- Хотели напиться нашей крови, - глухо прорычал он, - а захлебнулись в своей. Вот так их бить надо - кусать, выманивать на себя мелкие отряды, давить их, кусать опять.
- Это - да, - кивнул Ратислав. - А коль таких, как наш отряд да десятка бы два? Размотали бы потихоньку все татарское войско. Не у нас на рязанской земле, так на владимирской бы точно. Да еще и владимирцы бы так же, не ввязывались в большие сражения.
Евпатий помрачнел, покачал головой, ответил:
- Была у меня такая думка. Ты знаешь.
- Знаю, - опять кивнул Ратьша. - Я то ж о таком думал.
- Ты только думал, а я великому князю это предлагал. Да куда там... Князь наш, сам знаешь, ослеп и оглох от горя, когда Федора убили. Хотя и до того отказ дал в нашем с ним разговоре. Сказал: разве ж можно ворога в родную землю пускать. Пожгут же села и веси, побьют, полонят смердов, пока мы сможем истощить и погнать его назад нашими такими наскоками. Да и сможем ли? Не получится ли так, что и отряды эти татары истребят, и землю разорят. Трудно такое принять. Это теперь понятно, что меньшим было бы зло, коль разорили бы татары селенья наши, но сохранили бы мы войско. А теперь и войска нет, и творят они на нашей земле, что хотят безнаказанно. Ну, если не считать того, что мы сотворили. Честно сказать, и самого меня в то время сомнения одолевали, не был я уверен в сем. Иначе, может и смог бы настоять на своем...
Коловрат замолк. Дальше шли какое-то время молча. Потом набольший воевода повернулся к одному из своих ближников, приказал:
- Бери с собой сотню воев, езжайте в обрат, поищите живых татар. Ищите не слишком покалеченных - язык нужен.
- Сделаю, воевода, - коротко поклонился ближник, взлетел в седло и, развернув коня, поскакал назад, сзывая воинов.
Кони к тому времени отдышались и поостыли, так, что их стало можно напоить. С десяток воев быстро вырубили длинную узкую полынью, к которой всадники начали подводить коней для водопоя. Напоили своих скакунов и Ратьша с Евпатием, отвели в сторонку, ослабили подпруги. Чуть поодаль встали ближники. С небес посыпался мелкий льдистый снег. Изрядный ветер подхватывал его, кидал в лицо, заставляя отворачиваться, мешая смотреть вдоль русла туда, откуда посланные должны были доставить пленных. Ко всему снег ухудшил и видимость, заволакивая белой кисеей речное русло.
- Вон, скачут, - раньше всех увидел посланных Первуша. - Везут кого-то связанным. Добыли, все ж, языка, должно.
Так и оказалось. Вскорости подъехал посланный Евпатием ближник с десятком воинов и связанным пленным, кинутым поперек седла впереди одного из всадников. Ближник спрыгнул с седла, радостно доложил:
- Взяли языка, воевода. Почти целого. Конем подстреленным придавило, да еще и об лед башкой, видать, грохнулся. Опямятовал только когда мы мимо ехали. Задергался. Потому его и заметили. А так, могли и мимо проехать.
- Молодцы, - кивнул Коловрат. - Тащите сюда.
Воины сняли с коня пленного, подвели к воеводе, поставили перед ним на колени. Ни шлема, ни шапки на том не было, видно, потерял при падении. Темные сальные волосы заплетены в довольно длинную косу, перевязанную грязной ленточкой неопределенного цвета. Широкое плоское лицо с узкими, будто прищуренными глазами, желтоватая кожа на лице, жидкая бородка и такие же жидкие висячие усы. Железный наборный панцирь черного цвета, налатник на собольем меху, меховые штаны. Голенища сапог шиты золотом. Сбоку болтаются пустые сабельные ножны, отделанные золотом.
- Монгол, похоже, - определил Ратислав. - И не простой, судя по одежде и оружию. Толмача-то найдем?
- Был где-то половчанин, разумеющий по-ихнему. Позови, - кивнул Евпатий еще одному ближнику.
Толмача нашли быстро. Тот почти бегом подошел, поклонился. Ежели бы не сказали, так и не признал бы Ратьша в нем половца - одежда и оружие, как у всех евпатиевых воев, лицо, вполне себе русское. Разрез глаз, разве, чуть намекал на его половецкое происхождение.
- Спроси у этого, - кивнул Коловрат на пленного, - кто он, что за отряд, по наши ли души послан, аль просто пограбить?
Половец залопотал что-то, обращаясь к языку. Тот перебил, спросил о чем-то. Толмач ответил, показал на Коловрата с Ратьшей. Татарин с уважением и даже, кажется, со страхом посмотрел на них и заговорил. Говорил довольно долго. Наконец умолк. Половец кивнул, помолчал немного и начал переводить.