Аннотация: - Я пришёл, как я и обещал! - воскликнул он срывающимся, но торжественным голосом. - Мой папа купил школу, и я отпускаю на свободу тех, кто мне поверил!
- В отличие от Бойля и Мариотта, Гей-Люссак - это один человек, - гремел над классом голос Александра Витальевича. - Причём Гей - это не ориентация, а часть фамилии.
Класс смеялся ровно пять секунд. Послушный движению всемогущей брови Александра Витальевича, смех умолк, и урок продолжался.
- Мы это знаем точно, поскольку однажды, войдя в магазин нижнего белья, он обнаружил, что девушка-продавщица тайком, под прилавком, читает учебник химии. С этого момента он влюбился в неё на всю жизнь. У них было пятеро детей.
Тридцать пар глаз завороженно смотрели на учителя. Вот в таком состоянии они были готовы воспринимать всё - даже формулы.
- Закон Гей-Люссака отличается от закона Бойля-Мариотта тем, что за постоянную величину принимается не температура, а...
И в этот момент кто-то снаружи пнул дверь так сильно, что она, едва не слетев с петель, со всех сил ударилась о стену. От удара закачался и упал на пол портрет Менделеева. Осколки стекла разлетелись по полу.
В проёме стоял высокий бледный мальчик с горящими от возбуждения щеками. В руках он держал какую-то бумагу. За его спиной стояли другие школьники, и выглядело это так, как будто он внезапно обзавёлся двумя десятками теней вместо одной.
- Я пришёл, как я и обещал! - воскликнул он срывающимся, но торжественным голосом. - Мой папа купил школу, и я отпускаю на свободу тех, кто мне поверил!
Александр Витальевич медленно поворачивался к незваному гостю, но тот уже зачитывал список:
- Аверинцева! Гришин! Дьяков! Мариенбах! Сапрыгин! Шепетовская! Всё! Вы свободны!
- Постойте, Домнин, - наконец вымолвил химик. - С каких это пор Вы решаете, кто будет на моём уроке, а кто нет?
- С таких это пор, - в тон ему отчеканил мальчик, - как мой... папа... купил... школу. Вам что-то неясно?
Последние слова были обращены к семерым ученикам, вставшим из-за парт и пробиравшимся к выходу.
- Да нет, - сказал мальчик. - Для них, Витальич, урок окончен. И если Вы скажете ещё хоть слово, он может быть окончен для Вас. А ты, Савченко, куда?
Тоня Савченко застыла в проходе.
- Я хорошо помню, что ты обо мне говорила. И про шу-шу с Павловой на переменке. И вечеринку помню, в январе. Твой учебный год продолжается, Савченко, и, возможно, продлится долго. Очень долго.
Тоня выпрямилась в слезах. Её не по годам пышная грудь колыхалась от волнения и печали.
- Васечка, миленький, прости меня! Ты самый... самый... я даже описать не могу, какой! Я всё, всё для тебя сделаю... если я ещё тебе чем-то нужна. Прости меня, я - с тобой.
Василий смотрел на неё в задумчивости.
- Ладно, - сказал он. - Валяй с нами, Савченко. И вообще: кто сейчас меня признает, тому амнистия. Ясно?
В тот же момент из-за парт вскочило человек пятнадцать учеников. Верзила Моргунов принялся скандировать: "Дом-нин, Дом-нин, Дом-нин", и его клич подхватили дети из других классов, столпившиеся за спиной Василия.
Александр Витальевич, часто моргая, смотрел на происходящее. Его левая рука медленно ползла к сердцу.
- Ребята, но ведь...
- Я, кажется, сказал ясно: хоть одно слово, - отрезал Василий, резко повернувшись к учителю. - Петров, давай бланк!
Немедленно один из клевретов, пришедших с ним, протянул ему лист с печатью и подписью.
- Читай, Витальич, - сказал Василий, шагнув к учителю. - Свидетельство об увольнении. Видишь? Папина подпись, печать... только имени не хватает. А вписывать буду я. Подсказать, с кого начну?
- Не... не подсказывайте, - шёпотом сказал химик. - Если хотите что-то сделать, просто сделайте.
Домнин смерил его взглядом.
- А не надо, - бросил он. - Ты же мне больше мешать не будешь, правда? Я своих заберу, а этих... эти как раз заслужили под тобой мучаться. Что, нам теперь с папой другого такого же искать? Оставайся уж, Гей... Люссак!
С этими словами он повернулся и вышел из класса, и все освобождённые им ученики с гиканьем и свистом понеслись по коридору.
Маленькими шагами, волоча одну ногу за другой, учитель химии подошёл к двери и закрыл её.
- Александр Витальевич, - сказали у него за спиной.
Он повернулся. Восемь пар глаз внимательно смотрели на него.
- Александр Витальевич, - сказала Ксения Долинская.
- Да, - еле слышно сказал учитель.
- Вы понимаете, какая у нас с Вами радость?
Он помотал головой. Его качало. Давление, подумал он.
- Александр Витальевич, - торжествующе сказала Ксения. - Наконец-то здесь сидят только те, кто по-настоящему хотят учиться. Рассказывайте! Мы слушаем Вас!
Восемь голов согласно закивали. Восемь пар рук зааплодировали. Медленно, очень медленно, мир снова обретал твёрдость.
- Ну что ж, - крепнущим голосом заговорил Александр Витальевич, - мы с вами говорили о законе Гей-Люссака. А, между прочим, знаете, что делал Гей-Люссак, когда у него удавался эксперимент?
Ученики не знали.
- Он плясал! - звонко сказал Александр Витальевич. - Плясал! Строгий учёный, академик, член палаты депутатов - плясал, плясал прямо в лаборатории, не стесняясь ни коллег, ни учеников!