С недавних пор дрожжащаяся глыба боли разрывает мою голову. Если бы в нее вбивали тупые и ржавые гвозди -- это показалось бы мне любовными ласками.
Впустую истратив целое состояние на наших бескорыстных и оттого очень дорогих врачей, я решил прибегнуть к помощи знахарей, колдунов, магов или услужить самому черту -- лишь бы забыть боль. Один добрый знакомый, в свое время совершенно озверевший от подагры, рекомендовал мне некоего целителя, лечившего нетрадиционными методами. Мой вопрос -- куда запропастилась твоя рука? -- знакомый оставил неразрешенным и только отшучивался.
-- Во что станут его услуги? Я спустил свои сбережения в унитаз бесплатной медицины!
-- Он просит не так много, чтобы не показалось мало.
Я с благодарностью протянул к пожатию руку, но тотчас сконфузился -- у моего приятеля на месте правой руки было короткое воспоминание о ней.
-- Не смущайся, -- сказал он. -- Культя имеет свои преимущества.
-- Предположим. Но какие?
-- Она не оставляет отпечатков пальцев.
-- Фантомные боли не мучают? -- спросил я.
-- Что они такое?
-- Если чего-нибудь нет, но оно болит.
-- Кажется, понимаю. Фантомные боли в моем кошельке.
И мы распрощались.
Ученейшие доктора настоятельно советовали мне уменьшить дозы аспирина, резонно опасаясь уничтожения его мирового запаса. Лицемеры! Что им до моей боли и криков по ночам, если они не жили в одном доме со мной или в окрестных домах, которые тоже не спали вместе со мной. Боль делает человека эгоистом: когда бы мой крик имел дивную способность распространяться по всей Земле -- никто бы не спал и я стал бы помехой всеобщему праву сна. Несчастны люди с сильными глотками -- чем громче они кричат, тем хуже их слышат. Это крик-диссонанс: в нем угадывается энергия силы, вчуже лишенная сострадания.
Если бы моя голова была одна на все человечество -- люди без колебаний поубивали бы друг друга. О, это треклятое "бы"! -- его не преодолеть! Боль замыкается в одиночестве и потому она невыносима и слишком щедра. В боли -- каждый сам по себе и непонятно: зачем остальные?
Хватит! Довольно! Подайте мне контракт с сатаной! К чему мне душа, умеющая чувствовать собственную боль!?
От меня стали отворачиваться знакомые. Помочь мне никто не мог, а созерцание не проходящей и даже непреходящей чужой боли потихоньку размягчает необходимый для существования здравый эгоизм, по толике впускает в него спазмы бытия, что создает неудобства личной свободе окружающих: у людей портится аппетит, расстраивается умиротворенность нервов, проклёвываются запоры, начинает хромать кардиограмма.
Старинная мудрость пигмеев гласит: "Чем меньше человек, тем незаметнее его страдания!" В арабских анналах XII века можно прочесть: "Только на быстром коне обгонишь немощь свою!" Следуя первой сентенции -- я принялся сутулиться и по-черепашьи втягивать голову в туловище. Не помогло! Одновременно изображая из себя коня и его наездника -- я вызывал сочувствующие взгляды прохожих и выжидающее внимание психиатров.
Муки выудили из моей памяти недавний разговор с приятелем. Адрес целителя, как кость для собаки, -- вызвал во мне слюну надежды.
Был солнечный день. Яростный свет делал глаза людей невзрачными: зрачки-точечки. Обилие света подчеркивает обособленность человека -- границы субъекта выпячиваются. Иное дело в сумерках: можно разглядеть лишь размытые, растекающиеся контуры и оттого чувствуешь будто все в природе сливается в некое неустойчивое образование. "Да, Солнце пропесочивает Землю волнами разлуки!" -- решил я и спрятался от него за дверью пристанища целителя. Внутри был полумрак и малоприятная сырость. Она ощутима всем телом. В сознании навязывалось впечатление, что меня бросили в огромный чан со свежим сыром.
Иногда мои мысли смешат меня. Во все время болей головы я отчего-то представлял себя твердым яблоком, терзаемым червями и упавшим на голову Ньютона. Вероятно, мне подспудно хотелось, чтобы боль моя имела какое-нибудь значение для человечества и была прочувствована хотя бы одним индивидуумом. Когда твой организм -- благодатная пища для хвори, -- брезгуешь быть самим собой.
Прозвенел колокольчик входной двери, однако меня не вышли встретить. Я оставался стоять несколько минут, в одну из которых почти собрался уйти.
Со второго этажа послышался недовольный голос. Заскрипели ступеньки.
-- Покоя от сорванцов нет! Сейчас же сдерну этот колокольчик!
Ворчавший мужчина не заметил меня и наступил на мозоль моей левой ноги.
-- Простите! -- брякнул я.
Это было глупо с моей стороны: извиняться перед виновником. Он же поднес к моему лицу свечу и вдруг влепил мне звучную пощечину. Не подумав и секунды, я ткнул наугад кулаком и, кажется, попал в цель -- кулак мой хрустнул обо что-то твердое и щетинистое и я услышал падение чьего-то тела. Приняв бойцовскую стойку, я ждал следующего нападения. Тишина. "Подкрадывается?" Зажегся мягкий, отливающий зеленым свет. Я разглядел моего обидчика. Это был невысокий, коренастый мужчина. Он подошел ко мне и мы обменялись небрежным, но настороженным рукопожатием.
-- Николай, -- представился мне небритый.
-- Болеслав, -- назвался я. -- Зачем вы это сделали?
-- Что именно?
-- Пощечина!
-- Меня взбесило ваше извинение. Хотелось проверить, не подставите ли вы мне другую щеку. Вообразите что произойдет, если люди станут без вины извиняться! Вас пытаются зарезать, а вы -- простите мою слабость! мне очень жаль! Ведь удовольствие от насилия питается страхом жертвы, но отнюдь не смирением. Хищники, пожалуй, утратили бы свои принципы и выродились, если бы добыча сама шла им в зубы.
-- Вы симпатизируете хищникам?
-- Я и сам...
-- Что?
Он не ответил. И вдруг:
-- Вас подавляет голова? -- спросил.
-- В ней столько боли, что хватило бы всем моим друзьям. Но как вы узнали?
-- Она светится... Пройдемте в лабораторию.
Мы спустились в подвал.
-- Вы готовы сопротивляться?
-- Чему?
-- Моим методам.
-- Насколько мне известно, в интересах пациента довериться врачу.
-- Нелепость! Не стань вы противиться моим действиям -- я ничего не смогу сделать. Вы должны распалить во мне азарт хищника, охотящегося на вашу боль.
-- Ну что ж... я буду сопротивляться, как демон, которому пытаются приставить крылья херувима.
Он воодушевился.
-- Ваш случай экстраординарный. Голову мне прежде не приходилось... Кто вам рекомендавал мою скромную персону?
-- Мой приятель, -- я назвал его имя.
-- Помню. Подагра. Боли в суставах правой руки... правое дело... минута работы...
В подвале не было и фантома света. Раздался рев бензопилы.
-- Я вас излечу! -- закричал Николай.
И только в этот миг мне вспомнилась шутливая отговорка приятеля: "В борьбе с окаянной подагрой, расстался я с милой рукой!"