Священный дар целительства снизошел на Фёдора Михайловича, когда он был на даче и полез в соседский сад урвать яблочек. Своих деревьев у него уже не было - жук-носач постарался - а закуска закончилась. Ночь была дождливая. Гром бил в огромные барабаны; полыхали молнии. Едва вороватая макушка мелькнула в ветвистой кроне - извивающаяся молния на мгновение приклеилась к ней, будто непомерной длины казацкий чуб. Сердобольный читатель может утешиться хотя бы тем обстоятельством, что Фёдор Михайлович жил гораздо позднее Ньютона.
Жертва несчастного случая находился в коме около недели. Как знать! Может, именно кома нашла в нем приют? Росту был Фёдор Михайлович гренадерского. Больничное "прокрустово ложе" было ему коротко: пришлось сделать для ног подставку из стульев. Заплаканной родне реаниматолог прямо сказал, что Фёдору Михайловичу не выжить: аппарат искусственного дыхания один на всю больницу, а десять минут назад поступил уважаемый начальник овощной базы, которому тоже стало лень дышать. В эту минуту Фёдор Михайлович открыл глаза...
Он работал дворником. Ко всем людям был отзывчив и добр; к мусору и грязи - беспощаден. Любопытные старушки не давали ему прохода, расспрашивали: какие видения посещали его в коматозном состоянии? Ни белого тоннеля, ни светящегося существа он не видел и покойные родственники не окружали его грешную душу трепетным вниманием. Простодушное, но твердое нежелание подарить лживую надежду очень смущало веру слушательниц в загробную жизнь. Разговоры о бесконечности личного бытия умные люди заводят только после собственной смерти.
Однажды Фёдор Михайлович разбранил двух мальчишек с расквашенными носами. Драгоценная кровь перестала литься, едва он прикоснулся к драчунам. В другой раз он нежно погладил кучеряшки рыдавшей девчонки, которую частенько дразнили "рыжей-конопатой". Ко всеобщему изумлению веснушки мгновенно исчезли.
Известно, что молва - двигатель прогресса. Фёдору Михайловичу начали надоедать до тошноты. Он не мог шагу ступить, чтобы рядом с ним не оказался кто-то с непонятными просьбами: "Павлик вчера руку ошпарил. Вы не посмотрите ожог?" -- "Бедную мамочку мигрень доконала. Зайдите к нам, пожалуйста." -- "У Алешеньки в спинке хруст. Уж Вы не откажите в любезности!" Но это были самые невинные страждущие. Некоторые набирались наглости просить увеличить это или то, воспламенить какой-то угасающий огонь. Фёдор Михайлович еле сдерживал инстинкт могильщика. Его останавливала только память о том, что в больнице одна-единственная реанимационная палата. Конечно, он ощущал в себе удивительные способности исцелять, но они ужасно мешали ему жить. Жене потихоньку приносили денежку и дорогостоящие продукты; детей нежданно перевели в престижный лицей. Она ни о чем не просила, но и без слов всё понимал. Смирился. Стиснул зубы и терпел эту вакханалию целительства. Отовсюду потянулись ходатаи. Когда Фёдор Михайлович мёл двор, тысячи и тысячи ополоумевших людей с не моргающими глазами навыкат, дотрагивались до него, терлись больными местами. Терпел!
Сколько это продолжалось, точно нельзя сказать. Пожалуй, очень долго. Со временем жена стала буквально на руках носить Фёдора Михайловича: его рост теперь семьдесят сантиметров, о чем есть соответствующая запись в "Книге рекордов Гиннеса".