В тягучем воздухе завис тяжелый запах смерти. Воняет зловонными людскими экскрементами; повсюду грязь и смрад; нигде нет канализаций и сточных вод. Женщина, прямо из-за окна выливает ведро протухшего обеда: варева, наполненного слизью ячменного супа с острой утопающей костью.
Улицу перебегает орава прижимающихся друг к другу крыс. В невзрачном переулке они оживленно пища набрасываются на разлагающийся труп полураздетого человека. Вероятно, что затемно возвращаясь, домой он решил сократить путь, а заодно и жизнь. Так часто бывает, особенно в торговых рядах. В наше время никого не удивишь высыхающими на полуденном солнце трупами.
Кстати, тому бедняге проломили череп; возле его стеклянных глаз по впалым щекам тонкой струйкой пробежала кровяная речушка. Промелькнув, она иссохла. Такая участь ждет и остальные реки земли обетованной.
Тощие крысы, с чьих грубых шерсток клочьями свисает шерсть, набрасываются на свою добычу. Сегодня у них будет праздник. И не у них одних.
Темные вороны, мигая глазами цвета спелой маслины, внимательно следят за происходящим. Усевшись на невысокой крыше постоялого двора, они навострили клювы. У птиц лучшие места в этом театре...
Сегодняшний спектакль проходит в лучших традициях трагедии.
На площади аншлаг. Еще бы: ведь смертным выпала невероятная честь воочию лицезреть бенефис одного из лучших маэстро нынешней эпохи. Выступает облаченный в темную сутану монах. Толпа, собравшаяся на площади Цветов ликует, так убедителен монолог доминиканца.
В атмосфере повисло дыхание святого благочестия; того и гляди оно перерастет во всеобщий экстаз. Представитель святой инквизиции - главный актер католического театра знает это. Потрясая обрюзгшим подбородком, и тряся массивным серебряным крестом, он обращается к улюлюкающей толпе, завораживает, гипнотизирует их и просит зачитать приговор.
"Господи", "Джордано", "Виновен" - часто мелькают эти слова в речи.
Святая труппа застыла в немом восхищении. К сожалению, не каждый раз в нашей праведной общине можно воочию увидеть, как сжигают твоего бывшего собрата по ордену.
Привязанный к столбу железной цепью и перетянутый веревкой стоит на сухом хворосте, длинноволосый еретик Бруно и в последний раз взирает на солнце. Свободно дыша, он наслаждается удивительной синевой небес.
Веревку обильно смочили холодной водой, ибо став мокрыми под действием огня путы стягивается, и больно врезаются в тело. В изощренных пытках нет ничего сложного, не так ли?
Рядом с Бруно разместился палач. В его руках зажженный факел...
Появляется слеза. Смывая черную копоть, она скользит по роже и теряется посреди пыли. Нет, это вовсе не слезы сострадания; это слезы радости, умиления, восторженной преданности любимому делу....
Сначала горят ноги. Дальше начинает пылать все. Невыносимо больно. Веревка впивается в плоть. Превращаясь в пепел, хрустят лодыжки. Чуя запах свежей крови, вороны хищно скалятся; едва сдерживая торжествующие улыбки, веселятся и монахи.
Наконец-то еретик, уличный философ, проповедавший ложные догмы пойман. Земля - центр Вселенной, она никогда не будет вращаться вокруг солнца.
Победа. Больше не сможет отступник наговаривать на Священное Писание; больше не издаст лживых трактатов с целью опорочить Писание; не произнесет не единой богохульной речи....
Сорвавшиеся с мертвецки бледных губ осужденного слова канули в бесконечном воздухе: "Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесется в Рай".