Высоченная стена простиралась направо и налево вплоть до горизонта. Щели между кирпичами, почерневшими от времени, поросли мхом, чахлыми кустиками и всякой сорной дрянью. Но мощные дубовые ворота при входе, видимо, недавно отремонтировали, они произвели на Сажалкина очень сильное впечатление, особенно самая крупная надпись на огромной позолоченной доске по центру: "РАЙ".
Как говорится, коротко, ясно и не требует комментариев.
Как раз именно эта надпись удивила Сажалкина больше всего, ибо он незадолго до смерти по его разумению должен был оказаться в аду: слишком много пакостей и зла он натворил в жизни, чтобы оказаться перед этими воротами.
Еще больше привели его в смятение надписи на других менее крупных медных табличках. На одной из них он прочитал текст, странного и в тоже время как бы знакомого по земной жизни содержания: "Регистрация вновь поступивших осуществляется администрацией в любое, удобное для нее, время при наличии свободных мест".
Прочитав вторую надпись, Сажалкин даже поежился, ибо она гласила: "Опоздавшим на общее построение - три штрафных круга". Третья надпись привела его в хорошее расположение духа: "Будем все вместе искренне радоваться в ноль часов по Гринвичу".
Значит, до ноля часов по Гринвичу можно радоваться не всем вместе и даже не искренне, обрадовался Сажалкин - это весьма демократично, здесь допускают в определенные часы свободомыслие. Но хуже всего то, что неизвестно, когда общее построение, по Гринвичу ли оно или же по среднекитайскому времени. Вот в чем вопрос!
Ему бы очень не хотелось, попав на счастье даже в такое замечательное место, как рай, быть здесь наказанным тремя штрафными кругами.
Тем более что неясно, где эти штрафные круги - вокруг столовой или здесь вокруг забора, которому нет конца ни вправо, ни влево.
Словом вопросов полным-полно, а ответов нет, потому что никто за ним не идет, и сколько тут торчать неизвестно, ибо было сказано: "...в удобное для администрации время... при наличии свободных мест".
Все это можно стерпеть, философски решил Сажалкин, все-таки здесь рай. В аду бы уже быстренько скрутили в бараний рог и кинули на раскаленную сковороду рядом с каким-нибудь негодяем самого низшего пошиба.
А здесь, - пожалуйста: можешь даже неискренне улыбаться в определенные часы наедине с собой, чтобы никто не видел. Мы ко всему, что здесь в раю, давно уже приучены, и переделывать себя не надо, самое главное, чтобы не было фи-зических мучений, а на все остальное наплевать, включая та-кую мерзость, как общее построение.
Сажалкину очень хотелось попасть наконец-то внутрь, но, поскольку он не знал, когда у начальства появится желание с ним заниматься, то лег на травку под ближайшим кустом и решил подремать.
В это время открылась калитка в воротах, и небритый ангел в камуфляжной форме поманил его к себе пальцем. Сажалкин вошел и сразу же уперся в турникет. Слева расположилась обычная застекленная будка, какая бывает во всех приличных учреждениях, а внутри стоял еще один ангел тоже в камуфляже.
- Моя фамилия Подшофе, - сказал он, - я начальник бюро проверки, а как ваша?
- Сажалкин.
- Имя, отчество?
- Мокий Епсихидорович.
- Это правильный ответ, вам начисляется один балл. Теперь скажите нам: как вы относитесь к религии?
- Я неверующий.
- Это правильный ответ, еще один балл в вашу пользу. Мы здесь ценим искренность и простодушие. Как вы думаете: почему вы сюда попали?
- По ошибке.
- Вы так решили?
- Да, мое место в аду.
- Еще одно очко в вашу копилку.
- Почему?
- Вы открыты и способны к самокритике. То, что вы неверyющий, особенно ценно для нас - это и есть реальный плюрализм.
- А что мне прикажете делать с этими призовыми очками из моей копилки? Как я могу их использовать?
- У нас здесь действует четкая система льгот: от второго стакана компота в столовой до улучшения коммунальных услуг и даже отмена штрафных кругов.
После этого весьма странного замечания "Товарищ Подшофе, как окрестил его мысленно Сажалкин, стащил с лысины малинового цвета берет и вытер им серое, опухшее лицо.
Теперь Сажалкин начал понимать, почему вновь прибывших пропускают не сразу, а через какое-то время, ибо необходимо выяснить всю подноготную покойника: тот ли он, за кого себя выдает. Не дай бог, пропустить какого-нибудь отпетого негодяя.
Бдительность и еще раз бдительность, как на режимном предприятии, порадовался Сажалкин, глядя на начальника бюро проверки.
- Рад, что вы это правильно поняли, - сказал Подшофе, который по долгу службы, видимо, умел читать чужие мысли.
- А где меня поселят? - поинтересовался Сажалкин.
- В шестом бараке, - ответил Подшофе, - он у нас самый лучший, пятизвездочный. Там сейчас как раз освободилось одно место.
- Перевели кого-то в другой номер?
- Нет, выгнали совсем. Оказался отъявленным мерзавцем: был уличен в сексуальных домогательствах к ангелице-кухарке.
- И где он теперь?
- А черт его знает, я его вывел за ворота и дал пинка под зад. Вас поселят в двухместном люксе с туалетом, соседом у вас будет очень известный в прошлом правозащитник Брагин Ахиней Галиматьянович. Он защищал в свое время права самогонщиков, много от этого пострадал, был осужден, отсидел десять лет от звонка до звонка. И, между тем, не изменил своим идеалам. Он даже к нам пришел со своим самогонным аппаратом, продолжает здесь гнать, как и в жизни. Вы- то сами, как относитесь к самогонке?
- Двояко. По долгу службы я с ней вел беспощадную борьбу, а вот дома, в кругу семьи, я ее очень любил. Теща моя, она где-то у вас тут должна быть, такую гнала самогонку, что ее можно было пить без закуски. Святая женщина! А Брагина вашего я очень хорошо знаю: это я его посадил. Я в то время работал рядовым прокурором в захолустье, а после этого дела резко пошел вверх по служебной лестнице, добрался до должности заместителя Генерального прокурора.
- Да, широко известный был процесс.
- Мне за это дело дали орден "Боевого красного знамени". Между прочим, единственный случай, когда наградили не за боевые действия.
- Вот теперь будете вместе, будет о чем вспомнить, - сказал Подшофе, - и я к вам загляну на огонек.
- А из чего он нынче его гонит, не в курсе?
- Из воспоминаний.
- И крепкая выходит? - Сто тринадцать градусов.
- По Фаренгейту?
- Черт его знает, может, и по Цельсию, а то и вовсе по Кельвину. Знаю только, что дыхание перехватывает.
Товарищ Подшофе в затруднении от поставленного вопроса стал почесывать свои крылья, сложенные за спиной, перья на которых свалялись, скомкались и, видимо, давно не мылись.
- Вы правильно подумали, - сказал Подшофе, - для личных нужд времени катастрофически не хватает: только бдительность отнимает двадцать пять часов в сутки! Когда уж тут помыться и побриться? Вот, вы слышите?
И действительно, кто-то громко кричал: "Впустите, ради Бога!", и колотил ногами во входные ворота.
- Наверное, новенькие, - предположил Сажалкин.
- Нет, это опоздавшие на построение на прошлой неделе. Им положено три штрафных круга, а они прошли всего два, причем, даже искренне не улыбались со всеми вместе в ноль часов по Гринвичу. Это вопиющее нарушение режима!
- У вас тут не забалуешься.
- Верно, вы это почувствуете на себе. Теперь вам придется лично в этом убедиться.
- А как же быть с выпивкой, вы, вроде бы, не против? - Не одобряется, но в тоже время не запрещено, лишь бы было в удовольствие.
- А с вами можно принять?
- Я при исполнении...
- Значит, с вами нельзя?
- Именно так!
- Если вы мне сами предложите, то я буду вынужден отказаться?
- Вы не посмеете, это вопиющее, непростительное, а так-же наказуемое деяние.
- Ну и дела... Куда ни поверни - кругом виновен. - Как и у вас в земной жизни.
- Отсюда можно уйти? - К счастью, нет. Отсюда можно только вылететь в Никуда. Идите в свой двухместный номер.
* * *
Усыпанная желтым и чистым речным песочком дорожка, петлявшая между кустов и деревьев, вывела Сажалкина на открытое пространство, и он увидел перед собой длинный одноэтажный барак, какой ему изредка приходилось инспектировать при жизни в местах не столь отдаленных, когда он работал заместителем Генерального прокурора. Теперь ему представилась возможность поселиться здесь самому.
И хотя прошло без малого сорок лет с того момента, когда судьба свела их вместе с Брагиным, они тут же узнали друг друга и обнялись, как старые друзья.
- Я знал, что мы когда-нибудь встретимся вновь, - сказал бывший зэк со слезами на глазах.
- Ты помнишь, какой был громкий процесс!
- Да, славное было времечко, Ахиней, есть что вспомнить.
- Я там на зоне не работал ни одного дня, пристроился в "шестерках" у одного крутого пахана, жил не хуже, чем на воле, тебя вспоминал с благодарностью чуть ли не каждый день. Надо нам отметить встречу, я как раз выгнал трехлитровую банку. Товарищ Подшофе придет в гости.
Обстановка в номере напоминала гостиничную в период расцвета социализма в провинциальном городишке: две кровати с ватными профсоюзными матрасами, пара тумбочек с ва-зами и бумажными цветами, на каждой пустой граненый стакан. На одной стене возле прибранной кровати красовался групповой портрет коммунистических вождей в полупрофиль: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина.
- Это собственность моего бывшего соседа, - улыбнулся Ахиней, - которого выперли отсюда. Он на этот портрет с утра хрен дрочил вместо физзарядки и визжал, как баба.
- Голубой, что ли?
- Нет, антикоммунист. Кстати говоря, он плохо кончил: решил кухарку-ангелицу трахнуть в отместку за то, что она паршиво управляла государством. Это, говорил, та самая, на которую Ильич пальцем указал. Я ее, говорил, очень хочу ублажить в знак пролетарской солидарности. Вот его и выкинули за ворота в Никуда.
- А что это за место?
- Никто не знает, говорят, к диким зверям на волю.
- Почему не в ад?
- Его туда нельзя: он же хотел как лучше, намерения у него были самые чистые.
Ахиней вытащил из тумбочки и водрузил на крышку трехлитровую банку с мутноватой жидкостью, при виде которой у всякого пьющего мужчины, даже покойника, даже в раю, теплеет на душе и появляется блеск в глазах. Да, это был он, тот самый напиток, который никогда не бывает лишним и которого всегда не хватает.
Они разлили по полному стакану "в накат".
- С прибытием тебя, братан! - сказал Ахиней. - Закусывай, чем бог послал: вот тут балык, а здесь икорочка, ты ведь привык к хорошему, и не надо бросать. А я карамельку пососу по старой привычке, ничего лучше и нету на мой вкус.
- Какой к чертям балык, тут пусто, как в сельпо, нету ничего.
- А ты мысленно, Мокий! Просто представь себе, и сразу вкус почувствуешь.
- Пьете здесь, значит, натурально, а закусываете виртуально?
- Зато не отравишься недоброкачественным продуктом.
Брагин пил самогон, смакуя, мелкими глотками и, как всякий простой человек, претендующий на роль интеллигента, изящно оттопыривал мизинец. А его визави, эксорденоносец, наоборот обхватил стакан крепкой ладонью и вылил содержимое себе в широко разинутый рот, даже не делая глотательных движений, и при этом действии раздался звук, очень похожий на тот, который мы слышим, когда сливаем воду из туалетного бачка в унитаз. Он уже состоялся, как интеллигент и интел-лектуал самой высшей пробы, и мог позволить себе продемон-стрировать свою истинно народную суть.
Потом оба постояли немного, зажмурившись и открыв рты, судорожно глотая воздух и шевеля пальцами в поисках закуски, которой, увы, не было и в помине.
Какую фразу они произнесли, отдышавшись, знает каждый в России, поднимавший хоть раз в жизни стакан с убойной жидкостью.
Когда мы услышим: "Хорошо пошла!", то не ошибемся, точно сказав, в какой части света это происходит, а также опи-сать состав действующих лиц, независимо от того, во что они одеты. На столе может стоять изысканная "закусь" либо луко-вица и горсть крупной соли, либо, как в данном случае, вообще ничего...
"Закуска только портит выпивку!", сказал один никому неизвестный мудрец в нашей стране, и, будь дело на двадцать четыре века раньше, эту фразу без сомнения приписали бы Сократу.
Разве ценят у нас мудрецов? Нет, не ценят! Имена многих наших героев предаются забвению, а, между прочим, бюст какого-нибудь Сидора Поликарповича Забубеного из деревни Низкие Выходки, произнесшего вышеупомянутое гениальное изречение, мог бы красоваться рядом с бюстом то же Сократа, не говоря уже о Платоне. И прославлял бы на весь пьющий мир нашу родину.
Мы видим перед собой двоих пьющих мужчин и понимаем: картина далека от завершения, чего-то здесь не хватает, вернее кого-то. И пусть они уже и не те мужчины, а постояльцы барака номер шесть, и пора бы им уже угомониться, хотя бы на том свете, тем более в раю, но никогда мы не поверим тому, что прочитали, пока на пороге не появится третий.
И эффект первой рюмки уже должен был сработать, скорее даже эффект первого стакана, а тут правда жизни за ка-менным забором сработала так же, как и в реальной и мы видим на пороге того, кого и ожидали все это время, а именно товарища Подшофе, который был уже немного подшофе.
- Я смотрю у вас сегодня и холодец, и селедочка в винном соусе, и салаты на любой вкус, - порадовался изобилию закусок вновь прибывший, оглядывая совершенно пустые поверхности, - молодцы, объявляю вам благодарность и добавляю в вашу копилку еще по одному очку. По какому поводу сегодня сбор?
- Вот Мокия Епсихидоровича прописываем на последний постой, в натуре.- Доброе дело, - сказал начальник бюро проверки и вытащил из кармана галифе граненый стакан, - заодно сегодня отрепетируем общее построение в двухместном номере и порадуемся все вместе в ноль часов по Гринвичу. Наливай!
Теперь разлили на троих по полному стакану. Товарищ Подшофе поднял руку горизонтально, согнул ее в локте и установил на сгибе стакан с жидкостью. Он осторожно нагнулся, прижал стакан с самогоном ко рту и, запрокидывая голову назад, вылил содержимое в рот, при этом не пролив ни капли.
- Высший пилотаж, - прокомментировал трюк бывший прокурор, - за такой номер можно и амнистировать, как истинного патриота отечества. А чем бы лучше закусить?
- Берите горчички к холодцу, - сказал Ахиней и махнул рукой куда-то в сторону. В обозримом пространстве ни холодца, ни тем более горчицы, естественно, не было и в помине.- Горчичка нынче хороша, - сказал товарищ Подшофе и для приличия что-то пожевал и даже облизнул губы.
- Из чего ты ее гонишь? - спросил Сажалкин, - говорят из каких-то воспоминаний.
- А помнишь, Мокий, один чудак для всего народа по телевизору воду заряжал, как целебную? Я использую этот же способ: заливаю в банку чистую воду, гляжу на нее пристально и вспоминаю всю свою жизнь. А потом перегоняю. Крепкая выходит, зараза, - горит, как бензин.
Третью рюмку, бокал или стакан в посюстороннем мире обычно поднимают за милых дам. О чем будут говорить в потузаборном мире, не знает никто, поэтому будет весьма интересно посмотреть, как будут вести себя наши герои в иных, резко отличающихся от реальности условиях.
- В нашем посюстороннем мире, оно же внутри забора , в отличии от потустороннего мира, то есть реального, проблема взаимоотношения полов не стоит так остро, - сказал товарищ Подшофе и сытно икнул, при этом в комнате явственно запахло холодцом.
- Имено поэтому я предлагаю не отвлекаться по мелочам, - добавил Ахиней Галиматьянович, - а обсудить серьезные вопросы, к примеру, поговорить о том, как и когда мы все вместе будем радоваться в ноль часов по Гринвичу.
- А сколько это будет по-нашему? - спросил бывший прокурор.
- Я думаю часов семь или восемь вечера, - почесал в затылке Брагин, - ну, максимум - одиннадцать.
- Совершенно закрытая информация, - прищурился това-рищ Подшофе, - не подлежит огласке.
Когда он прищуривался, означало, что он уже пьян, и скоро будут приняты самые жесткие административные меры по вопросам дисциплины в пятизвездочном бараке номер шесть. Все знали, что в это время ему лучше не попадаться на глаза.
- А вот известный в прошлом борец с антисемитизмом в отдельновзятой однокомнатной квартире профессор Кислых-Щецкий Абрам Моисеевич утверждает, что это два часа ночи,- сказал Брагин, - он даже эксперимент провел. Разбудил ночью весь барак и предложил всем порадоваться
- И чем это кончилось? - спросил Сажалкин, снимая обувь и носки. Он, когда был пьян, всегда спешил раздеться и нырнуть в кровать.
- Ничем, - ответил Ахиней, снимая брюки и трусы, - надавали ему по шее и спать завалились. Он теперь по ночам в ноль часов по его еврейскому Гринвичу радуется вместе со всеми спящими. А отдельно от всех остальных он радуется тому, что его не разобрали по частям.
Когда Брагин был сильно пьян, он любил без трусов прогуляться на природе, почувствовать себя свободным и независимым. Слава богу, здесь не зона, можно оттянуться по полной программе, тем более, что начальник режима твой кент.
- Разливай еще по одной, - скомандовал товарищ Подшо-фе.
- Я больше не хочу, - промямлил бывший прокурор. - Здесь я решаю, кто чего хочет, - ответил товарищ Подшофе. Разлили еще по полному стакану и выпили, причем, Сажалкин чуть не подавился, теперь он уже лыка не вязал и норовил проявить свои способности по линии вокала. Но дальше первой строчки гимна Советского союза дело у него не шло.
- Теперь мы будем репетировать общее построение, поскольку сейчас у нас появился новичок,- сообщил присутствующим радостную новость товарищ Подшофе, вошедший в административный раж.
- Тот, кто не будет выполнять мои команды получит три штрафных круга.
Бывший прокурор посмотрел на стоящего возле него без трусов бывшего зека и тоже разделся до гола.
- Мы идем в баню? - спросил он, и, стоя, захрапел с открытыми глазами.
- Слушай мою команду, - зычным голосом завопил това-рищ Подшофе, - в одну шеренгу становись! Пятки вместе - носки врозь. Глядеть мне в глаза!
Бывший зек в одной майке и голый экспрокурор, качаясь из стороны в сторону, прижались друг к другу и пытались развести носки врозь. Брагин одним глазом пытался зафиксировать товарища Подшофе, а другим поймать в фокус свои носки. Экспрокурор, похрапывая, автоматически выполнял все команды.
- Равнение направо, - гаркнул товарищ Подшофе, - на первый - второй рассчитайсь!
- Первый, - среагировал Брагин.
Служитель Фемиды мычал что-то нечленораздельное, его мотало из стороны в сторону. Неожиданно для присутствующих он начал ходьбу на месте. - Товарищ, видимо, не понимает, - с угрозой сказал Под-шофе, - повторяю в последний раз: "На первый-второй рассчитайсь!"
И на этот раз отреагировал только Брагин, а Сажалкин продолжал маршировать, напевая первую строчку из гимна Советского Союза.
Товарищ Подшофе подошел к марширующему экспрокурору и отвесил ему две оплеухи, сначала с правой, а потом с левой руки. Пение и ходьба на месте прекратились.
- А он вменяемый, - сказал товарищ Подшофе, - понимает, что к чему, глядишь из него толк выйдет. Ты как думаешь, Ахиней?
- Наш человек, гадом буду. Берем его третьим, гражданин начальник?
- С испытательным сроком. Пусть сначала пить научится. А теперь пробуем последний раз: "На первый-второй рассчитайсь!"
- Первый, - крикнул Брагин.
- Второй, - зевнул Сажалкин.
- Первый, - повторил Брагин.
- Второй, - откликнулся Сажалкин.
- Продолжайте до тех пор, пока я не вернусь, - сказал товарищ Подшофе и вышел нетвердым шагом.
* * *
Великолепным солнечным утром следующего дня, не чувствуя никаких признаков похмелья, Брагин и Сажалкин стояли у своего пятизвездочного барака номер шесть и читали на плакате, натянутом между двух сосен, весьма странную надпись:
В Ы Б О Р Ы В О О Н
за О Т
состоятся в ближайшие понедельник или пятницу
( Кандидат от мужчин - Сажалкин М.Е.,
от женщин Кухаркина А.)
- Поздравляю, Мокий, - сказал Брагин, - растешь прямо на глазах.
- Спасибо. Только я не понимаю, что такое "ОТ". ООН - это, видимо, та самая, земная. А "ОТ", что такое? Отдаленные территории?
- Нет, дорогой, это посильнее будет - мы станем выби-рать Оперативных Ответственных Наблюдателей за Общественным Туалетом. Обязательно двоих: мужчину и женщину. Причем, мужчина должен контролировать женскую часть, а женщина, наоборот - мужскую. Такова новая идея админист-рации. Но ты обязан выступить с какой-нибудь интересной инициативой, то есть со своей программой. Что-нибудь эдакое придумай, чтобы запомнилось и за сердце схватило.
- Предлагаю поменять местами обозначения: "М" - это теперь будет "Мадам", а "Ж" - жентельмен.
- Ты гений, Сажалкин, далеко пойдешь!
- А ты, Ахиней, уверен, что я наберу необходимое количество голосов?
- Не сомневаюсь, братан, ведь я тут бессменный председатель счетной комиссии. У нас для этого две урны предусмотрены: в одну бросают бюллетени, а во второй уже все подсчитано, упаковано и выбрано. Вот эту, вторую, я и открываю. Так что я тебя поздравляю, ты теперь имеешь по своему жела-нию, конечно, вторую пайку щей. Не забудь с другом поделиться!
- Век буду тебе благодарен, Ахиней! Ты мне и в той, первой, жизни помог карьеру сделать. Если бы не ты, сидел бы я где-нибудь в задрипанном райцентре и сажал бы всю жизнь каких-нибудь мудаков за мешок ворованной картошки. Мы - одно целое. Это и есть диалектика: "придурок" в зоне и прокурор.
Так они и стояли, обнявшись и похлопывая друг друга по спине, довольные тем, что судьба во второй раз, но уже в следующей жизни, свела их лицом к лицу.
Теперь к ним присоединился товарищ Подшофе, который хозяйским глазом одобрительно оглядел плакат с наглядной агитацией.
- Неплохо, неплохо, - сказал он, - теперь, когда выборы уже фактически состоялись, нам нужно позаботиться о стратегии предвыборной борьбы, чтобы никто не смог обвинить нас в отсутствии демократических законов и понятий на нашей территории.
- А независимые наблюдатели приглашены? - спросил, входящий во вкус Сажалкин. Он уже чувствовал себя достаточно уверенно, понимая, что вчерашние тесты на лояльность и напряженное собеседование прошли весьма успешно.
- Да, у нас будет группа пришельцев, представителей от созвездия Невидимой Черной Дыры. Мы их с вами тоже не увидим.- Я бы хотел, чтобы участие в изматывающей предвыборной гонке приняла оппозиция, - сказал пока еще де-факто кандидат в ООН за ОТ.
- Мы в нем не ошиблись, гражданин начальник, - порадовался за своего друга Брагин, - он настоящий демократ.
- Да, оппозиция необходима, - сказал товарищ Подшофе, - будем ее назначать. Какие имеются предложения?
- Я бы рекомендовал на роль лидера человека образованного, в очках, хорошо в прошлом известного в узких диссидентских кругах, как борца с антисемитизмом в отдельно взятой квартире, к тому же знающего сколько будет ноль часов Гринвича по-нашему, тем более профессора, а именно: Кис-лых-Щецкого Абрама Моисеевича, - предложил Сажалкин.
- Верно, - подтвердил Брагин, - у нас народ таких любит, именно в очках, именно с пятым пунктом.
- Один голос он точно наберет, - удовлетворенно хмыкнул товарищ Подшофе, - свой собственный. Но для наблюдателей из созвездия Черной Дыры этого будет достаточно: для них единица - бесконечно большое число, у них там все складывается из нулей. Как и у нас в прошлой жизни, - добавил Брагин.- зато теперь я стал консультантом при ООН за ОТ. - Больше всех выиграл Мокий Епсихидорович, - сказал товарищ Подшофе, - здесь умеют ценить прошлые заслуги, а особенно в деле поддержания порядка. Еще Гете сказал: "Лучше несправедливость, чем беспорядок". Но нам надо сосредоточить свои усилия на том, чтобы достойно провести избирательную кампанию.
- Необходимо организовать культурную программу, спортивные соревнования, и, если позволит бюджет, выдавать пирожки с повидлом в день голосования прямо перед урной, куда опускают бюллетени, - предложил Сажалкин .
- По телевизору надо запустить Первый концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром, пусть смотрят и слушают, но без звука. Мы звук никогда не включаем, считаем, что дос-таточно одного изображения, чтобы не вызывать противоречивых эмоций, - решил товарищ Подшофе.
- Спортивные соревнования лучше всего устроить по перетягиванию каната между мужской и женской сборными командами. - сказал Брагин, - За мужскую команду надо выставить всю оппозицию во главе с профессором Кислых-Щецким, а за женскую - только одну Ангелину Кухаркину, ту самую, на которую Ильич пальцем указал. Я по ней давно сохну.
- Верно, - одобрил товарищ Подшофе, - она одна их всех перетянет. - Ты, Ахиней, умнеешь прямо не по дням, а по часам. Назначаю тебя официальным помощником кандидата. Теперь ты имеешь дополнительный стакан компота два раза в неделю.
- Я вас не подведу, гражданин начальник.
- Вижу, что стараешься. Кстати, как у тебя с закуской? - Не хуже, чем вчера.
- Ладно, я вечерком загляну на огонек.
Легко было сказать товарищу Подшофе о том, что надо назначить профессора кандидатом от оппозиции на предстоящих выборах. Но Сажалкин и Брагин понимали, что необходимо его согласие на участие в этом мероприятии. А то, что он ни под каким видом не станет баллотироваться на высокий пост наблюдателя за туалетом, было очевидно. Собутыльники начали чесать в затылках. Что-то такое следовало придумать, чтобы профессор не смог отказаться.
- - Я вас приветствую, уважаемый Абрам Моисеевич, -Сажалкин пожал руку подошедшему профессору и указал на рекламный транспарант. - Наконец-то мы дождались демократических выборов на альтернативной основе.
- - Какая же здесь альтернатива? Всего один кандидат от мужчин. Интересно узнать, кто он?
- - Я, - ответил Сажалкин, - но мне нужен оппонент, желательно из бывших диссидентов. Вы были в свое время хорошо известны, как борец за справедливость в узких оппози-ционных кругах. Предлагаю вам вступить в честный поединок за право быть избранным в ООН. С администрацией этот вопрос уже согласован. Руководство приветствует это демократическое начинание. В принципе я согласен, - сказал профессор, - что такое ООН, я понимаю - это престижная организация. А вот, что означает "... за ОТ", никак не врублюсь.- Это значит "за Обмен Творчеством". Новый филиал ЮНЕСКО, у них осталась всего одна вакансия. Вам надо поторопиться и не упустить свой единственный шанс, который вдруг представился теперь, увы, только здесь, в посюстороннем мире. Думаю, что другого шанса у вас уже не будет никогда. И учтите, что там осталась всего одна вакансия. Можете приступать к агитации немедленно в любом удобном для вас месте и в любое время, кроме ноля часов по вашему любимому Гринвичу.
- - Разрешите пожать вашу руку, коллега, - прослезился профессор Кислых-Щецкий и поковылял в барак собирать своих сподвижников.
- - Потрясно, Мокий, - разинул рот от удивления Брагин, - гадом буду, я такого не видел даже на зоне. Ты настоящий прохиндей, то есть политик. Впрочем, в заместители Генерального прокурора простой и честный юрист не попадет никогда. В вашем деле главное - это дурить всех, кто попадается на пути. А надо ли нам искать оппонента для Ангелины Кухаркиной?
- - Думаю, что нет, Ахиней. И вот почему: в той прошлой жизни, откуда мы все пришли сюда, во всех мужских сортирах заправляли женщины. И все считали, что это нормально, и ничего здесь нет необычного. Поэтому никто не удивится, если на подиуме сидят десять мужиков на корточках со спущенными штанами, а перед ними прохаживается женщина с тряпкой. Но мы вместо тряпки дадим ей шикарный блокнот с тиснением и ручку с золотым пером. А для пущей пикантности оденем ее в форму стюардессы - вот это будет класс!
- - А как же ты, Мокий? Ты должен будешь действовать точно так же? Ты не боишься потерять авторитет? - Я его только приобрету. Быть всенародно избранным - это великая редкость, и хорошо, что представился случай начать с малого. - Не всякая женщина пойдет в общественный сортир, если перед ней будет расхаживать мужик, - засомневался в успехе мероприятия Брагин.
- - Смотря какой мужик, Ахиней. Если туда профессора оставить, то наши бабы загадят все кусты вокруг. А на такого крутого посмотреть, как ты, да еще в одних плавках, очередь будет стоять.
- - Почему я, Мокий? Ведь ты у нас всенародно избранный.
- - Я тебя официально назначаю своим полномочным представителем во всех инстанциях.
- - Спасибо, конечно, но уж больно необычно, сначала бабы могут постесняться.- Ничего, привыкнут. Главное в нашем деле, - засветиться, желательно со скандалом, чтобы нас запомнили.
На том они и порешили.
* * *
Часа в два или три пополудни, ни точного, времени ни числа здесь никто не знал, да оно и не нужно тут было, раздались громкие и хриплые звуки музыки из черного репродуктора, висевшего на сосне. Играли марш Мендельсона.
- А это к чему? - спросил Сажалкин, наблюдая, как народ собирается на спортивной площадке напротив барака.
- Общее построение, - коротко бросил Брагин, - становись в одну шеренгу с какой-нибудь женщиной. И побыстрее, не то получишь три штрафных круга.
Сажалкин встал вместе со всеми в одну шеренгу рядом с какой-то невысокой и очень полной женщиной, необъятно полной со всех сторон, откуда не поглядишь. Такая полнота бывает чаще всего у поварих в общественных столовых.
Неторопливым шагом подошел к собравшимся товарищ Подшофе и оглядел присутствующих суровым административно - хозяйским взглядом. Судя по всему, он остался доволен, не заметив никаких нарушений.
- Равняйсь, смирно! - гаркнул он зычным полковничьим басом, - на первый-второй рассчитайсь.
Когда очередь дошла до соседки Сажалкина, она очень мило, по-детски и даже как-то наивно, улыбнулась и очень ласково сказала: "Первая". "Второй", - откликнулся Сажалкин, и перекличка покатилась дальше.
- Направо! - ахнул снова товарищ Подшофе, - в колонну по двое становись. Шагом марш!
Обитатели пятизвездочного барака номер шесть, кто прихрамывая, кто держась друг за друга, кто качаясь из стороны в сторону, поплелись за товарищем Подшофе, идущим церемониальным шагом, поднимая вытянутую ногу на уровень поясницы и оттягивая носок. Таким способом обычно военный караул провожает в последний путь вождей или крупнейших чиновников. Не хватало для целостности восприятия, в этой знакомой всем процессии, артиллеристского лафета, на котором обычно красуется гроб с покойником, давшим дуба, и сводного военного оркестра.
- Давайте знакомиться, - сказал, идущей рядом женщине, Сажалкин - меня зовут Мокий Епсихидорович, а как вас? Наверняка Ангелина.
- Ой, как это вы угадали? - удивилась женщина. - Я и фамилию вашу сейчас угадаю: Кухаркина.
- Верно, - приподняла брови женщина
.- И вы работаете поваром.
- Точно.
- Теперь наши две фамилии красуются вместе на одном рекламном щите. Моя фамилия Сажалкин.
- Очень приятно познакомиться, - сказала Ангелина, - для меня большая честь попасть кандидатом на выборы.
-А куда выбирать будут, вы это хотя бы знаете?
- Ну хоть в смотрители мужского туалета. Главное, что заметили и рекомендовали, а что придется делать - пусть начальство решает. Вы случаем не знаете, что это за музыка?
- Марш Мендельсона, под него ведут новобрачных к венцу. - Я девица, - сказала Ангелина, - в прошлой жизни замуж не вышла, вот теперь думаю, может в теперь повезет. Тут ко мне сватался один, да его начальство прогнало за ворота. Оказался он этим... как его... ну не любил, короче, Карло с Марлой и Фрида. - Энгельса, что ли? - Во-во, его. А я-то здесь при чем? Мне замуж хочется. Вы сами холостой будете? Очень даже подходящий мужчина. А я вот девица.
- Покамест не женат, только вчера прибыл.
- Во, здорово, и сразу на плакат! Сразу видно, что раньше в начальниках ходили, а от чего померли?
- Цирроз печени.
- От пьянства, что ли?
- Да.
- Кем же вы работали?
- Заместителем Генерального прокурора. - Тогда понятно: люди не виноваты, а сажать надо, поскольку начальство велит. Жалко мне вас, сердешный, ох как жалко. Да не беда, здесь отойдете потихоньку, тут уже не сажают.
- А куда мы идем с такой помпой, прямо-таки, как на бракосочетании у королевы?
- В столовую.
- На обед, что ли?
- У нас здесь одноразовое питание: щи суточные из квашенной капусты, каша перловая на воде и компот. Щи я неделю назад сварила, никак не съедим. Вам, я думаю, понравятся: они, чем дольше стоят, тем вкуснее.
- Я не сомневаюсь, - сказал Сажалкин, - спасибо на добром слове.
- Понравится, добавим половничек.
Процессия с горем пополам доплелась до одноэтажного деревянного строения, выкрашенного в любимый начальством на всех зонах темнозеленый цвет. Здесь и была столовая.