-Игорь Иванович, считаю своим долгом напомнить вам по поводу списков на Италию...
-Напомни...
Нечаев не повернул головы... Он был уверен, что Марина давно ушла домой.
-Ну, так мне его печатать? Корректировать не будете?
-Печатай.
-Хорошо. Завтра с утра будет готово... У вас, между прочим, усталый вид.
-Стареем, Мариночка
-Ой, кто бы говорил, Игорь Иванович! Просто спите вы мало...
-Интересно, где ты черпаешь такую информацию? - Нечаев слегка повеселел.
-С вашего лица...
-Спасибо, Мариночка, приму к сведению.
-Я удаляюсь с вашего позволения...
Нечаев одобрительно, с небольшой амплитудой, покачал головой, чуть позже усмехнулся под удаляющийся стук каблуков.
Спал он как раз больше, чем нужно для дела. Только без удовольствия. А руководитель должен всё делать с удовольствием - отдавать распоряжения, зная, что их непременно выполнят, и спать, уверенным в исполнительности сотрудников. На сотрудников Нечаев не жаловался, но спалось отчего-то скучно и засыпалось не сразу. Домой идти не хотелось именно поэтому. И нервы с каждым годом всё обнаженнее... "Колено вот ноет, зараза, к перемене погоды. Секретарша с лица уже читает... Старость, браток, старость... Как её еще распознать? Из своего тела не видна, так от других узнаешь, какой ты есть человек, хоть и не без лести."
Нечаев слушал, как тикают часы, и всё не мог подняться с кресла, одеть пальто, выйти вон, мягко щёлкнув финским замком на двери.
-Здравствуйте, Игорь Иванович, можно к вам?
Вздрогнуть бы, испугавшись чьего-то неожиданного появления... Не вздрогнулось... Он посмотрел на часы, затем на вошедшую девицу.
-Вы просили меня зайти. Я Вика Лаврецкая, из 11А.
Седьмой час... "Когда просил? Зачем просил?" Нечаев боковым зрением пробежал по ежедневнику. В колонке "вторник" жирнела подчеркнутая запись: "Лаврецкая 11А" со знаком вопроса.
"Ну и что?.. А...Вспомнил ... Дочь не посещает школу, а заодно и дом родной... Местное ЧП. В семье слезы... Папа в длительной командировке... Мама не находит места... Да... Приятная мама, совсем не плакала, только была очень растеряна: никогда не было проблем с дочерью, и вот - пожалуйста... Говорила: "Оказывается, я совсем не умею воспитывать детей. Что делать?" Что делать, что делать...Чернышевский, Вера Павловна... Три дня назад, кажется, была, в пятницу... Не три, а пять уже... Во как запущено-то всё... Да... "А что я ей сказал?.. Если вдруг объявится, пусть зайдет"... Сказал... Зачем сказал? Она не умеет воспитывать детей, а я, можно подумать, умею. Просто моя завуч больна. Уж она-то умеет найти подход ко всему, что под руку попадет. Золото, а не завуч. Душа коллектива... А я - директор, мои функции не те, мои функции, мягко говоря - иные. Но, если, конечно, нет другого выхода..."
Она села напротив и тоже улыбнулась, но заметно откровеннее.
- Это вы рассказывайте... Вы же пригласили...
"Вот те как, господин Нечаев... И вроде, не нагло, но и не робко. Разумный ребенок, разумно говорит... Пригласил... Понимают всё так буквально эти мамы... Задать вопрос? Ох, не хочется! Говорить не хочется. Абсолютно не хочется говорить!.. И молчать не естественно - попал, куда денешься..."
-Рассказывать ничего не буду. Вопрос задам? Можно? Ты уже, как я полагаю, вернулась домой?
-Нет. Только позвонила, чтоб не волновались.
-Уже похвально. И каковы причины твоих похождений?
Нечаев слегка поморщился от заданного вопроса. Он не любил разговаривать с детьми по душам, только по делу.
-Игорь Иванович, вы меня извините, но неужели вас так волнуют похождения заурядной школьницы?
"Боже упаси... Какие похождения? Кого волнуют? У меня замечательный заместитель по этим делам, которым гордится пол города... Вот к ней все эти похождения, восхождения, переползания... Она это мастерски, великолепно. Это ж надо, у человека простой аппендицит, а школа почти не функционирует. Говорят, нет незаменимых... Что они понимают, эти долбаные теоретики! Вот что я сижу?.. Говори что-нибудь, Нечаев, ври, вводи девочку в заблуждение..."
-Волнует, представь себе. Ладно - меня, а маму твою. И, между прочим, заурядные школьницы сидят дома и учат уроки.
-С мамой мы разберемся. А вы-то зачем пригласили? Или это - простая учтивость?
-Что-то вроде... Заодно и познакомиться.
-Ну и как я вам?
-Впечатление бунтовщицы не производишь, честно говоря.
Нечаев улыбнулся. Захотел и улыбнулся. Даже поймал себя на том, что захотел улыбнуться.
-Это хорошо или плохо?
-Это непонятно. Хотя и загадочно.
-А быть загадочной крайне приятно.
-"Крайне приятно"... Нелепое сочетание, согласись? Пропускаешь уроки русского языка. Зря...
Сейчас будет пауза... Выводил на паузу Нечаев мастерски почти любого. А дальше? Она старается. Трудно ей сейчас состряпать предложение. Не выскочит так запросто... "Интересно всё-таки... Нет, не выскочит. Здесь не требуется переполненности. Насыщенность помешает слогу... Захлебнется это милое созданьице воздухом и выдаст что-нибудь уютное и никчемушнее."
-Пожалуй, да - нелепое.
Ну вот! Нечаев остался доволен своей уловкой.
-Я думала, вы будете меня отчитывать, или воспитывать, как это у вас называется...
-Тебе доставляет удовольствие, когда отчитывают?
-Не знаю... Меня никогда не отчитывали... Любопытно, наверное. Ваш вариант в особенности.
-Ну и не будем начинать. Оставим любопытство неудовлетворенным...
Нечаев заглянул в листы бумаги на столе, создавая впечатления занятости. Отчитывать он не собирался, что-то куража не было. В данный момент хотелось глотка минералки. Он плеснул из бутылки в стаканчик, выпил, не предлагая собеседнице. Некрасиво, но вставать за вторым стаканом и вовсе ни к чему. А воспитанная девушка (а она безусловно воспитана) должна уже встать и откланяться... Ах, да - заключительное слово.
-Я так тихо понимаю, Вика, что непосещение школы с такой насыщенной программой сказывается на качестве выпускаемых специалистов. Разберись, пожалуйста, в себе сама и, желательно, побыстрее. Не записывай себя в отрицательные персонажи.
-Хорошо. Я постараюсь, чтобы сие не повлияло на качество.
-Ну, дай-то Бог.
Она поднялась со стула с явной неохотой (а, может быть, это Нечаеву показалось).
-До свидания, Игорь Иванович. Спасибо вам за скромные наставления.
-Да что ты - не за что. Очень хочется, чтобы ты вела нормальный здоровый образ жизни.
И опять знакомое тупое тиканье настенных часов... Он взял в руки линейку - первый попавшийся на глаза предмет - внимательно рассмотрел её, переломил пополам и отшвырнул в мусорное ведро... К счастью попал. Нечаев погладил стол. Аккуратный изящный стол. Ореховый шпон. Кресло последней модификации. Полки. Папки. Стройненько. Модненько. И совсем не страшно. Привычка. Привычка - сволочь...
По лестнице он спускался вяло, ненаправлено, как порция троекратных эмбрионов. Вышел в воздух... Влажно, на весну уже походит... Хотя, какая там, к черту, весна. В этом монстральном городе нет времен года. Разве что деревья - то зеленые, то никакие. Традиционная срань. Зачем ерепенить природу этой всепожирающей сырой солью? Хочется жить в чистом, господа!
Нечаев брезгливо открыл замызганную дверцу машины, сел, прижимая к заднице полы пальто. Всё мутнело кругом через стекла... Стартер сработал с третьего раза... Барахло!
"А чем-то она зацепила тебя, Нечаев, эта девчонка? Да, чем? Тяжелая светлорыжая челка, делящая лицо на две неравные части. Ты любишь неравные части. Длинные руки, правильные ноги, и очень породистый рот. Ну и что? Для нашего учебного заведения не феномен. Но ведь не стёрлась с "корочки". А, может быть, тем пробрала, что ни разу не произнесла неизменного "короче". Нет! Ты просто позавидовал, гад! Она может позволить себе не ходить в школу, а ты - нет. А ты - нет! Ну и что? Как - что?! Это многое объясняет, Игорек. Вот и то, что машиной управляешь без удовольствия, с нескрываемым раздражением."
До самого дома Нечаев пытался ухватить печальный штрих картинки сегодняшнего дня, дернуть его за ниточку, вытянуть из себя и швырнуть в грязь за окошко. Но день шел к исходу, а мерзкая грусть нагнаивалась внутри и злила полной необъяснимостью. Вечерком он собрался съездить всё-таки на тусовку (сколько можно скрываться от веселого народа), а теперь вот уже и не хочется в такую погоду. Есть такое слово: ОБРЫДЛО!
Он поставил машину, вышел из ворот стоянки, заложил руки в карманы брюк и, пританцовывая, потопал по тротуару. Повеяло домом. Черт возьми, дома не так уж и плохо. Хорошо даже. Шикарная мебель. Киношек большой выбор. Покушать и... Нечаев покривил губами от нежелания готовить. Но это не самое страшное. Главное - покой. Покой! Кресло! Немного виски и чай с лимоном. Тепло...
Ключ подрагивал в руке от предвкушения статики. Не сразу попал в паз замка. Так синева с утреца откупоривает заветные стекляшки. Ничего, откупорим парой удачных оборотов. Осталось только потянуть на себя тяжелую дверюгу, легко толкнуть внутреннюю, легкую и упасть, растворившись в родной квартирной пыли...
-Вы меня не замечаете или игнорируете, Игорь Иванович?
Вот теперь он вздрогнул честно. Может быть, не заметно. Но не обернулся на голос. Что не заметил - то не заметил. Оказывается, девочка может себе позволить не только в школу не ходить. Она-то может, а говорить-то что? Ладно, Игорь Иванович, взялся за дверь - говори уж теперь.
-А сама-то ты как думаешь?
- Опять под паузу подставляете? Игорь Иванович, мне показалось - мы не договорили...
- Адресок-то откуда?
- Из справочного бюра...
Не сложно... Нечаев стоял к ней спиной и выжидающе молчал... Что за странный визит?
-Я вас очень напрягаю?
- А если очень?
- Не знаю. Во всяком случае, невежливо захлопывать дверь перед носом заблудшего ребенка.
- Резонно...- Он вошел в квартиру, не захлопывая дверь...
В прихожей Вика старалась не смутиться. Внимательно изучала нечаевские передвижения: вот он закрыл дверь, бросил ключи на тумбочку, снял пальто, принял из ее рук куртку.
- Проходи... Располагайся... Заблудший ребенок.
Не очень яркое освещение комнаты, наверное, скрывало ее волнение.
-Гость, а ты не боишься моей жены?
-А почему я должна её бояться? Что она сделает?
-По голове настучит, к примеру...
-Вам?
- Тебе. Со мной ещё жить...
Вика рассматривала стены...
- Я не боюсь вашей жены. Потому что у вас нет жены.
- А вот таких справок в бюро не дают.
- Хотите сказать, что ждете женщину, а я не к месту?
- Я уже сказал...
- Втроем же веселее...
- Ничем тебя не напугаешь. Ну рассказывай, об чем ты не договорила.
- Отдышаться можно? Я не так часто бываю дома у директора школы. В зобу, понимаете, дыхание спёрло.
Слушать-то он на самом деле ничего не хотел, разве что, легкую музыку. Вика жадно, видимо от спёртого в зобу дыхания, разглядывала всё, что попадалось на глаза. Хорошенькая идея пришла ей в голову, но процесс воплощения требовал усилий. Ей проще было не сидеть, и она подошла к стене, внимательно разглядывая портреты известных личностей в стильных рамках. Нечаев возился с кассетами, выискивая что-нибудь ненавязчивое, фоновое. Он молчал.
Ребенок пытался находить оригинальные решения, не завязываясь в узел. Нечаев слышал забавные простые предложения, общую картинку не портящие:
- Хорошо вам... Вы у себя дома... Я немного напрягаюсь, но это пройдет... Честно говоря, я просто хотела пообщаться... А тут такой случай... У вас уютно... Вы меня не торопите, хорошо... Выставить обратно всегда успеете... - и всё это больше для самоуспокоения и самооправдания.
Нечаев не торопил. Сообразив музыкальный фон, он пересел в кресло с видом на увлекшуюся настенными портретами Вику: "Тяжелая светло-рыжая чёлка, забавно делящая лицо на две неравные части, длинные руки и очень породистый рот..." Не феномен. А что же все-таки удивительного в этом, мягко говоря, визите?
Вика, закончив рассматривать стены, уселась на высокий дубовый табурет. А у Нечаева проскользнула простейшая мысль, вполне объясняющая его лёгкое удивление.
В этом доме бывало множество различного народца. Всякого. И разного и не очень, но семнадцатилетней девушки никогда не было. Хотя, в силу профессии, он привык к ним. Да, привык... Но к количеству, к массе. Они, как шахматные фигурки, только живые. Их можно переставлять играючи, делая то правильные ходы, то не очень, иногда совсем не в тему. Но это - игра, пусть живая, но игра, как и, собственно, всё в этом многогранном мире профессий. Но дома он никогда не играл. Дома он имитировал жизнь. Дом - крепость. А сегодня крепость взяли так запросто. Раздражение от этого? Не похоже... Вполне свободно, комфортно, даже тепло... Только он не находил места для живой фигурки, предоставив ей самой выбор, нарушая все правила игры.
Нечаев вытянул ноги и закрыл глаза. Вернее, потяжелевшие веки опустились сами. Захотелось скушать чего-нибудь горяченького, с гарнирчиком, так чтоб посмаковать, вкусить по-домашнему красиво, что-нибудь обволакивающее и мирное.
- Игорь Иванович, а хотите, я приготовлю вам поесть?
Глаза открылись. Он и не сразу понял, что предложение в столь желаемой тональности, прозвучало не в мозгу, а открытым текстом.
-Хочу, - ответил он искренне виновато. - А без меня на кухне сориентируешься? Там всё имеется в полном комплекте.
- Как же можно не сориентироваться в полном комплекте.
Негромкая музыка подленько затягивала в дрему. Глаза резало, как у ребёнка. Растереть бы их кулаками до красна. Магнитный день сегодня что ли? Или спать надо больше, как давича заметила Марина. Ничего ведь не мешает спать! Вот когда ничего не мешает, тогда и не спится доброму человеку, всё гложется, скребётся в мыслишках. Аксиома неправильности. А тельце-то, тельце вертится вокруг своей оси, оплывая мерзким жирком.
Потянуло нежностью жарившейся птички. Оказывается, в доме жила птичка! Усиливалось слюноотделение. Был порыв встать, проинспектировать, покрутиться среди соблазнов. Но состояние покоя превуалировало. А ароматы отнимали сон...
Вика появилась довольно скоро, с большим подносом, из которого змеился манящий парок, всё поставила на столик сама, как подобает - с салфетками и всяческими приборчиками.
- А это как бы?.. - Нечаев остановил взгляд на бутылке красного сухого вина.
- А это стояло так сиротливо. Неудобно было отказать. Но если боитесь, что напьюсь - не наливайте.
- Наверное, не боюсь. А я где-то слышал твою фамилию. Не у Тургенева случайно?
- У Тургенева. Только в мужском роде.
- Значит ты - девочка из дворянского гнезда?
- Только гнездо пустое, как трамвайчик в депо.
Нечаев разлил по бокалам вино. Приподнял свой, другой протянул гостье.
- Ну!? За трамвайчик в депо?
Выпив, он алчно определил в ротовую полость кусочек птичьего мяса и, не кривя душой, констатировал вслух, что незваный гость лучше татарина.
- Спасибо, Вика, не забуду твоей доброты. Теперь я весь - внимание.
- А я так и думала, что вы захотите послушать мою историю...
- Это какую?
- Ту самую, из-за которой не хочу никого видеть. И по сему никуда не хожу.
- А мне за что такая честь? Я, конечно, до глубины души и тела тронут столь великолепным ужином, но, честно говоря, не умру от недостатка информации. Эту тему вполне можно оставить. Так поболтаем - посплетничаем.
- А дело вовсе не в теме. Я умру... если не задам вам одного вопроса. В прошлый понедельник, на физике, нашу Людмилу вызвала завуч за двадцать минут до конца урока. Я так поняла, что надо собираться, достала сумку. А она выпала. Ну, сумка в смысле. И дневник мой выпал. Я вела дневник. Ну, не дневник - что-то в этом роде. И выпал он прямо под ноги Макарову. Андрюша его с пола поднял, но отдавать не спешил. Я попыталась выхватить из его рук, может зря. Он не отдал... и сказал, что отдаст, если я публично всему классу продемонстрирую свои женские прелести в виде верхней половины. А иначе он все мои записи так же публично зачитает. А можно я закурю?
Нечаев молча придвинул к ней пачку сигарет и заметил, что у нее сильно дрожали пальцы, когда она прикуривала. Длинные красивые пальцы.
- "Желание народа - закон", сказал Макаров, и мне ничего не оставалось делать, как удовлетворить желание народа. Налейте мне ещё вина. Нечаев отрицательно покачал головой.
- Спасибо. Правильно. К черту это вино. Верхняя половина им видимо понравилась, и народ решил на этом не останавливаться. А желание народа, Игорь Иванович, закон! В школу я больше не пойду. Ни в какую. Поверьте мне, Игорь Иванович, мне нечего стыдиться, уж папа с мамой постарались. Просто надоели мне отчего-то школы. Но дело не в этом. У меня вопрос к вам. Именно к вам. Если бы вы учились в нашем классе, вы бы вступились за меня? Именно вы, Игорь Нечаев, семнадцати лет... Только честно. Это не блажь! Поверьте, мне это очень важно. Очень...
Нечаев не видел ее глаз. Достаточно было их слышать. Он молчал и дымно курил. Ему бы, по директорски, встрепенуться, подпрыгнуть, замахать руками, заходить, сбивая слюнные брызги встречным потоком воздуха. А он только глядел в пол... Уже сорок два. И все годки как-то на шару, отшучиваясь. Он ведь, в сущности, домашний мальчик.
Почему она задала этот вопрос мне? Зачем ты, директор одной из лучших школ города, уважаемый человек, неглупый вроде, позволил войти в собственный дом девчонке, которая задает вопросы?
Он посмотрел на свои руки. Холеные, еженедельно опускающиеся на маникюрный столик в престижном салоне. Медленно сжал их в кулаки. И вещество, то, что давно заскорузло под верхними костями черепа, оживало, окрашиваясь страшным цветом, ползущим из самых дальних, пыльных складиков: он стоит после жуткого боя на берегу мутной желтой речки Чу -Тонг и тяжело, тяжело дышит, размазывая по лицу пот и слезы черной от копоти и грязи ладонью...
А ведь он вычеркнул из памяти весь тот ад, через который пришлось когда-то пройти. Надо было забыть - нашел силы, вытравил из памяти и растер по ее сусекам. Разве только иногда, во сне могло кольнуть и ожить. Во сне... А сейчас всплыли именно руки, страшные, покрытые кровяной коркой, копотью и грязью...
Ему задавали много вопросов. Но вот такого - никто и никогда. Ведь можно соврать, и не грешно будет. Можно поднять вверх указательный палец и порисовать им в воздухе, мудро шевеля губами, можно потрясти медальками, сделав при том добрые-добрые глаза. И она поверит! Правду сказать? Кабы знать эту правду... Но ведь можно ещё по-другому. Красиво. Так, чтобы мелькнула лёгкая тень надежды. Надежда ведь не общая категория. Но ей она бесполезна! Всё, что умирает (пусть последним), не имеет сейчас для нее никакого значения.
Он молчал, как дурачок, которому только что сказали, что он вовсе не дурачок, и не решался взглянуть на Вику. Но сколько ещё так можно. Надо продолжать. Поднять глаза оказалось не так-то и просто. Нечаев сделал несколько неудачных попыток. Боялся увидеть встречные, насквозь пронзающие стрелы. Но, однако, решился. В конце концов, в его классе не было такой хорошенькой девочки и такого прицидента. Но, черт возьми! Она разглядывала позолоченную вилку.
- Вика.
Она вздрогнула от его обращения, слишком нежного для сегодняшнего дня, и тут же напряглась, боясь услышать не то, что очень хотела услышать.
- А что ты добавляешь в птицу? Очень необычный вкус.
- Немного себя.
- А где же ты прячешься от школы и от мамы, если не секрет?
- Не секрет. У тетки. Она в отъезде, а у меня есть ключ. Мама не знает об этом. Что, хотите отвезти меня домой, к маме?
- Не знаю... - Нечаев сказал половину правды. Он не хотел везти её домой.
- Не получится. У меня дома нет золотых вилок, и я решила остаться у вас. Только не делайте удивленные глаза - они вас простят.
- Сами делаются...
- И вы, действительно удивлены?
- В сочетании "вы удивлены" есть что-то одесское. На самом деле, я не удивлен, конечно. Особой разницы между отсутствующей теткой и директором школы нет. Только не понимаю, в каком я измерении.
- В обычном, трёхмерном, надо полагать.
- Надо полагать... Ты заметила, что мы перешли с одного языка на другой.
- Это не страшно.
- Откуда ты можешь знать, что страшно, что - нет. Вика, а зачем ты всё это выдумала?
- Внимания мало к моей персоне, вот и сочиняю от скуки эротические истории.
Бывают моменты непостижимого, но чтоб так высоко вознестись в степень и так плавно принять игру изящными движениями рук. Не выдумала ведь ни капли! Но не взорваться! Это серьезнее. Прикуси губу, Нечаев. Прикуси ещё разок, до боли... Вика медленно провела пальцем вдоль лба. Нечаев боялся признаться, но, внимательно следя за движением ее пальца, неотвратимо всё же признавался себе, что видит в этой девочке не шахматную фигурку.
- Знаете, что было в этом дневнике?
Нечаев согласно выдохнул.
- Фантазии тинэйджера. Я разговаривала с вами.
- Почему было?
- Я его сожгла. Я выросла. Как-то вдруг. В несколько дней. И уже не хочу фантазий... А сожгла сегодня, перед тем как войти в ваш подъезд. Игорь Иванович, я урод?
- Пожалуй, да. Только очень забавный. По-моему это вполне волшебно.
- Почему? - она нежно шевельнула бровями.
- Потому что Вика Лаврецкая из 11 А похожа на неземное существо.
- И вам боязно находиться от него так близко?
- Увы.
- И очень?
- Не очень... Но часто неземные существа падают на землю, и им бывает больно.
Зайдя утром в кабинет, Игорь сел не в кресло, а на стол, не снимая пальто. Он болтал ногами, не ощущая в них обычной утренней тяжести, глядел на пустую стену и "рисовал" натюрмортик в стиле сюрр... Вошла Марина.
- Господи! - она удивленно оглядела директора, отступила на пару шагов, прищуриваясь, - Вы весь какой-то сегодня зовущий, Игорь Иванович.
- Да? Просто задница от кресла оторвалась, а летать так и не научилась.
- А это нормально? На здоровье не отразится?
- Разве что меньше буду ворчать, Мариночка... Что там у тебя за бумажки? Пресса?
- И пресса тоже. Список на Италию... А в прессе вот, статейка про нашего Макарова из 11А. Чемпион компьютерной олимпиады. Слышали про такого?
- Слышал. Почитаем... Списочек оставь. Может подкорректировать придется.
- Вы же сказали, что не будете корректировать.
- Обстоятельства изменились.
- Только не затягивайте, пожалуйста, чтоб я успела сегодня составить окончательный вариант. На визы надо сдавать. Хорошо деткам - в Италию поедут...
- А тебе тоже хочется?
- Что вы спрашиваете, Игорь Иванович... Так не затягивайте с корректировками, хорошо.
- Не боись, Мариночка, не затяну.
Игорь, не слезая со стола, пробежал глазами статейку, потом положил перед собой список, достал серебристый "паркер", отыскал строчку: "Макаров Андрей - 11А".
Осталось только сделать правильное горизонтальное движение по списку этим серебристым приборчиком.
Макаров... Парень - умница, и не только с виду, раз чемпион компьютерной олимпиады. Нечаев взглянул на статью еще раз, покривился без причины. Всё прекрасно. Хороший Макаров родился в семье Макаровых. Только этот вчерашний вопрос, оставшийся без ответа, и опять засвербивший, да так мерзко, как дрель в зубоврачебном кабинете.
Игорь Нечаев, семнадцати лет... Ну, заяви громко! Съязви их душу!
Бог мой! Неужели мы жили так тихо. В состоянии кататонического ступора. Без скандалов, без компьютерных олимпиад, да и вообще без компьютеров. А если вдуматься - мы же самое сентиментальное поколение ушедшего Совка. Мы ведь не попки. Знаем, как надо жить, даже поперхнулись этими знаниями. Умеем дружить до замозабвения, до усёру, до последней рубахи... А уж как мы умеем любить! Но больше всего - смеяться!
А вот отвечать... Это, пожалуй, в меньшей степени, это и вовсе без степени. Странное в нас сочетание: неутихающая боль и истерический смех, всеумение и красивая безответность. Руки разлетаются, как у птицы, а птица, как страус - разгоняется до опупения, а взлететь не может. Вместо полета головой в песок. Вот и дубасьте нас по жопам, молодые люди. Результаты не заставят себя ждать...
Нечаев покрутил в пальцах "паркер", мастерски по-жонглерски, и все-таки сделал одно правильное горизонтальное движение по списку, затем решительно вышел из кабинета, протянул Марине листок со словами: "Действуй!", и зашагал по коридору в направлении выхода.
- Игорь Иванович! А себя-то зачем вычеркнули? - услышал он вслед.
- Пусть итальянцы без меня поскучают немного. Кстати, ты же хотела поехать, вот и валяй!
-Вы шутите?
-Нисколько, - ответил Нечаев, не оборачиваясь, - Оформляйся, оформляйся...
-Удивили, Игорь Иванович! Спасибо!
-Да я и сам удивился, - сказал Нечаев и улыбнулся, неожиданно проклюнувшемуся в стекло, солнечному лучу.