Коридор пенициллина. Белых стен конвой.
Ветхий взгляд царапнул спину... Все таки живой.
Обернешься - не смутятся старые глаза.

...За окном слепым паяцем бесится гроза...

А ведь мог и не проснуться от холодных снов.
Мог, махнув рукой, вернуться в тьму ее оков,
Поменяв любовь на вечность, память залечить,
Души близких покалечив, отдых получить...

Но остался, зацепил конечностью за край,
На мгновенье позабыл, что каждому свой рай.
И под капельницей лежа, вдруг открыл глаза;
И в агонии под кожей затряслась игла.

А потом, когда, проспав с сестричкой среди слез,
Утром нежно на руках на пост ее отнес,
Мимо зеркала в палате крадучись пройдя,
Глянув на лицо в квадрате - не узнал себя.

Но прошла гроза по небу - бритва по скуле.
Стало завидно соседу: полегчало мне.
Конденсатора пластиной туча налилась
И дождем последним, сильным, смыла мою грязь.

Двадцать дней в один забылись, будто у старух.
Ошибившись, удалилась в угол стая мух.
Ради жизни - из нее же вычеркнута нить.
Но ты прав, великий Боже как приятно жить !

...И садясь за руль разбитых белых Жигулей,
Глянешь чуточку сердито в черный зев дверей.
Чьих-то нежных пальцев осень прикоснется вслед,
И сестра в вдогонку спросит: "Было - или нет ?"