Иван Сергеевич рассказывал. Я был у него впервые и ему доставляло удовольствие потчевать свежее внимание. Цель моего визита -- написать пространный репортаж.
-- Мои злоключения сорвались с цепи 1,87 апреля позапрошлого года, -- начал он.
-- Какая странная дата!
-- Вероятно, вы хотели сказать: какая точная! Если выражать числа месяца по моей методе, не придется отдельно оговаривать показания часов. Итак, время подходило к полуночи. Мне не спалось...
-- Мучались бессонницей?
-- Вряд ли это можно так назвать, скорее -- от бессовестности некоторых людей мучался. Соседи, занимавшие квартиру N24, бурно обсуждали уходящий день... Следующим утром я собирался переезжать в другой дом... И переехал... в больницу. Но я тороплю события...
-- А какой был номер у вашей квартиры?
-- Какой и сейчас -- двадцатый!
-- Вы сказали о соседях в прошедшем времени. Они выселились?
-- Да, мои друзья подыскали им новое жилище на другом этаже, очень высоко! -- и он поднял глаза к небу. -- О чем же я хотел рассказать?.. Будь прокляты черепно-мозговые травмы!.. Ах, да! Поначалу до меня доносились заздравные тосты. Удивительная вещь! Я забил себе в уши весь запас ваты, какой имелся в доме, но поступил слишком наивно -- если посторонние голоса мешают тебе заснуть, как не закрывай уши, а будешь только сильнее обострять слух: утихли они или нет! Исчерпав возможности слов, соседи принялись выражать радость на языке доисторических плясок. Судя по широкому раскачиванию моей люстры, они исполняли танец над побежденным мамонтом. "Ее надо было повесить подальше от кровати!" -- сказала мне жена, с опаской поглядывая на хрустальный маятник... Что я хотел рассказать?.. Вспомнил!.. нет... да!.. Вот! Полезные мысли появляются в самый момент несчастья! Люстра оборвалась и -- моя левая... правая?.. моя нога лежала чуть в стороне от меня. Она стала свободной! Я взял ее на руки, попробовал согнуть. Клянусь, я физически ощутил ее неумелое движение...
-- Пр-рошу без подробностей! Я не захватил с собой хладнокровие!
-- Пожалуйста, если вы такой неженка... О чем же я?..
-- Вы говорили...
-- Благодарю вас, я вспомнил. Чтобы не вызвать у соседей раздражение, жена прикрыла свои многолетние отложения жира легким халатиком и одышчато побежала к ним узнать, не сможет ли кто-нибудь из них пришить ногу на прежнее, законное место. Дверь ей не открыли. Думаю: пожадничали делиться закуской... Когда приехали врачи -- ткани отрубленной ноги уже омертвели и...
-- Ум-моляю!
-- Хорошо, хорошо, без подробностей!.. Я пожертвовал ногу анатомическому музею -- там удивились длине ногтей -- а другая, уцелевшая, похолодела от страха и одиночества. Но жизнь продолжается, надо жить!
-- А как вы потеряли вторую ногу? -- скорбно сказал я и осекся. -- Простите, не следовало спрашивать.
-- Не сникайте!.. О чем вы меня..?
-- Я...
-- Смешно говорят: потерять ногу -- будто она отстегнулась!.. Вторую ампутировали. В один погожий день у меня вдруг подскочило черепное давление... О, вишневое варенье!.. Казалось бы, без одной ноги сердцу легче трудиться. Но нет! И я понял, что кровеносное давление во всех случаях напрямую зависит от настроения психики, от внутренних обстоятельств. Мне следовало погрузиться с головой в наполненную ванну, чтобы давление воды посильно выровняло черепное... Однако муки тела не дают сложиться здравому рассуждению!.. Вместо этого я вскарабкался на шкаф, позабыв, что с удалением от земной поверхности атмосферное давление уменьшается... Взобрался я и потерял сознание -- по мозгу ударил чрезмерный кулак крови...
-- Но что же...
-- Опять тетерев в голове токует... Я упал слишком неудачно, так падают раз в тысячу лет... Очнулся уже в больничной палате. Милашка доктор похлопал меня по плечу и сказал, что много людей живут и без ног!
Он заметил на моей щеке слезинку.
-- Не жалейте! Это заразное чувство -- мои несчастья могут передаться вам... На больничной койке я впервые задумался о границах понятия "человек". Без ног я человек? Без одной почки -- человек? Без разорвавшейся селезенки -- человек? После тяжелейшей травмы головы -- человек ли я? Неужели можно кромсать человеческое тело до того предела, пока будет сохраняться способность к мышлению: мыслю, следовательно существую? Смешное рассуждение! Сострадаю, следовательно живу! -- вот как должно быть.
В комнату вошла жена Ивана Сергеевича. Она присела у кровати: "Пора обедать, Ивасик!"
-- Вы не возражаете? -- спросил он сквозь первую ложку ароматного борща.
Я развел руками и покачал головой. Через минуту-другую я отвел смущенный взгляд. Процесс кормления вызывал во мне смешанные чувства. Я боялся рассмеяться или зарыдать: ущербленное, усеченное во всех частях тело Ивана Сергеевича совсем не проступало под одеялом и казалось, что его пошрамленная голова лежала на подушке сама-одинешенька. Крепко зажав в кулак эмоции, я записал в блокнот: "Воля к жизни обратнопропорцианальна объему тела! А более широко -- всякая воля к- ..." В комнате держался полумрак и я поймал себя на детской мысли, что в темноте почерк существенно изменяется! Существенно!.. Разнородные чувства блуждали и на лице жены Ивана Сергеевича. Казалось, она еле сдерживает смех. Закончив кормление, отставила опустевшую посуду на стол и, спотыкаясь, поспешила выбежать из комнаты. Дверь за ней резко захлопнулась. Внезапно раздался веселый, но истерический хохот.
-- Она не может смотреть на меня без слез, -- оправдывал жену Иван Сергеевич.
-- Мне послышался смех, -- деликатно сказал я.
-- Ошибаетесь!.. Это ее слезы, вывернутые наизнанку. -- Он хмыкнул: -- Могу вообразить, какое уморительное зрелище я собой представляю! Голова профессора Доуэля... Вы что-то сказали?
-- Я молчал.
-- Значит ваши мысли слишком кричат. После травмы мозга я умею слышать их голоса... Что я собирался рассказать?.. Я еще не говорил вам, при каких обстоятельствах потерял обе руки? Забавный был случай!..
-- Увольте! В другой раз! -- я подошел к нему, поцеловал. -- Вы удивительный человек!
-- Спасибо, что назвали меня человеком! Многие стесняются при мне этого слова... Но в каком смысле -- удивительный?
-- Прощайте.
-- Не забывайте заглядывать ко мне! Ведь я так мало рассказал вам о своих потерях!..