Решить эти две задачи мне удалось на днях. Вообще-то, причин, по которым следует немедля откидывать копыта после посещения действительно прекрасного города, я не обнаружил. Вот только, если желания не соответствуют возможностям. Финансовым и физическим. Тем более, что вечером, а прибыл я в час дня, меня ждал рейсовый автобус домой в Гамбург.
Но вот на пути к Парижу...
Если на блистательную столицу Франции мне по-первости и по обстоятельствам хватило 8 часов, то борьбу за выживание на пути к цели пришлось вести 6 дней, и в каждый из них по 12 часов я провёл в седле велосипеда. Для моих 64-ёх годиков нагрузка изрядная. А всё закостенелая привычка к необдуманным поступкам: импульсивность и опрометчивость. Родной порог я также покидаю поспешно, чтоб не вводить «половину» в ступор и причитания: - Ой! Дак на кого ж ты нас оставил!
Собственно веловылазка произошла из несостоявшихся планов на Хорватию или Латвию. Как отрицание невозможности. Потому сборы «коня», амуниции и чтение отчетов бывалых уложились в сутки. А там выкатился за околицу и отправился в рейс на юго-юго-запад на теоретические 900 км. Велик огружен был изрядно: палатка-ракушка для меня с конём, и накидушкой поверх; спальник с подстилкой, дождевая и ремонтная оснастка, горелка, еда, шмотки и прочие мелочи — всё составляло сложившийся комплект бедуина-бомжа в цивильной Европе.
Расчёт на недельный отпуск был замечательный : четырежды по двести км в день и на пятые сутки остаток- сотня с резервом в полдня, ночлег и день на прогулку по Парижу налегке. Исходя из этого билет на обратный бус был приобретён на вечер субботы. Это и ввело меня в дальнейшем в цейтнот.
Понятную и упорядоченную Германию в начале пути до Рейна, в принципе, так и удалось одолеть. Погода и более-менее плоский рельеф этому способствовали. Днём по-сентябрьски вежливо на меня таращилось солнце, а в ночи путеводным фонарем белела бесстыже круглая луна. Обустраиваться на ночлег в полутьме где-либо под кустом с подъёмом в шесть было привычно комфортно. Однако, автомобильный навигатор в телефоне всё время пытался выпихнуть меня на скоростную трассу, а от руки прописанный маршрут на обычных картах не имел соответствия с просёлками сикось-накось и ремонтами дорог. Пошли дармовые километры фальшивых боковичков, что усугубилось далее в Голландии и особенно в Бельгии и Франции с их орфографией и своеобразной логикой. Им даже зачастую и названия посёлков лень означать. А пошто? И так все знают! Само собой и я хорош- франкоговорящие от немецкого шарахаются или вежливо улыбаются. А поскольку Deutsch вытеснил из моей головы все остальные языки, кроме родного, и при этом сам, признаюсь, не очень-то задержался, то за дурную голову отвечали ноги. Сколько их было этих километров? Если верить тахометру — более 60 сверх намеченного.
Вторым противодействующим фактором оказалось здоровье. На первый день удалось чем-то травануться, на третий день защёлкало-заныло травмированное колено, а к концу рейса немели руки.
Про стертую задницу я даже не упоминаю. Дело обычное.
Причем сложность профиля возросла именно к концу забега, когда подъёмная сила пошла на убыль. Это Ардены с перепадом высот до 400 метров, что сравнимо с хорошо знакомым мне перевалом Божий Дар от Карловых Вар в Германию.
Так вот, потеряв свой основной маршрут, я по Бельгии-Франции всползал и скатывался от одного божьего дара к следующему. И, казалось, конца-краю этой стиральной доске не будет.
И пробег стал подозрительно слабо расти. Вместо четырёх пришлось вкручивать все шесть дней под давлением дефицита времени.
И это на фоне портящейся погоды. Каждый прошедший день мне представлялся самым тяжёлым и ненастным, но то, что спослала в последние два дня пути Франция- это песня буйству осени. Занялась настоящая буря: навстречу задул сердитый ветер, дождь хлестал волнами. Ноги обратились в пудовые гири и было ощущение, что велик тычется в стену. Каждый очередной даже незначительный подъем казался последним. Оставшиеся 200 километров до Парижа стали ролевой игрой с велосипедом сексуального характера: то я на нём, то он на мне, оставаясь между ног.
В пути вспомнилось из классики от Вовочки: Если б я имел коня, это был бы номер. Если б он имел меня- я б наверно помер.
Пока я еле крутил педали, уже смирившись с мокрым исподним (одна польза-прополоскалось и душ принял!), мне пришла в сырую голову крамольная мысль, что вся разыгравшаяся непогода неспроста. Видно не на шутку крепко моя супруга осерчала, что и подтвердилось потом: ведь это ж не рядовые день-два отлучки! Чем вольно-невольно призвала небесную кару на моё зарвавшееся Эго. Зарекайтесь кататься без женского на то благословения.
Силы были на исходе. Лишь в предместьях Парижа это безобразие пошло на убыль. Из-за свинцовых туч выглянуло любопытным глазом солнце:
- Ну, как ты там? Жив ещё, каталец?
- Тепло, Морозушко. Т.е. светло, Коловратушко.
Во всем недельном рейсе у меня было два товарища: велосипед и палатка. Они разделили со мной труды и увечья в пути. Особенно досталось двухколёсному другу. Безропотно тащил хозяина и поклажу тыщу километров и только завидя меня, радостно возвращающегося из магазина с очередной пайкой, тихо ржал и понуро шуршал запылёнными шинами.
К концу путешествия велик ослеп, оглох; у него сдали тормоза, а к Парижу приказал долго жить один из переключателей скоростей. И это не беря во внимание ушибы от падений. Да и сам я потерял за шесть дней 6 кг веса.
Самое любопытное в этом полосатом рейсе, что удовольствие от краткого посещения Парижа компенсировало все тяготы дальнего пути. Мне представилось, что прежде в знакомых городах я видел лишь осколки или списки с него и лишь он представляет собой одинаково прекрасный на много квадратных километров конгломерат истории, искусства и порыва в будущее. Как слоёный торт «Наполеон», Париж возвысился над пластами прежних городов, раскинувшись в зелёной долине Сены, и стоит величаво украшен цветами, заморскими деревами, парящими дворцами и экспансивными жителями. Эти шумные и улыбчивые люди разительно отличаются от народонаселения Германии-Скандинавии, где сдержанность в выражении эмоций возведена в добродетель.
И даже воздух Франции, где бы я не проезжал, весь был пропитан чудесными ароматами: свежего хлеба, соусов, шоколада, круассанов, духов и чего-то ещё волнительного, предвосхищающего. Так будоражат память запахи и пейзажи родины при возвращении после долгой отлучки, когда очередной поворот поезда возвращает затерянные в глубине сознания картины детства. Так ждут встречи с дорогим человеком.
А может у меня обострилось восприятие после снятия напряжения? Экзальтация от усталости? Или от предчувствия встречи с родиной давнего исхода? Под Лионом во Франции живут тысячи семей с фамилией Барбарин. Даже их кардинал, даром, что с Марокко родом, тоже Барбарин. Как занесла предков судьба в далёкую Россию, кто скажет? Толи гувернёрами к барчукам, толи битыми французскими солдатами, что прижились в матери-России.
С такими мыслями я, то маршировал с бесчисленными туристами мимо парижских красот, то ехал меж бесконечных рядов столиков вдоль улиц с неспешными гортанными парижанами и на этом кипящем кругом празднике жизни чувствовал себя лишним- нищебродом поневоле, ведя за хромированные рога своего боевого товарища.
Нам, всё же предпочтительнее просторы. А для полноты понимания духа большого города требуется время и настроение.