Снайперский прицел скользил по стволам деревьев, иногда заглядывал внутрь густых веток и внимательно всматривался в разбросанные повсюду большие и маленькие камни. Это был опытный снайпер-наемник, не знавший жалости. Когда он находил свою жертву, хладнокровно нажимал на спусковой крючок. Хорошо замаскированный, он, словно удав, ждал свою жертву. На этом склоне он дежурил с утра. По информации, которую боевики получили из своих источников, здесь ожидалось прохождение разведгрупп.
Мысли 36-летнего наемника иногда возвращались в родные края. Эта страна всегда жила войной и разрушениями, но с неизменной любовью оживала в его сознании. Эх, Афганистан, удастся ли мне увидеть твои горы и услышать голос муллы, зовущего на молитву? Ему всегда казалось, что вкус родной горной и родниковой воды необыкновенно отличается от той, которую он пьет здесь. Так же он сравнивал горы Чечни и Афганистана.
В памяти он видел близких и родных людей, вспоминая всех вместе и по отдельности. Мать, словно наяву, печет в печи лепешки, переворачивая их с одной стороны на другую, чтобы каждая из них была ароматной и не подгорела. А отец в афганском кафтане сидел на земле и старательно точил ножи, чтобы во время резки баранов они не подвели его. Дедушка, старый мудрый аксакал, с седой бородой и глубокими морщинами на лице, заложив руки назад, ходил и внимательно оглядывал аул. Любовь к старикам в этих местах необыкновенная. Их чтят и искренне уважают за мудрость прожитых лет. Лица сестер и братьев с глубокой любовью и болью предстали пред ним - два старших брата и младшая сестра. Они погибли в родном ауле, когда моджахеды, расположившиеся здесь, вели бой с советскими войсками. Ему было тогда 13. Не замечая до этого времени всего ужаса войны, он пережил его за три дня боли, траура и смерти, царивших везде и всюду. Реактивная установка "Град" сметала все на своем пути. Людей, сидевших в подвалах, старейшины аула выводили на улицу, чтобы спасти им жизнь. Слезы и крики отца и матери сливались со слезами тех, кто уцелел. Двое братьев и младшая сестренка лежали возле них мертвые. Он, горько рыдая, держал в руках руку сестры с недорогим украшением, которое он сделал ей своими руками.
С детства их учили держать в руках оружие, но после этого он снова учился метко стрелять, со злобой в душе и твердым чувством кровной мести.
Здесь, в Чечне, он вел свой джихад, помогая братьям-мусульманам. Он никогда не издевался над пленными, не участвовал в казнях, но был национально нетерпим к русским. Это мировоззрение было у всех, кто держал оружие с детства и потерял в войне родных и близких. Много раз, нажимая на спуск снайперской винтовки, он мстил за братьев, сестру и за всех погибших единоверцев. Зло порождает зло, и эта истина непоколебима. Что посеешь, то и пожнешь. На войне озлобляется сердце человека, пусть не у каждого, но у многих.
Воспоминания немного отвлекли его. Придя в себя, он снова начал прочесывать местность метким глазом оптического прицела. Вокруг была тишина, она лишь однажды была нарушена в этот день глухими хлопками. Там, где-то вдалеке, шел бой, а может, это был гром, ведь этот солнечный день прерывался иногда хмурыми тучами. Они то надвигались, то исчезали, снова выпуская яркое солнце на волю. Горы - это удивительное творение природы, думал наемник. Вот где-то выстрелят, это может быть очень близко, а ты не услышишь. Звук съедают горы, это их удивительное свойство акустики. Красивая природа не напоминала о войне. Небольшая поляна, расположенная возле негустого леса, поросла зеленой травой и красивыми горными цветами. По склону высокой горы, словно человеческая вена, по которой течет кровь, струился маленький родник, изливавшийся в конце горы маленьким пенистым фонтаном. Пели птицы. Легкий ветерок бродил по горам и деревьям, проверяя свои владения.
Здесь, в засаде, снайпер должен был находиться до захода солнца. И тут вдруг случилось то, что непременно должно случиться во время охоты с охотником и его жертвой, чего ждет воин, сидящий в засаде и ждущий врага. В снайперском прицеле появились две фигуры. Они медленно передвигались среди деревьев, то появляясь в прицеле, то пропадая. В наемнике проснулся хищник. Он видел, как высокий русский солдат, поддерживая под плечо, вел хромающего седого человека в изорванной и измятой камуфляжной форме. На его вспотевшем лице отражалась сильная боль. Он держался левой рукой за бок: то ли это было огнестрельное ранение, то ли сломаны ребра. Выйдя на поляну, молодой боец бережно уложил старшего товарища под дерево. Автомат Калашникова был у них только один, но вскоре снайпер увидел, как в руке у седого появился пистолет.
После недолгого разговора молодой солдат, обходя деревья и камни, уверенно пошел к роднику, вынул флягу и, не дожидаясь, пока она наполнится до краев, стал жадно пить, не проливая ни капли. Набрав еще воды, он вновь опустошил ее. Убрав флягу, он снял пятнистый китель и десантную тельняшку. На крепкой накачанной груди на плетеной цепочке висел большой белый крест с распятием. Левую руку украшала татуировка - летучая мышь. Разведчики - понял снайпер. Солдат встал на колени и начал обмывать лицо, плечи, грудь. Освежившись, он поднялся во весь рост. На армейском ремне висел большой армейский нож. Быстро набрав воды, он оделся, взял автомат и осторожно, оглядываясь, двинулся назад. Он спешил к раненому товарищу. Наемник, проанализировав ситуацию, сделал вывод: они знают прекрасно эту местность.
Теперь в прицеле были двое. Раненый, попив воды из фляги, облегченно, но тяжело дышал, покашливая и жадно ловя воздух. Второй присел рядом, крепко двумя руками сжимал руку седому, подбадривая какими-то словами. Снайпер целился молодому бойцу прямо в сердце, но внезапно его закрыла левая рука. Солдат вынул из-под одежды крест, встал, перекрестившись трижды. Опустившись на колени и закрыв глаза, он начал молиться. Наемнику эти движения напоминали мусульманскую молитву. Только стоя на коленях, он не крестился, а умывал руками лицо, поднимая руки в небо. Он не мог стрелять, зная, что время молитвы - это время мира в душе, и мешать ей нельзя, несмотря на то, что перед тобою враг и иноверец. Орлиный взгляд молодого бойца смотрел в небо, словно ястреб, запутавшийся в сети и искавший свою стихию - небо.
Снайпер не нажал на спуск, прижав уставший и вспотевший лоб к прикладу. Обтерев рукой лицо и уставшие глаза, он смотрел дальше в прицел, где было представление жизни, в любой момент могущее оборваться занавесом смерти. А он - словно режиссер спектакля, концовка которого зависит от него.
Чувство смерти, присущее каждому, особенно усиливается во время ее невидимого присутствия. Снайпер это знает, как никто другой. У человека усиливается чувство, что ты недолго будешь здесь, в этом мире, который ты любишь и, несмотря на то, счастлив ты или нет, не хочешь терять. Это зов неведомого, страшного и непостижимого. В глазах солдат он видел эту смертную печать.
- Куда же они идут, - думал наемник. - Если уходить, то надо оставлять седого здесь или убить. С ним молодой далеко не уйдет, даже несмотря на то, что они знают местность, - мыслил он.
Молодой все чаще и чаще смотрел на небо. Наемник иронически улыбнулся, поняв, что они с нетерпением ждут вертолета - спасительной железной птицы. Снайпер понял, что он может взять в трофеи не одну жизнь, а несколько.
Нервозность молодого бойца можно было понять. Он сядет с раненым другом в вертолет, его приключения на войне в этот день прекратятся, и вновь смерть обойдет его, а жизнь своим ходом будет идти дальше. Но помощи не было, и то, чего они так нетерпеливо ждали - не приходило. Если бы они знали, что все это время их жизнь находится в руках одного человека!
Разведчик минуты две смотрел вверх, а потом, обернувшись к седому, неожиданно стал танцевать русский народный танец, хлопая ладонями по армейским сапогам и по груди. Седой устало и болезненно смеялся, хлопая в ладони...
Смотря удивленно в прицел, он сделал вывод, что бойцы не теряют надежды. Он вспомнил и чеченский народный танец - газават. Как танцевал в тяжелые времена - до боя и после него! Но после боя он приятен намного больше, ведь ты живешь, думаешь, мыслишь, существуешь. После танца боец сел на камень, тяжело дыша и обреченно о чем-то думая.
- Да, - подумал снайпер, - ты сделал все, что надо сделать человеку перед смертью: помолился и потанцевал радостно.
Прицел смотрел в лицо человеку, но выстрела не было, наемник не спешил. Солдат левой рукой вытянул из кителя белый помятый конверт, бережно вынул фотографию, грустно улыбнувшись, смотрел на нее минуты две, а потом опустил руку вместе с фотографией. В качественный прицел можно было рассмотреть все, в том числе и фото. На нем было видно женщину, державшую на руках дитя, которое радостно улыбалось, протягивая ручку вперед. Наемник понял то, чего так и не понимал и не хотел понимать никогда: смерть приносит горе другим, тем, кто любит тебя и ждет. Ведь где-то там, в России, этот маленький ребенок играет игрушками, учится ходить, читать, писать, и по фотографии, которую часто показывает ему мать, узнает отца - человека, которого надо любить, ценить, ждать. Если бы снайпер не увидел фотографию, он уже выстрелил бы, но теперь он много думал, анализировал, вспоминал.
Он вспоминал детей своего аула, как они ждали своих отцов, не зная, что те находятся на войне. Как бежали они, не сдерживая слез, крепко вцепившись маленькими ручками в шею родного человека. А совсем маленькие чувствовали отцовские тепло и нежность, усиленную временем разлуки. У него не было детей. Аллах пока не дал, но в своих мечтах он думал о маленьком джигите, сидевшем на лошади вместе с ним, радостно и счастливо смеясь. Да, на той стороне были враги, но они были похожи на него. Ведь война не возникает сама по себе. Кто-то зажег костер, а они - это дрова, которые поддерживают пламя.
Разведчики сидели хмурые, задумавшись, что делать дальше и что же теперь будет. Седому становилось все хуже. Его взгляд блуждал, жизненные силы покидали его. Наемник это видел в прицел. В этот момент он услышал шум, знакомый ему с детства, визг и рев двигателя, мотора и лопастей. Вертолет появился из-за склона, словно ястреб, медленно и внимательно всматривающийся вокруг себя хищными глазами вертолетного стекла. Прицел ненадолго отвлекся на вертушку, а потом на радостные лица молодого и седого бойцов. Услышав спасительный гул боевой техники, седой открыл глаза и стал тяжело подниматься, принимая помощь от товарища, радостно сияющего и помогающего ему быстро стать на ноги. До спасительной поляны они передвигались быстро, даже седой, несмотря на свои раны, изо всех сил, хромая, быстро передвигался, пользуясь помощью товарища.
Вертолет, разметая искусственным ветром траву, цветы и качая ветки деревьев, опускался вниз. У снайпера теперь времени было мало, он должен был принимать действие в самой легкой арифметике: убить на войне или оставить в живых. Положив палец на спусковой крючок, он увидел лица своих жертв, которые он видел часто, обреченно умирающих. А может, наоборот, отпустить этих пленников судьбы, дать им шанс на жизнь?
За все прожитые годы и время войны он не мог подумать, что будет мыслить, как мыслит сейчас, и что к врагу он будет относиться по-человечески, а не с ненавистью и презрением. После боев в Грозном он танцевал на трупах убитых людей, не испытывая жалости и сострадания. А здесь, видя русских солдат, борющихся за жизнь до конца, он подумал, что их смерть не даст ему удовлетворения. Оптической прицел его винтовки остановился на вертолете, из которого выпрыгнула спасательная группа из четырех человек с оружием. Они были одеты в спецназовскую форму. Все они были под прицелом. Подбежав к раненому, они схватили его. Боевые однополчане знали, что такое, когда тебе грозит опасность и когда ты вне ее досягаемости. Боец почему-то не спешил сесть в вертолет, его взгляд чего-то искал среди гор.
-Неужели он чувствовал мое присутствие?! - подумал снайпер.
Неожиданно взгляд бойца остановился прямо на снайпере, но он не мог увидеть так далеко замаскированную смерть.
-Чего ты ищешь? Улетай! - говорил про себя наемник.
Бойца уже торопили криками и взмахами рук находящиеся в вертолете люди. Он двинулся к вертолету, но вдруг резко развернулся, вынул нож и воткнул его в землю: Улыбнувшись, он сел в кабину. Вертолет поднимался все выше и выше. Выстрела не было. Было ясно, что снайпер сделал свой выбор. Он отпустил всех! Думая о происшедшем, не веря самому себе и поступку, который совершил, он начал истерически смеяться.
-Что же с тобою случилось, джигит? Чего ты дрогнул? - он понимал, что это в его душе говорила неожиданная жалость.
Он даже подумал о том, дотянет ли седой до своих, окажут ли ему помощь, и будет ли он жить. Он вспомнил ребенка на фотографии, думая про себя:
- Приедет твой папка, никуда не денется.
Он поднялся во весь рост, убирая с себя ветки, служившие ему маскировкой. Медленно начал спускаться вниз к склону, где недавно были русские. Оружие он держал наготове. Через некоторое время он был у дерева, под которым лежал седой с огнестрельной раной. Пятна крови, окровавленный бинт остались на земле. Оглянувшись, вспомнил про трофей, который был на поляне. Посмотрев в прицел, он увидел нож, воткнутый в землю. Быстро набрав скорость, словно рысь, добежал до того места, нагнулся, схватил нож и скрылся среди деревьев. В руках у него был именной армейский нож - подарок за жизнь, которую он подарил русским, хотя не имел на нее никакого права. Поступок молодого бойца он объяснил радостью спасения. Но тогда чего же он так искал глазами? Ведь он чувствовал, что кто-то наблюдает за ним. На ноже была гравировка, читать по-русски снайпер не умел. Но ничего, на базе друзья переведут. Они наверняка подумают, что это трофей. Правды никто ни-когда не узнает, она умрет вместе с ним.
Поднимаясь по склону вверх, он почувствовал легкость. Казалось, камни сами располагались так, чтобы ему было удобно идти, а ветки маленьких деревьев вместо того, чтобы хлестать его тело и лицо, ласково касались их. Он поднялся вверх, и его взору предстала прекрасная картина природы - солнце, горы и чистое небо. Какой прекрасный пейзаж! По щеке наемника покатилась слеза. Он плакал в жизни редко: когда потерял родных, и вот сейчас, когда сохранил жизнь врагу, и всю эту красоту природы, созданную Богом, украшало самое главное чувство - чувство человечности, проснувшееся в нем...