Александр Поволоцкий. Военно-полевая хирургия. Часть 18. "Хасан, Халхин-Гол, Финская"
https://www.youtube.com/watch?v=aNe0aXyY0u0
Александр Поволоцкий. Военно-полевая хирургия. Часть 19. "Вторая мировая началась"
https://www.youtube.com/watch?v=koc_lP3awFQ
Латынь-2
На следующий день палаты отделения удостоились обычного внимания, необходимого и достаточного - утром сестра с градусником, сестра с пилюлями, порошками и микстурами, лечащий врач на минутку заглянет. Странного пострадавшего особо не беспокоили. Соседи обсуждали прессу, не слишком громко. Под их бубнеж засыпалось хорошо.
Зато через день у его палаты снова случился аншлаг. Главврач пригласил кое-кого из специалистов, начмед и завотделением тоже поддержали начинание, пригласив компетентную публику. Заявился представитель вышестоящей организации, как ообещали пришли два психиатра и преподаватель италийской группы языков из старых спецов. Акцент послушать, порядок построения слов, фраз, расстановку ударений, оговорки, наличие профессиональных терминов в речи, сленга и что еще сможет ухватить.
Разумеется и речи быть не может про переселение душ, из древних италийцев в современного, особенно, в советского человека. Это мракобесие религиозное, марксизм такого не предусматривает. Но, любопытно же кто перед тобой?
Потому случилась новая беседа, переходящая в "цыганочку", но без выхода. Пока. Поскольку опер Григорьев еще не озарил своим визитом здешние палаты.
- Здравствуйте! Как вы себя чувствуете, Егор Андреевич? - поняв, что пациент не спит и обратил свое внимание, главврач присел на стул рядом с койкой. Он решил начать традиционно, а дальше по реакции пациента.
Поскольку пациент промолчал, набивая себе цену, Даниил Анатольевич повторил фразу по-латыни.
- Salvete. Quomodo sentis?
- Sicut vetus scissa pera. Dolor mecum significant ego sum vivens, Gloria in excelsis Deo. Как древний рваный мешок. Боль со мной, значит я жив, слава в вышних Богу - к удовлетворению врача, пациент отреагировал положительно, и разговор пошел на латыни.
- Какая именно боль? Где у вас болит?
- Кажется, что болит все. Голова тяжелая, как смертный грех, ноет затылок, по хребтине будто ножом прошлись. Вся шкура зудит, словно черти иголками тычут.
- Вы вспомнили, что с вами произошло?
- На меня напали, мне удалось увернуться от первой атаки, парировать часть других атак. Кому-то хорошо всадил в брюхо. Надеюсь, черти долго его драли. Боже, будь ко мне милостив. Меня ранили в руку, и когда я уходил, показалось, что мне попали в спину. После этого тьма египетская.
Начмед открыл было рот, но ничего не сказал.
- Помните ли, вы кто на вас напал? - очень мягко спросил Даниил Анатольевич
- Какие-то разбойники, полагаю, спаси Господь их души. Таких сотни по темным местам околачивается.
- В каком же районе Москвы это произошло?
- Вы сказали Mosquae или Mosque? - пациент задумался, поскольку по латыни "Москва" и "мечеть" звучат почти одинаково. - Я был по делам в Неаполе.
- Что ж, хорошо. Сейчас вы в больнице города Москвы. А скажите, Егор Андреевич, откуда вы так хорошо знаете латынь?
- Почему вы зовете меня Иэгор Андрэа Вит?
- Нам сказали, что вас так зовут. Разве нет?
- Я не помню такого имени
Начмед преревел ответы стоявшей рядом сестре. Она с сочувствием посмотрела на пациента.
- Какое имя вы помните?
Похоже, пациент оказался в затруднении. Он приоткрыл рот, чтобы ответить. Закрыл его. Нахмурился, посмотрел куда-то на свои ноги. Перевел взгляд влево, потом вверх. И с некоторым недоумением взглянул на собеседника.
- Мне надо подумать.
- Тогда, если вы не против, можно ли мы будем называть вас "Егор Андреевич"?
Пациент с заметной паузой согласился
- Господь с вами, зовите.
- Удовлетворите мое любопытство про ваше знание языка. Вы заканчивали Университет?
- У меня вся семья с образованием. Спасибо, Господу. Университет я тоже закончил.
- У вас хорошая латынь. Осмелюсь предположить, вы закончили историко-филологический?
Егор Андреевич видимо удивился.
- Я проходил, как положено, все семь свободных искусств, тривиум и квадривиум.
Собравшийся консилиум насторожено и с некоторым сомнением переглянулся.
Толстый доктор что-то записал в блокнот.
Даниил Анатольевич прочистил горло и перевел тему.
- Кстати, давайте немножко про искусство. Вспомнилась замечательная фраза "Vita brevis, ars longa". Жизнь коротка, искусство - вечно. Как вы ее понимаете? - В свете некоторой странности ответов главврач решил прибегнуть к приему из психиатрии на проверку мышления.
Пациент слегка поразмыслил.
- У моего отца гобелен еще от прадеда. Если повезет, достанется моим правнукам. Вот это вечно. Если я у вас не загнусь, да не оставит меня Господь своей милостью. - Пациент тяжело перевел дух.
- Хорошо, не будем вас терзать, отдыхайте. - Даниил Анатольевич встал со стула и обернулся к коллегам.
Кто-то из врачей несмело произнес по-немецки. - Бредоподобные фантазии на фоне травмы?
- Нельзя сказать точно, надо проследить в динамике. Возможно, реактивный психоз. Но пациент слишком спокоен.
- Пока физиотерапия, общие ванны 35-37 градусов по 20 минут ежедневно. С кальцием и опиатами подождем...
Консилиум покинул палату.
Первый сон "ВП"
Засыпая, Механик увидел, как стены палаты и потолок изменились и покрылись вагонкой. Дверь со стеной почти незаметно уползли в сторону. Напротив него появилась выступающая из стены приятная глазу колонна дымовой трубы, опирающаяся на печь с прозрачной дверцей, такой камин, разожженный весело и уютно постреливающий искрами. Знакомый ему интерьер старой дачи.
Сам он уже не лежал в больничной койке, а сидел в любимом дедовском кресле. Как раз напротив печи. Слева в форточку над столом подвывал ветер. Там за окном может бушевать буря, а здесь сухо, тепло и спокойно.
Форточка звякнула распахнувшись, будто кот открыл и впустил внутрь улицу и ветер. Ветер заметался по комнате, сыпанул в лицо снежной крупой, и Механик оказался на заснеженной дороге, ограниченной с двух сторон здоровыми сугробами.
Дорога была расчищена, и была похожа на привычную ему автомобильную двухполосную. Для деревенской дороги слишком ровная и прямая. Хотя и в 21 веке можно было встретить междугороднюю магистраль, более годную для внедорожного ралли.
Трасса совершенно пуста в обе стороны. Немного потоптавшись на месте, Механик двинулся по обочине направо. Резко остановился, развернулся и пошел в обратную сторону.
Похоже, решение было удачным. Вскоре навстречу показалось темное пятно, послышался звук мотора. Приближался автомобиль. Грузовик. Или тягач.
Механик остановился и поднял руку.
Грузовик, вблизи показавшийся слишком высоким, не снижая скорости, промчался мимо. Потоком воздуха Механика рвануло к борту. Вдобавок, машина, едва заметно вильнув, крепко врезала ему по ребрам, прихватив дыхание и лишь слегка толкнула в лоб. А заднее колесо подкинуло ноги и городошной битой завертело за сугроб на обочине.
От удара и неприятного полета сердце ушло куда-то вниз и забилось адреналином. И он проснулся. Почти. Но разлепить глаза не смог, только понял, что все еще падает, а мир быстро вертится вокруг.
Падение оказалось еще более жестким, показалось, что он лопнул, как воздушный шар, налитый водой и брошенный с верхнего этажа, расплескивается по тротуару.
Сознание заполнила боль. Оно сжалось, растянулось, освободилось от внутреннего монолога и застыло. На неопределенное время.
Рот заполняла влага, Механик испугался, что нехорошо будет утонуть в собственном кошмаре. Наверное, даже хорошо, что ему от удара никак не вздохнуть. И если подумать, особого дискомфорта отсутствие дыхания не вызывает. Только беспокойство. Задохнуться во сне также не хочется.
Под ним утоптанная земля, перед носом большая лужа, слева куча навоза, человеку аккурат до пояса будет. Позади этих сельских достопримечательностей деревянная ограда, к которой привязана лошадь. Сивка-бурка, хитрая каурка. И вовсе даже не привязана, повод накинут попросту на деревяху. Стоит себе, хвостом помахивает. "Под седлом, в узде, но без него...", как пел поэт. Прям уже Иноходец. Вот и пусть себе дальше иноходец без него стоит.
Механик лошадей не то, чтобы ненавидел, вовсе нет. Просто не любил. Разве что в виде колбасы. Был слегка знаком с практической стороной этих созданий и никакого к ним пиитета не питал, как некоторые к котикам и прочим няшкам. Мог при нужде почистить, оседлать и доехать неспешно куда неподалеку. Но лучше автомобиль. А не эта хитрая, ленивая и пугливая тварь. Можно и вовсе пешком, чтоб не связываться. Не тот у него был опыт общения с лошадями, для доверия. Вот как в той песне, за подобные выверты он их и не любил. И старался не связываться без необходимости. Видел как девчонке лет пятнадцати одна такая копытом в лицо врезала. Повезло девке, жива осталась. Года три отходила, не могла верхом сесть. Просто подойти было проблемой, в голове защелкнулось. Только тянуло ее, несколько лет конного спорта до того не выбросишь. Ей очень хотелось снова. Ему же и даром не надо такой радости.
Отвернулся, чтоб даже не смотреть на кобылу. Оп, а там другая стоит, гривой вертит. Блондинка. Наверное, знатная наездница. Ничего пусть тоже потерпит, у него пока дело есть.
И верно, дело тут же наладилось. Под ногами показался асфальт. Прямо рядом стоит электроскутер-самокат мигающий подсветкой. Место напоминало перекресток неподалеку от городской квартиры.
Раз так, незачем тянуть. Приложил магнитный ключ от домофона, активировал скутер и поехал к дому. Тротуар был восхитительно свободен от прохожих, хотя где-то мерещились голоса. Его даже приятно подкинуло на "лежачем полицейском".
Легкое чувство полета, перед ним открываются двери лифта и появляется дверь городской квартиры. Просочившись сквозь, он обнаружил недавно оставленный интерьер дедовой дачи, распахнутую форточку, белую крупу, почти незаметную на подоконнике. В кресле напротив печи сидел он сам.
- Не стыдно тебе, чужие тушки воровать? - спросил сидящий в кресле у стоящего возле двери.