Аркадий Алексеевич вошел в столовую постепенно. Вначале вошел живот Аркадия Алексеевича, выплыв из дверного проема гладкой, внушительной полусферой, обтянутой светлой тканью рубашки. Почти сразу же, задержавшись лишь самую малость, вошли грудь Аркадия Алексеевича и массивный и острый, как нос ледокола подбородок Аркадия Алексеевича. Следом же вошло все прочее, тоже принадлежащее Аркадию Алексеевичу, глубоко вздохнуло, оглядевшись по сторонам, и, крякнув, опустилось на стоявший у стены огромный ампирный диван, опирающийся на ковер четырьмя резными львиными лапами. Приняв на себя хозяина, диван тоже крякнул, сразу же став выглядеть весьма скромно, и возле дивана сразу же оказался бесшумный молодой человек и осведомился, не желает ли Аркадий Алексеевич чего-нибудь. Сидящий на диване сказал, что желает покоя и литровую кружку холодного пива, но молодого человека мгновенно отодвинула на задний план высокая рыжеволосая женщина, сделав тому отсылающий жест, и вознегодовала:
Аркадий Алексеевич оценил степень негодования, интонацию и искательную мягкость движения, с каким женщина скользнула на шелковую обивку рядом с ним, и, прикрыв один глаз, спросил:
- И чего тебе надо?
- Наташа мне сказала, что ты внес изменения в меню. Да и какие изменения! А я узнаю об этом только сейчас! Как же так, Аркаша?!
- Пива мне! - прогрохотал Аркадий Алексеевич, простирая руку, и подбежавший молодой человек немедленно всунул в нее запотевший холодный бокал с горкой шуршащей пены. - А вот так, Тася! Посмотрел я твою меню - ужасная меню! Трава, лапша, угри да медузы... ж-жуть! Разве русского мужика этим накормишь?! Вон, одного Свиридова возьми - ну куда ему твоя лапша, да еще эта... как его... кокос на теплом фейхоа. Им мясо нужно, мясо!
- Кокос на теплом фейхоа - это десерт! - оскорбилась Тася. - Между прочим, восточная еда все еще одна из самых модных! А мясо там было! Куриные крылышки в имбире, пномпеньская говядина...
- У-ха-ха! - сказал Аркадий Алексеевич. - Короче, Тася, будет и твое, и мое. Вы, девочки, коли охота, будете клевать свой парной рис со шпинатом и осьминогами и чем там еще, а мы уж как-нибудь по-простому, по-нашему! И зачем каждый раз все эти разговоры?
- Я, вообще-то, хотела в тот новый японский ресторан! Между прочим, это мой день рождения!
- А я за него плачу, - он смачным шлепком припечатал круглящееся под синим атласом бедро, и получил сдачу игривым смешком. - Ну подарочки-то, Тася? Греют подарочки?
Тасин улыбающийся взгляд устремился через дверной проем в гостиную - туда, где из столовой хорошо был виден кресельный гарнитур из резного бука в стиле Людовика XIV. Устремился туда и взгляд Аркадия Алексеевича, но во взгляде этом, впрочем, не было ничего особенного. Райские птицы, порхающие по обивке, казались ему слишком пестрыми, сами кресла - слишком аляпистыми, а буку он предпочитал дуб и карельскую березу. Это был не его стиль. Полностью разделяя увлечение супруги антикварной мебелью, Аркадий Алексеевич в корне расходился с ней в нескольких важных пунктах этого увлечения. Тася отдавала предпочтение стилям барокко, рококо и викторианской эклектике, тогда как Аркадий Алексеевич был устремлен к ампиру и классицизму. Тася с придыханием говорила о Людовиках, Шарле Буле1, Эбене и Ризенере2, маркизе де Помпадур и Версале, Аркадий же Алексеевич навстречу этим сладостным придыханием выдвигал Павла I и Екатерину II, Тура и Гамбса, Абрамцево, Талашкино и Сергиев Посад. Тася была уверена, что лучшую мебель делали во Франции, Аркадий Алексеевич же считал непревзойденными русских мебельщиков. Тася обожала стулья, скамеечки, изящные диванчики, софы и столики, Аркадий Алексеевич тяготел к монументальным диванам, более похожим на дворцы, тяжелым столам и комодам, которые не по силам было бы сдвинуть и четверым Аркадиям Алексеевичам, и, неожиданно, к легким резным полочкам и шкафчикам, родившимся непременно в абрамцевских и талашкинских мастерских. Поэтому в вопросе обстановки дома они категорически не сходились. И тот, и другая непременно хотели что-то свое - антикварное или стилизованное, никто не желал уступать, и посему дом решили поделить поровну и обставлять каждую половину в своем стиле, но из этого тоже ничего не вышло - то в пышную версальскую спальню прокрадется вдруг тяжеловесный березовый комод с вазами, то в парадной и величественной столовой вдруг окажется совершенно легкомысленный индийский палисандровый шкафчик. В конце концов, все перемешалось, покупали то, что понравилось, и просто ставили на свободное место, в довершение ко всему почти все дверные проемы отделали лепниной и позолотой, и к нынешнему дню дом походил то ли на музей мебели, то ли на результат творения перепившихся дизайнеров, и обитатели дома скорее казались здесь одночасными посетителями. Животных в доме не держали - они могли испортить мебель. Детей держали, но их перемещения среди мебели тщательно отслеживались.
Тася недовольно следила, как застилают ослепительной снежной скатертью дубовый стол. Она была против скатерти, потому что стол купили лишь три месяца назад, и еще не все друзья его видели, а скатерть совершенно закроет и резьбу, и лошадиные головы с бронзовыми уздечками на углах. Но Аркадий Алексеевич сказал "нет", и это было особое "нет" - вокруг него нельзя было обвиться, сквозь него нельзя было проскользнуть - такое же "нет", как и решительный запрет ресторана. Он любил справлять торжества дома, и уж в этом-то Тася сейчас возражала слабо - кресельный гарнитур в ресторан не прихватишь, перед подружками не похвастаешься. Не выдержав, она соскользнула с нелюбимого ампирного дивана и ушла руководить сервировкой. Аркадий Алексеевич же занялся пивом и замечаниями. И то, и другое он очень любил. А стол расцветал на глазах - чудная картина, написанная блеском, сочными красками и запахами, и убывало пиво в бокале, и добрел Аркадий Алексеевич, и замечаний было все меньше. Последнее замечание он сделал одной из ледяных статуэток, вновь прикрыв один глаз.
- А баба-то голая!
- Но это же Венера, котик! - возмутилась жена.
Котик заметил, что от этого она не становится менее голой, но он, впрочем, ничего против не имеет. А когда на стол водрузили вместительные вазы, обложенные льдом и до краев наполненные черной и красной икрой, замечание сделала уже Тася, заявив, что это пошлость. Аркадий Алексеевич сказал, что это не пошлость, а икра - а икры, как известно, должно быть много, и пошлостью в данном случае является шпинатная лапша и суп из водорослей. Принаряженные дети лениво слушали привычную перебранку. Двоим из них хотелось на дискотеку. Третьему хотелось спать, и он этого не скрывал.
- Не поужинать ли Севочке в своей комнате? - вложила Тася в ухо мужу осторожный шепоток. На этот раз Аркадий Алексеевич закрыл оба глаза, что служило у него признаком величайшего раздражения, и Тася поспешно отодвинулась, тоже, впрочем, раздраженная. Двое из детей были их собственными, Севочка же был племянником Аркадия Алексеевича и возмутительным образом не подходил ни под празднество, ни под убранство столовой. Севочка был семнадцатилетним олигофреном - тихим, безопасным, с мягкими волосами и удивительным взлетающе-умиленным выражением лица, с походкой балетного лебедя и скрюченной левой рукой, прижатой к груди, словно он прятал что-то ценное. Говорил он мало, выходил из своей комнаты редко, и Тася не понимала, почему муж не отправит его в какое-нибудь заведение для больных церебральным параличом, а держит в доме рядом со своими здоровыми и еще психически незрелыми детьми. Она не раз заводила разговор на эту тему, и всякий раз Аркадий Алексеевич закрывал оба глаза.
Вскоре начали собираться гости, запорхали поздравления, поцелуи, смешки, короткие незначительные фразы. Шелестели обертки и платья, отодвигались стулья. Усаженный за стол и повязанный салфеткой Севочка серебряной ложечкой извлекал из своего бокала осторожный задумчивый звон, изредка зевая. Наконец, все расселись, всем налили, и Аркадий Алексеевич встал, дабы провозгласить тост. Его дочь, чье лицо все это время хранило предельно скучающее выражение, постучала Севочку по плечу и почти насильно всунула ему в пальцы бокал с газировкой.
- Сейчас будем чокаться, динь-динь, Сева, понимаешь?! - прошипела она. - Только не раскокай рюмку, как в прошлый раз, горе! Тихонько динь-динь, понял?
- Я хочу смотреть телевизор! - потребовал Севочка.
- Да посмотришь еще свой дурацкий телевизор! Поздравишь тетю - и посмотришь!.. Да не клади ты локти в тарелку!
- Тихо там! - с грозным весельем прикрикнул Аркадий Алексеевич и подбоченился, после чего принялся произносить длинную поздравительную речь, простроченную бесчисленными "ну" и "короче". Гости, вначале слушавшие почти с собачьим вниманием, постепенно расслабились, начали отвлекаться, кто-то уже что-то шептал соседу на ухо, послышались рассыпчатые смешки, все еще вещавший хозяин дома покосился в ту сторону, и в этот момент произошла катастрофа, которая до сей секунды казалась немыслимой. Потому что ничего подобного не только не происходило раньше, но и вообще не могло произойти. В любом случае все пострадавшие так и не поняли, что, собственно, случилось, но почти все они готовы были поклясться, что тяжелый дубовый стол не шелохнулся, не просел, столешница не накренилась, никто не наклонял, вернее, не пытался наклонить стол и не тянул шутки ради за скатерть, свисавшую с краев столешницы кружевными фестонами. Ничего этого не было.
Но только все вдруг поехало в разные стороны.
Опрокинулись и с грохотом покатились бутылки, извергая свое содержимое на снежную скатерть и сметая по дороге сияющий хрусталь. Величественно и тяжело, словно придворные дамы в годах, заскользили к краю две супницы и, перевернувшись, отмерили коленям и животам гостей щедрые порции камбоджийского кокосового супа и семгово-раковой ушицы. Посыпались во все стороны серебро и фигурные тарелочки, чье-то платье со стразами искусно украсилось жареными осьминогами, чей-то пиджак принял на себя смачный шлепок теплым лососевым салатом. Прежде чем Тася успела вскочить, одна из ваз с красной икрой промчалась по столешнице со скоростью гоночного автомобиля и вывернулась на ее новое платье, покрыв синий атлас толстым слоем блестящих икринок и придав ему совершенно неповторимый вид. Ее дочь успела автоматически вскинуть перед собой руки, защищаясь от другой вазы, но та, ударившись о них краем, подпрыгнула, и черная икра хлынула в ее декольте. Запрыгали во все стороны фаршированные перепелки и гигантские мидии, словно спасаясь бегством. Севочка пронзительно завизжал, получив чувствительный удар порционным гусем в сметанном соусе. Румяный поросенок уже в воздухе отделился от блюда, на котором возлежал, и радостно влетел в чьи-то нечаянные объятия, немедленно пропитав их жиром. Дождем посыпались закуски и закусочки, соусники строем подъехали к краю и лихо ринулись вниз. Самыми последними стол покинули ледяные статуи, расколовшись на полу с печальным треском. Скатерть, безнадежно утратившая свою девственную белизну, покойно обнимала столешницу еще доли секунды, после чего неумолимо заскользила вправо и, порхнув, накрыла нескольких гостей, которые с испуганными воплями и руганью забарахтались под ней, вздувая льняную поверхность фантастическими буграми. Вокруг стола воцарился кавардак, а он стоял, поблескивая под бронзовой люстрой, массивный и прекрасный, словно античный атлет, сбросивший с себя ненужные одеяния, и рядом с ним стоял Аркадий Алексеевич, все еще сжимавший бокал в вознесенной застывшей руке.
- ..!!! - сказал он и уронил бокал на столешницу.
И не нашлось ни одного человека, который бы с ним не согласился.
* * *
Эша остановилась в Дальнеозерске исключительно с целью переночевать. Дальнеозерск был довольно милым маленьким городком, но лишь одним из многих, отделявших ее от конечной точки назначения. Ейщаров приказал ей двигаться без спешки и при каждой остановке тщательно наблюдать - не произойдет ли "чего-нибудь", и Эша, честно следуя приказу, сняла номер в частной гостинице и пошла прогуляться в поисках "чего-нибудь", до сих пор не в силах понять, как ей научиться отделять нужные "что-нибудь" от совершенно бесполезных, на которые она нередко попусту тратила время. Вон сцепились спаниель и французский бульдог, а хозяйки, отчаянно вереща, пытаются их разнять. Вон на скамейке хохочет молодежная компания. Вон кто-то шлепнулся с велосипеда. Вон мужчина и женщина ругаются возле машины. Вон идет девушка в очень короткой юбке и с очень кривыми ногами. Вон в кустах кто-то храпит. Вон парочка целуется. К кому подходить, чей разговор подслушать - ведь она всех их увидела, на всех обратила внимание. Какая из этих нитей может стать путеводной или нет ее здесь вовсе? Опять полагаться на случайность? В последнее время эта мысль Эшу отчего-то оскорбляла, будто она была неразумным щенком, которого рука Судьбы встряхивает за шкирку и разворачивает в нужном направлении. Ой, только не дай бог сказануть такое Ейщарову! Моральный садист! Вы будете получать сведения, Эша... ага, конечно! Езжайте в Череповец. А что там? А вот вы мне и скажете, Эша. И Эша устремилась.
Ни в самом Дальнеозерске, ни в его окрестностях не было никаких озер, и Шталь решила, что, вероятно, название города происходит из его удаленности от каких-либо озер. Зато на окраине протекала небольшая речушка с милым сердцу Эши названием Денежка и поросшими старыми ивами берегами. В самом Дальнеозерске тоже главенствовали ивы. Здесь были ивовые парки, ивовые скверы, ивовые аллеи и ивовые улицы, повсюду округло склонялись длинные ветви с нежными весенними листочками, и сидеть под ними на скамеечке было очень уютно. Она выбрала одну такую скамеечку, опустилась на нее и, сдвинув кепку на затылок, вытащила телефон. С минуту смотрела на него, раздраженно думая, что в последнее время у нее слишком часто возникает желание жаловаться нанимателю на отсутствие событий. По завершении мысли момент телефон зазвонил, и от неожиданности Эша чуть его не упустила.
- Здравствуйте, Олег Георгиевич! - мрачно сказала она в трубку, разглядывая прохожих сквозь колышущиеся гибкие ветви. - А я тут сижу...
- Опять?! - возмутился он. - За что на этот раз?!
- Нет-нет, просто на скамеечке в парке, вы что! Зачем обо мне так плохо думать?! Олег Георгиевич, а у меня денег мало осталось. Я без излишеств... но их мало осталось. Дайте что-нибудь, а?
- Что-то давно не было от вас известий.
- Не о чем извещать потому что. Как вы и приказали, еду себе тихонько в Череповец мирным туристом.
- Вы так говорите, будто за Череповцом земля заканчивается.
- А разве нет? Олег Георгиевич, может, мне поехать быстрее? Какой смысл - а вдруг тот человек...
- Сведения не очень точны, а по дороге вы можете кого-нибудь встретить.
- Но я никого до сих пор не встретила, - заныла Шталь. - Я каждый день вижу толпы народу, все они что-то делают, не гоняться же мне за каждым.
- Значит, вы недостаточно сильно хотите встретить нужных людей, - заявил Олег Георгиевич.
- Ну да, разумеется, все дело во мне, - Эша закивала невидимому собеседнику и заболтала ногами, разгоняя подбиравшихся к скамейке голубей. Она терпеть не могла голубей и никогда не могла понять, для чего они вообще существуют. - А может, здесь просто нет никого! И встречать мне некого! Я ведь нашла вам еще несколько вещей, правда? И вы ведь сами сказали, что в этих городах людей нет. Не знаю, какой у вас там на них детектор, но вы мне сами сказали, что там мне сейчас делать нечего. Это ВЫ сказали!
- Это я сказал, - подтвердил Ейщаров скучающим голосом.
- Между прочим, вы мне обещали премию за два самовозвращающихся мячика и табуретку, которая не любит, когда на нее садятся в нижнем белье, - напомнила Эша. - Хоть я и не нашла пока тех, кто с ними это сделал, но...
- Да получите вы свою премию, Эша. И перестаньте ныть, бога ради, что вы как маленькая? - снисходительно произнесли в трубке. - Ничего не происходит... вы должны быть готовы, что, может быть, еще месяц не будет ничего происходить. Или три. Вы думали, раз сразу получилось, то так будет и в дальнейшем? Те два раза вам просто крупно повезло.
- Да, именно за мое везение вы меня и нанимали, - Эша пригорюнилась. - Может статься, перегорело везение. От столь злонамеренного использования.
- Я в это не верю, - решительно сказал Ейщаров. - И, Эша, знаете что?
- Что?
- Идите работайте!
И пустота в трубке - вот так, как всегда, даже не попрощался! И что у вас за манеры, Олег Георгиевич? А в кабинете-то тогда вы были так вежливы, так предупредительны, руку подавали... Конечно, вам нужно было завлечь маленькую Эшу Шталь. И вам это удалось, черт возьми! Жаль, что вы не подарили мне на память свою фотографию, чтоб я могла на нее плевать или бросать в нее дротики! Я за ваши замечательные вещи, можно сказать, жизнью рискую... почти. Ну, душевным спокойствием уж точно! А от вас только и слышишь: "Идите работайте!" Над чем?!
От всех этих переживаний у нее засосало в желудке, и Эша только сейчас осознала, что довольно давно ничего не ела. Спрятав телефон, она сердито встала, исхитрилась дать пинка одному из особо толстых голубей, и быстро пошла через парк. Сумерки еще не начали густеть, прохожих было довольно много, и смотреть на них было очень утомительно, потому что в первую очередь бросались в глаза не лица, а вещи. Люди шли в вещах и по вещам, блеск украшений на женщинах теперь настораживал, и Эша машинально пыталась опознать камни в этих украшениях
поговорить с ними?
эй, вы кто? вы хорошо себя ведете?
Хризолит, покачивавшийся в вырезе ее куртки, ощущался довольно добродушно - вероятно, сегодня у него было хорошее настроение. Так мог бы ощущаться человек, беззаботно насвистывающий какой-нибудь веселый мотивчик. Совсем рядом, чуть не задев ее плечом, прошла женщина, и Шталь, бросив взгляд на ее руку, усмехнулась - на пальцах женщины происходила страшная ругань, если это так можно было назвать. Если дамочка и дальше будет носить на одной руке, да еще и на соседних пальцах столь сварливое аметистовое кольцо и не менее сварливый перстенек с опалом, которые терпеть не могли друг друга, добра не будет. Вещи самые обычные, просто очень старые и...
Господи это когда-нибудь закончится?! Спросить совета у Ейщарова? Мол, Олег Георгиевич, а ваши чародеи, часом, не заразные, потому что я слышу некоторые камни и холодильники. Это пройдет или мне посетить терапевта? Да-а, она спросит, и Ейщаров по окончании поисков живенько присовокупит ее к своей коллекции! Вот где носит нужных ей людей?! Где они окопались?! Ей нужно срочно их встретить! Ну, хотя бы одного, так его и эдак!
Но, если говорить откровенно, сейчас срочно встретить хотелось не нужных людей, а тарелку жареной картошки с телятиной под грибным соусом и к ним бокал хорошего светлого. Философски вздохнув, Шталь решила отдаться на волю волн и торопливо зашагала к выходу из парка.
Воля волн вывела Эшу на одну из главных дальнеозерских улиц. Она миновала несколько кафешек и баров и, наконец, остановилась перед одним со смешным названием "Чуланчик". Если говорить откровенно, Эша предпочла бы поесть в гостиничном ресторанчике - после Костромы кафе ее настораживали, но есть хотелось сильно. Возможно, это было лишь естественной потребностью организма, а возможно, и пресловутым первым звеном в цепочке случайностей... ну да ладно, нельзя же постоянно об этом думать! Когда хочешь есть, то надо это делать!
Взбежав по лестнице, Эша в дверях столкнулась с немолодой женщиной, бешено сверкавшей глазами, словно она стала жертвой на редкость непристойной шутки. Женщина свирепо двинула ее плечом и, не извинившись, простучала каблуками по ступенькам и замахала проезжающим машинам. Недовольно покосившись ей вслед, Эша шагнула в полутемный зал, и за ее спиной мелодично звякнул колокольчик. Зал был небольшим, а из-за заполнявших его полок и полочек, уставленных разнообразными старинными и полустаринными вещами казался еще меньше. На столешницах стояли стилизованные под керосинки светильники, и в целом кафе выглядело простенько, но довольно уютно. Паутины, прилагавшейся к любому чуланчику, здесь не наблюдалось, зато посетителей было много и пустовал лишь один столик. К нему Эша и подошла, отметив, что часть посетителей немедленно уставилась на нее - причем не как на очаровательную шатенку в очень идущей ей кепке (да, мы себя любим!), а как на человека, который сейчас может сделать что-то очень занятное. Взгляды Шталь крайне не понравились. Она покосилась на стойку, возле которой официант, имевший какой-то взъерошенный вид, разговаривал с барменом, потом на одного из посетителей, чей взгляд мгновенно изменил направление и уткнулся в пивной бокал. Эша настороженно огляделась, и прочие взгляды тоже метнулись прочь, словно стайка вспугнутых бабочек. Она посмотрела перед собой. Круглый столик с зеленой скатертью - одна штука. Пепельница - одна штука. Стулья - четыре штуки. Ничего подозрительного пока не обнаружено.
Поджав губы, она выдвинула один из стульев, бросила сумочку на соседний и села.
И оказалась на полу.
Падение было стремительным и легким, Эша нисколько не ударилась и сразу же вскочила. Вокруг затанцевали невесомые смешки, а официант, обернувшийся на звук ее убытия под стол, закричал на весь зал:
- Ой-ой, девушка, вы сядьте на другой, этот сломан, извините, я его сейчас уберу!
Шталь, сердито отряхиваясь, внимательно посмотрела на стул. Это был обычный недорогой стул, каких полным-полно в обычных недорогих барах - черный, металлический, с круглым сиденьем, обтянутым чуть вытертой тканью, разрисованной лилиями. И он не казался сломанным. Под ней не провалилось сиденье, у него не отвалилась ножка, он не накренился в какую-либо сторону. И все же Эша каким-то образом съехала с него, словно с отполированной детской горки. Возможно, стул, все-таки, был сломан. Так Эша тогда думала и про табуретку, попавшуюся ей на кухне квартирки, в которой она останавливалась в Буе. Хоть одетым, хоть голым на табуретке можно было сидеть совершенно спокойно. Но по неизвестной причине относительно новая табуретка с витыми ножками не выносила полупопий в нижнем белье. И человеку, имевшему неосторожность усесться на нее в трусах, немедленно начинало казаться, что он сидит не на табуретке, а на комнатной батарее, уложенной горизонтально - ее поверхность непонятным образом становилась неудобно-ребристой. А вот снял трусы или наоборот - надел штаны - сиди с комфортом! Потом она, конечно, посмеялась, но вначале Эше было совсем не смешно. Потому что Эша заскочила на кухоньку как раз-таки в нижнем белье. И Эша плюхнулась на табуретку с размаху. И синяки у Эши, между прочим, еще не сошли.
Наклонившись и не обращая внимания на смешки, Шталь тщательно прощупала сиденье. Оно не было скользким и держалось как влитое. Она покачала стул - он стоял надежно и не шатался. Она обошла вокруг него, после чего резко сказала официанту, уже подскочившему к стулу и тянувшему к нему руку:
- Стоп!
Тот застыл, словно на него наставили ружье, и произнес:
- А?
Отвернувшись от него, Эша осторожно снова опустилась на стул, накрепко вцепившись в сиденье с обеих сторон, в тот же момент ее пальцы заскользили, словно стул был смазан маслом, и она вновь оказалась на полу.
- Хм, - глубокомысленно сказала Шталь, поднимаясь и снова отряхивая брюки. Официант слегка округлил глаза, и одна его рука потянулась к затылку. Эша покачала стул, потом опять села, применив перед этим мысленную просьбу-нытье, некогда сработавшую с одним из ейщаровских кресел.
И оказалась на полу.
Официант превратился в статую, символизирующую крайнюю степень озадаченности. Из-за соседнего столика громко спросили:
- Девушка, вы мазохистка?
Проигнорировав реплику, Шталь еще раз осмотрела стул, после чего осведомилась:
- Сколько человек упало с него до меня?
- Я ж сказал вам - стул сломан, убрать забыли, - ответил официант, отмирая.
- И давно это происходит?
- Я ж сказал вам не садиться, что это вы вообще делаете?
- Так, ясно, - Эша взяла сумочку. - Сделайте любезность - сядьте на него.
- Это еще зачем? - подозрительно спросил официант.
- За двести рублей, - Шталь протянула ему две купюры, молодой человек принял их, удивленно сел на стул и оказался на полу.
- Значит, и мужчины, и женщины, - пробормотала Эша, сосредоточенно наблюдая, как официант с негодующим видом поднимается с пола. За столиками наступила мертвая тишина. Все головы были повернуты в их сторону. Бармен, облокотившись на стойку, с откровенным интересом ждал дальнейшего развития событий, и когда следующим действием Шталь было требование меню, на его лице появилось жестокое разочарование. За столиками загудели, негодуя, что представление так быстро закончилось, и атмосфера в "Чуланчике" вновь стала такой, какой ей и положено быть. Эша села на другой стул - и осталась на нем. Этому стулу явно было наплевать, кто на нем сидит и зачем. А может, он, как раз, любит шатенок? Или молодых? Или одетых в брюки? Вот и поди разбери! Неплохо было бы, конечно, усадить на этот стул поочередно всех посетителей "Чуланчика" - многие не откажутся от практически даровых денег. Но нельзя. Если стул - одна из разыскиваемых вещей, то создавший ее человек может быть еще в городе - не дай бог, спугнет подобным представлением! Может, он вообще в этом баре работает, как Лиманская!.. Вариант, хотя это было бы слишком просто и слишком большой удачей. Интересно, этот стул из той же серии, что табуретка и ейщаровские кресла или нет?..
- Выбрали? - осведомился официант, вновь появляясь рядом и глядя с неким опасливым ожиданием. Эша кивнула и зашуршала страницами, небрежно тыча ногтем в названия блюд.
- Это, вот это, вот это и стул.
Молодой человек наклонился и вкрадчиво спросил:
- Что?
- Стууул, - повторила Шталь, растянув гласную до невозможности. - Куплю у вас стул. Вот этот.
Официант, выпрямившись, зачем-то огляделся, словно секретный агент, опасающийся слежки, потом снова наклонился.
- Зачем?
- Затем, что я так хочу, - ответила Эша тоном капризной женщины, удивленной бестолковостью собеседника. - У меня такая причуда. Мой врач рекомендовал мне переносить всплески негативной энергии с людей на вещи. Я упала с этого стула, и у меня, естественно, сплошной негатив. Я хочу купить этот стул, чтобы ему отомстить. Иначе мне захочется отомстить вам.
На блеклом лице молодого человека появилось такое выражение, словно ему предстояло в одиночку втащить на девятый этаж рояль.
- Почему мне? - растерянно спросил он, и Эша мысленно отругала себя - официант был явно не из тех, с кем проходят такие высказывания. Таким все следует говорить четко, ясно, и содержание сказанного должно быть простым и мирным.
- Извините, я пошутила. Просто мы с мужем коллекционируем барные стулья, непременно взятые прямо из баров, а такого у нас еще нет. Он же все равно сломан - зачем он вам? Кроме того, вы его вовремя не убрали, - обнажила она кинжал угрозы.
- Я сейчас, - сообщил официант и ушел. Через несколько минут он вернулся и довел до сведения Эши, что они с радостью и даже в убыток себе уступят ей стул за две тысячи. Шталь заметила, что за две тысячи она воробья в поле загонит. Сошлись на тысяче, хотя Эша не сомневалась, что это совершенно вопиющая переплата. Официант забрал деньги, и она ногой придвинула к себе стул, перешедший в ее собственность. Если стул окажется всего лишь стулом, это будет одна из самых глупейших покупок в ее жизни..
Официант вернулся с заказом, аккуратно расставил его на столике и, покончив с этим, тихонько поинтересовался:
- А зачем вам было надо, чтоб я за деньги на стул-то сел?
Эша, неохотно оторвавшись от телятины, утомленно посмотрела в его внимательные глаза.
- Да просто так.
- А-а, - сказал он. - А еще деньги у вас есть?
* * *
Эша, скрестив руки на груди, стояла посередине гостиничного номера и внимательно смотрела на стул. Возможно, стул тоже внимательно смотрел на нее - Шталь не знала, так ли это на самом деле, но, во всяком случае, выглядел он довольно издевательски, и его гнутая железная спинка весело поблескивала под светом лампы.
- Значит, не желаешь, чтобы на тебе сидели? - официальным тоном спросила Эша. - Но ты ведь для того и сделан, разве нет?
Стул молчал - ну, еще бы! Стул был совершенно обычным. И совершенно несломанным - это подтвердили два независимых свидетеля - столяр и сборщик мебели, которых Эша, не откладывая дела в долгий ящик, исхитрилась разыскать в Дальнеозерске этим же вечером и, используя смесь из очарования и денег, заставила стул осмотреть. Они не нашли ни единого дефекта и, несколько раз по очереди каждый с этого стула свалившись, ушли очень удивленные. Вердикт остался прежним. Весь стул был вымерен, выстукан и прощупан. Он был цел.
Но усидеть на нем было невозможно.
- Ладно, - угрожающе сообщила Шталь стулу, - я и не таких раскалывала!
Она перетащила на пол подушки - на всякий случай, ибо, приноровившись, со стула можно было не падать, а просто успевать вовремя вскакивать на ноги - и приступила к дознанию.
Через час она отступила от дознания, вспотев и-таки получив несколько чувствительных ушибов, но так ничего и не добившись. Стул не желал, чтобы на нем сидели. На него не действовали ни просьбы, ни уговоры, ни слезы, ни ругань, ни угрозы, ни реверансы, ни обещания, ни патетические речи. Поцелуи на него тоже не действовали - разумеется, Эша не собиралась упоминать в отчете Ейщарову, что целовалась со стулом. На него нельзя было сесть ни в брюках, ни в юбке, ни в нижнем белье, ни голой натурой. На него нельзя было сесть ни с едой, ни с сигаретой, ни с бокалом вина - ни с чем. Под конец Эше начало казаться, что она уже не столько стремительно слетает с сиденья, сколько стул сам выворачивается из-под нее, словно норовистая лошадь, но так и не поняла, было ли это на самом деле. Бормоча проклятия в адрес своенравного мебельного изделия, она плюхнулась на кровать, глядя на стул почти с ненавистью. Тот все так же стоял посередине комнаты, но теперь тоже выглядел утомленно, хотя и по-прежнему издевательски, и Эша с трудом подавила в себе желание схватить стул за спинку и долго молотить им о стену. Вывод следовал один - либо дело в персоне самой Эши, либо стул не делает различий ни в чем и ни в ком, как та злая ейщаровская книга или ленивая игла. Шталь хмуро посмотрела сначала на компьютер, потом на телефон и, выбрав телефон, взяла его и начала рассеянно вертеть в пальцах. Сообщить о стуле сейчас или потом, когда поймет в чем дело? Но она говорила с нанимателем лишь несколько часов назад. Нет, наверное, не стоит.
В эту секунду из трубки донеслось невнятное бормотание, и, опустив глаза, Шталь увидела светящийся дисплей и имя абонента. Она растерянно прижала телефон к уху, поняв, что машинально нажала нужные кнопки.
- Что у вас? - сказал Ейщаров уже внятно. На заднем фоне отчетливо слышались звуки развеселого застолья, и Эшу немедленно охватило жгучее любопытство. - Говорите быстрее, я занят.
- Я просто хотела сообщить, что купила стул.
- Рад за вас.
- Не иронизируйте, судя по всему этот стул из тех, что вам нужен. Но если вам не интересно...
- Говорите, только постарайтесь покороче.
Эша хмуро сделала краткий доклад, завершив его заявлением, что разобраться в причинах строптивости стула ей не удалось.
- Так продолжайте, - велел Олег Георгиевич, и рядом с трубкой что-то звякнуло. - Разберитесь со стулом и работайте по обычной схеме. Если поймете, что с ним, найти человека будет гораздо проще.
- Я не хочу продолжать с ним разбираться! - буркнула Эша. - Это больно! Вполне хватает того, что сел - и раз, и плюх! Черт знает что, вообще! Как вещи так с него не падают! Чем это я, интересно, хуже вещей?!
- Господи, Эша, - произнес в трубке усталый голос, - я думал, что взял на работу перспективную журналистку, а получил девчонку-нытика.
- Я не девчонка! - возмутилась она. - Мне двадцать четыре! Александр Македонский в двадцать четыре...
- Вы не Александр Македонский, - заметил Ейщаров. Поспорить с этим утверждением было трудно, а заявлять, что, в отличие от Македонского она, по воле Ейщарова, занимается какой-то чушью - опасно, и Эша предпочла промолчать. В далекой Шае чей-то игривый женский голос потребовал от Ейщарова сию же секунду положить телефон и присоединяться к остальным, и Шталь разозлилась еще больше. У них там, видите ли, симпосион, а ее удел - падай себе со стульев и думай - и почему бы это?!
- Ладно, - сдержанно сказала она, - не смею боле задерживать - слышу, у вас там дела.
- Да это так... - неожиданно дружелюбно поведал наниматель, - банкет по случаю подписания контракта.
А, ну-ну. Интересно, Олег Георгиевич, а какой вы бываете, когда много выпьете?
- Пьяный, - со смешком ответил Ейщаров ее мыслям, и Шталь вскочила.
- Что?! И после этого вы будете утверждать, что вы не...
- Эша, как по-вашему, о чем я сейчас думаю? - очень мягко спросил он.
- О... Надеюсь, не о том, чтобы меня уволить?
- Вот видите, быть телепатом совсем несложно, - язвительно произнес Ейщаров и повесил трубку. Эша швырнула телефон на кровать, обругала себя, Ейщарова, стул, и еще раз Ейщарова - на всякий случай. Кипя от злости села на стул, свалилась с него и отправилась спать.
* * *
На следующее утро Эша перенесла дознание стула на улицу. Она кочевала по городским окраинам, выбирала местечки потише и предлагала старательно отобранным прохожим возможность немного заработать, посидев на стуле, изобретая при этом самые разные причины - от съемок передачи до научно-мебельного эксперимента. Большинство из этих причин звучали настолько глупо, что Эша не решилась упоминать их в последующем отчете, но прохожим этого хватало - соглашалось большинство, и после каждого из этого большинства Шталь становилось все грустнее. Стул не принимал никого. Со стула падали и мужчины и женщины, и блондинки и брюнетки, и крашеные и натуральные, и лысые и волосатые, и полные и худые, и дети и старушки - последних Эша старательно ловила. Со стула падали и русские, и азиаты, и кавказцы. Со стула упал и случайно обнаруженный в сквере сомалийский потомок - веселый, иссиня-черный индивидуум в неповторимо яркой вязаной шапочке. Кошки и собаки тоже падали со стула, но этот эксперимент Эша прекратила уже после третьего животного, украсившись длинной царапиной на предплечье. Время уже перевалило за полдень, а у нее по-прежнему не было никаких результатов, и она, раз за разом, устало наблюдала один и тот же процесс: и сел - и плюх! и сел - и плюх! и сел - и...
- А вы почему не упали?! - удивленно-сердито вопросила она, и усевшийся по ее просьбе на стул очередной прохожий посмотрел озадаченно.
- А должен был?
- Ах ты елки-палки! - воскликнула Эша с облегчением и негодованием и быстро обошла вокруг сидящего. Непостижимо, почему ей не пришло в голову сесть именно так! Прохожий был молодым неженатым темноволосым человеком с техническим образованием - таких на стуле уже побывало с десяток, значит, дело было не в нем. - Вы всегда так садитесь?
- Ну, не общественных местах и не в гостях, конечно, - заверил тот, сидевший на стуле задом наперед, положив руки на спинку, - но дома обычно да. А что?
- Встаньте! - потребовала Эша и заняла его место, так же усевшись на стул задом наперед. И так же осталась на нем сидеть, как на любом точно таком же стуле.
- А-а, попался! - злорадно-торжествующе сказала она стулу и шлепнула его по спинке. Молодой человек, убирая более чем, по ее мнению, заработанные деньги в карман, с интересом сказал:
- Забавная у вас передачка, только где ж вы оператора спрятали? А что за передачка - я в местном ти-ви не ориентируюсь, я тут проездом - и надо же, как сразу повезло! Кстати, меня Илья зовут.
- Полина, - Эша перенесла внимание со стула на молодого человека и оценивающе его оглядела. Молодой человек был симпатичным, высоким, спортивным и наглым - как раз в ее вкусе. Конечно, она изыскивает вещи, но это не значит, что она должна проводить с ними все свое время!
- А вы, Полина, скоро с вашей передачкой закончите? - осведомился Илья, глядя на нее не менее оценивающе. - Может быть...
- Быть может, - сказала Шталь.
* * *
- Забавная история, правда? - спросила Эша, аккуратно присаживаясь за служебный столик. Вчерашний блеклолицый официант посмотрел на нее удивленно-настороженно и согласился, что история действительно очень забавная, после чего сообщил, что сегодня они никак не могут продавать стулья, но если она зайдет на будущей неделе... Эша отрицательно покачала головой, разглядывая его. Официант был немного похож на Григория - наставника кухонной техники - такой же худощавый, такой же длинноносый и такое же унылое лицо, но оно было более костистым и более блеклым. К тому же он был намного моложе. Глаза у него были бледно-голубыми, проворными и казались похожими на маленьких зверьков, опасливо выглядывающих из своих норок. Судя по табличке на пиджаке официанта звали Олег, и Эша сердито подумала, что в последнее время как-то слишком много развелось Олегов. Она огляделась - зал был почти пуст. Один из официантов болтал с барменом, другой, стоя возле окна, болтал с мобильником. Третий сидел рядом с Олегом и с аппетитом поглощал румяные, исходящие жиром жареные колбаски.
- Я люблю забавные истории.
Официант согласился, что все любят забавные истории.
- А у вас тут бывало еще что-то подобное?
Олег сказал, что ему нужно идти работать. Эша запустила руку в сумочку и принялась с задумчивым видом раскладывать на столе пасьянс некрупными купюрами. Наблюдая за ней, Олег заметил, что, в принципе, работать сейчас ему и не так уж надо, после чего покосился на поедателя колбасок, тоже наблюдавшего за пасьянсом, и выразительно сделал глазами знак на соседний пустующий столик. Эша сгребла деньги и направилась туда, а когда официант заговорил, мысленно немедленно принялась составлять отчет.
"Подобные случаи происходили в "Чуланчике" четыре раза. Мебель была куплена три года назад, когда он, собственно, и открылся, и с тех пор практически не менялась. Стул испортился вчера - точное время не установлено. Еще один стул испортился два месяца назад, но с него падали не все посетители, из чего можно сделать вывод, что у того стула были совсем другие критерии отбора тех, кто может на нем посидеть. Еще за три месяца до того странно стал вести себя один из столов - с него падали блюда, причем, по заверениям официанта Олега (он вам, случайно, не родственник? - зачеркнуто) - падали с него исключительно горячие блюда - супы, пельмени, жаркое, чашки с кофе и чаем, а вот прочее - например, пиво или, там, салат стояли себе спокойно. Стол не любил горячих блюд? Так и представляю, как стол, на который поставили дымящуюся тарелку с ухой, кричит: "Ай-ай, жжется!" - и сбрасывает уху к чертовой матери (зачеркнуто). А за полгода до этого один из столов вдруг опрокинулся. На него ничего еще даже не успели поставить - он просто взял и опрокинулся. И больше поставить его уже не удалось, он опрокидывался - и все! С ножкой, вроде, все было в порядке, и никто так и не понял, в чем дело. Может, этот стол заболел? (зачеркнуто, вписано "упал в обморок", зачеркнуто, вписано "безвременно скончался", зачеркнуто, вписано "в общем, не знаю я!") В любом случае, от этой мебели избавились и исследовать ее не удастся, поэтому нам с вами (зачеркнуто) - Вам, глубокоуважаемый, хе-хе ("хе-хе" зачеркнуто) придется довольствоваться стулом, пока я не найду что-нибудь еще. Больше ничего вразумительного и интересного официант мне не сообщил и принес мне мой заказ - семгу с корочкой (зачеркнуто), бокал белого полусладкого (зачеркнуто), ржаные сухарики и стакан воды (подчеркнуто).
Эша Шталь".
Едва мысленный отчет был готов, а семга с корочкой наполовину съедена, как Олег, который, вернувшись, вновь сел рядом и принялся болтать какую-то чушь о боулинге и своей стереосистеме, вдруг сказал: "Ой, ну вот!" - и изогнулся так, будто хотел спрятать голову под стол. Одновременно с этим извещающе звякнул дверной колокольчик, и в зальчик прибыло трое новых посетителей. Посетители были довольно юны. Девочке, рыжеволосой и с красивым, но злым лицом, вряд ли было больше пятнадцати, хоть она и выглядела более чем сформировавшейся. Мальчик с длинными темными волосами казался чуть старше, его необъятные джинсы были усеяны множеством столь же необъятных карманов, и он, худой и высокий, походил на метелку для смахивания пыли. Возраст третьего посетителя определить было довольно трудно, но отрешенное выражение его лица с высоко приподнятыми бровями, неопределенной улыбкой и рассеянным взглядом говорило само за себя, и Эша немедленно вспомнила женщину из своего шайского двора, жившую с матерью в соседнем доме. Та только и делала, что с утра до вечера бродила по улице, разговаривала с кошками, по весне собирала целые охапки одуванчиков и в свои тридцать пять лет выглядела не старше шестнадцати. Все же Шталь решила, что третьему посетителю лет семнадцать-двадцать - не больше. Он вошел почти на цыпочках, раскачивающейся походкой, скрещивая колени и припадая на левую ногу, а его левая рука была согнута и прижата к груди. Дружелюбно улыбнулся посетителям, стенам, стойке, бармену и вместе с остальными проковылял к столику неподалеку от Эши.
- Хозяйские дети, - шепотом сообщил ей Олег, вскакивая. - И какого лешего их опять принесло?!
Он подлетел к столику, и паренек и его одарил улыбкой, чуть расплывающимся голосом сказав:
- Привет, Олег!
Остальные не поздоровались, глядя с уверенной надменностью до крайности избалованных детей богатых родителей. Потом девочка негромко заговорила, вздернув подбородок и чуть щуря глаза, и официант согнулся ниже, всей своей фигурой изображая предельную услужливость. В процессе этой неслышной Шталь беседы паренек то и дело весело постукивал пепельницей по столу и громко требовал:
- Мороженого, Олег! Мороженого. Замороженного-замороженного! И шоколад.
- Конечно, Сева, сейчас я принесу тебе мороженого, целую гору, - заверил Олег, и Эшу покоробила фальшь в его добродушном голосе. Девчонка хихикнула, после чего отняла у Севы пепельницу и шваркнула ее на стол.
- Ну хватит, задолбал уже! Неужели нельзя вести себя тихо - хоть не ходи никуда с тобой! Быстрей бы уже Надька вышла! Олег, принеси ты ему это дурацкое мороженое! Видел же, что мы зашли - знаешь же, что он сразу разорется!
Официант, развернувшись, проворно метнулся в сторону кухни. Второй парень, наклонившись, сунул руку в карман джинсов, находившийся ниже колена, извлек оттуда телефон и наполнил зал громкими рингтонами. Его брат потянулся было к сотовому, но тот отодвинулся, продолжая нажимать на кнопки. Девочка изредка томно смотрела на часы, эффектно забрасывала ногу за ногу и скучающе оглядывалась. Эша, сидевшая вполоборота, прижала ладонь ко рту, чтобы не захихикать над ее ужимками, и в этот момент Сева, на фоне своих надменных родственников казавшийся веселым воробышком, втиснутым между голубиными птенцами-переростками, широко, во весь рот, снова улыбнулся - на этот раз Эше, не успевшей отвести глаза, и, решив, что этого мало, поднял руку и помахал ей, задев локтем сестру, которая тут же сердито-вопросительно что-то прошипела.
- Там красивая девочка! - пояснил паренек на весь зал и указал пальцем, и все, кто был в зале, немедленно повернулись посмотреть на "красивую девочку", которая уже отвела глаза, хихикая в недоеденную семгу. Сзади что-то пробурчали, потом прибежал Олег и принялся выставлять на столик заказ. Сева немедленно вцепился в креманку и приступил к поеданию мороженого. Ел он аккуратно, но медленно, подолгу рассматривая каждую ложку перед тем, как отправить ее в рот.
- Ф-фу! - сказал Олег шепотом, наконец усаживаясь на свое место. - Вот не повезло, опять в мою смену. Папаша-то запрещает им приходить сюда, да еще с этим... - он чуть сморщился, - а они все равно таскаются. Если он узнает, им влетит, а если он узнает позже, чем должен был узнать, влетит и нам. И так, и так плохо, а мне так совсем.
- Почему?
- Мать моя у их родителей куховарит, - пояснил Олег. - А эта девка такого наболтать может... ой, сучата еще те! Да еще и двоюродного братца с собой таскают, клиентов отпугивают.
- Чем? - осведомилась Эша не без прохладцы. - Ни ДЦП, ни умственная отсталость не заразны, насколько мне известно.
- Зато выглядят неэстетично. Приятно вам есть, когда рядом вот такое сидит? - Олег вдруг резко наклонился вперед, и Шталь, уже раздумывавшая над тем, чтобы огреть его тарелкой или пепельницей, невольно отдернула голову. - Слу-ушайте, а хотите еще одну забавную историю? Они пришли, и я как раз вспомнил - мать рассказывала. Вам понравится.
- Не, не хочу, - лениво ответила Эша, ковыряя вилкой в рыбе.
- Но это из той же оперы случай - даже еще интересней!
- Ну и что?
- Практически бесплатно, - вкрадчиво и вместе с тем почти жалобно сказал официант. Эша, вздохнув, с видом человека, делающего величайшее одолжение, вытащила парочку купюр и положила на столик, пальцы Олега легли на них и потянули к себе, но Эша прижала деньги к столешнице, и он понимающе ухмыльнулся.
Дополнение к отчету.
"Чуланчик" принадлежит некоему Аркадию Алексеевичу Гречухину, заслуженному предпринимателю, которому, помимо него, принадлежит еще много чего в Дальнеозерске (хотя, конечно, до вас ему очень далеко - зачеркнуто). Недавно, во время празднования дня рождения его жены, которое проводилось в их доме, с праздничного стола по необъяснимой причине все рухнуло на пол и на гостей, хотя никто не наклонял стол, не тянул за скатерть и так далее. Хозяйка дома и ее повариха утверждают, что это происки полтергейста. Хозяин утверждает, что это чушь собачья. О дефектах стола и истинном положении дел ничего не известно, но известно, что в дом в отсутствие хозяина приглашались спецы по полтергейсту (типа охотники за привидениями а-ля рашен - зачеркнуто). Любопытно, что помимо бара и прочего Гречухину так же принадлежат двое детей и племянник, часто посещающие "Чуланчик", в котором иногда странно портится мебель. Может, тут замешан полтергейст, может - наш клиент, и мне срочно нужно узнать, как мне отличить одно от другого. Но, судя по этим детишкам, во всяком случае, двоим из них, в этом доме еще те хозяева, и я туда не полезу ни за что (зачеркнуто) ни за какие деньги (зачеркнуто) только за соответствующие деньги. Кстати, по информации того же Олега (зачеркнуто) официанта (зачеркнуто) козла-официанта (неэстетично ему, блин!.. как будто он сам... - зачеркнуто) супруги Гречухины увлекаются антикварной мебелью, хотя, может статься, выйдет так, что это мебель увлекается супругами Гречухиными.
Эша Шталь".
- Антикварной мебелью? И много ее там? - с интересом спросила она.
- Ой, да до хрена! Правда, мать в ней не разбирается, так что, может, не такая уж она и антикварная - так, фитюльки всякие...
- Ну-ну, - Эша краем глаза наблюдала за столиком Гречухиных-младших, к которому как раз подошли еще несколько подростков и завели с сидящими увлеченную беседу. При этом все недовольно поглядывали на Севу, и Шталь поняла, что ему предстоит проводить с сестрой и братом довольно большую часть вечера. - Господи, зачем он с ними-то ходит, разве дядя не видит, как они к нему настроены? Веселая жизнь у бедняги!
- У него такой метод воспитания, - Олег пожал плечами. - А еще - способ наказания, мать говорила. Как только кто из детей провинится - они обязаны гулять с двоюродным братом. Сам-то он сирота. Вообще-то у него есть что-то вроде няньки, но она попала в больницу - что-то там по женской части... На ее место пока никого не брали - может, ждут, пока она выздоровеет. Поэтому они с ним чаще гуляют, ну и бесятся, естественно!
- Семейка извращенцев! - пробормотала Шталь, склонив голову. - Нет, ну ты слыхал?
Хризолит внезапно разволновался, считая, что осуществлять то, что уже начало оформляться в ее голове, страшно неразумно, и от подобных людей лучше держаться подальше. И от Олега тоже. И вообще Эше Шталь с ее стремлением к неприятностям лучше поселиться на необитаемом острове.
Надавать бы тебе по голове - так и сделаю, как только пойму, где она у тебя!
Камень немедленно замолчал. Это был очень обидчивый камень. Эша побарабанила пальцами по столешнице, потом убрала руку, и Олег утянул к себе деньги.
- Значит, им бы, наверное, пригодился временный работник?
- Раз они и местных никого не берут, то со стороны и подавно не возьмут, - Олег смотрел на ее сумочку. - А вы сто процентов не местная. Нужна веская причина, чтоб они вас взяли.
- Причина будет, - Эша снова посмотрела на столик, и паренек, теперь сидевший чуть в сторонке от остальных, поймав ее взгляд опять ей помахал, и Шталь тоже ему помахала и вновь отвернулась прежде, чем на нее взглянула его рыжая сестра. - А вы, говорите, куховарит, мать ваша?..
- Они всех проверяют, - сказал официант нерешительно. - Слушайте, я не участвую во всяких...
- Боже упаси! - Эша округлила глаза. - Как вы посмели про меня такое подумать?!
- Ну а зачем вам туда тогда?
- Ах, да, формальности, - она вздохнула и, вытащив ручку, написала на сигаретной пачке несколько цифр. Олег скосил на них глаза и сказал:
- Договорились.
Когда-то, Олег, и я так же посмотрела и так же сказала. И крепко влипла.
- Скоро вернусь, - сообщила Эша и, встав, покинула "Чуланчик". Уверенно вызвала номер Ейщарова - сейчас у нее было важное дело, и когда тот ответил, без церемоний и приветствий заявила:
- Мне кое-что нужно.
- Зайдите в банк, - ответил он.
- И еще кое-что.
- Излагайте.
Шталь изложила. Ейщаров немного помолчал.
- Не очень мне это нравится, - наконец сказал он.
- Если работа окажется слишком специфической, я, разумеется, откажусь.
- Хорошо, я вам скоро перезвоню. И зайдите в банк.
- Вы мне уже это говорили, - удивилась Эша.
- Так вам ведь нравится, когда это повторяют.
* * *
- Значит, вы дальняя родственница нашей Наташи? - рыжеволосая хозяйка дома аккуратно сложила бумаги и оценивающе посмотрела на Эшу. - И с какой же стороны, позвольте узнать?
- Троюродного брата. Я здесь лишь на пару месяцев, и тетя Наташа упоминала, что вам нужен временный работник, - Эша чуть поежилась, передергивая плечами и чувствуя себя страшно некомфортно в глубоком кресле с фигурной и очень жесткой спинкой. Ее приняли в холле, и осторожно оглядываясь по сторонам, Шталь подумала, что ей еще не доводилось видеть столь безвкусно и нелепо обставленного помещения. Мебель здесь была явно дорогая, и по отдельности, многие из предметов обстановки смотрелись бы великолепно, но их здесь было столько, что холл больше походил на склад и безнадежно проигрывал по сравнению с продуманной уютной красотой, с которой Эша встретилась в ейщаровском кабинете. Сама хозяйка дома и двое ее детей, Макс и Ника, сидевшие напротив на золоченом тонконогом диванчике, обтянутом фисташковым сафьяном, как-то терялись на фоне всей этой мебели и казались лишь дополнением к обстановке. Таисия Игоревна, высокая, грациозная особа, выглядевшая намного младше своих сорока двух лет, сидела, чуть склонившись к подлокотнику в позе, исполненной легкого аристократичного утомления. Девочка, сидевшая справа от нее, была точной ее копией. Подбородок она задирала высоко, а в позе, повторявшей позу матери, была откровенная рисовка. Ее брат, пристроившийся слева, играл со своим сотовым, болтая ногами. Кроме них в холле находился лишь сурового вида человек, неподвижно стоявший неподалеку от напольных часов. Человек смотрел на Шталь с рабочим интересом. Прочие смотрели так, будто она была пьяным слесарем, ввалившимся на светский раут, и Эше невольно вспомнились строчки из песни:
Смотри - на балконе семейство во фраках.
Как чинно они поглощают омлет!
Ну кто мог поверить, что здесь была драка
За очередь первым войти в туалет.1
- Ну, нам действительно нужен прогульщик, - задумчиво произнесла Таисия Игоревна, и Эша, спрятав начавшую было зарождаться ухмылку, подумала, что до сих пор ей доводилось прогуливать лишь уроки и лекции. - Где-то на неделю, на две, пока Надя не выйдет, но если я и возьму кого-то, то только из местных...
- Ты и из местных никак выбрать не можешь! - прошипела ее дочь.
- Помолчи!
- Нет уж! Взяла бы уж хоть кого-то! Я хочу по вечерам нормально с друзьями гулять, и Макс тоже, а вы нам постоянно навязываете это чудо! Ну куда с ним ходить?! Сева, конечно, ничего, но наша жизнь ему не подходит. Или нанимай кого-то, или отдай его в детский сад, я не знаю! Или пусть дома сидит!
- Врачи рекомендуют прогуливать его каждый день, - недовольно ответила Таисия Игоревна, и Шталь нахмурилась - тон у нее был таким, словно она говорила о больном псе. - Собственно, здоровье у него в порядке, и вся работа заключается в том, чтобы до выхода Нади гулять с ним днем и наблюдать за ним, когда он в доме. У моего племянника спастическая гемиплегия и очень пониженный интеллект, и он... довольно неуклюж, поэтому надо следить, чтобы он себе не навредил.
Эша внезапно с отвращением поняла, что хозяйку беспокоит не столько повреждения племянника, сколько возможные разрушения, которые он может совершить в ходе своих прогулок. Упасть, например, на какой-нибудь хрупкий столик или вазу своротить.
- У него строгий распорядок дня, - продолжила Гречухина, - ложится он рано, обслуживать способен себя сам, но все равно надо быть готовым ко всему, поэтому человек, присматривающий за ним, должен проживать в доме. Вот почему я предпочла бы...
В этот момент отворилась входная дверь, и в холл громким шагом вошел очень большой человек, масштабный не столько в длину, сколько в ширину и похожий на дирижабль, который плохо одели в очень хороший костюм. Несмотря на то, что человек казался добродушным и наличие Эши в кресле встретил широкой улыбкой, Шталь он не понравился. Ей вообще никто здесь не нравился, и она чувствовала, как под тканью кофточки нервничает хранитель ее благоразумия - ему здесь тоже никто не нравился.
- Что, еще одна? - осведомился он, расстегивая пиджак и опускаясь в кресло, которое жалобно вздохнуло. - Тася, мне это уже надоедает! Вообще-то, мне кажется, что с Севой должны гулять брат и сестра, для того семья и существует!
- Папа! - негодующе воскликнула Ника, вскакивая, а ее брат лениво заметил, что днем они все равно в школе, а вечером Севе гулять ни к чему.
- Цыть, потомки! - гаркнул хозяин и ткнул в Эшу взглядом, словно указательным пальцем. - И как мы называемся?
- Мы называемся Лера Казакова, - рапортовала Шталь, с неудовольствием подумав, что Ейщаров мог бы выбрать и что-нибудь поблагозвучней. Таисия Игоревна кратко пересказала мужу резюме гостьи, и тот одобрительно кивнул.
- Это хорошо, когда молодежь сама зарабатывает, а не вешается на чью-то шею.
Эша подумала, что была бы не прочь повеситься кое на чью шею, но вслух, разумеется, этого не сказала. На лицах обитателей дивана появились кислейшие улыбки - они явно не одобряли подобного жизненного девиза, после чего все дружно повернули головы к лестнице, от которой донесся нестройный звук шагов, и вскоре на ней появилась осторожно спускающаяся раскачивающаяся фигура, крепко держащаяся за перила.
- Что ты делал наверху? - недовольно спросила Таисия Игоревна. - Я ведь сказала тебе быть в своей комнате. Иди...
- Нет, так даже лучше! - перебил ее муж. - Шагай-ка сюда, Севка!
Тот нерешительно пересек холл, остановился возле кресла, и Шталь машинально встала, что удалось ей лишь со второй попытки - кресло действительно было слишком глубоким. Сева улыбнулся чуть расплывающейся, но приветливой улыбкой, и Эша так и не поняла, узнал он ее или нет. Он казался намного приятней прочих обитателей дома, и черты его лица, которое словно постоянно тянули вверх за невидимые ниточки, все же выглядели четкими и правильными. Темные глаза смотрели немного пустовато, каштановые волосы средней длины лежали аккуратно и казались очень мягкими. Прежде чем Эша успела что-то сказать, Сева начал беседу сам:
- Ты будешь со мной гулять?
- Ну...
- До самой реки?
- Если...
- Это хорошо, - констатировал Сева и крепко ухватился за ее запястье, повернувшись и чуть передвинувшись, словно пытался спрятаться Эше за спину. Гречухин довольно сказал:
- Ну вот и решено почти.
- Наконец-то и Сева нашел себе девчонку, - съюморил братец, продолжая развлекаться с мобильником. Хозяин дома встал, поправил свой внушительный живот, шагнул к диванчику и взял у жены документы.
- Ваши?
- Ага.
- Проверить, - приказал он, и через холл к нему подошел еще один человек, появившийся словно бы из стены, забрал документы и так же таинственно испарился. - Завтра мы все решим окончательно, а пока вы свободны.
"Если бы!" - мрачно подумала Шталь.
* * *
Официальная часть работы оказалась еще менее сложной, чем предупреждала Гречухина - ей практически ничего не приходилось делать, но недостатки заключались в том, что ее перемещения по дому были сильно ограничены. Таисия Игоревна в первый же день провела ее по особняку и тщательно объяснила, куда Эше ходить не следует, на какой мебели можно сидеть, на какой нельзя и к какой лучше вообще даже не приближаться. Попутно она с восхищенным придыханием излагала подробную биографию каждого стула или дивана - даже классических и ампирных, которые, как оказалось, Гречухина не жаловала. Ее речи сплетались в причудливые, не без примеси хвастовства и тщеславия узоры, инкрустированные бесчисленными фамилиями и титулами, и переходя вслед за ней из комнаты в комнату, от кресла к креслу, Шталь впадала во все большее отчаяние. Трехэтажный дом не был таким уж огромным, но мебели здесь было не просто много - ее было немыслимо много, она стояла повсюду, даже в коридорах и на лестничных площадках, и для жизненного пространства было оставлено довольно мало места. Найти здесь что-то нужное, если оно было, а через него - кого-то нужного, если он тоже был, казалось невозможным, и Эша с легкостью бы согласилась променять все изящные стульчики, бесчисленные столики и комоды на пресловутую иголку в стоге сена. Она даже хотела позвонить Ейщарову и пожаловаться на невыполнимость задачи, но тот, очевидно, предусмотрел такой вариант и своевременно отключил телефон.
Хлопот с подопечным у Эши почти не было. Ее поместили в соседнюю с ним комнатку, обставленную не антикварной, но стилизованной мебелью, которую Шталь немедленно исследовала на предмет плохого поведения, но пока ничего не обнаружила - мебель вела себя вполне пристойно, даже после того, как Эша для проверки наговорила ей кучу гадостей, попрыгала на кровати и опрокинула с самого начала не понравившийся ей стул в глупых розовых цветочках. Из этой комнаты ей было хорошо слышно, что Сева встает довольно рано - уже после семи утра за стеной ходили, включали телевизор и что-нибудь роняли. Но завтракать Севу приглашали не раньше девяти, и Эша думала, что это делалось для того, чтобы паренек не встречался с остальными членами семьи. В девять Ника и Макс уже были в школе, Аркадий Алексеевич - на работе, и в доме оставались лишь мебель и хозяйка, которая изредка заходила на кухню пожелать племяннику доброго утра. Она делала это так, будто выполняла обязательную утомительную работу, и улыбка ее отдавала лимоном, но Севочка, ничего не замечавший и не понимавший, весело улыбался в ответ, и Эша, сжимая губы, свирепо втыкала вилку в подсушенный яичный глазок, в котором искренности и доброты было куда как больше, чем в светлых глазах Севочкиной тети. Но потом Гречухина уходила, и все становилось хорошо, и Сева болтал ногой и сыпал веселыми детскими фразами, дергая Шталь за локоть, чтоб она не пропустила ни одной, и властвовавшая на кухне добродушная толстуха Наташа подкладывала им добавки, иронично именуя Шталь "племяшкой". Эша так и не поняла, как сын уговорил ее на это, но готовила Наташа так, что Шталь всерьез начала опасаться за свою фигуру.
Ежедневно после завтрака гречухинский водитель отвозил их в центр, к небольшому особняку из розового камня. Эша следила, чтобы Сева благополучно выбрался из машины, возле особняка их неизменно встречал невысокий тихенький человечек с плюшевой бородой, обнимал Севу за плечи и уводил в особняк на какие-то специфические реабилитационные процедуры. До половины второго Эша была предоставлена самой себе, потом возвращался Сева, утомленный, но очень довольный, препровождался в машину, и они ехали домой, а после обеда отправлялись на прогулку. Тетушка Тася настаивала на длительности прогулки, ее муж требовал, чтобы Сева не утомлялся излишне, поэтому Эша выбирала нечто среднее, согласовывая это с самим Севой, который, как она заметила, был только рад оказаться вне дома. Чаще всего их отвозили подальше от шумных улиц и оставляли в покое, пока Эша по телефону не вызывала водителя обратно. Охрана никогда их не сопровождала. Большую часть времени они бродили по тихим местечкам, по ивовым паркам или спускались к Денежке. Возле реки Сева затихал и подолгу просиживал под старыми ивами, глядя на быструю весеннюю воду так пристально, словно пытался отыскать в ней нечто, безвозвратно потерянное. Многие прохожие здоровались с Севой - с разной интонацией, но здоровались - он жил в Дальнеозерске с рождения, и его здесь хорошо знали. Эше не раз казалось, что Сева предпочел бы, чтоб его знали поменьше, а когда какая-нибудь старушка принималась квохтать над "бедняжкой", он нетерпеливо дергал Шталь за рукав, и она его уводила. Пару раз прогулка была подпорчена представителями растущего мужского поколения лет восемнадцати, позволявшими себе в их адрес хихиканья и высказывания различного свойства. Слушая их, Сева непонимающе улыбался и дергал Эшу за рукав. Эша улыбалась понимающе, зажимала Севиной ладонью одно его ухо, своей - другое, и тоже принималась позволять себе высказывания. Ругателями оппоненты оказались никудышными, Шталь же прошла хорошую школу, и во второй раз молодые дальнеозерцы даже покраснели. Сева же после засыпал ее вопросами - как выяснилось, он подслушивал.
Ужинал Сева в кругу семьи в небольшой столовой - вероятно, по настоянию Аркадия Алексеевича, Шталь же ела на кухне вместе с Наташей, которая сразу же после ужина уходила домой. Прочие после ужина куда-то разбредались, Сева же большей частью сидел в своей комнате, и Эше редко когда приходилось его сопровождать, если тому вдруг вздумывалось бродить по дому. На улице Сева много говорил, дома же был тих, как мышка, и разговаривал с ним большей частью Аркадий Алексеевич, прочие же его почти не замечали, глядя насквозь или со скукой, и лишь однажды Эша заметила в вечерних глазах хозяйки, обращенных на племянника, неприкрытую ненависть. Почему-то это ее напугало, и она передвинулась, разбив собой взгляд, хотя Сева вряд ли бы что-то заметил. В целом же эти вечера были довольно нелепыми, и Эша с нетерпением дожидалась ночей и утренних часов, когда могла относительно спокойно заниматься настоящим делом. "Кто из вас?" - думала она, приглядываясь к лицам обитателей особняка. "Кто из вас?" - думала она, приглядываясь к мебели. А выпадавшее ей свободное от дома и Севы время нескучно проводила с Ильей, который пока что никуда не собирался уезжать.
* * *
"Возможный подозреваемый - раздвижной обеденный стол французского производства начала 19 века. Раздвигается на семь метров, так что, в принципе, на нем даже можно вполне с комфортом жить или кататься на велосипеде. Выглядит красиво, но немного мрачно - это из-за лошадиных голов по углам, у которых такой вид, будто они все разом страдают зубной болью. Поставила на стол стакан с водой, а сама сижу за столом. Стакан не падает. Может, стол ничего не имеет против шатенок? Или Эш Шталь? Или это оттого, что в стакане не водка? Знаете, Олег Георгиевич, наверное все это ерунда, просто кто-то из гостей скатерть дернул - вот и все! Праздник же был - как же на празднике за скатерть не дернуть?! Это ж неважно, что праздник только начался. Хотя Наташа говорит, что блюда скатывались в разные стороны... ой, ну не знаю! Вам же если начнешь ныть, что все это ерунда, так вы тут же: "А это интересно!" А то, что Эша из-за ваших интересов получает пинки, так это... Между прочим, утром кто-то налил мне перед дверью подсолнечного масла, и я требую компенсации за приличный синяк не скажу где. Подозреваю, что это Макс, уж больно ехидная у него постоянно физиономия. Хотя такая же физиономия и у Ники, да и мадам Гречухина не лучше, только у нее в ехидство с лихвой добавлено эрзац-аристократического презрения - вечно смотрит на меня так, будто я явилась прямиком из сточной канавы, и с меня еще капает. Можно, когда я закончу дело, то всех их убью? Заранее спасибо.
Ладно, стол. Эмоционального фона, как в случаях с техникой и камнями, пока не ощущаю. Стол как стол... разве что, как и от того стула, тянет чем-то издевательским, хотя, возможно, это лишь мое воображение. Почему-то вновь подумалось про Макса - верно, стол на него чем-то похож. Кстати, Макс - единственный, на кого в тот вечер ничего не упало. Итак, стол в доме три месяца, в тот вечер его накрыли в первый раз. Все было спокойно, пока Гречухин не довел свой тост до середины. Может, столу не понравилось, что он сказал? Или кто-то из гостей что-то сделал. Может, ножку пнул. Может, бокал опрокинул. Стол и обиделся - вот вам, праздник, вот вам! Кстати, как вы могли догадаться, мебель куплена совершенно в разных местах и в разное время. Но это еще не доказывает, что нужный вам человек живет или работает здесь. В конце концов, это мог быть и кто-то из гостей - из тех, кто часто здесь бывает и успел найти с мебелью общий язык. А может, этот стол вообще проклят, почем мне знать?! Он же очень старый - мало ли чему он набрался от своих хозяев. Может, на нем задушили какую-нибудь плохую повариху. Или жену, плюнувшую в фамильный суп. Или на нем истекал кровью какой-нибудь не в меру прыткий граф, и в столешнице поселился его мстительный дух. Или какой-то демон. Тук-тук, демон, ты дома?.."
- Что это вы делаете?!
- Любуюсь прекрасным эклектическим столом, - пояснила Шталь, прерывая отчет и выпрямляясь навстречу удивленному взгляду Наташи. - Между прочим, вы должны меня называть на "ты". Излишнее уважение к племяннице - это подозрительно.
Повариха-домработница заметила, что укладываться на стол - еще более подозрительно. Эша сказала, что упала. Наташа ответила, что так не бывает - вот если б в непосредственной близости от "прогульщицы" находилась особь мужского пола, то тогда ее падение на стол выглядело бы, по крайней мере, естественно, а так - это подозрительно. Шталь решила больше не оправдываться и скромно села на разлапистый столовый стул, опустив глаза долу и сложив руки на коленях. Наташа взмахнула большими распаренными ладонями:
- Ой, ну поглядишь - просто ангел божий!
Эша сообщила, что она, конечно, не ангел божий, но так, вообще, где-то рядом. Толстуха, фыркнув, тяжело уселась на стул напротив. От нее вкусно пахло жареными грибами и свежим хлебом, и Шталь, хоть уже и пообедавшая, невольно сглотнула. Наташа понимающе улыбнулась. Установился мир.
- Тася наверху, - сказала она, предваряя безопасность беседы. - Так что ж ты тут ищешь, деточка?
- Ну я же вам говорила, возможность взглянуть на такую замечательную коллекцию антиква...
- Ты не наводчица, - убежденно произнесла Наташа и выразительно погрозила Эше пальцем - настолько выразительно, что в глубине души Шталь порадовалась, что она действительно не наводчица. - Я людей чую. И Севочке ты нравишься. Надька-то ему не особенно... нельзя к детям таких сухарей пересушенных пускать, я считаю. Но вообще, конечно... и как я дала Олежке себя уболтать? Ладно, приработок пригодится, я все равно скоро уволюсь из этой семейки. Если б не Севочка, давно б уже ушла. Ой, такой чудный мог бы быть мальчик, да видишь, как, бог-то положил... И никто же его тут не любит - даже дядя, хоть и воркует, а без души. Мать-то его одна растила, а несколько лет назад пропала - так и не нашли ее...