Они разместились в просторной гостиной на первом этаже, обставленной красиво, но скудно - Рита уже успела распродать часть мебели, поэтому Роман и Валерий принесли из соседних комнат несколько стульев. Роман успел заметить, что жилых комнат в особняке было очень мало, и в большинстве помещений не было вообще никакой обстановки. Таранов разжег огонь, и гостиная сразу же стала казаться намного уютней. Шайдак и один из мужчин отказались от предложенных стульев и с удобством расположились на медвежьей шкуре перед зевом камина, в котором весело плясали язычки пламени. То и дело кто-нибудь из собравшихся оглядывался на большое окно, к стеклу которого прижимались скопища черных туманных змей. Едва они вошли в дом, как связывавшие их нити мгновенно истаяли, но снаружи уже весь остров погрузился в клубящуюся тьму, сквозь которую едва-едва просвечивала часть сада, в котором буйствовал ветер. Рита зажгла огромную люстру под потолком, похожую на хрустальный дворец, и яркий свет безжалостно освещал чужие лица, не давая спрятать ни страха, ни изумления, ни злости.
Во время рассказа Роман исподтишка изучал новых знакомцев, пытаясь понять, с кем ему предстоит провести ближайшее время и от кого из них следует ждать каких-либо неприятностей. Сидя в кресле, на подлокотнике которого умостилась Рита, и чуть поглаживая большим пальцем ее ладонь, лежавшую в его руке, он поглядывал то в одну сторону, то в другую, то и дело натыкаясь на такие же вороватые, изучающие взгляды. Таранов боком стоял возле окна и курил, внимательно глядя на улицу, и от его крепко сбитой фигуры веяло спокойствием. Нечаев сидел на стуле. Он не слушал, не говорил и ни на кого не смотрел - он просто присутствовал. Роман уже заметил, что Ксения то и дело постреливает в его сторону женски-заинтересованным взглядом, но Валерий, окутанный мрачным, скорбным облаком, ничего вокруг не замечал. По-хорошему, Нечаеву следовало бы сейчас как следует напиться, а потом лечь спать, но никто из них сейчас не мог позволить себе такой роскоши.
Чем дольше Роман смотрел на них, тем больше что-то ему не нравилось, хотя пока он так и не понял, что именно. Что-то в них казалось ему одинаковым - не в лицах, не в жестах, не в словах - может быть, что-то, изредка мелькавшее в глубине глаз каждого - какой-то едва заметный огонек. Но, возможно, ему это только казалось. Люди, которые сидели перед ним, явно не были знакомы друг с другом прежде - даже Шайдак, которая всех знала поименно и со всеми - даже с ним, Ритой и Валерием общалась так, будто они знали друг друга добрый десяток лет. Несмотря на говорливость и довольно развязное поведение, она казалась девицей неглупой и проницательной, но поди еще разбери, что там скрывается в этой коротко остриженной, как у мальчишки, голове?!
Альбина Оганьян, одна из женщин, которых он пугнул в саду, внешне относилась именно к тому типу, который он называл "бархатным" - темноглазая и черноволосая, с мягкими классическими чертами лица и завораживающе плавными, где-то даже томными движениями, и Савицкий сразу же заметил, что Рита, несмотря на обстоятельства, наблюдает за ней внимательнее, чем за другими, и внимательность эта не лишена ревности. Глаза Альбины задумчиво поблескивали из-под длинных пушистых ресниц, и казалось, что она смотрит на всех сразу и в то же время ни на кого, увлеченная какими-то своими мыслями, и ее рука с сигаретой то и дело поднималась к губам так мягко и неторопливо, что чудилось, будто сигарета плывет сама по себе.
Виктория Корнейчук была нервной, костлявой особой с тускло-каштановыми волосами и такими же тусклыми карими глазами, цепко смотревшими сквозь стекла очков. Она казалась самой старшей среди женщин в этой комнате. Возможно она выглядела бы гораздо симпатичней, если бы пользовалась косметикой и одевалась бы поизящней и поярче, но на лице Корнейчук не было и следа макияжа, землистая пористая кожа заядлой курильщицы выглядела неприглядно, а волосы спадали на плечи несвежими прядями. Резкий, с нотками истеричности голос отчего-то ассоциировался у Романа со звуком бормашинки старого образца, а глаза на всех без исключения смотрели неприязненно и подозрительно.
Четвертая представительница женского пола, Елена Токман, по возрасту была не старше Ксении и так же мала ростом, но на этом их сходство заканчивалось. Это была пухлая девица с большой грудью, одетая сплошь в черное, и торчащие перьями угольно-черные волосы делали ее бледное лицо еще более бледным, почти белым. У нее были изумрудные, изумительно красивые глаза - настолько яркие, что Роману вначале подумалось, что это цветные линзы, и только позже он выяснил, что это не так. В отличие от Корнейчук, презиравшей женские косметические ухищрения, Токман была накрашена от души - кроваво-красная помада на губах и густо положенные темно-серые тени, от которых изумрудные глаза, казалось, проваливались куда-то в глубину глазниц. В глубоком вырезе свитера, из которого выпирали белые полушария грудей, блестел свисающий с цепочки золотой оуроборо - змея, кусающая себя за хвост, а на левом крыле носа сиял красный камешек, похожий на застывшую каплю крови. Елена казалась самой напуганной и в то же время самой любопытствующей, и ее манера разговора походила на осторожно протягивающиеся к неизвестной зверюге пальцы, готовые отдернуться в любой момент.
Владимир Зощук, все еще сокрушавшийся по своей несостоявшейся встрече, выглядел человеком, который не представляет из себя ничего особенного ни внешне, ни внутренне. Светловолосый, аккуратненький и невыразительный, он сидел тихонько, то и дело обшаривая комнату оценивающим взглядом и накрепко вцепившись в свой телефон, словно тот был его единственным спасением. Зощук расположился на стуле, который отодвинул подальше от других, и всем своим видом показывал, что он совершенно отделен и к прочим не имеет никакого отношения. Роману он сразу же крайне не понравился, и за Владимиром он наблюдал особенно тщательно, но пока тот не подавал поводов для беспокойства, и на его полном тщательно выбритом лице было лишь испуганное внимание.
Юрий Семыкин, устроившийся у камина рядом с Ксенией, был черноволос, красив и нахален. Испуг и растерянность чувствовались в нем меньше, чем в остальных, а взгляд постоянно ощупывал сидящих в гостиной женщин, не оставляя без внимания даже блеклую Викторию. То и дело в процессе рассказа он как бы невзначай подвигался к Шайдак, прижимаясь к ней плечом, словно бы ища поддержки, и пару раз даже попытался приобнять ее, но Ксения бесцеремонно оттолкнула его, очень тихо что-то сказав - судя по выражению лица Семыкина, что-то очень некультурное, и наблюдавший за ними Илья Безяев, невысокий и юркий, как уж, не выдержав, показал Шайдак два торчащих больших пальца, но тут же, нахмурившись, снова сосредоточился на услышанном, то и дело задавая вопросы. В основном, только он и задавал вопросы, остальные либо слушали молча, либо вставляли разнообразные эмоциональные восклицания, Безяев же, казалось, силился вытащить на свет божий все мало-мальски значимые детали, которые рассказчики, по его мнению, могли бы упустить. Почему-то его очень интересовали ассоциации.
- Когда вы это увидели, у вас это с чем-нибудь ассоциировалось?
- Этот момент вам ни о чем не напомнил?
- ...не почувствовали ли что-нибудь знакомое... может, из недавнего прошлого?
В конце концов Альбина мягким ленивым голосом попросила его ограничить количество своих идиотских вопросов. Безяев, вспылив, сказал, что пытается понять, что происходит, до самого дна. Альбина возразила, что благодаря его попыткам, прочие с каждой секундой понимают все меньше и меньше, после чего Савицкий раздраженно заявил, что отправит обоих хлопать крыльями на улицу, и они замолчали, поглядывая на него не без опаски.
Когда рассказ подошел к тому моменту, как слушатели прибыли на остров, Рита закурила очередную сигарету и уставилась в окно, за которым мельтешили туманные нити. Ее рука заметно подрагивала, и в сжавшейся на подлокотнике фигуре чувствовались напряжение и выжидающий страх, словно она боялась, что все сейчас скопом кинутся на нее и разорвут на куски. Роман встал и, легко тронув ее за плечо, взглядом приказал перебраться в кресло, что Рита и сделала, устроившись в нем и поджав под себя ноги, а он, повернувшись, встал перед креслом, глядя на остальных как бы между прочим. Краем глаза он заметил, как слегка подобрался на стуле Нечаев и самую малость ожил его тусклый, невыразительный взгляд. Это Романа порадовало - Валерий все еще был здесь.
- Это самая бредовая история, которую мне доводилось слышать, - ровно произнес Таранов, не отворачиваясь от окна, - а я их слышал немало.
- Не хотите же вы сказать, что у всех нас, - Ксения ткнула указательным пальцем в сторону стекла, на клубящуюся черную дымку, - затянувшаяся коллективная галлюцинация?!
- Разве я это сказал, девочка? - мягко поинтересовался Сергей и повернулся, но смотрел он не на Шайдак, а на Риту, жалобно и виновато взглянувшую на него из-за спины Савицкого. - Я лишь сказал, что это бредовая история. Маргарита Алексеевна, перестаньте на меня так смотреть. Я вас ни в чем не обвиняю.
- И в самом деле! - Шайдак вскочила, сунула руки в карманы светло-зеленых брюк и деловито прошлась по комнате. - Это, в принципе, всего лишь творческие издержки. Там могли оказаться чьи угодно фамилии, так что...
- Но оказались наши! - холодно перебила ее Альбина и забросила руку за голову, пристально глядя на Риту. - Может, это и случайность... удивительная, редкая случайность, но ответственности это не снимает...
- Давайте вы уж потом устроите показательное судилище, - Безяев поерошил свои светлые волосы. - Делать-то чего теперь? Вы все видели, что творится снаружи. Рома сказал, что эта... это... оно что-то хочет... Хочет книгу, не так ли?!.. Поскольку его собственную...
- Погодите, погодите, - подал голос Зощук, - не нужно сразу же рваться в бой. Прежде нужно кое-что обсудить.
- А мы чем занимаемся? - удивилась Ксения. Владимир покачал головой и обвел всех быстрым и в то же время осторожным взглядом.
- Вы меня не поняли. Вставив наши фамилии и имена в свою книгу, Рита тем самым подвергла нашу жизнь серьезной опасности, не так ли, Рита?
- Да, это так, - ровно ответила она, и тотчас Роман криво улыбнулся, сообразив, что именно собирается обсуждать Зощук. Умора - да и только! Семыкин встал, подошел к журнальному столику и взял сигарету, и Таранов тотчас неторопливо отошел от окна. Глянув на его непроницаемое лицо, Роман чуть насторожился и попытался проследить направление его взгляда, но так и не понял, куда тот смотрит.
- Скажите, это ваш дом?
Рита молча кивнула, и Владимир тоже кивнул - удовлетворенно.
- Очень хорошо, значит женщина вы состоятельная. В таком случае, думаю, все мы имеем право на некую материальную компенсацию, разве нет?
- Ну ты и идиот! - весело возмутился Илья. - Да сейчас...
- Сейчас именно самый подходящий момент! - отрезал Зощук с неожиданной решимостью. - Прежде, чем что-то пытаться сделать, мы должны получить какие-то гарантии.
- В принципе, это не так уж неправильно, - задумчиво произнес Семыкин. - Мы - сторона пострадавшая. Раз вы сваляли дурака таким оригинальным способом, следует заплатить.
- Я юрист, - подхватил Владимир, - и сейчас же смогу все должным образом оформить. А потом уже будем что-то решать...
- Да вы просто ненормальные! - воскликнула Виктория, и в ее глазах сверкнуло что-то фанатическое. - О чем вы говорите?! Вы еще не поняли, что происходит?! Насколько все это уникально?! Мы стали частью такого необыкновенного явления - частью ожившей книги!.. А вы о каком-то мусоре! Поймите это, прочувствуйте! Как много человек вложил в свое произведение, что оно смогло вернуть его из другого мира! Это как надо было написать?! Это же...
- Ой, Вика, - задушевно сказала Шайдак, - рыдают по тебе дяденьки в белых халатах! Ты похожа на тех персонажей в страшных фильмах, которые всегда защищают чудовище, утверждая, что оно - ценная находка для науки.
- Давайте не будем о персонажах! - взвилась Токман, некрасиво распялив пухлые кроваво-красные губы. - Мне на тот свет неохота совершенно! Уникальность уникальностью, но вы видели, что там с нашим городом творится?! И что творится здесь?! При чем тут деньги?! Или вы, как в том фильме - сберкнижку мне, она мне сердце согреет?!
- А может, стоит просто выждать? - Альбина изящно пожала плечами. - Может, все закончится само собой?
- Насколько я помню творческие изощрения Ивалди, в них никогда все не заканчивалось само собой, - Елена криво усмехнулась и в упор посмотрела на Риту. - Я так и знала, что вас двое... не меньше двоих, во всяком случае - больно неровное повествование порой получалось. Но вещи довольно занятные.
- Не знаю, по-моему, это была совершенная чушь! - заявил Илья. - Просто в хорошем исполнении! Замысел хреновый, но вот его воплощение...
- Вы читали эти книги? - быстро спросил Роман, опередив Риту, которая уже шевельнула губами, чтобы задать тот же вопрос. Безяев кивнул, и в тот же момент Юрий, остановившийся рядом со спинкой Ритиного кресла и до сих пор казавшийся совершенно спокойным, вдруг дернулся вперед и вниз, одной рукой хватая вскрикнувшую Риту за волосы, а другой за горло. Но его пальцы, уже коснувшиеся тонкой шеи, тут же слетели с нее, и Семыкин взвыл от боли в вывернутой руке, отпуская золотистые пряди. Роман коротко ударил его в нос, Юрия слегка отнесло назад, и он тут же с каким-то маниакальным упорством рванулся обратно, но с другой стороны его перехватил самую малость припоздавший Сергей, и черноволосый красавец полетел кувырком, боком стукнувшись о журнальный столик и едва его не опрокинув. Токман испуганно взвизгнула, Ксения же нервно рассмеялась, глядя, как Семыкин возится на полу, ошеломленно мотая головой и силясь подняться.
- Двое на одного?! - с ненавистью прошипел он и с трудом сел, утирая кровь, хлещущую из разбитого носа. - Что вы сидите?! Вы еще не поняли, что все сдохнете из-за этой суки и ее братца?! Не поняли?! Вы же сдохнете!..
Поднявшийся Валерий оборвал его слова пинком в бок, снова отправившим Юрия обратно на пол, потом хрипло рявкнул:
- Так! Всем сидеть спокойно! Предложения и критику высказывать только в устной форме! И без того уже куча народу погибла, еще давайте вы друг друга укокошите! Хватит!
- О, представитель закона вспомнил, кто он такой! - лежащий Семыкин болезненно захохотал. - Только закон сейчас здесь силы не имеет, насколько я вижу! Твой закон остался в городе! А города того, наверное, и нет уже!
- Как это нет?! - взвизгнула Токман. - У меня там... муж сейчас на работе... и там мои...
- У всех там кто-то остался, - нервно заметил Илья. - Поэтому чем быстрее мы что-то...
- А что именно? - насмешливо спросила Оганьян, меняя позу и поудобней устраиваясь на диване. - К тому же, вы не знаете, что конкретно происходит и что оно хочет. Насчет книги - это лишь предположение одного-единственного человека, который... как бы это сказать... словом, такой же персонаж, как и мы. Но сам автор никаких пожеланий пока не высказал. И пока нам не сказали, что от нас требуется, лучше не предпринимать никаких поспешных действий.
- То есть, если дать тебе конкретные указания, ты гарантируешь немедленность их выполнения, солнышко?
Альбина, вздрогнув, обернулась, потом вскочила, глядя на светловолосого парня, который стоял позади дивана и доброжелательно улыбался, показывая острые зубы, и глаза его отливали яркой зеленью. Все, кроме Риты, тоже повскакивали, а Валерий напротив опустился на стул с видом человека, которого вновь заставляют смотреть опостылевший фильм. Юрий медленно поднялся с пола, сплюнув кровавый сгусток, и провел ладонями по волосам, с силой заглаживая их назад. Таранов сделал несколько шагов вперед, оказавшись почти вровень с диваном. Роман, оставшись стоять на месте, с холодной злостью произнес, глядя на обращенное к нему солнечно улыбающееся лицо:
- Иногда мне кажется, что я кроме тебя уже ничего и не помню.
- Ну, Ром, это явное преувеличение, - Денис покачал головой и сделал шаг в сторону, и Токман, оказавшаяся у него на пути, дернулась назад и чуть не потеряла равновесие, но Сергей успел удержать ее за руку, после чего сразу же оттолкнул назад, за спину. - Ну, и как они тебе? Милые люди, правда? Особенно Вова. Эхушки, Вовчик, жадность человеческая - вот страшная сила, а вы все - красота, красота... А чего вы так на меня смотрите, други мои? Будто призрака увидели. Где? - Денис, паясничая, всполошено закрутил головой, потом, словно спохватившись, всплеснул руками. - Ах, да, это ж я призрак! Забывчивый стал, сил нет! Только чего вы так перепугались, не пойму? Вы же живете такими, как я! Вы же столько лет о таких пишете! Вы же ими упиваетесь! А теперь что - как довелось это вживую увидать, сразу задрожали? Какие же вы тогда к е...м, писатели?! Писатель сразу же бы задал кучу вопросов, подошел поближе, чтоб получше рассмотреть в подробностях...
Его слова прервал громкий хлопок, и одно из стекол шкафа позади головы Лозинского разлетелось вдребезги. Кто-то испуганно вскрикнул.
- Зачем ты это сделал? - обиженно спросил Денис Сергея, опускавшего руку с пистолетом.
- Просто проверить, - спокойно пояснил Таранов, пряча оружие. Роман, не выдержав, засмеялся - нелепость ситуации и обиженный тон Лозинского были почти комичными.
- Ну вот, хоть один решительный человек нашелся, - Денис уважительно кивнул. - Жаль мне, Сергей Васильевич, что ты как раз-таки ничего не пишешь. Не сомневаюсь, что ты бы мог написать много интересного...
- Нет, так плохо! - вдруг запальчиво перебил его Зощук, неожиданно подаваясь вперед. - Когда пули пролетают, как сквозь дымку, это неинтересно, избито. Лучше, когда появляются раны, которые медленно затягиваются...
- Чушь! - резко сказала Альбина, склоняя голову набок. - По-твоему, обилие кровавых дыр сделает книгу более привлекательной? Да и в целом призраки и разнообразные зомби - это такая затертая тема...
- Даже самую затертую тему можно сделать свежей и увлекательной, все зависит от того, под каким углом на нее взглянуть! - несколько обиженно возразил Илья. - Вот помнишь фильм "Другие"? Очень неожиданное решение.
- Но слишком нудное и затянутое, - заявил Юрий, продолжавший вытирать струящуюся кровь. - Действие должно развиваться стремительно... р-раз, как бросок кобры! Заострять внимание следует лишь на ключевых моментах и на эротических сценах...
- А как же внутренний мир действующих лиц?! - возопила Елена, теребя свой золотой медальон. - Населять книгу одними лишь оболочками?! Терпеть не могу такие вещи, где сплошное действие - пришел, увидел, трахнул, убил, всех победил - конец книги!
- Все зависит от жанра, - Виктория поправила очки, глядя на Лозинского с неким подобием восторга, потом перевела взгляд на Риту, адресуя часть восторга и ей. - А "Симфония разбитого зеркала" - это просто невероятно! Что только может произойти с человеком, когда он, наконец, обретает желаемую тьму! Это было очень сильно!
- Нет, вот та сцена разговора с умирающей Вероникой...
- Завелись, - с почти отеческой ласковостью сказал Денис и насмешливо посмотрел на Романа, который потрясенно слушал эту перепалку. - Ну, теперь понял? Видишь, Ритуша, сколь опасен может быть случайный выбор?
- Это ты... - прошептала она, медленно поднимаясь из кресла. - Ты мне внушил...
- Вовсе нет, - Денис покачал головой. - Я тут действительно не при чем. Но я не могу передать тебе, как я счастлив, что все сложилось именно так. Нет ничего прекрасней, чем гибкость сюжета. Нет ничего увлекательней, когда писатель сам не знает, чем закончится его книга.
Савицкий яростно взглянул на него, потом на Нечаева, который скорчился на стуле, зажав уши ладонями и тряся головой, на Таранова, в глазах которого появилось что-то очень нехорошее, шагнул вперед и громко крикнул, перекрывая взбудораженный гомон:
- Молчать! Заткнуться всем!
К нему обернулись возмущенные лица, и на мгновение Роману отчего-то стало жутко от их взглядов, в которых было столько восторга и какого-то полубезумного азарта. Они смотрели на него, как на сантехника, который матерясь, громко топая и дребезжа своими инструментами, ввалился в зал в самый разгар увлекательнейшего ученого диспута.
- Вы что же - все писатели? - тихо спросил он, и Ксения вяло кивнула, ошеломленно моргая, потом провела по лицу ладонью, словно сметая невидимую паутину.
- Ну... как выяснилось, да. Мы все оставляли комментарии на странице Ивалди, - она метнула взгляд на Дениса, и его выражение было непонятным. - Но ведь... там у всех нас... псевдонимы, понимаешь? Мы...
- И отнюдь не все комментарии были лестными, - Денис усмехнулся, обходя диван, - но сейчас это не имеет значения. Плох тот писатель, который злобствует из-за критики. То, что вы здесь, это не месть. Это ваша судьба.
- Судьбы не существует! - воскликнула Корнейчук, отшатываясь, но Лозинский успел схватить ее за плечо и дернул обратно. Виктория замерла, скосив глаза на его пальцы, и ее губы изогнулись зло и брезгливо.
- Рома, это Блэки, - представляюще сказал Денис и, протянув другую руку, осторожно поправил очки Виктории, сползшие на кончик острого носа. - Ее творения изобилуют такими изощренными пытками, что, попади они в руки инквизиторских палачей, те сделали бы их своими учебниками. Фантазия у нее будь здоров, вынужден признать. Она преподает историю в средних классах. А еще она лесбиянка.
Корнейчук вывернулась из-под его руки и плюхнулась на диван, а Денис скользнул в сторону и оказался перед Альбиной. Его рука поднялась и легко подхватила вздрогнувшую Оганьян под левое запястье. Лозинский склонил голову и прижался губами к тыльной стороне ее ладони, потом чуть отступил, отведя руку в сторону, словно танцор, выводящий партнершу на поклон.
- А это Ралина, большая поклонница творчества Муркока. Раньше я и не знал, что она такая красавица, - восхищенно произнес он. - И не знал, что красавицы бывают такими кровожадными. Одна из ее выдающихся вещей - трилогия о стихийных демонах. Очень занимательно, почитай на досуге. Кстати, когда ей было четырнадцать, она вместе с двумя подругами довела свою одноклассницу до самоубийства.
- Это неправда, - спокойно сказала Оганьян, и Денис отпустил ее руку. Прошелся задумчиво по гостиной, и люди отшатывались от него. Только Сергей остался стоять на месте, и Лозинский, проходя мимо, провел пальцами по его руке и сразу отдернул их, словно ожегшись.
- Как я уже говорил, Сергей Васильевич ничего не пишет, - заметил он, насмешливо взглянув Таранову в лицо. - Он здесь совершенно случайно, не вовремя проявил бдительность, увы. Но вам, - Денис, повернувшись, сделал рукой приглашающий жест, - советую с ним побеседовать. Он многое может вам рассказать об ужасах, вам это пригодится. И может вам рассказать, каково это - застрелить двоих тринадцатилетних мальчишек. Но Серега не виноват, это война, там и не такое бывает.
В глубине глаз Таранова что-то дрогнуло, на скулах дернулись желваки, но лицо почти сразу же вновь стало спокойным. Он взглянул на Риту и с легкой усмешкой спросил:
- И это твой брат?
- Практически, - устало ответила она, и Сергей, хмыкнув, расслабленно опустился на стул, глядя сквозь Дениса, словно его тут и не было. В этот момент Зощук, у которого сдали нервы, пригнувшись, проворно метнулся к двери, но попал прямо в распростертые объятия Лозинского, который неожиданно возник в дверном проеме.
- Вова, - Денис укоризненно покачал головой и ладонью оттолкнул Владимира с такой силой, что тот кубарем полетел через всю комнату и едва не угодил в пылающий зев камина. - Так и подписывается, только латинским шрифтом. Ну, с Вовой все просто и достаточно примитивно. Сплошные зомби. Куда ни глянь - всюду зомби. Все произведения Вовы - исключительно вонючее, зубастое и вечно голодное мясо. Не понимаю, откуда у юриста такие пристрастия? И, поди ж ты, еще и время находит, несмотря на всю свою загруженность. Может, потому, что на деле юрист он достаточно паршивый.
Зощук что-то пробормотал, поднимаясь с пола и одергивая свитер. Ужас в его глазах настолько причудливо смешался с ненавистью, что отделить одно от другого было невозможно. Роману показалось, что Владимир сейчас набросится на Лозинского, взбешенный не столько тем, что тот швырнул его через всю комнату и оскорбил, сколько тем, что Денис публично охаял его произведения. Хуже от этого могло быть только Владимиру, и Савицкий не собирался его останавливать. Но тот сел на свой стул задом наперед и накрепко охватил спинку руками.
- А насчет меня что скажешь? - с вызовом спросила Ксения, выходя на середину гостиной. - Тоже какую-нибудь гадость? Мне твои глупые вещи никогда не нравились! Много крови и никакого смысла! - Безяев сделал ей упреждающий знак, но она отмахнулась. - По-моему, ты просто тупой, кровожадный шизик! А как умер, стал еще тупее! Чего вы его боитесь?! - она огляделась. - Он же просто...
- Он очень сложно! - Денис улыбнулся и описал круг вокруг Ксении, заглядывая ей в лицо то с одной, то с другой стороны, и она, чуть морщась, отдергивала голову. - "Ксанка" латиницей. Ксанка любит животных - по-моему, любит их гораздо больше, чем людей. Верное, поэтому и устраивает в каждой своей повестушке такое "В мире животных", что к концу действия никого из хомо сапиенс почти и не остается. Кого она только не натравливала на бедные российские города - разве что бабочек-каннибалов там не было... Или были? Кстати, "Крысиный волк" мне очень понравился, хоть это и откровенное подражание Херберту.
- Это всего лишь твое субъективное мнение! - надменно заявила Шайдак и отошла от него. Лозинский два раза хлопнул в ладоши, и Безяев, не выдержав, фыркнул:
- Не думал, что ты такой дешевый театрал!
- Илья, он же Феникс, злобствует, - Денис остановился перед ним, скрестив руки на груди, и сочувственно поджал губы. - Не удивительно, на вашем фоне он как орхидея на куче угля. Или кусок угля на куче орхидей. Всего лишь обычный фэнтэзист, пишет по стандарту - маги, талисманы, герои, монстры. Количество жертв тоже стандартное. И псевдоним стандартный. Поклонник Толкиена, Перумова и Семеновой. Чего ты в мой раздел залез - вообще не понимаю. То ли дело Самец! - он перевел насмешливый взгляд на окровавленное лицо Семыкина, который тотчас отвел глаза. - Сплошной эротический садизм, любвеобильные монстры, вооруженные множеством режущих предметов, и голые барышни, насилуемые и изничтожаемые в немыслимых количествах. Меня, если честно, здорово достали твои постоянные комментарии: "Мало эротических сцен"! Ты название жанра в разделе не прочитал, что ли? - Денис, потянувшись, дружелюбно похлопал Юрия по плечу, и тот поспешно отскочил. - Казалось бы, такой милый парень, просто симпатяга, и зачем ему все это надо? А рассказать им про твою подружку Олю? Вижу не хочешь. Сколько вас тогда было - шестеро?
Семыкин дернул побелевшими губами, но Лозинский уже отвернулся от него и одним прыжком оказался возле Елены, поймав ее за руки. Прижал ее дрожащие ладони к своей груди, потом ласково провел указательным пальцем по щеке девушки, поправил угольно-черную прядь и улыбнулся.
- А это Валесса. В своих книгах она тонка и воздушна, а еще она вампир, живущий во времена завоеваний Александра Македонского. Ох, чего она там только не устраивает со своими подругами! Описания кровавых сцен очень яркие, молодец, но слишком много размышлений и описаний, это тормозит действие и рассеивает внимание читателя... впрочем, я тебе уже писал об этом. И не мешало бы подучить историю, Леночка. Такой грубый ляп!.. Фидий и Александр не жили в одно время, это тебя кто-то обманул. И вообще, завязывай ты с этим вампирским циклом! Твоя повесть "Дети зимних лун" просто шикарна!
Он отпустил Токман, которую била крупная дрожь, отошел в сторону и сел на отдельно стоящий стул, на котором раньше сидел Владимир. Потянулся, вытянув длинные ноги, потом вальяжно откинулся на спинку и приглашающе улыбнулся обращенным на него взглядам.
- Что ты от нас хочешь? - зло спросила Рита, вскакивая, и улыбка Лозинского стала ленивой.
- От тебя совершенно ничего. Ты свое уже сделала. Так что отдыхай.
- Тогда почему бы тебе не дать ей просто уехать? - Роман сунул в рот сигарету, и Зощук тотчас возмущенно воскликнул:
- Это с какой еще стати?!
- Любитель ходячих трупов прав, - Денис взглянул в окно. - С какой еще стати? К тому же, она, Рома, делает тебя слабым человеком, не так ли? Нет, Рита останется. К тому же, как видите, сейчас развитие сюжета ограничивается этим островом... вернее, этим домом. Никто не выйдет отсюда, пока не закончит свою работу.
- Какую работу?! - зло выдохнула Шайдак, падая на диван рядом с Корнейчук и тут же отодвигаясь к противоположному концу сиденья.
- Ваша встреча разрушила часть моей книги, - очень серьезно произнес Лозинский. - Но книга всегда должна заканчиваться. Эта книга особенная, не так ли? И раз персонажи уничтожили ее конец, то теперь они должны сами ее закончить. Вы все, - его рука обвела собравшихся в гостиной, - все должны ее закончить. И вы, пишущая братия, и ты, Рома, и ты, Сергей, и, увы, и ты, старлей, - он вонзил холодный взгляд в искаженное злостью лицо Валерия. - Я, конечно, понимаю, у тебя такое горе... но не могу для тебя сделать исключения. Ты ведь тоже персонаж. Сам виноват - поверил глупым россказням, начал бегать, что-то узнавать. Слишком ты активный, Валера. Наверное, поэтому ты в твои-то годы - и все еще старлей... Ах, да, извини, - он смущенно прикрыл рот ладонью, - ты ведь теперь уже даже вовсе и не старлей.
- А если мы откажемся? - деловито поинтересовался Илья, и Денис опустил руку, глядя на него почти доброжелательно и так же доброжелательно прозвучал его голос.
- Господин Феникс, вам когда-нибудь доводилось видеть неоконченные книги? Это ужасное зрелище, хуже гниющего трупа. Незавершенное действие, недоговоренное слово, мысль, разрезанная на середине... В неоконченных книгах все останавливается... и персонажи, собравшиеся для беседы в гостиной, останутся в ней навсегда, будут сидеть и смотреть друг на друга - целую вечность. А что станет с второстепенными героями? С теми, у которых в этой книге даже нет имен - есть только город, в котором они все живут, город, который связывает всех вас в единое целое. Вы сами это видели. Вы - это город, вы - это я, а я - это книга, ее книга, - он кивнул на Риту, - а теперь и ваша. Только от вас зависит, что будет дальше. Только от вас зависит, как все это закончится и что будет с этим городом, в котором и без меня было довольно тьмы. Будучи человеком, я лишь пытался узнать ее предел. Но я хоть что-то делал! А что делали вы, что делал каждый из тех, кто живет там? - Денис махнул рукой в сторону затянутого туманом окна. - Ничего.
- Я ничего писать не стану! - резко сказал Савицкий, сунув руки в карманы брюк и глядя в фальшиво-скорбные сине-зеленые глаза. - И им не позволю!
- А вы не расписывайтесь за других! - выкрикнул Владимир. - Здесь каждый сам решает, что ему делать! Я не собираюсь тут сидеть! В городе моя семья!
- Он прав, Рома, ты ничего не можешь им приказать, - Денис встал навстречу его взгляду. - Даже я не могу ничего им приказать. Здесь нет больше главного. Здесь все главные. Как вы сделаете, так и будет. Вы все соавторы - мои и собственной жизни. От вас зависит, кто умрет, а кто останется жить. От вас зависит, что с вами произойдет. И пока хоть один не участвует в работе, все так и останется в подвешенном состоянии. Но мой вам совет - не затягивайте с этим. Ваши читатели уже ждут окончания.
- Ладно, это не так уж и сложно, - нетерпеливо сказала Шайдак, обводя всех нерешительным взглядом. - Подумаешь, закончить книгу! Достаточно лишь...
- Никакой халтуры, Ксюша, - Денис насмешливо погрозил ей пальцем. - Ты ошибаешься, если думаешь, что тебе удастся все закончить парой предложений, описывающих счастливый конец. Вам придется подумать, изучить материал, прислушаться к своим мыслям... как вы всегда это делали. Это должно быть настоящим.
- Ты хочешь буриме? - спросила Альбина, обхватывая себя руками и чуть морщась. Лозинский отрицательно мотнул головой.
- Нет. Пусть каждый пишет самостоятельно. Пусть каждый пишет свое. Пусть каждый пишет, как хочет и как считает нужным.
- Какое же это соавторство? - удивился Семыкин. - Это сугубо индивидуальное творчество.
- Ты ошибаешься, Юра. Как только вы все закончите работу, это станет самым настоящим соавторством. И не беспокойтесь за язык, - Лозинский подмигнул Таранову, на лице которого появилась брезгливая усмешка. - Главное - это события. Главное - это то, что идет от сердца, а стилистику ведь всегда можно поправить. Попросите у хозяйки дома бумагу и...
- Я всегда работаю за компьютером! - поспешно сказала Токман, и Денис посмотрел на нее так, словно Елена изрекла какую-то непристойность.
- Какая гадость! Как это неправильно! Компьютер - это для оформления, а мысли следует записывать на бумаге!..
- Гусиным пером? - перебил его Роман. - Так может отпустишь нас на берег, перьев надергать. Я места на окраине знаю - там этих гусей, стадами ходят!
- Я писать только отчеты умею, - пробурчал Нечаев. - Осмотры, там, мест преступления. Рапорт еще могу написать. Ты представляешь, Ромк, какая у меня книжка получится - закачаешься! Я все сцены буду по часовой стрелке описывать. А УК цитировать можно? В качестве художественного оформления?
Таранов, откинувшийся на спинку стула, одобрительно хохотнул.
- Мне одолжишь парочку цитат? А с чего начинать? С того, как я в дом вошел? Открываю это я дверь...
- А тут тебе навстречу Валера, высокий и стройный, - Савицкий фыркнул. - И ты у него спрашиваешь интимным голосом - и что это вы, злой умышленник, делаете на подотчетной мне территории?
- А потом вытаскивает отвратительного вида пистолет, - подхватил Валерий, - и начинает евонным дулом меня в харю тыкать!
- Это было позже, - добродушно заметил Сергей. - Кстати, Маргарита Алексеевна, не найдется ли у вас словарика, а то у меня с орфографией всегда было плоховато?
- Да сколько угодно, - в ожившем голосе Риты послышались сдерживаемые смешинки. Сергей удовлетворенно кивнул, и Роман, упав в кресло, засмеялся.
- Орфография орфографией, ты только в своем произведении дом не слишком разноси, а то я уже представляю... Хоть садик оставь, в крайнем случае, - он подмигнул Лозинскому, смотревшему на них со злым изумлением и даже негодованием и выглядящему сейчас довольно потешно - ни дать, ни взять монарх, обнаруживший в своей тронной зале чумазых пейзанских детей, затеявших игру в футбол. - Мы те щас понапишем! Мужики, а может нам втроем прямо тут обосноваться, чтоб веселее было? Мебели подходящей нет... ну да ладно, будем творить прямо на полу, ляжем на пузо, поразмыслим - и понеслась!..
Пишущая братия, застыв, смотрела на них во все глаза, чуток приоткрыв рты, и только по губам Шайдак медленно и неудержимо расползалась улыбка. Секундой позже Безяев фыркнул, и Денис тотчас холодно улыбнулся и произнес:
- Что ж смейтесь - воля ваша. Смеющемуся да воздастся по смеху его.
- Сам придумал? - поинтересовался Роман. - А по чему именно воздастся тебе, Лозинский? Или тебе уже воздалось? Хороша же награда! Человеком ты никогда не был, а демон из тебя получился весьма паршивый. Зло ты, говоришь? Какое ты к ... зло?! Глупый, злобный клоун, ничего больше. И бездарный, к тому же! Не понимаю, столько на свете хороших книг, так почему ж ты?
Лозинский пожал плечами.
- Может, потому что то, что ты называешь хорошим, не нуждается в доказательствах, считает себя выше доказательств, а тьма всегда считает нужным напоминать о своем существовании. Тьма умеет действовать, а свет умеет лишь горделиво, надменно наблюдать.
- Господи ты боже, - Таранов выпустил изо рта несколько изящных дымных колечек. - Чушь какая.
- Серега привык действовать согласно фактам, - Денис кивнул ему. - Неожиданный и очень занимательный персонаж. Серега до сих пор не верит. Это ничего - Валера тоже не верил поначалу - ни Спирину, ни Ромке, а вот теперь он весь мой.
- Да пошел ты!.. - спокойно ответствовал Нечаев. Рассеянно потер порез на шее, после чего несколькими фразами дал Денису такую яркую и затейливую характеристику, а также выдвинул такие советы насчет его личного времяпровождения, что Роман, и не подозревавший у Нечаева столь глубоких познаний в области анатомии, физиологии и зоологии, только изумленно вскинул брови. Таранов хмыкнул, продолжая выстраивать в воздухе дымные кольца, а все без исключения присутствовавшие в гостиной женщины покраснели, и вместе с ними почему-то ярким румянцем залился и Зощук.
- Всегда с пониманием относился к таким вещам, как надрывный юмор, - невозмутимо сказал Денис. - Но вы, господа, попусту тратите свое и чужое время на бессмысленные речи.
- Так мы должны начать прямо сейчас? - с какой-то смущенной деловитостью спросил Владимир, и Роман посмотрел на него почти потрясенно, потом перевел взгляд на остальных, взгляды которых были напряженно-выжидающими и очень, очень задумчивыми, словно они уже прислушивались к каким-то своим мыслям, выстраивали что-то в голове... Что за люди?! Он не понимал их. Почему они сразу так во все это поверили - сначала рассказу Риты и его собственному, а потом - Лозинскому? Никто из них ни разу не сказал: "Да этого не может быть!" Никто из них не предположил, что все это - бред сумасшедшего, а он и Рита - парочка маньяков. Почему они приняли столь невозможное происходящее, как нечто совершенно обыденное? Как будто давным-давно подсознательно знали, что нечто подобное произойдет. Вроде бы, на первый взгляд, люди как люди - обычные люди, особенно Владимир, практичный до безобразия - убивания убиваниями, но дайте вначале денег. Неужели настолько потерялись в своих придуманных мирах, что накрепко переплели их с реальностью? Неужели только и делают, что живут такими, как это существо? Почему смотрят на него, как солдаты, ожидающие приказа своего командира?
Как часто мне хотелось, чтобы жизнь соответствовала тому, что мы пишем, а не наоборот...
- Хочешь сказать, что как только они... как только мы все закончим эту чертову книгу, ты оставишь нас в покое? - Роман не смотрел на Лозинского - он смотрел на остальных, чувствуя на щеке встревожено-болезненный взгляд Риты, похожий на дрожащую, усталую руку. И чем дольше он смотрел, тем сильнее мерещился ему в их широко раскрытых глазах некий соборный восторг. - Хочешь сказать, что ты больше никогда не появишься?
- Это зависит от вас, - с удивительной мягкостью ответил Денис, и черты его лица вдруг тоже стали удивительно мягкими, мальчишескими, напомнив Савицкому о том милом, безобидном, чумазом малыше, сидевшем на его придверном коврике. Знал бы - никогда не открыл ему дверь, никогда не подал руки... наверное. Никто ведь не заставлял его это делать, разве нет? Ни книга, ни мистические связи. Кабы б так, наверное было бы гораздо проще. В голове неожиданно мелькнула жалкая, трусливая, тихая, как шорох, мыслишка - а если б не помог Лозинскому тогда, год назад, то был бы давно уже мертв - и это, наверное, тоже было бы гораздо проще. Но все его существо тотчас же вознегодовало, поймало эту мыслишку, скомкало и выкинуло вон.
- Неужели?! И что же - если все мы сейчас быстренько и коротко напишем, что все чудесным образом закончилось, и ты рассеялся, аки пыль на ветру, и все мертвые сидят дома живые и смотрят телевизор, то так и будет?! - Роман заставил себя усмехнуться. Денис взглянул на него не без сочувствия, которое сейчас Роману показалось чудовищней, чем издевательский хохот.
- Если все так напишут, то да. Если не считать мертвых. Не тратьте время на мертвых. Это уже свершилось, они умерли, и ты, экс-главный герой, прожил каждую из этих смертей... почти каждую. Такие смерти вспять не повернуть. Извини, Рома. Мне очень жаль, что так вышло с твоим другом, я вовсе этого не хотел. Мне и тебя жаль. Ты неплохой человек, и не твоя вина, что эта дура, - он кивнул на Риту, тотчас же отвернувшуюся, - выбрала именно твою фамилию и прицепила к ней именно твое имя, а ты оказался единственным в Аркудинске Романом Савицким. Возможно, я бы даже отпустил тебя... но я не могу.
Денис даже пригорюнился - почти натурально. Казалось, парнишка сейчас сядет в уголке и зальется горькими слезами.
- Я тебе не верю! - Роман вскочил и обвел остальных рукой с торчащим указательным пальцем. - И вы не верьте! Не смейте ему верить, слышите?! Вспомните, что я вам рассказывал! Вспомните, что он сделал!
- Он сделал это потому, что так написала она, - в голосе Корнейчук Роман к своему ужасу услышал плохо скрываемую зависть, и Таранов тотчас повернул голову и пристально на нее посмотрел, а Валерий уставился на потолок, дергая желваками. - Невероятно, что такое стало возможным. Одно дело, когда твою книгу читают, и совсем другое, когда она оживает.
- Упаси меня господь от твоих оживших книг, Вика! - с кривой усмешкой заметил Илья. - В Аркудинске на них населения не хватит. Особенно мужского пола. Я всегда удивлялся - и чего ты мужиков изничтожаешь в таких количествах и так затейливо...
- Чрезмерное насилие скрывает в себе огромный смысл, который только таким путем и можно донести до читателя! - взвилась Вика. - Оно как проводник, больше!.. оно вколачивает ключевую идею в мозг раз и навсегда, а твои книги - все насквозь искусственные, смерти ненастоящие и после них ничего не остается!..
- Важен не факт смерти, а ее процесс, - Оганьян извлекла из сумочки длинную тонкую сигарету и аккуратно ухватила ее пухлыми губами. - Когда сам процесс описан четко и ярко, и сама смерть воспринимается совершенно иначе.
- То есть, тебе важен не сам персонаж, а как он умирает?! - Илья фыркнул. - Ну, знаешь!..
- Господи, - устало сказал Роман, опуская руку, - какие же вы идиоты!
- Не слушайте его, - Денис сделал некий обнимающий жест, словно хотел заключить в объятия всех собратьев по перу разом. - Подумайте лучше о другом. Да, вы будете дописывать чужую книгу, книгу Ивалди, да, не всем наши с Ритой вещи нравились... но подумайте, что только вы можете создать вместе с нами! Вы можете вложить все в одну мертвую, трусливую страницу, наполненную сухими, скупыми, ломкими строчками, но можете написать две, три живых... сколько захотите. Закончите ее по-своему, закончите, как всегда заканчивали свои книги, докажите, что вы - это вы, а не кучка бездарей, трясущихся за свои шкуры! Докажите, что вы - настоящие! Ваши книги населены сильными персонажами, которых ничто никогда не останавливало, и разве хоть в одном, а то и нескольких ваших героях не изображали вы самих себя, не создавали те миры, тех существ и те обстоятельства, которые хотели бы пережить сами, которые близки вам, которые делают вас еще сильнее?! Подумайте об этом - другого шанса у вас никогда не будет, - его глаза заискрились зеленью, и голос стал низким, рокочущим, наполненным страстью и призывом, и протянувшиеся к людям руки окутало мягкое алое сияние. - Всего несколькими страницами вы можете открыть для себя дверь в удивительное или закрыть ее навсегда, но тогда вы действительно будете всего лишь бездарностями, которые писали о страшном и волшебном, лелеяли его, жили им, но струсили, когда встретились с ним лицом к лицу! Помните об этом!
- Не слушайте его! - закричала Рита, вскакивая и, повернувшись, заслонила собой улыбающегося Лозинского, преломив его пылающий восторженной, яростной зеленью взгляд. - Он вас...
- Тебя мы уже выслушали! - резко и зло перебила ее Елена. - Дай нам выслушать и его! Ты нас во все это впутала... у тебя вообще здесь нет права голоса! Заткнись и отойди!
Рита чуть пригнулась, и растерянность и страх мгновенно исчезли с ее лица, оно стало застывшим, холодным.
- Я-то может и впутала, но впутаться вам еще больше не позволю!
Юрий сделал попытку схватить ее за руку и оттащить в сторону - попытку, надо сказать, весьма осторожную, но Рита вдруг исчезла, словно ее снесло сильным порывом ветра, а вместо нее возник Савицкий, всем выражением лица не предвещая ничего хорошего, и Юрий поспешно дернулся назад, а Елена застыла, с испуганным потрясением глядя на пистолет в руке Сергея, как-то задумчиво нацеленный в пространство между ней и Семыкиным. Нечаев на очередное появление на сцене оружия не отреагировал совершенно, а Ксения взвизгнула:
- Вы с ума сошли?! Женщину застрелите?!
- Почему нет? - лениво поинтересовался Таранов. - Женщину, мужчину - любого, кто будет представлять угрозу. Между прочим, имею полное право. Каковы бы ни были обстоятельства, дом не ваш, вы здесь в гостях, вы здесь никто. Это частное владение, и в мои обязанности входит следить за безопасностью хозяйки. Так что уймитесь. Можете орать, что угодно, но подобных телодвижений больше не совершайте.
- Сергей Васильевич, прекратите!.. - возмущенно сказала Рита, но Роман оборвал ее слова, поймав за плечи.
- Сергей Васильевич, не прекращайте.
- Пес! - презрительно выплюнула Виктория, брезгливо глядя Сергею в лицо, и тот спокойно улыбнулся. - За кость все что угодно сделаешь?!
- Мне хорошо платят, - деловито сообщил он, - а я привык свои деньги отрабатывать. Но кое-кого из вас и тебя, в том числе, я, если возникнет такая необходимость, убью совершенно бесплатно...
- Ладно, это уже перебор, даже я запугался, - Роман с фальшивой укоризной покачал головой и шагнул в сторону, увлекая за собой упирающуюся Риту. - Просто ведите себя по-людски - хоть по мере возможности. Поймите, что мы все попали в одну ж... беду, и если начнем вцепляться друг другу в глотки, ему, - он, повернувшись, взглянул на Лозинского, наблюдавшего за ними с неподдельным интересом, - это будет только в радость.
- Вам не позволят, чтобы вы что-то с нами сделали! - со злой вдохновленностью заявила Виктория и тоже посмотрела на Дениса. - Правда ведь?!
- Ваши внутренние разборки - это сугубо ваши внутренние разборки, - Денис развел руками. - Когда-то я прикрывал Ромку от посторонних... но вы не посторонние - вы все, считайте, близкие и родные, улаживайте все сами. Ваша смерть тоже станет моей частью. Смерть - вклад не меньший, чем написанное, - он подмигнул ей. - Вот я, например, тоже когда-то умер.
- Ох, как это ободряет, - Илья заметно побледнел. - А сколько у нас времени?
- Право не знаю, - Лозинский чуть склонил голову набок, и в пылающей зелени под веками проступила хитреца. - Вы сами это поймете. Сами определите. Для вас время волшебно и пространство, которое будет наполнено этим временем, волшебно тоже... Вы не чувствуете? Почувствуете - все почувствуете, даже те, кто обделен фантазией и никогда не создавал жизнь и смерть из простого сочетания букв, - он взглянул на Валерия, ответившего ему презрительно-насмешливым взглядом. - Ну, желаю творческих успехов. Постарайтесь, все же, не перебить друг друга в поисках вдохновения али справедливости. Пока, господа соавторы!
Он дружелюбно помахал им раскрытой ладонью, а в следующую секунду место, где стоял Денис, опустело. Он не побледнел, растворяясь, как призрак, не исчез мгновенно, будто кто-то выключил изображение. Его просто не стало, словно перелистнули страницу на следующую главу, оставив персонажа в предыдущей. Таранов тотчас же отвернулся, наклонился к Рите, все еще прижимавшейся лицом к плечу Романа, и что-то шепнул ей на ухо. Рита подняла голову, негромко пробормотала что-то в ответ. Сергей кивнул, коротко глянул на Романа, словно передавал ему полномочия, и быстро вышел из гостиной. Никто не посмотрел ему вслед.
- Куда он? - тихо спросил Савицкий.
- Некоторые комнаты запираются снаружи. Он хочет закрыть ту, которую ты назвал тронным залом.
- Мудро. Мало ли, как кто вдохновляется... Не хотел бы я получить в живот одним из коллекционных мечей, - Рита тотчас испуганно прижалась к нему, и Роман встряхнул ее, наблюдая за остальными. - Эй, ты чего, я же шучу!
- А мне страшно. Ты же помнишь, как вдохновлялся Денис? Мы их не знаем, никого не знаем, - прошептала она. - Эти люди меня пугают.
- Я хочу домой, - неожиданно тихим, жалобным голосом сказала Шайдак, прижимая к подбородку кончики сложенных пальцев. - Не хочу я ничего писать! Я ничего не понимаю - что это за бред, во что я угодила?!
- Хватит ныть! - сухо произнесла Корнейчук. - Неужели ты еще не осознала, что...
- Только давай вот обойдемся без твоих разъяснений! - резко оборвал ее Юрий. - К черту все это! Надо работать... надо думать! - его взгляд скользнул к Рите, дернулся в сторону, после чего Семыкин хрипловато произнес, тщательно выговаривая каждое слово: - Рита, я сорвался, извините. Мне очень жаль, что так получилось. Простите меня, это больше не повторится.
Рита молча посмотрела на него, неопределенно пожала плечами и отвернулась. Оганьян встала, машинальным округлым жестом поправила волосы и огляделась. В ее взгляде, ошарашенном, но уже затягивающемся прежней отрешенной задумчивостью, словно Альбина, недолго поприсутствовав в этом мире, возвращалась в свой собственный, Роман уловил легкую зависть.
- Такой огромный дом... - протянула она. - Всегда хотела здесь побывать. Здесь он кажется совсем другим, нежели с берега. Нам можно везде ходить? Ну, в рамках приличия, конечно - не лезть в чужие спальни и так далее... Не можем же мы все время тут сидеть?
- Я бы предпочел, чтоб именно так и было. А еще и запереть вас тут, - Нечаев встал, и Ксения тотчас перепуганным воробышком слетела с дивана.
- Нет, не уходите!
Она вцепилась в его повисшую руку, и Валерий поглядел на нее недоуменно и чуть раздраженно, словно пес, неожиданно обнаруживший, что к его хвосту, пока он спал, кто-то привязал консервную банку.
- Да я не ухожу, - озадаченно пробормотал он. Виктория оскорбительно засмеялась, показывая крепкие крупные зубы, и, вздернув острый подбородок, поправила очки.
- Я не могу работать, когда в комнате кто-то есть, кроме меня!
- Это правда - когда кто-то присутствует, совершенно невозможно сосредоточиться, - осторожненько поддержал ее Зощук и закрутил головой. - Но здесь, наверное, очень много комнат.
- Да на чем вам сосредотачиваться?! - вспылил Роман. - Просто напишите, что все закончилось - и довольно! Вполне хватит одной страницы...
- Я так не могу! - отрезала Альбина. - Не может все закончиться ни с того, ни с сего! Оно должно закончиться по какой-то причине! Конец должен быть логичным, - она отмахнулась. - Вы не поймете, вы не писатель!
- Он сказал - никакой халтуры, - Безяев потер лоб, мучительно морщась. - Нужно писать по настоящему... как мы всегда...
- Я не могу думать, когда кругом все орут! - Елена вскочила, теребя свой медальон. - Дайте мне, на чем писать, и я пойду туда, где хотя бы относительно тихо!
- Нет ничего сложного в том, чтобы закончить эту книгу, - не без самодовольства заявил Юрий и прищелкнул пальцами. - И, кажется, я уже вижу довольно простое и в то же время оригинальное решение...
- Бога ради, не озвучивай! - Корнейчук тряхнула блеклыми волосами, отчего очки снова сползли ей на нос. - Помню я твой "Город закатов"! Совершеннейшее барахло! Все действие - нарубленная тупым топором колбаса!
- Откуда ты только берешь такие идиотские метафоры?!..
- Люди, вы что?
Вопрос прозвучал очень тихо, но все услышали, и в комнате тотчас повисла тишина, и Роман, пройдя сквозь эту тишину, облокотился на спинку дивана и поочередно посмотрел в лицо каждому. Какими же одинаковыми сейчас были их глаза! Увлеченность, веселье, вдохновленный азарт - все это сейчас казалось ему сродни безумию.
- Неужели вы так и не поняли? То, о чем вы так просто говорите... мы все это прожили, вы понимаете?! Из-за этого погибли люди, много людей, и мы все это видели. Это не игрушки, поймите, не забава, не очередная ваша книга! Если вам наплевать на остальных, то подумайте о себе - ваша жизнь тоже от этого зависит. Не нужно никаких измышлений, не нужно относится к этому так, будто вы сидите у себя дома и строчите очередное творение! Просто закончите эту историю. Не надо красивых фраз, затейливых построений, ярких сцен, оригинальных решений - ничего не надо. Просто напишите, что все закончилось, все живы - и довольно!
Костистое лицо Виктории стало насмешливым, и Савицкий с трудом сдержался, чтобы не ударить ее, не разбить вдребезги эту усмешку.
- Что - страшно? Боишься, что кто-то из нас может написать, что ты умер?
Роман наклонился ниже, и Корнейчук невольно отодвинулась, вжавшись боком в диванный подлокотник.
- Я свое отбоялся. Я был главным героем. Я видел, как умирают люди - и многие умирали на редкость отвратительной смертью. Я видел, как погиб мой друг. Я никому из них не смог помочь, никому. Я видел эту хихикающую тварь почти каждый день, я каждый день слушал ее безумную болтовню и ее насмешки. Ты действительно полагаешь, что можешь меня напугать моей смертью, Вика?
Ее губы дернулись, и среди общего, не лишенного осуждения молчания Корнейчук поспешно ответила:
- Я ничего такого не... я сказала просто так.
- Вы живы только потому, что вы сейчас вместе, - Роман выпрямился, скрестив руки на груди. - В противном случае тот, кому вы сейчас так вдохновенно внимали, убил бы вас! Валерка жизнью рисковал, собирая всех вас и пытаясь вывезти из города, и не его вина, что эта тварь вас сюда притащила. Подумайте об этом. Вы будете последними суками, если после всего кинетесь творить со страшной силой, думая, что вам выпал такой уникальный шанс! Последними суками!
Он медленно отвернулся от этих лиц и этих взглядов - таких разных и таких одинаковых, крепко сжимая зубы и чувствуя, как просыпается в затылке знакомая и позабытая было боль. Где прежний Савицкий, куда он подевался - вместо него был кто-то невероятно усталый, старый и опустошенный, а это сейчас никуда не годилось.
- На третьем этаже кабинет - там вы найдете все, что вам нужно, - решительно сказала Рита - она напротив вдруг стала бодрой, посвежевшей. - Если кто-то захочет есть - кухня на первом этаже, берите все, что надо. Вы - мои гости, так что, извините за банальную фразу, чувствуйте себя, как дома. Идем, Рома, нам лучше сейчас их оставить - пусть люди хоть в себя придут...
Роман неторопливо двинулся следом за ней к двери, хотя в душе ему хотелось выбежать отсюда бегом и никогда больше не видеть ни одного из этих лиц. Уже переступая порог, он обернулся и весело произнес:
- Кстати, если кому-то все же вздумается меня умертвить - мало ли что, так личная просьба - без лишних увечий. У меня сегодня и без того был день повышенного травматизма - надоело, если честно.
Валерий вышел за ними, громко хлопнув дверью, и, не оглядываясь, пошел по коридору к лестнице с видом человека, который совершенно точно знает, куда ему надо идти. Роман хотел было окликнуть его, но не стал этого делать, подумав, что Нечаев все равно бы его не услышал.
Он взглянул на закрытую дверь.
За ней было очень тихо. И тишина эта отчего-то показалась ему намного хуже недавних разговоров. Намного страшнее.
В тишине слишком удобно думать.
И придумывать тоже.
II.
Она шла впереди него, расправив плечи и горделиво вздернув голову с тяжело колышущимся золотом волос, словно неся на ней невидимый венец, - такая воздушная, грациозная, изящная, что Роман невольно залюбовался, и все мрачные мысли скромно отступили куда-то. Он вдруг осознал, что гордится ею - почему-то гордится - странное чувство, прежде неведомое. Глупостью было говорить самой, рассказывать все, выступать навстречу их страху и злости - глупостью, предоставила бы лучше это ему, уж он бы что-нибудь измыслил, а так ситуация только осложнилась... но вздорная кошка не струсила, не спряталась, и он ею гордился. Странно, право же.
Но едва дверь спальни закрылась за ними, Рита покачнулась на ходу, вся как-то надломившись, споткнулась, и Роман, метнувшись вперед, подхватил ее на руки. Сейчас она оказалась такой неожиданно легкой, почти невесомой, что он испугался. Будто происшедшее выпило из нее все жизненные соки, оставив пустую оболочку. Отчего-то ему подумалось про Валессу, персонажа Токман, и Роман внезапно ощутил желание вернуться в покинутую гостиную и передушить веселых литераторов всех до единого.
Он уложил девушку на разворошенную кровать и склонился над ней. Расщелкнул заколку, и золотистые пряди рассыпались по подушке, затопив его руку мягкой волной. Глаза Риты неподвижно смотрели в потолок - под веками сейчас было тусклое, мертвое море, в чьих водах никогда не было жизни. Застывшее, усталое лицо казалось очень бледным и далеким, и когда ее губы шевельнулись, голос оказался тоже бледным и далеким.
- Рома, что теперь будет? Я не верю ему. И никому из них не верю. Я помню их вещи. Я их читала. Илья ничего... но остальные... они такие же ненормальные, как и я.
- Ты не ненормальная, - Роман погладил ее по щеке, но Рита тотчас же отвернулась, болезненно скривив губы. - Глупая, это да, но не ненормальная. Так что, женщина, сию же секунду оставь эти упаднические настроения. Все будет хорошо, все закончится... Ну чего я тебя все время утешать должен, а? Меня бы кто утешил! У меня болит голова и ужасное плоскостопие.
- Ты же в армии был, - Рита слабо улыбнулась.
- Ах, да, я забыл. Может, поспишь? Или поешь? Или попьешь? Принести?
- Не хочу я ничего, - ее голова слабо качнулась на подушке. - Разве что поспать... Когда ты будешь писать, Ром?
- Не знаю... скоро. Подумаю слегка... я ведь никогда раньше не творил, - Роман пожал плечами. - У меня в школе по сочинениям всегда тройки были.
- Но ты писал нам хорошие комментарии. Злые, но хорошие. Иногда очень мудрые.
- А я вообще очень мудрый тип, знаешь ли, - Савицкий подмигнул ей. - Знала б ты, сколько граждан бегают за мной с блокнотиками, записывая мои высокомудрые изречения, и Сократ с Платоном и прочими Шопенгауэрами роняют с облаков слезы зависти! - Роман подтянул одеяло, укрывая ее. - Спи. Я пока по дому пройдусь, посмотрю, что и как, да заодно Гая приведу - бедняга уже охрип от лая. Кстати, напиши ему записку что ли, мол, это ты меня прислала, чтоб он мне чего-нибудь не откусил.
- А ты изменился, Ромка, - вдруг очень серьезно произнесла Рита, глядя на него так, что Роману отчего-то стало немного не по себе.
- Да неужто? Надеюсь, не в лучшую сторону?
- А тебе бы этого страшно не хотелось, верно?
- Верно. Быть хорошим очень вредно для здоровья, - он наклонился ниже, прижав ладони к ее щекам. - Если я и изменился, так лишь только в том, что мне больше не хочется быть одному. Существовать в одиночку всегда было удобно... а вот, поди ж ты, не хочется больше. Такое горе!
- Ну, Савицкий, не сокрушайся. Уверяю тебя, что это не так уж плохо. И не бери в голову того, что оно о тебе говорило. Чушь это все! Мой брат никогда не разбирался в людях. Он даже в себе самом так и не смог разобраться. Ему ничего не было нужно кроме его книг... Я не знаю... он хуже токмановских упырих, он своими книгами пожирал живых людей... как теперь это делает с нами! Я сейчас не понимаю, как могла писать вместе с ним... совершенно не понимаю!
- Ладно, хватит терзаний! - Роман поцеловал ее дрожащие губы, испытывая большое желание завалиться вместе с нею в постель и послать все и всех в известные места. Пусть сами разбираются, коли так ухватились, пусть Лозинский витает, как ему вздумается, а Таранов, коли сочтет нужным, всех перестреляет - в конце концов, как начальник охраны, действительно имеет полное право. - Отправляйся-ка в анабиоз, а я пойду... Я недолго.
- Это несправедливо! - вдруг воскликнула Рита, выворачиваясь из его рук и вскакивая, так что золотистые пряди мягко шлепнули его по лицу. - Несправедливо, что ты должен разгребать то, что я затеяла!.. Почему я ничего не могу сделать?!
Она метнулась к небольшому шкафчику, выдернула ящик, и тот с грохотом повалился на пол, рассыпая свое содержимое. Ее прыгающие руки зашарили среди барахла, ища что-то. Роман подскочил к ней, но Рита, уже отыскавшая шариковую ручку и какой-то блокнотик, дернулась в сторону, уворачиваясь, споткнулась и шлепнулась на живот.
- Я тоже могу... - процедила она сквозь зубы, открыла блокнотик и ткнула ручкой в чистую страничку, но едва на бумаге появилась крохотная черная черточка, которая должна была превратиться в первую букву первого слова, белая пластмасса ручки в ее пальцах вдруг зашипела, и от нее потянулись тонкие струйки темного едкого дыма. Рита взвизгнула от боли, выронив ручку, а в следующее мгновение Роман подхватил ее и вздернул с пола, глядя, как курится дымком прожженная бумага и то, что только что было ручкой, медленно растекается по паркету черной вязкой лужицей. Отпустив девушку, он повернулся, схватил с тумбочки графин с остатками воды и выплеснул на пол, и лужица издала тонкое шипение, словно маленькая умирающая змейка. Роман поставил графин и попытался изловить Риту за обожженную руку, которую она упорно прятала, закрывая ладонью.
- Покажи, ну! Черт, вот зачем?! Ведь сказали же тебе!.. - он поймал-таки уворачивавшуюся руку. Кожа на трех пальцах покраснела, и на указательном уже вздувался небольшой волдырь с черной нашлепкой расплавленной пластмассы. - Где у тебя...
- Здесь... у меня есть мазь, - Рита выдернула руку. - Не надо, я сама! Просто я должна была...
- Не смей больше так делать! - Роман зло встряхнул ее за плечи, так что голова Риты мотнулась, и она лязгнула зубами. - Ты меня поняла?! Еще что-нибудь подобное выкинешь - я тебя так выпорю!.. Я не шучу! Ты поняла?!
- Да, да.
Он отпустил ее, но тут же снова схватил и, поднеся к кровати, бросил на нее. Рита шмякнулась на спину, и на ее лице наконец-то появилось знакомое выражение негодования.
- Ничего себе обращеньице!..
- Мне надо сейчас уйти! - жестко произнес Савицкий, не глядя на нее. - Как я это сделаю, если ты опять начинаешь откалывать номера?!
- Рома, я не буду, правда, - ее голос прозвучал почти испуганно, и Рита села, баюкая обожженную руку. - Просто я подумала, что он не... Я думала, может закончилось. Просто хотела проверить.
- Проверила?! - язвительно спросил он, обернувшись, и Рита тотчас сникла, превратившись в самое несчастное существо на свете, и тем самым срезав на корню всю его начавшую было расцветать злость. Устало вздохнув, Роман сел на кровать, и Рита тотчас прижалась к нему, всем своим видом выражая абсолютную покорность и послушание, но под ее полуопущенными веками явственно промелькнуло лукавство. Он поймал ее шею в сгиб локтя и легко качнул из стороны в сторону.
- Надеюсь, твой дом застрахован? Ибо, когда все закончится, я устрою здесь страшный разгром, гоняя тебя ремнем по всем этажам.
- Какое чудное сочетание садиста с оптимистом? - Рита запрокинула голову, глядя ему в лицо. - Ты так уверен, что все закончится?
- Иначе и быть не может. Ладно, ты займись своей рукой, а я пойду погляжу, что и как. Комната снаружи закрывается?
Рита молча потянулась к тумбочке, выдвинула ящичек и вручила ему ключ. Роман, сердито улыбнувшись, ущипнул ее за подбородок и начал было вставать, но Рита вдруг порывисто обхватила его шею руками и дернула обратно - дернула, прижимаясь и шепча - горячо, надрывно, со слезами:
- Ромка, только выживи!.. Что бы тут не началось... что бы... пожалуйста, выживи!.. Ты сильный, ты умный, ты сможешь, я знаю!.. Ромка!..
- Ты чего? - он ошарашено попытался высвободиться. - Рита, прекрати сейчас же!
- Ромка, мне страшно, страшно!.. Я ведь знаю, ты обязательно... Ничего не делай, ничего... просто выживи!..
- Хватит! - Роман вырвался, схватил ее за плечи и опрокинул на подушку, чувствуя непривычное смущение. - Мне еще трагизма не хватало! Я всего лишь выйду посмотреть - и все! Лежи тихо... и постарайся поспать. Вот... - он вытащил пистолет и положил его на тумбочку, - на всякий случай. Только сначала спрашивай "кто тама?"
- А ты?! - вскинулась было она, но Савицкий снова вдавил ее в подушку.
- Мне не надо. Если что, я всех зубами загрызу совершенно насмерть! Так что лежать, спать и всю дурь из головы повыкидывать! Ясно?!
- Да, о великий и ужасный.
- Вот и славно, - Роман встал и, не оглядываясь, быстро вышел из комнаты - почти выбежал. Внимательно оглядел пустынный извилистый слабоосвещенный коридор, потом запер дверь, тщательно проверил и, бесшумно ступая, пошел к лестнице. В доме царила глубокая, мертвая тишина - даже Гая больше не было слышно, словно, пока они с Ритой были в комнате, все остальные просто исчезли - будто опять перелистнулась страница, и в следующей главе не осталось никого, кроме него и Риты, и клубящейся тьмы за стеклами, и злобной безумной твари, притаившейся где-то и с нетерпением ждущей завершения своей книги. Где они сейчас, о чем думают?
Что они пишут?
Ох, не знаю, но что-то мнится мне, пишут они отнюдь не про солнышко и незабудки. Я никогда не читал их книг. Были ли там хорошие концы?
У них там, видишь ли, тоже есть библиотеки...
Интересно, читал ли их возможно несуществующий? Все молчит и молчит - возможное несуществование отнюдь не оправдание. Сказал бы что-нибудь умное. Или спел хоть - для моральной поддержки. Выпить бы сейчас! Хорошо бы пива! Нет, хорошо бы всего сразу и много! Многие писатели вдохновлялись исключительно áлкоголем... нет, стоп, вдохновляться как раз ни к чему. Просто написать, что все закончилось, и все безмятежно расходятся по домам. Вот и все. Ничего сложного.
Вскоре Роман обнаружил, что лестница располагается совсем не там, где он представлял, и шепотом выругался - ругаться в полный голос отчего-то не хотелось. Он огляделся, потом повернул направо и прошел через несколько пустых безликих комнат, где из обстановки были только люстры - такие же огромные, как и в гостиной. Все комнаты были ярко освещены - кто-то включил все лампы, и сияющие хрустальные сооружения отчего-то походили на корабли-призраки, попавшие в полосу мертвого штиля. Нигде не было ни души... впрочем, это действительно очень большой дом.
Роман повернул назад, пересек очередную комнату и вдруг оказался возле винтовой лесенки - совершенно непонятно, как он проглядел ее раньше? Черт бы подрал горчаковского архитектора - тот еще домик спроектировал! Хоть бы план на каждом этаже повесили, что ли? А вдруг пожар?
Он осторожно спустился на несколько ступенек и остановился, глядя на запрокинувшееся к нему со второго витка лестницы бледное отрешенное лицо, на котором, мгновенно сменяя друг друга, промелькнули испуг и легкое разочарование.
- А, это вы, - протянула Шайдак и вцепилась в хрупкие перила, словно боялась, что Роман сейчас подскочит к ней и попытается сбросить вниз. - Напугали. Чего так тихо ходите?
- А я должен топать, как стадо мамонтов, спасающееся бегством? - Савицкий спустился еще на несколько ступенек, рассеянно припевая: - Ксюша, Ксюша в лифчике из плюша...