Сэм расчесывал гриву кобылы, подготавливая ту к дальней поездке и
воображал разговор с капитаном королевской гвардии, когда Эдд ворвался в
конюшню, хилую деревянную пристройку возле дома.
Сэмьюэл заметил - друг что-то прячет за спиной.
- И что у тебя там?
Эдд подбежал ближе, запустив одну руку в золотистые кудри друга, и
взъерошил их:
- А, попробуй, отгадай, - Эдд заскакал из стороны в сторону, подражая
"весеннему ручью", модному в Большом Просторе танцу.
- Ну и ладно, не хочешь не говори, - спокойно ответил Сэм, но на самом деле
ему было безумно интересно узнать, что же тот прячет.
- Я бы не сказал, тебе, даже если Единый повелел, - Эдд улыбался всем
своим щербатым ртом, - Ты уезжаешь, теперь ты дворянин, что тебе до
мелких делишек в Большом Просторе, правда?
Сэм оставил лошадь.
- Тогда, я именем короля приказываю тебе раскрыть свой секрет, крестьянин,
- он заговорил басом и нахмурил брови, будто королевский гвардеец на
службе, - Пока я не отсек твою тупую башку к твоей матери! Выкладывай
свое добро, поросячий сын!
Эдд залился смехом, и мех выпал из рук на желтую солому. Бордовая
жидкость рывками вытекала из горлышка.
- Поднимай же скорее! - вскрикнул Сэм, - Поднимай ее!
- Двуликий меня раздери! - спохватился Эдд и поднял мех, - Ну вот, теперь у
нас три четверти, - он раздосадовано скривил губы.
Сэм вздохнул, и, будто в серьез, состроил огорченное лицо:
- А я так надеялся надраться сегодня, - он ходил по кругу, еле сдерживая
смех.
Эдд уселся на скамью, неловко почесывая затылок.

- Да, - протяжно буркнул Сэм, - С такими руками в вольные рыцари не берут.
Он дождался, пока Эдд взглянет на него, чтобы захохотать. Худая кобыла,
вытаращив большие черные глаза, оглянулась на смех, а Эдд, оставив
бурдюк на скамье, вскочил и принялся колотить друга.
Сэм любил Эдда. И хотя, их родство по крови была весьма дальним, Сэм
никогда не ощущал разности. Весной, летом и осенью они вместе исправно
трудились в поле и в саду, а зимой помогали со скотиной. Вечерами, вместе с
деревенскими мальчишками, а зачастую и вдвоем, играли во дворе сира
Гамильтона, пожилого вольного рыцаря, осевшего в Большом Просторе. Там
они становились рыцарями в сияющих доспехах, мчащихся на снежно-белых
скакунах, волшебниками, повелевающими огнем и ветром, боролись с
пещерными троллями и ларгитами, полулюдьми с болот. Повзрослев, Сэм и
Эддвард взяли в руки деревянные мечи, а позже, сир Гамильтон заказал у
кузнеца из Солнечной Лощины пару клинков, похожих на настоящие, но
лезвие было сделано так, что наточить его было невозможно. "Если один из
вас и решит когда-нибудь убить, то не мечом, принятым из моих рук".
Старый рыцарь научил ребят боевым стойкам: кабаний зуб, пасть дракона,
дубовый ствол, бросок гадюки, волчий оскал, стойка против нескольких
солдат и в дуэли, боевую стойку верхом и даже стойку, когда ты в стельку
пьян и не можешь стоять на ногах.

Уцелевшее вино придержали до вечера, схоронив бурдюк в под соломой.
Солнце висело прямо над головой, делая тени короткими и
выразительными.
Деревенское кладбище располагалось в получасе ходьбы за темноводной
речушкой с деревянным мостом и за глухим полем, возле самого леса.
Могила вольного рыцаря примыкала к самой окраине леса и до вечера
находилась в тени, где летом шумным роем нависали комары.
- Сир Гамильтон, будь он жив, был бы рад за тебя, Сэмми, - Эдд, сел на
скошенную лужайку.
Сэм поправил иссохшее деревянное надгробие в виде наконечника пики и
поджал с двух сторон землей.

- Думаю, да. Старик радовался за нас, как за себя. Помнишь, когда он повел
нас на кузницу, где мы сковали свои первые мечи?
- Скорее кочергу, - усмехнулся Эдд, хлопнув друга по плечу.
- И совсем недурно вышло для первого раза, - улыбнулся Сэм, вспомнив тот
самый клинок, который он сделал впервые: лезвие разной толщины было
загнуто, словно то был серп, а не меч.
Сир Рикк Гамильтон получил "выпуск" еще до рождения ребят. Кое-что
поднакопив за службу, он осел в Большом Просторе, выстроил в деревне
добротный дом с первым этажом из белого камня, а вторым из кедровых
бревен, и даже содержал небольшую пекарню в Солнечной Лощине.
Старый, сухой и жилистый, на закате своих лет он еще сохранял былую
прыткость и силу, хоть и быстро уставал. Сэм и Эдд с детства играли во дворе
вольного рыцаря. Там в их распоряжении были деревянные мечи, щиты из
сколоченных досок, игрушечные детские лошади, собранные стариком. Он
любил рассказывать о своих приключениях, наполненных ужасными
чудовищами, прекрасными девицами, храбрыми рыцарями и смекалистыми
оруженосцами. Сэм и Эдд допускали долю вымысла в рассказах старика, но
всегда слушали с неподдельным интересом и доверием.
Возвращаясь, Сэм заглянул с моста на свое отражение в темной реке. На
берегу Ладди Бритсон, жена сыровара, доставала из корзины белье для
стирки. Чуть дальше, скрывшись в высокой траве, Дойл и Броз Кивсли сидели
с удочками и дымили отцовской трубкой. "То-то им влетит". Майское солнце
ласкало жителей Большого Простора теплыми лучами. Воздух рассекали
шмели и мошкара.
Брат-близнец уставился на Сэма из почти черной воды. Холщевая рубаха на
нем потемнела, будто черный доспех, зеленые глаза стали угольными, а
золотистые волосы окрасились в пепельно-серый. Сэм нахмурил, брови,
строя себе гримасу, ветер нагнал на воду рябь, и брат-близнец обратился
монстром.
- Ты чего, Сэмми?
Сэм не слышал приближения Эдда и дрогнул от неожиданности.
- Это я, все в порядке, - Эддвард положил руку ему на плечо.

- Просто задумался, - улыбнулся Сэмьэл в ответ, - Грустно уезжать.
Они двинулись дальше.
- Тогда останься. Мне исполнится семнадцать, и отец мне тоже позволит
покинуть дом. Мы отправимся в Солнечную Лощину к Краетсам или в
Высокие Дубы Урайтов и поступим на службу оруженосцами, а там, как
рукой подать до вольника. За доблестную службу У нас будут свои боевые
кони, настоящие мечи и стальные доспехи.
- Чтобы все это стало твоим, тебе нужно будет отслужить много лет, а до тех
пор ты всегда будешь обязан своему сеньору, не забывай об этом.
- Ты тоже будешь обязан..., - обидчиво произнес Эдд, - Разве что самому
королю. А в остальном, разницы нет никакой.
- Разница в том, что я буду служить Англориану, а не зажравшемуся борову
на коне, который имеет меня до тех пор, пока благодать не снизойдет на
него, чтобы посвятить меня в вольные рыцари. В королевской гвардии же у
меня будет возможность заслужить золотой или белый плащ, и тогда я стану
охранять самого короля и всю его родню. Королевскому гвардейцу никто не
даст пинка под зад, он всегда в почете и с ним считаются, да, и жалование у
них не меньше, чем у вольных.
Эдд скрестил руки на груди и сощурил голубые глаза:
- Вот стану я из вольника настоящим рыцарем. Посмотрим, как ты тогда
запоешь, гвардеец.
- Ты до сих пор веришь в сказки? - усмехнулся Сэм.
- А как же Бристоль Верный или, скажем, Индир Трехпалый? - выпалил Эдд,
будто приготовил ответ заранее, - Первого посвятил король, а второго
десница.
- Верный и Трехпалый жили во время войн и смуты, позволившим им
доказать королю свою преданность и мужество. Первого пытали
раскаленным углем, пытаясь прознать, как тайком проникнуть в столицу,
второй лишился двух пальцев, защищая короля в бою при Быстротечной.
Сейчас же, англорианцы живу спокойно, слава Единому.

-Да, и потом, - Сэм покосился на Эдда, - Они умели справляться с мечом и не
роняли мех из рук.
Сэм парировал пару шуточных ударов друга, и ребята дали деру в деревню,
показавшуюся за поворотом.

Агара Уайрд утерла со лба испарину и достала пирог с курицей из печи,
пустив жар и пар в кухню. Его поставили между печеной в меду
крольчатиной и зажаренным до золотистой корочки окунем.
Миирик Уайрд сидел во главе массивного стола сколоченного из дубовых
досок. Отец Эдда обладал крошечными серыми глазами и таким же
крохотным ртом, с выпирающим из-под него раздвоенным подбородком.
Мать Эдда, Агара Уайрд, бывшая очень красивой в молодости девицой, как
сама утверждает, сидя по правую руку от супруга, рассказывала о рецепте
каждого блюда и длинными костлявыми пальцами указывала в какой
последовательности необходимо все употребить, чтобы не заработать
колику в животе. Сэм сидел возле Эдда, который то и дело наравил оторвать
кусок мяса или пирога, на дальнем конце стола. За Эддом расположился
кузен Див и младший брат Прот. Див остался сиротой в три года и вот, уже
два года живет в доме Уайрдов. Чета Уайрд, будучи родственниками в
третьем колене, забрала мальчишку из Малого Простора к себе, как
однажды и Сэма, продав небольшой дом и хозяйство за треть цены какому-
то мелкому графу. Прот, как всегда был угрюм и капризен. Мать подтирала
подолом платья жир с его толстых и белых, как мел, щек и наглаживала
рукой по голове, а он, пробуя все по кусочку, лишь морщился и кидал еду
обратно в блюдо.
Напротив Сэма сидела его любимая кузина Лакисса. Лаки была цветком всей
семьи. Робкая и умная, она всегда была сдержанной, и скромной, но Сэм
видел ее другой. Раньше они с Эддом наблюдали, как Лаки ходит на реку,
чтобы искупаться. Легкое платье сползало с узких плечей, давая свету,
отражающемуся от воды, играть на плоской груди и прорисовывающихся под
кожей ребрах. Лаки расправляла прямые волосы цвета золотой осени,
сползающие до самых бедер, и медленно входила в журчащую реку. Затем
будто специально, обняв себя тонкими белыми руками, она медленно
кружилась.

Однажды, Лаки встала по пояс в воде и уставилась прямо туда, где за кустом
притаились Эдд и Сэм. Улыбнувшись, она медленно легла спиною на воду,
будто поманив Сэма к себе.
Два или три дня Сэм не мог глядеть сестре в глаза, а набравшись смелости,
уловил на ее лице ту самую улыбку как и тем вечером на реке,
соблазнительную и манящую, только в сотню раз ехиднее. Больше Сэм не
ходил с Эддвардом подглядывать за сестрой. А вскоре и Эдду наскучило это
дело.
О Лакиссе ходили слухи, будто кузина спала с несколькими мужчинами, но
Сэм не верил в это. Лакисса - цветок, еще даже не расцветший до конца.
Отец велел сыну налить вино. Эдд охотно схватил глиняный кувшин и
принялся наполнять кружки.
- Сэмьюэл, - Миирик Уайрд поднял кружку над столом, - Наконец настал тот
день, когда ты станешь мужчиной.
Эдд незаметно пихнул друга локтем:
- Давно стал с толстухой Эльмой.
Сэм удержался, чтобы не рассмеяться, но знал, насколько сир Уайрд
трепетно относится к своим речам.
- Наша семья дала тебе, что смогла: любовь к труду - погляди, каким
плечистым ты стал, работая в поле, наш кров над головой, - Уайрд обвел
рукой дом, - И, конечно нашу любовь.
Сэм благодарно кивнул.
- Любовь, - Прот усмехнулся и выронил изо рта кусок пирога.
Леди Уайрд собрала еду в руку и обернулась к Сэму, как ни в чем не бывало.
- Надеюсь, воспитание Уайрдов пошло тебе на пользу. Служба в королевской
гвардии дело почетное и благородное, но и попотеть придется не мало за
милость короля и его лордов.
- Думаю, я справлюсь, милорд.
- А конь, будет нашим тебе подарком к твоему отъезду.

"Конь. Хорошо, если старая кляча доберется до столицы, не откинув копыта"
Проту "конь" тоже показалось забавным, и он вновь усмехнулся.
Все, кроме Дива, выпили вина из кружек и приступили к еде.
Маленький Див копался у себя в тарелке, Лаки трепетно пощипывала нежное
мясо кролика.
- Сэмми, - Агара никогда не называла его так ласково, она расплылась в
улыбке, уставившись на Сэма выпуклыми лягушачьими глазами, - Откуда
тебе знаком этот капитан-легионер? Он, кажется, служил вместе с твоим
отцом?
- Сир Энтони и отец служили плечом к плечу долгое время. При битве при
Быстротечной они носили желтые плащи, а после битвы король пожаловал
им красные плащи.
- Им и еще двум десяткам воинов, - равнодушно вставил Миирик, будто
получить красный плащ - словно корову подоить.
- Если быть точным - восемнадцати, - пылко поправил Сэм, сам не ожидая от
себя подобного жара, - И около двух сотен заслужили желтый плащ.
Сэм не знал, что больше вызывает в нем раздражение: то, что его названный
отец, так и не ставший им, по сути, не имеет уважения к военному делу или
его неумение даже держать меч в руках. Впрочем, с четой Уайрдов все годы
после смерти матери его объединял лишь кров над головой, наследство,
оставшееся Уайрдам от матери Сэма. Сэм послушно трудился в поле и по
хозяйству, а в ответ ему не докучали руганью, как впрочем и любовью, хоть
бы и мнимой.
"Тебя и среди тех двух сотен не было", - хотелось сказать, но он продолжил:
- Сир Карсби занял место командующего Зеленым легионом, а отец стал
капитаном целого полка, которому было велено держать границу от
Приморских лордов и бороться с бандами аникийцев, блуждающими между
деревень и городов. Бывший король давал "дремучим" больше свободы,
чем Четверка.
- По-моему, они даже воевали за одну из сторон, - откинувшись на спинку
стула Миирик одного за другим объедал окуньков.

- Да, дурацкие морские короли собирали целые банды из аникийских нищих
и пьянчуг, чтобы те убивали таких, как мы, либерийцев, - голос Эдда зазвучал
громко и резко, и все, кроме Сэма бросили на него удивленные взгляды. Сэм
хорошо знал, как брат относится к аникийцам.
Эдд смутился, взял со стола кружку и залпом опустошил ее.
- Это все знают, - продолжил он, - И его отца убила шайка аникийских
головорезов. Стану вольным рыцарем - обязательно приговорю парочку.
Он махнул рукой, будто пытаясь поймать мошку.
- Шут-то с ними, с дремучими, - перебила Агара сына, - То есть, ты написал
этому сиру, что хочешь служить в королевской гвардии, и он тут же
пригласил тебя?
- Ну да, - Сэм не понимал к чему эти расспросы.
Агара положила руку на голову Прота и принялась нежно наглаживать
младшего сына по сальным каштановым волосам.
- Сэмми, мальчик мой, твой брат Прот, через два года так же, как и ты станет
совершеннолетним. Может быть, он не совсем обучен управляться с мечом,
но материнское чутье подсказывает мне, что он станет отличным
гвардейцем.
Не совсем обучен? На памяти Сэма, он вообще ни разу не держал меч в
руках, хоть бы и деревянный. Когда летом они вместе с Эддом и всеми
остальными работают в поле, Прот либо лежит в гамаке, натянутом между
вязов во дворе, либо идет на реку нырять за кварцем, которого здесь нет уже
тысячу лет. Прот об этом прекрасно знает, но каждый раз заявляет, мол,
видел на дне несколько штук и вот-вот их достанет, а там-то их жизнь
наладится. Сэму всегда было интересно, как это такой толстяк вообще может
плавать, а не то, что нырять. Мать всегда поощряла младшего отпрыска.
Даже когда тупица поджег крепость мальчиков, собранную из веток и камня,
а Эдд решил наподдать ему за это, Агара отогнала старшего сына, вытянув
шею и шипя, словно гусыня, и повела ноющего Прота пробовать свежий
пирог. Сэм понял, чего добивается женщина. Она хочет, чтобы Сэм замолвил
слово за ее младшего сыночка. Если таких делать гвардейцами, то охранять
только от куриного восстания.

- С твоими талантами через пару лет ты станешь офицером, Сэмми, - Сэму
уже опротивело, когда она его так называла, - и, мы надеемся, сможешь
подыскать местечко для брата.
Эдд уставился на мать, раскрыв рот, а Прот, словно кот, позволял себя
гладить, хватая жирными губами кусок крольчатины.
- Какой из него гвардеец, - не сдержался Эддвард, - он тяжелее своего члена
ничего не поднимал.
Родители, раскрыв рты, уставились на сына. Миирик вскочил из-за стола,
лицо его покраснело, словно помидор:
- Немедленно извинись за свой поганый язык, паразит! Пока ты в моем доме,
обязан вести себя, как скажу я.
Слюна брызгала изо рта Миирика Уайрда и разлеталась по всему столу.
- Но ведь это правда, Прот ленивый и ссыкливый лгун!
- Пошел ты!
Эдд сжал кулак и замахнулся на брата, но тот во время прижался к матери.
- Убирайся из-за стола Эддвард, - вскрикнула Агара, и ее голос сорвался.
- Не очень-то и хотелось сидеть здесь с вами, - Эдд отломил краюху пирога с
курицей, положил на нее окуня и вышел прочь.
- Бесстыжий мальчишка, - Миирик допил вино из кружки, - Давненько я его
не порол. Не корми его, Агара, пусть поголодает денек-другой, глядишь,
образумится.
Эддвард всегда был вторым для отца и матери, Лаки и Див были не в счет. От
них он бежал к Сэму или сиру Гамильтону, пока тот был жив. Повзрослев, он
убегал в одиночку и Сэм мог потерять его на день, а то и два, пока тот не
вернется домой. Иногда он возвращался пьяный и в синяках. Однажды он
даже добрался до Солнечной Лощины, где участвовал в кулачных боях на
ставки. Когда он вернулся, даже мать еле узнала его. Эдда словно сначала
искусала тысяча пчел, а затем лицо решили замаскировать под сливу и
намазали фиолетовой краской. Он гордо вступил в дом и бросил на стол пару
медяков, заработанных в бою.

Сэм вышел из дома. Солнце скатывалось к горизонту и теперь не было так
тепло. Переживая, что Эдд снова удрал и не вернется до его отъезда, Сэм
решил выбежать из двора на улицу, но из мастерской послышался шум.
Заглянув в оконце, размером не больше его головы, Сэм увидел внутри
брата, копошившегося в громоздком сундуке.
- Ты что делаешь?
Эдд, словно не замечая брата, продолжал рыться в сундуке. Он выкидывал
оттуда ржавые погнутые подковы, деревянные мечи и тяжелые серые
полотна льна, на которых мальчишки в детстве рисовали себе гербы и затем
крепили в качестве плаща на спину.
Сэм дошел до конюшни и вернулся с мехом вина в мастерскую.
Эдд к тому времени сидел на скамейке и держал в руках один из двух
кинжалов, которые им подарил сир Гамильтон незадолго до смерти. Кинжал
Эдда был инкрустирован красным кварцем, который на свету превращался
во что-то необыкновенное и живое, словно за тоненькой пленкой бурлила
горячая кровь. Серебряная волчья морда в навершии рукояти скалила зубы,
а в глазах светились крохотные сапфиры. Эдд попробовал на палец кончик
кинжала и медленно провел по лезвию точилом. Сэм присел рядом, выпил
немного из меха и протянул его другу.
- Я завидую тебе, - проговорил Эдд себе под нос, - Если я был бы старше,
тоже смог уехать от сюда.
Черные от земли пальцы ловко крутили кинжал в руке.
- В Солнечную Лощину?
- Я готов отправиться куда угодно, лишь бы...
- "Лишь бы" что?
- Лишь бы не видеть их.
- А как же Лакисса и Див? Их тоже не хочешь видеть?
- Лакисса девчонка, она знает наизусть "весенний ручей", песнь "Пустынной
Розы" и как стряпать пирог с курятиной, - Эдд подцепил кинжалом кусок

пирога, положил его в рот и поспешно принялся вытирать лезвие рубахой, - А
Див слишком мал, что бы понимать, да и мечом владеет не лучше сына
мельника. Конечно, я люблю их обоих, - Эдд опустил глаза, - Но от этого не
легче.
Эдд провел пальцем по серебряной волчьей морде:
- После твоего уезда я останусь совсем один.
- Они твоя семья, Эдди, - Сэм сложил вытянутые ноги одну на другую, - Они
дали тебе жизнь, кров и вырастили тебя.
- Тебе легко говорить, потому что ты не их сын и Прот не твой родной брат. И
вообще ты уезжаешь, поэтому тебе плевать.
- Мне не плевать на тебя. Я уверен, что ты станешь славным вольным
рыцарем. А лет через десять, может быть, когда мы встретимся, люди будут
звать тебя лордом, - Сэм легонько толкнул друга локтем.
Слова заставили Эдда улыбнуться.

Братья сидели в мастерской, пока за крохотным оконцем не настала
кромешная тьма. Тусклый желтый свет свечей освещал тесный сарай,
сколоченный из посеревших от старости досок еще прадедом Эдда. Сэм
сделал глоток из меха и вновь взял в руки доспех из вареной кожи. Это был
темно-коричневый панцирь, скреплявшийся тонкими ремешками на плечах,
продетым под золотыми бляшками в виде орлиной головы, а на груди
красовался грифон с расправленными крыльями.
Сэмьюэл поднес золотую бляшку к пламени свечи, вгляделся в нее и
продолжил натирать тряпкой.
- Ты помнишь своего отца, Сэм? - Эддвард охмелел, и язык его начал
заплетаться, из вязовой трубки у него в руке не спеша тянулся столбик серого
дыма.
- Совсем немного, - проговорил, не отвлекаясь от занятия, Сэм.
- Каким он был?

- Высоким, - рука неподвижно замерла на золотой орлиной голове, - Он
запрыгивал на коня прямо с места и поднимал бревно одной рукой. На
службу он отправлялся в одном из доспехов с летящим красным грифоном
на груди, один из которых достался мне, а дома носил просторную
бирюзовую рубаху и соломенную шляпу, в которую продевал гусиное перо.
Эддварда покачивало из стороны в сторону, он поднял брови и внимательно
глядел на друга:
- Брат, - протянул он досадно, - Ты будешь гвардейцем, как и твой отец. Ты
станешь лучшим гвардейцем Англориана, и барды будут слагать о тебе
песни.
- О гвардейцах почти не слагают песен в отличие от рыцарей.
- Да уж, но о тебе обязательно будут петь, вот увидишь! - Эдд поднял вверх
указательный палец и икнул, - Я думаю, ты станешь отличным защитником
Англориана, народа и его короле...королевсв...королевского величества. И
отомстишь за смерть своего отца.
Сэм вопросительно посмотрел на друга. Пламя свечей горело ровно, и
слабые тени лишь изредка содрогались на дощетчатых стенах маленькой
мастерской.
- Мстить некому, - Сэм сделал глоток, вернул бурдюк другу и с былой силой
принялся натирать сияющие золотые бляшки.
- Известно кому, - Эдд тоже отхлебнул вина, - Аникийцам!
- Всей жизни не хватит, чтобы найти именно тех, кто сделал это. Может быть,
их темный бог давно забрал их к себе. Да, и не известно до конца, аникийцы
ли то были. Мать, пока Единый не забрал ее к себе, рассказывала мне, что
тело ни одного из солдат, составляющих его отряд, не показали и об убийцах
так ничего не известно. Ровно, как неизвестно и то - зачем отряд
англорианцев отправился поздней ночью через глухую лесную тропу, не
дождавшись остального войска.
- Значит нужно изловить их всех, - Эдд хлопнул рукой по скамье, - Пока не
отыщешь убийц, а если выяснится, что те издохли, пойти в укрому и
поставить свечу за вечные муки уродов в руках Молчаливого.

Иногда Эддвард заводил этот разговор, и Сэму казалось, что отец роднее
Эдду, настолько тот желал мести аникийцам. Сир Гамильтон рассказывал
ребятам много историй, где упоминал аникийцев, и везде они были
разбойниками, бандитами или бездомными пьяницами.
Сэм улыбнулся и осознал, как сильно не хочет оставлять брата одного. Он сел
возле Эдда и его обнял за плечи:
- У них свои боги, скверные и хитрые. Помнишь, Сир Гамильтон рассказывал,
что для поклонения им, аникийцы раз в год крадут ребенка из либерийской
деревни? Малыша оставляют одного в глухой чаще, куда ночью врываются
кровожадные боги. Сначала они пируют его телом, а затем прибирают к
рукам и душу, чтобы явить на свет очередного бога. Вот поэтому их богам нет
числа. Думаю, даже злоба и проклятья Двуликого не причинят им вреда.
А, - Эдд отмахнулся, он совсем захмелел, - Боги. Да кому они нужны. Им
наверняка плевать на них, иначе они не прятались бы по лесам и пещерам.
- Видимо, оттуда им проще творить всякое зло.
- Единому тоже плевать на нас, всем друг на друга плевать, - Эдд, уже не
слушая друга, прильнул к горлышку, словно младенец к соску.
- Ты совсем пьян, Эдди, - Сэм выхватил мех, и розовая струйка пробежала по
подбородку Эдда, - И ничего уже не понимаешь.
Сегодня вино не лезло в Сэма, да, и то, что он выпил, не принесло сколько-
нибудь эффекта. Еще этот отъезд не дает покоя. Вино из Солнечной Лощины
оказалось намного проще, чем о нем говорят. Не особо-то и отличается оно
от местной кислятины. Эдду пришлось за три дня выполнить недельную
работу в поле, чтобы выпросить у отца три медяка на бутылку вина.
Сэм взял друга под руку и отвел в сени.
Выйдя за скрипучую дверь, Сэм очутился под мириадами звезд,
облепившими темное синее небо, и казалось между ними не проскочить и
мухе, а сам Большой Простор весь светился под ними. Ржаным полям вокруг
не было конца, и только гиганты-ели, упирающиеся в небосвод макушками-
пиками, отсюда, казалось, узким черным кольцом опоясывали крестьянские
уделы по ту сторону полей.

Деревня спала. Во дворах кое-где лаяли на неведомую ночную даль псы,
иной раз за домами раздавался кашель или смех. Сэм шагал по главной
деревенской улице. С двух сторон его обступали аккуратные домишки,
обвитые лианами и густым плющом, пожирающим лунный свет, отчего
казалось, вокруг простирались гряды заросших курганов.
Миновав две улочки, Сэм добрался до укромы. Три секции в форме клиньев
из почерневших бревен соединялись узкими коридорами. В центре, между
ними, лоялы и прислужники держали сад, заливающийся в конце весны
цветами от слабо-сиреневого до густого фиолетового и сладким запахом
цветущей сирени.
От мрака за дверью укромы глаза покрылись пеленой слез. Пахнуло
фимиамом. Гробовую тишину перебивал скрип половицы под ногами. Сэм
подошел к алтарю и закрыл глаза.
"Владыка наш, прошу, храни души моих родителей и сира Гамильтона в
небесной обители своей. Расскажи им, каким я стал взрослым и сильным,
чтобы они порадовались за меня. Прошу, не оставь меня и моего брата во
тьме. Эддвард хороший, хоть и поступает по-всякому, ты знаешь это. Храни
Лаки, Дива, Агару, Миирика и нашу деревню..."
Слабый ветерок, словно чье-то дыхание, коснулся затылка Сэма, побудив
обернуться. Чуть покосившаяся дверь неподвижно висела на петлях, и он по-
прежнему находился во мраке один. В секции справа послышался скрип
доски, Сэм шагнул назад, и вгляделся в коридор, где огонь свечей храбро
противостоял окутывавшей помещение голодной темноте.
Сэм поглядел на фигуру Единого перед собой, выструганную из дуба и
потемневшую от дыма. Его бог плакал. Две слезы еле заметно текли по грубо
выструганным из дерева щекам к треугольному подбородку. Сердце
наполнилось восторгом и страхом. Ликование от ощущения невидимой связи
с высшей силой перемежалось с осознанием страшной и пустой
неизведанности впереди.
Не заметив, сколько времени простоял без движения, глядя на лицо своего
бога, Сэм с трудом поднялся на онемевших ногах, когда решил уходить.
Приоткрыв дверь, Сэм заметил, как по ковру серебрящейся в лунном свете
густой травы пробежала тень. В тот же миг раздался хлопок крыльев

исполинской птицы. Но над головой молчаливо нависало только черное
полотно, усеянное тысячами манящих огоньков.
Сэм набрал грудью свежего воздуха и направился домой. Там, в укроме, он
ощутил скованность и беспомощность. С ним словно кто-то играл против
воли. "А может это он сам"? Сапоги глухо топали по земле, ночной соловей
заливался трелью где-то в можжевельнике, а Сэм вновь ощутил свободу и
легкость, кровь оттекла от напряженных плеч, а ноги перестали быть
ватными.
Шаги за спиной возникли совсем близко и неожиданно, Сэм не успел
обернуться, как в его руку вцепились чьи-то пальцы.
- Лаки, - Сэм перевел дыхание, - Ты с ума меня решила свести? Что ты
делаешь здесь так поздно?
Лакисса сменила пышное чопорное платье, в котором была днем за столом,
на свое любимое, из бархатистой ткани. Сэм помнит, как кузина вышивая его
по ночам, с утра выходила из комнаты с мешками на гладкой белой коже под
глазами, а пальцы ее были красными и распухшими от уколов иглой. Сэм, не
притрагиваясь к кузине, ощутил мягкий атлас, облегающий ее нежную кожу.
Сверху платье оканчивалось кружевным воротником, слегка открывающим
длинную шею, а маленькие груди, упираясь в серо-голубое полотно, каким-
то странным для Сэма образом казались больше, чем обычно.
- Искала тебя и нашла, а ты, что, не рад? - с наигранной грустью ответила
Лаки.
- Выходит, ты следила за мной и в укроме?
Лакисса потупила лицо.
- В укроме?
- Ладно, не бери в голову.
Они двинулись по дороге. Сэма расстроило, что в укроме все-таки была не
она.
- Давно ты идешь следом за мной?
- Я нашла Эдда спящим в соломе, обошла двор и отправилась в деревню.
Дошла до мельницы, что на окраине и повернула обратно. Потом заметила

тебя по ту сторону домов, пробралась через шиповник у дома Бирмонов и
вот, я здесь.
- Вот откуда зацепка, - Сэм обхватил пальцами тонкое плечо, в месте где
топорщилась из ткани пара серых нитей, - шиповник.
Лаки поджала губы, улыбнулась и заправила за ухо рыжий локон:
- Пойдем через березы?
Она указала на небольшую березовую рощу вблизи их дома.
- Но так дольше, - в серьез возразил Сэм.
Кузина взяла его за руку, они перешагнули через высохший овражек и вошли
в рощу.
Мелкая трава щекотала Сэму бока, запах земли смешался с ее и его потом.
Сэм брал женщину второй раз. Первой была Толстая Эльма, дававшая за
медяк всем желающим. Эдд привел его к Эльме через день после того, как
попробовал ее сам. "Главное не гляди на складки на ее ногах, складки на
животе и складки на шее, тогда тебя не стошнит. А лучше совсем не смотри
на нее, а представь какую-нибудь потрясную девку. Я так и сделал, ага".
На Лакиссу Сэм хотел смотреть, хотел сожрать ее глазами и сохранить в
голове каждый слабенький стон. Закончить ему захотелось почти сразу. Как
ни пытался сдержаться, ничего не вышло, и совсем скоро он вышел из нее.
Сэм стоял на коленях и глядел, как Лаки, закатив глаза, еще какое-то время
извивалась под ним.
Вытирая ладонь с семенем о копну сорванной травы, Сэм снизу вверх глядел,
как Лакисса поправляет платье и выбирает листья и травинки из своих
длинных рыжих волос. Кузина была сосредоточена и не обращала внимания,
как он со спущенными штанами, сидя на земле, чистит руки.
- Почему? - вырвалось у Сэма.
Лаки пожала плечами:
- Не знаю. Мне просто захотелось. Ты уезжаешь, и мы с тобой больше не
увидимся. Поэтому это останется нашим секретом.
- Может быть, и увидимся.

- Да, брось, кто захочет вернуться сюда из столицы. Оттуда, где высокие
блестящие башни, женщины в платьях, красивее, чем у меня в сто раз и
лорды на огромных скакунах и в блистающих доспехах.
- Я был у тебя не первым?
Кузина широко улыбнулась ртом, но взгляд томных серых глаз сделался
тоскливым:
- Нет.
- Значит слухи о тебе правда?
- Не все. Я не сумасшедшая, чтобы ложиться под дряхлого рыбака.
- Почему же никто не сказал Миирику? Или не спросил твоей руки?
- Хлеб отца кормит всю деревню. Если прознает, будто отымели его
несовершеннолетнюю дочь - жди беды. И люди поддержат его.
- Но зачем...
- Пока я молода и красива, я хочу пользоваться собой. Лет через десять, я
превращусь в свою матушку. Руки станут костлявыми и твердыми от
мозолей, под глазами застынет чернота, а ляжки обрюзгнут. Отец смотрит на
нее, как на корову на сносях. И так происходит в каждом доме, в каждой
семье у нас в деревне.
- Но это же неправильно, - Сэм встал на ноги и схватил Лаки за руку, - Ты
красивая и...
- Что? Что "и"? - на глазах Лакиссы навернулись слезы, - Может быть, моя
красота увезет меня туда, где меня ждет другая судьба?
Сэм не нашел, что ответить.
- Так меня, по крайней мере, любят. Пусть каждый всего в течение пяти
минут, но зато вас много.
Широким серо-голубым рукавом Лакисса утерла влагу с глаз.
- Хочешь, я увезу тебя с собой? Ты познакомишься с прекрасным лордом и
выйдешь за него замуж, поселишься в замке и будешь хранить свою красоту
до самой старости.

Лакисса рассмеялась и обхватила растрепавшиеся на голове волосы руками:
- Послушай себя, Сэмми, - кузина вскрикнула, что Сэм даже оглянулся по
сторонам, нет ли кого в роще, но вокруг одна за другой стояли серые в ночи
березы и черные заросли кустарника, - Кому нужна девка из деревни? Твои
лорды точно также отымеют меня, да только потом выбросят на улицу, как
вещицу.
- Не говори так, - Сэм вскипел от этих слов, - Ты ничего не знаешь о короле и
его лордах. Думаешь, в столице живут только леди? Ничего подобного. Вот,
стану золотым плащем, возьму в жены деревенскую девку, и тогда
покусаешь локти.
Подтянув кушак, он засмотрелся на серебристый месяц в черном небе. Яркий
белый свет почти слепил, а острые кроны деревьев, будто бы пытались
смыть с себя угольный налет ночи, пытаясь дотянуться до сияющего в небе
полудиска.
- Ладно, брось, - запустив руку под платье, Лаки достала оттуда тряпки, и ее
груди стали крохотными, - Тебе завтра ехать, пойдем домой.
Уловив удивленный взгляд Сэма, она закатила глаза:
- Это, чтобы выглядеть взрослее и желаннее.
Кузина нежно взяла Сэма за руку, и они двинулись по мягкому травяному
ковру меж берез в сторону дома,
По пути ни один не проронил ни слова. Лакисса, вдруг, казалась взрослой,
даже чересчур. Пальцы ее рук будто бы удлинились, волосы побледнели, и
даже, шагая по мягкой земле, его кузина, казалось, хромала на одну ногу.
Лакисса вошла во двор первой, молча, только поцеловала Сэма в щеку.

Петух истошно надрывался, когда Сэм открыл глаза и, подумав о Лакиссе,
съежился. Он пытался вспомнить запах ее тела, но в ноздри лез запах прелой
соломы и паршивый привкус вина во рту.
Рваные облака расплывались перед ярким солнцем, когда он вывел кобылу
из маленькой конюшни. Эдд закрепил седельную сумку и похлопал кобылу
по крупу.

- Старушка Нэнси, - улыбка расползлась на заспанном лице Эддварда, - Ты
что такой кислый, старик? Недоспал?
- Наверное, - пожал плечами Сэм.
- Кажется, Единый позаботился о годной погоде для тебя.
Эдд уперся руками в бока и, прищурясь, уставился в чистое голубое небо.
- Да, что с тобой Сэмми? Не захворал?
Сэм запустил руки за ворот кожаной жилетки и расцепил замочек
меланхолитовой цепочки. Держа цепочку за оба конца, он протянул ее
Эддварду. Иссиня-черный металл почти не отражал света.
- Пусть она будет с тобой.
- Ты отдаешь мне цепочку своего отца?
- И своего деда, - Сэм понял, что впервые за утро улыбнулся.
Он положил обе руки Эдду на плечи и невольно сжал пальцы так сильно, что
Эдд с некоторым испугом заглянул ему в глаза.
- Обещай, что постоишь за себя, - Эдд выглядел растерянным, словно
маленький ребенок, которому велят что-то делать, а он не понимает, -
Обещай, что будешь храбрым и сильным и, что бы ни случилось, будешь
жить. Обещай.
Сэм не готовил прощальных слов, и все как-то само собой вырывалось с губ.
Выйдя из ступора, Эдд обнял Сэмьюэла. Глаза Эддварда заблестели, а
пальцы Сэма в ответ на это сами собой разжались.
- Я обещаю. Все будет хорошо, Сэмми. Но клянись и ты: никогда не забыть
всех нас, Лаки, Дива, и даже родителей с Протом.
Эдд хлюпнул носом и отвернулся в сторону бескрайнего желтого поля ржи.
- Не забывай Большой Простор и покажи всем, откуда берутся настоящие
мужчины, - договаривая Эдд улыбнулся и даже прикрикнул.
Слезы заблестели в серых глазах, и он навалился на Сэма, словно медведь,
обхватив брата могучими руками.

Небо окрасилось ярко-голубым и на окраине деревни, когда Эддвард
повернул домой, Сэм пришпорил кобылу, чтобы та рысью понеслась по
пыльной дороге.
За деревней мельница хватала в длинные крылья ветер, а мельник с
сыновьями выгружал из телеги мешки с зерном. В тени высокой ели стояла
гостиница с пышной соломенной крышей и вывеской "Большой Простор".
По другую сторону во ржи стоял молодой осиновый колок.
Деревня позади съеживалась, словно увядающая трава, пока вовсе не
пропала из виду. Теперь глаза съедала зелень лугов. Равнины тянулись туда,
где Сэм никогда не был, и быть может, не побывает, а упершись в горизонт,
видимо продолжались за границей Либерии и мира. Среди неприступных
богатырей-дубов, неподвижно стерегущих окрестности, еще встречались
крестьянские дома.
За невысокими заборчиками обвивавшими домики вокруг, как и год, да и
наверное тысячу лет назад, жили люди Большого Простора. Мужчины курили
трубки, потягивались и пасли стада. Женщины суетились по дому и в саду,
шагали с плетеными корзинами в руках по узеньким тропкам, скрывшись по
пояс в траве, чтобы постирать на реке белье. Малой ребятни было не видать,
только детский визг раздавался то тут, то там, а те, что постарше помогали
родителям по хозяйству. "Жизнь в Большом Просторе всегда кипит" - эта
мысль порадовала Сэма, но тут же стало грустно: еще полторы сотни лиг и
местная дорога сомкнется с Королевским трактом, и его названная родина
останется позади.

Кивая головой, Нэнси не спеша переставляла копыта по твердой земляной
дороге. Апрель выдался теплым, как и предсказал деревенский лоял в
первый праздник весны.
"Солнечная Лощина должна быть рядом" рассудил Сэм, когда на третий
день пути старушка Нэн, пофыркивая, вышла на широкий, Королевский тракт.
Дорога стала шире, движение живее, и пыль из-под копыт теперь привычно
поскрипывала на зубах. Пестрые фургоны торговых караванов плелись чуть
дыша, кобыл и осликов, запряженных в высокие вагоны и дребезжащие
телеги, развелось и вовсе точно мошкары. Разок, когда пришлось объезжать
дюжину пузатых торговых фургонов, навстречу даже проехал конный отряд.

Сблизившись с караваном, всадники в легких кольчугах замедлили ход. Их
ведущий, с рыжей козлиной бородой, хмуро оглядывал вереницу встречных
повозок из-под круглого шлема и на Сэма он тоже глянул. После всадник что-
то крикнул и, вздыбив облако пыли, отряд умчался прочь.
Дорога теперь шла то вверх то вниз, иногда опоясывая встречные холмы
вокрун, иногда протискиваясь между ними. Холмы в большинстве своем
были покрыты зарослями высокой полыни и репейника, редко где стоял
одинокий дуб. Люди тоже поредели, разве что деревеньки в несколько
домов и гостиницей. Лес со временем все дальше удалялся от дороги, а
вскоре его и вовсе перестало быть видно, только чернеющая каемка далеко
за краними холмами.
Однажды, в сумерки, шея у Сэма вся покрылась мурашками, и кобыла еле
плелась на худеньких ножках, но последний приют в виде гостиницы "Кислая
брага" остался позади еще перед тем, как день пошел на убыль. Размышляя
о ночлеге возле дороги, он неторопливо правил старушку Нэнси в гору и на
вершине сердце Сэмьюла екнуло. По ту сторону, окруженный грядой пологих
холмов, лежал котлован. "Сумрачная Лощина". Дальше он никогда еще не
заходил. Четверть раскаленного докрасна солнца еще не утонула за
горизонтом, что даровало немного света по ту сторону холмов, но лощина
уже спала в густом мраке. По долине, словно свалившемся на землю небе,
мерцали сотни разрозненных светильников и факелов.
Сам замок почти не выделялся. Можно было разобрать лишь гребень стены,
с установленными по периметру огнями, да еще четырехугольную
центральную башню. Сэм вспомнил, что обитель Оззи Краетса, лорда
Солнечной Лощины, опоясывал редкий соснового околок, но деревья в
темноте было не различить и подавно. Возле дороги, откуда Сэм наблюдал
за лощиной, возвышалась дозорная башенка. Худые сваи в основании
заросли бурьяном. Миирик Уайрд говорил, что дозор не выставлялся с тех
самых пор, как в Урсусе Четверка пришла к власти: прекратились набеги
разбойников со стороны побережья и Приморские лорды, завязнув в войне
с северянами уже не рвались на юг.
Королевский тракт проходил через лощину в двухстах ярдах от замка, и Сэм
вскоре оказался перед двадцатифутовыми, изъеденными ветром и дождем,
стенами замка. По дорожке позади зубчатой стены неторопливо шагали
часовые. Круглые шлемы отливали янтарем под светом факелов,

освещающих часовым пост. Ворота еще не были закрыты, и в потемках
внутреннего двора мельтешили люди, из темноты глухо доносился смех,
отчасти перебивавшийся с собачьим лаем. Пригород Солнечной Лощины
был нелюдим. Помимо мастерской плотника, швальни и будки часового
возле ворот, стоял еще пустовавший торговый ряд, где днем можно было
купить свежего вина или сушеных груш, и постоялый двор с конюшней, в
который Сэм и направился.
Однажды ему уже приходилось ночевать здесь, когда вместе с Миириком и
Эддом они возили хлеб на продажу и попали в страшную грозу. В тот год
пшеница уродилась, и развозить ее пришлось самим по всем ближайшим
деревенькам, городам и замкам. Миирик желал продать как можно больше.
"Чтобы серебра было валом" - говорил он. Целый день они распродавали
зерно местным, хотя значительную часть выкупил сир Краетс. Вечером
Миирик принес печеных яблок и вишневый кисель. Мокрые от пота и не
чувствующие ни ног, ни рук от усталости, они сидели в пустой повозке прямо
напротив розового заката, глядя на ласточек, парящих возле самой земли
ласточек.
Пустых комнат в гостинице было достаточно, и Сэм выбрал с самой мягкой
периной, но ночью пожалел, так как запах плесени в комнате вызывал
тошноту. В трактире же было людно. Местные любили посидеть за штофом
эля или дешевого вина. Молодая служанка в теле и коротком переднике
ловко набирала в пухлую руку по три кружки, и лавировала между столов.
Пахло кислятиной, бобовой похлебкой и тушеным луком. Под потолком
висел густой синий дым. За столами сидели фермеры, плотники и пара
купцов, выделяющихся среди остальных пестрыми нарядами,
выстриженными бородками и тушеной с укропом пуляркой на столе.
Сэм отхлебнул из кружки и положил руки на липкий покачивающийся стол.
Купец в кафтане из зеленого бархата, расшитом оранжевыми цветами
обглодал куриную ногу и бросил кость на стол, блеснув на свету золотыми
кольцами с разноцветными камнями:
- Вести караван в Риверран не безопасно. Я предпочту переждать, пока
исчезнет напряжение между ними и Сан-Аланом.
Облизав жирные пальцы, он раскурил трубку:

- Я был в Риверране с пол года назад. Ходили слухи, будто тамошние
приграничные лорды поднимают копья. Укрома Сан-Алана расползается на
восток, словно чума, и королю Риверрана это не по душе. Сан-Аланские
послушники и лоялы заполоняют западные области Риверрана, люди строят
укромы одну за другой, а в самом Сан-Алане Орден Жизни даже излавливает
тех, кто свидетельствует против веры и отправляет на сьедение
одомашенным безликим.
Второй купец был пузат, но ничего не ел. Серо-белый кафтан на нем доходил
до самого пола, и Сэм подумал, что тот скорей всего путается в одеждах,
когда шагает. Он часто хватался за живот и рыгал.
- Я слышал, что верховный лоял уже давно правит Сан-Аланом, - заговорил
пузатый, - Будто он вместе с другими единцами лишил короля рассудка, а
сам сел на трон.
- Не ручаюсь сказать, так ли это, - тот, что в зеленом кафтане покосился на
Сэма, - Но одно скажу наверняка: ехать туда не стоит.
Купец нагнулся и продолжил почти шепотом, но Сэм расслышал слова:
- Если Риверран и Сан-Алан затеют войну, оттуда удерешь лишь морем. А
дальше известно что: часть товара разворуют матросы, капитан сдерет
круглую сумму за перевозку, а оставшееся заберут пираты.
Пузатый отрыгнул и его обвисшие щеки затряслись, словно рябь по реке
прошла:
- Есть еще Рабский Тракт, - он расхохотался, и теперь затряслось все его
жирное тело.
Второй поддержал толстяка гортанным смехом.
Сэм слыхал о Рабском тракте (или тракте Контрабандиста). Сир Гамильтон
рассказывал об этой длинной, длинной дороге где-то на востоке. Она берет
начало в бескрайних лесах Урсуса и уходит глубоко на юг. Мимо сказочного
Халафета, где творят закон всесильные курюты, посреди горячих пустынь и
даже еще дальше, в безжизненные Дикие Степи. Посреди того пути лежит
приморский город, Страшная Яма, где живут только пираты, убийцы и
работорговцы. Бандиты со всех уголков Либерии везут туда награбленное, а
после распродают. Рабов же везут на юг, в Халафет и степные города, где

жизнь невольника стоит грош. В Страшной Яме нет ни законов, ни правды.
Там любой может убить любого без причины и наказания.
Зал опустел, когда Сэм поднимался по лестнице в свою комнату. Купцы
давно разбрелись по номерам, а последний местный еле уволок во хмелю
ноги. Сэм отворил дверь, когда в трактир влетели солдаты. Они громко
требовали еды, эля и конюха, чтобы тот накормил и почистил лошадей до
утра. Тесьма в виде черной косы застыла на груди кожаных доспехов, головы
солдат защищали стальные полушлемы с тонзурой из мелких шипов. Сняв их,
солдаты оголили лица: все они заросли густой щетиной и испещрены
шрамами. У самого долговязого шрам тянулся от глаза до подбородка, и
когда он говорил, то почти не шевелил губами.
Трактирщик надменно ответил, мол, конюх захворал и не пошевелится среди
ночи ради кучки солдатни. "Наверное, хочет набить цену за обслуживание" -
подумал Сэм. Тогда солдат с длинными бурыми волосами и крючковатым
носом схватил девчонку-официантку и запустил ей руку между ног.
- Или ты найдешь мне конюха прямо сейчас, либо я и все эти благородные
сиры отымеем сначала твою девку, а после я лично трахну тебя моим
маленьким острым другом.
Солдат снял с пояса кинжал, больше походящий на разделочный охотничий
нож, и приставил лезвие к щеке девушки.
Трактирщик метнулся в одну сторону, потом в другую, и со словами "Я
мигом!" выскочил на улицу, вызвав у гостей звериный гогот.
Солдат выпустил девчонку из рук, и, откинув назад локон слипшихся бурых
волос, упавший ему на глаза приказал испуганной трактирщице
пошевеливаться. Усевшись на стул, он заметил Сэма:
- Чего уставился? - бросил он, убирая кинжал в ножны, - Убирайся к себе в
комнату, мальчишка.
Остальные снизу вверх устремили взгляды на Сэмьюэла. С широких кожаных
поясов свисали покрытые пыльным налетом ножны из черной кожи и
расшитые серебряной нитью.
Сэм съел грубость, рассудив, что нарываться не стоит. Он развернулся и,
бросив взгляд на пузатого торговца, беспокойно следящего за ним из-за

приоткрытой двери, вошел в номер. Сейчас его главная цель - добраться до
Англориана, а без головы сделать это будет не просто.
Пахло плесенью, а солдаты стучали тяжелыми подошвами о деревянный
пол, хохотали, и беспрестанно бряцали и скребли ножами о миски, не давая
уснуть.
Трактирщик вскоре вернулся. Затем объявился и конюх, что, принялся
лепетать что-то, заикаясь, пока на него не прикрикнули, и он тот час
выпорхнул за дверь. Служанка обслуживала гостей молча, но скоро ее
тонкий смех смешался с низким мужским гоготом. Трактирщика же слышно
не было.
Дрем уже окутал Сэма, когда возле двери послышались шаги пары тяжелых
сапог. Дверь в соседней комнате скрипнула, и шаги переместились за стену,
перемежаясь со смехом служанки. Из-за стены последующая беседа в
комнате казалась Сэму разговором глухонемых, тихой и невнятной. Солдат,
похоже, тот самый, что грозил трактирщику, вполголоса что-то напевал
хихикавшей девчонке, Сэм решил, что это была песня о Карилье и Донарде.
Сэмьюэл перевернулся на другой бок, прикрыв ладонью ухо, но не прошло и
сколько-нибудь времени, как раздался стук кровати о стену. Раз за разом, раз
за разом. Тук-тук, тук-тук. Стук оборвался, снова тишина. Пара сапог затопала
за стеной, скрипнула дверь, и человек спустился в зал. За ним последовал
следующий. В этот раз не было ни разговоров, ни смеха трактирщицы, ни
песен, только стук деревянной спинки о стену. В конце концов, монотонный
стук убаюкал Сэма. К тому времени комнату посетил четвертый человек.
Наутро след солдат простыл. Возле постоялого двора купцы подготавливали
караваны к пути. Всадники в легкой кожаной броне без каких-либо
опознавательных знаков, сопровождающие торговцев, расхаживали вокруг
трейлеров на разномастных тощих кобылах. Кучера проверяли упряжки и
устраивались на местах, а местная детвора уже окружила купцов,
выпрашивая сладости и медяки.
В ворота замка въезжали и выезжали повозки, доверху наполненные
рыбацкими сетями, длинными вилами, мотыгами и деревянными плугами. В
одну из повозок, выкатившихся из тени замковых ворот был запряжен ослик.
Он брыкался и ревел, мотая пушистым хохолком и длинными ушами. Ишак
сотрясал повозку из стороны в сторону, и при каждом таком маневре из

повозки вываливалась то лопата, то грабли, то еще что. Хилый мужичек,
управлявший повозкой, каждый раз ругал животное, лепя хорошую
затрещину.
Возле гостиницы носились куры, а рыжий кот с любопытством наблюдал за
птицами с карниза.
Солнечная Лощина, верховодил которой лорд Оззи Краетс, проснулась и
ожила.
Сэм взял на завтрак оставшуюся с вчера зажаренную ногу пулярки, точнее, ее
половину. Трактирщик отдал недоеденное ночными гостями мясо всего за
полцены, лишь бы не испортилось. Мясо было сухим и пресным, но все-таки
это было мясо, тешил себя Сэм.
Девка-трактирщица на ходу смыкала глаза и постоянно зевала. Пухлые щеки
из здоровых и красных сегодня побледнели и впали.
Разделавшись с ногой, Сэм подошел к трактирщику и заказал воду с сушеной
ягодой.
- Кто это были, вчера?
Трактирщик засыпал в кружку ягоды и, задрав нос, уставился на Сэма.
- А тебе какое дело?
Важный вид лысеющего зазнайки казался забавным.
- Возможно, я решил найти их и ответить за дерзость.
- Чего ж вчера не ответил? Коленки затряслись, пади?
Вода отдавала кислинкой, но Сэм осушил кружку и вернул владельцу.
- Нарываешься. Уж тебя-то не спужаюсь. Впрочем, я спросил из любопытства.
Трактирщик вытряхнул остатки размокших ягод.
- Это были люди сира Дрейка Литрда, десницы короля, Двуликий их раздери.
С этих слов Сэм поперхнулся, раскашлявшись. Трактирщик постучал его по
спине.

- Его Черные Косы не знают границ. Жрут и пьют вдоволь и забесплатно,
грозят...
Трактирщик жалобно глянул на трактирщицу и плюхнул свой зад на скамью.
Его прямые широкие штаны блестели от жира.
- Теперь еще и эту обрюхатили, пади.
Сэм обернулся к залу: трактирщица, опершись на кулак, сидела за пустым
столом, а голова медленно сползала вниз.
- Я думал она сама...
- Сама, - перебил трактирщик и, подняв с пола куриную кость, метнул в
трактирщицу, но промазал. Корка угодила в стол, за которым дремала
девица. Та испуганно вскочила и принялась натирать стол тряпкой.
- А кто устоит перед сладкой песней рыцаря? Зуб даю, обещали забрать ее в
столицу, сделать леди, платья, да королевские пиры. Мало ли надо
деревенской девке?
Сэм вспомнил слова Лаки. Она-то уж точно не соблазнилась бы
приглашением в столицу. Хотя, с ним она была за просто так. Нос Сэмьюэла
наполнился ее сладким дыханием.
- Она твоя дочь? - спросил он приунывшего трактирщика.
- Единый упаси от таких дочерей. У меня сын, он на службе сира Краетса.
Отличный стрелок и незаменим лорду на охоте, а если опять придет война,
пойдет с копьем на любого врага ради Солнечной Лощины и нашего
господина. Он занял третье место на королевском турнире среди лучников
на предыдущем турнире!
Сэм уважительно кивнул, поднял с пола свой мешок, и, оставив на стойке
медяк, направился к выходу.
- А эта падшая всего лишь моя двоюродная племянница, - крикнул вдогонку
трактирщик, с загоревшимися от медяка глазами, - Сестра попросила
приглядеть. Если направляешься в столицу - опасайся Черной Косы, парень.
Они все одинаковы. Десница развел там целый улей этих головорезов, не
рыцари, а звери.

Выходя, Сэм пожалел о подаренном медяке, но вспомнил, что скоро станет
королевским гвардейцем, и жалование позволит жить безбедно.
Сунув конюху в руку пару медяков, Сэм устроился в седле, натянул поводья и
повел старушку Нэн к склону холма, вперед по пыльной дороге. Оказавшись
на вершине, Сэм оглядел бескрайние поля вокруг. Кругом, словно муравьи,
ползали люди. То тут, то там разбросаны по округе крестьянские домики.
Слева, гряду холмов омывала речушка, такая же узкая, как и остальные, что
он встречал в Большом Просторе. Камыш и высокая трава почти скрывали от
глаз, но солнечные блики на мелкой ряби, блестели сквозь густую зелень.
Впереди стояла темная роща, а за ней кончается Большой Простор, его дом и
его детство.

Пригород столицы кишел людьми. Свора ребятишек промчалась возле
кобылы. Сэм выругался на них, и слез с Нэн, когда босоногий мальчонка в
рубахе по колено, чуть не угодил под копыто. Ноги усталого животного
тряслись, но Сэмьюэл был благодарен кобыле, что стойко продержалась
минувший месяц и довезла его до столицы. Нужно было как можно скорее
продать ее, чтобы до завтра устроиться в гостинице.
В пригороде не ощущалось величие замка и основного города, которое Сэм
наблюдал много миль, подбираясь к столице. Здесь все было вперемешку.
Выцветшие и поблекшие крыши, угрюмо нависающие над улицей, сменялись
рядами золотистой черепицы. Осевшие и покрытые лишайником лачуги
загораживали могучий белокаменный ствол, королевский замок, в центре
города, и даже впивающихся в небо шпилей изумрудных башен не было
отсюда видно. Миирик Уайрд считает башни расправленными крыльями
самих Перворожденных. Сэму же, могучая белая гора, наверняка собранная
десятками тысяч людей, чудилась великаном с отбеленной каменной кожей.
Ворота, словно разинутый рот с аппетитом заглатывали десятки въезжающих
в них караванов и конных отрядов, а в продолговатую морду, коей являлась
главная твердыня замка, будто ввинтили два зеленых рога.
Толпы людей передвигались по улицам пешком, настолько было тесно.
Лошадей и другой скот вели рядом. От гула человеческих голосов у Сэма

кружилась голова. Тут же блеяли козы, ржали кони, и задорно хрюкали
свиньи.
Из открытых окон выливали ведра грязной воды и кухонных помоев. Все это
стекало в неглубокую ложбину, тянущуюся вдоль домов, и неслось вниз по
улице, вызывая тошноту и слезы на глазах. Дома из камней и дерева
прижимались друг к другу вплотную, пропуская хоть сколько-нибудь
солнечного света. Сэму случилось встретить даже четырехэтажный дом, с
первыми двумя этажами из побеленного камня и еще двумя из некрашеной
сосны.
За раскрытыми ставнями рубили кости, разделывали мясо, жарили рыбу,
красили кожу, пороли детей, драили полы, ругались, хохотали. В одном окне
Сэм даже разглядел мужчину верхом на голой женщине.
Двое мальчишек с грохотом катили по мостовой бочку, опоясанную двумя
железными обручами. Сэму пришлось вплотную прижаться к Нэн, чтобы
бочка не раздавила его. Стук дерева о камни еще долго слышался позади,
когда мальчишки прошли мимо.
Улица тянулась и тянулась, без конца и края, иногда в нее врезалась другая,
такая же людная, а в ту еще одна. Далеко впереди что-то блеснуло.
Несколько всадников в серебристых доспехах пересекали улицу верхом.
Шлемы сверкали на солнце, белоснежные плащи мерно содрагались за
спиной наездников. Гвардейцы двигались спокойно и непринужденно, среди
безликой толпы. Казалось, будто в бочку дегтя разлили тонкой полоской
свежие сливки и деготь не в силах сопротивляться белизне. Даже отсюда
было видно, как люди расходятся перед наездниками.
От ходьбы по булыжной мостовой ноги гудели. На вопрос, где найти рынок,
отвечали по-разному. Человек с широкими усами, свисающими ниже
подбородка, велел идти по Главной улице до самого конца, старуха с
кривым, как и коряга, на которую она облокачивалась, носом, советовала
свернуть налево на следующем перекрестке, а франт в бархатном дублете,
усмехнувшись, указал пальцем Сэму за спину, откуда он и пришел.
Казалось, что он плутает по лабиринту уже целую вечность. За Главной
улицей шла Кузнечная, узкая и жаркая. За Кузнечной улица Темная с домами
из темного, как уголь, дерева. С Темной Сэм свернул на приятно пахнущую
Цветочную, где вдоль сточной канавы, росли фиалки и герань. Оттуда на

аллею Смелых Латников, затем началась Мясная, а за ней снова Цветочная.
Иногда толпа рассеивалась, и вокруг становилось пусто, но за новым
поворотом Сэма вновь подхватывал поток спешащих людей. Оказавшись в
месте, где его чуть не придавило бочкой, он, отчаявшись, уселся в уголке, где
меж булыжников пробивался ярко-желтый цветок мать-и-мачехи. В животе
заурчало, и Сэм достал из седельной сумки горсть лесных орехов, когда
человек в темно-зеленом бархатном дублете. За собой он вел ишака,
груженого с боков черными кожаными сумками. Должно быть это купец, уж
он-то обязан знать, где рынок.
Сэм ухватил Нэн за поводья и бросился за торговцем.
- Сир! - задыхаясь, кричал Сэм, пытаясь не потерять в толпе зеленое пятно, -
Сир!
Тот не откликался и следовал своей дорогой.
Когда Сэм, наконец, приблизился к цели, то ухватился за мягкий зеленый
манжет, что есть силы.
- Ты что, парень, льстицы объелся? - торговец отскочил в сторону и короткое
лезвие кинжала у него в руке блеснул на солнце.
Ишак испуганно заорал.
Недлинная седая борода с еще сохранившимися редкими черными прядями
скрывала подбородок щеки. Миндалевидные свирепые глаза цвета дубовой
коры смотрели на Сэма с опаской.
- Я только хотел спросить, где находится рынок, - Сэмьюэл расслабился и
опустил руки, - Хочу продать свою кобылу.
Торговец положил кинжал в ножны и, скривив гримасу, оглядел кобылу:
- Сколько же ты за нее хочешь?
Он похлопал Нэн по крупу, погладил по холке, а затем что-то нащупал
пальцами на горле.
- Ей жить осталось не больше полугода, парень. Придется постараться, чтобы
выдать ее дороже, чем за медяк.

- Вы шутите, сир? Может, Нэн и стара, но для перевозки человека или не
тяжелого груза еще сгодится, - запротестовал Сэм.
- О болезни у нее в ногах, тебе, полагаю известно.
Торговец сощурил один глаз и пальцем, окаймленным толстым золотым
перстнем, указал на кобылью шею:
- В горле у нее зреет черное пятно. Это случается и с лошадьми и с людьми и
с аникийцами, особенно когда приходит старость. Слишком частое у нее
дыхание.
Только тогда Сэм обратил внимание на две фигуры в коричневых из
мешковины плащах. Из-под запылившихся капюшонов на него с
осторожностью поглядывали аникийцы. Нижняя губа одного выпирала из-за
длинных клыков. Второй, низкий и с узкими плечами, с увешанной бусами
длинной шеей почти не выдавал своей принадлежности к "дремучим".
Короткие белые клыки были еле заметны, даже когда аникиец приоткрыв
рот, глубоко вдохнул.
- На что засмотрелся, парень? - торговец вопросительно кивнул головой и с
уложенных назад черных с проседью волос на лицо ему свалился седой
локон, - Никогда не видел аникийца?
- Видел, сир, - Сэму почему-то стало стыдно от того, что он пялил глаза на
незнакомцев, - В местах, откуда я родом, в Большом Просторе, их почти нет,
но несколько все-таки служат у тамошнего лорда на каменоломне.
- Ну, вот и отлично. Они такие же, как мы и не зачем сверлить их глазами,
жирным поросенком на вертеле они от этого не станут.
Торговец похлопал Сэма по плечу и широко улыбнулся, от чего округлая
борода растянулась в стороны.
- Меня зовут Якоб, - торговец протянул руку с золотыми перстнями на
пальцах и браслетом на запястье, - А это Найрек и Илайа. А как тебя звать,
парень?
Аникийцы склонили головы, не снимая капюшонов, а Сэм поклонился в
ответ. Илайа чуть улыбнулась тонкими розовыми губами, оголив маленькие
белые клыки. На ее длинную шею, ложились рыжие волосы, завивающиеся
мелкой спиралью.

- Я Сэм, - Сэм пожал руку Якобу, - Так вы торговец?
- Да. Я родом из Урсуса, - Якоб тяжело вздохнул, - Но с началом войны ушел в
Риверхилл и осел там. Найрек и Илайа живут со мной и помогают с делами.
Мы путешествуем по королевствам, в основном в Риверхилл, Англориан,
Сан-Алан и Халафет и торгуем, чем придется.
- Не большой у вас караван, - Сэм оглядел подергивающего ушами ослика.
- Основной караван в городе, - Якоб повернулся в сторону белесой городской
стены, которую отсюда было очень хорошо видно, улица вверху упиралась
прямо в нее, - Безопаснее оставлять его там, а на рынок ходить на легке.

Якоб не изъявил желания купить лошадь, но взял Сэма с собой на рынок.
Торговые ряды тянулись и тянулись, пока не сливались впереди в одну точку.
По дороге Сэм рассказал, зачем приехал в столицу. На то, что Сэм уже завтра
станет королевским гвардейцем, Якоб никак не отреагировал, лишь кивнув
головой. Сэм счел торговца странным, ведь в Большом Просторе любой
уважал королевских гвардейцев ни меньше, чем, скажем, рыцаря, а с тех
пор, как жители деревни узнали о желании Сэма служить в королевской
гвардии, на него стали смотреть иначе, с уважением что ли.
Предложения торговцев, летели со всех сторон:
- Хурма с южных холмов Сан-Алана и Халафета!
- Редис! Ирис!
- Имбирь!
- Сапоги на всю жизнь! Почти не штопаны!
- Семечки тыквы и дыни!
- Щит, спасший короля на Быстротечной!
- Орехи с Диких Степей и острова Дийрон! Две горсти по цене одной!
Сэм попробовал "Дийронский" орех и понял, что он ничем не отличается от
тех, что растут в Большом Просторе.

Вместе с Якобом и его аникийцами они вошли на центральную торговую
площадь. Здесь не было ни палаток, ни лотков, а сотни разноцветных
покрывал устилали каменную площадь, так, что пройти между ними человек
мог с трудом. На покрывалах был разбросан разный товар: медные кувшины,
деревянные бусы и бусы из жемчуга, парчовые платки, молоты, гвозди,
башмаки. Циркачи пускали изо рта огненные струи, детвора носилась, роняя
медную посуду и поднимая вокруг брань недовольных торговцев.
Здесь Якоб велел Сэму снять с кобылы все необходимое и вместе с ишаком,
кобылой и аникийцами удалился.
Сначала Сэм распробовал сушеные и свежие фрукты. Пройдя чуть дальше,
поглазел на мечи. Роняя с головы зеленый тюрбан, торговец размахивал в
воздухе полутораручным клинком, словно метлой. До хрипа в голосе он
утверждал, что лучшие кузницы королевств делают оружие специально для
него. Но скорее возник беззубый сморщенный старик. Опиревшись на
корявую тисовую трость, он велел торгашу скорее уже расплатиться с
пьянчугой-кузнецом, ведь тому нечем отдать за комнату, которую сдает
кузнецу старик. Торговец плюнул и бросил меч на землю.
Майское солнце становилось красным и опускалось к горизонту. Людей на
рынке стало меньше, торговцы уже не призывали прохожих, а обсуждали
друг с другом, как у кого идут дела.
Сэм насторожился. "Неужели этот Якоб нагрел меня? Как же я отдал ему
старушку Нэн" Он уселся на жесткую кожаную сумку, которую снял с кобылы,
и принялся себя ругать.
Когда воздух стал прохладнее, и торговая площадь опустела, Якоб вместе со
спутниками вернулся. Сумки на ишаке, еще несколько часов назад
разбухшие от товара, будто сдулись. Кобылы с ними не было.
- Держи, парень, - Якоб высыпал два серебренных и пять медяков в ладонь
Сэма.
- Пять медяков мне за работу. Один взлохмаченный граф взял ее, чтобы
участвовать в турнире, - торговец упер руки в бока и расхохотался.
Сэм не верил глазам. Два серебренных за старую клячу. Ай да Якоб.
- Я не рассчитывал больше чем на один серебреный.

- Ты не выручил бы за нее и половины из того, на что рассчитывал, - Якоб
широко улыбнулся, оголив ровные желтоватые зубы, - Больше пяти медяков
никто бы не дал.
"Ведь на эти деньги можно взять неплохой панцирь и даже меч, а может
быть и хорошего скакуна, пусть даже юного"
- Так как же у вас это вышло?
Сэм невольно заглядывал на Илайу. Ему нравились ее глаза, цвета
бархатистых березовых листьев. В сумерках они казались еще ярче и
зеленее, а белые клыки словно светились. Девушка, смущенно опустила
голову, скрывшись за грубой тканью своего капюшона. Сэм опомнился и
вновь почувствовал себя неловко.
Якоб о чем-то переговорил с Найреком, а после ответил:
- Один взлохмаченный сир был слишком прост, и ничего не стоило, чтобы он
взял себе старушку для участия в турнире. Ты ведь тоже не можешь оторвать
от нее глаз, верно?
Якоб вновь улыбнулся всем своим широким ртом. Сэм был готов
провалиться под землю, до чего ему стало неудобно.
- Береги себя, парень, - кинул Якоб на прощание, разворачивая ишака в
сторону городской стены.
С рыночной площади хорошо видно город и замок, в потемках еще больше
походящий на чудовище. В окнах десятков башен мерцал свет факелов, и
казалось, будто монстр смотрит на тебя тысячью желтых глаз. Изумрудные
острия высочайших башен в полумраке стали темно-синими, сливаясь с
чернеющим небом. Белая городская стена тоже помрачнела, словно
покрывшись плесенью. Сотни каменных зубцов поверх каменного кольца
опоясывали город, а если приглядеться, можно было даже различить
торчащие за зубцами головы городской стражи в металлических круглых
шлемах.
Сэм поднял с земли сумку и только сейчас заметил, что вокруг нет ни души,
лишь с конца торговых рядов доносились глухие голоса.
Зеленые глаза аникийки стояли перед ним всю дорогу. Бредя по безлюдному
рынку, меж пустых лавок Сэм заскучал об Эдде. Он бы сейчас, как пить дать,

заставил Сэма посмеяться, и затащил в таверну попробовать хваленый густой
англорианский эль. Глядя на монолитные каменные башни и стены города,
Сэм затосковал по лесу, по полю, по маленькой речушке и крохотной
мастерской. В носу вновь возник запах пота Лаки, его запутавшейся и
ошибающейся кузины.
На улицах города людская толпа уступила место завывающему в щелях ветру
и извивающимся огням редких факелов. Казалось, будто все разом
провалились сквозь землю. Иногда стражники в легких панцирях, болтая,
шагали по залитому ночной пустотой лабиринту.
На Главной улице Сэм приметил гостиницу. Майский ветерок пробирался
между пальцев и нежно ласкал их. Завтра он отправится за городскую стену,
прямо в пасть каменного монстра, к изумрудным башням, к лордам и
королю. Завтра он станет королевским гвардейцем, таким же, как те, что
ехали сегодня сквозь толпу, сверкая латами и вселяя серой толпе покой и
надежду.