Аннотация: "Осень уходит. С резкими порывами холодного ветра она уносит с собой так и нераспустившийся цветок моей первой любви к той новенькой девочке, которая весной прошедшего учебного года пришла в параллельный класс..."
Шестеренки
Осень уходит. С резкими порывами холодного ветра она уносит с собой так и нераспустившийся цветок моей первой любви к той новенькой девочке, которая весной прошедшего учебного года пришла в параллельный класс.
А на уроках литературы учительница рассказывает о Болдинской осени. Она счастлива, ее глаза блестят, она говорит о любви и молодости. Я сравниваю себя с поэтом, его осень - с моей. Но зацепиться не за что - он гений, в отличие от меня. Разница лишь в одном - я еще живу...
Для нее наша встреча была случайной. Я же, осторожно узнав у ее одноклассников, где она живет, до самой осени безуспешно катался в ее дворе на велосипеде с тайной надеждой встретиться с ней. В это лето весь остальной мир для меня перестал существовать. Как награда за настойчивость - та единственная встреча. Хочу что-нибудь сказать, но язык словно заморожен, давным-давно заготовленный сценарий улетучивается вместе с выученными наизусть словами, единственное, что у меня получается - предложить ей прокатиться со мной на велосипеде. Она легко соглашается, а я немею от счастья. Катаю ее по беговой дорожке школьного стадиона, что-то ей говорю, мелкий гравий шуршит под колесами, я вдыхаю нежный запах ее волос, она смеется, а у меня только одна мысль - я вечно буду рядом с ней.
Все это уже в прошлом. А в настоящем - потрясение от понимания: это - любовь, которую называют безответной. Как и мои вопросы, что изнуряют меня. Почему она стала избегать меня? Мое предложение дружбы она отвергла тактично, без обид и грубости.
Продолжения не последовало - для нас. Для меня, отвергнутого, - да.
Жизнь остановилась. Эмоций больше нет. Как робот хожу в школу. Учеба не лезет в голову. Прихожу домой, бросаю в угол комнаты портфель. Рассказы учительницы уже невыносимы, я пытаюсь писать стихи, чтобы выразить тоску, сковавшую сердце, но постепенно бросаю - нескладность рифм лишь усиливает внутреннюю опустошенность. В школьной форме, не переодеваясь, ложусь спать, укрывшись тонким покрывалом. Мама, приходя с работы, молча заглядывает ко мне в комнату, трогает рукой лоб и, не говоря ни слова, уходит. Отцу, жаждущему выпытать, что стряслось со мной, запрещает подходить ко мне. Встаю, переодеваюсь и ухожу из дома. Вечерняя темнота поощряет мое нежелание видеть кого-либо из знакомых. В одиночестве брожу по улицам и убиваю время, чтобы дожить до последнего сеанса в кино, благо теперь деньги на школьные обеды остаются в целости. А фильмы - сплошь про любовь, которая случается у людей, про жизнь, наполненную смыслом. И у тех, кто сидит со мной в кинозале, держась за руки или обнимаясь, в жизни есть смысл. А у меня все не как у них: любовь - без взаимности, жизнь - как у живого мертвеца.
Все чаще начинаю думать о смерти, о своих похоронах, как ей скажут о моей любви, а она будет плакать навзрыд от того, что не разглядела, упустила, а теперь и навеки потеряла парня, влюбленного в нее.
Обидно. Моя смерть не изменит ничего в этом мире. Она не появится на похоронах, а если все же придет - из ее глаз слезы не потекут. Ведь ей никто не расскажет, что я умер от неразделенной любви. Об этом никому не известно, а мертвый я тем более ничего не расскажу.
Мысленно представляю себя и других людей шестеренками, которые крутятся. Думаю о том, что мое движение вращает соседние шестеренки. И тут же понимаю, что когда я умру, они будут продолжать крутиться. Осознавать это невыносимо, поэтому хочется иметь под рукой большую красную кнопку выключателя, чтобы в час смерти, нажав на нее, навсегда остановить все движение вокруг меня, и эти желания усиливаются с каждым днем...
Весенний ветер приносит всем шестеренкам долгожданное разрешение крутиться после моей остановки. Красная кнопка больше не нужна. Я начинаю оживать...
Осень уходит. С резкими порывами холодного ветра она уносит мои последние сомнения о себе, потерявшемся в этой жизни. Смерть всегда ходила рядом со мной, но сейчас я все отчетливей чувствую ее дыхание.
Сегодня, вновь оглядываясь назад, вдруг вспоминаю ту осень и мысли о шестеренках. Потихоньку столбенею от снисходящего на меня понимания, как совершенно по-другому могла сложиться моя жизнь. И как много я потерял, прожив в иллюзии, что "благодаря мне крутятся другие шестеренки".
Как же так случилось, черт побери, что в ту осень я не смог понять всю глубину и мудрость размышления о шестеренках? Что тогда помешало мне сделать всего лишь один - последний шаг, и смоделировать своей жизнью остановившуюся шестеренку? А ведь до понимания, что никто не помогает другому крутиться и что движение - это внутренняя работа каждого, оставалось чуть-чуть: "Все шестеренки вращаются сами по себе, и между ними нет взаимного влияния: их связи друг с другом - это обман, и даже простое моделирование остановки одной-единственной шестеренки мгновенно разрушает ее иллюзии относительно якобы взаимозависимого движения"...
Наверное, тогда было не время для последнего шага...
Умирать не страшно. Смерть больше не имеет значения после обретенного понимания несовершенства. Обидно за жизнь, прожитую в нагретом до 99 градусов состоянии, но так и не закипевшую. Для изменения сознания не хватило одного градуса. В ту осень, шестьдесят лет назад...