- Ох ты, надо же, ишь ты, гляди ж ты...

   Царь всея Лукоморья Василий Двенадцатый вертел в руках алую блестящую штучку размером с палец, и голубые доверчивые глаза его светились удивлением. На лукоморского правителя со снисходительным добродушием поглядывал гостеприимный хозяин, король Гельвитании Ан де Труа.

   - Чего там у вашего величества? - закончив беседу с гельвитанским архистратигом, князь Митрофан Грановитый, главком обороны страны, с любопытством вытянул тощую шею.

   - Вот, гляди, Граненыч, какую пречудную вещичку мне только что его гельвитанское величество подарил! - покачивая головой, словно всё еще сомневаясь, что такое возможно, царь протянул генералу на ладони размером с пирожковую тарелку завороживший его предмет. Митрофан осторожно взял диковинный сувенир, близоруко прищурился и поднес к глазам.

   - И чего? - недоуменно вопросил он после осмотра странной штучки, празднично блестевшей полированным корпусом из красного дерева, но никакой иной занимательности под его пытливым взглядом упорно не выказывавшей.

   - Да ты так-то не гляди на нее, - нетерпеливо посоветовал Василий. - Ты вон те металлические полоски видишь? Сбоку, с торца?

   - Ну, вижу, - не понимая, к чему его загадочное величество клонит, признался Граненыч.

   - Видишь там вроде лунки для ногтя?

   - Ну?

   - Потяни!

   Граненыч послушно вставил желтоватый ноготь в полукруглую выемку и потянул. Из недр красной штуковины вылезло миниатюрное, длиной сантиметров в пять и шириной в десятую часть длины, лезвие.

   - Ножичек! - умильно прокомментировал царь. - А теперь вон за ту торчалку дерни!

   Главком дернул - появились ножницы: маленькие, забавные, на пружинке, с одной оттопыренной в сторону ручкой.

   Он попробовал стригнуть ноготь - ничего другого в голову по применению такой крохотной безделицы не пришло - но веселые ноженки, беззубо шкрябнув по прочной корявой пластине, сотрудничать отказались.

Его величество это не смутило ни в малейшей степени.

- Ты теперь вон ту пипочку тащи!

Та пипочка и еще несколько следующих принесли на всеобщее обозрение пилку для ногтей, еще три ножичка - мал-мала-меньше, наверное, семью того, первого, шило, больше похожее на иголку, забавный штопор, складной стаканчик, трубочку для коктейля и крохотную отвертку - не иначе, для ремонта карманных часов. А после нажатия на потаенную кнопочку из мелких плоских недр красной диковины к удивлению генерала еще и зазвучал такой же плоский незатейливый мотивчик.

- Видишь, Граненыч, какое чудо! - сияя глазами как ребенок, демонстрирующий друзьям долгожданный подарок, восхищенно промолвил Василий. - Гляди-ка, чего гельвитанские мастера могут сотворить!.. Гельвитанский армейский нож называется! Какая крохотулька, а сколько всего в нее полезного понатолкано!

- Особенно ножницы, - рьяно поддакнул монарху Гаврилыч.

- Вот-вот! - обрадованный пониманием, заулыбался царь. - И хорошо, что ты подошел - а то я, сколько ни бился, своими лапами ничего даже подковырнуть не смог! Какая малость - а как сделано всё тонко!

- Мудро подмечено... филигранная работа... произведение военного искусства, можно даже так выразиться, - польщенный горячим одобрением коллеги, самодовольно закивал Ан де Труа. - Не в обиду будет лукоморским гостям сказано, а только в вашем царстве таких мастеров найдется едва ль.

Последняя ремарка, похоже, вывела Василия из состояния телячьего восторга и задела за живое.

- Обидные ваши слова, ваше величество! Наши мужики ничуть не хуже гельвитанских мастеров всякую штуковину замастрячить умеют!

- Может, ваши... мужики... и вправду много чего умеют... замастрячить... с позволения сказать... - с вежливым скепсисом покривилась ухоженная физиономия гельвитанского правителя. - Но только нашим гельвитанским искусникам равных на Белом Свете нет, и еще не скоро будет, ваше величество.

- А вот и есть им равные! Да еще почище! Ваше величество! - пылко взмахнул кулаком Василий.

- Боюсь, ваше величество ошибается, - галантно покачал головой король.

- А вот и не ошибается! - уперся Василий.

- Да нет нашим мастерам нигде равных! - гордо вскинул голову Ан.

- А вот и есть! - встрял в спор, защищая родных мастеров чахлой грудью Граненыч. - У нас при обозе такой мужичок имеется, Никита Кулебякин, Улюха по прозвищу, так он хоть какую тебе чудо-юду за полдня смастерит-заварганит, только намекни! Золотые руки! Платиновая голова!

- Да чтобы такую вещицу повторить, тридцать лет учиться надо! - обиженно взвился король.

- А ему трех дней на это хватило бы! - упрямо выпятил нижнюю губу князь Грановитый.

- Не верю! - раскрасневшийся от спора гельвитанец откинул завитые локоны с лица на затылок и гордо вскинул напомаженную голову. - Не бывать такому! Не может! Такого! Быть!!!

- На что спорим? - азартно сощурился раззадорившийся царь.

- На интерес!

- Это как? - не понял лукоморец.

- Ну, к примеру, когда я выиграю, то загадаю желание, что бы ты такое сделал - на крыше, к примеру, прокукарекал, или на руках по комнате прошел...

- Да еще неизвестно, кто у нас где кукарекать будет! - задорно подбоченился Василий.

- Ха! - повторил его позу Ан. - Всё известно! Ни за что вашему мужику за три дня такую филигранную работу не повторить!

- А почему за три именно? - заморгал, спохватившись, Граненыч.

- Так ведь через четыре вы уж уезжать, вроде, с утра пораньше планировали? - недоуменно наморщил лоб де Труа.

- А, ну да! - спохватился Василий.

- А через три у нас прощальная охота по протоколу, вот в обед в охотничьем шале пусть этот ваш... кхе-кхе... Улюха... свое умение и покажет.

- А по рукам!

- А по рукам!

- Граненыч, разбивай! - энергично махнул свободной дланью как лопатой лукоморский царь.

- Архистратиг Артикул! Свидетелем будешь! - пристукнул изящным кулачком по столу король.

- Э-э-эх, где наша не пропадала!.. - весело ухнул главком всея лукоморской обороны и, крякнув усердно, словно дрова колол, рубанул ребром ладони по сцепленным рукам начальства.

- Ну, всё, брат наш Василий! Проспорил ты мне желание! - подначивая царя, подмигнул король.

- А это мы еще поглядим, - хитро усмехнулся Василий.

- Поглядим, поглядим, - уверенный в своей скорой и безоговорочной победе заулыбался король и изысканным жестом пригласил дорогих гостей перейти от споров к фуршету.

                                     *        *        *

Когда разгоряченные, раззадоренные утиной охотой Ан и Василий в сопровождении Граненыча и Артикула вернулись в лесной домик к обеду, Улюха уже поджидал их на улице.

Завидев веселую компанию охотников, мужичок, скромно притулившийся у колеса лукоморской телеги, проворно вскочил на ноги, отряхнул от пыли тощий зад, и отвесил глубокий поклон, направленный по биссектрисе в пространство между двумя монархами[1].

- Доброго вашим величествам дня, здравствовать вам да царствовать до ста лет и дальше, - с безмятежным достоинством проговорил умелец, с придворным этикетом не знакомый отродясь, и довольный этим.

- А-а-а, Никита! - обрадованно улыбнулся Василий Двенадцатый, бросил добытых уток подбежавшему краснощекому повару, и с нетерпением повернулся к снова заробевшему мужику. - Ну, давай, показывай нам, как ты гельвитанское чудо повторил!

- Не повторил я... - смущенно пробормотал Улюха, но, не успел Василий сурово нахмуриться, а Ан победно просиять, как мастер поспешил добавить: - Я его превзошел.

Публика ахнула.

- Ну, так чего же ты скоромно так пристроился тут снаружи, давай, в дом заходи, карманы выворачивай, показывай ювелирную работу! - заулыбался как майское солнышко лукоморский царь. - Поди, мелкоскоп надо, чтоб на твое творение любоваться?

- Д-да нет, вроде, и так видать, - отчего-то сызнова сконфузился Улюха.

Поигрывая снисходительной усмешкой на тонких губах, Ан де Труа достал из кармашка штанов нож своей армии - двойник подаренного три дня назад лукоморцу - и приготовился сравнивать.

Не глядя на демонстративные приготовления гельвитанского правителя, Никита сосредоточенно повернулся к телеге, вытянул из-под рогожи продолговатый предмет, закутанный в мешковину, обвел близорукими глазками сильных мира сего, и несмело глянул на Василия.

- Вот подумал я тут... на досуге... подумал, значит... царь-батюшка... - сипло откашлявшись, спотыкаясь и останавливаясь почти после каждого слова, начал он свою речь, - и чтобы гельвитанскую вещичку за пояс заткнуть, измыслил одну... штукуёвину... шибко полезную... значит... Победа инженерной мысли над человеческим разумом... так сказать...

Судорожно сглотнув пересохшим от волнения горлом - то ли слова вступительной речи запамятовал, то ли его заготовленный спич на сём и заканчивался - Никита Кулебякин присел на корточки, зажал изобретение в сгибе левого локтя, прижав его с другой стороны щекой, и принялся дрожащими пальцами развязывать узлы спутывавших мешковину веревок.

- Ну, так чего ты такого нам соорудил, мастер Никита? - задал ободряюще-наводящий вопрос царь.

Мастеровой отвлекся на мгновение, собираясь ответить на монарший вопрос, поднял голову - и полезная, но своевольная 'штукуёвина', повалилась, увлекая за собой своего создателя. И, не успев и глазом моргнуть, Никита хлопнулся на траву пятой точкой, распугивая кузнечиков.

Изобретение придавило его сверху.

- Граненыч, пособи мастеру! - нетерпеливо махнул рукой главкому царь, и тот кинулся на подмогу своему протеже.

Архистратиг Артикул, господин холерического психотипа, не желая пропускать славную потеху, подмигнул королю и бросился за своим лукоморским коллегой. Втроем у них дело пошло веселее, и через полминуты генералы браво застыли перед их величествами с Никитиным изобретением на вытянутых руках.

Непонятного назначения бревнообразный предмет был длиной почти в метр и весил, судя по побагровевшим физиономиям помощников, преизрядно.

Монархи переглянулись, вытянули шеи и задумчиво нахмурились, пытаясь если не рассмотреть предъявленный артефакт поближе - рассматривать там было особо нечего - то хотя бы без подсказки догадаться, что бы это такое могло быть, и какое отношение могло иметь к первоисточнику вдохновения.

- Что это? - первым капитулировал гельвитанин.

- Бревно? - высказал единственную пришедшую на ум догадку царь Василий.

- Маленькое бревно? - прозорливо уточнил архистратиг Артикул.

- Большое полено? - сделал революционное предположение князь Грановитый.

- Чурбак? - усомнился в предположении король.

- Никак нет, ваше величество... господа генералы... Не бревно это... и не полено... полено меньше бывает... Это... так сказать... - смущенный реакцией аудитории, торопливо, комкая и глотая слова, заговорил Никита. - Сюрприз... значит...

- Сюрприз? - асинхронно захлопали четыре пары изумленных глаз.

- Так точно! - гордо подтвердил Кулебякин и приободрился. - Вот, погляньте! Ваши величества, подойдите ближе - поди, плохо видно? Да вы, господа генералы, руки-то уберите с дороги! На ладоньки бы положили - и виднее было б!

Генералы послушались, хотя увесистый предмет удерживался на их мозолистых от перебирания штабных карт 'ладоньках' с явным трудом. Мастер удовлетворенно кивнул и снова обратил на слушателей разгорающийся неземным энтузиазмом изобретателя взор.

- Глядите, ваши величества! Всё очень просто! Легким движением руки безобидное с виду полено превращается ... превращается... полено превращается...

- В Буратино! - первым догадался де Труа.

Одарив походя эксцентричного короля вопросительным взглядом и не дожидаясь ответа, Улюха продолжил возню со своим творением.

- ...Ваше превосходительство князь... тяните!... превращается... А ваше - толкайте!.. превращается... Да не туда толкайте, а куда то его превосходительство тянет!.. Да с ног его не уроните - он у нас хоть и башковитый, да шибко хлипкий... прости, батюшка Митрофан... Превращается... Недоработочка... исправлю... Превращается полено... в армейский меч образца девятьсот четырнадцатого года!

Собравшиеся издали коллективное 'ух ты!', когда красный от натуги изобретатель вытащил из недр своего детища, обратившегося в рукоятку, обещанный клинок[2].

- Для меча рукоять длинновата, - с сомнением проговорил Артикул, отчего-то прикрывая рот пухлой дланью, свободной от демонстрируемого экспоната.

- Ну, тогда мечевидное копье. Оборонного действия, - быстро сориентировался изобретатель.

- И тяжеловата, - продолжил придираться гельвитанин, так же старательно пряча улыбку.

- Ничего! Это вы еще не знаете, сколько клинок весит! - успокоил их Никита.

Король не удержался и прыснул.

- Значит, назовем сию комплектацию оружием двойного назначения, - Граненыч выступил на защиту приунывшего изобретателя. - Лезвием можно во врага тыкать, а рукояткой - по балде ему съездить. Противоходом.

Гельвитане задумались, переваривая предложенную поправку, переварили, и осторожно, чтобы не расхохотаться в голос, кивнули Кулебякину:

- Продолжай, мастер.

И изобретатель продолжил:

- А ежели вдруг кому приспичило... или, ратным языком выражаясь, тактическая обстановка в военно-морском театре радикальным макаром изменилась... то легким движением руки меч убираем... убираем меч... убираем... Ваше превосходительство князь, тяните!.. убираем... А ваше толкайте, толкайте!.. убираем ме... ай!..[3] Недоработочка... исправлю...  А теперь нажимаем на энтот потайной сучок... и...

Из распила, с обеих сторон, выскочили изогнутые деревянные рога.

- И получаем арбалет! Остается только натянуть тетиву... - свободной рукой Никита выудил из кармана свитые в шпагат воловьи жилы и ловко нацепил их на рога арбалета. - И самострел готов!

Словно в подтверждение слов автора один рог под натяжением неожиданно хрустнул, оторвался и повис на тетиве, привязанной к концу второго рога. И сразу всем стало понятно, что самострел действительно готов.

- Недоработочка... Исправлю!  - не смутился такой мелочью мастер, поймавший кураж: - Но и это еще не всё! Если в просверленные в этом конце отверстия... вставить два десятка прилагающихся специальных паличных шипов... находящихся в положении 'навалом'... вот в энтом пенальчике... в рукоятке...  в противоположном конце... длиной эль малой равной пять сантиметров... то получится... получится... элегантная... палица.

Несмотря на обещание творца, шипы, больше похожие на преостро заточенные с обоих концов гвозди, вставляться не желали, то выпадая, то застревая, то утыкаясь косо. Конструктор, нервно ухмыльнувшись и пробормотав ставшее уже припевом к любой операции 'Недоработочка, исправлю', ссыпал их остатки в пенал и плавно перешел к следующему этапу презентации.

- Но и это еще не всё! И поэтому легким манием умелой руки грозная палица превращается... превращается палица...

На глазах у изумленных правителей и их полководцев грозная, хоть и лысоватая палица последовательно превратилась в узкую лопату без плечиков, больше похожую на широкий дротик[4], потом в такие же узкие, но зубастые вилы, плоский топор, нелепую двуручную пилу, жидкий веник, толстый тяжелый цеп, не раскрывшееся ведро, не закрывшийся ухват, дырявое корыто и косу для лилипутов, полотно которой вытащить не удалось даже совместными усилиями всех пятерых.

Аудитория следила за все новыми и новыми преображениями удивительного бревна словно за представлением фокусника, увлеченно пытаясь угадать, что следующее покажется на свет, и неизменно попадая пальцем в небо. И когда из недр изобретения, вслед за винтиком, с грохотом выпали две половинки ножниц для стрижки даже не овец, а, скорее, медведей, и рыжебородый Никита в последний раз пробормотал 'Недоработочка... исправлю...' и поклонился, прижимая свое детище к взволнованно вздымающейся груди, гельвитане зааплодировали.

- Браво! - хохоча и хлопая себя по коленкам и ляжкам, словно выбивал из охотничьих штанов пыль, выкрикивал де Труа.

- Браво! - смачно хлопал в толстые ладоши архистратиг, и толстые щеки его колыхались в такт вырывающемуся из глубин груди смеху.

- Браво! - потешаясь, стучал ковшиком по подоконнику летней кухни краснолицый повар.

- Погодите... а где же... у вашего... ножичка... музыка? - на мгновение перестал заливаться и с трудом проговорил король, демонстрируя свой образец для подражания, так и оставшийся неподраженным.

- Музыка вот, - красный, как медный ковшик повара, Улюха перевернул свою 'штукуёвину' и показал ступенькообразные зазубрины на другой ее стороне. - Берете любую палку... или ложку деревянную... и возите по ним. Или стучите. И тогда звук как этот получается... килофон... А еще им можно белье отбивать при стирке. Оружие двойного назначения!

Слова его были встречены новым приступом чистосердечного гельвитанского ржания.

Царь Василий кинул пылающий стыдом и обидой взгляд на Граненыча, потом на сжавшегося Кулебякина, обещая им отдельный предметный разговор позже вечером, выдавил деревянную с зазубринами улыбку и промолвил:

- Жалую тебе, Никита, за наше с его гельвитанским величеством развлечение серебряный рубль. А теперь ступай. На кухню. Там тебя твой... поклонник... покормит.

- А с меня - десять золотых гельвихов! - улыбаясь от уха до уха, радостно поддержал высокого гостя Ан. - Я так не смеялся с тех пор, как пьяный тесть на нашей с королевой свадьбе вместо пряника съел кусок мыла!

- А уж его величество-то как, наверное, смеялся... - степенно покачал головой Митроха. - Особенно когда узнал, кто ему это мыло подложил...

- Врут! Не я! - быстро выпалил король и для ясности предпочел забыть о старом инциденте, едва не стоившего веселому парню его брака, трона и половины королевства.

- Ну, что ж, господа лукоморцы, - похохатывая в густые усы, протянул руку генерал Артикул, - прошу в домик, освежимся, пропустим по стаканчику-другому старого гельвитанского, пока старик Бергамо готовит нам уток.

- И пока я придумываю желание, которое проспорил наш добрый Василий, - подмигнув, добавил де Труа.

- Ну, с желанием-то, наверное, всегда просто, - Василий Двенадцатый, мужественно запихнув неудачу поглубже и подальше, улыбнулся королю уже более искренне.

- Я полагаю, полцарства в бессрочную аренду ты мне не дашь? - невинно захлопал глазками король.

- Только навынос, - решительно проговорил Граненыч.

Правители и их советники рассмеялись, постукивая друг друга игриво кулаками по плечам и спинам, и дружной гурьбой направились в дом.

- Э-эй... ваше величество... А как же вот это? - жалобно воззрился на удаляющуюся спину царя позабытый Улюха, протягивая свое творение.

- Вот это... что... кстати? - оглянулся Граненыч, глотая добрые тихие слова в адрес платиновой головы лукоморского обоза.

- Лукоморский армейский нож!

Дальнейшие его слова - если таковые и были - потонули во взрыве истерического ржания хозяев. Повар выронил на траву ковш и сполз под подоконник. Де Труа в последнем отчаянном жесте дипломатической доброй воли спрятал лицо в ладонях. Артикул закрыл слезящиеся глаза пухлыми кулаками...

Никита, наконец-то, заподозрив, что сказал или сделал что-то не то, растерянно опустил руки, и сверхоружие с глухим стуком ткнулось концом в землю.

- Ваше величество... Вы простите меня... коль не так чего... - вытянулось лицо мужика. - Мы ж люди простые, не ученые...

- Не ученые - так учитесь, гаврики, - сердито буркнул Граненыч и повернулся идти в дом, где на пороге уж заждались их хозяева.

- Так я ж хотел...

- А-а, ладно, иди уже... обедай... - бросил сердиться и махнул рукой царь. - Что сделано - то сделано. Но если Ан загадает, чтоб я с крыши прокукарекал, я тебя туда лезть заставлю, понял?

- Понял... Как не понять, ваше величество... - с видом побитой собаки ссутулился Улюха, не принимая ни шутливого тона, ни прощения. - Я ж понимаю... что перед державами... Но ведь я же как лучше хотел...

Верхняя ступенька крыльца скрипнула под ногами, лукоморцы повернулись, готовые отшучиваться или пить штрафную - в зависимости от вектора обстановки в гельвитанском дипломатическом театре - и замерли.

В дверях, бледный как снег, с поднятыми за голову руками, показался король, за ним - потерянный, испуганный генерал Артикул... А за их спинами в украшенной Комнате Рассказов королевского охотничьего домика маячили четверо плечистых незнакомцев в зеленых куртках, черных масках и с арбалетами в руках.

- А это еще?.. - начал было ошеломленный Василий, как из-за угла дома выступили еще четверо точно таких же, только с мечами наголо.

- Правящая династия Гельвитании сменилась. Лукоморцы отойдут в сторону и завтра утром уедут домой, - непререкаемым тоном, словно астролог, зачитывающий предсказания, произнес один из громил с мечом - наверное, старший. И тон его более чем ясно намекал, что если в сторону отойти лукоморцы не пожелают, то уедут они прямо сейчас, и не домой, а в те края, откуда не возвращаются.

Василий подумал и кивнул.

- Понял, не дурак, - обратился он к заговорщикам, потом повернулся к Граненычу: - Уходим.

- А как же?.. - под неласковым взором арбалетчиков вскинул брови Митроха, и получил исчерпывающий ответ:

- А так им и надо. Будут знать, как над нашим братом гоготать. Скоморохов нашли, умники.

С самодовольным видом человека, враз получившего компенсацию за все несправедливости жизни вместе взятые, царь Василий отступил с дороги и дернул за собой замешкавшегося Граненыча. Остатки надежды, теплившейся еще в глазах короля, потухли, и изящная алая штуковина - гельвитанский армейский нож - блеснув крошечным лезвием, выпала из его пальцев. Ссутулившись под издевательскими взорами заговорщиков, Ан де Труа сделал шаг к печальному концу...

И упал, споткнувшись о растянувшегося под ногами вожака похитителей.

Тут же, рассекая воздух, свистнул богатырский кулак, и рядом с верховодом со свороченной челюстью и контузией грохнулся второй меченосец. Двое оставшихся бросились с мечами на непонятливого гостя страны...

Но не тут-то было.

Легким движением руки Василий выхватил из рук Никиты его творение, взмахнул им как дубиной, и оба атакующих злоумышленника повалились в кучу малу - один сраженный вылетевшим из недр лезвием овечьих ножниц, другой - скошенный неожиданно для всех[5] выскочившим полотном косы.

Арбалетчики, отделенные от поля боя наглухо перекрывшей проход толстой спиной Артикула, заметались по комнате. Один высунулся было в окошко, но получив в глаз вылетевшим из 'штукуёвины' поленом на веревке - рабочей частью цепа - лег на пол отдыхать до вечера.

Воспользовавшись замешательством противника, Артикул, как истинный стратег, бросился зигзагами наутек, не забыв подхватить на бегу и сунуть подмышку короля. Арбалетчики, изрыгая проклятия, сталкиваясь и мешая друг другу, ломанулись в дверной проем вслед.

Самого проворного там встретила и оставила с обломком приклада в руках почти лысая, но увесистая палица.

От удара о косяк крышка пенала на чудо-оружии оторвалась, и шипы, вылетевшие со скоростью и эффективностью разгневанных шершней, впились в фасады охотников на короля. Но ни сказать что-либо по этому поводу, ни выхватить меч первый стрелок не успел, потому что секунду спустя противоходом ему на голову наделось раскладное ведро, а сверху опустился железный кулак царя. Пользуясь моментом замешательства в рядах противника, Василий с громовым лукоморским '...твою родительницу!' и творением Никиты наперевес бросился в притихшую комнату...

Где на самом пороге его встретила короткая арбалетная стрела.

Со звоном срикошетив о выскочившее из рукояти полотно лопаты, она пригвоздила к полу ухо первого стрелка, едва пришедшего в себя.

Перезарядить выстреливший в царя арбалетчик уже не успел: лукоморский армейский нож оставил на его лбу глубокий отпечаток длинного ряда ступенькообразных зазубрин - народную примету обширного сотрясения мозга и неспокойного отдыха в лазарете до третьей звезды.

После обещания вытащить воткнувшиеся шипы оставшийся заговорщик выбросил из-за своего укрытия - перевернутого стола - арбалет и меч, бесполезные против оружия века, и сдался на милость победителя.

На то, чтобы связать остальных конспираторов, всё еще пребывающих в царстве грез, ушли следующие пять минут. Покончив с делом, Василий хотел уже отправлять свой маленький отряд прочесывать лес в поисках хозяев, но Граненыч вдруг обрадовано ухнул и ткнул пальцем в сторону дальних кустов:

- Да вон же они!

И верно: после выкрика Митрофана заросли на дальнем конце поляны зашевелились, и на обозрение осторожно выступили вооруженные толстыми сучьями де Труа и Артикул.

- Вы живы?! - король отшвырнул палку и бросился к гостям.

- А где?.. - опытный генерал не был так порывист и неосмотрителен.

- Вон, принимайте по счету, - Василий насмешливо кивнул на слабо шевелящуюся кучу несостоявшихся цареубийц, поднял с земли творение Улюхи и ласково похлопал широкой, как лопата, ладонью нагретую теплым осенним солнцем деревяшку.

- Ну так мы не договорили с тобой, Ан: кто из наших мастеров кого, говоришь, переплюнул-то, а?

Король с комичной беспомощностью развел руками, изображая капитуляцию, и улыбнулся:

- Ну, что? Мне в дом зайти можно, или сразу на крышу - кукарекать?