Аннотация: Иногда брак - это повод, чтобы узнать друг друга получше :)
Был ясный лукоморский полдень
Был ясный лукоморский полдень. Лучи еще теплого, но уже сентябрьского солнышка дробились в цветных стеклах царской библиотеки, придавая солидному залу неподобающе легкомысленный вид. Младший сын лукоморского царя Иванушка устроился за столом у окна, забравшись с ногами на стул, и раскрыл еще ни разу - о радость! - не читанную книгу: "Подвиги рыцаря Роланда", свадебный подарок короля Мюхенвальдского Шарлеманя, бывшего принца Лотранского Кевина Франка (как сложно-то!). Юная супруга Иванушки, царевна Лесогорская Серафима, устроилась у другого, открытого, окна с еще не съеденным блюдом бананов в шоколаде, наблюдая за перебранкой стражников во дворе и одобрительно кивая при особенно заковыристых оборотах.
Настроение Иванушки было бы абсолютно радужным, если бы не одно, но досадное облачко сомнений на небосводе его блаженства (как выразились бы в Сулеймании).
С одной стороны - жизнь, еще недавно казавшаяся беспросветно черной, неожиданно заиграла всеми красками. Во-первых, нашелся Волк (хоть и не так, как предполагалось), и Иван с ним помирился. Во-вторых же, на третий - или пятый? - день свадебных торжеств начали прибывать подарки и поздравления: от упомянутого уже Шарлеманя, и от принца Орландо, и от Виктора Первого - правителя Города Мастеров Волкограда, и от царя Ясона, и от Трисея, и от сестер Горгон, и от стеллийских богинь карточных игр, и даже из никому в Лукоморье доселе не ведомой страны джиннов. При этом в поздравлениях были такие славословия великому, непобедимому, мудрому, отважному и так далее царевичу Ивану и его другу Сергию, такие восторженные описания их деяний, что Иванушкины щеки переливались всеми пятьюдесятью оттенками красного. Царь Симеон только ахал, царица утирала слезы краешком новой горностаевой мантии, шепча: "Я всегда знала, что Ванечка - самый лучший," - а старшие братья вытаращили глаза. Когда же Иван объявил, что загадочный Сергий, великий воин, мудрый советчик и верный друг, есть не кто иной как его молодая жена Серафима, всеобщему изумлению не было предела. Царь Лесогорья нахмурил брови и откашлялся, но Иванушка поспешно добавил, что такой дочерью надо гордиться, и свежеиспеченный тесть не менее поспешно ответил, что именно это он и собирался сказать.
Но апоф... апо... (ну как же его - апостроф? апокриф? Нет, не то. Вот же набрался от Сергия... который совсем не Сергий...) в общем, вершиной всего стала речь Елены Прекрасной, которой от нее никак не ожидал ни Иван, ни, тем более, Серафима. Стеллийка заявила, что ей странно видеть недоверие на лицах гостей при описании славных деяний юного Иона; и что, конечно, с ее возлюбленным супругом, молодым царем Василием, никто не сравнится, но его младший брат - весьма и весьма достойный юноша; и что в качестве свадебного подарка она, Елена, хотела бы поведать о том, чему сама была свидетельницей: как, рискуя жизнью, защищал он ее, незнакомую женщину, от злобных убийц; как вывел из рабства целый народ; как помог джинну обрести любовь; как даже страшные химеры при виде его превращались в игривых козлят, а свирепые Горгоны после знакомства с благородным витязем поклялись никогда более не вредить людям... В общем, к концу ее повествования королевич Елисей серьезно задумался, не попросить ли автограф у великого героя, а старшие братья косились на младшего с недоверием, словно недоумевая, не подменили ли того Ванюшу-книгочея, которого они знали, во время его дальних странствий.
И всё бы было замечательно, если бы не одна закавыка - та самая, которая "с другой стороны". Иван никак не мог привыкнуть к тому, что вот эта сидящая у окна девушка - пусть не прекрасная, но очень даже симпатичная, - во-первых, его лучший друг Волк, а во-вторых (или всё-таки это во-первых?) - его жена. Настоящая. Уже целую неделю. И самое главное - ему было ужасно стыдно, что за столько времени он так ни о чем и не догадался. Как же он выглядел в глазах Сергия-Серафимы? Дурак дураком! А как выглядит сейчас?! Страшно подумать. Лучше всего было бы попытаться откровенно поговорить... но как раз этого-то Иванушка и боялся.
Правда, с... еще какой-то там стороны, ради того, кого презирают, не спускаются в подземное царство и не спорят там с богами... Значит... но... и все-таки... а если...
Вот и сидел Иванушка, глядя невидящими глазами в долгожданную книгу (единственный экземпляр, изготовленный по личному монаршему заказу: инкрустированный рубинами переплет, золотые застежки и сто восемнадцать гравюр великого мастера Густава Додиеза!), и впервые в жизни не мог сосредоточиться на чтении.
И когда он окончательно решился задать законной супруге (с ума сойти!) прямой вопрос и уже открыл рот, чтобы произнести: "Послушай, Серафима, я всё хочу спросить..." - Серафима поставила блюдо на подоконник, отвернулась от окна и сказала:
- Между прочим, Ваньша, я всё хочу спросить... что ты так смотришь? Всё в порядке? Да, так насчет того колдуна, помнишь, с аллергией на кошек... Вань, да что с тобой?!
- Д-да нет, ничего, - промямлил выбитый из колеи и из решимости Иванушка. Но Серафима смотрела настороженно, и он ухватился за самое невинное объяснение своего - надо понимать - ошалелого вида: - Просто... просто ты так легко произнесла "аллергия" и ни с чем его не спутала, - и он позволил себе осторожно улыбнуться.
Серафима вздохнула с облегчением.
- Ах, это... Ладно, давай разберемся тогда со всем и сразу. Я ведь никак не решусь сказать: ты уж извини за этот розыгрыш, оно нечаянно получилось. Сначала как-то само собой - не говорить же было тогда в лесу, что я, мол, царевна Лесогорская! Потом было не до того, потом неловко, потом совсем уж глупо... и всё не получалось.
- Так ты не... не считаешь, что я... ну, это...
- Лопух и простофиля? Нет, не считаю. Я же очень старалась, чтобы ты ничего не заметил! Да и никто не замечал, только Ленка, кажется, что-то заподозрила: наверное, мужчины на нее иначе смотрят. Ну да я не о ней... Короче: мы уже разобрались, что я не малограмотный бродяга, так? И я прекрасно знаю разницу между аллергией, аллегорией, аллигатором и аллегро. Просто дело в том, что мой любимый родитель не оставлял надежды меня перевоспитать... После того, как я вечно удирала с братьями в их военно-охотничьи экспедиции, а когда он мне это строго запретил, после моего тринадцатилетия, попросту сбежала из дому. По-настоящему сбежала, между прочим, и это отдельная история, длинная и не слишком интересная. Именно тогда у меня и появились, как ты это называешь, "криминальные замашки" - не скажу, что я ими горжусь, но, увы, умение стянуть крендель с лотка тоже иногда пригождается. Да, так вот. Когда я, наконец, вернулась - то есть меня вернули - в лоно семьи, отец клятвенно пообещал, что разрешит мне и дальше "играть в мальчишку", как он сказал; но нанял для меня кучу учителей самых невероятных наук, чтобы отвлечь меня от не положенных девице мыслей. Не то чтобы девице так уж было положено разбираться в экономике... но всё лучше, как он думал, чем мечом махать. А среди прочих был у меня и учитель риторики и философии из Стеллы... как же его звали? На имена у меня действительно памяти нет, а между собой мы его всегда величали Кукарекусом. В общем, он, по его словам, был учеником Демофона, Демонстрата, Демократа, Демонологуса и Демагогуса...
- Сер...рафима, извини, ты не путаешь? - осторожно вставил Иванушка. - Демагог - это же...
- Не путаю, - усмехнулась Серафима. - Демагогус был стеллийским оратором и славился тем, что мог говорить часами, и слушателям казалось, что речь его логична и содержательна, а когда после они начинали обдумывать сказанное, обнаруживалось, что ничего толком сказано не было, кроме банальностей и пустых фраз. Поэтому его имя стало нарицательным. В общем, наш Кукарекус считал себя очень важной птицей и, чтобы эту важность подчеркнуть, изъяснялся всегда ужасно заковыристо, вставляя длинные иностранные слова где только можно, и где нельзя - тоже. С тех пор они вызывают у меня, - опять лукавая усмешка, - неадекватную реакцию и приступы немотивированной агрессии. Но при этом постоянно лезут на язык. Одно спасение - перековеркать их, чтобы не было саму себя слушать противно. Ва-ань, ну не смотри ты на меня так! Возьми вот бананчик... пока еще есть что брать. Ну, отложи книжку, если боишься испачкать, всё равно ты ее не читаешь. Кстати, ты читал поэму в нашу честь, что Гарри прислал? И как в таком дрянном человечишке помещается такой талантище - просто невероятно. Но ты хотел что-то спросить, а я тебя перебила. Так в чем вопрос, Вань?
Ивановы уши запылали. Легко сказать - в чем...
- Ну... выдавил он, сосредоточенно разглядывая паркетный узор, - понимаешь... когда мы встретились... даже и не в том дело, что я не понял ничего, но я тогда был... как бы сказать... а ты всё-таки... несмотря на... - Иванушка вздохнул и беспомощно умолк.
Серафима долго молча смотрела на него, потом в свою очередь вздохнула:
- Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Ну да, поначалу я подумала: вот же маменькин сынок, собрался на подвиги - и только что не диван с коврами с собой тащит. Не перебивай, Вань, это же я только поначалу подумала! Ну, думаю, поучу его немножко. Царский сын от пары украденных рубашек не обеднеет, а урок авось на пользу пойдет. От настоящего-то разбойника так легко бы не отделался. А если заплачет и побежит обратно к маменьке, то и еще лучше - целее будет. Но потом смотрю - не заплакал... ну, то есть, не по этому поводу... ножками не топает, царской стражей не грозит. Может, и выйдет витязь, как опыта наберется и начнет мыслить здраво. Тогда я решила тебе немножко помочь, а заодно поучить уму-разуму. Но. Когда ты набросился на разбойников... с книжкой... тут-то до меня и дошло, что, будь на твоем месте человек здравомыслящий, практичный и рациональный (видишь, какие я слова знаю!) - остался бы лукоморский царь без младшей дочери. Ну кто бы бросился защищать незнакомого бродягу, к тому же только что его ограбившего? К тому же не имея ни боевого опыта, ни даже меча в руке. Так что жива я до сих пор только благодаря твоему беспросветному идеализму. Тогда-то и решила, что пойду с тобой и сделаю всё, что смогу, и даже больше, чтобы ты, в процессе набирания опыта и здравомыслия, этот свой идеализм не растерял... Гм... вот. Какой-то у нас сегодня день признаний... Возьми бананчик, Ваньша. А то сама всё съем, тебе не останется!
- Ешь, я еще сделаю, - с рассеянной улыбкой пробормотал Иванушка.
- Так это ты делал? То-то я смотрю, они такие вкусные! Знаешь, у тебя получается лучше, чем у царского повара, честно-честно. Что ты туда добавляешь?
- Правда? - Иванова улыбка стала шире. - Ну... Это секретный ингредиент, у повара такого нет.
Серафима хмыкнула и облизала пальцы.
- Вот растолстею на твоих бананах, стану, как Конева-Тыгыдычная, - она показала руками предполагаемый объем. - Хотя... зная тебя - вряд ли. Боюсь об заклад, не пройдет и пары месяцев, как побежим мы с тобой в очередной раз кого-нибудь спасать, а там я быстро верну себе спортивную форму.
- Надеюсь, что нет... Да, но ты хотела спросить что-то про того колдуна?
Серафима задумалась.
- Хотела. Но забыла, что именно, - призналась она наконец. - Да и бог с ним. Вань, последний кусочек остался - хочешь? Ну, не хочешь - как хочешь, - и удовлетворенно оглядела пустое блюдо.