в которой Максим идёт в Кощеево царство и снова встречает Алёну
- Стой! - разорвал пустоту громовой возглас, и из-за придорожного валуна, поигрывая палицей, показался человек в тяжёлой кольчуге. - Стой, говорю! Не ожидал?
- Ожидал, - я остановился. - Вас издалека видно: палица-то за камень не помещается.
Богатырь посмотрел на меня, на свою дубинку, на камень, прикинул что-то и, опустив оружье к земле, сказал уже тише:
- М-да... Глупо, правда?
- Угу.
- Так лучше?
- Намного.
- Да... Кгм... Кгм... - он взглянул на меня и, снова взяв грозный тон, продолжил: - А коль меня видел, так отчего же не повернул восвояси, добрый молодец?
- Мне пройти надо, - ответил я. - Можно?
- Не дерзи, - посмотрев на меня взглядом пожилого учителя, в очередной раз не знающего, как вести себя с проказниками-детьми, сказал богатырь. - Скажи лучше: куда путь держишь? Аль не знаешь, что за горой да за лесом начинается земля выжженная, куда птицы не залетают, куда волки не забегают, где лишь смерть гуляет да ведьмы мерзкие шабаши водят?
- Знаю, - я кивнул. - Я туда и иду.
- Так... Приехали, - бугай бросил палицу наземь и начал прохаживаться, потирая затекшие мускулы. Я смотрел на него снизу вверх. - А скажи мне, пожалуйста, умник: слова "Кощеево царство" тебе тоже ни о чём не говорят?
- Говорят, - я пожал плечами. - Мне к Кощею и надо.
С минуту богатырь смотрел на меня, а потом вдруг затрясся от хохота.
- Ой, не могу! Ой, держите меня семеро! К Кощею ему надо! У тебя меч-то есть, голова садовая?
- Был, но я его выбросил...
Смех оборвался.
- Как - выбросил?
- Взял и выбросил.
- ...Почему?
- Он тяжёлый был и мешался ужасно.
- М-да, - странный персонаж опёрся о свой валун и смотрел на меня, напряжённо о чём-то думая. - А один почему?
- В смысле?
- Ну, записался бы в армию...
- В дружину меня не приняли, - вздохнул я. - Сказали, что слишком хилый; а из ополчения я сам ушёл.
- Ушёл?
- Ага.
- Почему?
- А они бухать начали на каждом привале.
- М-да, - детина, будто став ниже ростом, сочувственно покачал головой. - А друзья у тебя хоть есть?
Я вздохнул, вспоминая непутёвого теоретика и фонарщика Леонида.
- Были друзья, - признал я. - Но они разошлись... И потом, это дело глубоко личное.
- Какое дело?
- Спасти Несмеяну.
- Несмеяну?
- Несмеяну. Я пойду, можно?
- Погоди... Может, это... Помощь нужна?
Я усмехнулся.
- Спасибо, - сказал я, хлопая его по мускулистой руке. - Но я лучше один как-нибудь. Ты лучше тут стой, чтобы всякие... Дети малые вроде меня на рожон понапрасну не лезли; мне всё равно погибать, а от тебя тут и пользы побольше будет, верно?
- Да уж, - богатырь, кряхтя, наклонился за палицей и стал близоруко шарить рукой по земле. - Обычно срабатывает. Тебя как звать-то, герой?
- Максим.
- Максимка, - он, наконец, ухватил неудобный предмет, распрямился и стал разминать затекшие плечи. - Надо будет запомнить... Удачи тебе, Максимка!
- Спасибо, - я тронулся дальше, но вдруг спохватился. - А кстати, скажи, пожалуйста: тут дружина давно проходила?
- Вчерась к вечеру, - нахмурившись, ответил детина. - Но я тебе это не говорил, ясно?
- Ясно, - я улыбнулся. - Ладно, и тебе удачи.
Оглянувшись через сотню шагов, я увидел, как нелепый привратник Кощеева царства ходит вокруг своего валуна и чешет в затылке, что-то прикидывая и пристраивая свою палицу то на плечо, то на пояс, то на землю между ногами.
С момента происшествия в Китежграде прошло без малого девять дней. Большую часть из них я шлялся по ярмаркам, записывался в бесконечно сменяющие друг друга армии, дружины и ополчения, каждая из которых уверяла, что уж она-то непременно спасёт Несмеяну так скоро, как только возможно, а потом ударялась то в чистку рядов, то в административные распри, то в дебоши и в пьянство. Я даже ходил к воеводе, пытаясь объяснить, почему именно я должен стоять во главе операции по спасению потерпевшей, однако слова мои тот истолковал на свой лад и, похвалив меня за избыток гражданского чувства, предложил продвижение по служебной лестнице; когда я ответил отказом, он разом потерял ко мне интерес и отправил за дверь, бормоча что-то о молодёжи, которая сама никогда не знает, чего хочет. К царю Берендею меня не пустили: секретарь, даже не дослушав меня, сунул мне опросник Ополчения, а заодно посоветовал вступить в Добровольное пожарное общество, - после постигшего Ветхий дворец наваждения оно было как раз на подъёме.
Все попытки найти Артомоныча также оказались вдруг тщетными: напрасно часы напролёт я слонялся по городу, пытаясь найти особняк, где мы несколько дней назад пили кофе, - его просто не было. Комиссия по рассмотрению жалоб в магической сфере, упоминавшаяся в конце договора, могла бы помочь моим бедам, но сама она находилась едва ли не дальше от Китежа, чем замок Кощея, а мотаться по Сказке развлечения для было бы глупо.
Побившись, подобно мухе о стекло, и, наконец, разуверившись в Сказке, я решил, что здесь мне ловить больше нечего. Я в последний раз обошёл Китежград и рано лёг спать, чтоб наутро пойти в лавку магов и попросить выслать меня за кордон, вернуться домой и никогда больше не вспоминать ни дворец, ни волшебный город, ни имя черноокой красавицы; когда я наутро раскрыл глаза, в комнате всё было по-старому, и лишь на столе лежала записка: "До Кощеева Царства всего девяносто тысяч шагов. Ваш А. А."
Не упомнить всего, что я думал, вновь и вновь перечитывая эти простые до гениальности строки. Кажется, начинал понимать, что готовность отправиться к Коше - это не просто покупка оружия, владеть которым я, к своему стыду, так и не научился, и даже не ругань с писакой дружины; ещё думал о том, что, иди я хотя бы по два часа в день, я бы давно уж добрался до цели. Мечтал и о том, как дойду до черты, где земля превращается в пепел, и буду стоять, тяжело дыша, и думать, думать, что же мне делать дальше. О том, что я скажу Несмеяне, думать я избегал, - не знаю уж, почему.
После завтрака я обменял свой меч на простую дорожную сумку, немного походил по базару, выбирая в дорогу чего посъедобнее, написал воеводе записку, запер комнату, оставив ключ в двери, вышел из ворот города и пошёл всё на север.
С тех пор минуло два дня.
Насколько хватало глаз, вокруг было поле. Дорога вела меж высоких стеблей, и казалось, что небо, и солнце, и зелень - это всё, что осталось вокруг меня. Земля под ногами растрескалась.
Путь мой лежал в Кощеево царство. Это чуть дальше, чем от Лукоморья до Китежа, но много ближе, чем от Китежа до Полосы отчуждения. Всё шло хорошо, и к вечеру я должен был оказаться на месте.
Долго идти с непривычки не выходило, - я садился вблизи дороги, смотрел в небо и считал пройденные шаги; впрочем, очень скоро я обнаружил, что в дороге есть масса других, гораздо более интересных занятий, - когда думать о том, что будет, бессмысленно, а о том, что было, больно, почему-то становится легко и спокойно, словно бы все вокруг умерли, а ты - нет. Такая перемена сперва удивила меня: я никак не мог взять в толк, откуда она происходит, однако мысль о том, что это всего лишь обратная сторона истерики, не вызывала ни малейшего отклика на душе. Смирившись с этой загадкой, я продолжал путь.
По моим подсчётам, до границы тёмного царства оставалось не более двадцати километров. Впереди высилась стена леса, - очевидно, последнего нормального леса из тех, что мне суждено было встретить, - и я, ни о чем, по сути, не думая, шёл, легко переставляя ноги, и лишь иногда останавливаясь, чтобы перевести дух. После палящего солнца прохлада зелёных ветвей показалась мне раем, и я, позволив себе по такому случаю промочить пересохшее горло, бодро шагал вперёд, сбивая прутиком шишки с веток и во всё горло крича развесёлую песню.
Эхо, сжав мои слова в кулаке, бросилось прочь, и я вдруг почувствовал, как на меня сверху падает что-то тяжёлое, окружающий мир стремительно прячется в пыльный старый мешок, а руки мои, прижатые к телу, быстро обхватывает прочная нить. Секунду спустя, ощутив чьи-то проворные руки в своих карманах, я, наконец, понял, в чём дело, - понял и испытал запоздалое раскаяние в такой непростительной беспечности; было похоже, будто дорога на Китежград ничему меня не научила, и теперь всё начиналось по новой.
- Эй! - закричал я, скорее, для проформы, ощущая всю нелепость попыток в такой ситуации звать на помощь. - Пустите!
- Так, - раздался рядом до боли знакомый голос. - А ну, отпусти его!
Не знаю, что в тот момент поразило меня больше: то, что я уже знал, чей это голос, или то, что державшие меня руки сразу ослабли, будто утратив ко мне интерес. Вдоль запястий скользнул холодный металл, и колпак осуждённого уплыл вверх.
- Чучело, ты, что ли?
Алёна, прищурившись, выжидательно смотрела в мои глаза, а я всё не мог оторвать от неё взгляда. В этот раз на ней было лёгкое и явно очень практичное тёмное одеяние, ничуть не стесняющее движений и выгодно облегающее ладную гибкую фигуру. На шее болталась только что опущенная с лица маска, а волосы, перехваченные широкой лентой, свободно спадали до поясницы. В одной руке она держала короткий кинжал из тех женских игрушек, что не внушают особого беспокойства - до тех пор, пока вы вдруг не ощутите его у своей шеи.
- Язык проглотил? - переступая с ноги на ногу и небрежным движением отбрасывая за спину непослушную прядь, спросила девушка.
- Алёна? - я ошарашено вертел головой, глядя на стоящие вокруг с отстранённым видом фигуры в чёрном. - А ты что здесь делаешь?
- Живу полной жизнью, чего и тебе желаю, - улыбка на её губах была почти приятельской. - Да не стой ты столбом, пошли, расскажешь, куда тебя понесло и зачем.
- Ну... - я шагнул в чащу вслед за ней, стараясь не обращать внимания на несколько пар внимательных глаз, следящих за мной из-под масок. - Если вкратце, то мне нужно убить Кощея и спасти Несмеяну.
Алёна протяжно присвистнула.
- Чучелко моё, тебе головку случайно не напекло? - спросила она. - Чего это ты вдруг в герои подался?
Я покраснел.
- Ясно, - кивнула ведьма. - Ладно, не отставай; дома поговорим.
***
- Непутёвый ты... Пешком шёл?
- Угу.
- Один.
- Угу.
- Всю дорогу.
- Угу.
- Чучело ты!
- Угу.
- М-да-а-а... И на что ты надеялся?
Я улыбнулся уголками губ. Девушка внимательно смотрела на меня.
- М-да... Не ожидала, если честно.
Я улыбнулся чуть шире.
- Что?
Я улыбнулся во весь рот.
- И не смотри на меня так!
Я скорчил гримасу.
- Даже слышать ничего не желаю. Я в этом участвовать не буду, ясно тебе?
Я внаглую захихикал.
- Да ну тебя!..
***
- Алёна, - окликнул я.
- Чего тебе?
- Я всё равно не понимаю, - я пожал плечами. - Тогда что же получается: в Сказке всё понарошку, что ли?
- Угу, - кивнула Алёна. - Ты понарошку влюбился в понарошку очень красивую понарошку-принцессу, и теперь собираешься её понарошку-спасать, рискуя немножечко понарошку-погибнуть. Легче стало?
- Нет, это-то я сам знаю, - отмахнулся я. - Я потому и спрашиваю, что сам не до конца понимаю. А другие?
- Господи!.. Кто?
- Ну, Несмеяна, Кощей, воевода, да и ты, наконец... Вы все что, тоже все играете? Или сами не понимаете, в шутку это или всерьёз?
- Уф!.. - моя спутница поморщилась. - Умеешь ты мозг выносить... Напомни, пожалуйста: когда я согласилась тебе помочь, ты говорил, что будешь приставать с такими вопросами всю дорогу?
- С какими?
- "С какими", "с какими"... Сам знаешь, с какими.
- Знал бы, не спрашивал бы, - огрызнулся я.
Мы шли пепелищами Кощеева царства. Солнце, опустившись до самой линии горизонта, красным светом заливало неброский пейзаж.
- А волшебник этот твой - настоящий? - внезапно спросила Алёна.
- Апполон Артамонович?
- Да.
- Не знаю, - пожал я плечами. - Иногда кажется, что он шарлатан полный... Вот, как сейчас.
- Стало быть, настоящий, - Алёна шла налегке, помахивая перекинутым через плечо помелом. - Самозванцы так не умеют... Шучу, шучу; видишь деревья там, впереди? До них дойдём - и ложимся спать, завтра с утра вылетаем.
- Значит, всё-таки думаешь...
- Это единственный вариант, - отрезала Алёна. - Пока вся толпа будет штурмовать замок, мы по-тихому пролезаем внутрь, хватаем твою девицу и бросаемся наутёк.
- А если вдруг...
- Никаких "если"! Ты молодец, ты верно всё понял; а иначе мне с тобою тут погибать тоже не очень-то улыбается.
- Да я не это имею в виду; просто ты тоже очень красивая, и...
Алёна остановилась так резко, что я налетел на неё сзади.
- Так, я не поняла, - она обернулась; в сгущавшихся сумерках я с трудом различал выраженье её лица, но мог без труда угадать его по зазвеневшим вдруг ноткам. - Напомни, пожалуйста: почему мы идём выручать твою Несмеяну?
- Потому что я в неё безответно влюбился, - механически повторил я.
- А я у тебя запасной вариант, что ли?
- Да нет же, нет, - я пошёл вперёд, только чтоб не стоять истуканом под её взглядом, и тихо добавил: - И ты тоже не понимаешь...
***
Тихо потрескивали в костре тонкие веточки.
- А нас сверху точно не будет видно? - спросил я, пытаясь устроиться поудобнее на жёсткой коряге, которую моя спутница определила мне под ночлег.
- Тут за рекой целая армия дымит, - отмахнулась Алёна. - Кому будет интересно нас-то выискивать?
- А ты завтра меня разбудишь?
- Спи, давай, чучело. Завтра завтра будет.
Я вздохнул и посильнее укутался в одеяло. Так с ней всегда: из горящей избы вытащит и на коня на скаку подсадит, но говорить по душам совершенно бесполезно: не видит она тебя, и всё тут. Честно говоря, я всерьёз удивился, когда она так легко согласилась помочь мне в пути сквозь Кощеево Царство, да и сама дорога, как оказалось, была совсем уж не так трудна и опасна, как про неё рассказывали. Конечно, дело могло быть в том, что мы буквально шли по пятам за ратью царя Берендея, собирающей на себя все ловушки, однако меня всю дорогу не покидало ощущение карикатурности происходящего: даже выскочивших на нас из болота кикимор мы прошли как-то вскользь, словно те были лишь представлением для отвода доверчивых глаз.
Несмотря на жёсткое ложе и чисто символический ужин, меня сразу начало клонить в сон, - сказались утомленье последних дней, проведённых в дороге. Убаюканный треском костра, я продолжал размышлять о том, что принесёт нам с Алёной завтрашний день, - операция, предложенная моей спутницей, была по всему безупречной, кроме одного: попытка украсть из плена Кощея красотку, не встретив хозяина, на мой взгляд, не вписывалась в сюжет ни одной из известных мне сказок, - ума не приложу, почему это меня беспокоило. Чтобы отвлечься, я начал вспоминать, как вообще обходились с Кощеем добрые молодцы на протяженьи времён, - кажется, они всегда приходили одни (реже - парами, но уж точно всегда без подруг) и побеждали врага сразу силой и хитростью. И вообще, для победы над Кошей нужны были меч-кладенец, и совет Бабки-Ёжки, и щепотка земли, и сапоги-скороходы, и...
- Можно к вашему огоньку? - прервал мои рассуждения чей-то голос.
Алёна с другой стороны от костра молча подвинулась к краю лежащего поперёк поляны бревна; вид у неё был недовольный.
- Вот так, благодарю вас, - рядом с ней, покряхтывая, опустилась к костру рогатая фигура в лохмотьях. - Вот хорошо, вот уважили.
Алёна по-прежнему отрешённо глядела в огонь; в тёмных её зрачках плясали языки пламени.
- Осмелюсь спросить, куда путь держите: к Самому, али врать будете? - спросил чёрт, устраиваясь поудобнее.
- Угу, - ответила девушка, ковыряя в углях веточкой.
- И правильно, - немало не смутившись, кивнул собеседник. - Чего же крутиться вокруг да около? Так прямо и говорите: идём, мол, к Кощею, чтоб злодея убить, слуг его покарать, девку спасти - и конец, всему делу венец. Вы позволите?
Сквозь полуприкрытые веки я видел, как Алёна простёрла к нему ладонь и чиркнула пальцем о палец; над ногтем у неё заплясал голубой огонёк. Чёрт вздрогнул, уважительно покачал головой и прикурил от предложенной ведьмой руки.
- Давно идёте? - спросил он.
- Вчера, - ответила девушка.
- Ясно. Этот тоже с тобой?
- Угу.
- Он по службе?
- Он по любви.
- О-о-о... Спит уже?
"Я не сплю," - хотел было сказать я, но тут Алёна повела бровью, и я отключился.