" Прощай!" - сказала она, вглядываясь в августовское небо, блистающее бесконечными бесконечностями звёзд, всегда пугающими меня по приближающемуся осеннему времени. Казалось, что с каждой минутой их становится в двое-трое-тысячу раз больше. Небо распухало от этой светящейся массы, и наваливалась странная мысль: " А вдруг наведённый Богом порядок нарушится? И что тогда? Господи! Зачем тебе столько миров? - всегда поражался я. - Как можно управлять этой громадой: раскалёнными светилами, продрогшими насквозь ледяными шарами и наверное совсем не редкими планетами, где зарождается, теплится или во всю бушует эдакое странное состояние - жизнь ? "
Я не прислушался к словам Пег, она почти всё время что-нибудь говорила, вернее озвучивала свои мысли, часто невпопад и отдельными деталями, наиболее важными для неё в эту секунду.
Двенадцать лет стало ей вчера. Я принёс в подарок тугоголовые розы чёрно-красного цвета и календарь с планетами, но опять не угадал. Она поблагодарила чинно и сухо и тут же забыла о них.
" Что же она ещё сказала минуту тому назад?"
Как будто услышав мой непроизнесённый вопрос, она повторила: " Прощай."
- К чему это нелепое " прощай" ? - удивился я, но как всегда, не очень. Пег была взбалмошной и непостоянной особой, маленькой, но всё понимающей женщиной. - Я чем - то обидел тебя?
- И да, и нет. Ты ведь не станешь приходить к нам в Москве, а девять месяцев без тебя мне теперь не пережить. Поэтому логичнее и проще расстаться насовсем.
Подумав немного, я произнёс.
- Нет, это нечестно, Пег. Мне ещё никогда, ни с одной девочкой не было так интересно ; и забывать тебя, когда мы по-настоящему подружились? Нет, и ни на йоту не лукавлю... Кстати, смотри - смотри быстрей, какой сверкающий болид промчался мимо нас. Неспроста это. Он тоже огорчён твоими словами.
- Так не бывает, - горько прошептала Пег, - что бы взрослый и умный мужчина влюбился в дурную девчонку. Да ты никогда и не говорил о своей любви.
Мне стало не по себе. Видимо, я всё-таки перестарался со своим интересом к малышке, но за всю эту долгую тридцатипятилетнюю жизнь мне ещё ни разу не попадались такие раскованные, нестандартные и глубоко задумывающиеся существа двенадцати лет отроду. Теперь же долгое общение с девочкой напрочь изменило мои представления о психике и отношении к жизни детей ( ?) , отмахавших дюжину лет . Но надо было что-то отвечать.
- Нет, Пег, - это неправда, - начал я. - Неужели ты ни разу не почувствовала, как нам было интересно вдвоём. Всегда. Когда мы гуляли, играли, беседовали, или просто молчали, думая о своём. Посмотри, сколько вокруг женщин - настоящих красавиц, весёлых и жизнерадостных, а я провожу... проводил всё свободное время с тобой.
- Бабушка говорит: " Это потому, что у тебя случилась сердечная травма, она опалила душу, и теперь некоторое время тебе будет очень трудно по-настоящему влюбиться в женщину. Вот, ты и связался с девчонкой."
- Твоя бабушка внимательна, но всё-таки не права. Мне было очень приятно общаться с тобой этим летом. Ты украсила его и ещё... Я столько нового узнал о детях, женщинах и себе.
- Вот-вот, и бабушка то же самое говорит. И теперь, как только закончишь монографию, ты сразу засядешь за свой письменный стол создавать следующий педагогический шедевр о двенадцатилетних, где в лучшем случае будут ссылки на странное поведение и высказывания девочки П.
- Ехидина - твоя бабка Пелагея, но в чём-то она права. Книжицу о двенадцатилетних я обязательно напишу и посвящу её моему лучшему другу Пег. Кстати, ты молодец, что рассталась с " Лагеей" . Без неё твоё имя
намного пикантнее .
- Это была моя первая победа над родительской тиранией, - усмехнулась Пег, - продолжая рассматривать бесстрастное страшноватое небо.
И вдруг, в это мгновение я понял, как дорога мне девочка, и как будет не хватать её теперь. Всегда. Сердце забилось - застучало, кровь прилила к вискам; и я , задавив все свои жизненные правила, выплеснул то, что оказывается давно скрывалось в моём сердце : " Я тоже вряд ли смогу без тебя, Пег. Конечно, мы будем встречаться в Москве в моём или твоём доме, гулять по улицам, ходить в театры, на выставки, звонить друг другу по телефону."
-Каждый день? - спросила она.
И я засмеялся. Мне стало так легко и хорошо. Как будто бы огромная страшная глыба, летящая к Земле, внезапно рассыпалась в воздухе, окутав нас обоих мягким и пахучим облаком.
- Что это было? - спросила она, чувствующая всё.
" Оковы тяжкие падут," - процитировал я классика и засмеялся, а она, всегда громогласная, шумная и язвительная, внезапно нежно и робко улыбнувшись, надолго утонула в себе.
Я не торопил её, вдумываясь, проклиная, радуясь, негодуя и одновременно мечтая о том, как мы будем бежать на свидание по пёстрым ворохам осенней листвы или снежным тропинкам, уже протоптанным нетерпеливыми влюблёнными.
- Скажи, а почему ты разошёлся со своей женой? - неожиданно спросила она.
- Пег, мы же договорились - никогда не вспоминать о Тамаре. Это была ошибка. Все делают их, не удержался и я.
- Она красива?
- Сперва мне казалось - " да" , но знаешь, в её лице всегда присутствовало нечто неприятное, будто бы перед тобой только красивый фасад, но глубже, внутри, сокрыто много такого, чего я не мог выносить в людях : жадности, жестокости, зависти, а быть может, и предательства. Она была умной женщиной и всё это удерживала в душе целый год, а потом её настоящее, истинное, яростно выплеснулось наружу.
-Я тоже жестокая и завистливая но не очень жадная, зато люблю командовать.
- Знаю, - улыбнулся я, - но это всё пройдёт, когда поймёшь, что завидовать придётся другим.
- Пойдём, искупаемся, - неожиданно предложила Пег.
- Нет, - решительно отказался я, - боюсь потерять тебя в сегодняшней звёздной черноте. Ведь этого ты сейчас больше всего и хочешь, бесстыдница: напугать меня до коликов и наслаждаться моими страхами.
- Наверное ты слишком умён для меня, - сказала Пег серьёзно, но не удержавшись, хмыкнула, а я лёг на спину и стал опять вглядываться в далёкие миры.
Повидимому, я задремал с открытыми глазами, потому что через некоторое время мне стало казаться, что звёзды быстро двигаются по разным направлениям, выстраивая рисунки поразительной красоты : космические корабли, неземные ланшафты, cтранные суровые лица пришельцев.
Но особенно хорош был ярко-жёлтый парус необычного корабля и его пляска по волнам бесконечности . И вечности.
В последнее мгновение я понял, что засыпаю, и мучительно отбросив дивные видения, огляделся. Пег не было. Я долго тёр глаза, боясь, что ещё не освободился ото сна; потом услышав её милый посвист, немного успокоился. Она подбежала мокрая и прохладная, и обрызгав меня солёной водой с блёстками, вновь превратилась в ребёнка, хитрого , вредного, ранимого.
Мы долго молчали, подавленные красотой неба, потом я спросил её.
- Ты уже влюблялась в кого-нибудь?
- Ха! - заявила она нагловато. -Я с первого класса влюблялась во всех подряд; и среди них , как ни странно, попалась парочка-троечка приличных ребят, а у одного даже обнаружилось чувство юмора, недоразвитое, правда, но всё-таки.
- Тебя нужно было отдавать в школу шести лет...
- Нет, - перебила она, - шесть лет - это моя " лебединая песня" . Я столько прочла всего, особенно стихов, даже пробовала рифмовать сама, рисовала, занималась гимнастикой. Всё так легко получалось. Тогда же я убила " Пелагею" , заставив маму официально изменить моё имя на Пег. А каким ты был в двенадцать лет?
- Ох, - вздохнул я, - может лучше не надо?
- Нечестно, - заявила Пег.
- Ладно, уж. - Прыщавым, закомплексованным, мечтательным и вредным, но исподтишка. Я бы тебе не понравился. Ещё я всё время что-нибудь таскал из холодильника без спроса, а отец меня за это наказывал.
- Как ? - оживилась она.
- Бездарно, - кратко ответил я, так не хотелось вспоминать горькое время моих унижений.
- Почему ты стал психологом?
- По тупости.
- Нет, а серьёзно?
- Хотелось понять причины своих и чужих поступков, а вот теперь иногда сожалею.
- Почему?
- Человек настолько сложное и многогранное существо, что понять его стремления, действия, метания и мечтания может только гений типа Сократа, Шекспира или Фрейда.
- Воспитывая меня ты сделал минимум ошибок.
- Всё-таки сделал! - захохотал я. - А мне казалось, что это ты два месяца воспитывала меня.
- Мама уже давно бы произнесла: " Не говори глупостей и не мешай взрослым."
- Как это она ещё отпускает нас вдвоём? И по вечерам!
- Ей сказал какой-то псих, что твоя " докторская" потянет на " нобелевскую." Представляешь? Психолог! И с таким будущим! Мать растаяла от счастья и теперь внимает с умилением тем гадостям о которых ты всё время трастишь. Теория всё это. А вот,справиться со мной, будь я твоей дочерью ты бы смог?
- Я даже и не пробовал бы. Зачем? Ты мне нравишься такой, какая есть. Дерзость пройдёт, когда почувствуешь себя женщиной, жадность поуменьшится при обилии успехов, жестокость растворится с рождением ребёнка, а вот вредность!? Не знаю, не знаю. Но немного взбаломошности и непостоянства только украшают женщину. И на счёт любви к командованию - всё ерунда. Дай Бог тебе хорошего мужа, и никакие команды не понадобятся.
- Ты, что? Уже передумал жениться на мне?
- Нет, это ты передумаешь, когда вытрясешь из меня всю необходимую тебе информацию. Всё-таки двадцать три года - это большая разница между партнёрами.
- Партнёр - это не муж?
- Необязательно. Каждый муж должен быть хорошим партнёром. И жена - тоже.
- Угу.
- Но, почему мама так боится говорить со мной о любви, любовниках, половой жизни?
- Не знаю. Родители всегда страшатся таких разговоров. И твоей маме вряд ли бы понравились наши беседы? Но я, всё-таки, за то, чтобы дети двенадцати-тринадцати лет узнали и эту часть жизни человека ; и лучше бы от своих родных: отца, матери, старшего брата или сестры.
Она снова глубоко задумалась и долго глядела вдаль, на море. Её глаза, теперь уже чёрные, а не светло-карие, были широко раскрытыми, а руки бессильно лежали на тепловатом ещё песке. Казалось, Пег не сознавала, где она сейчас и с кем, предоставляя мне роскошную возможность наблюдать и наслаждаться её точёным носиком, пушистыми бровями и всем девичьим обликом , восхитительным и одухотворённым.
" Знала бы она, - думалось, - что возвратившись в гостиницу, я ещё долго- долго буду вспоминать тот восторг, который охватил меня на берегу моря ; и как мне страстно захотелось обнять её, восхитительно-прохладную, и... не отпускать уже никогда."
Я так далеко умчался в своих мечтах, и поэтому невероятно удивился, что Пег стоит совсем рядом , и рассматривая меня , очумелого, ехидно посмеивается, видимо, прочитывая мои мысли, которых... нет... быть не должно! Нельзя калечить чужую Судьбу. Пусть будет так, как должно случится в своё время, своим чередом.
- Ты надоел мне, - заявила Пег, но не сердито. - Теперь она играла роль. - Проводи домой и отправляйся к своей монографии. Вот, кого ты любишь в тысячу раз больше меня. Я ещё очень-очень подумаю, стоит ли мне становиться твоим партнёром. Тогда мне придётся вести затяжную войну с этой дурацкой " нобелевкой" , но всё равно интерес к твоему главному - бумажному, занудному, проклятому никогда не иссякнет. А мне нужно, что бы ты любил только меня.
ОДНУ! Королеву! ПЕГ!
- Слушаюсь, Ваше Величество, - гаркнул я, и мы отправились в гостиницу.
- Поцелуй меня, Бобров, на прощание, - грустно и нежно произнесла она на верхней ступеньке крыльца.
Я ласково повернул её пушистой спинкой к себе и поцеловал выгоревшие завитки на шее.
- Бррр, - возмутилась она, исчезнув с быстротой серны.
Я же остался на крыльце, зная, что любопытная " белочка" обязательно выглянет в окно. Вот в её комнате зажёгся свет, вот она подбежала к зеркалу и разглядывает себя ( отражение ей нравится), вот делает шаг к окну: выглянуть или нет? Увы - наказала. И пошёл я опять к морю, думая о своей нелепой жизни.
Да, мне не очень везло с женщинами. Дважды я пытался построить семейное гнездо, но несмотря на глубины психологии, которыми я, по мнению высокого начальства, овладел в совершенстве, совместная жизнь никак не складывалась. Скольким людям мне удалось помочь сложнейшие семейные проблемы, но только не себе. А быть может я слишком много понимал в поведении людей ? Пожалуй нет. Разве можно, к примеру, угадать,что ещё выкинет Пег через секунду, минуту, час? Проснусь завтра, а она уже в Москве и не думает думать обо мне: " Прощай дорогой Денис и прости. Я вытянула из тебя всё, что было мне интересно."
Побродив немного по ночному пляжу и всерьёз заскучав, " великий психолог" поспешил в гостиницу.
Погода портилась: налетали порывы злого ветра, подвывая, швырялись песчинками, и небо стало затягиваться противной мутью.
Выпив стакан крепкого кофе, я сел за стол и раскрыл своё " психологическое болото" , которое как всегда утопило меня целиком.
Проснулся я от голода. На душе было радостно. Ночь оказалась невероятно продуктивной, и в этом была немалая заслуга малышки.
Накачавшись крепким терпким кофе, я потянулся к морю, также, как и Пег, никогда не повторяющемуся. Злой ночной ветер куда-то умчался; и так приятно было окунуться в спокойную слабо-волнистую гладь стихии и наслаждаться переливом утренних красок на воде и в воздухе. Несмотря на ночь, длиною в час, я чувствовал себя бодрым и хорошо отдохнувшим. Голова после ночного перегрева была пустой, но очень довольной.
Наплававшись вдоволь, я улёгся на прохладный песок. Пляж оживал. Это первые ценители раннего купания спешили не упустить счастливой утренней встречи с морем. Решив подремать, я в ту же секунду почувствовал странные волнующие токи. Вздрогнув, открыл глаза. Передо мной сидела Пег и внимательно рассматривала меня.
- Привет! - сказала, радостно убедившись, что я проснулся.
Что-то новое, ещё загадочнее и непонятнее, чем всегда, чувствовалось и в голосе малышки и во взгляде.
- У тебя новости? - спросил я , как можно невыразительнее.
- Да.
- Хорошие ?
- Не знаю пока, пожалуй - да.
- Хочешь угадаю. Появился он, Прекрасный Принц из сказочной страны, предложил руку, сердце и сундук с сокровищами. И все очень - очень старые друзья показались Принцессе нудными, дряхлыми и неинтересными.
Она молчала. Хитроватая улыбка вспыхивала в уголках губ, глаза лучились, щёки порозовели.
- Я вчера заглянула на танцы, - промяукала она нарочито томным голосом, и меня сразу пригласили. Сначала какой-то говорливый старикашка, вроде тебя, а потом - Гена с гордой фамилией - Владыкин.
- Хочешь угадаю, - улыбнулся я, - что было дальше?
- Валяй, - разрешила Пег.
- А дальше вы проплясали все танцы, включая последний, И он проводил тебя до дому, страстно поцеловав на прощанье.
- Не совсем так. Хотел, но я не позволила. Зато мы, представляешь, договорились о новом свидании. Сегодня на танцах. Ты придёшь? - спросила она с ухмылкой.
- Загляну. Надо же посмотреть на твоего избранника. Сколько же ему лет?
- Пятнадцать.
- Угу, - промычал я.
- Пег уселась рядом, удивлённая и недоумевающая.
- Ты, что-же, - пискнула она, - неужели совсем не ревнуешь?
- Почему-же, ревную немного, но одновременно радуюсь за тебя. Конечно же, лучше дружить с молодыми людьми, чем с вредными старикашками моего типа. Я предвидел это, дорогая, и подготовился. - Ну и дурак - заявила она . - Тоже мне пророк .Я вот, не предвидела.
- Жизнь любит подшучивать над людьми, - начал я очередную сентенцию, - но она, стремительно вскочив, умчалась вверх по лестнице, как рассерженная буря, которую не приняли всерьёз.
Мне же, лёжа на тёплом уже песке, думалось о том, как было бы хорошо сбросить лет десять, умыкнуть Пег куда-нибудь подальше, лучше всего за границу, где устроить малышке сказочную жизнь, пусть и не долгую, годик-полтора. Тем более, что близка-близка кончина монографии. Ещё пять-шесть таких ночей, как вчера, и можно отдавать " нобелевку" в печать.
Я не выдержал обещания, потому что вечером окунулся на часок в работу и утонул в ней, уже не понимая, где компьютер, а где пользователь. Это было одно дикое чудовище, и таковых следовало бы отлавливать и уничтожать.
В девять часов вечера дверь, всегда приоткрытая, заскрипела, и на пороге появилась Пег.
- Дорогая! - возмутился я . - А как же обещание, данное Гене?
- Он туп, как пробка. Разговоры только о его любимом Баркове, певце-крикуне. А я -то всё думала, на кого он так похож? Ну, да. И причёсочка точь в точь, и одежонка.
- Пег, ну нельзя же быть такой нетерпимой. Юноша нашёл свой идеал, потом выберет другой и будет делать жизнь с него...
-А у него самого, - перебила Пег, - что же ничего своего... нет? Или было, но при виде Баркова испарилось?
- Мне трудно ответить на этот вопрос, притащи его ко мне, и мы посмотрим.
- Да он теперь ни за что не придёт. Я ему так тебя расписала, а потом, (прости) сказала, что выйду замуж только за психолога, к тому же пожилого.
- Познакомить с таким? - хохотнул я.
- Нет, мне хватит одного.
- Пойдём-ка, погуляем по пляжу, Королева, - пожалел я Пег, - и смени, пожалуйста, лицо. Всё прекрасно. Гена до тебя ещё не дозрел, но Слава Богу, есть в запасе старенький и хиленький друг с которым можно поболтать, о том, о сём.
Ночь была тиха и прекрасна, Мы бойко прошагали троечку километров вдоль пляжа и разговаривали, разговаривали, разговаривали.
Я был в ударе, и она быстро утешилась, забыв про несостоявшийся роман, и с восторгом полемизировала со мной, сперва отрицая всё подряд, а потом чуть-чуть соглашаясь.
Уже совсем стемнело, когда я повёл Пег домой. Она капризничала.
- А вдруг на лестнице стоит Гена с револьвером, - пугал я её, - не могу же я оставить тебя одну.
- Ну, ладно уж, - хитро улыбнулась она, - тогда я останусь ночевать у тебя.
-Это очень интересный оборот событий, - хмыкнул я, - и что же скажем безутешным родителям?
- Элементарно, Ватсон. Мы любим друг друга и поэтому должны быть вместе.
- А по моему, это сермяжная ревность к монографии.
-Отчасти, - фыркнуло " создание" . - Эти твои отношения с " нетленкой" становятся, просто, беспардонными. Я ревную. Смо-о-о-три, двери не запираешь, а вдруг её кто-нибудь украдёт или сожжёт? Я к примеру. Нормальному человеку трудно понять, почему сухой шершавой бумаге нужно уделять столько внимания. По-моему - это противоестественно. Нормальные люди должны общаться друг с другом, познавать себя и друзей.
Закончив монолог, она добавила.
- И ещё мне до икоты надоели родители, - вернее мама. Ей видите ли не нравится, что я выхожу замуж.
- За Гену? - всё покалывал я малышку .
- Давай забудем про этого урода, иначе я укушу тебя.
- Смотрите-ка, что-то новенькое. Раньше ты только брыкалась и говорила гадости, теперь же будешь медленно отрывать от меня клыками куски мяса, тщательно пережёвывать и глотать-глотать-глотать! Знаешь, было такое кино: " Съедая Рауля..."
- Неужели? - встрепенулась она. - Надо посмотреть. Ты всегда подкидываешь хорошие идеи. Да, а ещё возможны варианты : " Ужин с психологом на тарелке" , например, или " Психолог на первое" , " Компот из лучшего друга..."
- Ну-ну, - возмутился я , - разошлась. - Просто, какой-то ненасытный вурдалак или крокодилица.
- Зайдём домой , я только рубашку прихвачу.
Не успел я утеплиться, как в дверь постучали, и на пороге возникла Марта, мама Пег.
- Пора, - сказала она с укоризной. Человеку нужно работать. Давай , пройдёмся по пляжу.
- При одном условии, - заявила подруга.
- А без условий - никак? - рассердилась Марта.
- Нет. Работающий человек должен проводить нас.
- Пег!? - Прекрати.
- Провожу, - обрадовался я , - и мы втроём отправились в сторону их гостиницы.
Пег что-то задумывала, ( я физически ощущал, как метались мысли в её голове), потом понемногу успокоилась и вступила в разговор. Но на крыльце своей гостиницы эта " ведьмочка" всё-таки не удержалась, с хитрющим видом бросившись ко мне на шею и расцеловав в обе щёки.
Мы обменялись с Мартой понимающими взглядами. Женщина нравилась мне своей добротой, благожелательностью и доверием к людям. Найдите-ка таких женщин в нынешней России. Но вот сегодня у меня дома... её заметная насторожённость и мелькающее недоверие к дочке оставили в моей душе неприятный след, но и его смыла красота моря .
Зато третья женщина этого семейства - настоящая Пелагея - старшая была, как и внучка, уж слишком-слишком умна, остроумна и подозрительна.
Я возвращался домой в отличном настроении, включил компьютер и опять работал допоздна.
Утром, сладко потягиваясь, понял, - надо посвятить монографию Пег. Это от общения с ней у меня возникает столько эмоций и прибывает уйма жизненных сил. Видимо, я бессознательно питаюсь её энергией.
Как же это называется? Ну, да. Вампир. И она тоже такая. В общем кто кого пережуёт. Сегодня расскажу ей сказку про то, как встретились два вампира: кровожадный и жутко кровожадный. Повезёт же, конечно, последнему. Куда мне до Пег.
Проснувшись около часа дня, я испытал волчий голод. Есть хотелось невыносимо. Бросившись к холодильнику, я очень удивился. Там лежали одинокий кусочек сыра и записка от Пег : " Пока ты дрыхнул, я выкинула всю тухлятину из холодильника. Жду в кафеюшнике, что напротив твоей развалюхи."
" Вот, поросёнок," - улыбнулся я , и приняв душ, отправился на свидание.
Она сидела у окна и откровенно скучала. Увидев меня, родила гримаску и грустно произнесла: " Ну, и дрыхнешь же ты. Уже - второй час. Всё проспал: гладь на море, чудную смену красок на небе, крик чаек и этот неповторимый утренний запах, свежий и пряный."
- Что тебе заказать?
- Я съела всё меню, а мороженое - дважды.
-- Что же не разбудила?
- Ты спал, свернувшись, как котёнок. Я решила проверить, и погладив тебя, - услышала: " М- и- я-у!"
- В следующий раз прозвучит страшное: " Гав!"
Я взял себе яичницу с беконом, две булочки и кофе, а подруге купил мороженое и бутылочку фанты.
- Хорошо выглядишь, - хохотнула она, - хотя спишь не более трёх часов в сутки
. - Я же говорил уже: питаюсь энергией молодняка.
- Допитаешься, и - с копыт долой, а на " нобелевке" - такая мягкая фамилия " Бобров" и милое имя " Денис" - в траурной рамке.
- Потерпи - улыбнулся я . - Ещё четыре-пять дней, и монография скроется в дальнем ящике стола, где будет долго-долго вылёживаться. А мы с тобой проведём следующую неделю, как Боги: станем шататься по городу и горам, плавать на корабле, ходить на взрослые кинофильмы, что начинаются в одиннадцать вечера, лопать мороженое и фрукты.
- Неплохо, но я бы ещё добавила: целоваться под солнцем, луной и звёздами. Кстати, завтра приедет отец.
- И отца возьмём с собой.
- Тогда - без меня.
- Но почему?
- Это мой неродной отец.
- Ну и что?
- А я-то думала - ты задашь вопрос попроще. .
- Какой? - лукавил я.
- Где мой родной папа?
- И где же он?
Пег молчала. Я не торопил её. Молчание затягивалось.
- Давай забудем про отцов, - пошёл я на попятную. - По-правде сказать мне совершенно безразличны твои родственники.
- Но ведь я же произошла от них?
- Что-то не похоже.
- Не оскорбляй подозрениями моих родителей.
- Я и не думаю. Просто чьи-то мощные гены в вашем древнем роду прорвались на свободу: какой-нибудь бабушки в пятом колене , или дедушки из десятого.
Пег хмыкнула.
- Всё-таки, ты зануда, - сказала весело.
- Что, не видела настоящих зануд?
- Почему-же. Все учителя - зануды и половина учеников.
- Ты слишком строга к своим сверстникам.
- Они ко мне - тоже.
- Это пройдёт, - улыбнулся я . - В любом классе всегда присутствуют очень разные люди с интеллектом от убогого и до максимального, если классу ещё повезёт.
- И только в институте, - как правило, появляются настоящие друзья, у которых склонности и интересы совпадают. Иди в Университет на психологию. Закончишь, и я возьму тебя в нашу Лабораторию по блату. Будем работать вместе.
- А ты - строгий начальник?
- Да, но для тебя сделаю послабление.
- Ты? Сделаешь? Ты с меня по три шкуры будешь драть. Это только с виду : " Глядите, - такой милый " барашек" . Но я помню, как ты ругал свою " рабыню" по телефону, когда она чего-то... не так сделала или не туда положила.
- Не ворчи , пожалуйста. Должен же быть порядок .
- Ordnung - ordnung . Entschaldigen. Ich habe schon uber gehort .
- Ну, ладно, беру свои слова обратно.
И в ту же секунду я поймал себя на мысли, что мне интересно, кто же родной отец девчушки, но нет, не в моих правилах было задавать подобные вопросы, тем более, что малыш на девяносто девять процентов походила на свою древнюю бабулю Пелагею, по гороскопу, естественно , Огненную Лошадь. Так что отцом здесь и не пахло.
- А дедушку своего ты помнишь? - спросил я.
- Нет. Бабуля ещё до моего рождения поспешила отправить его в лучший мир. Он был конструктором самолётов, и ходят слухи - кое-что понимал в этом деле.
- Даже родных не жалуешь. А дедом можешь гордиться. Я много читал про него.
Она долго молчала, и я с удивлением повернулся к ней. Пег смотрела в окно. Лицо её посерело, погрубело и повзрослело. Я будто бы случайно, проследил за её взглядом и увидел Марту, весёлую, оживлённую; а рядом - широчайшую спину мужчины, очень полного и спокойного. Его дурацкая белая шляпа и чесучовый (! ) костюм выглядели полным анахронизмом.
Оба радостно делились впечатлениями. Несмотря на одежду чеховского периода и чрезмерную толщину, мужчина мне, нет-нет, не то , что понравился, но не вызвал раздражения. Его спина, так же, как и весь облик, внушали уверенность и основательность.
- Марта с ним, как за кожаной спиной, - глупо пошутил я, но Пег, Слава Богу, не расслышала.
Она была там... с ними и хотела... Да, то, что она хотела было слишком очевидным. Пег желала, как минимум, смерти этому нескладному великану. Но почему? Марта её любила, вот уж, правда, безумно. Бабушка Пелагея, с алмазным характером Главнокомандующего, обожала озорницу, и покричав-пошумев, всегда сдавалась, хотя и ворчала потом сутками.
- Не буду спрашивать, - решил я. - Сама расскажет про тот клубок страстей, что уже сегодня разгорятся в её семействе. И совсем не последняя роль во всём грядущем будет принадлежать самой Пег.
Мы ещё поболтали немного, и она умчалась, наврав мне о появлении какой-то подруги, с которой нужно пообщаться.
Я же коршуном бросился на последние страницы монографии, и к вечеру, безмерно устав, вдруг понял, что исправляю и дописываю последние строчки: " Спасибо вам, спасибо ему, искренне благодарен сотрудникам и т.п. ( Если бы они знали, как надоели мне со своими дурацкими советами)."
" Монблан" свалился с плеч. Едва добредя до дивана, я рухнул и проснулся уже следующим днём в час.
Нет, конечно, не проснулся, а был разбужен Пег, что пыталась затолкать колосик тимофеевки в мою ноздрю.
Громко чихнув, я вскочил, как тигр, с дивана, и схватив её в охапку, стал связывать простынёй. Конечно, она в конце концов вывернулась, смачно ругаясь и тяжело дыша.
- Ты, как непуганый кабан, - заявила .
- Свеженькие утренние остроты на завтрак, - засмеялся я.
- А где твоя " нетленка" - спохватилась Пег, не найдя взглядом " талмуда" .
- Всё-всё, легла в ящик стола на две недели, вылёживаться и мудреть.
- Ура! - закричала Пег. - Теперь ты мой целиком. Дарю тебе титул Раба и повеливаю...
- Это нечестно, Пег, - возмутился я. - После таких душевных мук, и опять... Теперь - в шкуру раба. Ведь устрою кровавое восстание против тиранов: " Вставай проклятьем заклеймённый... и те,и де, и пе!"
-Я люблю тебя, раб, - тихо и серьёзно произнесла она, что чуть ли не подцепила меня на крючок, и бесконечно счастлива,что разлучница томится в ящике. Запри его на ключ и близко не подходи к столу, а то я не выдержу и сожгу этот никому не нужный бумажный хлам. Отнять у меня три недели счастья. Бездушная, бумажная, домашняя скотина! И ты ещё называешь эту дрянь " Никой" . Это не Ника, а Матрёна какая-нибудь подлая, или Агафья.
- Поздно-поздно исходить ядом, - засмеялся я. - Пойдём лучше поплаваем и полежим на тёплом песке. А после обеда я соберу " Пегаса" , и уже завтра с утра мы уплывём в неведомое и счастливое будущее.
- Угу, - ответила она откуда то издалека.
Всю вторую половину дня я возился с " Пегасом" , тоже обрадованным моей долгожданной свободой.
- Давай поменяем ему имя, - предложила девочка.
- На какое? - не успел мгновенно среагировать я, но тут же исправился. - Зачеркнуть " аса" ? Лучше провести тире после " Г" . Корабль будет " ПЕГ" , и конечно " АСС" в своём деле.
- Нет, - рассердилась она , - пусть будет только " ПЕГ" .
- Хорошо, - уступил я. - Только сама бери масляную краску и аккуратно замажь последние буквы.
- Недовольная владычица меня, земли и моря выполнила всё на " отлично" , правда, ругаясь при этом, как пьяный " новый русский" .
- Я дал ей возможность выплеснуть всю эту дрянь из своей серединки, понимая, кто виноват в подобном настроении. Нет, это был совсем не я, а то , что произошло у них в семье вечером вчерашнего дня.
Как бы услышав мои мысли, Пег спросила.
- А почему ты не спрашиваешь о моём первом отце?
Мы уже потянулись домой, опробовав судно и поставив его на причал.
- Я не был уверен, что тебе хочется рассказать.
- Раньше не хотелось, а теперь захотелось. Это я прогнала своего отца, не переставая орать ровно год. Надо же ! Не пищала, не плакала, не кричала, зато орала благим матом. Стоило ему только переступить порог, как начиналась эта оратория, длящаяся до восьми часов утра, когда он уходил на работу. Тогда с чувством выполненного долга я радостно засыпала.
Отец вытерпел год, а потом, сказав маме: " Прости, дорогая, я больше не в силах . Даже в кошмарном сне не мог бы представить себе такую адскую жизнь." - и улепетнул.
А вот мама стерпела, превратившись от всех этих невзгод в Богородицу с тёмной иконы.
Ты можешь понять, отчего я так вопила?"
- Какая-то несовместимость, неприятие отца на уровне подсознания... или, вообще, отцов. Её, маминых мужчин. Второго мужа Марты, ведь, ты тоже не жалуешь?
- Да, всё сложно. Он неплохой человек, но скучный, как осенний дождик. И ещё эта дурацкая его толщина и жуткая одежда... Ребёнка, хотя бы родили что - ли. Всё -таки поинтереснее было бы жить.
Я подумал: " Марта боится родить второго. Она тоже травмирована, но как всякая женщина смогла оказаться сильнее обстоятельств с первым ребёнком, если выдержала весь этот ад. И второй отец не жаждет потомства, ценя свой покой и несомненно понимая, что сложности опять могут возникнуть. Тем более, что бесконечные выходки " Королевы Пег" ещё больше укрепляют его в принятом решении."
Через час - полтора девочка успокоилась и превратилась в Пег - обыкновенную. Только я решился спросить про вчерашнее у них дома, как она произнесла.
- Ты бы мог жениться на моей маме?
Я не удержал улыбку, и она заторопилась.
- Совершенно абстрактный вопрос. Можно и по - другому. - На такой женщине, как мама.
- Ну, что ж . Deine Mutter нравится мне, несмотря на то, что вы с Мартой абсолютно разные люди. Она добрая?
- Да.
- Она верит людям?
- Как правило.
- Мама доверяет тебе?
- Да... (но не совсем уверенно).
- Она нравится мужчинам?
- Да, но почему ты об этом спросил?
- Самец доволен, если его партнёром восхищается весь мужской пол.
- Ну, да, - хмыкнула Пег. - Он успокаивается, что выбрал хорошую жену.
- Она любит детей?
- Не знаю, как вообще, но меня любит.
- Ты хотела бы сестрёнку или брата?
- Нет.
- Ещё минуту тому назад говорила о ребёнке, - засмеялся я . - Будешь ревновать? Да?
- Да, - сказала она честно. - Но я так и не поняла, почему бы ты не женился на ней...
- Но всю жизнь жалел бы об этом.
- Тем более, почему , всё-таки, - нет?
- Трудно сказать, мне кажется, что в Марте маловато перчика, - слукавил я.
- А во мне?
- В тебе - перебор.
Она сидела, ушедшая в себя, переваривая наш разговор, и смешно терзала своё ухо. Я ждал её главного вопроса.
- Ты бы женился на мне? - наконец -то, осмелилась она.
- Да, - я тоже решился на правду, - но ты бы бросила меня через пять-шесть лет. Ох, эта разница в годах! Она незаметна вначале, но с каждым днём начинает мешать жить. У женщины возникает немотивированное раздражение, тяга к молодым, и раньше или позже всё кончается разводом.
Но вернёмся к началу нашего разговора, - поспешил я . - И так родной отец ушёл, а ты?
- Что я? Поняв это своим маленьким умишком, успокоилась и устраивала концерты только по воскресеньям, когда появлялись родственники или друзья .
- Ну, это уже совсем понятно. Ты хотела владеть своей матерью одна и ни с кем не делиться. Ты и теперь не прочь попортить жизнь её второму избраннику, но это оказалось невозможным. Я прав?
- Да, он дрыхнет, как столб, каменная глыба или снег в сугробе. Ядерная война начнётся, так он узнает об этом самым последним. И ещё " батя" совсем не обижается на мои проказы : " Ну, что взять с дурочки," - читаю я на его лице.
- Ох, бедняжка, - поиздевался я. - И вот, оставшись без материала для спектаклей, ты попробовала прикинуть, а не гожусь ли я на роль парии.
- Сперва, быть может, и так, но не осознанно, но потом... потом я влюбилась в тебя без памяти, затем показалось, что разлюбила, но не получилось. Теперь... теперь хочу жениться на тебе, но мне мешает твоя " нетленка" . Сжечь её что ли?
- Жги, - сказал я. Это не страшно, я всё помню наизусть и напишу снова.
- Ну, да. Я уже сказала - неинтересно. Тем более, надеюсь, мы теперь будем чаще вдвоём, пока эта " гадина" дозревает в ящике.
- Угу, - ответил я, задумавшись, не пора ли спрятать рукопись в сейф? Потом спросил. - Но теперь - то, всё-таки, расскажи, что случилось в вашем доме вчерашним вечером .
- Почему что-то должно было случиться? - рассердилась Пег. - Да на твоём личике эта тень, как облако, набегает целый день.
- Уже стихами заговорил, - рассердилась она. - Ничего не случилось. Ничего - ничего.
- Почему же ты так злишься? Ничего, - и слава Богу.
- Ну, ладно, - неожиданно смилостивилась она. - Я пошла домой, - (готовя " представление" - понял я ) ...
Угадав, что её мысли прочтены, Пег усмехнулась, сказав: " Трудно мне с тобой. Всё-то ты понимаешь, а одного никак не хочешь понять..."
Но я понимал и это " одно" , и очень боялся... Не за неё, за себя. Я хотел бы такую дочь и справился бы с её жутким характером, но Пег - в роли жены (или любовницы) была слишком опасной.
------ ------- ------- ------ ------
На следующее утро неожиданно появилась бабушка Пелагея, расстроенная, подавленная и с огромной сумкой в руке.
- Я пришла поблагодарить вас, - сказала она. - Вы всё это время так прекрасно влияли на внучку. Мне стало уже казаться, что все эти кошмары : скандалы, брань, хлопанье дверьми и уходы из дома, наконец -то, закончились. Три недели! Гладь и Божья благодать. И вдруг - снова ужасный срыв. Я больше не могу этого выносить и уезжаю в Москву.
- Не торопитесь, Пелагея Михайловна, - попросил я, мне кажется что это последний или один из последних её срывов. Девочка взрослеет на глазах. Поживите несколько дней в сороковом номере нашего отеля, прямо надо мной. Его снял мой друг Павел, которого срочной телеграммой вызвали в Москву, а вернётся он теперь только через четыре дня. Придите в себя, а я попробую сегодня поговорить с Пег, если она, конечно,придёт.
Мы поднялись с немного успокоившейся бабушкой в номер Павла, где она упала на кровать и мгновенно заснула.
Я осторожно прикрыл дверь и подумал: " Ну, и дела. А ведь скорее всего это я спровоцировал кризис."
Пег пришла ко мне после обеда. День был серым, ветреным, море штормило. Плавать в такую погоду - опасно и неинтересно.
- Ты уже в курсе? - спросила она.
Я промолчал.
- Но ведь Пелагея приходила к тебе?
- Да.
- Она не уехала. Я была... там... на вокзале. Поезд ушёл без неё. Где бабушка?
- Выше этажом, - поморщился я . - Приходит в себя после вчерашнего " цунами" . Не советую беспокоить. У пожилых " по такой погоде" часто случаются инфаркты и инсульты.
- Она рассказала тебе всё?
- Нет, - посетовал я, - только то, что больше не может терпеть твои скандалы.
- А ты , что ответил?
Я молчал, тоже был сердит на Пег. Так долго лелеял в себе надежду, что она, тем более, влюбившись, задавит в своей душе " косматое чудище" , так мешающее жить родным и ей самой. Но отвечать было необходимо.
- Я заверил Пелагею Михайловну,что твоя вчерашняя жестокая выходка- последняя. ( Она хмыкнула.) - Всё это время, наблюдая за тобой, - будто бы не замечал я её ухмылок, - удивлялся, как быстро ты взрослеешь, становясь девушкой, нежной, тонкой, интересной ( " с какой бы радостью я нахлопал тебя сейчас по попке, " - крутилось в голове). Мне казалось что возвраты прошлой жестокой " болезни" приходят к тебе всё реже. Я намерен и дальше верить этому. А как было бы хорошо и легко, если бы они исчезли совсем.
Неужели тебе не хватает театра в жизни? Тогда бросай всё и становись артисткой, вместо того, чтобы мучить своих близких, так любящих тебя.
- Второй папочка меня не любит, - вставила она.
- Думаю, что и в этом ты сама очень-очень постаралась. Но я мало знаю его. Быть может, ему просто наплевать на твои спектакли.
Помолчали. Я не торопил Пег. Она, как всегда, не уважая людей, ждала совсем другого от нашего разговора .
- Всё слова и слова, кто им верит? - сменил я тему , и она вздрогнула.
Видимо, я угадал её мысли.
- Пойдём-ка лучше на море, Там закручивается буря. Когда ещё попадём в эдакое буйство. Только возьми кожанку - похолодало; и крепко держись за мою руку, а то вдруг жадному " монстру" захочется утащить в глубины вод это колючее сокровище.
И мы пошли. Я долго-долго чувствовал на себе сверлящий взгляд второй, вернее первой, семейной ведьмочки - Пелагеи Михайловны и думал: " А какой она была в детстве и юности? Надо бы расспросить Пег."
Тем временем на море собирались хищные космы тёмно-серых облаков, почти касающихся воды. С востока уже задувало, предвещая бурю. Погромыхивало.
Я сжал её тонкую ладонь с длинными пальцами в своей, побаиваясь, как бы одна из грозовых " хищниц" не унесла с собой мою спутницу, тоже стихию, дикую, необыкновенную... любимую... и проклятую.
Мне всё труднее становилось скрывать свои чувства. Всё глубже утопал я в интересе к этому созданию, такому разному в каждое последующее мгновение жизни.
Она опередила меня, чётко, но аккуратно озвучив наши чувства : " Вот так бы и шагать вечно вдвоём, вдыхая грозовой воздух и чувствуя тепло твоей любимой руки."
И я не удержался. Господи, почему я не удержался? Остановился, посмотрел на цветущую Пег, и взяв в свои ладони её раскрасневшееся лицо, стал нежно и страстно целовать глаза, щёки и, наконец -то, губы, упругие тёмно-красные, только теперь поняв, как давно мне хотелось этого.
Она задрожала всем телом, и прижавшись ко мне, ещё неумело, но так прелестно попробовала ответить, и это было так замечательно.
Минут через двадцать я очнулся, как бы посмотрев на нас обоих глазами бабушки Пег. Нужно было срочно что-то говорить или совершать. Спасибо дождю.
Он полил быстро и резко. Даже чайки, только что летающие среди облаков и предвещающие бурю, внезапно куда-то исчезли; и мы помчались обратно в тепло и уют наших " гнёзд" .
- Отведи меня домой! - крикнула Пег .
-Да-да, - пора , - душа моя была настолько переполнена счастьем, что продолжение свидания было бы уже чересчур.
Передав Пег Марте , я ринулся в номер и первым делом хлопнул рюмочку коньяка, но алкоголь не потушил моих эмоций. И тут, более, чем некстати, на пороге моей, никогда не запирающейся двери, появилась Сама - колдунья Пелагея.
- Досталось? - спросила она.
- От бури - да, а Пег вела себя прилично.
- А вы?
- Старался, как мог.
- Я, пожалуй, отправлюсь к нашим. Дождь уже перестал, быть может, и страсти утихнут.
" Знаю-знаю, - думал я сердито, - всё понимаю. Тебе не терпится заглянуть в глаза Пег, старая колдунья. В мои-то ты уже посмотрела."
- Давайте попьём кофе, - попытался я задержать бабушку, но та стрелой ринулась домой. Ей теперь были нужны другие глаза.
На следующий день я проснулся рано, часы показывали шесть. Выглянул в окно. Утро было восхитительным : ярким, блестящим. Быть может, вчерашняя буря нам, просто - напросто приснилась , - пришла спасительная мысль.
И сразу горой встала другая : " Как там Пег? Наверное, ей немного страшновато вспоминать вчерашнее. Мне, вот, тоже чуть-чуть не по себе, несмотря на мой почтенный возраст и такой же опыт общения с женщинами."
По моему разумению Пег не должна была появиться сегодня, но уже через десять минут послышался легкомысленный посвист. Ворвавшись как всегда без стука и весело крикнув " Привет" , она долго смеялась по поводу вчерашнего скандала, грелки со льдом на голове " папочки" , маминого отупения и бабушкиного " исхода."
- Все меня простили, - радовалась она, - бабуся не уехала, отца номер два подлечили. Вот, только мама какая-то чудная, будто замороженная треска.
- А мог бы случиться и смертельный уход, - сказал я, но Пег, засмеявшись, выдала.
- Двенадцать лет я над ними измываюсь, они закалились, как сталь, и только один из них - бедный папочка, оказался слабаком.
- Быть может - самым чувствительным. Трудно жить постоянно в военном времени.
- Да будет тебе меня воспитывать, - нахмурила она одну бровь. - Все родичи в восторге от такого-сякого " великого психолога" . Никто не уехал." Ребёнок" утих. Всё О'Кей.
- Я промолчал.
- А мне так хотелось рассказать им, - продолжила бестия, - как без пяти минут доктор психологических наук меня зацеловал и чуть не изнасиловал. Вот, смеху то было бы.
" Значит, ты эдак пытаешься вывернуться из трудного положения, ёрничаешь, ну, и ладно. Сейчас подыграю, " - решил я, и тяжело вздохнув, добавил.
- А я, то уже хотел пойти в парикмахерскую, постричься, побриться, а потом просить твоей руки у безутешных родителей. Кстати, ты не знаешь, где в этом городишке ЗАГС?
- Узнаю, - весело пропела она, - узнаю обязательно. И ещё. Бабка вчера весь вечер проговорила о том, что, слава Богу, есть на свете люди, умнее её. Первый раз (ха!) столкнулась. Представляешь себе - самомнение!
- Да, - сказал я . - Вы очень похожи друг на друга. Интересно, какой она была в детстве?
- Скрывает ото всех, - захохотала Пег, - скрывает. Такая же была зараза, как и я. Ну, я пошла...
- Погоди, - остановил её я. - Сегодня у меня проездом друг - Данила. Можешь, конечно, зайти, но лучше не надо. Он - весёлый и остроумнейший человек, но ловелас! Куда до него Казанове. Боюсь, что ты сразу бросишь " великого психолога" и умчишься куда-нибудь с его другом: в горы, пампасы, на Северный полюс!
- Нет, - засмеялась она, - пока я решила разыгрывать карту с козырным тузом - " великим психологом" , но быть может загляну минут на двадцать. Ты меня заинтриговал.
У Данилы что-то не сложилось, Пег не пришла, рукопись зрела, и стало мне скучновато. Первый день, свободный от двух подруг, оказался долгим и печальным. Я посидел на крыльце, выкурил сигарету, потом оставив Даниле записку, потопал на пляж погреться на вечернем солнышке, но что-то не очень хотелось, и я уже решил отправляться спать, как в тот же миг, будто бы из небытия, образовалась длинная корявая фигура моего друга : рот до ушей, жёлтые от курева пальцы, не знающие покоя, шапка кудрявых пегих волос на голове и такой смешной стеснительный говорок.
Через час мы так перегрелись от радости, разговоров и алкоголя, что мне трудно сказать, заглядывала к нам Пег или нет?
Два дня её не было. Значит, приходила, когда мы были в усмерть пьяны. Ничего себе, наставник молодёжи. И я решил наказать себя и события не торопить, хотя ( чего скрывать ) очень скучал по её хитрющим глазам и пушистым бровям.
Потом она заглянула на минутку покрасоваться новым нарядом, спросила про Данилу и унеслась по каким-то важным для неё делам.
Я бродил по пляжу, слазил в горы, много купался тёплыми вечерами и дважды плавал на " ПЕГ" , потерявшим " АС" .
Затем не удержался и почитал " докторскую" . Она мне понравилась, видимо, ещё не вылежалась. И стал я понемногу собираться в Москву. За этим занятием меня и застала, примчавшаяся, как буря, Пег.
- Сматываешь удочки? - спросила ехидно.
- Да. Счастье покинуло эти края, и пора-пора в крикливую суматошную Москву.
- Мы тоже через неделю уезжаем. Знаешь, опротивели эти пейзажи. Всего слишком много: солнца, воды, камней, водопадов ; и ещё эти полудохлые пальмы. Да и скучаю я.
- Что же не приходишь?
- Знаешь, я лучше пойду.
- Не уходи, - жалобно попросил " великий психолог." Данила по пьянке оставил гитару. Хочешь я поиграю и даже попою.
- Надо же, хохотнула она, - я и представить себе не могла, что твои таланты ещё не закончились, разносторонний ты наш.
Взяв первые аккорды, я запел любимую песню друга.
" Губы алые, волосы с рыжиной,
Глаза зелёные, как листья летом,
Милая девушка, как жаль, что ты не со мной,
Хоть я сегодня вместе с тобою еду."
* Из стихотворения А. Ю. Алентьева.
Она смотрела в окно , и лицо её было взволнованным и взрослым.
Взяв последний аккорд и отложив гитару, я вздохнул.
- Неплохо, - грустно сказала Пег. - Зря - ехидничала, Спой ещё что-нибудь.
- В следующий раз, а сегодня мне надо было пропеть ... именно это.
- Через долгих шесть лет, - грустно произнесла она, - тебе будет сорок один год. Так страшно, ведь это - почти старость. Как ты посмел так рано родиться? Зачем спешил?
Влюблялся в кого-то, но не в меня, женился на ком -то, но не на мне. Восхищался жизнью, но не со мной. Даже ссорился с кем-то другим. Ты -БЫЛ, и что с того? Ведь меня ещё не было.
Пег нравилась мне такой, взрослеющей, думающей, и я постарался утешить её.
- Но мы всё-таки встретились и подружились, - сказал, получив в ответ её ехидное - " Ха" .
- Давай завтра погоняем " ПЕГ" по волнам.
- Хорошо, - кивнула она, - но только возьмём с собой маму.
- Она перестала доверять нам? - нахмурился я.
- Отчасти. Двенадцатилетних никто не принимает всерьёз, и эта разница возраста её пугает. Ну, пока. Встречаемся на пляже в десять часов.
- Она ушла, а я заволновался. Что-то происходило, неизвестное мне и плохое. Особенно напугали меня эти странные сполохи молний в её глазах. Таких я ещё никогда не видел.
Всю ночь меня мучили кошмары. Во сне я был чайкой, и всё летал и летал над волнующимся морем, как будто бы, отыскивая кого-то, но никак не мог отыскать.
Солнечное яркое утро прогнало кошмар, но не совсем. Он угнездился где- то в глубине сердца, а быть может, души.
В девять часов я уже ждал их на пляже. Светило блестело, как вчера, ветра почти не было, дивное море спокойно и старательно выполняло свою странную работу, разгоняя низкие волны - малышки, ещё дремлющие и не спешившие просыпаться.
Они появились во время, весёлые и молодые, нагруженные фруктами и газированной водой. Я глядел на них обеих и наслаждался, только теперь обнаружив, что дочь очень похожа на мать; и её телу тоже обеспечена долгая и красивая жизнь.
- А тебе самому? - мелькнула печальная мысль. - Нет, пожалуй, мне тоже ещё рановато стыдиться своими бицепсами и осанкой.
Наши юные души радостно рвались в светло-голубую стихию. Я поспешил завести мотор, и мы, самые первые, " шагнули" в море. Оно встретила нас с удовольствием, мягко покачивая на волнах, и блестело всё восхитительнее. Мне не хотелось уплывать далеко, в " неведомое" , но Пег настояла.
Всё долго-долго было прекрасно.
Но в какой-то миг, сперва еле заметно, погода начала меняться. К лёгкому тёплому ветерку стали примешиваться прохладные струи, солнце, как будто-бы, померкло, а с горизонта потянулось что-то серое, хищное, уже готовое превратиться в тучи.
Я заволновался и поспешил к берегу, несмотря на капризы и буйство Пег.
Потом она затихла и принялась серьёзно всматриваться в меня. Мне было некомфортно под этими изучающими, абсолютно взрослыми взглядами, хотелось ускользнуть от них или... просить прощения. За что?
А глаза, сегодня такие тёмные, загадочные и невыносимо грустные, продолжали следить за каждым моим движением.
Мне становилось всё тревожнее. Но вдруг, Пег вскочила, развеселилась, наговорила глупостей и колкостей в мой адрес, потом опять затихла.
- Оденься, холодает, - сказала Марта, но Пег и ухом не повела.
Берег был уже близко, когда малышка, широко улыбаясь ( Но глаза! Глаза оставались мёртвыми. Наконец-то, я посмел выговорить это слово.) вскочила на бортик корабля и крикнув мне: " Они не разрешают, но я любила и всегда буду любить тебя, только тебя одного, Денис," - бросилась в море и стала быстро опускаться в глубину.
Мать пронзительно закричала.
- Марта, - заорал я , - держи корабль, иначе погибнем все!
- Но я не умею, не могу!
- Сможешь, через " не могу" !
Я ринулся в волны, уже набравшие силу, и стал искать её, снова и снова нырял, опускаясь на большие глубины. " Нет-нет , - билась в душе единственная мысль. - Верь, без тебя я не выйду на берег. Слышишь , жестокое море, отдай мне её, мою единственную любимую. Отдай!"
И вдруг, о, Чудо! Я нащупал волосы, быстро ускользающие вглубь. Как успел среагировать, не знаю, но через несколько секунд я вынырнул с телом Пег и сразу услышал пронзительный крик Марты.
С трудом вытянув малышку на палубу, я поспешил сделать ей искусственное дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох... Нет, ничего не получалось. Я опять бился снова и снова.
И наконец-то! Её рука слабо дёрнулась, и в тот же миг эта страшная чёрная солёная морская вода смирилась и стала бурно выливаться из её посиневшего рта.
Потом послышался чудовищный хрип, один, другой, и она вскрикнула.
- Марта! - заорал я .- Теперь всё дело за тобой, держи штурвал и включи гудок.
Пег подняла веки, повела невидящими глазами и опять закашлялась, дрожа от холода. Я сорвал с Марты её одежды и закутал в них Пег, но девочку трясло всё сильнее, а руки - совсем закоченели.
Печальные гудки корабля разрывали душу, но никто на берегу не спешил нам помочь.
Я продолжал растирать тело Пег, говорил чудные слова о нашей любви, однако всё время возникало ощущение, что её неотвратимо тянет обратно, в злобную, но чем-то привлекающую морскую пучину.
И всё-таки нашёлся на берегу один человек, что бросился нам на помощь: быстро доплыв, ловко, как обезьяна, взобрался на палубу и бросился к штурвалу. Затем, развернув корабль, мужчина включил максимальную скорость, и " ПЕГ" , как натянутая струна, ринулся к берегу.
Громкий властный голос, усиленный рупором, прогремел по морю и пляжу: " Скорую помощь" - срочно! Врача! Требуется врач! Спиртное! Срочно спиртное! Тёплая одежда, сухие полотенца, брезент!"
Всё сразу изменилось на оцепеневшем пляже. Забегали люди, затрещали мобильные телефоны.
" Скорая" подошла быстро, но сперва пришлось сделать на месте несколько уколов Пег и Марте. Лицо девочки было ужасно, оно совсем не выглядело живым. И я боялся, панически боялся, но держался. Надо же было кому-то держаться.
Спасибо парню. Я не успел поблагодарить его, а тот сделав своё благое дело, исчез, как будто бы его послал и отозвал сам Бог.
- Найду, - кружилось в моём мозгу, - обязательно найду. Найдём.
Уже ожидающий в больнице врач, быстро осмотрев нас, заявил: " Мать - в стационар, отец - со мной, девочку - на стол." И повезли мою любимую в операционную.
Этот жуткий вечер длился невыносимо долго. Пег возвращалась и уходила снова. Иван Сергеевич, так звали врача, много раз вытаскивал её в жизнь, но она упорно уплывала в темноту и пустоту.
Я целовал её руки, гладил голову. Пег ничего не чувствовала. И только спустя три часа стала появляться крошечная надежда на возвращение.
- Сделал всё, что могу и даже не могу, - произнёс Иван. - Теперь остаётся одно, что..., нет-нет, не она, а её тело, всё-таки, захочет жить. Кто же так смертельно обидел её?
- Подозреваю, что родители, да и сам я, если копнуть поглубже, тоже руку к тому приложил.
- Вы не отец?
- Нет.
- Я сразу догадался.
-Значит, она полюбила вас?
- Да, теперь понимаю, что да.
- А родители, естественно, против?
- Повидимому. Она не успела, или не захотела рассказать, но что-то было совершено... такое чудовищное. Нет, не мною. Надеюсь, что не мною.
- Что будете делать, когда она поправится?
- Любить её по-прежнему. Но ведь вы всё поняли. Разница в годах. Двенадцать и тридцать пять. Родители в панике. Тем более, что Пег сложный, очень сложный ребёнок.
- Пойдём выпьем спирту, - сказал Иван.
- А как же она?
- Теперь останется под пристальным вниманием Любови Андреевны. Эта святая женщина ни за что не отпустит малышку на тот свет.
Бокал спирта сразу свалил меня с копыт. Так и было задумано Иваном.
Проснулся я рано, тоскливо пели птицы, серое утро несмело стучалось мелким дождём в окно.
Я радостно потянулся... и в тот же момент вспомнил: вчерашний вечер, близость смерти и тупую безнадёжность в душе.
Вылетев стрелой из кабинета врача, я бросился к Пег. Её не было в операционной. Тогда я помчался по коридору, открывая все двери подряд, и долго не понимая, что кто-то бежит за мной, неприлично ругаясь.
Это была сиделка Любовь Андреевна.
- Совсем с ума сошёл, - шипела она. - Пять часов утра, переполошил всех больных.
- Где она, как она? - задыхался я.
- На этом-этом свете, - смилостивилась женщина. - Но не ходи к ней пока. Она спит и будет спать ещё не менее двух дней. Иван боится за её психику.
- Одним глазом, - умолял я, - только бы увидеть, что она дышит.
- Исключительно с разрешения главврача.
Я не стал спрашивать про Марту, её благоверного и Пелагею. Был зол. Не простил и никогда не прощу это семейство, догадавшись во сне о причине всех бед. Идти домой, не увидев Пег, я тоже не мог, и поэтому медленно потащился в кабинет, что бы позвонить Ивану, но телефон не отвечал.
В коридоре меня поджидала сиделка.
- Ну, что, всё не веришь? - сменила она гнев на милость. - Пойдём уж, только взглянешь . Издалека.
- Да-да, на одно мгновение.
В большой холодной палате лежала бледная Пег. Одна - одинёшенька . И до чего же она была красива: белая мраморная кожа, тёмные волосы и бледно-бледно-розовые губы. Да, она дышала, ровно, бесшумно, пожалуй, спокойно.
- Смертельно боюсь уходить , - заволновался я, - а вдруг она " выкинет" что-нибудь ещё?
- Не томись зазря, меня сменит Катя, она, вообще, добрая волшебница и лучше моего справляется с бедами.
Делать было нечего, и потащился я в свой номер, принял душ, выпил чаю, пожевал печенья, и совсем неожиданно для себя понял, что несмотря на спасение Пег, мне тоже не хочется жить. Это напугало меня, потому что сразу подумалось:" А вдруг с таким же настроением проснётся она и опять сотворит с собой что-нибудь ужасное."
Поболтавшись без дела часа полтора и всё больше накручиваясь, я выпил две таблетки седуксена и провалился в чёрную бездну.
------- ------- ------- -------
Больше мы почти не виделись. Они всё-таки сломали её: Пелагея и тихая Марта. Долго лечили и здесь, и за границей. Я видел Пег и говорил с ней только однажды, на защите докторской диссертации. Всю церемонию Пег откровенно проскучала, безучастно глядя в окно. После, как полагается, подошла поздравить меня с успехом и передать привет от Марты, мелькавшей где-то в конце зала.
Я спросил Пег : " Ну как? Пойдёшь в психологи?"
- Нет, конечно, - произнесла она спокойно. - Мама советует ИНЯЗ.
- Неплохой выбор, тебе хорошо даются языки.
- Мне всё хорошо давалось, - прошептала она. - До поры, до времени. А теперь я тупа, как пробка. Ты не женился? - Нет, - сказал я , - и никогда больше не женюсь.
- Да. Ведь твою настоящую любимую выкрали и убили. От бывшей Пег теперь осталась одна пустая оболочка. Зачем ты тогда спас меня? Я бы ушла из жизни в тот миг, когда мы так горячо любили друг друга. Ведь мы любили друг друга?
- Да, - прошептал я, - а про себя подумал: " А потом они убили тебя, Пег."
Я долго не мог придти в себя после этой встречи. Был полон сил действовать, бороться за Пег, но через несколько недель наступила жестокая апатия.
Телефон не отвечал, писать не хотелось, а мне столько всего было нужно сказать Пег, но только ей одной.
Теперь мне становилось хорошо только во снах. Тогда она приходила, грустная, печальная, сломанная.
Чувствуя, что деградирую, я попытался сменить обстановку, и уехал в Англию, где долго работал в университете.
Но вот пришла очередная весна, и неудержимо потянуло в Россию. Решил попробовать... вернуться.
В университете многое изменилось. Коллеги встретили меня хорошо, предложили кафедру, но я не торопился, отговорившись тем, что прежде всего мне нужно попытаться врасти в российскую действительность, от которой я успел не без радости отвыкнуть. А пока прочту парочку новых курсов на психфаке.
И вот я спешу в большую аудиторию на вводную лекцию, немного взволнованный и возбуждённый. Сперва ничего не вижу перед собой (представьте себе, волнуюсь) , потом среди общей массы начинают выделяться умные заинтересованные лица.
Да, читаю хорошо, самому нравится, студентам - тоже, и мне интересно всё, ведь передо мной - новое поколение, с которым я ещё не знаком. Поэтому вглядываюсь, вслушиваюсь, мотаю на ус.
И вдруг отчётливо чувствую присутствие Пег. Неужели? Неужели, она тоже здесь, в этой аудитории? Быть не может, но сердце стучит : " Так-так, это - так!"
Ну, раз " это так" , давай-ка , старикан, жми на полную катушку!
Сделав небольшую паузу , - задумчиво говорю : " Когда-то давным- давно, вглядываясь в прекрасное звёздное небо, маленькая девочка спросила меня. - Почему ты стал психологом?" И я ответил...
Дальше не помню, что выливалось из моих уст ( я был далеко, Пег, там, где нам было так хорошо вместе...).
Звенит звонок, и вдруг они поднимаются и аплодируют.
Довольный, я благодарю всех за внимание, и ещё раз оглядев аудиторию, только теперь замечаю тоненькую изящную девушку во втором ряду. Кого-то она мне напоминает? Неужели? Нет, конечно, этого не может быть. Никогда! Всё сны и мечты.
И всё-таки, не в силах оторвать взгляд, снова всматриваюсь : блестящие карие глаза, тонкие тёмные волосы с рыжиной и эта знакомая любимая усмешка.
Студенты расходятся, и наконец-то, мы остаёмся одни в огромной пустой аудитории. Я подхожу к девушке и тихо говорю: " Неужели, это ты, Пег? Настоящая, любимая, единственная в мире?"
- Да-да, - улыбается она, добавляя. - Ещё - вредная, противная, грубая, обидчивая.
- Неужели ты смогла сама... одна... справиться ... со всеми бедами?
- Да, - это было трудное время, и мне очень не хватало тебя.
- Ну, а теперь ты станешь моей женой?
Она долго-долго молчит ( сердце моё стучит, бултыхается, выпрыгивает из груди...) . Потом поднимает свои колючие ресницы и тихо, но упрямо повторяет : " Да - да - да - да . "