- ... темнотища! ... козлы! Где фонари?! - нога неловко подвернулась и он едва не зарылся носом в строительный мусор, что вызвало новый поток ругательств. - ... вашу... вам... всем!
Кто бы увидел сейчас Павла Леонидовича Копейкина, не узнал бы в матерящемся, обозленном субъекте всегда подтянутого, корректного исполнительного директора "Троянды-экспресс", фирмы, которая удачно совмещала в себе обязанности "волшебника в голубом вертолете" - снабжая лакомок города вкуснейшим мороженым, с альтруизмом золотой рыбки - принося владельцам солидную прибыль.
- .. твою! - опять споткнулся Павел, героически пробираясь к дому, где недавно купил шикарные апартаменты.
Дернул его черт именно сегодня сдать захандрившего "Мерина" в автосервис! Попадая в дом через подземный гараж, Павел никогда не задумывался о том, как это делают "беcколёсные" жители. Сегодня же, пробираясь пешеходной тропой от остановки маршрутного такси, он на своих ботинках из кожи луизианского крокодила прочувствовал: есть в этом мире что-то неизменное! Мусор и разбитые фонари.
- ...! - Павел разбил руку, стараясь удержаться на ногах, и уронил мобильный телефон, чей тусклый свет с превеликим трудом выхватывал клочок земли под ногами.
Он встал, отряхнул колени, испачканные в результате поисков атрибута делового человека, неловко зашарил левой рукой по карманам - правая ладонь неприятно саднила, став липкой от крови. Изящный батистовый платок, скорее украшение, нежели предмет гигиены, был впервые подвергнут жестокому остракизму, примененный в качестве банальной повязки. Пока Павел заматывал руку бормоча проклятия козлам строителям не убравшим мусор, скотам электрикам не установившим фонари, идиотам сделавшим остановку так далеко от дома, сзади послышался шорох - кто-то осторожно пробирался той же тропкой. Павел посторонился, пропуская товарища по несчастью. Но из темноты никто не появился, - шаги затихли. Стоило ему двинуться, шорох за спиной повторился. Неприятный холодок пополз по спине, и Павел ринулся к дому, который издалека подмигивал окнами, маня к спасительному уюту.
- Идиот! Надо было такси взять! - обругал себя Копейкин.
Что думал преследователь, и были ли эти мысли мирными, Павел не знал. Шаги за спиной не смолкали, и он, как волк загоняемый охотником, ломился сквозь полосу препятствий к своей "крепости". Ночной спутник не отставал, но и не приближался.
Дом был уже рядом, щурился глазами-окнами, то голубыми, подсвеченными телевизорами, то красно-зелено-желтыми в зависимости от вкуса хозяев, оснастивших их разномастными драпировками.
Павел едва успел затормозить, - путь к спасению пересекла глубокая канава, на дне которой обретались трубы. Начало и конец траншеи затерялись во тьме - не обойти, но, по счастью, она оказалась узкой - можно перескочить. Днем бы это не составило труда, но ночью! Уже совсем собравшись прыгнуть, он заметил утлые мостки. Чья-то добрая душа позаботилась облегчить согражданам доступ к комфортабельному жилью.
Павел ступил на хлипкие досочки, ощущая себя птичкой на жердочке. Деревяшки подозрительно заскрипели, прогнувшись, недвусмысленно предупредив о своей эфемерности. Сосредоточившись на равновесии, он не заметил, как темнота впереди сгустилась в нечеткий силуэт.
Внезапный удар в спину сбил с ног. Доски под ногами проломились, и Павел полетел в канаву. Практически одновременно с этим тьма взорвалась ослепительной вспышкой. Висок обожгло, будто по голове шарахнули раскаленным утюгом. Хрустнувшая нога пронзила тело дикой болью, - он тяжело рухнул на трубы.
Несмотря на падение и боль Павел четко сориентировался в ситуации. "Киллер!" - послал мозг сигнал; натренированные мышцы сократились без участия хозяина, выхватив пистолет из кобуры, уютно гревшей подмышку. Два выстрела слились в один, оповещая окрестный люд, что пора вызвать милицию.
- Сегодня не твой вечер, падла! - зло думал Павел, нажимая на курок. - Получи, сука!
Злополучный палач, неожиданно превратившись из охотника в жертву, дематериализовался. Павел, невзирая на боль, приподнявшись над краем канавы, послал ему вдогонку пару пуль и бездну проклятий, а потом в изнеможении сполз на трубы, -выбраться сил уже не осталось.
Ночная тьма огласилась истошными воплями, - к месту разборок торопилась, подвывая и моргая, как циклоп подбитым глазом, багровым фонарем на крыше, патрульная машина. Пока менты, спотыкаясь и матерясь, пробирались к канаве, где загорал "клиент", тот в глубокой задумчивости взирал на звезды, пытаясь сообразить - что же толкнуло его в спину, тем самым спасая жизнь. Что или кто?
Толпа вездесущих зевак, по законам жанра возникших ниоткуда, выстроилась на бруствере траншеи, застыв незыблемо, как солдаты в глухой обороне. В пароксизме любопытства они жадно ловили каждую деталь, услаждая свой слух стонами потерпевшего, которого санитары при помощи носилок и "волшебных слов" извлекали из потенциальной могилы. Как стервятники, слетевшиеся на падаль, они пировали, пожирая глазами: залитое кровью лицо Павла; пришедший в полную негодность костюм от Ямамото; сломанные доски, упавшие на дно канавы; милиционеров, которые виртуозно костеря беса и его родню до двенадцатого колена, в профессиональном экстазе перелопачивали мусор в поисках улик.
Уже в больнице, с ногой тщательно упакованной в гипс, головой, ноющей от тугой повязки, одурманенный обезболивающим лекарством Павел попытался восстановить в памяти все случившееся. Образы ускользали, таяли, сливаясь в темное пятно. Только когда он проваливался в сон, соскальзывая за грань реальности, из глубин заторможенного мозга всплыло, закачалось, как щепка на волне, воспоминание, мимолетное впечатление - легкий, горьковатый запах умирающих цветов, схваченных первым морозом. Он попытался вцепиться в это воспоминание, как собака в кость, привязанную жестоким мальчишкой к веревочке, которую намотал на колесо грузовик. Машина уехала, кость исчезла за поворотом, а пес остался в конуре, роняя на асфальт горькую слюну. Так и запах, возникнув неведомо откуда, развеялся, оставив щемящую тоску - Павел заснул.
Павел Леонидович морщился, устало тер виски, - голова раскалывалась. Под тонким шрамом на виске гнездилась боль - ледяной кубик с острыми, как бритва ребрами; временами он резко проворачивался и тогда голова дергался как от удара током. Средств унять приступы не было. За истекшие полгода Павел научился мириться с бессилием врачей и медикаментов. Существует только один способ купировать боль - стискивать зубы и терпеть, в качестве терапии используя работу.
С той самой секунды, как ему подфартило стать единоличным владельцем фирмы, он испытывал жуткий прессинг. Конкуренты не давали расслабляться. Вот и сегодняшний день заполнен под завязку - презентация нового сорта мороженного. "Двойная доза" - нежный пломбир с маком, облитый белой глазурью, усыпанной конопляным семенем. Потенциальные клиенты были в восторге, что в свою очередь сулило заключение выгодных контрактов, а обильный фуршет способствовал взаимопониманию договаривающихся сторон.
В довершении ко всему какая-то неясная мысль тревожила его, не оформившаяся, сидящая в мозгу, как колючка от кактуса в пальце - маленькая, невидимая заноза; ее невозможно вытащить, и она напоминает о себе при любом неловком движении. Чем сильнее он напрягался, пытаясь поймать ускользающую негодницу, тем сильнее голова наливалась болью, а подлый кубик пульсировал, грозя вот-вот провернуться. Павел решил бросить эти мазохистские игры; мысль сама вернется, надо только запастись терпением.
Мерседес белым лебедем вплыл в подземный гараж, бережно доставив своего обладателя к лифту. Телохранители двигались как недавно разделенные сиамские близнецы зеркально-синхронно, начиная доставку хозяина к бронированной двери квартиры по неизменному сценарию: первый разведывал путь, поднимаясь на лифте, второй неотрывно сопровождал субъекта, прикрывая тылы.
Получив сигнал, что путь свободен, Павел Леонидович вместе со вторым телохранителем зашел в лифт. Дверь еще не закрылась, а мысль-колючка у него в голове, зашевелись, окрепла, проросла ледяными иглами в виски. Что-то не так... Но что? Телохранитель спокоен, как удав, переваривающий кролика. Но что-то же не так!
Лифт замедляет движение. Останавливается. Телохранитель привычно оттесняет хозяина к двери, выходит первым, осматривается, делает знак рукой. Они гуськом пересекают холл, подходят к квартире, около которой глыбится горой мускулов первый бодигард. Павел Леонидович достает ключи, протягивает стоящему около двери. Парень начинает сложный ритуал открытия замка, в то время как второй контролирует периметр. Наконец все запоры открываются, охранник со словами: "Все в порядке", - берется за ручку и...
... в голове у Павла Леонидовича вспыхивает лампочка - запах! В лифте пахнет точь-в-точь, как полгода назад около канавы - горечью умирающих цветов. Бессознательно он делает шаг в сторону и падает за кадку огромной пальмы, мощным фонтаном листьев метущей потолок. Мгновение р а с т я г и в а е т с я. Он видит, как губы первого телохранителя шевелятся, невыразимо медленно проталкивая сквозь сгустившийся воздух: "В с е в п о р я д к е". Второй удивленно приподнимает бровь, замечая маневр охраняемого...
...ручка проворачивается...
...периметр двери набухает лиловым пламенем бронированная плоскость вздувается пузырем выдирает стальные крепления как серфинг на гребне вала огня прыгает навстречу людям...
На развороченном полу марионетками, у которых обрезали веревочки, распластались два парня, еще миг назад такие сильные и красивые. Пепел пальмы, спасшей жизнь бизнесмена, черным снегом оседает вниз, смешиваясь с потоками воды, - сработала система пожаротушения. Черные слезы текут по спокойным лицам телохранителей, оплакивая души отлетевшие без покаяния.
- Вам несказанно повезло! - в тысячный раз повторяет милиционер, - Если бы не пальма!
Как будто сам Пашка не понимает всю оглушительность своего везения.
- Давно вы поставили здесь пальму? - словесный понос блюстителя порядка безумно надоедает спасенному и он отделывается невежливым бурчанием.
- Если бы не пальма, - не унимается мент, совсем мальчишка, наверное, только вчера получивший погоны.
Массивная, почти в рост человека, кадка с землей приняла на себя удар, но, развороченная почти полностью, устояла.
- Если бы не пальма! - пацаненок восхищенно крутит головой.
- Да заткнись ты! - хочется крикнуть Павлу. - Да! Да! Пальма! Но откуда - черт ее дери! - она здесь взялась?
Ему хочется заорать, сделать что-то мерзкое: плюнуть в рожу восхищенному милиционеру, хряснуть того зубам - только бы выплеснуть страх, затопивший донельзя.
Но Павел молчит, согласно кивает головой и, пытаясь не пролить трясущейся рукой, пьет рюмку за рюмкой. Дешевый коньяк. Не пьянея. Ощущая с тоской, как в районе виска начинает пульсировать боль. Ему страшно. Страшно оставаться одному в квартире. Впрочем, квартирой эти обгорелые развалины уже не назвать, и он едет в гостиницу, конвоируемый нарядом милиции - для сохранности.
В номере гостиницы пусто и страшно...страшно... Павел встряхивается. Да, что это он! Звонок администратору и через пять минут кровать согреет дежурная милашка! Рука уже тянется к телефону, но останавливается. Где гарантия, что девица не окажется наемной убийцей? Он одевается и крадучись выскальзывает на улицу, заходит в первый попавшийся бар, где и надирается до чертиков.
Утро приносит с собой жуткую головную боль, мерзкий привкус во рту, будто там справляло нужду стадо коров, легкий тремор конечностей и невыносимую жажду - классические симптомы похмелья. Вторая подушка на кровати хранит след чьей-то головы, памяти же пуста, как лоно старой девы. Павел даже и не пытался вспоминать лицо или имя гетеры скрасившей ему ночку; и только воздух в ванной комнате хранит тонкий аромат увядающих цветов...
Не прошло и полгода, как П. Л. Копейкин стал до отвращения богат, - после второго покушения бизнес рванул в гору, которая была круче всех предыдущих. Дабы компенсировать неожиданный перекос в жизни, удачливый бизнесмен заделался верующим. Он регулярно ходил в церковь, чтобы истово класть поклоны, ставить свечи, замаливать грехи, просить долгой жизни.
В церкви ему было спокойно. Здесь уютно горели свечи, слышался тихий шепот молящихся, витал сладковатый запах тающего воска. Однажды в этот запах вплелась чужеродная, будоражащая струйка, странно знакомая. Он подразнила, увлекла за собой. Поддавшись ее зазывам, он прошел в самый дальний угол. Там, около иконы Николая Угодника, в мягком свете лампады, он увидел ангела - Ангелину. Хрупкое миловидное существо с огромными, в пол-лица глазами. Глаза мадонны на личике ребенка.
Свадьбу сыграли скромную, но фешенебельную.
Пашка купался в свалившемся счастье, как в омут, погружаясь в любовь. Налаженный бизнес катился трудолюбивым паровозиком, регулярно сгружая целковые в хозяйские пакгаузы, что дозволяло везучему предпринимателю большую часть времени проводить в уютном семейном гнездышке. "Гнездышко" - трехэтажный особнячок в "Царском селе" - элитном загородном районе, выросший практически мгновенно благодаря волшебству денег.
Вот и сегодня он торопился домой к своей милой женушке. Бронированная "Ауди- А8" мягко покачивалась, неся хозяина в объятия к любимой. Шины успокаивающе шуршали, подсказывая ласковые слова: "Кошшшечка, любушшшка, милушшшка, лапушшшка"...
За городом роскошествовала осень. Пыльные, уставшие деревья мегаполиса, опадающие в середине лета, не могли передать чувственной красоты увядания. На свободе, не стиснутая стенами небоскребов, природа впадала в эйфорию и, как безумный художник, щедро расписывала листву, кусты, траву, с каждым днем меняя колер. Поначалу желтый цвет присутствовал в качестве малых вкраплений, но он назойливо соперничал с зеленым, постепенно отвоевывая все большее пространство. Даже цветы предпочитали платьица в осенних тонах - от густо-коричневого до шафранно-желтого. Дикий виноград, щеголяющий пурпуром императорской мантии; каштаны, слегка тронутые ржавчиной; трехцветные ясени, клены с буйной рыжей шевелюрой - даже не верилось, что это все настоящее. Солнце не яростное, как летом, а мягкое, теплое, ласковое; легкий ветерок; небо, отмытое до синевы осенними дождями - рай, да и только.
Охранник, коротко кивнул, пропуская знакомую машину на территорию "заповедника". Вплотную к бамперу, как приклеенный, в джипе "Гран Чероки" ехал эскорт.
Сумерки потихоньку кутали дорогу фиолетовой шалью, поэтому Павел Леонидович не сразу заметил канаву отрезавшую ему путь домой.
"Ауди" стала как вкопанная. Натренированные охранники мгновенно выскочили из автомобиля, вросшего в землю в пяти сантиметра позади хозяйского, и рассредоточились на местности.
Как ни странно, но никакого плохо предчувствия у Павла не было. Ну, подумаешь канава! Бывает. Вот и телохранители успокоились, обшарив каждую былинку в радиусе ста метров. Снайперу тут негде засесть, да и до дома рукой подать. Впрочем, о снайпере он и не думал. Думал он о жене, о сыне, о вкусном ужине, который его уже ждет, о телевизоре и шкуре медведя около камина, и о том, что на этой шкуре...
Пока он так и сидел и мечтал, самый грузный парень - Славка Боров, - подошел к канаве, через которую кто-то перекинул пару досточек, взошел на "мост", пару раз подпрыгнул, притопнул, проверяя крепость, и отрапортовал; "Все в порядке, шеф! Выдюжит!"
Тем временем темнота полновластно заявила о своих правах, а фонари почему-то не включались.
Павел вышел, подошел к канаве. В окне его дома зажегся свет, поманил розовым маячком. На фоне занавесок обрисовался женский силуэт, - Ангелина укачивала ребенка.
Не отрывая глаз от окна, Павел ступил на хлипкие досочки, ощущая себя птичкой на жердочке. Деревяшки подозрительно заскрипели, прогнувшись, недвусмысленно предупреждив о своей эфемерности. Сосредоточившись на равновесии, он не заметил, как темнота впереди сгустилась в нечеткий силуэт.
Внезапный удар в спину сбил его с ног. Доски под ногами проломились, и Павел полетел в канаву. Практически одновременно с этим тьма взорвалась ослепительной вспышкой. Висок обожгло, будто по голове шарахнули раскаленным утюгом. Хрустнувшая нога пронзила тело дикой болью, - он тяжело рухнул на трубы.
...милый мой на кого ты меня покинул...
...а совсем молодой, жить бы ему да жить... да не повезло, хороший был человек... и чего его сюда понесло...не трясите, не трясите, может, еще довезем... да ему уже ничего не поможет... можно его допросить... он без сознания... жаль парня...
- Смотрите, открыл глаза!
- Где, я? - подумал Павел, но сказать не смог, существуя отдельно от тела.
- Смотрите, Сан Саныч! Сказать, что-то хочет!
- Не тронь его, Машка, он уже не жилец, - пробурчал мужской голос. - Пролом черепа, перелом позвоночника со смещением, и чего его в ту канаву понесло? Да не плачь ты, дуреха! Первый что-ли жмурик у тебя?
- Первый, - на лицо Пашки упали теплые капли, а следом легла мягкая ладошка, от которой пахло...
От которой пахло...
...из глубин заторможенного мозга всплыло, закачалось, как щепка на волне, воспоминание, мимолетное впечатление - легкий, горьковатый запах умирающих цветов, схваченных первым морозом...
...в лифте пахнет точь-в-точь, как полгода назад около канавы - горечью умирающих цветов...
...и только воздух в ванной комнате хранит тонкий аромат увядающих цветов...
...однажды в этот запах вплелась чужеродная, будоражащая струйка, странно знакомая...
Он широко открыл глаза.
...мир, переливался... кружился... тек как река... из ниоткуда в никуда...
Белый потолок покачивался. Плохо закрепленные носилки вздрагивали, подпрыгивая на каждой колдобине. На скамейке сидел усталый доктор, около него зареванная девчушка - медсестра.
...по реке в бесконечность скользили лодки-души... и он плыл... нет... он тонул захлебываясь в собственной крови, а рядом тонули, в бессильной мольбе протягивая руки к небу люди...
Темнота в углу машины сгущалась в неясный силуэт. Он наливался чернотой, пропитывался мраком, обретая четкие формы и вот уже, кутаясь в покрывало обсидиановой тьмы, в машине стояла женщина.
...Нет, это не люди, скелеты и они цепляются за его руки, плечи, тянут на дно... тягучая черная смола льется из пасти неба, заливая все окрест...
Она подняла руку, вытерла холодный пот с разбитого лица Пашки, улыбнулась. От ее ледяных рук пахло осенью, горечью умирающих цветов, загубленных первыми морозом. Он смотрел в ее глаза. Черные, бездонные, они затягивали, манили в беспросветные глубины, обещая сказочный отдых, вечное отдохновение ...
...черная смола вливалась в уши, нос, рот заполняя, затапливая, распирая, выворачивая наизнанку, пропитывая все запахом ...
...этот запах!.. что же?.. как же?.. не было ничего?... фирма, жена, дом, сын... какжеэто... неможетбытьнехочуне...