь к занятию оной на очередной год. От того и женщины шахрайских, выдвинувшихся на поприще хозяйствования, получают оную должность, наипаче же из шахрайских дипломатов таковых немало. Ибо шахрайки не токмо миловидны и велеречивы, но и в важнейших дипломатических миссиях небезуспешно пользуются очарованием своего пола.

Внешностью шахраи, как мне кажется, более всех остальных степных народов походят на сабрумайцев - из чего мы можем сделать вывод как о родственности двух сих народов, так и о возможном облике древних предков ныне звероподобных асхатов - впрочем, с изрядным присовокуплением в шахраях к сабрумайским чертам черт восточных, с неизбежностью привнесенных в период жизни на территории Вамаясьской державы.

Архитектура шахраев отлична от архитектуры всех иных восточных стран, и имеет кроме явно сабрумайских черт ещё и лукоморско-лесогорские мотивы. Мотивы эти, впрочем, нельзя назвать явными. Скорее, шахрайцы используют в своих постройках элементы лукоморского архитектурного декора, хотя и строят, в отличие от лукоморцев, из камня, а не из редкой в степи древесины. В камне воплощают шахраи и милые их сердцу особенности сабрумайской архитектуры, хотя сабрумайские оригиналы в большинстве своём деревянные. Иные усматривают в шахрайской архитектуре и некоторое подобие забугорским строениям, однако я почитаю это сходство поверхностным: вероятно, такую иллюзию производят попытки шахрайских зодчих соединить приземистый восточный купол с высокой сабрумайской кровлей, а черты пагод с чертами лесогорских крепостных башен. Вообще эклектика повсеместно прослеживается в шахрайской архитектуре, так что даже отделанный по сабрумайской моде дворец может скрываться за совершенно сулейманским фасадом, а утопающий в зелени дворик не удивительно здесь найти в окружении флигелей простецкого вида мазанки. Шахраи, считая себе перекрестком культур и местом встречи народов, точно стремятся хотя бы в малой степени привнести в свою архитектуру черты каждого из них. Впрочем, нельзя сказать, что такое смешение рождает в шахарйских городах какое бы то ни было уродство - побывавшие там путешественники говорят более о ярком разнообразии стилей, чем о них несочетаемости.

*     *     *

Эйтны - обитатели северной части Серебряных островов, лежащих за западным краем Забугорья, делящие те острова с народами Гвента и Улада.

Будучи удален от Гвента морем, Эйтн граничит с Уладом, притом имеет с ним границу не только морскую, но и сухопутную, проведенную ради удобства двух народов по рекам и болотам. На территории Эйтна, как говорят, располагалась легендарная Поляна Совета, сыгравшая роковую судьбу в истории народа сиххё. Однако именно на землю Эйтна было суждено ступить сиххё после спасения остатков сей расы из Сумеречного мира. В сем же королевстве был заключен Вечный мир между четырьмя народами Аэриу. Таким образом, земля королевства сего, наименее значительного из всех трех королевств Серебряных островов, оставила в истории оных островов след ярчайший. Кроме того, существует гипотеза, что не на месте нынешнего уладского Бриггста, а именно на территории Эйтна располагалась грандиозная и прекрасная столица сиххё, которая была разрушена и забыта ещё до их падения в Сумеречный мир.

---

Комментарии: 299, последний от 18/10/2020. © Copyright Дмитрий Размещен: 22/09/2012, изменен: 01/10/2020. 157k. Статистика. Рассказ: Фэнтези, Естествознание, Юмор

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"