За забором Байгалма, не останавливаясь, нырнула под доски соседского забора, быстро подползла к поленнице дров, притиснула тело в щель между забором и поленницей.
И не напрасно. В ту же минуту она услышала, как пробежала мимо забора Номин. Вскоре вернулась обратно. Раздался скрип калитки и противный голос:
- Ау-у.... тук,тук, кто сандалии под забором растерял....
Байгалма, зарывшись щеками в кусачие щепки, надежно пряталась и в голове ее азартным весельем плескалась одна единственная мысль; так ладно убежав от Номин, лишь бы не быть бесславно пойманной и водворенной в почетный угол рялом с божницей бабушки на полдня...
Подобралась всем телом, сильнее вжалась в землю. С жадностью хватая ртом спертый воздух, начиненный теневой сыростью и сушью древесной, прерывисто вздохнула, выдохнула. Зажмурила глаза. Затихла.
Постепенно выровнилось дыхание. Спустилась матовая темень, поглотила все: свет, краски, звуки. Обсыпаясь искристым пеплом тысяч огней, темнота вдруг взворвалась, зарябили перед ней радужные блики всех земных оттенков. Из завесы огнепада вынырнула крохотная точка, перетягиваясь на пузе, замельтешила цифрой восьмеркой. Все яснее вырисовывались контуры фигурки и наконец, с двух сторон ее выросли шесть крохотных хворостинок, над тельцем восьмерки выклюнулась головка, не соразмерно большая рядом с тщедушным тельцем, маслянисто- округлая, как напившийся нежной телячьей крови, клещ. Забегали по орбите черемушковые глазки, раскрывая ворсинчатые хоботы, зашевелились беспокойные усики. " Мурашки, муравьи! Вот где спасаться надо!" - возликовала безмолвно Байгалма, и крохотная муравка закрутилась еще быстрее в поисках пути и выхода к муравьиным тропкам.
Она надежно пряталась. Она бежала так быстро от погони, что уже не слышала вкрадчивый зов Номин, шаги, шорохи, радостное тявканье, нарочито громкий топот на крыльце.
Вспомнив о великих своих заслугах перед муравьями, а именно о том, сколько времени она проводила около муравейников, пытаясь распознать их язык, разговаривая с ними часами, и о том, сколько килограммов чудесных сладких крошек сахара, печенья и пряников преподнесено ею на алтарь дружбы с муравьным народом, она убегала от погони прямиком к ним и наверняка ждала радушный прием. Но, как только вступила в царство муравьиное и шагнула на извилистую тропу, испещренную крохотными следами, впитавшими неповторимые ароматы многотысячной армии муравьев и их славных соседей, как взбудораженные ее неясным духом, смешанным паникой и смехом, вынырнули муравьи из всех лабиринтов дворца своего тьмой злющей презлющей и кинулись на нее.
- Стойте! - крикнула она, отталкиваясь, и одновременно протягивая им раскрошенный ванильный пряник. - Это же я! Своя! Как вам не стыдно!
Только некоторые мурашки отвлеклись и потянулись за угощением, а остальные, еще более свирепея, и не собирались отступать от тропы войны. Некоторые наглецы, жгуче кусая ее, одновременно изгибались пузом и грозились немедля обстрелять ее ядовитым кислотным дождем.
- Стойте, стойте! - Раздался сзади тонкий голосок. - Это же она, гигантская гусеница, спасительница наша!
- Хлюпсик?- Не веря глазам своим, ущипнула она свою щеку.
- Это она нам подсыпала еду, укрывала наш дом от дождя....Богиня! - Заверещав и нещадно щекоча кожу усами и жвалами, ей на шею кинулся муравей. Отталкивая воинственных соплеменников от Байгалмы, мурашка заботливо слизнул ее душевные ранки.
- Хм... тоже мне.... Ты, Хлюпс, подумай, прежде чем в каждом уродливом мостре узреть богинь, - недоверчиво ткнулся в Байгалму ус другого муравья. Он встал перед ней сутулясь и близоруко сощурясь, приподнял круглые очечки на лысую макушку.
- Можно подумать, мы сами не могли защитить наш дом от дождя. Лучшие муравьиные умы! Веками! Тысячелетиями работали над устройством наших дворцов! Над разумным устройством. Гении...! Не просто так мы строили. Проектировали, рассчитывали материал, применяли все передовые строительные технологии.., как закрыть все дыры, направить по другому руслу потоки воды, чтобы не промокали наши личинки....
- Так же не нуждаемся в подарках, - сварливо перебил его короткий и плотный, как пенек, муравей и выпячил пузо колесом. - Подачки только развращают народ. Панимашь.... Работать надо, горбом своим добывать себе блага! Только труд сделал муравья муравьем! Трудиться и еще раз трудиться!
- А мы и сами можем отобрать. Все что нам надо.... Спрашивать не будем. Завоюем! - На Байгалму, ухмыляясь и подмигивая одним глазом, смотрел большой колченогий муравей, безжалостный монстр, поразительно напоминавший своими повадками Номин.
- Не пугайте, дядюшка Фью, опять начинаете.... Пойдем, матушку покажу, - Маленький муравей отцепился от нее, потянул за собой по коридору. Он уверенно вел ее по одному ему ведомой дороге, не отвлекаясь на множество извилистых троп, ведущих в другие стороны.
Загруженные огромными скарбами муравьи догоняли их, идущих неспешно, толкаясь, спотыкаясь и чертыхась, изчезали в таинственных глубинах дворцов. Высвечивая кривые своды узких коридоров зыбким фосфорическим отсветом, навстречу им носились другие муравьи, большие и маленькие, некоторые бережно несло на спинах ценную поклажу- личинок. Торопливо принюхиваясь к ней кончиками усиков, они здоровались, узнавая ее ванильно-пряничный аромат, бежали дальше, суетные. Перекатывались на коротких ножкаж жучки, там и тут ползали гусеницы.
- Целый вавилон, - засмеялся Хлюпс, обходя стороной бегемотистого жучка.
- Кто это?- спросила Байгалма.
- Грамотей... - Проворчал муравей. - Дружба народов у нас. Во как.
- И как уживаетесь?
- По принципу разумного сосуществования средствами взаимовыгодного сотрудничества не только отдельно взятых высокоразвитых индивиидумов, но и всего сознательного, интеллектуально развитого муравьиного сообщества в целом ....
- Какой он умный, оказывается, просто гений ума,- невольно восхитилась Байгалма, - я словов то таких не знаю.
- Подожди, сначала накормлю братушек. - Сказал Хлюпс. Они завернули в просторную камеру и Байгалма с удивлением уставилась на ряды белеющих в темноте личинок. Разевая безмолвные рты, личинки лениво подтягивались. Муравей подошел к личинке и срыгнул еду в открытую пасть.
- Зачем блюешь в чужой рот? - Возмутилась Байгалма.
- Я кормлю их. Как иначе? - удивился в свою очередь Хлюпсик. - Я надоил коров и принес в зобе сладкое молочко....
- Ага! Коров! Я так тебе и поверила. Коров даже мне не дают доить. - Байгалма рассмеялась.
- Ах, да. Я забыл, что у вас, гигантских гусениц, все не по муравьиному.... - Хлюпс озадаченно приложил к виску переднюю ножку. - Как же тебе объяснить... Наши коровы сидят на листьях растений. Они красивые. Нежнейшая, бархатная шкура у них изумрудного цвета.
- Ну?
- Подходим, нежно щекочим усами их мягкие животы. А они из заднего отверстия пуза выстреливают молочко, которое мы собираем в зоб.
- Из зада? Срет ваша корова, а вы ее, значит, каку, детишкам своим неразумным в рот. Фу!
- Ну, мы вообще то называем это божественным нектором.... - смутился Хлюпс. - Можем и другими деликатесами угощать....
- Кто там? Опять Хлюпс болтается без дела? - Издалека послышался недовольный голос.
- Опять двадцать пять. Но я же работаю.... - поник узкими плечами муравей и поплелся по коридору. Прошли они несколько извилистых кругов, еле протиснулись через узкие двери и оказались в просторных овальных палатах. На мягчайшей перине возлежала огромная мать - царица и кормила только что вылупившуюся личинку.
- Отнеси в детскую и накорми, - сказала мать, показывая усталыми глазами на беспомощно барахтающихся личинок.
- Но не я же нянька, - заканючил Хлюпс и резанул лапкой воздух под головой. - И так работы у меня - во докуда.
- Какой работы?- Удивленно переспросила матушка, покачала головой, вздохнула, кивнула на вошедших в палату юрких муравьев:
- Иди, работай, помоги им. Видишь, не успевают они....
- Ладно,- проворчал хлюпс.- Всю работу на меня.... Вытяни руки.
На руки Байгалмы скопом легли сливочные личинки, от которых шкл сладкий аромат парного молока. Хлюпс взял одну личинку:
- Пошли, отнесем в детскую...
- А ваша матушка может подарить мне волшебный эликсир для ушей?- Шепотом спросила Байгалма, перешагивая порог овальной материнской палаты.
- Зачем?
- Чтобы я всегда знала ваш язык. Мало ли что...
- Знаю один случай. это было давно и всего лишь один раз, когда Шорголзон-хан позволил человеку понять свой язык. Так вот, это человек однажды услышал разговор муравьев....
- Наш лентяй греется на солнце.- Сказал один.
- Почему лентяй?
- Лень ему лишний шаг сделать. Смотри, он поленился летний погреб поглубже рыть, лень ему было много льда зимой из реки натаскать. Теперь погреб не держит холода, все продукты закисают.
- Нам то что с того?
- Ничего. Вот только если бы он не поленился и подкопал бы поглубже, нашел бы сундук с зотом и серебром....
И тот человек выкопал клад...
- Клад?!- ахнула Байгалма.-Что потом?
- А ну его!- Разочарованно махнул лапкой Хлюпс. - Золото нашел, а башку посеял...
- Может, и не было никакого волшебного эликсира. Выдумки все это. Сказки венского леса. Эй, эй, тихо. Не урони ценную поклажу. Клади осторожнее. - Хлюпс сполз вниз по стене.- Наконец то дошли. Уф как устал. Чуть отдохнем, посидим ...
Байгалма осторожно сложила личинки, погладила.
- Растите большими.- Сказала она.
- Зато живем в таком коммунизме, таком коммнизме, - с восторженным придыханием вскрикнул Хлюпс, когда они вышли из детской и направились наверх за едой для малышей.
- Как это?
- Наши старики рассказывали. Раньше были эксплуататоры. Ужасные личности. Они заставляли весь муравьиный народ горбатиться на себя. Лежали все время вот так вот пузом вверх. - Подняв вокруг себя вихри невесомой пыли, Хлюпс опрокинулся на спину. - Они лежали так, жирели, только рты открывали. Весь народ кормил, кормил, кормил их....
- Что дальше-то?
- А дальше вот что произошло. - Хлюпс вскочил на ножки, выкрикнул гортанные нечленораздельные звуки, размахивая во все стороны конечностями, начал со свистом мутузить воздух. - Восстание! Мы не рабы, рабы не мы! Красный террор против эксплуататаров! Рев-волюция мать порядка!
- И что?
- Что, что, мы их всех - хрясть.
- Да ты что?! И Шорголзон-хана?
- А то. Знай наших! Зато теперь в коммунизме живем. Врубилась?
- А смысл где? Работать не надо?
- Да кого там. - Хлюпс махнул лапкой.
- Тогда не коммун....
- Может..., но подходим к нему. Пашем много. Аки рабы вавилоские, ей богу. "Только труд сделал муравья муравьем, работать, работать и не пукать..." Тс-с-с. - Хлюпс настороженно оглянулся вокруг и вздохнул, перейдя на шепот:
- Тихо. Кругом разведчики, доносчики.... Врагом или шпионом сочтут, сразу расстрел, суд и темница сырая. Иль выщелкнут за пределы царства - гой соколик, плыви, как дурак, в море - окияне, сгинь, как казак, на острове буяне.... Эх! А я, может, Поэтом быть хочу!
Выбежав на поверхность земли, Хлюпс заполз навершину травинки, патетически раскинул в стороны передние ножки и только собрался продекламировать свой стих, как рухнул вниз с отчаянным криком:
- Вах! Пахнет в воздухе войной. Крадется монстр к нам тупой! Спасайся быстро кто живой! Вай, вай, задавит!
Сбивая друг друга с ног, по тропкам закоулкам побежали муравьи, поскакали жучки, отползали в укрытие личинки-червяки.
По двору действительно топал монстр и громким голосом Номин вопрошал:
- Где же Байгалма, где же? Уползла червяком, невидимкой стала....
Совсем рядом раздался ее раскатистый смех:
- Ну ладно, чудо, я побежала бабушке помогать, некогда мне.... Отстань, не лезь.
Раздался шлепок, следом жалобное повизгивание, скрипнула опять калитка. Номин ушла.
Прерывисто задышал рядом кто то, начал обнюхивать пятку. Байгалма мигом выползла из укрытия, наткнулась на соседского щенка, прозванного хозяевами Пушком за излишнюю волосатость и округлость, натянула обуток. Пушок, наклонив голову, внимательно смотрел на нее, подпрыгнул, облизнул щеку, и, нетерпеливо взвизгивая, начал постукивать по земле хвостам. Байгалма протянула ему пряник. Щенок, обнюхав угощение, нехотя прикусил и положил осторожно на землю. Виновато улыбаясь раскрытой пастью, вновь захлопал хвостом.
- Хватит, обжора, больше нет.... - Байгалма, внимательно прислушиваясь к доносившимся звукам, поспешно встала и отряхнула одежду.
Повеял ветер, легкий и озорной, как обласканный детьми пушистый шенок. Он играл с ней, лохматил волосы, обнюхивал и с щенячьим восторгом зарывался в темя. Слизывая с лица налипшие крупинки песка и древесные стружки, он тек по ней невесомыми волнами, оглаживал, ластился, расплескиваясь подле нее то неугомонной пляской, то вкрадчивым скольжением неведомого танца, он вторил той странной мелодии, к которой Байгалма напряженно прислушавалась, и нее могла понять: что за музыка, что за песня? Странным было ощущение; выплывала откуда-то мелодия, сначала робкими, дробными звуками будто выстукивала себе в воздухе дорогу. Медленно перетекая в высокие воздушные слои, смелела, и, как только начинала наполняться силой и смыслом, как музыка внезапно дробилась, скомкалась и смущенно умолкала.
- Я знаю, кто играть учится. - Сказала Байгалма подскочившему к ней щенку. - Отстань. Не с тобой играть пришла. Я пошла....