Разбитую, каменистую дорогу, с небольшими и маленькими колдобинами, с медленной, не быстрой скоростью, одолевали две грузовые машины Урал и ЗИЛ 130. Урал шел впереди уверенно, подавая пример идущему сзади ЗИЛу. Работа моторов показывала бережное и внимательное отношение к ним, техников, тех людей, которые их обслуживают. Внутри ЗИЛа сидело двенадцать бойцов вооруженных автоматами. Они сопровождали нехитрый груз, состоявший из солдатского белья, бушлатов и закрытых в ящиках с зелеными пломбами медикаментами. Во второй машине был тоже не хитрый, не имевший секретности груз. Рядовой Ярошенко сидел в кузове, не далеко от борта. Чувство его было одно- это чувство страха. Ехать по горам в Чечне во время боевых действий- это всегда рулетка, даже когда ты хорошо вооружен. Ну а он чувствовал себя хорошо только в расположении части, так безопаснее. О чем думали другие бойцы, он не знал, но ничего не предвещало беды, как вдруг внезапный взрыв из гранатомета большим огнем пламени и дыма переворачивает ЗИЛ, который начинает гореть. Крики сидевшего с ним старшины, были, как казалось, слышны не только ушами, но и сердцем и душой.
-Быстро из машины! Быстро я сказал!
С кузова беспорядочно, как и бывает на войне, бойцы выскакивали на землю. У Ярошенко от ужаса и страха сковало руки, так, что он не мог снять автомат и приготовиться к бою. Стрельба из крупнокалиберного пулемета косила все, кто был цел. Из Урала, которого взрывом гранатомета вырвало мотор и он стоял, как после лобового столкновения, но не перевернувшись. А ЗИЛ съехал к речке с дороги и воткнулся в землю. Крики ужаса и боли раненых глушились шквальным огнем тех, кто сидел в засаде. Ярошенко упал и катился назад просто подальше от всех и от этого ада. Его уже не было видно, он стал на ноги и начал бежать в заросли деревьев. Он поднялся в небольшом лесу на холмик и прижавшись лицом в землю с ужасом ждал, что его вот-вот его пристрелят или возьмут в плен боевики. Некоторое время он лежал без движения, но потом все-таки поднял голову. Через дерево, которое ему служило маскировкой, он увидел страшную, реальную картину войны и реальности от которой ему чудом удалось уйти. Боевики, держа оружие в руках и находясь возле машин, громко кричали Аллах Акбар. Из кабины ЗИЛа они тащили контуженого водителя, подгоняя его ударами и смехом. Трупы русских солдат лежали застывшие на земле, если были раненные, их добивал высокий, бородатый чеченец. Ногами они пинали сгоревшие трупы тех, кто был в ЗИЛе и быстро, везде, где лежало оружие, собирали его.
Водителя привели, наверное, к командиру, стоящего в натовской форме с черным беретом и держащего руками автомат. На правой его руке была зеленая повязка флага свободной Ичкерии. Раненый водитель смотрел контужено- вспотевшим, окровавленным лицом на него. После этого, он подошел к раненому и громко, по- русски крикнул
-Ложись свинья!
После толчка, русский солдат упал и в упор из автомата был расстрелян. Потом он небрежно ногой проверил мертв русский или нет, пошел дальше. Из кабин машин они вытаскивали все, проверив, что можно забрать с собой, а трупы, как не нужные вещи лежали по всюду. Всю эту картину, они снимали на камеру, как отчет из своих подвигов кому то из начальства. Вооруженные люди поспешно уходили с места побоища, оставляя за собой убитых и искореженную технику. Не зная о том, что не далеко от них, на небольшой высоте, среди деревьев и травы, билось сердце девятнадцатилетнего солдата. Скованный страхом и ужасом, он чего-то ждал в своем сознании, не понимая сам чего. Мысли, как парализованные были наполнены безумием, спустя полчаса он начал мыслить, что делать дальше? Как найти своих и спасти себе6 жизнь? Идти по дороге? Так можно дойти до своих, но ведь это опасно. Можно нарваться на чехов и что ждет тогда? Смерть, плен или рабство? Может подождать своих, может, придут? Смотря на автомат Калашников, он крепком прижал его к себе - это единственный верный друг в данном положении. Но, вспоминая страшные события, понимал, что владеть им не просто - это надо уметь. Иначе это железо, не имеющей никакой пользы в руках труса. Он не стеснялся такого сравнения и того что штаны были мокрые не от росы, а именно от рефлекса , случившегося от пережитого. Человек создан Богом не для войны, но, к сожалению водоворот жизни, бросает человека во все ситуации, поэтому видя смерть мы все чувствуем, что это не правильно, не по божески, не справедливо. Но это тоже крест божий и несут его те, кому вместо хорошей судьбы Бог дает испытания и трудности. Во время, котором, душа человека, как никогда, близка к молитве и вере. Ярошенко вспомнил все, сидя в лесе: детство, юность, родителей, всю жизнь, прошедшую в родном Ростове на дону. Родители учили его быть добрым, воспитанным, полезным обществу, но, а теперь все это старание можно прервать выстрелом, убийством, как не нужное животное. Его тело может лежать здесь в горах Чечни. Да, он прекрасно понимал, что всю историю России, русские солдаты гибли, не смотря на правду войны, служа родине. Проливая кровь и кому-то надо проливать ее здесь. А мужество- это что-то очень возвышенное. И преобладающий страх, и любовь к жизни в каких то ситуациях. Время шло, солдат принял решение вернуться на то место, где они попали в засаду в надежде найти пищу, а может повезет, еще что то полезное ему. Вода была так близка нему в виде речки, но он не решался сейчас подойти к ней. Надо ждать темноты. И он ждал ее с нетерпением. Воспитывая это терпение именно той ситуацией, которая сложилась, понимая то, что, допустив ошибку, может оказаться в плену. А факты казни с обезглавливаниями военнопленных, были в его памяти. Множество бойцов, во избежание этого носили гранату РГД, для того, что бы не попасться живым. Но что бы выдернуть кольцо в данный момент, надо быть решительным и бесстрашным. У него тоже была граната, лежащая в бушлате бокового кармана. Вооружен он был лишь ней, автоматом АКА-47 и двумя рожками патронов. Время шло, и он даже успел поспать, назвать это сном? Наверное, бредом было бы правильней. Ведь нервы на пределе. Наступала ночь, его время предпринимать действия, брать в руки страх и спасать себе жизнь. Если он что-то раздобудет, он уйдет, чем быстрее, тем лучше и подальше, в надежде на безопасность. С наступлением темноты, усиливался и страх. Но вот собравшись с силами и нервами, он медленно шел к разбитой технике и трупами убитых товарищей. Как волчонок, загнанный в укол, он направлялся туда. Пригнувшись и иногда прижимаясь к земле. Первой машиной, к которой он подполз, оказался ЗИЛ. Искореженное железо пахло обгоревшим металлом, частицы его лежали разбросанные повсюду. Дрожащими руками он переворачивает сидение, заглядывая в открытый бардачок, что бы, что-то найти. И он нашел, валяющейся на полу машины, возле коробки передач, банку свиной тушенки, которую боевики не взяли. Проходя лежащие трупы, он шел к Уралу, где нашел целую, не большую, пустую канистру. Взял нее, он внимательно обшарил все возле машины. Трупы бойцов он тоже осторожно проверил, шаря в карманах в поисках чего-то. Было очень страшно. Но что делать, когда тебе пригодится все полезное? И сколько ты еще будешь в лесу? Белье и бушлаты, вместе с медикаментами, они забрали, как трофеи у некоторых бойцов он нашел документы, бережно положил их в бушлат, еще проверив территорию, он нашел флягу. Открыв ее, обрадовано понюхал. Это спирт, он был не тронут. Осторожно спускаясь вниз к реке, быстро набрал воды, пошел в лес. Пройдя несколько метров, облегченно и громко вздохнул. Найдено было не много, но это что-то. Банка тушенки, канистра для воды и Фляга спирта. Найденные у старшины сигареты и зажигалка не сильно радовали его, он не курил, а развести костер- это безумие, привлекать врага и выдать себя. Но и это он забрал с собой. Ночной путник шел по лесу далеко вглубь, первый экзамен на смелость переборов страх он уже сдал. Чувство голода давало о себе знать, крепко левой рукой он сжимал банку с пищей. Скалистый ров - вот место где надо сделать ночлег и набраться сил. Штык - ножом, бережно и внимательно, он открыл банку, взял в руку флягу со спиртом, сделал глоток горькой жидкосьт. За погибших ребят был этот тост. Похоронить возможности у него не было и в уме он просил у них прощения. Спирт дал разрядку и вселил мнимую оптимистическую мысль, что ждет завтра? Куда идти? Пища жадно жевалась, но, думая о предстоящих днях, он закрыл банку. Еще глоток из фляги, готовился ко сну. Найденные ветки послужили кровать, спирт снотворным, а бушлат одеялом. Сознание проваливалось в сон, погружаясь в мыслим о матери, о об отце. Он жив, но письма теперь не будет. Что, если известие о пропавшем сыне они получат первыми. Во сне он бродил по Ростову, забегая в родную квартиру перекусить, а потом опять по родным улицам. Мирный город с счастливыми людьми, и виртуальным присутствием дома сладко пленили сознание. Но вот улица, в конце которой стояло здание, военкомат. Он шел туда, сам не хотя этого. Толпа людей возле автобуса провожала кого-то. Женщины, мужчины, дети. И вот, подойдя ближе, он увидел в окне автобуса себя, смотрящего на провожающих. Он пытался уйти от туда, но каждый раз его, что то возвращало назад. Это сон реальности, неизбежности судьбы. И то, что его в армейский призыв закончился в боевой точке, а не в мирной службе, в частях расположенной во всех конца великой страны. Вокруг него было опасная темнота. Не известная местность и неопределенность присутствия врага, который может появиться в любой момент. Ведь это его территория. Но все таки ночь, внушает вместе со страхом и спокойствие. Ведь увидеть тебя невозможно. И ходят в этих дебрях редко, даже днем, не то что ночью. Говорить о том, как встретил Ярошенко утро, можно говорить одним словом - шок. Когда ты проваливаешься в бессознательное состояние и возвращаешься назад к реальности, которая стоит перед тобой, неопределенностью и опасностью. Ты испытываешь шок от неизвестности. Умыв лицо и попив из канистры, он начал думать куда идти. По дороге, нет, очень опасно, надо идти лесом. Может все - таки найду своих. В душе он надеялся, что его приключения кончаться быстро, и может уже сегодня он будет в расположении федеральных войск. Выход из логова, где он ночевал, занял меньше минуты. Вот он лес, не предсказуемый для него, теперь и маскировка и опасность. Сначала его ходьба напоминала умного, внимательного бойца. Он пригнулся, держа правой рукой, висевший на ремне ручку автомата, а левой рукой, держа канистру, насторожено поворачивался по сторонам. Но спустя час ходьбы, от усталости потерял бдительность, шел уже во весь рост. А шаги били не тихими, а издавали определенный шум.
Чувство голода надо было бороть в себе , понимая, что продуктов раз два и обчелся... Банку тушенки берёг на вечер, если не найдет своих. Хотелось есть и спать, так ждать следующий день.
Да, думал он, у каждого в жизни своя голгофа, свое испытание, и, наверное, это время настало у него. Не дал Бог погибнуть, но может, наверняка сейчас сохранит. Ярошенко не думал, как ориентироваться на местности, а просто, шел, наугад, что было большой ошибкой. Он углублялся горы, поняв это, прождал идти, в надежде найти дорогу, где проезжают свои. Эта война для него была все-таки сюрпризом командования, как часто бывает, ехали на учения, а приехали в Чечню. Злоба возбуждалась в душе, с какой то ненавистью, которую он не мог задержать и злобно швырнул канистру в сторону, бия руками в ствол дерева, выпуская свою злобу. Потом, тяжело дыша, взяв себя в руки, пошел дальше подбирая канистру, которую отбросил на метр от себя. Смотря в даль, среди деревьев, не было видно свет и небо, он пошел туда, надеясь, что увидит с этого обзора, то, что так хотел найти. Но, пройдя дальше, взору престал пейзаж гор и деревьев, где не было ни поля, ни дороги, ни поселений. Опустившись на землю, обхватив голову руками, он о чем-то думал какое то время. Потом, расстегнув шнурки на берцах, снял обувь. Ноги были потертые и спаренные, красные ранки были на пятках и пальцах. Теперь, надо было проветрить их, помыть и отдохнуть. Ну что, пойду вниз, и поднимусь на следующую гору, мысли его надеялись на лучшее. Часто останавливаясь, прислушивался к каждому шуму и треску. Спуск был медленный и не удобный, идти надо было осторожно, можно упасть, споткнувшись и пораниться. Автомат он перекладывал с одного плеча на другое, чтоб в любой момент вести огонь, если это понадобится. Обуздывая препятствия в виде деревьев и горного высотного подъема, он изредка останавливался передохнуть и отдышаться. Тело его вспотело, появилась на лице мокрая влага. Да, думал Ярошенко, я как загнанный волк тьфу, какой там волк, овца, пугливая, боящаяся хищников. Добравшись до возвышенности, в его поисках появился просвет, внизу было видно полянку, на которой виднелся небольшой шалаш для пастуха овец. Значит, там есть люди. К самим чеченцам он, конечно, не обратиться, ведь их враг, а воюют с ними именно большинство, они жители горных селений. Но, даже найдя чеченцев, можно найти и русских. Спросить можно и под дулом автомата. Дойдя до поляны и шалаша, было ясно, она стоит уже давно, кто их знает когда. А сейчас этот пастух, наверное, с автоматом и в какой-нибудь банде. Не смотря на все, было все-таки довольство тем, что где-то есть люди и кого-то можно найти. Выбрав направление, он пошел быстро, снова заходя в заросли деревьев. Запах леса и свежего воздуха сами наполняли легкие настоящим кислородом. Наверное, горцы живут так долго, из-за такой природы. Боязнь была одна, не нарваться на боевиков, именно тех, которые расстреляли их или других. Время шло, а одинокий путник блуждал, бессмысленно стараясь выйти из сложившегося положения. Вдруг появилась дорога, здесь были следы машин, она была проездной, снова проглотив комок, у солдата появилась надежда. Как и там, во время нападения. Он ждал в укромном месте, скованный страхом окончания нападения и сейчас, спрятавшись, на похожей высоте, он смотрел на дорогу с надеждой, ждал колонну русских машин., БТРов, просто своих. Время уже шло послеобеденное, на дороге было глухо, но было понятно, надо ждать. От напряженности нервной системы и чувство голода, он закурил быстро затягиваясь. Ему казалось- это успокаивает, хотя раньше не курил. Но любая мелочь, в этой ситуации, казалась полезной. И его инстинкт, съесть сразу тушенку был побежден чувством сохранения ее до определенного, нужного момента. Вода отвлекала от голода, на некоторое время. Вдруг послышался гул мотора, это было так неожиданно, что он был скован некоторое время, тупо смотря в ту сторону, из которой ожидалось появление техники. Скинув быстро автомат, направил его туда, где была неизвестность, залег и начал ждать. Из-за поворота появился белый джип патрон, не доезжая до Ярошенко, он вдруг остановился и из него вышли вооруженные люди, это были боевики. Ствол автомата был направлен в их сторону и в любой момент он был готов нажать на курок. Но эти люди справили нужду, сели в машину и уехали. А наш боец дальше начал ждать, если так спокойно едут чехи, то федералов здесь не жди. Он мог их расстрелять, но помешал страх и неуверенность в себе, да, и если подумать здраво, смысл? Он просто добыл больше оружия, но ведь там могли быть продукты. Не являясь опытным солдатом, он проанализировал свое поведение и принял решение быть поуверенней. Все равно есть здесь лагеря наших войск ведь выезжали они из своего добираясь к другому, просто не знал он дороги и все. Надо идти по этой, куда-то она ведет. Если раньше дорога была для него опасностью, то сейчас он надеялся на нее.
Еще не много подождав, двинулся он, по обочине держа в руках канистру с водой, часто проверяя на месте ли граната и дополнительный рожок к автомату. И так, являясь худым человеком, ему казалось, что сбросил еще в весе, от страха, стрессов и нехитрого питания. Он несколько раз сворачивал за поворот, подстраиваясь по идущему пути, и вот, на следующем повороте увидел табличку, она висела на столбе, замурованная в бетон и была вся изрешечена пулями, так, что читать он не мог. Добежав до нее, посмотрел вниз, куда спускалась еще одна дорога, и увидел небольшой поселок. Это было большой радостью, ведь боевики точно были здесь - это их территория. И селение, расположенное в дебрях, может быть их пристанищем, и база где можно слиться с местным населением.
До поселка было метров триста. Боец, залег уже в который раз, выбирая себе укромное, неприметное место. Из него можно было видеть крыши домов, электрические столбы, и крашенные в зеленый цвет, большие и маленькие заборы. Жадно ел тушенку, уже не думая о завтрашнем дне, а думал о том, что надо ночью идти туда в разведку, и раздобыть что-то, и узнать ситуацию, надо предпринимать какие-то действия, перебарывать свой страх.
День потихоньку подходил к концу, потускнело солнце, медленно скатываясь за гору. Вечерняя прохлада тоже занимала свой пост. Да, у каждого человека свои мечты и ценности, но для него, мыслил Ярошенко, сейчас нет ничего ценного, кроме собственной жизни. И что бы быть живым и в безопасности, готов был отдать любую имеющуюся сумму или ценную вещь. Но на войне другие драгоценности, другая плата и другое богатство.
Когда он призвался на Кавказ, он много слышал о чеченцах, в разговорах их делили на две группы. Городских, называли шакалами, а с селений гурунами. Различие было в том, что гуруны никогда не тронут своего врага, находящегося у себя дома. Ты гость, в любой ситуации, и не выйдешь не поев за столом, ну а когда ты за забором, тебя легко, если поймают, убьют. Шакалы - это городские, со своим мировоззрением, жестокими правилами и философией. Но гуруны имеют свое понимание чести и придерживаются своих святых традиций. Вот такой своеобразный, гордый и непредсказуемый народ. Поэтому, стучать гостем в дома, Ярошенко не был намерен, больше надежды было у него на тайный поход в тыл врага.
Еще до наступления темноты видны были жители селенья, старый человек и среднего возраста женщина шли по дороге возле села. Одеты эти люди были в национальные костюмы. Папаха - это был символ чести, большим оскорблением у чеченцев была ругань и хуже, когда в ней фигурирует брань на женщину. Женщины были подчинены слушаться мужчин. В мужской красоте ценился ум, крепкие плечи, грудь, худощавость и походка. В народе говорят, по ней узнаем человека. Знал еще наш боец еще рассказ об этом народе. Было в истории, когда предводитель горцев Шамиль сдавался в плен несколько раз, его окликнул его верный сподвижник, но Шамиль не обернулся. Когда его спрашивали, почему он не обернулся, он ответил, меня застрелили бы, чеченцы не стреляют в спину, объяснил Шамиль. А на этой войне были все, и арабы, и чеченцы, и афганцы, и честь была у них к врагу одна, ненависть и презрение, хотя не у всех.
Чеченские женщины, многие это знают, отличаются преданностью к мужьям и соей кавказкой красотой. Это гостеприимный народ и серьезный враг, когда ты с ним воюешь.
Найти в этом поселке русских, надежды было мало, хотя издревле в этой республике проживали больше десятков национальностей: русские, ингуши, кумыки, ногайцы и многие другие народы. Ночь была звездная, прохладная. Закопав, пустую банку в землю, спрятав канистру с водой, посчитав свое нехитрое вооружение, когда уже было очень позднее время и должны были все спать, он двинулся в село. Холод и голод гнал его туда. Имеющийся спирт он не употребил, надежда была на удачную операцию, потом. Перебежками и мелкими шагами подходил все ближе и ближе к селу, где света в окнах не было уже видно. Подкравшись поближе к дороге, через которую уже был поселок, быстрым бегом преодолел ее. Медленной походкой он шел по левую сторону села, углубляясь уличками внутрь. Зайдя вглубь, было ясно, что домов здесь не мало, это лишь издалека казалось не много. Глаза в ночи остановились на небольшом заграждении, через которое он мог перелезть во двор, особо не напрягаясь. Сделав это, он лежал на земле приблизительно минуту. Уверившись, что все спокойно, пошел дальше, держа наготове автомат надетым на него штыкножом. С той стороны, подходя к дому, окон не было видно, они были с другой стороны. Сад, из нескольких деревьев, прикрывал его тело, когда прижимался к ним. Плодов на них не было, а вот во дворе большой стол с лавками, в углу пристройка, словно кухня. Вход в дом был через небольшой коридор. Надежда была на пристройку, зайдя туда, на полу были сложенные дрова и устроенная печь. Руки искали пищу среди мисок, ложек и других принадлежностей. И, наверное, судьба и Бог любили этого солдата, пищу он нашел в чеченской кухне. Тут были лепешки, называющиеся сыскал, приготовленные на воде, сметане, сыре, из кукурузной муки. Предназначались они для калмыцкого чая, были они большие, толстенькие, пять штук. Все они были забраны и положены под бушлат, который стягивал армейский ремень. Ничего другого найдено не было, но и это было великой роскошью в данной ситуации. На дорогу он перелез там же, с той же стороны, с которой оказался во дворе и уже быстро шел, узнавая дорогу назад. Найденное в чужом поселке, было дороже клада. Заходить в чужие дворы он не захотел, рискованно. Ограничившись большой синицей в руках, чем большим лебедем в небе. Операция прошла более чем успешно, без потерь и обнаружения, еще удалось выйти именно туда, где была спрятана канистра, именно в тоже место.
Холод осеннего сентября сковывал тело, быстро сняв бушлат, китель, растер напряженное тело спиртом, экономя его. Потом пил его, закусывая лепешками. Мысли приходили одни, в таком нехитром положении, родные, близкие, хотелось домой, жить. Что ждет завтра? Спирта было выпито больше, чем надо, хмель ударил в голову, еще и сигарета, выкуренная им. Заснул на траве, обнимая автомат, а утром быстро двинулся дальше, обходя поселок, углубляясь в горы и в лес.
Солнце вышло, пригрев путника, потом, снова зашло за тучи. Идя через лесные чащи, он услышал шум воды, так обнаружил внизу, с небольшого бугорка, горную речку, что его очень обрадовало. Она была широкая, обложенная большими и мелкими камнями, направился к ней. Здесь уставшее тело он обливал холодной водой, смывая грязь и получая облегчение. Толи за два дня прожитых в лесу он выработал иммунитет, толи спирт убивал микробы, но Ярошенко не заболел. Одевшись, почувствовав бодрость, думал, куда идти дальше? С того места, где он сидел, хорошо было видно противоположную сторону и другой берег, расположенный примерно в девяносто - ста метрах. Если те дни были спокойны, то сейчас он услышал выстрелы и взрывы, глухие хлопки идущего в горах боя. Он ободрился, надо идти туда, там свои. Мысль была оставить канистру с водой, набрав ее в флягу и идти туда сколько придется, но дойти обязательно. Но именно в этот момент были слышны четкие слова, доносящиеся с того берега. Прилег среди камней, держа наготове автомат и стал наблюдать за тем берегом, от куда доносился шум и голоса. Гранату он вынул, положил ее не далеко от себя и машинально нащупал второй дополнительный рожок. То, от чего ему удалось убежать тогда, он видел теперь, здесь, на противоположном берегу реки, не исключено, что именно той, которая бала тогда там, где была засада. Человек двадцать вооруженных да зубов боевиков, кто с автоматом, кто с пулеметом. Одетые в военную форму с длинными бородами, стояли возле реки, различить арабов было не сложно. Они били ногами пленных, русских солдат которые то падали, то поднимались, шли друг за другом, в изорванной форме с разными ранами на теле. Предпринять надо было что-то. Там ты бросил своих, думал солдат, а здесь бежать опять от себя и от совести. Это может, был момент истины, трус ты или нет. За спинами боевиков, не у всех, а у многих, висели гранатометы. Но к бою Ярошенко уже двигала сама ситуация, бойцов привели на казнь- это было видно из движения. Руки им развязали , один из вооруженных боевиков подошел к первому бойцу , вынув из-за пояса нож, блестевший на солнце своим острым смертельным блеском. Боец смотрел на него усталым, обреченным видом, ему было приказано лечь на землю, он лег, но как-то понял, что над ним с ножом боевик и что, ему грозит отодвинувшись назад между ног, пытался избежать казни. Другие хоть и были с развязанными руками, убежать не смогли, их обступили со всех сторон. Видя, как боец выкручивается, боевик снова приблизился к нему, что мушка прицел смотрит ему в спину. Помоги мне Господи, сказал Ярошенко, и уверенно нажал на курок. Это было твердое решение отсекающие все сомнения от себя. Прозвучали неожиданные выстрелы из автомата, приводя людей на этом берегу в замешательство. Подняв руки и роняя нож, боевик упал замертво. Он уверенно стрелял и в других стоящих еще двух человек, пленные начали бежать, но злобная пуля из четырех, остановила одного, а выстрел с этой стороны того, кто убил русского солдата. Быстро поднявшись, вынул пустой рожок, перезарядил последним, что бы вести бой дальше на одиночное. Пули резали камни, со свистом падая в них, где лежал боец. Еще была граната, мысли были об одном, не попасть в плен. Он вел одиночный огонь не попадая, и вдруг взрыв гранатомета поднял возле него камни, землю и воду вверх. Резкая боль в левой ноге, полилась обильно кровь, еще одна пуля впилась ниже сердца. Патроны у него закончились, он упал, хватая в руку гранату. И, как часто говорят на войне, смерть мужества боится, он понимал, что чист перед бойцами и перед совестью, и неизбежную смерть готов принять смело. Выстрелы после его падения не закончились, а наоборот продолжались, а его руку, в которой он держал гранату, внезапно схватила чужая рука. Неужели боевики так быстро перебежали реку? Он дергал ее на себя, но был слаб, приподняв голову он увидел русского спецназовца.
-Все нормально, паренек, свои, все хорошо. Отдай мне ее, не дури. Сказал спецназовец.
Понял, что все таки нашел своих, он отдал гранату и сказал:
-Ну все, пацаны, все!
Потерял сознание он в то время, когда его тащили в лес, оказывая ему помощь, стараясь вернуть к жизни. А на той стороне уже были русские, подоспели вовремя и по рации давали свои координаты. Очнулся он в той деревне, где ночью там уже были для зачистки уже десять минут назад входили русские солдаты и техника. Усатый человек, подойдя к нему в военной форме, с бронежилетом. На голове у него была каска, громко спросил:
-Ну что, сынок? Кто такай?
-рядовой Ярошенко. - С трудом ответил раненный солдат.
-Откуда ты? Ну ладно молчи, отправим в госпиталь, будешь жить. Тут с тобой две минуты поговорить хотят. Перед ним стояли три парня, которых он спас от смерти.
-Спасибо, братуха. - сказали ему боец, который был Ярошенко знаком, тем пленником у реки.
-Ты, мужик, братишка, спасибо тебе. Не бойся, тебя заштопают в госпитале, все будет ОК.
Их отозвали в сторону. Офицер, стоявший над Ярошенко сказал ему:
-Ты мужественный русский солдат. Раны, до свадьбы заживут.
Был короткий расспрос о его похождениях, и где была разбита колонна. Ярошенко лежал, терпя боль, и ожидая отправки, не веря в то, что жив. Но теперь он точно знал путь к мужеству - он за два шага от трусости.