Жил-был обыкновенный мужик. Звали его Семеном по отчеству Иванович. С фамилией Талантов. Жил в однокомнатной квартире в старом микрорайоне, которые теперь называют " спальными". И меблировка в его жилище ничем не отличалась от других: диван кровать из серии "Надежда", шифоньер, круглый стол, четыре венских стула. В общем, все у него было аккуратненько, по-армейски прибрано, по-советски скромно.
Один жил. "Бабка, - как он выражался: - сподобилась лет пять назад". Дети поразъехались в неизвестном направлении, и о старике, надо полагать, забыли, так как ни писем, ни телеграмм от них со дня смерти жены не поступало. Семен Иванович по этому поводу не печалился. Да и времени на грусть не оставалось. Двое суток в неделю в будке около телефона, на выезде ручным шлагбаумом командовал. Работа нелегкая. Одно дело выпустить из гаража машину. Другое - въезд. Во-первых, пришлые обязаны оплатить, как положено. Во-вторых, деньги отдавать, как обычно, клиенты посторонние не охотно соглашались. В-третьих, ни один-два, а по полсотни заездов в сутки бывало. Чему удивляться? В гаражах мастерские. Каждый стоящий владелец, к тому же, трудяга, давно успел соорудить внутри ремонтную мастерскую. Работали на совесть, и не дорого брали с клиентов. Семен Иванович гордился работягами, потому всякий раз по утрам, вечерам, а то и глубокой ночью совершал тщательные обходы по территории. Следил за порядком, оберегал, раскаленные летом от солнца, зимой, покрытые инеем, железобетонные строения-близнецы. Его гараж ютился в шестом ряду. Ничем особо не отличался от других. Если не считать амбарного ржавого замка на зеленых воротах, который сразу бросался в глаза прохожим, и проезжающим водителям, что всякий раз ухмыляясь, сообщали новичкам:
- Глянь, ржавчину по навесил, капиталы от народа честного отгородил, купи-продай наш Иваныч.
Но Семена Ивановича нисколько не смущали подобные оценки. Вдобавок, внутри, таких замков, у него было штук шесть. И не только старинных, но и "китайских". Начиная от велосипедных колес и кончая болтами, шурупами, гайками, и прочей бытовой утвари -скопилось за два десятка лет множество на деревянных полках. Одним словом, в отличие от квартирной обстановке, в гараже царил беспорядок. И сосед, хромой Егорыч с горбинкой на спине, и хитрющим прищуром, не раз подшучивал:
- Семен, никак опять прицеп с хламом на рынок потащил... Смотрю, отбою нет от твоего товара у клиентуры. Каждое воскресенье по телеге расторговываешь.
- Егорыч, а что сиднем куковать. В будни собираем, в выходные торгуем. Людей не обворовываем. По дешевке товар сплавляем.
- Кому на хрен это тряпье, удивляюсь?!
- Кому- нибудь, - всякий раз коротко обрывал разговор Семен Иванович, садился в "Москвич" свой неприглядный, и неспешна выезжал из гаражей на шоссе, которое вело к проселочному тракту. Там-то, на перекрестке дорог, ведущих к пригородным селам, Толантов распаковывал прицеп, стелил брезент на насыпи, раскладывал товар, собранный за прошедшую неделю в гараже, во дворах, на детских площадках. Целыми днями в свободных буднях он колесил на своем транспорте по всему городу в поисках того самого товара, который соседи в гаражах обзывали хламом, а вот покупателям нравилось. При- чем, совсем за копейки отдавал, например, колесо от детского велосипеда за пять целковых. Покупали. Болты кузовные к комбайну за десятку сегодня сплавил. Семена Ивановича всегда удивляло, почему его "купи-продай" соседи гаражные называют? На самом-то деле он ничего не покупал. Он просто собирал, случалось, на мусорках, то, что выбрасывали люди. "Им не гоже - другим сподобится. К тому же, по дешевке" - так размышлял он, возвращаясь поздним вечером домой.
Встретил в подъезде Юрку Шалева, крутого бизнесмена из микрорайоновских. Тот ресторан в центре открыл. Игровые автоматы по соседству поставил. Поддатым опять Юрка-губастик по лестнице поднимался. За периллы невнятно цеплялся, а увидел Семена Ивановича, зарыдал в открытую:
- Дядя Семен! Аут! Аут полный! Я в ж...е! - как баба деревенская, только по-мужицки с матерками навзрыд запричитал: - е... твою етижь! П....ц! крах всему и х.. моему, и Люська на х... пошлет, и Светка отошьет! Никому теперь не нужен буду! Банкрот! Двадцать пять штук зелеными должен в час доставить этим му....м!
- Погоди, Юрасик... Толком растолкуй... Чего тут на площадке лестничной матюгаться. В дом пойдем. Расскажешь по порядку...
- Чего п....ть зря... Бабки нужны... Где я их на ночь глядя достану? - и тут опять навзрыд разразился матюгами...
Семен Иванович к Юрке вихрастому относился, как к родному сыну. Уважал. Ценил соседа за деловитость и хватку дерзкую... Да, что греха таить, с мамкой его вот уж года четыре, как в тайне любовными делами занимался. Клавдия Петровна женщина стеснительная, скромная, но в интимных делах поласковей его Пелагеи оказалась. И собой статной, упругой была. И на личико помоложе лет на двадцать. Бывает винцом перед тем угостит, прильнет ласково к увесистым грудкам, дыхнет на них жаром, вкусит с нежностью, тут уж Клавдия и распахнется. И лебедушкой поплывет к дивану, увлекая раздобренного старика вихлястым задком. Да, года уж четыре тайком вот так в неделю раза два забавлялись сосед с соседкой. Умудрились в тайне сохранять привязанность нестерпимую. Потому как, если вдруг Клавдия не могла прошмыгнуть с четвертого на третий вечерком в назначенный четверг или понедельник, Семен Иванович, что называется, ходуном прохаживал из угла в угол, а то и в подъезд выбегал, и на улицу, во двор, и топтался часами перед ее балконом. Но в квартиру не поднимался. Не приличным считал женщину насильно по этажам под руку волочить. Женщина, он был убежден, самовольно должна к мужику тянуться после того, что между ними по согласию происходит. Да и мужиком себя считал не старым, коль желания и охоту сохранил. И Клавдия с радостной улыбкой, поцелуями жаркими одаривала всякий раз перед расставанием. В этих делах Семен Иванович разбирался тонко. Любовницы-то у него и при живой жене бывали. Особенно в последние годы, когда Пелагея хворала, Семену невтерпеж бывало сдерживать накопившуюся силушку. Находил частенько забавы. Но всякий раз с порядочными, хорошо знакомыми. Бывало и женами знакомых мужей. В основном гаражных. Чего таиться - многим мужикам водка забава, дороже всякой бабы. А вот Семен Иванович к выпивке относился равнодушно. Винца красненького для подогрева с хорошенькой женщиной наедине - это да, это по уму и для здоровья, крепости в этих отношениях придает. Сам на себе за семьдесят три года испробовал. Тут никакая врачебная наука не пойдет впрок. И женщины не проходят, до сей поры, мимо. Заглядываются на шустрого старика. Он их жаждущие взгляды разгадывает в момент юркими карими глазами из-под мохнатых бровей и серебристых пушистых ресниц. И носом, картошкой торчащим на грубоватом конопушечном лице с двумя волосатыми бородавками на выпуклых скулах, унюхивает за секунды томление противоположного пола разных возрастов. Особенно, если рядом оказывается, пышная сдобренькая, к примеру, как Клавдия соседка. А, что б в теле самого себя сохранить, каждое утро зарядкой занимается, как в далекие прошлые. Бегает по набережной каждый день по часу. Холодный душ, вроде молитвы, после спортивных процедур. Про Бога не забывает. В церковь заглядывает по субботам иногда. "Отче наш" на сон грядущий читает. Все чин по чину. И себя, организм свой в порядке питанием поддерживает. Аппетит нормальный, не капризный. К людям терпеливое отношение имеет. Грубости на свой счет, ухмылки разные в свой адрес от мужиков гаражных со спокойствием воспринимает. Бывает, вскользь шуткой отговорится, а то и молчком пройдет стороной. Уж, если до беспределов доходило, вот, как позавчера случилось, Костя Иванов из детективов - телохранителей, со второго ряда, ни с того ни с сего сорвался на охранника, выскочил из хозяйского "Лексуса", грудь вперед выпустил, руками, как петух, крыльями размахался:
- Ты, чего из себя строишь, купи-продай?! Чего шлагбаум не открываешь?
- За пять авто заплати за заезд, тогда впустим.
- Да я тебя... - не успел Костя кулак до картошечного носа дотянуть, как Семен Иванович, под дых кулачищем, словно кувалдой, разбушевавшемуся врезал. Тот на месте кочергой свернулся, застонал под общий хохот неплательщиков. Уразумел амбала и его дружков. Поверили в силу старика-охранника, заплатили без дальнейших разговоров. И даже Колька, расставаясь, ручищу деду пожал.
А вот Юрка теперь сел на венский стул за круглым столом, нюни распустил хуже бабы, и про крах свой невнятно с матюгами опять завыл.
- Сколько говоришь тебе требуется?
- Двадцать пять штук зелеными, как отдать...
- Хмы.. воды попей холодной... Да сопли утри полотенцем чистым...
Вышел на кухню Семен Иванович. Пробыл там с минуты две, возвратился с пачкой купюр, бросил их на стол. Зеленые рассыпались по круглому столу, прикасаясь к взъерошенным вихрам. Юрка приподнял голову, обнаружил устланный долларами круглый стол и, аж поперхнулся:
- Это, чего, дядя Семен? - разом протрезвев, по-мальчишески взвизгнул вихрастый.
- Это твои двадцать пять тысяч зелеными... Так сказать, для спасения души...
Не веря своим мутным покрасневшим от слез когда-то голубым глазам, Юрка сосед, начал тихонько ощупывать купюры:
- Дядя Сема, а они влажные...
- Наплакал чай.
- Откуда столько у тебя?
- Из банки.
- Из какого на хрен банка - ночь на дворе!
- Из трех литровой, из-под сока томатного. Собирай. Спасайся.
Ошалелый Юрка начал судорожно укладывать купюры в пачку:
- Вот это да! Вот тебе и купи-продай!
- Ты, Юрий, так при мне больше не выражайся. Для других может оно и пускай себе лопочут про купи, про продай.... А ты, как-никак, скоро приемным сыном моим станешь.
- Ахренел дядя Сема?!
- С мамкой твоей все обговорено. Распишемся мы на той недели.
Юрка уставился на соседа круглыми от удивления зареванными слезливыми глазами и застыл, в молчании, как вкопанный. Но недолго простоял статуей. Обнаружив пачку купюр в своих руках, быстро принялся собирать со стола оставшееся богатство.
- Я верну, дядя Сема, - по-детски пообещал парень.
- Кто ж отцу возвращает?.. Отцы дают не в долг. Отцы сыновей одаривают от сердца.
- Мамке не говори, а то я тут расслабился.
- От женщин у мужиков должны всегда быть свои секреты... Так-то, сынок.
Я на свадьбе Семена Ивановича и Клавдии Петровны тоже был. И винцо красненькое, по совету жениха пил. По усам текло... И на душе было светло и радостно.