Баслтон Джон : другие произведения.

Римейк

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
   Римейк
   (Перевел с английского Алек Милстайн)
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ
  
   Полтора месяца назад я получил от Роберта Риггера, священника на пенсии и моего родственника, диск, к которому было приложено следующее письмо:
  
   Дорогой Джон!
   То, что я тебе посылаю, дала мне женщина, к которой я был вызван для соборования. Несколько лет назад ее сын, савант и компьютерный гик, обнаружил эти записи, восстановив стертые файлы в старом ноутбуке отца. Прочитав первые несколько строк, он потерял к ним интерес, но не стал стирать, а показал матери. Сама она прочла не намного больше, чем сын. Когда ей стало ясно, чем занимался ее муж, она не могла дальше читать. Она поняла лишь то, что он надеялся обмануть физическую смерть, продлевая свою жизнь за счет жизней других, но умер до того, как преуспел в этом. В последующие годы она так и не решилась ни показать кому-либо этот текст, ни уничтожить. Просмотрев записи, я решил переслать их в ФБР, оставив себе копию. Через три дня мне позвонили и сказали, что они несомненно являются чьей-то фантазией. Если это так, или раз они так считают, то почему бы тебе не опубликовать хотя бы выдержки из этих журналов в очередном номере твоего "Метемпсихоза". Если же все в них правда, то я рад, что покойная не узнала ее до конца. Во всяком случае, в этой жизни.
   Благослови тебя Бог.
   Любящий тебя, Р. Р.
   13 Апреля, 2011
   Сиэтл, Вашингтон
  
   Не знаю, является ли полученный мною текст чьей-то несомненной фантазией, но несомненно то, что он прислан как бы с того света. В тот день, когда диск был отправлен, и за два дня до того, как я его получил, о. Риггер был убит. Из его дома вынесли всё ценное, в том числе его компьютер. Не хочется думать, что это была инсценировка грабежа, устроенная ФБР, но если это все же были его агенты, то в данном случае они могли работать не на Бюро, а на кого-то другого или даже на себя. В любом случае самым правильным шагом представлялась немедленная публикация обоих журналов..
   Я не стал исправлять английский писавшего, хотя он и оставляет желать лучшего, но значительно сократил текст. Напечатать его полностью было невозможно да и не нужно. Там свыше восьмисот страниц и, в основном, это либо технические расчеты, либо записи вроде ''опять тучи помешали пикнику на озере.'' (Кстати, большой объем текста -- одно из свидетельств его подлинности. Вряд ли кто-то стал бы фантазировать со столь скучными подробностями.) Поэтому я издал только выдержки из журналов, из-за чего многие записи кажутся оборванными. Почти весь быт, а также всю науку и технику я опустил. Последнее я сделал не потому, что боялся выдать секрет Римейка. Если он и существует, то не раскрыт. Заказчики убийства о. Риггера, если оно связано с Римейком, либо не были в этом уверены, либо ставили целью скрыть сам факт существования Римейка. Я также убрал даты записей. Они оказались бесполезны, так как в них не указаны ни годы, ни дни недели, по которым годы можно восстановить.* И, наконец, я выкинул многие сентенции Нормана,** сохранив лишь наименее одиозные. Но и они не выдерживают критики. Этот человек безусловно ненормален, и не нужно быть психиатром, чтобы видеть его болезнь, эту противоестественную смесь комплекса неполноценности с манией величия. Для нас, однако, важны не мнения и мании этого социопата, а реальность или нереальность Римейка. Оценки специалистов, просмотревших по моей просьбе техническую часть текста, неоднозначны. Сам же я не смею ничего утверждать, хотя мне и кажется, что я 'вычислил' мистера Найта. Если моя догадка правильна, то его давно уже нет в живых. Он скончался семь лет назад от коронарного тромбоза. Президентом компании стал его сын, который действительно был плейбоем. Через два года он исчез в Африке при обстоятельствах, не исключающих возможности самоубийства. Все это, конечно, ничего не доказывает. Тем не менее меня беспокоит, что я всё чаще вижу листовки с портретами исчезнувших молодых людей.
   Джон Риггер.
   23 /5/2011.
   Нью-Йорк.
   ______________________
   * Некоторую привязку к времени, которую мне помог сделать специалист по бесплодию. Он уверил меня, что описанное в первом журнале искусственное оплодотворение могло быть сделано не ранее 1995 года.
   ** Имена Норман и Ада взяты мной наугад. В журналах они обозначены буквами Н и А. Полными, хотя и вымышленными именами там названы только Билл и Ховард Найты. Узнать фамилию женщины, от которой о. Риггер получил диск, мне не удалось. Он наверняка вел записи оказанных им ритуальных услуг, но они, скорее всего, были в его компьютере.
  
  
   ПЕРВЫЙ ЖУРНАЛ
  
  
   / Прошло уже две недели с того дня, как я открыл Реинкарнацию, а я все еще не привык к мысли, что у меня есть шанс отвертеться от смерти. Мне надо срочно приступать к делу, но при таком возбужден это невозможно. Кончится тем, что мой рак завершит свою работу раньше, чем я начну свою. Кстати, эйфория тоже убивает, и не хуже рака. Вчера я проехал три красных света подряд, пока осознал, что делаю. Если бы в меня кто-то врезался, в графе Причина смерти стоило бы написать: Умер от радости. Такой конец особенно обиден, когда причина радости - открытие бессмертия. Конечно, всякий бы ошалел, увидев свет в конце тоннеля вместо черного ничто, однако мне пора уже прийти в себя. Что совсем не просто, тем более, что глотать нейролептики я не хочу. Они снижают интеллект, а мне сейчас нужно всё, что я имею. Одна надежда, что писание, которым я занялся, поможет мне успокоится. Правда, писать столь откровенно довольно легкомысленно, но самоцензура убила бы весь смысл скриптотерапии. К тому же не так-то просто взломать этот файл, и раньше его еще надо найти.
  
   / В тот день я занимался доводкой нашей новой модели МРТ. Мой лаборант Генри, чей мозг я использую для сканирования, лежал в трубе. Внезапно отказал стабилизатор напряжения, и оно принялось плясать с высокой частотой. Я уже хотел выкатить Генри из трубы, чтобы он заменил стабилизатор, как вдруг заметил и на дисплее компьютера, и на осциллографе нечто странное. Оно длилось пару секунд, потом исчезло, снова появилось и осталось. Я переводил взгляд с экрана на экран, пытаясь осмыслить то, что вижу, и совсем забыл о Генри, который, в конце концов, запросился в уборную. К тому времени, когда он вернулся, я уже понимал, на что я наткнулся. Похоже было, что существует возможность, во всяком случае теоретическая, стирать информацию с нейронов. Я велел Генри убрать стабилизатор, а вместо него поставить задающий генератор частоты. После этого я снова задвинул Генри в трубу и начал сканировать его мозг, варьируя частоты. Освободить мозг Генри и тем самым вогнать его в кому я не боялся. Я знал, что устройство, действительно способное это делать, будет только внешне походить на МРТ.
  
   / В ту же ночь, лежа рядом со спящей Адой и обдумывая то, что открыл, я вдруг почувствовал странное беспокойство и вскоре догадался, в чем дело. Если информацию можно стирать (в этом я уже не сомневался), то не исключено, что можно и записывать. Конечно, строить - не ломать, и запись может не получиться. Но если она осуществима, то это означает победу над смертью. Тут я вспомнил, что мысль о бессмертии вместе с ощущением небывалого счастья мелькнула у меня в тот момент, когда я понял, что мозг можно освобождать, но она тут же испуганно шмыгнула в один из уголков сознания. Я и сейчас боялся ее принять из-за страха невыносимого разочарования, если мое открытие окажется химерой. Всё же я заставил себя встать и кое-что просчитал. У меня получилось, что запись возможна, но что на МРТ этого проверить нельзя.
  
   / Следующие несколько дней прошли, как в тумане. Я снова и снова получал изображения на экранах и не мог на них насмотреться. Время от времени я непроизвольно смеялся, как больной ридикюлёзом, заставляя Генри вздрагивать в его трубе. Ночами я не мог спать и лишь иногда проваливался в короткое забытье. При этом мне часто снилось, что я просыпаюсь и понимаю, что мое открытие было лишь сном. От этой грустной мысли я по-настоящему просыпался, иногда в слезах, и тут же вспоминал, что у меня в самом деле появился шанс жить вечно. После этого я лежал, улыбаясь в темноте, и ожидал часа, когда можно будет поехать в лабораторию и включить МРТ.
  
   / Работа меня, конечно, ждет адова, но мой путь прям и прост.
   Я сниму помещение и соберу установку (я решил назвать ее Фениксом) с двумя трубами - для донора и для реципиента.
   Я проверю Реинкарнацию на животных.
   Я найму молодого лаборанта, который будет думать, что я работаю над усовершенствованием МРТ.
   В один прекрасный день, когда этот парень будет лежать в трубе реципиента, я освобожу его мозг. Потом запущу программу, лягу на стол и введу себе снотворное. Через некоторое время, когда я уже буду спать, мой стол въедет в трубу донора, после чего начнется скачивание информации с моего мозга в освобожденный мозг реципиента. Я очнусь в теле реципиента, пока бывший я будет еще спать и освобожу его мозг. Затем я перевезу его домой, где его позже найдут в коме. Врачи, конечно, не поймут ее настоящей причины, но, чтобы не оставлять больного без диагноза, запишут какой-нибудь 'неокортикальный некроз' или 'перерыв в кровоснабжении таламуса'. Мое бывшее тело поместят в больницу для хроников и Ада, для которой оно будет оставаться человеком и ее мужем, будет его регулярно навещать. А я буду жить в моем новом теле, пока не придет время снова переселяться.
  
   / Как ни странно, но то, что я собираюсь сделать с реципиентом, не считается убийством ни по уголовным, ни тем более по религиозным законам. Для обвинения в убийстве требуется труп жертвы, или, на худой конец, ее исчезновение. А тем, кто скажет, что я укорачиваю реципиенту жизнь, я отвечу: Не судите, да не судимы будете. (И я говорю это не злодеям, которые меня бы и не осудили, а обычным людям.) Вы тоже заедаете чужие жизни. И это не почтенная борьба за существование, не 'умри ты сегодня, чтобы я мог жить завтра', а 'умри ты сегодня, чтобы я мог жить лучше'. Я уж не говорю о живущих в немыслимой роскоши, но даже такой человек, как моя Ада, в этом грешна. Мы с ней живем в доме с пятью спальнями (а до того, как поженились, она жила в нем одна), вместо того чтобы его продать и купить квартиру, а разницу отдать на продление чьих-то жизней. Так можно ли осуждать того, кто говорит ''Проживи ты меньше, чтобы я мог жить вечно''?.
   Страдания Агасфера мне тоже не грозят. Если я захочу, то умру. Но я не захочу. Потому что только жизнь, которая не кончается смертью, и есть настоящая жизнь. Разве ощущение, что никуда не надо спешить, не одно из самых приятных? Разве не ужасно всю жизнь сознавать, что время уходит, что оно дороже денег, дороже всего? Поверить в миф, что бессмертие -- это проклятие, может человек, чье существование - скучный роман с самим собой, а тому, кто любит себя всерьез скучно не бывает. К тому же я буду время от времени менять облик (а в дальнейшем, возможно, и пол), что наверняка разнообразит жизнь.
  
   / ...Между прочим, я уверен, что отказы стабилизатора напряжения случались и раньше, но ни разработчики в компаниях, ни рентгенологи в больницах не обращали внимания на то, что при этом происходит. Я бы тоже не забеспокоился, если бы владел только одной или даже двумя из моих трех профессий. Еще раз подтверждается стыдливо умалчиваемая истина: узкая специализация достойна муравьев, а не людей. То, что такое триединое существо, как я, открыло Реинкарнацию, не так уж удивительно. Удивительнее то, что я им стал.
  
   / В детстве (которое я провел в Ницце, где работал мой отец) я служил искусствам. Рисовал, писал стихи и играл в школьном театре, где бывший актер обучал нас системе Станиславского. Мой папаша смотрел на это косо. Он опасался, что я стану поэтом или актером и буду сидеть на его шее. Но в последнем классе (мы тогда уже жили в Штатах) я неожиданно для себя увлекся электроникой и вскоре мог собирать довольно сложные вещи. Отцу моя новая страсть была по душе, тем более что за деньги, которые я постоянно выпрашивал на Радио Шек,* он покупал мое абсолютное послушание. В колледже я стал еще больше зависеть от его денег. Он оплачивал не только мою учебу, но и все расходы. Подрабатывать у меня не было времени. Я теперь вовсю занимался искусственным интеллектом. Мы проектировали и строили роботов, которые потом соревновались с роботами других колледжей. Немногое оставшееся время уходило на любовные приключения. На саму же учебу я его почти не тратил, поскольку обладал фотографической памятью. Я обнаружил ее у себя еще в начальной школе, но держал это в тайне. Уже тогда я догадался, что лучше, если окружающие не знают, что тебе что-то дается без труда.
   __________________________________________________________________
   * Сеть магазинов, продающих электронику и электронные компоненты. (Здесь и далее примечания переводчика.)
  
   / После защиты диплома я мог получить работу в любой из ведущих компаний, но отец настоял, чтобы я поступил на медицинский факультет. ''Иначе, - говорил он, - твоя средняя четверка* пойдет коту под хвост''. Я подозревал, что помимо желания, чтобы я не продешевил, он хотел заполучить бесплатного лейб-медика. У него было неважное здоровье, которое я, к несчастью, унаследовал.
   Для меня пойти в медицину было всё равно, что жениться на девушке только потому, что она считается завидной невестой. Но отец сказал, что я буду неблагодарной свиньей, если не послушаюсь его после того, как он столько на меня потратил и готов потратить еще больше.
   ______________________________________________________________
   * В США поступают на медицинский факультет после окончания колледжа. Вступительных экзаменов нет, но конкурс очень большой. Отбор идет по нескольким критериям, важнейший из которых - средняя оценка за время учебы в колледже, где система оценок четырехбалльная.
  
   / Став студентом-медиком, я и не думал специализироваться в хирургии, тем более в нейрохирургии. Но однажды наш патолог, наблюдая, как я разделываю труп, заметил: ''У тебя хорошие руки, Норман. Ты бы мог попробовать нейро.'' Я неосторожно проболтался об этом отцу, который знал не только то, что врачи зарабатывают больше других людей, но и то, что нейрохирурги зарабатывают больше других врачей. ''Конечно, ты должен стать нейрохирургом с такими руками, - обрадовался он. - С твоими руками и мозгами ты просто обязан оперировать на мозгах''. И мама, как всегда, выдала смех-трек на его шутку. Я пытался ему объяснить, что для хирургии мне нехватает характера. Но он сказал, что тогда тем более надо идти туда, где он у меня выработается.
  
   / Копаться в человеческих мозгах не менее интересно, чем в мозгах роботов, и нейрохирургия оказалась делом захватывающим. К сожалению, оно стало излишне захватывающим, когда я от трупов перешел к людям. Я ненавижу работу, при которой нет времени подумать, а промах нельзя исправить. Теперь она была именно такой, причем речь часто шла о жизни и смерти, пусть даже и не моей. Во время операций в мою кровь выбрасывались чудовищные дозы адреналина, и нервная система с этим не справлялась. Я попробовал лечиться медитацией, но так и не смог научиться не думать, и бросил. Постепенно я стал опускаться. До сих пор мне удавалось избегать всего, что вызывает зависимость. Моим девизом было - не привыкай ни к чему и ни к кому. Одна из моих девушек даже обозвала меня при расставании рабом свободы. Теперь я начал курить, а перед сном выпивал пару рюмок коньяка. Вскоре та же пара рюмок стала мне нужна перед тем, как идти в операционную.
   Кинг лает, просит, чтобы я его вывел. Вечером продолжу.
  
   / О моих проблемах никто не знал. Интуиция и природная ловкость рук меня выручали и статистика моих операций была терпимой. Но не мой стресс. Думаю, именно в те годы моя иммунная система была подорвана, что позже привело к раку. В конце концов, я решил попробовать транквилизаторы и, чтобы выбрать подходящий, прочитал несколько статей по психиатрии. Из них я понял, что пока я буду продолжать оперировать, лекарства мне вряд ли помогут. Сам же предмет оказался довольно интересным и я подумал, не перейти ли мне в психиатрию. Я буду меньше зарабатывать и к тому же подтвержу заключение известного писателя, что психиатрами становятся неудачники, зато сохраню здоровье. Я попросил моего шефа подыскать мне замену. К счастью, он нашел ее не сразу, и я успел встретить Аду.
  
   / Мы познакомились в больничном кафетерии. Я стоял с подносом посреди переполненного зала, высматривая свободное место, и вдруг ее увидел. Мне сразу вспомнилось выражение 'прекраснее самой красоты.' У незнакомки были бледно-золотые волосы и детское лицо рафаэлевой Мадонны Лорето. Недоставало только младенца Христа на руках. Такие девушки должны вызывать благоговение, но у меня почему-то вызывают вожделение. Я помешан на том, что на латыни зовется immaculata.* Целоваться с целомудренной девушкой для меня слаще, чем совокупляться с обычной, а обладание такой девушкой есть предел желаний и духовное наслаждение. Разумеется, immaculata -- это не анатомическая девственность, которая ни о чем не говорит, но чистота помыслов. Подобно тому, как некрофилу или фетишисту не может доставить настоящей радости живая женщина, я не испытываю ее с циничными девицами, а тем более с девушками, краснеющими при шутках, которых они, казалось бы, не должны понимать. Конечно, в отличие от того же фетишизма, моя страсть к небесным созданиям не является сексуальным изъяном, но удовлетворять ее непросто. В конце концов, туфля есть туфля, а в человеке легко ошибиться. К тому же я поклонник и физической красоты, а целомудренные красавицы часто встречаются только в старинных фильмах.
   Я подошел к незнакомке и попросил разрешения сесть напротив. Теперь я видел, что она намного старше, чем казалась издали, но мне и это понравилось. В юности и уличная проститутка может выглядеть невинной маргариткой, но когда девушке под тридцать и она кажется непорочной, то чаще всего так оно и есть. Я завел разговор. Она вежливо отвечала, но нисколько не оживилась. Было видно, что ни моя мужественная франко-ирландская внешность, ни слово Нейрохирургия, вышитое на моей зеленой робе, не произвели на нее впечатления. (Еще несколько очков в ее пользу.) Я спросил, работает ли она здесь, в Св. Агнессе. Нет, приходит навещать одиноких больных. Так значит, она одна из сестер-бенедиктинок? Пока нет, но хочет стать ею. (Помню, что я тогда подумал: ''Такая красота, и пропадет впустую''.) Она поинтересовалась, какой я веры. Я сказал, что верю в одухотворенность космоса. Этот ответ я вычитал в каком-то эротическом романе и всегда им пользовался. Она спросила, не хочу ли я прийти в их церковь и познакомиться с их замечательным пастором и другими замечательными людьми? Я сказал, что хочу. То, что эта девушка стоит обедни, было очевидно.
   ___________________________
   *Нечто чистое, непорочное. Букв. - без пятен. Immaculatе conception (англ.) - непорочное зачатие.
  
   / В воскресенье мы встретились в условленном месте, и я увидел будущую бенедиктинку во весь рост. На ней было длинное мешковатое платье, но мой докторский глаз сразу разглядел, что священный сосуд имеет дьявольски соблазнительные формы. Ноги могли быть чуть-чуть длиннее, но мне уже было не до мелочей.
   По дороге в церковь она рассказала, что ее покойные родители были лютеранами, и она лишь недавно обрела единственно правильную религию. Затем захотела узнать, почему я атеист. Она явно не приняла всерьез 'одухотворенность космоса', а может, атеистом для нее был тот, кто не верит в Спасителя. Я вместо ответа спросил, почему она раньше была лютеранкой. Она сказала, что понимает меня, но заметила, что мы не должны слепо следовать догмам, навязанным нам в детстве. Сама она оставила своих единоверцев из-за того, что они не имели твердой позиции в отношении смертной казни, а также оправдывали аборты в случае инцеста или изнасилования. Думаю, ей еще больше подошла бы какая-нибудь ведическая религия. Жизнь для нее священна, в том числе жизнь любого насекомого и любого злодея. Оказавшись в первый раз у нее в доме, я обнаружил, что она не признает дезинсекции и дератизации. Я тут же согласился, что люди могут мирно сосуществовать с мышами и тараканами, но, став через два года главой дома, втайне от нее истребил всех живших в нем тварей.
  
   / Уже при третьем посещении церкви я сказал пастору, что хочу стать католиком, и он с помощью Ады начал готовить меня к вступлению в их великую организацию. К тому времени я уже знал, что не могу жить без нее. Меня буквально мутило от похоти, когда, соприкасаясь плечами, мы сидели над Библией. Всё же я не совсем перестал соображать и не спешил с моим обращением. Я понимал, что я для Ады один из ближних, и она любит меня, как самое себя. Чтобы получить повышение и стать близким, надо было как-то привязать ее к себе, прежде чем ее миссия будет выполнена. Это было совсем непросто, поскольку у нас с ней не было ничего общего, кроме моего к ней чувства. Но как раз его мне приходилось скрывать. Она была бы весьма смущена, если б узнала о моей любви. Я и так боялся, как бы она не догадалась, что я хочу креститься не ради Христа. Тогда я не знал, что подобная мысль не могла у нее возникнуть. Ей неизвестно, что люди - актеры, и когда убийцей в книжке оказывается милейший человек, она думает, что это сделано для меньшей предсказуемости сюжета, и (как и всё в светском искусстве) не имеет ничего общего с жизнью.
  
   / До моего приобщения к религии я был знаком с Библией только по живописи. Теперь я ее прочел (причем, к восхищению Ады и пастора, не только англоязычную, но и Вульгату*), и это очень укрепило мою веру в человеческую инфантильность. Тот факт, что большинство людей до сих пор принимает подобные книги за откровение, заставляет меня всерьез опасаться за будущее нашего вида. Вопрос совсем не праздный для того, кто собирается жить вечно. Впрочем, как неофит я преуспел. В то время моя феноменальная память была еще при мне, и вскоре я стал начетчиком не хуже Ады, а она как бывшая протестантка знает Писание получше нашего пастора. Столь удивительные успехи были приписаны религиозному рвению и мои дела несколько продвинулись. Ада мною очень гордилась, то есть испытывала одно из самых сильных чувств женщины по отношению к мужчине. Тем не менее, она по-прежнему готовилась стать сестрой-бенедиктинкой и я не смел ее отговаривать. К счастью, ее родная сестра, многодетная жена протестантского священника в Монтане, делала это за меня. Она удвоила свои усилия, узнав о нашей дружбе. Недавно я наткнулся на связку ее тогдашних писем. Не полагаясь только на свой авторитет, она заполняла их цитатами из богословских текстов. ''И брак, и монашество объединяет одна и та же благодать - желание познать Бога''. ''Не только монашка, но всякая женщина - есть священный сосуд. Именно поэтому Бог избрал земнородную женщину, чтобы явиться миру''. Et hoc genus omne.**. Думаю, что именно благодаря сестре и еще тому, что подсознательно Ада тоже хотела стать матерью, я, в конце концов, заполучил мою старую деву.
   ______________________________________________ *Латинский перевод Библии. ** И всё такого же рода (лат).
  
   / Сразу после моего знакомства с Адой, девушка, с которой я в то время спал, что-то почувствовала и стала донимать меня своею ревностью. Мне пришлось ее бросить, но, чтобы не думать только о сексе, мне нужен был секс. Я, разумеется, регулярно прелюбодействовал с Адой в сердце своем, но понимал, что познать ее мне удастся нескоро, а может, и никогда. Поневоле я начал пользоваться девушками по вызову. Фактически это была одна и та же девушка, очень молоденькая, которую, кажется, звали Моника. Ей полагалось лежать тихо и неподвижно, в то время как я, вызвав на внутренней стороне век образ Ады, занимался ею с такими стонами, что полуглухая старушка в доме напротив, наверно, их слышала. Иногда Моника вдруг начинала вести себя так, как Ада отнюдь не могла бы себя вести. Мне приходилось ее одергивать, а она нежно оправдывалась, уверяя, что в самом деле на меня заводится. Думаю, что вскоре она меня возненавидела и наверняка бы злорадствовала, если б узнала, что, когда мы с Адой, наконец, обвенчались, мне самому пришлось делать вид, что секс не имеет ничего общего с наслаждением. Веди я себя естественно, я бы выглядел в глазах Ады, как животное. Ей и в голову не приходит, что именно наши соития похожи на совокупление двух животных - абсолютно пассивная самка и беззвучно работающий самец.
  
   / Во что я бросил играть после женитьбы, так это в религиозность. Мы больше не читали вслух Библию по вечерам, и я перестал участвовать в работе церковно-благотворительных кружков. Я бы и дальше продолжал это делать из чувства благодарности и даже умиления, ибо каждую ночь меня ожидало блаженство, о половине которого большинство мужей может только мечтать. Но как раз в это время я сдал экзамен на психиатра и открыл свой кабинет. Практиковать и психиатрию, и католицизм я просто не успевал. Постепенно я перестал ходить даже к воскресной мессе. Напрасно Ада объясняла мне, что мы не патагонцы в джунглях, а для человека цивилизованного крещение есть лишь первый шаг к спасению. Я умело защищался, пользуясь, как и многие, Евангелием для собственных целей. Мы оба знали его наизусть, и я просто говорил: ''Вспомни шесть-шесть от Матфея.''* Или приводил доктрину бенедиктинцев: Laborare est orare.** В конце концов, ей пришлось смириться с мыслью, что я спасаю свою душу, исцеляя душевнобольных. Всё же она уверена, что рано или поздно мое ''дремлющее sperme pneumatique,*** заложенное в каждом человеке, пробудится и соединится с духом Ангела-Христа''. Не помню, откуда это.
   __________________________________________
   * ''...когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.'' ** Работа - это молитва (лат).
   *** Духовное семя (фр.).
  
   / Моей новой профессией я вначале увлекся и даже посылал в ''Анналы взрослой психофизики'' статьи об интересных больных, но скоро понял, что психиатрия подходит мне даже меньше, чем нейрохирургия. Если раньше я страдал от перевозбуждения и стресса, то теперь от раздражения и скуки. При этом я еще меньше, чем прежде, принадлежал себе. Большинству моих пациентов жизнь была в тягость, и любой из таких мог позвонить как раз в тот момент, когда я наслаждался Адой или посткоитальным сном, и сообщить, что испытывает желание убить себя. Я должен был часами держать его на телефоне, или даже ехать к нему, и уверять, что все его проблемы временные (будто у смертных бывают иные), и окончательное решение вопроса не обязательно. Хирургом, я имел дело с больными, которые соглашались на что угодно, лишь бы задержаться на земле еще на несколько месяцев. Теперь же моим долгом было убеждать людей, чье существование невыносимо, продолжать проигранную игру. Одного такого мне удавалось долго убалтывать, пока он все же не застрелился, убив перед этим жену, чтобы отрезать себе путь к отступлению.
   Скоро, впрочем, всё это стало неважно. У меня нашли рак, и я сам оказался наедине со смертью.
  
   / Началось с того, что мне в буквальном смысле повезло сильно ушибить голень. Рентген показал небольшую трещину, а заодно заметил в трех дюймах от нее затемнение в кости. Мне сделали биопсию и сообщили, что у меня диффузная Б-крупноклеточная лимфома.* Мир стал плоским и серым. Я больше не жил, а досматривал какой-то глупый фильм. _____________________________________________________
   * Одна из форм неходжкинской лимфомы, рака лимфы.
  
   / Есть счастливцы, которые спокойно относятся к смерти, и заранее покупают себе место на кладбище. И есть несчастные, кому мысль, что они умрут, не дает жить, и они кончают с собой. Но и те, и другие немногочисленны. Я же до моей лимфомы был типичным человеком разумным, то-есть знал, но не верил, что рано или поздно меня не станет. (Зато сейчас охотно верю, что останусь здесь навсегда.) Обычный для подростка вопрос - какой смысл жить и мыслить, если мой мозг съедят черви - терзал меня недолго. Как только я заинтересовался электроникой и девочками, мне стало не до смерти. Тогда же я разобрался и со смыслом жизни, догадавшись, что когда тебе плохо, жизнь лишена смысла, а когда хорошо, он тебе не нужен. От тех времен у меня сохранился лишь страх расставания с собой в тот момент, когда я засыпаю. До поступления на медицинский факультет мне не приходилось сталкивался со смертью, и когда отец пихал меня во врачи, я упирался еще и из-за нежелания это делать. Оказалось, однако, что чужая смерть может иметь отношение к твоей жизни, но не к твоей смерти. Это событие могло быть досадным, печальным и даже приятным (так, после смерти отца я впервые почувствовал себя хозяином своей жизни), но оно всегда относилось к быту, а не к бытию. Конечно, иногда я по-настоящему (то-есть не головой, а животом) понимал, что тоже умру. Но это понимание удавалось тут же отбросить, потому что жить с ним невозможно. Теперь я с ним жил, и моим единственным живым чувством был животный страх. Даже мое сумасшедшее влечение к Аде куда-то исчезло, хотя физически я чувствовал себя нормально. Хуже того, она стала меня раздражать. Когда она сообщила, что в нашей церкви все молятся, чтобы Бог меня исцелил, я не удержался и сказал:
   - Не проще ли было соблюдать первую врачебную заповедь - не навреди?
   - Что ты говоришь? - ахнула она. - Не давай дьяволу искушать тебя.
   Я видел, что меня заносит, но уже не мог остановиться и спросил:
   - Почему дьяволу?
   - А кому же еще? -
   - Как кому? Кого мы просим не вводить нас в искушение?
   Она стала тихо плакать от жалости ко мне. Как же мне страшно, если я восстаю на Господа. Сейчас-то я вижу, что она была права. Внутри меня живет мелкий бес, который знает, что умрет вместе со мной, и, естественно, нервничает. Как только я обрету бессмертие, он начнет вести себя прилично.
  
   / Как и многие, у кого нашли рак, я поторопился себя хоронить. Пораженный кусок кости удалили и вскоре я узнал радостную весть: опухоль была локализована. На всякий случай надо пооблучаться и сделать химию, но моя смерть откладывается с хорошими шансами умереть от чего-нибудь другого. Ада сказала, что всегда верила в то, что Господь исцелит меня. Но он у нее существо непредсказуемое. Через год лимфома вернулась, и мне опять пришлось проходить химию, а нашим церковным дамам молиться за меня. Правда, это опять помогло
  
   / Пока я болел в первый раз, я растерял своих пациентов. Набирать новых у меня не было сил, и еще меньше хотелось работать в лечебнице с тяжелыми психами. В конце концов, я решил податься в медицинскую электронику и ни разу не пожалел об этом. Правда, я стал еще меньше зарабатывать, но, к счастью, я женат на женщине, которая Мф. 6.31* понимает буквально. Питается она фасолью и морковью, пьет воду и одевается в платья от Гудвил.**
   ______________________________ * ''Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?'' ** Сеть магазинов подержанных вещей.
  
   / Между прочим, было предсказано, что, возможно, гениальный хирург изменит собственную карьеру и вместе с нею, возможно, всю судьбу человечества тем, что воскресит себя в новом обличье. Это как раз мой случай, хотя и не понятно, при чем тут человечество. Боюсь, не имел ли пророк в виду, что Реинкарнацию не удастся удержать в тайне.
  
   / Придумал для Ады легенду. Она мало правдоподобна, но у моей жены легко прошла. Я ей сказал, что у меня есть идея, которая произведет переворот в электронной диагностике, сделав ее возможной на самых ранних стадиях болезни. Если я доложу об этом в Компании, мне увеличат зарплату и добавят акций. Но я хочу сделать мое открытие всеобщим достоянием. До опубликования идею надо проверить. Для этого я собираюсь по секрету от Компании оборудовать собственную лабораторию. Я начну работать один, но через какое-то время мне понадобится помощник. Стоить всё это будет недешево, поэтому придется продать часть наших акций. Ада сказала, что гордится мною.
  
   / Сейчас подумал, что Реинкарнация - термин неудачный. Правда, формально он подходит, так как означает 'вхождение в новое тело', но после реинкарнации практически теряешь память о прошлом, а это та же смерть. Лучше назвать процедуру Римейком, а ее этапы - освобождением и переселением.
  
   / Когда две недели назад я начал писать, я не очень надеялся избавиться от эйфории, ибо нет на земле большего блаженства, чем сознавать, что сможешь жить как угодно долго и при этом будешь человеком, а не нежитью и не программой в какой-то там искусственной реальности. Но скриптотерапия помогает. Жаль только, что мое приятное возбуждение уступает место не спокойствию, а тревоге. Теперь меня одолевают мысли, которые раньше удавалось отгонять, чтобы не портить себе настроения. Я, разумеется, с самого начала сознавал, что возможность Римейка сделает меня лишь квазибессмертным. Мне перестанет грозить ожидаемая смерть, но я по-прежнему должен остерегаться неожиданной смерти. Вечную жизнь может гарантировать только электронная резервная копия сознания, несколько экземпляров которой должны храниться в надежных сейфах и часто обновляться. Столь же важно создать сообщество бессмертных, которые в случае неожиданной смерти одного из них, найдут подходящего реципиента и перенесут в его освобожденный мозг информацию с резервной копии. К сожалению, создание такой копии задача из самых трудных. Будучи нейрохирургом, психиатром и кибернетиком в одном лице, я понимаю это лучше других. На ее решение могут уйти десятки лет, и все это время я буду его заложником. В одиночку мне с ней вообще не справиться и, значит, мои сообщники должны быть и моими коллегами. Но найти подходящих людей очень непросто. Возможно даже, что мне придется размножиться, произведя на свет пару десятков моих 'братьев по разуму'.
   В принципе, можно было бы пока хранить копии сознания в головах двух-трех резервных реципиентов, находящихся в искусственной коме. Но мои коллеги тоже захотят иметь таких резервистов, и когда я представляю себе ряды тел, подключенных к аппаратам обеспечения жизнедеятельности и вывода ее продуктов, я понимаю, что это хорошо для научно-фантастических фильмов, а в жизни окажется слишком сложным организационно. Люди в коме подвержены пролежням и пневмониям и за ними нужен идеальный уход. Но хуже всего то, что неработающий мозг часто начинает атрофироваться и резервистов придется заменять. А заведение, которому приходится избавляться от тел, рано или поздно накроют.
  
   / На самом деле мне рано думать о таких вещах. Сейчас надо срочно решить, где устроить лабораторию. Ездить далеко нет ни времени, ни сил, а снимать помещение поблизости я боюсь. Половина добрых жителей нашего городка работает в Компании, и делать здесь что-то втайне можно только у себя дома. У нас есть гараж на три машины, который я мог бы использовать, но тогда возникает проблема с лабораторными животными. На обезьян у меня всё равно нет денег, но в гараже я не смогу работать даже с собаками. Их нельзя будет скрыть от Ады, не говоря уже о Кинге.
  
   / Наверно, гараж - всё же лучший вариант. Я сэкономлю время на езде и заодно на аренде. Работать придется с крысами, но они в каком-то смысле даже превосходят собак. Они единственные, кроме приматов, у кого обнаружены метакогнитивные способности. Надо только раздобыть серых и черных. Белым уже много поколений не нужно думать о куске хлеба и их интеллект должен быть ниже.
  
   / Хочу пойти ли на инвалидность. Правда, сейчас я практически здоров, но при моих врачебных связях это будет нетрудно устроить. Мои чеки уменьшатся на 20%, но эти деньги все равно ничего не решают, а я буду полностью свободен.
  
   / Я не представлял, насколько всё дорого. В Компании я просто даю Генри список того, что мне нужно, а он потом листает каталоги и составляет заявку. Я еще не закончил смету, но уже вижу, что денег не хватит, даже если реализовать все наши акции. Придется закладывать дом, и Аду это расстроит. Долги - единственное, чего она боится. И этот дом, который построил ее прапрадед, для нее не просто жилье.
  
   / Закончил калькуляцию. Денег не хватит, даже если заложить дом. Единственный выход - заказывать всё, что возможно, через наш отдел снабжения и уносить домой. Воровать унизительно, но я слишком стеснен в средствах, чтобы стесняться в их выборе. Боюсь только, как бы Генри не заметил, что из лаборатории что-то исчезает, хотя это и маловероятно. Он, как моя Ада, не от мира сего, только вместо Христа помешан на бейсболе. Ему, например, не приходит в голову, что так часто ее одалживать для продолжительного сканирования может быть вредно.
   Обидно, что не получается пойти на инвалидность. Это была моя единственная возможность купить время.
  
   / Нашел через интернет два старых МРТ в Техасе. Позвонил дилеру и предложил вдвое меньшую цену, которую он тут же принял. Электроника там вряд ли в рабочем состоянии, но мне нужны только столы и трубы. Надо было предложить еще меньше, он бы согласился. Мой папаша был прав, когда говорил, что из меня никогда не выйдет делового человека. Я потребовал привезти машины ночью. Ни к чему, чтобы соседи видели фуру с надписью ''Медицинское оборудование''.
  
   / Прибыли МРТ. Это допотопные махины, настоящие динозавры. Мошенник-дилер дал в объявлении неправильные габариты. Машины я могу вернуть, но мне не найти ничего даже близкого по цене. Теперь у меня проблема не только с временем, но и с пространством. Неужели придется снимать помещение за городом и мотаться взад и вперед?
  
   / Кажется, я нашел выход. Если разместить машины под углом, то я втисну и их, и всё остальное.
  
   / Воспользовавшись Днем Поминовения, проработал три дня подряд и закончил расстановку. Всё вошло, но в гараже не повернуться.
  
   / Сегодня, пока Ада была в церкви, привез крыс. Кинг тут же примчался к двери, ведущей из холла в гараж, и начал лаять, как сумасшедший. Он не Ада, которая не замечает, даже если в доме пахнет газом. Скоро, однако, он принюхался и замолчал. Завтра поставлю на дверь пружину и замок, чтобы она сама запиралась. Ада никогда не ходит в гараж, но если Кинг, который любит лезть не в свои дела, туда проскочит, она пойдет за ним и увидит крыс. Тогда мне останется только перейти на тараканов.
  
   / Два часа назад освобожден мозг взрослого черного самца. Он в коме, но дышит самостоятельно. То же с мочеиспусканием и дефекацией. Кормление через капельницу. Я пою про себя ''Вот он идет, герой-победитель,''* и если б не Ада, запел бы во все горло. Мне не терпится завершить Римейк, но после восьми часов на работе и девяти в гараже я уже не держусь на ногах. ________________________
   * Церковный гимн.
  
   / Осуществил первое переселение. Реципиент тут же вышел из комы, он сам ест и пьет, но очень неуверенно передвигается и все время дрожит. Возможно, это результат шестичасового перерыва между освобождением и переселением.
  
   / Проделал еще десять Римейков, стараясь свести к минимуму время между процедурами. В последнем случае оно было равно двум минутам. Тем не менее, у всех реципиентов имеет место тот же синдром.
  
   / Проделал переселение в неосвобожденного (грязного) реципиента. Сделал это из чисто научной добросовестности, а не в надежде на чудо, которого и не произошло. Как и следовало ожидать, такое переселение (правильнее называть его подселением, а получаемое в результате существо - коммуналом) вызывает острый психоз. Я четырежды повторил опыт, и у всех реципиентов наблюдались полная некоммуникабельность (шарахаются от других крыс) и частые переходы от бесцельной беготни к оцепенению.
  
   / Продолжаю делать всё, что можно и чего нельзя, но результаты не улучшаются. Я не был так подавлен, даже когда узнал, что у меня рак.
  
   / До сих пор не пойму, как такой хомо неверующий, как я, мог поверить в бессмертие. Ведь я прекрасно знал, что большинство идей, которые в голове выглядят блестящими, на бумаге теряют часть блеска, а 'в металле' вообще не работают. Конечно, эта дьявольская иллюминация в конце туннеля ослепила бы кого угодно, но мне от этого не легче, также как и от того, что возможность освобождать мозг есть само по себе колоссальное достижение. Я уже вижу множество научных и практических приложений освобождения. А ведь можно еще добиться фокусировки поля и освобождать не весь мозг, а отдельные участки. Перспективы, которые при этом открываются перед медициной, даже трудно представить. Я наверняка стану 'бессмертным' благодаря моей работе,* и не уверуй я в вечную жизнь, радовался бы сейчас, что успел сделать выдающееся открытие. __________________________________________________________________________________________
   *Аллюзия на известную шутку Вуди Аллена: ''Я не хочу стать бессмертным благодаря моей работе. Я хочу стать бессмертным, оставаясь в живых.''
  
   / Про дьявольскую иллюминацию я написал со злости. На самом деле свет во тьме светит. Я интуитивно чувствую, что Римейк нигде не противоречит фундаментальным законам и задача разрешима. Но это-то и обидно, потому что я также чувствую, что ее невозможно решить быстро. Для меня это значит никогда.
  
   / Немного отошел и снова пытаюсь остаться в живых. Для начала хочу выяснить, которая из двух процедур вызывает психоз. Будем надеяться, что не обе.
  
   / Придумал experimentum crucis.* Надо снова проделать подселение, не освобождая мозга реципиента, но им должен быть совсем маленький крысенок, чей мозг пока и так почти свободен. Если оно получится, значит мозг травмируется при освобождении. Для начала стоит подселить отца к сыну, чтобы генетическая память, унаследованная от отца, работала на Римейк. Подселенный, таким образом, окажется практически единственным жильцом в теле реципиента и может считаться не коммуналом, а новоселом. Как только кто-то родит, я этим займусь.
   _______________________________________________
   * Ключевой эксперимент. Букв. - проба крестом (лат).
  
   / Подселил серого самца к недельному сыну. Я не надеялся уловить перемену в поведении у слепого и глухого крысенка и рассчитывал заметить ее через несколько дней. Но случилось то, чего я никак не ожидал. Как только я поместил новосела позади фанерной перегородки, которую заранее установил, мама-крыса оставила детей и направилась в его сторону. Видеть его со своего места она не могла, и значит, он, по крайней мере, не потерял способности издавать ультразвуковой сигнал, которым крысы привлекают друг друга. Мамаша добежала до перегородки, встала на задние лапки, и, зацепившись передними, перелезла через нее. Она обнюхала сына и, к моему ужасу, сожрала его, прежде чем я успел вмешаться.
  
   / Одна из черных крыс только что родила девятерых. Через пять дней попробую повторить эксперимент. Будем надеяться, что эта мамаша окажется добрее. Без нее нам не обойтись. Искусственно выкормить недельного крысенка довольно трудно, а еще есть проблема с органами выделения. У новорожденных крысят они плохо работают, и чтобы дети могли облегчиться, матери приходится лизать их анальные генитальные зоны. Вряд ли у меня это получится.
  
   / Проделал подселение. На этот раз, прежде чем вернуть крысенка в клетку, я забрал у мамы остальных детей, и она их всё время искала. Через два часа, когда давление молока у нее достаточно повысилось, я подсадил к ней новосела, готовый в случае чего его защитить. Впрочем, я бы вряд ли успел. Реакция у крысы намного лучше, чем у человека. Мамаша долго осматривала сына, но, в конце концов, позволила ему взять грудь. Я назвал мальчика Адамом и пометил красной буквой А. Чтобы мама его сильней любила, ему стоило бы остаться единственным ребенком, но мне важно сравнивать его с другими детьми. Поэтому я вернул в клетку еще одного мальчика и одну девочку, а остальных выбросил. Надеюсь, это уменьшит шансы, что мать его убьет.
  
   / Адам заметно опережает в росте брата и сестру. Но это может быть результатом лучшего питания. Он ест чаще других и пользуется только самыми задними сосками, где, возможно, больше молока. При этом он отпихивает задними ногами того, кто пытается подлезть ко второму соску.
  
   / Адаму две недели. Он только вчера открыл глаза, но, как говорится, хорошо контролирует свою среду и даже проявляет интерес к маминой вульве. На сестру, как неполовозрелую, он внимания не обращает.
  
   / Мать от него отказалась. Она оттаскивает его в дальний угол клетки и там бросает. Он приходит обратно, но она опять его уносит.
  
   / Пришлось пожертвовать братом и сестрой Адама. Когда крыса убедилась, что они мертвы, она снова стала его кормить.
  
   / Последние два месяца работал, как одержимый, пытаясь осуществить внепотомственное подселение, но не продвинулся ни на дюйм. Подселение в чужое потомство не проходит даже в самом нежном возрасте. У всех коммуналов наблюдается тяжелая олигофрения. Они даже не в состоянии найти материнский сосок и быстро погибают. Что касается подселения в собственных детей, то оно удается лишь при условии, что возраст реципиента далек от критического. Для крыс этот возраст составляет 13-15 дней, что физиологически соответствует примерно четырем человеческим месяцам. В течение первых двух дней подселение практически всегда бывает успешным. Затем, по мере приближения к критическому возрасту, вероятность психоза возрастает по кривой, близкой к экспоненте. Интересно, что в первые дни возможен даже кроссгендерный Римейк, то-есть подселение матери к сыну и отца к дочери, хотя мальчики при этом получаются какие-то вялые, а у девочек наблюдается повышенная агрессивность.
  
   / Адам большой молодец. Свою маму (которую я прозвал Лилит) он полностью приручил и даже заставил произвести потомство. На их детях я проделал успешные подселения, и у нас теперь есть еще два Адамчика и три Лилиточки. Так что Адам скоро сможет упражняться в искусстве быть отцом, а потом и дедом. А вообще-то работа застопорилась. Последнее время прихожу в гараж только для того, чтобы покормить крыс.
  
   / Своих детей у меня нет и не будет, и, значит, надо работать над внепотомственным Римейком. У меня уже есть соображения, в каком направлении двигаться. Но, как говорил мой папаша, ''в начале были деньги''. Без них мне нельзя двинуться ни в каком направлении. Крысы для дальнейших опытов не годятся. И собаки не годятся. Нужны шимпанзе, а чтобы с ними работать, компьютер Феникса должен быть на три порядка быстрее. Но такой стоит тысяч сто пятьдесят.
  
   / Уверен, что нашлось бы немало жирных котов,* готовых стать моими спонсорами. Проблема в том, что мне в общем-то нечего показать. Мой неоперившийся Феникс и умные крысята вряд ли убедят людей, к которым толпы проходимцев лезут за деньгами. Я и сам бы на их месте заподозрил, что мне демонстрируют взрослых крыс, страдающих дварфизмом, или какой-нибудь другой фокус. Можно даже напороться на кого-то, кто позвонит в полицию.
   ________________________________________
   * Так в США называют очень богатых людей.
  
   / Уже несколько дней паршиво себя чувствую. Завтра иду на анализы, но и так ясно, что меня ждет химия.
  
   / Кончил курс. Врачи уверяют, что теперь всё будет хорошо, но я не хуже их знаю, что их прогноз не точнее прогноза погоды на год вперед.
  
   / Если бы мне сейчас сказали, что мне остался год, я бы, в принципе, мог спастись, зачав сына, а потом подселившись к нему. Но именно 'в принципе', потому что подселиться к младенцу без посторонней помощи нереально. Очнувшись после Римейка, я не сумел бы даже освободить мой бывший мозг, а тем более замести следы. Чтобы новосел был физически способен это сделать, реципиенту должно быть хотя бы пять-шесть лет. И то надо заранее так всё приспособить, чтобы он потом мог управиться. Но вдруг я проживу еще шесть лет и к тому времени подниму критический возраст? Могу представить, как я буду жалеть, что не попытался зачать ребенка сейчас. И ведь это почти наверняка был бы мальчик. Девочки в нашей семье не рождались уже много поколений. Тут судьба на моей стороне, но толку от этого мало, потому что Ада бесплодна.
  
   / Это выяснилось в первый же год, но тогда было трагедией только для нее. У меня нет животного инстинкта передать свои гены потомству, и беременность я всегда считал осложнением после успешной операции. Я, конечно, делал вид, что переживаю из-за нашей бездетности, но про себя радовался. Я знал, что если Ада забеременеет, мне придется надолго оставить всякую мысль о половых сношениях. Туда она меня перестанет пускать, а всё, кроме поцелуев в губы и простейшего полового акта, она считает патологией. Мне бы пришлось много месяцев ходить с болью в мошонке и страдать бессонницей. Заводить любовницу или ходить к проституткам я бы побоялся из-за страха отравить себе радость обладания Адой. Ибо ''спать с любимой женщиной, которой изменил, всё равно, что вкушать любимое блюдо, в которое высморкался.''
   Сама Ада даже не знала, что ей надо показаться врачу, пока ее сестра не объяснила ей этого. Чтобы потянуть время, я сказал, что сперва сам проверюсь, хотя делать этого не собирался. Я не сомневался, что начинать надо не с моего конца - в недавнем прошлом я не раз платил за аборты моих девиц. Переждав два месяца, я объявил, что со мной все в порядке. Тогда пошла она, и у нее нашли непроходимость обеих труб, причем в неоперабельных отделах. Врач рекомендовала ЭКО* и вручила нам брошюру с его описанием, но Ада ее даже не открыла. Меня это удивило. Мне-то казалось, что размножение без коитуса наша церковь должна приветствовать. Единственным практическим результатом обследования оказалось то, что секс стал Аде еще более в тягость. Это некрасивое упражнение было ей и раньше не по нутру, а теперь оно было и бесполезным. Я чувствовал себя насильником, из-за чего мое наслаждение стало почему-то острее.
   __________________________________________
   * Экстракорпоральное оплодотворение. Оплодотворение вне тела матери с последующим переносом эмбрионов в матку.
  
   / Я был уверен, что Ада возьмет приемного ребенка, но она ни разу не заговорила об этом. Вскоре она принесла Кинга из приюта для бездомных животных, и он стал ее дитем и главной персоной в доме. Как и многие дворняги, он весьма умен, но характер у него трудный. Своих сородичей он не переносит и готов сцепиться с любым псом. К тому же он еще и мизантроп и не кусает наших гостей только из страха наказания. Мне даже кажется, что он чья-то реинкарнация, и мне было неловко заниматься любовью в его присутствии. Аде, по-моему, тоже, иначе он бы до сих пор спал у нас в ногах. После выселения из нашей спальни, он обосновался в одной из ванных комнат. Там стоит его еда, а спит он в ванне. Ада велела мне снять в его комнате дверь, так как он нервничал и лаял, когда кто-нибудь запирался в его королевстве у унитаза.
  
   / В моем положении совсем не просто завести ребенка на стороне. Однако, разойтись с Адой будет еще сложнее. Она решит, что мой уход - результат лимфомы и связанной с ней депрессии, и начнет меня спасать при помощи психиатров, священников и семейных консультантов. Я окажусь в центре внимания, в то время как должен быть как можно менее заметен. Кроме того, если я уйду, мне придется оставить гараж и куда-то деваться с моим Фениксом.
  
   / Разумеется, наиболее реальный и даже единственный выход - это освободить Аду и поместить ее в больницу, а потом с кем-то сойтись и родить сына. Мне на это трудно решиться только потому, что у меня ментальность смертного. Но если хочешь стать вечным, надо осознать себя им.
  
   / Как известно, адин Бог, дав людям любовь, отнял у них бессмертие. Именно поэтому человек может любить кого-то больше жизни. (Смертному даже неприлично быть чересчур жизнелюбивым.) Но невозможно любить больше вечной жизни. Тем более женщину, любящую Христа более домашних своих. Будь я у Ады на первом месте, проблема бы вообще не возникла. Она бы стала моим союзником и помогла мне спастись. А потом я бы подрос, доработал Римейк, и мы, время от времени переселяясь, жили бы счастливо до самого конца, который никогда не настанет. Но с ней это все невозможно. Она не только не согласится принять вечную жизнь от моего бога из машины, но потребует уничтожить лабораторию, а если я откажусь, выдаст меня власть имеющим. Ей даже не втолкуешь, что последствия ее предательства будут ужасны. Там сразу поймут всё значение Римейка, в том числе и военное. Они выбьют из меня всё, что я знаю, и при их возможностях наверняка доведут Римейк до ума. Но потом они неизбежно потеряют контроль над событиями. Им не помогут никакие законы и никакая секретность. Римейк мгновенно станет подпольным бизнесом, в сто раз худшим, чем наркотики. Думаю, что лишь на первых порах реципиентов бы похищали. Очень скоро их бы начали выращивать на специальных фермах где-нибудь в Бразилии или другом удобном месте.
  
   / Трое суток почти не спал, не зная, как поступить, но сегодня ночью, глядя на спящую Аду, вдруг подумал, что мог бы попытаться искусственно оплодотворить ее под общим наркозом. Если бы это удалось, я бы не только сохранил ее, но и получил реципиента быстрее, чем при другом варианте.
  
   / Целый день просидел в медицинской библиотеке и прочел всё, что смог найти по ЭКО. Как я и думал, извлечение яйцеклеток и перенос эмбрионов в матку - детские игры по сравнению с тем, что я делал в св. Агнессе. Что меня смущает, так это общий наркоз. Он при ЭКО вообще не требуется, а мне придется дать его дважды, причем женщине с диабетом, в домашних условиях и без анестезиолога.
  
   / Если я всерьез намерен зачать ребенка в пробирке, то надо начинать. Помимо всего, у Ады может вот-вот прекратиться ее обыкновенное женское. Слава богу, что оно еще есть, иначе пришлось бы доставать яйцеклетки в клинике, а моя Ада, забеременев, решила бы, что она новая Сарра.
  
   / Подумал, что и в самом деле было бы неплохо раздобыть замороженные яйцеклетки молодой женщины. Это увеличит вероятность оплодотворения, и заодно мы бы избежали одного из двух наркозов.
  
   / Послал запрос на яйцеклетки, якобы необходимые мне для научной работы. Также начал закупать все необходимое для ЭКО. В основном это мелочи. Дорого обойдется только аппарат для УЗИ, даже подержанный.
  
   / Оказалось, что яйцеклетки проще извлечь из яичников, чем из морозильников клиники. Тамошние бюрократы суют свой нос чуть ли не в твой анус. В ответ на мое письмо они прислали анкету с сотней вопросов обо мне и о моей работе.
  
   / Выписал Аде кломифен в ампулах для улучшения овуляции, получил его в аптеке и потихоньку добавляю в инсулин, которым я ее ежедневно колю.
  
   / Час назад подмешал снотворное в ее цветочный чай, и когда она уснула, отнес ее в гараж, где у меня теперь 'операционная'. Там я поместил ее на нечто вроде гинекологического ложа, подсоединил кардиомонитор, после чего дал наркоз. Раздвинув ее ноги, чтобы закрепить их в самодельных стременах, я невольно уставился на ее нижнюю анатомию: в первый раз я видел ее обнаженной. Я ввел датчик, и на экране УЗИ появились фолликулы. Не спуская глаз с экрана, я провел вдоль датчика иглу и сделал пункцию первого фолликула. Извлек иглу и выпустил содержимое в пробирку с питательным раствором. Затем проделал то же самое со вторым фолликулом и развернулся к микроскопу. Мне повезло - у меня есть две яйцеклетки, а могли быть две пустышки. Яйцеклетки почти зрелые, значит я точно рассчитал время. Но это как раз не удивительно. Я всегда знал про ее регулы больше, чем она сама. Яйцеклетки я поместил в термостат, после чего перенес Аду в спальню и уселся у ее кровати с бутылкой вина. Я выпил за ее здоровье, потом за здоровье будущих эмбрионов и, наконец, за успех всего предприятия. Сейчас я сижу и пишу, но всё время поглядываю на монитор витальных функций. Сюрпризы при анестезии всегда возможны, тем более с диабетиками.
  
   / Со всем у меня проблемы, даже с таким пустяком, как сбор спермы. После двадцати минут изнурительного труда я не достиг даже эрекции. Не исключено, что из-за Ады я утратил способность к чисто механическому половому акту, и не только с самим собой, но и с кем бы то ни было. Если это так, то мой план получить реципиента от другой женщины был изначально порочным. Я бы не смог никого зачать. Сейчас мне даже смешно вспоминать, как в ночь перед венчанием я вдруг испугался, что вот минет le grand moment, нечему будет больше сбываться, и мне будет скучно с Адой не только днем, но и ночью. Но действительность оказалась даже ярче мечты, а я одним из тех счастливцев, кому жена после нескольких тысяч половых сношений нисколько не приелась. Ложась рядом с ней, я каждый раз дрожу от предвкушения и тут же начинаю ее обнимать.
  
   / Купил презерватив и ночью соберу в него сперму. Забавный пример использования изделия с прямо противоположной целью. Я слышал, что именно так поступают верующие, которые признают ЭКО, но онанизм считают грехом. Поскольку половой акт, исключающий оплодотворение, тоже грех, они делают в резинке крошечную фарисейскую дырочку. Между прочим, я не знаю, чувствуют ли другие женщины разницу между сексом с резинкой и без нее, но уверен, что моя Ада ничего не заметит. Я подозреваю, что пока я нахожусь на вершине блаженства, она обдумывает, что приготовить завтра на обед.
  
   / Вчера мы первый раз в жизни не полежали в обнимку после соития. Эти пятнадцать минут, когда мы так засыпаем, нравятся Аде больше, чем предыдущие десять, но мне надо было срочно начинать осеменение. Я сказал, что забыл закончить нечто важное и устремился в гараж. Там я проделал всё, что было в моих силах, чтобы увеличить вероятность оплодотворения. Перед тем, как послать сперматозоиды на свидание с яйцеклетками, я промыл сперму в специальном растворе, дважды прогнал через центрифугу и потом час держал в инкубаторе. Конечно, если у них после всех моих терапий понизилась активность, то оплодотворения всё равно не произойдет. В клинике в таких случаях эмбриолог вводит отдельный сперматозоид прямо в яйцеклетку. Но женское яйцо в несколько тысяч раз меньше куриного и такая процедура за пределами моих возможностей. Всё, что я мог добавить к проделанным манипуляциям - это пожелать моим головастикам счастливого плавания.
  
   / Завтра нам предстоит имплантация эмбрионов, вернее, того, что есть в пробирке, поскольку я даже не знаю, произошло ли оплодотворение. В клинике это, конечно, проверяют. При этом удаляется corona radiata,* чего мне опять же не сделать. Я могу только надеяться, что головастики устроили бурю в пробирке, и хоть одна яйцеклетка оплодотворилась, а то и все две.
   Имплантация занимает всего несколько минут, и мы могли бы обойтись не очень глубоким наркозом или вообще без него. Но для этого пациентка должна знать, что ее ждет, и выполнить определенные предписания. В частности, она не должна пить ни кофе, ни чая в день процедуры, а перед ее началом опорожнить мочевой пузырь. Если в самый ответственный момент у нас случится мочеиспускание, то можно потерять эмбрионы. Так что мне придется сначала эвакуировать мочу, а кроме того проделать кое-что еще, и значит надо дать Аде хорошо уснуть.
   ___________________________________
   *Наружная оболочка яйцеклетки (лат.).
  
   / Вчерашнее приключение едва не кончилось плохо.
   С самой имплантацией проблем не было. Я раскрыл шпателем шейку матки, ввел катетер, дошел до задней стенки и, чуть-чуть отступив, выпустил содержимое. Всё прошло отлично, но в положенное время Ада не проснулась. Мне пришлось в темпе читать ''Справочник анестезиолога'', и с великими трудами я ее разбудил. Я уже думал, что я ее теряю. Если бы это в самом деле произошло, морфин в тканях был бы обнаружен, меня бы арестовали, а лабораторию нашли. Ада верит, что была в диабетической коме, из которой я ее вывел.
  
   / Чтобы зря не возбуждаться, сплю у себя в кабинете. Обычно это бывает во время химии, когда мне совсем плохо, но сейчас я здоров, и Ада, наверно, удивлена. В чем дело, она не спрашивает. Думаю, она рада передышке.
  
   / Пошла четвертая неделя после имплантации.
  
   / Четыре недели. Похоже, что мои усилия были бесплодны. Нельзя выиграть, нарушая столько правил игры.
  
   / Пять недель. Единственная надежда, что она беременна и не замечает этого. С ней это возможно, но расспрашивать ее я боюсь.
  
   / Шесть недель. Я только понапрасну страдал без секса все это время.
  
   / Она беременна! Как я и думал, она сперва не обратила внимания на задержку, а когда, наконец, обратила, то решила, что у нее начался климакс. Только когда появились другие признаки, она записалась к своему гинекологу, доктору Габрилович, и прошла еще неделя, пока она к ней попала. Мне она ничего не говорила, ''не желая возбуждать надежд, которые могли не оправдаться'', но когда доктор сообщила ей радостную весть, позвонила мне прямо из ее кабинета. По дороге домой она заехала в книжный магазин и накупила кучу пособий по предмету, в том числе ''Веганскую беременность''. Мы недавно перешли на высшую ступень вегетарианства, и я теперь лишен не только упитанных тельцов, но и рек, текущих молоком и медом. Через час у нас будет праздничный обед -- бифштексы из сои, шпинат, соевый чизкейк и безалкогольное шампанское. Утешаюсь тем, что при такой диете легче переносится половое воздержание.
   За обедом Ада вдруг перестала есть и сказала:
  -- Теперь я понимаю, почему ты спал отдельно последний месяц (вообще-то полтора, но кто считает). Ты наверняка почувствовал, что Господь благословил нас этим... этим ребенком.
   Она не осмелилась назвать свою беременность чудом, так как не рядовому верующему это решать, но скажи я ей, что месяц назад ангел явился мне во сне и сообщил, что она имеет во чреве, она бы поверила. Впрочем, я действительно сотворил чудо, причем не засушил неплодную смоковницу (чего чуть было сгоряча не сделал), а заставил плодоносить. И про мое чудо не скажешь, что оно было хорошо подготовлено. Без помощи эмбриолога, не имея ни опыта, ни приличного оборудования, я с первой попытки оплодотворил женщину. Даже обидно, что никто об этом не узнает.
  
   / У Ады высокое давление, и врач взяла ее на неделю в больницу. Хочу этим воспользоваться и попробовать Римейк на собаках. Если продемонстрировать возможному спонсору щенка, который, едва прозрев, уже понимает команды, это может произвести впечатление.
  
   / Обзвонил всех желающих отдать щенков 'в хорошие руки', и говорил, что возьму всех девочек, если они продадут мать. Но никто даже не поинтересовался, сколько я готов заплатить. Тогда я стал звонить в собачьи питомники и, наконец, нашел в одном долматинку с двумя девочками. Продавались, естественно, только щенки (тоже весьма дорогие) и производительницу согласились отдать лишь за очень большие деньги.
  
   / Вчера отвез Аду в больницу. Потом поехал в питомник, забрал собаку и щенков и там же оставил Кинга в собачьей гостинице.
  
   / Проделал подселение к одной из девочек. Час назад она очнулась и носилась по гаражу, не присаживаясь ни на минуту. Правда, она отзывалась на материнскую кличку и подбегала ко мне, но тут же отскакивала и продолжала метаться. С трудом ее поймал и впрыснул ей снотворное.
  
   / Новоселка спала всю ночь, а когда проснулась, представляла собой жалкое зрелище. Она вскочила, но уже не бегала, а стояла с поджатым хвостом, дрожала и скулила. Я решил усыпить ее навсегда, но она не давалась в руки, кусалась и царапалась. Чтобы сделать ей укол, пришлось сперва оглушить ее бейсбольной битой. Мне при этом вспомнилось, что ударом дубинки по голове средневековые хирурги делали пациенту анестезию.
  
   / Весь день был в подавленном настроении из-за вчерашней неудачи и и только сейчас вспомнил, что когда мы в университете тренировались на собаках, морфин иногда вызывал у них маниакальное возбуждение после операции. Там это, конечно, никого не беспокоило. Завтра попробую на оставшейся девочке диприван.
  
   / Аллилуйя! Вторая девица ведет себя прекрасно. Она не только отзывается на кличку, но и понимает команды. Когда я наливаю ей молоко, она вертится около меня и тявкает, и как только я ставлю миску на пол, бросается лакать. Раньше приходилось совать ее мордой в молоко. После еды она подходит к двери и просится во двор. Я ее выпускаю, и она там делает свои дела, а до Римейка гадила, где попало. Она еще не приспособилась к своему новому размеру, и на это забавно смотреть. Когда она пытается куснуть блоху на спине, то хватает зубами воздух позади себя, и после этого выглядит сконфуженно. Я наблюдал и многое другое, но нет времени писать. Надо отвезти Аде еду -- больничную она не может есть.
  
   / Обидно, но удачную девочку тоже пришлось усыпить. Я совершенно не представлял, что мне с ней делать. Не мог же я ее 'отдать в хорошие руки'. Перед эвтаназией я дал ей пообщаться с матерью. Они друг друга не полюбили, но мать была менее агрессивна, снисходя к 'ребенку'.
  
   / Вернул мамашу собачнику (сукин сын дал мне треть того, что я за нее заплатил), забрал Кинга, и мы поехали в больницу за Адой. Кинг явно по ней соскучился. Обычно он ездит, высунув голову в окно, а тут всю дорогу сидел рядом с ней и лез носом ей в ухо. Наверное, ябедничал, что три дня просидел в гостинице.
  
   / Ищу спонсора, желательно пожилого холостяка или вдовца. Для начала выбрал несколько человек из списка Форбса и прочел на интернете всё, что смог о них найти, включая слухи и сплетни. Ни один по-настоящему не подходит.
  
   / Ожидая Аду в приемной Габрилович, увидел в прошлогоднем ''Ньюзвике'' интервью с неким Уильямом Найтом, который в то время баллотировался в сенат от Мэриленда. Там же было его фото, на котором он гуляет в балтиморском Паттерсон Парке с огромным черным пуделем. Из интервью видно, что он крайний консерватор. Неудивительно, что он проиграл на выборах (я это сейчас проверил), хотя потратил на избирательную кампанию миллионы собственных денег. Я пошел вниз вдоль списка Форбса и нашел его во второй сотне. Состояние: 4,6 миллиарда. Источник: строительство, главным образом для армии. Возраст: 63. Образование: Академия Филлипса.* Семейное положение: вдов, сын Ховард, 27 лет, известный плейбой. Увлечения: охота на уток и авиация. Из прочей информации я понял, что мистер Найт контролирует свою среду не хуже моего Адама; что он любит судиться, требуя при этом око за зуб; что он любит унижать людей, но хорошо платит, и они это терпят. В общем, тот тип человека, которого не хочется иметь ни врагом, ни другом. К сожалению, это как раз то, что нужно. Мне не найти спонсора, который не был бы негодяем по определению.
   ______________________________________
   * Элитная частная школа-интернат в Массачусетсе.
  
   / Позвонил в офис мистера Найта. Сказал, что я нейрохирург и психиатр, который нашел способ существенно продлевать активный период жизни. Метод испытан на животных и дал отличные результаты. Нужны дополнительные исследования, после чего можно будет получить разрешение Федерального Управления начать проверку на людях. Я обращаюсь к мистеру Найту, как к человеку, который известен своей поддержкой гуманитарных проектов (я прочел, что перед смертью жена взяла с него обещание построить больницу, которая теперь носит ее имя). Я могу ему продемонстрировать нечто весьма необычное. Через час мне позвонили и сказали, что мистер Найт меня примет. Лечу к нему в четверг. Договорился, что Ада пока побудет в больнице, чтобы было кому следить за ее сахаром и давлением.
  
   / Только что вернулся из Балтимора, где познакомился с мистером Найтом. Внешне он похож на акулу капитализма с картинки в Дейли Уоркер.* Бильярдная голова, мясистый затылок и сигара во рту (которой он не затягивается). Разве что сидит не на мешках с долларами, а в огромном кресле. Когда я вошел, он кивнул мне, как если бы мы сегодня уже виделись, и, когда я сел, сообщил, что с первого взгляда может отличить настоящего ученого от самозванца. Я не стал спрашивать, как он это делает, и он продолжал.
  -- Здесь у меня недавно был один химик, - сказал он. - Парень изобрел таблетку, которую надо растворить в литре воды, чтобы превратить ее в литр бензина. Говорит, что при массовом производстве ее себестоимость будет 17 центов. Пока что ему нужны пять миллионов долларов, чтобы сделать первый экземпляр. А какая сумма требуется вам, доктор, чтобы доказать, что вам есть что продать?
  -- Мне ничего не надо, - сказал я. - Я готов купить вам билет на самолет до Ньюарка** и обратно, и нанять лимузин, который доставит вас в мою лабораторию. Это в десяти милях оттуда. Там я вам кое-что покажу.
  -- Кто ж откажется от бесплатного путешествия в Ньюарк, - засмеялся он. - И что я увижу в вашей лаборатории?
  -- Прямо при вас я скачаю информацию, содержащуюся в мозгу взрослой собаки в мозг молодой собаки. Вы получите собаку с той же памятью, но намного моложе.
   Он бросил на меня быстрый взгляд.
  -- Это не то, что вы говорили по телефону.
  -- Я не хотел раскрывать суть проекта вашему секретарю.
   После короткого молчания он спросил:
  -- Кто предоставит собак?
  -- Лучше, чтобы это были вы. Иначе вы можете заподозрить, что это какой-то трюк.
  -- А что случится со взрослой собакой?
  -- Ничего. Но если по какой-то причине вы не захотите иметь ее, я могу стереть всю информацию в ее мозгу. Она перейдет в вегетативное состояние.
  -- Вроде летаргии?
  -- Можно сказать и так.
   Sapienti sat.*** Теперь ему надо было с этим освоиться. Он довольно долго молчал, потом сказал:
  -- Два сознания в одном мозгу, разве это не то, что называется шизофренией?
   Я честно рассказал ему про синдром освобождения и объяснил, почему переселение пока возможно лишь в молодого отпрыска.
   Он помрачнел.
   - Я так и думал, что будет мелкий шрифт, - сказал он. - Вы действуете, как биржевой брокер, доктор. Предлагаете жар-птицу, а потом оказывается, что ее еще надо поймать. И сколько потребуется времени, чтобы устранить этот синдром?
   - Меньше года.
   Он задумался. Я не пытался его убеждать, просто сидел и ждал, когда он откажется. Я уже жалел, что открылся ему. Если он
   начнет болтать обо мне, как о том химике из анекдота, это может дойти до Компании, и за мной начнут следить. Но что теперь делать? Может, стоит намекнуть ему, что если он меня выдаст, мы не будем квиты, даже после того как я его убью? Неожиданно он подмигнул мне и сказал:
  -- Ну что ж, доктор, в конце концов, не будь у вас проблем, вы бы ко мне не пришли. Хуже, когда всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ладно, дайте мне подумать. Увидимся завтра в 11.
   Когда я на следующее утро вошел в его офис, он поднялся и протянул мне руку. Стоя, он меньше похож на карикатурного капиталиста. У него не брюхо, а брюшко, и он не коротышка. Он старался выглядеть спокойным, но я видел, что он возбужден. От психиатра этого не скроешь. Я вдруг понял, что мы в деле и что это будет не спонсорство, а партнерство. Возможно, я даже буду старшим партнером, что было бы справедливо. Разве вечная жизнь не важнее денег?
   - О'кей, доктор, - сказал он. - Я понимаю, что, прежде чем позвонить мне, вы узнали обо мне всё, что смогли. Сегодня утром я сделал то же самое. Между нами говоря, мне это обошлось в приличную сумму. Хотел бы я иметь такое же право на частную жизнь. То, что вы мне вчера рассказали, довольно интересно, но я хотел убедиться, что вы не маньяк, а, главное, не из тех, кто удовлетворяет свое научное любопытство за чужой счет. Я уже имел с такими дело. Для них отрицательный результат - тоже результат.
  -- У меня ментальность врача, а не ученого, мистер Найт, - сказал я.
  -- Билл, - поправил он. - Кстати, вы неплохо поработали, собирая сведения обо мне. Вы, наверно, остановились на мне из-за моего Шарки. Откуда вы узнали, что он недавно стал отцом?
  -- Поздравляю вас, - сказал я, - но этого я не знал. Знал только, что у вас есть собака. Я собирался предложить вам купить отца и сына в питомнике и привезти их ко мне.
  -- Ну что ж. Если это совпадение, то удачное. Так когда же вы можете показать мне ваш собачий номер?
   Я хотел ответить: ''Завтра'', но вдруг представил, в каком нетерпении он сам, и сказал:
   - Когда хотите.
   - Тогда, как насчет завтра, в 10 утра? - предложил он.
   Кончаю писать. Надо отвезти Кинга в гостиницу, иначе утром тут будет сумасшедший дом. _________________________________________
   * Газета американских коммунистов. ** Промышленный город в Нью-Джерси. *** Умный понимает с полуслова. Букв. - Умному достаточно (лат.).
  
   / Стук в дверь раздался ровно в 10. Открыв, я увидел мистера Найта и его Шарки. К моему удивлению, машины не было.
  -- Вы что, пришли пешком из Балтимора? - спросил я.
  -- Почти, - засмеялся он. - Я прилетел в Ньюарк на моем самолете, а потом взял такси. Но я отпустил его в двух кварталах отсюда. (Он подмигнул мне.) Конспирация.
  -- А где же ваш щенок?
   Он сунул руку за пазуху и вытащил крошечного черного пуделя.
  -- Ну что, поедем к вам в лабораторию? - спросил он.
  -- Она у меня здесь, в гараже.
  -- В гараже? - Было видно, что он удивлен, но не хочет разочаровываться. - Ну, что ж, братья Райт тоже начинали в гараже.
  -- Идемте, - сказал я. - Я покажу вам мой Феникс.
  -- Феникс? Хорошее название. Шарки, пошли.
   Когда мы вошли в гараж, он воскликнул:
  -- А, так это МРТ! Меня однажды засовывали в такую штуку. Это было довольно неприятно.
  -- Клаустрофобия?
  -- У меня нет фобий. Просто я в тот момент вспомнил, как мой отец въезжал в печь крематория. Но ведь их сейчас делают и открытыми. Я имею в виду МРТ. Почему у вас не такие?
  -- Это не МРТ, - сказал я. - Но причина та же. Сканирование в незамкнутой трубе занимает вдвое больше времени.
  -- А сейчас оно сколько занимает?
  -- Это зависит от объема информации в голове донора.
  -- Тогда это будет нескоро. Мой Шарки поумнее любого доктора. А для чего вторая машина? Запасная?
  -- Нет. Вторая машина для реципиента.
  -- То есть, как я понимаю, вы копируете информацию прямо из мозга в мозг?
  -- Вы понимаете правильно. А как бы вы хотели?
  -- Я, конечно, не специалист, но с тех пор, как мы с вами расстались, я кое-что почитал. Я сторонник самообразования. В свое время я бросил колледж, так как понял, что все, что мне надо, могу узнать и сам. Так вот, из того, что я прочел, я понял, что стоило бы сначала скачать информацию в компьютер, а оттуда в этого... Как вы его называете? Реципиент? Но дело даже не в этом...
  -- А в чем?
  -- Раз вы так не делаете... Я к тому, есть ли у вас резервная копия?
  -- Я отвечу на все ваши вопросы, - сказал я, - но сейчас давайте лучше начнем.
   Я взял щенка и впрыснул ему деприван. Он сразу уснул, и я отправил его в трубу.
  -- Почему в эту? - заметил Билл. - Вы сказали, что это труба для донора.
  -- Я хочу сначала посмотреть, что у него в голове.
   Я включил сканер. Через три секунды он выключился.
  -- Быстро, - удивился Билл.
  -- Это потому что он не учился в колледже.
   Он засмеялся.
  -- Теперь давайте мне Шарки, - сказал я.
  -- Слушайте, док, - вдруг произнес он совершенно серьезно, - если он после этого свихнется, вам конец.
  -- Я уже объяснял вам, что донор ничем не рискует.
  -- Ладно, - сказал он, - я вам верю. Но Шарки, кажется, сомневается. Видите, как он нервничает. Давайте я его подержу, а то он вас цапнет. Ну, успокойся, малыш. Сейчас пойдем баиньки.
   Через семь минут Римейк закончился, и мы пошли на кухню выпить кофе. Билл продолжал донимать меня вопросами.
  -- Откуда машина знает, что скачивание закончилось? -- спросил он.
  -- Компьютер анализирует характер информации и выключает сканер, когда она начинает повторяться.
  -- Значит, машина понимает то, что записывается?
  -- Узнает, а не понимает.
  -- То есть, вы не можете читать мысли.
  -- Чьи, собачьи?
   Он усмехнулся, но промолчал.
   Мы вернулись в гараж. Через четверть часа щенок проснулся. Первые полчаса он плохо соображал, но потом показал себя
   прекрасно, даже лучше, чем девочка-долматинка месяц назад. Билл был поражен. Он играл с маленьким Шарки и совершенно забыл о большом, который всё еще спал. Когда тот проснулся, Билл сказал, что ему пора на аэродром; он не любит летать в темноте. Он стал прощаться со щенком. Я сказал, что если он его оставит, мне придется его усыпить. Но он тоже не представлял, что с ним делать, тем более что отец и сын уже начали рычать друг на друга. У сына это звучало довольно смешно.
   По дороге в аэропорт Билл сказал:
  -- Что ж, доктор, ваш Римейк впечатляет. Но у меня есть вопросы. Первый из них я уже задавал. Как насчет резервной копии? Ведь без нее у донора нет никакой гарантии, что, если с ним что-то случится... В общем, вы меня понимаете.
  -- Конечно. Еще лучше было бы иметь таблетку, которую надо растворить и выпить, чтобы стать неистребимым. Но сейчас рано говорить о переносе информации с мозга на какой-то носитель. В дальнейшем у меня будет достаточно времени, чтобы решить эту задачу, а до этого бессмертному придется быть осторожным при переходе улицы.
  -- Вот именно. Я почитал и об этой проблеме, и все пишут, что в ближайшие годы она вряд ли будет решена. Но ведь можно пока хранить копию в голове человека, которого держат в искусственной коме.
   Признаюсь, он меня поразил. Не тем, конечно, что додумался до столь очевидной мысли, а тем, что в отличие от меня, считает вполне реальным иметь подпольную клинику для содержания коматозных резервистов. Он, правда, вряд ли знает об атрофии мозга при коме, но похоже, что проблема ликвидации неиспользованных резервистов его тоже не смутит.
   Он тем временем продолжал:
  -- Ладно, это мы еще успеем обсудить. А пока у меня еще вопрос. Вы, так или иначе, используете чужой мозг. Почему вы думаете, что донор останется самим собой?
  -- Я не думаю, а знаю, что он останется самим собой. У него будет мозг с другим электрохимическим балансом, из-за чего быстрота мышления и физических реакций может измениться. Но человек и так меняется в течение жизни внешне и внутренне. Единственное, что в нем неизменно, это сознание, что он это он. После Римейка вас не признают ни ваша собака, ни свидетель в суде. Но для того, кому не важны ваши внешность, голос и запах, скажем, для Господа Бога, вы останетесь тем же.
  -- Я не думал, что вы верите в Бога.
  -- Я и не верю. Я воспользовался этим понятием, чтобы пояснить свою мысль.
  -- Понимаю. Ладно, допустим, донор уверен, что он - это он, и вполне счастлив. Но не будет ли это счастьем человека, который думает, что он турецкий султан?
  -- Донору не надо будет пользоваться воображением, чтобы ощутить себя молодым. Его новый опыт будет это подтверждать. Это не тот случай, когда сознанием человека манипулируют с целью заставить его поверить, что он молод. Тогда, стараясь произвести впечатление на свою любовницу, он разочаровал бы и ее, и себя. В данном случае мы имеем обратное. Старое сознание в новом теле.
  -- Я вас понял, - рассмеялся он, - хотя ваш пример ко мне не относится. Моя потенция в порядке. Ладно, перейдем к делу. Что вам нужно для работы?
  -- Нормальная лаборатория, достаточно мощный компьютер и приматы, желательно шимпанзе.
  -- Считайте, что всё это у вас есть. Для начала сделайте описание здания, которое вам требуется. Я его построю или лучше куплю, если найду подходящее. Это будет быстрее. И увольтесь из Компании. Вам будет вполне хватать на жизнь.
  
   / Давно не писал. Мотаюсь между Нью-Джерси и Мэрилендом, где Билл купил здание. Оно находится в уединенном месте на огороженном участке в 20 гектаров и скрыто за деревьями. Раньше место принадлежало военным, которые начали тут строить какую-то базу и даже подвели все коммуникации, но потом передумали. Само здание предназначалось под склад, и в нем нет окон, только ряды вентиляционных отверстий в цоколе и у крыши. Билл сказал, что окна можно прорезать, но я отказался. Боюсь, что тогда снаружи будут слышны крики обезьян. Мы с Адой будем жить прямо на территории, в двух минутах ходьбы от здания. Дом для нас уже собирают. Билл предложил нам выбрать любую модель за любую цену, но Ада выбрала простой одноэтажный дом, чем-то похожий на наш, хотя и намного меньший. Ей очень не хочется переезжать и я обещал, что мы вернемся обратно не позже, чем через год. Она уже на пятом месяце. Думает назвать ребенка Норманом, если родиться мальчик, и Нормой, если будет девочка. Чувствует она себя прилично.
  
   / Неделю назад переехали. Билл навестил нас в новом доме и впервые встретился с Адой. Я предупредил его, чтобы он не проговорился про шимпанзе, так как я ей обещал никогда не ставить опытов на животных. Ада, которую беременность сделала еще больше похожей на Мадонну Лорето, произвела на моего партнера сильное впечатление. Я видел, что он с трудом удерживается, чтобы всё время на нее не смотреть. Вдобавок, ее любовь к ближнему он, видимо, принял за восхищение его персоной. Он явно из тех мужчин, которым кажется, что все женщины с ними заигрывают, даже беременные.
  
   / Прибыли восемь ротвейлеров, которые будут охранять территорию. Они обучены понимать специальные, довольно необычные команды и подчиняются только тому, кто им особым образом представлен. Сначала их тренер обучил меня нужным словам и жестам, после чего состоялось вручение верительных грамот.
  
   / Спроектировал и заказал для Феникса трубы втрое меньшего диаметра. Во столько же раз должна увеличиться скорость сканирования. А вместо столов теперь будут специальные каталки с гидравлическим подъемником. Голова будет помещаться на узкой консоли, и только она будет въезжать в трубу. Обещали всё сделать быстро.
  
   / Пару дней назад звонил Билл и сказал, что послал мне хорошую вещь, которая может потребоваться при работе с приматами. Сегодня я ее получил. Это оказался армейский Тазер. В Описании сказано, что он ''мгновенно парализует человека, даже одетого в бронежилет третьей ступени. Пораженный падает и застывает на 30-60 секунд, обычно в утробной позе''. Не знаю, что это за жилет, но похоже, что армейский Тазер - серьезная штука.
  
   / Опять паршиво себя чувствую. Записался к врачу. Пока что начал работать с шимпанзе. Первые опыты многообещающие, если не считать, что продолжительность сканирования возросла до полутора часов. И это при узких трубах и новом компьютере. На старом Фениксе оно занимало бы дни.
  
   / Два месяца буду на химии и скорее всего не смогу работать. Скрыть это от Билла невозможно и я ему сказал, что у меня неожиданно нашли небольшой рак. Его это всерьез расстроило. Он не любит препятствий, которые нельзя тут же устранить с помощью денег. Предложил мне хорошего врача (наверно, такого, кто будет давать ему информацию о моем состоянии). Я ответил, что мой тоже хороший.
  
   / Уже две недели, как снова работаю. Билл надоедает непрерывными звонками. Последний разговор мне не понравился. Он начал с обычного:
  -- Ты говорил, что скоро сможешь кое-что показать.
  -- Я еще не готов.
  -- Хорошо. Когда?
  -- Такие вещи не получаются по расписанию.
  -- Слушай, Норм, у меня есть абсолютно надежный человек, инженер из Сименса. Он там занимается примерно тем же, что ты делал в Компании. Я уверен, что, узнав о проекте, он будет счастлив перейти к нам. Это всё ускорит.
  -- Самолет с двумя пилотами не летает быстрее.
  -- Не занимайся демагогией. Ты знаешь, зачем нужен второй пилот. Кстати, отсутствие подстраховки - не менее серьезная наша проблема. Если тебе опять потребуется химия, этот парень сможет продолжать работу, пользуясь твоими указаниями.
  -- Подстраховка должна увеличивать безопасность, а не наоборот. Для нас главное, чтобы о проекте никто не знал. Лучшее решение проблемы - не создавать ее.
  -- Это опять-таки демагогия. Я тебе советую всерьез подумать о том, что я сказал.
  
   / Если я умру, не закончив, он, конечно, приведет кого-то. Но их ждет сюрприз. Феникса я перед смертью сожгу. Надо только не пропустить момент. Это про пациента точно знаешь, что он вот-вот умрет. Но если я не успею, Феникс должен сгореть сам, когда они в него полезут.
  
   / Ховард слетел с доски в штормовую погоду и ушиб голову о дно. У него сотрясение мозга, и Билл опасается за его здоровье.
  -- Ты видишь, - пожаловался он, - этому кретину наплевать на собственную жизнь.
   Я его успокоил, сказав, что мозг после сотрясения обычно полностью восстанавливается. Я давно понял, что он тоже хочет подселиться к сыну, и только ждет, когда я подниму критический возраст.
  
   / Прилетал Билл. Его сын поправился, и он в хорошем настроении. Мы пошли в обезьянник, и я продемонстрировал ему наиболее удачных детенышей. Как всегда, он прилетал не только для того, чтобы посмотреть на шимпанзе. Мы вернулись в лабораторию, и он перешел к делу.
  -- Я считаю, что Римейк пора продавать, - заявил он.
  -- Продать Римейк?
  -- Я сказал продавать, а не продать. Продавать вечную жизнь.
  -- Для чего?
  -- Для денег.
  -- Я думал, у тебя их достаточно.
  -- Я и сам думал, что у меня их больше, чем я когда-либо смогу истратить. Но теперь, когда меня ждет бессмертие... (Он рассмеялся.) Между прочим, мой старик любил говорить, что надо быть джентльменом с дамами, особенно с Фортуной, иначе они начинают тебе изменять. Если есть шанс сделать деньги, он должен быть использован. Моя Мери была такая же блаженная, как твоя Ада, и часто спрашивала, зачем нам столько денег. Я ей говорил: ''На всякий случай''. Но сейчас это не шутка, а правда. Не исключено, что смертными или бессмертными, нам придется скрываться от Интерпола. На этот случай надо иметь деньги на стороне.
  -- Разве у тебя нет оффшорных счетов?
  -- Я не мафиозо, доктор. Я слишком прозрачен. Отмывать чистые деньги не так-то легко. Нам нужен доход, о котором не знают мои аудиторы. Учти, что я хочу обеспечить и твое будущее. Мне неприятно об этом говорить, но ты не можешь быть на все сто уверен в успехе. Если у тебя ничего не выйдет, ты по крайней мере будешь при деньгах.
  -- Мое настроение не улучшится от того, что я перед смертью разбогател.
  -- Но оно будет гораздо хуже, если ты провалишься и при этом останешься на паперти. Ведь у тебя жена, и скоро будет ребенок.
  -- У меня нет времени заниматься презентациями, - сказал я. - Я и так редкий день работаю меньше пятнадцати часов.
  -- Тебе не придется ничего показывать. Посмотри на телеевангелистов. Разве они что-то демонстрируют? Просто внушают клиентам, что от их праведности и пожертвований на церковь зависит, как сложится их жизнь после смерти. Наш товар в сто раз привлекательнее. Нашим донорам не надо будет скучать на земле, чтобы заработать вечную жизнь на небе, где, возможно, еще скучнее. Я уже придумал упаковку для Римейка. Это должно быть членство в клубе, который надо будет как-то назвать.
  -- ''Позднее Возрождение'', - пошутил я, но он принял это всерьез.
  -- Нет, название должно звучать нейтрально, - сказал он, подумав. - Ладно, это потом. Членские взносы могут быть символическими, скажем, две-три тысячи в год, но вступать смогут лишь те, кто кое-что пожертвовал в специальный научный фонд. Как только мы будем готовы начать сервис, каждый член клуба усыновит или удочерит реципиента. Эти молодые люди будут какое-то время наслаждаться своей новой жизнью, а потом унаследуют сознание и деньги донора. Возможно, кто-то из вступающих захочет взглянуть на лабораторию. Таких я буду привозить сюда по одному. Им пока не надо знать друг о друге. И не обязательно видеть тебя. Я могу привозить их в то время, когда ты уходишь на ланч.
  -- У тебя что, уже есть кандидаты?
  -- Конечно, и все они знают меня много лет. Они охотно внесут по семь-восемь нолей на такое дело. Некоторые будут рады перейти хоть в младенца. Они всё равно ходят в памперсах.
  -- Есть у твоих доноров дети?
  -- У богатых не дети, а наследники. На похоронах они плачут от радости. Пример тому - мой сынок. Всё, что его интересует, это секс с моделями и серфинг. Я не очень расстроюсь, если его переживу.
  
   / Я, разумеется, ни минуты не верю в его басни про отмывку чистых денег. Он явно ищет способ показать лабораторию этому человеку из Сименса или кому-то еще. Боится, что пока я тут вожусь, его реципиента сожрут акулы. Хорошо хоть, что он не знает, насколько плох я сам. От страха он бы наделал еще больше глупостей. Я буду тянуть с ответом, но отказываться наотрез, когда хотят ''обеспечить твое будущее'', слишком подозрительно. Хуже всего, что его финты вынуждают меня спешить больше, чем это допустимо.
  
   / Позвонил мой врач. Результаты последних анализов плохие. Он настаивает на ударной химии, что означает перерыв в работе как минимум на три месяца. Я спросил, каковы мои шансы прожить еще год при терапии и без нее. Он ответил: "Пятьдесят процентов и ноль". Я сказал, что начну курс, как только жена родит.
  
   / У Ады очень вырос живот. Зависимости между размерами живота и ребенка нет, но боюсь, что он будет огромный, как это часто бывает при диабете.
  
   / Дела мои плохи. У меня распухли узлы, и я быстро теряю вес. Онколог говорит, что химию начинать не стоит. Если потребуется, он будет прописывать любые обезболивающие, но это я и сам могу. Не знаю, дождусь ли я сына. Тем не менее, ускорить его появление я не решаюсь. Слишком мало надежды, что у это будут ранние роды, а не поздний аборт. Пойти на это можно не раньше, чем через месяц, если я еще буду на ногах.
  
   / Сегодня под утро явился себе во сне и посоветовал подселиться к плоду. Тут же проснулся и вот уже час, как это обдумываю.
  
   / Объяснил Биллу ситуацию и сказал, что не вижу другого выхода, кроме немедленного Римейка. Он потрясен и разозлен. Он считал, что всё, что мне требуется, это периодическая химия.
  -- Я и сам так считал, - сказал я. - Или ты думаешь, что я что-то скрывал от тебя?
  -- Неважно, что я думаю, - сказал он. - Мы не супруги, чтобы выяснять отношения. Хорошо, ты перейдешь в плод, и что потом?
  -- Через полгода смогу вернуться к работе.
  -- Что значит через полгода? Почему ты не можешь продолжать работать, пока жив?
   Его недоумение выглядело искренним, но я знал, что он притворяется. Мы никогда не обсуждали эту тему, но он не хуже меня
   понимает, что ''не оживет, если не умрет''.
  -- Я не собираюсь просыпаться в двух телах, - сказал я.
  -- Ты что хочешь, чтобы я тебя освободил? И что дальше? Как ты всё это мыслишь?
  -- Возьмем кого-то в дело. Я уверен, что почти сразу после родов начну говорить и смогу им руководить.
  -- А Ада?
  -- Будем совещаться, пока она спит.
  -- Но как ты узнаешь, что Римейк получился? Или освободишься без проверки?
  -- Нет, если подселение не получится, ты меня разбудишь. Умереть я всегда успею.
  -- А как он даст знать, что...
  -- Ты хочешь сказать, как я дам знать?
  -- Ну, да...
  -- Проделаем цирковой номер 'умная лошадь'. Ты попросишь меня разделить 6 на 3, и я 2 раза дрыгну ногой. Ты это сразу заметишь. Всякий раз, когда ребенок резко шевелится, Ада вздрагивает.
  -- Ты еще можешь шутить...
  -- А что мне остается. Конечно, если бы можно было сделать УЗИ, ты мог бы устроить мне экзамен с вопросами, требующими бинарных ответов. Но в данном случае это не получится.
  -- Почему? Ведь она не сразу проснется. Ты думаешь я не управлюсь с аппаратом?
  -- Ты бы смог. Но плод после наркоза просыпается не раньше, чем мать. Поэтому сделать придется иначе. Ты отвезешь ее домой и, когда она проснется, скажешь ей, что я не мог прервать работу и попросил тебя побыть с ней... Но всё это мы еще успеем обсудить. Кроме того, я напишу тебе подробную инструкцию со многими 'в случае, если'.
  
   / Измерил адин живот. Он еле влезет в одну из старых труб. Счастье еще, что я их не выбросил. Я бы не успел купить и наладить новую.
   Жаль, что нельзя заранее увидеть ребенка. Ада против того, чтобы смотреть на него до рождения, а усыплять ее лишний раз я боюсь. Я почти не сомневаюсь, что у нее мальчик, причем один, но убедиться в этом я смогу лишь в последнюю минуту, когда она уснет перед Римейком. Я все время пытаюсь услышать, сколько там сердцебиений, но не могу ничего разобрать. Когда-то я слышал, как хороший кардиолог, но из-за химий мой слух очень ослаб. Вопрос, что я буду делать, если там двойня. Ведь поле у меня не фокусируется (кто же мог знать, что это понадобится?), и в него попадут оба плода. Если там девочка или две, то Римейк отменяется. Я бы подселился и к девочке, но я уже попробовал кроссгендерный Римейк на шимпанзе и опять наблюдал у девочек агрессивность. Она выражена даже ярче, чем у девочек-крыс, а с людьми будет еще хуже. Если же там двое разнополых, то я даже не знаю, как быть. Представляю себя там рядом с полусумасшедшей сестрой, которая к тому же завидует моему пенису.
   При двух мальчиках я намерен подселяться, хотя и понимаю, что после моего раздвоения могут начаться проблемы. Мы будем похожи на пару, проходящую через турникет, причем второй старается выйти первым. Биться в утробе матери мы не осмелимся, но после рождения нам тем более окажется слишком по пути, и тут уж мы стесняться не станем.
  
   / Завтра подселяюсь. Терять мне вроде бы нечего, но я всё равно нервничаю, и не только из-за Римейка. Я окажусь полностью в руках Билла, а наши интересы не во всем совпадают. Если же что-то вообще пойдет не так, то он просто сядет в свой вертолет и упорхнет.
  
   / Он меня разбудил. Сказал, что Ада не просыпается, и ему кажется, что она не дышит. Я с трудом сел, и он помог мне слезть с каталки. У меня подгибались ноги, и пока мы шли к дому, он меня поддерживал. Я вошел к Аде, а Билл остался в коридоре. Пока я ее осматривал, она пришла в себя. Я стал прослушивать ребенка. С моим плохим слухом да еще после снотворного, я, конечно, не различал сердцебиения, но если бы он подал условные сигналы, я бы услышал. Ада была так напугана своим обмороком, что согласилась на УЗИ. Билл помог мне прикатить аппарат. Потом сказал, что ему пора, и улетел, так и не показавшись Аде. Наверно, не хочет, чтобы она знала о его участии, если что-то откроется.
   Я включил УЗИ и увидел, что дитя спит. Я сказал Аде, что оно в норме, но позже я хочу взглянуть на него снова. Когда через три часа оно не проснулось, я вспомнил, как намучился с Адой после переноса эмбрионов. Что мне делать сейчас, я совершенно не представлял. Ада смотрела на меня вопросительно. Я сказал ей, что всё в порядке, и пошел думать в свою спальню. По дороге мне стало плохо. Я едва добрался до кровати и потерял сознание. Пришел я в себя оттого, что меня кто-то тормошит. Открыл глаза и увидел Аду. Она сказала, что ей жаль меня будить, но ей кажется, что у нее схватки. Ребенок умер, и у нее выкидыш, решил я. Я стал ее расспрашивать и понял, что это не роды. Просто младенец буйно себя ведет, чего раньше никогда не было. Я обрадовался, что он жив, но тут же испугался, что у него маниакальное возбуждение после наркоза. Я собрался повторить УЗИ, хотя мне вовсе не хотелось смотреть, как он там дергается. Да и чем я мог ему помочь? Но тут Ада сказала, что он успокоился.
  
   / Я с самого начала подозревал, что Билл в любом случае придумает предлог, чтобы меня разбудить. Он, похоже, тоже считает, что умереть я всегда успею. Сейчас он взялся меня спасать. Уже на следующий день он позвонил и сказал, что нажал на все кнопки и кое-что нашел. В Пфайзере разработан новый препарат для неходжкинских лимфом. Условное название Е-17. При испытаниях на животных были случаи полной ремиссии, но Федеральное Управление не разрешило пробовать на людях, даже на безнадежных. Если я хочу, он может его достать.
  -- Почему не разрешают на людях? - спросил я.
  -- Слишком высокая токсичность. В ряде случаев побочные эффекты ускоряли конец.
  -- Это бывает при любой терапии, тем более в последней стадии
  -- Вот именно. В Пфайзере считают, что дело, как всегда, тормозит ваша медицинская мафия.
  -- Ты можешь достать копию отчета испытаний?
  -- Получишь вечером по факсу.
   Думаю, что он нажал на кнопки еще до Римейка, когда испугался, что мне конец. Но он молчал о препарате, хотел, чтобы я проделал Римейк. Освобождать меня он не собирался.
  
   / Сегодня он привез препарат. Прежде, чем отдать его мне, он сказал:
  -- Видишь, доктор? Я думаю о нас обоих, а ты только о себе. Я надеюсь, что эта штука тебе поможет, но даже в лучшем случае, ты выйдешь из строя на полтора месяца. Давай возьмем кого-то.
  -- Нет.
  -- Но ты ведь уже был согласен.
  -- Тогда была другая ситуация.
  -- Ладно, черт с тобой. - Он положил на стол пакет с ампулами. - Как Ада?
  -- Неплохо.
  -- Пойду поздороваюсь.
  
   / Колюсь этим Е-17 уже неделю. Правильно делают, что не дают испытывать его на людях. Им надо колоть, когда больной уже в аду. Если б не надежда на бессмертие, я бы на третий день бросил.
  
   / Десять дней, как закончил курс. Под конец мне уже было наплевать, умру я или нет. Всё еще кошмарно себя чувствую, но анализы хорошие. Мой врач не знает, что думать.
  
   / Выходит, это к лучшему, что Римейк не получился. Боюсь только, не сделали ли мы мальчика дебилом. Он должен вот-вот родиться. Ада было согласилась на кесарево, но потом передумала. Более того, она хочет рожать дома, и чтобы я принимал ребенка, если достаточно окрепну. Решил, что стоит на это пойти. Я не думаю, что из нее вылезет монстр, и все же разумнее обойтись без лишних глаз. Тогда, если с ребенком что-то не так, лучше, чтобы он не выжил.
  
   / Три дня назад он родился. 12 фунтов 2 унции!* Бедная Ада, у нее ужасные разрывы. Правда, я всё аккуратно зашил. Она очень слаба, но абсолютно счастлива. Ребенок похож на нее. Никаких отклонений от нормы я не вижу. Мы вначале звали его Норман Джуниор, потом перешли на Эн Джей, и в конце концов, на Энджи. Билл прилетал нас поздравить и подарил младенцу чек на 25000.
   ______________________________
   * Примерно 5,5 кг.
  
   / Не писал почти год. За это время успел стать диабетиком. Хорошо еще, что моя лимфома отдыхает, тем не менее, мой индекс Чарлсона* весьма высок.
   __________________________________________
   * Индекс, определяющий прогноз при двух и более тяжелых заболеваниях.
  
   / Я давно понял, что с Энджи что-то не так. Скорее всего, у него аутизм. Долго не решался сказать Аде, но она восприняла это спокойно. Блаженны нищие духом, и значит нашему сыну уготована жизнь вечная. Ей только жаль, что ребенок не дает себя ласкать, но личные печали она переносит стойко. Всё же она обрадовалась, когда я сказал, что по окончании нынешней работы хочу заняться аутизмом, и что Билл дает на это деньги. Я его предупредил, чтобы он не удивлялся, если она будет его благодарить за финансирование нового проекта. Он спросил, не для того ли я ей соврал, чтобы получить согласие на обезьян. Я сказал, что, разумеется, нет. Она бы всё равно не разрешила.
  
   / Две недели назад начал принимать валиум, иначе не мог работать из-за неотвязного страха, что либо старина Неходжкин, либо диабет, придут к финишу раньше, чем я. Сейчас я поуспокоился и верю, что успею соскочить. А они пусть соревнуются без меня.
  
   / Вчера настолько переутомился, что сегодня не мог работать. Вместо этого развлекался, читая в интернете сентенции смертных ученых и философов о ненужности и даже вреде бессмертия. Все они либо лисы в винограднике, либо кастраты, обсуждающие секс. Они признают, что человек - это целый мир, а потом объясняют, почему необходимо, чтобы этот 'мир' погиб. Осознавший эту необходимость - свободен. Один из них договорился до того, что ''смерть может стать символом свободы'', что похлеще, чем Arbeit macht frei.* Конечно, некоторые из этих типов просто зарабатывают на жизнь своим камланием. Они, скорее всего, читали у Виттенштейна, что выражение ''человек свободный'' - это оксюморон. И уж, конечно, читали у Руж-Этнуара и де Ландa, что ''у индивидуума, мыслящего себя целым миром, неотвратимость смерти вызывает чувство унижения. Чтобы избавиться от него, человек вытесняет в подсознание свое детское -- и единственно верное -- представление о свободе, как свободе от смерти, и замещает его каким-либо суррогатом. В зависимости от взглядов и возможностей индивидуума, ему начинают казаться свободой такие вещи, как власть, осознанная необходимость, богатство, опрощение, etc. Даже самоубийство может стать способом заявить о своей свободе.'' Последний пример забавнее всего. Считать свободой возможность уйти чуть раньше, чем тебя выкинут!
   __________________________________________
   *Труд делает свободным (нем.). Лозунг над воротами Освенцима.
  
   / Справили Рождество. Энджи получил трехколесный велосипед, на который не прореагировал, Ада - несколько легкомысленную шелковую пижаму, которую она вряд ли наденет, а я - инкрустированную крестами шкатулку для Библии. Дары волхвов...
  
   / Только что звонил партнер, сказал, что необходимо увидеться. Для меня каждый его визит - потеря рабочего дня. Я предложил обсудить всё по телефону, но он настоял на встрече. Что-то он к нам зачастил. Наверно, подсознательно хочет лишний раз увидеть Аду. В иной ситуации он, пожалуй, попытался бы ее увести. При его нарциссизме он не догадывается, что она не пошла бы за него, даже будучи вдовой.
  
   / Час назад он улетел, пробыв у нас почти сутки. Вначале я, как всегда, повел его к обезьянам, хотя ничего нового я ему показать не мог, вернее не хотел. Он не знает, что подселение к детям меня больше не интересует, и я вовсю занимаюсь синдромом освобождения. Взрослые новоселы у меня теперь тоже есть, но мне его нетрудно дурачить, поскольку он не различает, кто есть кто среди шимпанзе. Он говорит, что они для него, как китайцы, все на одно лицо и я вижу, что он не врет.
   Разговор, ради которого он прилетел, был действительно не телефонный. Записываю его вербатим.
  -- Я предлагаю перестать возиться с приматами и начать работать с людьми.
  -- Люди тоже приматы.
  -- Тем более. Ну, так как? Мы бы сэкономили массу времени.
  -- Это правда, но...
  -- Но что?
  -- Где ты собираешься их доставать?
  -- Какая тебе разница?
  -- Но я должен знать, с кем мне придется работать.
  -- Ты сможешь делать селекцию. Только не будь слишком разборчив. Даже при моих возможностях мне будет непросто тебя снабжать, тем более что это должны быть отцы и сыновья.
   Я молчал.
  -- Что именно тебя смущает? - спросил он.
   Я знал -- что. Я не был уверен, что при таком физическом и нервном истощении смогу работать с людьми. Мне не хотелось в
   этом признаваться, но и он сам догадался.
  -- Послушай, Норм, - сказал он. - Время работает против тебя. При этом ты еще отказываешься взять помощника. Так хотя бы не будь слабонервным.
  -- Ладно, - сказал я. - Я согласен.
  -- Отлично, - улыбнулся он. - Заодно перестанешь нарушать свое обещание Аде не ставить опыты на животных.
   Пока мы беседовали, стемнело, и он решил лететь утром. Мы пошли в дом. Перед сном он попросил у Ады сэндвич и кофе
   покрепче.
  -- Ты уснешь после него? - спросил я.
  -- Глубоким сном, - сказал он.
   Ада подала ему всё, потом извинилась и ушла к себе. Я замечаю, что ей неловко в его присутствии. Несмотря на свое простодушие,
   она чувствует, что он любит ее не так, как положено. Пока он ужинал, я рассказал ему про сайт о бессмертии, который вчера просмотрел. Больше всего его позабавили слова известного психолога: ''Конечность человеческой жизни есть благословение для индивидуума, сознает он это или нет''.
  -- Так можно сказать о чем угодно, например, о бедности или импотенции, - засмеялся он.
   Когда же я привел утверждение не менее известного социолога, что ''никакой общественной пользы не проистекает из победы над смертью'', он заявил:
  -- Как раз для Римейка, даже на его нынешнем этапе, это не так. Переселение в детей было бы благом для общества. Я бы его легализовал.
  -- Почему бы и нет? - сказал я. - Мы бы сразу вышли на биржу.
  -- Я не шучу, - сказал он. - Это сэкономило бы триллионы на медицинском обслуживании стариков и на образовании. Мы бы спасли эту страну от неизбежной финансовой катастрофы.
  -- А как насчет содержания коматозных доноров?
  -- Они должны кремироваться. Можно с предварительной эвтаназией, поскольку удовольствие это недорогое. По сути же и она не нужна. Ты сам говорил, что освобожденный ощущает не больше, чем тот, чей мозг находится в банке со спиртом.
   Я слушал его с профессиональным интересом. У него типичная амбулаторная мания величия. Он и раньше выказывал заботу о
   человечестве. Например, развивал идею об улучшении общества путем переселения хилых тружеников в здоровых лентяев. Или
   говорил, что бессмертные главы государств никогда не начнут термоядерную войну. Уверен, что, став вечным, он не захочет убивать
   время только на половую и утиную охоту. Да и чем еще заниматься такому бессмертному, чтобы не умереть от скуки,
   кроме как делать людей счастливыми? Разумеется, одних за счет других, поскольку это единственный способ. Разве греческие боги,
   пока куда-то не сгинули, не играли друг с другом в эту игру? И разве нынешний Бог не играет в нее сам с собой?
  
   / Ховард начал летать, и Биллу доносят, что он лихачит. Из-за страха потерять реципиента он меня теперь совсем замучит. Сегодня он опять позвонил и начал с обычного:
   - Есть какой-то прогресс?
  -- Пока нет.
  -- Как насчет последних отца и сына, которых тебе прислали?
  -- Они не годятся. Старик вообще дебил. Такое впечатление, что его мозг уже освободили. Я понимаю, что имею дело с приматами, набранными из бедствующих и беззащитных слоев, но пусть хотя бы не присылают наркоманов, которые гадят во всех углах. У меня нет времени заниматься детоксикацией.
  -- Мой кот тоже гадит в углах, когда его обижают, - засмеялся он. - Значит, ты по-прежнему занимаешься донорством? Ты не боишься, что твои оценки недостаточно репрезентативны?
  -- Напротив. Гораздо надежнее тестировать собственного новосела, чем полученного от незнакомого донора.
  -- Я неточно выразился. Я имел в виду, что результаты могут быть не объективны.
  -- Могут, если у меня проблемы с психикой.
  -- Ты мне сам говорил, что никто не может быть уверен, что у него их нет. И нечего обижаться. Нам сейчас не до этого. Кстати, я тут прочел, что химиотерапия может повреждать нейроны.
  -- Я не обижаюсь. Хочешь попробовать сам?
  -- Быть донором? Пока нет.
   Я знал, что он откажется. Боится, что я что-нибудь выпытаю у его новосела, до того как разбужу его самого.
  
   / Работа с людьми очень продвинула проект. Сразу же удалось установить, что при освобождении могут повреждаться дендриты,* и теперь я пытаюсь выяснить, почему это происходит. Но иметь дело с себе подобными даже труднее, чем я ожидал. Проблемы возникают уже при поступлении. Лишь немногие кандидаты послушно проходят дезинфекцию, а потом добровольно ложатся на каталку. (Некоторые думают, что их похитили пришельцы, у которых я работаю лаборантом.) Большинство же скандалит, и в них приходится стрелять дартом с транквилизатором. Вначале привозили только одиночек, и я, естественно, всегда был донором. Потом стали поступать отцы и дети, и я проделал несколько потомственных подселений. Когда ты не сам донор, работа упрощается. Я говорю донорам, что они помолодеют, и когда это происходит, они с изумлением ощупывают себя и просят зеркало. Те, кто еще не совсем отупел от виски и наркотиков, пугаются, видя в зеркале лицо сына. Прочие - блаженно ухмыляются. Я составил для них примитивный тест и предлагал им его до и после переселения. Но по-настоящему проверить результаты Римейка на таких донорах невозможно, а попусту расходовать реципиентов, когда каждый человек дорог, я не собираюсь.
   Иметь дело с собственными реципиентами довольно неприятно. Их иной физический возраст и отталкивающая внешность не мешают сознавать, что они мои alter egos. Даже теперь, когда оказалось, что они, к сожалению, не совсем я, я с ними чувствую себя неуютно. Добровольно сотрудничать со мной они не хотят, и, чтобы получить информацию, я должен их обмануть, запугать или купить. Но обмануть в данном случае так же трудно, как обыграть себя в покер. А запугивать мне их нечем, поскольку они знают, что их все равно ждет растворение. Угрожать я мог бы разве что допросом с пристрастием, но они знают и то, что на пытки у меня нет ни времени, ни сил. Вместо кнута им предлагается пряник - эвтаназия перед растворением.
   Испытания я намеревался проводить в два этапа: вначале свободная беседа, в которой человек проявляется лучше всего, а затем экзамен. Для него мне пришлось самому разработать специальные тесты на интеллект, на память и на богатство эмоций, поскольку имеющиеся методики оценки сознания, вроде тех, что созданы для теста Тьюринга, мне не подошли. Что до собеседований, то, готовясь к ним, я, естественно, пытался представить себя на месте новосела. Мне казалось, что это будет нетрудно, так как психиатр-циник вполне может анализировать самого себя. Но у меня не получалось. Либо не хватало воображения, либо есть вещи, которые нельзя представить, надо пережить. Впрочем, позже оказалось, что пытаться и не стоило, потому что, мои братья по разуму, попав под стекло, ведут себя по-разному.
   _____________________________________________________________________________________________________
   * Отросток нейрона, воспринимающий сигналы от других нейронов или непосредственно от внешних раздражителей.
  
   / Мой первый удачный Римейк стал, конечно, событием. Реципиентом был молодой латино, который до Римейка еле понимал по-английски. Я ушам не поверил, когда на вопрос, как он себя чувствует, он ответил:
   - Паршиво. Но Римейк получился. Мы один и тот же человек.
   - Важны детали. Ты замечаешь какую-то разницу между нами?
   - Конечно. Я нахожусь под, а ты над стеклом. И это мешает мне плюнуть тебе в лицо. Но я это как-нибудь переживу. Равно, как и растворение. Римейк дает экзистенциальный опыт и это укрепляет дух. Агония у смертных длится недолго и после смерти забывается.
   Я понял, что он с издевкой цитирует некоторые из моих мыслей, и уже то, что он на это способен, было важной информацией. Я
   хотел продолжить беседу, но он больше не произнес ни слова, как я его ни провоцировал. Похоже, он жалел, что, поддавшись злому чувству, вступил в разговор и этим хоть как-то помог мне.
  
   / Второй удачный экземпляр заговорил первым. Он поздравил меня с успехом и заверил, что знает все, что знаю я, в том числе и то, что в награду за сотрудничество он перед растворением будет усыплен. Но он готов сотрудничать даже не из-за этого. Просто ему обидно умирать без всякой пользы для дела. Еще он сказал, что ему неловко разговаривать голым. Я принес и сбросил ему пижаму. Он поблагодарил и сказал, что завтра утром будет в моем распоряжении - сейчас у него болит голова. Когда я ушел, он разодрал пижаму на полосы. На сплетенной из них веревке ему удалось удавиться, привязав ее к спринклеру. Это меня удивило. Ведь он знал, что я не обману его с эвтаназией, однако предпочел ей нелегкую смерть, лишь бы меня надуть. Но то, что его маленькая месть так хорошо удалась, говорит о том, насколько успешным был Римейк.
  
   / Принудить человека сдавать экзамен гораздо легче, чем заставить непринужденно беседовать, и я бы перестал тратить время и нервы на собеседования, но меня насторожило, что уже первые двое новоселов повели себя по-разному. В дальнейшем разброс в поведении испытуемых продолжался. Двух абсолютно одинаковых новоселов вообще не бывает, но можно выделить определенные типы поведения. Одни испытуемые стараются затянуть переговоры, надеясь неизвестно на что. Другие, наоборот, хотят сразу отсеяться, для чего симулируют синдром освобождения. Третьи нарочно проваливают экзамен, чтобы хоть чем-то мне насолить (некоторые потом одумываются и просят переэкзаменовки). Удивляет то, что, зная о моей работе с предыдущими новоселами, последующие иногда ведут себя так же глупо. Вообще-то пренебрежение опытом -- явление достаточно обычное, но для меня оно не характерно. Столь же странно, что среди испытуемых есть и такие, кому происшедшее с ними представляется высшей несправедливостью. Никогда бы не поверил, что бытие может так быстро менять сознание. Я уже не удивлюсь, если очередной новосел скажет мне, что я буду гореть в аду. Все же около половины испытуемых ведут себя разумно и честно зарабатывают право на эвтаназию, хотя сотрудничество со мной достаточно унизительно. Некоторые колаборанты даже умоляют сохранить им жизнь, хотя прекрасно знают, что дело не в отсутствии у меня эмпатии, а в отсутствии выхода. Когда я их спрашиваю, куда бы они на моем месте себя дели, они ничего не могут придумать.
   Между прочим, для себя я так и не решил, как бы я повел себя, попав под стекло.
  
   / Я никогда не был психиатром, для которого тело есть просто жилье для сознания и подсознания. Я знал, что реакция новосела на новую для него реальность будет зависеть и от его генотипа, но не думал, что настолько. Когда я говорил Биллу, что донор после Римейка останется самим собой, я верил, что практически так и оно и будет. Теперь я вижу, что Римейк -- это в известной степени реинкарнация, и что для по-настоящему чистого Римейка реципиент должен быть клоном донора. Но о том, чтобы выращивать себе здоровых клонов, тем более в подполье, пока нечего и думать. А это значит, что не все мы умрем, но все изменимся.
  
   / Отдал Энджи мой старый ноутбук, и теперь он часами занимается видеоиграми. Ада говорит, что еще он любит сидеть перед выключенным компьютером и играть на клавиатуре, как на рояле. Она хочет, чтобы сюда привезли ее пианино, и она будет его учить.
  
   / Вчера ему исполнилось пять лет. Он поразительно похож на Аду. Даже его темные, как у меня, волосы имеют каштановый оттенок. По росту он может сойти за восьмилетнего, но не говорит и очень неуклюж.
  
   / Умер Кинг. Три недели назад у него началась сильная желтуха, даже зубы пожелтели. Я его прощупал и решил, что это рак печени. Ветеринар подтвердил диагноз и рекомендовал его усыпить. Сегодня Ада разрешила мне это сделать. К людям она не столь милосердна. Будь на месте Кинга я или Энджи, она не дала бы согласия на эвтаназию. Я, слава богу, чувствую себя сносно, если не считать проблем с перепадами сахара. Моя лимфетка спит.
  
  
   ВТОРОЙ ЖУРНАЛ
  
   / Неделю назад получил старый ноутбук, но он был настолько освобожден, что годился только для видеоигр. Наконец, вчера ночью мне удалось скопировать Ворд с папиного компьютера, и теперь я снова человек пишущий. Первую попытку писать я сделал еще три года назад, когда мне купили карандаши. Но ''трудно писать маленькой рукой.''* Уже через несколько минут кисть начинала неметь. К тому же было страшно, что меня за этим застанут или обнаружат мои листки. Кончилось тем, что я их порвал и спустил в унитаз. Там было не так уж много.
   Пишу я, погасив дисплей, но этот фокус хорош для Ады, а папу им не проведешь. Поэтому я пишу, только когда его нет дома, а при нем играю в видеоигры. Конечно, писать этот - безумие, но не писать я не могу. Бог свидетель, что для меня это даже важнее, чем для папы. Ему всего лишь не перед кем выговориться, а я вообще молчу.
   _________________________________
   * It's Hard to Write with a Little Hand (англ.). Название альбома американской группы ''Летаргия'', выступавшей в 90х годах в стиле Technical Death Metal.
  
   / Психологически папа неплохо подготовился к Римейку. Во всяком случае, я не могу сказать, что придя в себя (вернее в того, кем я стал), я не соображал, где нахожусь. Самое неприятное при подселении в плод - это почти семикратное уменьшение размеров туловища, но его я ощутил не сразу, поскольку никаких действий от меня не требовалось, не нужно было даже сохранять равновесие. Лишь позже я стал испытывать страдания, хорошо знакомые перенесшим ампутацию, и они были наверняка сильнее, чем у того, кому отрезали одну-две конечности. Почти неделю я продолжал чувствовать фантомное тело Нормана со всеми его болями и зудами, и утолить их было невозможно. Однако, в первые минуты я был отвлечен на то, что рефлекторно пытался дышать, и мне казалось, что я задыхаюсь. Потом раздался голос, показавшийся мне таким страшным, что я даже забыл о моем псевдоудушье.
   - Смотри, дорогой, я проспала почти три часа, - произнес голос. - Безумно хочу пить.
   И тут же какой-то ватный голос ответил:
   - Ты спала не три, а двадцать семь часов. Я решил тебя не будить, но следил за твоим пульсом. Вот, выпей свою ромашку.
   Раздались отвратительно громкие звуки глотков. Потом снова загремел голос:
   - Почему я так долго спала?
   - Это бывает при диабете. Давай я послушаю ребенка. Где мой пинар?* Теперь не дыши.
   Было предусмотрено, что после этих слов, я шевельнусь, потом сосчитаю до десяти и шевельнусь еще два раза. Но я этого не сделал. Я чувствовал себя до странности отчужденным от Нормана и уже точно знал, что не могу быть с ним заодно против Ады.
   - Я ничего не слышу, - сказал Норман. - Скорее всего виноват мой слух, но всё же стоит сделать УЗИ. Не упрямься, родная. Я
   обещаю, что не сообщу тебе его пол.
   - Его?
   - Я шучу.
   Она вздохнула.
   - Ладно, сделай.
   - Аппарат у меня в лаборатории. Я вернусь через 10 минут, а ты пока поешь. Вот твой Ногурт.** Но не вставай без меня. У
   тебя может закружиться голова.
   Как только он вышел, Ада встала и медленно пошла в ванную. Похоже, что она держалась за стены. Я почувствовал, как она присела, и тут же раздался шум довольно громогласного водопада. Любой ундинист дорого бы дал, чтобы оказаться в моем положении, но для меня оно стало лишь еще одним новым переживанием. Она всегда была очень застенчива в таких вещах. За всю нашу жизнь я ни разу не слышал даже приглушенной струйки. Можно было подумать, что у нее метаболизм Христа, который, как полагают теологи, ел и пил, но ничего не извергал. Она едва успела улечься, как вернулся Норман. Когда он прижал холодный датчик к ее животу, она ойкнула, а я замер. Несколько минут он продолжал водить датчиком, потом выключил аппарат. Я расслабился и неожиданно для себя уснул.
   Проснувшись, я почувствовал, что немного освоился на новом месте. Я больше не пытался дышать, и не вздрагивал при любом звуке. Зато теперь мне до смерти хотелось распрямиться и я невольно пытался это делать. Своими дерганьями я испугал Аду, и она спросила Нормана, не схватки ли это. Он стал ее расспрашивать, и я понял, что он боится, будто своим Римейком что-то натворил. Я и сам испугался, как бы Ада меня не выкинула, если я буду плохо себя вести, и сосредоточился на том, чтобы не дергаться. Кстати сказать, матка -- самое подходящее место для сосредоточения и медитации. Ты отгорожен от внешнего мира и испытываешь чувство полной защищенности, пусть и ложное. К тому же я открыл, что тело, погруженное в жидкость, не нуждается в асанах.
   _____________________________
   * Стетоскоп для выслушивания сердцебиения плода. Создан французским акушером и педиатром Пинаром.
   ** Йогурт, сделанный не из молока.
  
   / Уже через пару дней я привык к адиному дикому голосу, перестал замечать гулкое буханье ее сердца (хотя тут же вслушивался, если что-то было не в норме) и испытывал не больше отвращения к ее отрыжкам и пукам, чем когда-то к собственным. Впрочем, всякий бы почувствовал себя единой плотью с женой, живя между ее мочевым пузырем и прямой кишкой. Я даже ощущал в себе присутствие не одного, а двух полов, но моим был только мужской. Кстати, то, что ребенок уже в матке обладает сексуальностью, известно со времен Фрейда, однако она плохо изучена, так как психоанализировать плод врачи пока не умеют. Разумеется, мой случай, как нетипичный, научной ценности не представляет, но если я когда-нибудь напишу мемуар ''Моя жизнь в матке'', в нем должна быть глава ''Сексуальная жизнь''. Там можно много чего присочинить и книга будет еще лучше продаваться. Если же писать только правду, то на целую главу ее не хватит, хотя половая гратификация в материнской утробе не только возможна, но и превосходит ту, что испытывает взрослый. При этом она легко доступна, поскольку возникает при лизании стенок матки. К сожалению, я не мог приложить губы к самой матке (чуть не написал 'маточке'), а целовал и лизал прижатый к ее стенке околоплодный пузырь, но ощущение при этом все равно потрясающее. Оно пронзительнее, чем при оргазме, и длится не секунды, а в течение всего акта. К тому же оно не локализовано, а пронизывает всё тело, поскольку ты полностью находишься внутри женщины. К слову сказать, лижут матку все дети, но я уверен, что они не испытывают такого блаженства. Иначе они бы только этим и занимались, подобно тем крысам, которые непрерывно нажимали на 'кнопку удовольствия'* (тем более, что плоду не надо отвлекаться на еду). К сверхсладострастию мгновенно привыкаешь, и я бы наверняка стал лизаголиком, если бы не оказалось, что Ада так же сильно боится щекотки внутри, как и снаружи. Она просто изнемогала от смеха и вскоре ей делалось нехорошо, так что мне приходилось прерывать акт. Я попытался насладиться ею, как инкуб,** но она засмеялась и тут же проснулась. Утром она сообщила папе, что видела смешной сон, но забыла его.
   ______________________________________________________
   * Имеется в виду эксперимент, когда крысам вживляли электроды в 'центр удовольствия' мозга, и они иногда погибали от истощения, так как всё время замыкали цепь, забыв про еду и питье.
   ** В средневековых легендах распутный демон, ищущий сексуальных связей со спящими женщинами.
  
   / Сам я видел только плохие сны, и в них обычно был Норманом, но самые страшные были связаны с настоящим. Однажды мне приснилось, что я сплю и во сне говорю что-то кощунственное. Ада слышит мой утробный голос и решает, что беременна от дьявола. Она кончает с собой и я оказываюсь заживо в ней похоронен. Другой кошмар, который я запомнил, был в какой-то степени комичным. Мне снилось, что Норман занимается любовью с Адой. Чтобы напугать его, я высовываюсь по пояс из матки и хватаю за член. Он вопит от страха и вдруг эякулирует мне в лицо. После таких снов я просыпался с криком. К счастью, когда легкие заполнены жидкостью, кричишь не громче, чем рыба.
  
   / Существует мнение, что матка это потерянный рай, и не зря в акушерстве прижился термин 'изгнание плода'. Но для психически взрослого жизнь в матке имеет большие минусы. Ко мне начал возвращаться детский солипсизм, а еще через некоторое время я стал страдать от темноты. Это не была никтофобия,* просто у зрячего, каковым я себя ощущал, темнота подавляет психику. Скоро у меня начались галлюцинации. Околоплодный пузырь вдруг становился прозрачным, и я видел странные сцены. Чаще всего я наблюдал, как Норман занимается любовью с маленьким мохнатым гермафродитом. Я почему-то был уверен, что от моего прикосновения они бы рассыпались на квадратики, но я был узником пузыря и мог лишь беситься в бессильной ярости. Зная, что там, где я нахожусь, увидеть ничего нельзя, я решил, что у меня острый психоз. Но потом я поставил себе другой диагноз, который был не лучше первого. Я вспомнил, что Норману в его бытность нейрохирургом приходилось видеть пациентов с мозговой слепотой.** Многие из них страдали галлюцинациями, и они были настолько отчетливы, что, будучи абсолютно слепыми, больные это отрицали. Теперь я их понимал и не мог отделаться от мысли, что мой центр зрения был поврежден при Римейке, и я рожусь слепым. В результате у меня началась депрессия, причем в той ее форме, когда не хочется жить, и тем более рождаться. У больного в этом состоянии нет сил даже на самоубийство и оно удается, лишь когда ему делается чуть лучше. Но для меня это был не выход. Плоду это и не просто, и большой риск убить мать. Всё же я заставлял себя хотя бы раз в сутки медитировать и только это помогло мне не свихнуться.
   _______________________________________________
   * Боязнь темноты.
   ** Слепота, связанная с болезнью мозга, а не глаз.
  
   / По мере приближения дня рождения мою апатию стала вытеснять тревога. Я все время прислушивался к новостям извне, из-за чего сильно недосыпал. Однажды я услышал, как Норман убеждает Аду согласиться на кесарево. Он говорил, что такой игривый младенец, как я, может принять неправильное положение или запутаться в пуповине и задохнуться. Но больше всего он опасается, что я чересчур велик для нее. Я-то знал, что, будучи умен не по летам, ни в какой пуповине не запутаюсь и из любого положения найду выход наружу. Но насчет расхождения между ее размером и моим он, скорее всего, был прав. Поэтому я воззвал из глубины, прося Аду проявить благоразумие, и когда она согласилась, взыграл в ее чреве от радости. Однако уже через день она передумала. Она уверена, что тот, кто благословил их мною, поможет мне появиться на свет естественным путем. Так оно и оказалось, но этот путь я вспоминаю с содроганием.
  
   / Говорят, что Хам смеялся, когда его рожали, но я в это не верю, ибо тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь. Конечно, самым лучшим для меня было бы отключиться. Но всякий раз, когда я начинал терять сознание, мне казалось, что это навсегда, и я напрягал всю свою волю, чтобы в нем остаться. Наверно, внутриматочная медитация выработала у меня сверхчеловеческое самообладание, потому что моя голова, которая с безумным трудом протискивалась через родовые пути, оставалась ясной почти до самого конца. Помнится, была славная минута, когда мои закрытые глаза ощутили свет в конце тоннеля, и я понял, что я не слепой, и к тому же решил, что моим мучениям скоро конец. Но я застрял у самого устья, и прошло довольно много времени, пока папе удалось меня вытащить. Нужно отдать ему должное, он оказался на высоте. Я уже думал, что Аде не разродиться, и ему придется извлекать меня по частям. Под конец я настолько устал, что на какое-то время забылся. Когда я очнулся, в ушах у меня сильно шумело, а свет резал закрытые глаза. Наконец, я отважился взглянуть на мир и испугался, увидев его опрокинутым. Если это и нормально для новорожденного, то не такого, как я. Мое сознание было обязано поставить мир на ноги. Через мгновение я понял, что вишу вниз головой и что папа намеревается шлепнуть меня по попе. Надо было подать голос, но я боялся, что зарыдаю басом, настолько я плохо соображал. Но тут я глянул вниз, вернее вверх, увидел покрытое кровавой слизью тельце со скрюченными ручками, которое папа держал за ступни, и от ужаса закричал. Папа засмеялся. Он положил меня в кроватку и занялся Адой. Мое настроение вдруг улучшилось. Было неописуемо приятно сознавать, что я благополучно родился и снова дышу. Я продолжал плакать, но теперь от облегчения.
  
   / Явиться на свет безусловно стоило, потому что жизнь оказалась прекрасной. Все мои пять чувств были по-прежнему заполнены Адой, но теперь это было сплошное удовольствие. Все же человек намного приятнее снаружи, чем внутри. (Впрочем, это я понял еще в анатомичке.) Ада прочла, что человек должен по возможности ходить голым, и, оставаясь вдвоем, мы с ней жили, как первые люди в раю. Я любовался ее поразительной красотой, наслаждался ее мелодичным голосом, гладкостью молочной, молоком пахнущей кожи, и упивался самим молоком. К тому же мне стали доступны вещи, о которых Норман мог только мечтать. Наименее смелые мечты он даже пытался осуществить, намекая на них цветистыми цитатами из Песни Песней, но она не для Ады писана. Теперь, когда она меня купала, ее ладонь ловко сновала между моей анальной и генитальной зонами. И хотя с моим verge* она обращалась энергично и деловито, как если бы это был неодушевленный предмет, мне хотелось думать, что она тоже испытывает запретные чувства. Но главным наслаждением была ее грудь. Обе так и не покоренные Норманом вершины были мне доступны по первому требованию. Правда, вначале я был не совсем готов к некоторым расхождениям между ее размером и моим (теперь уже с обратным знаком). Ее разбухший сосок, из которого молоко текло рекой, еле помещался у меня во рту, я захлебывался и пускал из носа белые пузыри. Но я быстро рос, и проблема вскоре рассосалась. Соскучившись по Аде, я начинал хныкать, и уже через полминуты мы оказывались в старинном вольтеровском кресле, которое она прозвала 'кормушкой'. Она едва успевала выпростать грудь, как я обхватывал ее ручками (Аду это умиляло, и если папа был рядом, она говорила ему: ''Посмотри''), утыкался носом в коричневую розу и начинал трудиться, получая два наслаждения за один присест. Насосавшись, как клещ, я отваливался от груди, после чего Ада держала меня вертикально в ожидании отрыжки, которая звучала для нее, как овация, а я, разомлевший от еды и любви, дремал на ее плече.
   ______________________________________
   * Пенис (фр.)
  
   / При первой же возможности я убедился, что могу говорить, хотя звучало это страшновато. Я плохо владел гортанью и языком, и из моего беззубого рта исходило какое-то британское кваканье. Все же, оставаясь один, я заставлял себя это делать, так как тот, кто все время молчит, начинает незаметно для себя думать вслух. Но я знал, что и поток сознания, произносимый вслух, приучает к тому же. Поэтому я просто декламировал стихи или латинские цитаты из ''Фасциния и Помплимуса''. Однажды я начал это делать, не зная, что в комнате Ада. Вообще-то я чувствую ее присутствие, но в тот раз что-то не сработало. Она тут же пошла ко мне и я в ужасе замер. Какое-то время стояла у моей кроватки, глядя на меня с недоумением, потом отошла. Хорошо еще, что это был не папа. Он бы не двинулся с места, а стал слушать. С тех пор я дал обет молчания. Кроме того я следил за тем, чтобы не отзываться мимикой на то, что вижу и слышу. Я не улыбался даже на адино агуканье. Мне очень хотелось это делать, но я боялся, что улыбка у меня слишком взрослая. Кстати, я где-то читал, что, какие-то люди, когда младенец засмеялся после чьей-то шутки, решили, что это оборотень, и убили его. Не знаю, что подумала бы в подобной ситуации Ада, но папа наверняка заподозрил бы нехорошее.
  
   / В одно из кормлений (мне тогда было дня три) папа вдруг спросил Аду, не хочет ли она, чтобы я был обрезан -- он может запросто это сделать. Я поперхнулся молоком.
  -- Ты его напугал, - засмеялась Ада.
   Папа тоже засмеялся, потом спросил:
  -- Так да или нет?
   Я почувствовал, что она готова согласиться. Ведь ее Иисус был-таки обрезан, плюс гигиенические соображения. Но мне совсем не улыбалось терпеть боль ради того, чтобы мой стручок превратился в грибочек, и я стал ей внушать не делать глупостей. К счастью, на этот раз мой голос был услышан и моя крайняя плоть уцелела.
  
   / Разумеется, меня крестили, что было логично и с моей точки зрения. Папина грешная душа осталась при нем и значит я унаследовал не только тело, но и душу младенца, и умри я сейчас, я окажусь в раю. Людского суда я боюсь еще меньше. Я бы легко убедил присяжных, что я жертва бесчеловечного эксперимента, да и нельзя за преступление, совершенное одним, судить двоих. А вот папу, если его накроют, должны судить хотя бы для создания прецедента. Не знаю только, где они найдут беспристрастных присяжных. Ведь мы с ним станем знамениты на весь мир.
  
   / Почти пять месяцев я рос счастливым, здоровым ребенком. Но проснувшись как-то ночью, я увидел на родительской кровати странное сооружение, накрытое одеялом. Оно плавно качалось и вдруг я понял, что папа и Ада совокупляются. Я понимал, что рано или поздно они снова начнут это делать, но старался о таком не думать, зная, что на этом пути ждет безумие. У папы был когда-то тяжелый больной, который все время представлял, как знакомые мужчины покрывают его жену. И вот я не представляю, а вижу это, и даже слышу женские стоны. И я понимаю, что это не притворство благодарной матери перед отцом ее ребенка, ибо ничего изображать Ада не умеет и вряд ли даже слышит себя. Просто беременность и кормление разбудили ее дремлющее sperme erotique,* заложенное в каждом человеке. Я даже успеваю мельком подумать, что такая метаморфоза должна быть папе не по душе. Он бы предпочел по-прежнему обладать украденной у Христа невестой. Сам я теперь люблю Аду во всех смыслах этого слова и на папином месте порадовался бы за нее. Но на моем я заорал, как если бы у меня начались колики. Ада моментально выскользнула из-под папы и подбежала ко мне. Она взяла меня на руки и стала баюкать, но я не хотел успокаиваться. Тогда она опустилась в кресло и дала мне грудь. Сидя голой попой (памперсов Ада не признает) на шелковистом холме, я принялся победно сосать, косясь на папу, который полулежал в постели и смущенно улыбался.
   __________________________________
   * Эротическое семя (фр.).
  
   / В тот же день он установил в соседней спальне телекамеру с микрофоном и уговорил Аду переселить меня туда. Я счел это предательством с ее стороны (уверен, что так же считал некогда Кинг), но умом понимал, что так будет лучше и для меня. Я всё равно не смог бы по-настоящему испортить им жизнь. Пытаясь им мешать, я бы только сделал их более страстными любовниками, да еще насторожил бы папу.
   Но и после моего выдворения я не обрел полагающегося ребенку покоя. Ада не доверяла электронике и держала двери обеих спален открытыми. У меня же сохранился рефлекс не писать в кровать, и перед тем, как это сделать, я просыпался. Почему-то это всегда случалось в тот момент, когда за стенкой раздавались адины стоны. Я мгновенно возбуждался, и начинал играть с моей пушечкой. Норман по-прежнему вел себя тихо (за что я был ему благодарен), и мне удавалось представить, будто Ада там тоже одна, и даже одновременно с нею достичь моего сухого оргазма
  
   / Я хорошо знал, насколько сильно железы внутренней секреции влияют на мозг. Частое половое возбуждение в столь нежном возрасте безусловно вредно, а мои соседи почти ни одной ночи не проводили добродетельно. Вскоре меня стали мучить головные боли и я понимал, что это только начало. Спасся я тем, что после нескольких сеансов самогипноза, перепрограммировал себя на то, чтобы мочиться, не просыпаясь. Но днем мне не всегда удавалось избежать соблазна. Папа уходил на работу и Ада брала меня к себе в постель. Она укладывала меня ничком на свой голый живот и за ручки тянула вверх, заставляя прогибать спинку. Это было даже приятнее, чем мастурбация, но я боялся испугать Аду конечными содроганиями. Поэтому я начинал хныкать, пока она не догадывалась вернуть меня на место, где я мог предаться своему одинокому утолению. Но хуже всего было, когда она укладывала меня между собой и папой, и он, чтобы сделать ей приятное пытался меня ласкать. Я немедленно испускал крик искреннего отвращения, и Аде приходилось брать меня на руки и носить, пока я не успокаивался. В общем, святого семейства из нас не получилось.
  
   / Именно тогда папа заподозрил у меня аутизм, и это оказалось id quod praescripta medicus.* Наверно, позднее я и сам бы до него додумался. Скрывать знание труднее, чем незнание, и играть обычного ребенка или даже вундеркинда мне было бы непросто. При аутизме же игра сводится к минимуму. Не менее важно, что я могу избегать физического контакта и с отцом, который мне отвратителен, и с матерью, к которой у меня взрослое влечение. Кстати, его французская мать была для папы существом бесполым, что, правда, могло быть ранним признаком врожденного извращения, при котором больной помешан на непорочности, но своего отца он, как и полагается, боялся и ненавидел. Сейчас я думаю, что он и в самом деле подсознательно опасался кастрации. Я, разумеется, тоже боюсь папу (тем более, что в случае провала кастрацией мне не отделаться), а ненавижу его даже сильнее, чем он своего. Он, по крайней мере, не ревновал к нему мать. А вот у папы ко мне (возможно, из-за того, что я не оправдал его надежд) вообще нет родственных чувств. Я для него просто адино сокровище. Единственное, что у нас с ним общего, это взаимное отвращение. Но испытывать его к мужчине, которому отдается любимая тобою женщина, по крайней мере, естественно. Папино же отвращение ко мне наводит на научные размышления. Ведь он не думает, что я его исчадие и отродье, а считает своим отпрыском и единственным чадом. Не может ли наша физическая несовместимость быть результатом отталкивания неких идентичных полей, и не есть ли они то, что называют душой?
   ________________________________________
   *То, что надо. Букв. - то, что доктор прописал. (лат.).
  
   / Мне приходится симулировать аутизм перед психиатром. Папа им, правда, никогда не занимался, но сейчас наверняка изучил вопрос досконально. Аутизм, однако, хорош тем, что имеет широкий спектр симптомов. К тому же папа должен допускать, что я еще и жертва неудачного Римейка, и многое у меня атипично. В итоге я могу играть то, что мне выгодно. В папиных глазах я стараюсь выглядеть не только умственно, но и физически неполноценным, а в маминых - достаточно осторожным, чтобы она не боялась оставлять меня одного в комнате. Поэтому, помимо всего прочего, я симулирую диспраксию*, но никогда не причиняю себе вреда.
   ________________________________________
   * Пониженная способность к правильному выполнению целенаправленных движений.
  
   / После некоторой тренировки перед зеркалом я научился смотреть на мир абсолютно пустыми глазами. Я понял, что мой талант получил признание, когда услышал, как Ада сказала папе: ''Он живет где-то глубоко внутри себя. Иногда он смотрит мне прямо в глаза, но я не уверена, что он меня видит.''
  
   / В два года я начал читать. Чтобы получить эту возможность, я разыграл небольшой спектакль. Я взял со стола маркер и какую-то книгу и стал закрашивать строчки. Ада, которая старается отучить меня от бессмысленных действий, сделала попытку забрать маркер. Я ей его уступил, но стал водить по строчкам пальцем. Тогда она попыталась забрать и книгу, но я заверещал. Она оставила меня в покое, и я продолжал водить пальцем. Ада давно смирилась с тем, что я могу заниматься этим часами. Мне интересны только папины научные журналы, которые повсюду валяются, но, чтобы не вызывать подозрений, я читаю также всякую ерунду и часто держу текст вверх ногами. К этому быстро привыкаешь, и можно читать столь же бегло. А вот писать без дисплея, как я это делал вначале, весьма трудно, и я перестал его выключать. При папе я всё равно не пишу, а шансов, что меня накроет Ада, практически нет. Я сижу лицом к телекамере, так что экрана ей не видно, а неожиданно появиться она не может. Слух у меня, как у филина, и она застает меня поглощенным битвой двух ниндзя, которым после отсечения головы гарантирован мгновенный Римейк. Аду очень огорчает мое увлечение виртуальным насилием, и она делает попытку переключить меня на что-нибудь созидательное, но я отпихиваю цветные мелки и кубики, которые она мне подсовывает. Она вздыхает, гладит меня по волосам и выходит.
  
  
   / Вжиться в образ ребенка, не став при этом клинически инфантильным, можно в спектакле, но не в жизни, поэтому от Станиславского я с самого начала отказался. Но когда играешь не по Системе, приходится не отрываясь смотреть на себя со стороны. Расслабится я могу, только когда меня не замечают, для чего стараюсь походить на ниндзя из моих видеоигр. Я настолько овладел искусством скрадывания, что стал по ночам проникать в папин кабинет и читать его мысли, во всяком случае те, что возникают у него вечером. Утром он их не может вспомнить и поэтому записывает на липких листках и приклеивает к настольному стеклу. Но однажды, пробираясь мимо приоткрытой двери хозяйской спальни, я застал папу за занятием, о котором я могу лишь мечтать. Одну из вершин он по-детски сосал, а другую нежно массировал. Вторая рука ласкала Аду под одеялом. Эта картина так на меня подействовала, что у меня мелькнула мысль утром его умертвить. Сделать это было нетрудно, и никто бы ничего не заподозрил. Но уже то, что я мог об этом подумать, меня ужаснуло. Его ликвидация была бы величайшей глупостью. Воистину, чем сильнее чувствуешь, тем слабее соображаешь. С тех пор я перестал выходить по ночам.
  
   / Папа опять на химии и сидит дома, так что писать почти не удается. К тому же, мне кажется, он начал что-то подозревать. Когда я сижу к нему спиной, он на меня поглядывает, и я это чувствую всем телом. Иногда он невольно это делает, даже когда я могу видеть его глаза. Раньше он меня почти не замечал.
  
   / Видел страшный сон. Папа сидит на стуле посреди комнаты. Я стою перед ним, зажатый его коленями. За столом, спиной к нам, сидит Ада и читает свою Библию. Все выглядит на удивление реально. Я даже чувствую специфический запах из его рта, признак того, что его рак ожил. Стараясь поймать мой взгляд, он говорит:
  -- Как ты знаешь, Энджи, я твой отец. (Он деревянно смеется.) Помнишь это?
   Я, конечно, помню эту шутку (ею любил начинать свои наставления его отец), но продолжаю в упор смотреть на него без
   всякого выражения. Лицо Нормана перекашивается. Я пугаюсь и закрываю глаза, но он обхватывает мои виски цепкими руками хирурга и большими пальцами приподнимает мне веки.
  -- Ну, сын мой возлюбленный, - шипит он, - пойдем в комнату твою и затворим дверь, и ты расскажешь всё отцу твоему, и отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.
   Я отгибаю нижнюю губу, собираясь заплакать, но он запечатывает мне рот ладонью. Я громко мычу и пытаюсь вырваться, но Ада не оборачивается. Наверно, я кричал во сне, так как, проснувшись, услышал, что она бежит ко мне. Я сделал вид, что сплю, и она ушла.
  
   / Если я прав в моих подозрениях, то пора переходить в наступление. Начинать надо, как и полагается, с разведки. Но придется ждать, когда папа закончит химию. Сейчас он почти не спит по ночам.
  
   / Попасть в здание непросто. Дверь там теперь запирается кодовым замком, и я могу лишь попытаться пролезть в одно из вентиляционных отверстий, сняв с него решетку.
  
   / Ночью вылез из окна и навестил здание. Ротвейлеры, заметив человека, сбежались, узнали меня и снова куда-то умчались. Решетки держатся на четырех болтах. Их сроду не снимали, и гайки приржавели. К счастью, у папы, который всё в доме чинит сам, есть аэрозоль для разморозки гаек. Еще мне нужен фонарик, но его у нас нет. И в доме, и в здании есть аварийные генераторы, и остаться в темноте нам не грозит.
  
   / Сегодня были с Адой в Уол-Марте. Когда она на секунду отвлеклась, я ее 'потерял'. Я нашел отдел, где были фонарики, стащил один и сунул под куртку, за ремень. Батарейки я смогу вынуть из моих игрушек. Когда я вернулся к Аде, она уже бегала в панике. Она схватила меня за руку и больше не отпускала.
  
   / Прошлой ночью проник в здание. Собаки сидели полукругом, наблюдая, как я протискиваюсь в отверстие. Мое большое достоинство - небольшие габариты, но они уже на пределе. В лаборатории много перемен. У меня было сильное желание залезть в папин ноутбук, но я удержался; он мог это обнаружить. Я пошел в обезьянник. Дойдя до массивной двери, я с трудом повернул колесо затвора и вошел внутрь. К моему удивлению, тут теперь ничем не пахло, было тихо и почти темно, только в самом центре огромного помещения, между полом и потолком странно светился воздух. Я нащупал лучом фонарика щит с выключателями и, встав на цыпочки, смог включить самый нижний. Вспыхнули два из четырех прожекторов, расположенных по углам потолка. Клеток для обезьян не было. Вместо них я увидел огромную сорокафутовую фуру. Из-под ее брюха тянулись трубы и кабели и сквозь стену уходили за пределы здания. Я обошел фуру и увидел, что к ее торцу, там, где сходятся двери, приварена стальная лесенка. Более массивная лестница соединяла крышу фуры с потолком здания, где был выход на вертолетную площадку. Взобравшись на фуру, я понял, откуда шел странный свет, который был заметен в темноте. Он проникал через пять больших квадратных люков, прорезанных в крыше. Они располагались на равном расстоянии друг от друга, и наискосок от каждого люка, почти у самого края крыши имелись небольшие круглые отверстия, которые тоже светились. Я подошел к ближайшему люку. Он был накрыт толстой плитой из органического стекла, весившей, наверно, фунтов триста. Я увидел, что она сдвигается в сторону электромотором, но кнопки включения нигде не было. Я глянул вниз и увидел камеру размером 8 на 8 футов. Ее стены и пол были покрыты черным пластиком. В углу камеры, как раз под круглым отверстием в потолке, было небольшое углубление, а в противоположном углу - такое же углубление, но с дырой в центре. Я переходил от стекла к стеклу, и под каждым видел точно такие же камеры. На пути к последнему люку я споткнулся обо что-то и упал. Этим чем-то оказался Тазер. К счастью, он не выстрелил. Я не стал подниматься на ноги и на четвереньках добрался до люка. В этой камере лежал на полу голый черноволосый человек. Он до самых глаз зарос бородой и был давно не стрижен. Судя по его телу, ему было лет 30. Я заметил, что углубление под дырой в потолке заполнено водой. Рядом валялись остатки гамбургера и куски булки. Углубление в противоположном углу было загажено экскрементами. Человек, видимо, почувствовал мой взгляд. Он открыл глаза, увидел меня и вскочил. Его лицо оказалось в двух футах от моего, и я отпрянул. Неожиданно человек улыбнулся. У него было всего несколько зубов, все гнилые.
  -- Сынок, - прошепелявил он, - ты пришел... Ты пришел освободить меня. Нет, не освободить, это плохое слово... Спасти....
   Его голос не проникал через стекло, а доносился из дыры над кормушкой, но его губы были близко, и это помогало разбирать
   слова.
  -- Сейчас я тебе объясню, как сдвинуть стекло, - сказал он. - Потом ты поднимешь меня краном. Он над тобой...
   Я обернулся и теперь заметил под потолком мостовой кран. Вместо крюка с него свисала широкая кожаная петля.
  -- Нет, погоди, - спохватился он. - Мне всё равно не выйти из здания. Собаки разорвут меня. Ты можешь управлять ими?
   Я молчал, и он нахмурился.
  -- Эй, почему ты не отвечаешь? - закричал он. - Не прикидывайся глухим, ё...ый дебил. Ведь ты слышишь меня.
   Я кивнул.
  -- Сынок, - снова заулыбался он, - я всегда знал, что ты умнее, чем кажешься.
   Он задумался, потом произнес мрачно:
  -- Ты порождение ехидны. Тебя давно следовало освободить... Нет, я опять говорю не то. Ведь тогда ты не смог бы придти и спасти меня... Не бойся, сынок. Это я, твой отец... Подожди... Конечно, нет... Он ведь и в тебя вселился. Мы оба его жертвы - и ты, и я... Представляешь, cabron* вселился в меня дважды. Решил дважды войти в одну и ту же реку. Этого ж ни за что нельзя делать. У меня теперь там внутри все болит (он осторожно коснулся рукой косматой головы). Он разворотил в ней что-то. Я раньше был Бенни, бродяга Бенни. Я почти ничего не помню из той жизни, но знаю, что тогда было хорошо. А потом я познакомился с теми парнями в парке. Они угостили меня пивом и я очнулся в этом боксе. Я так и сказал твоему отцу: ''Не хочу никакой новой жизни.'' Я знал, что тут ничего хорошего не получишь. Я уже выпил бесплатного пива. Тогда он выстрелил в меня из дартса.
   Он помолчал, потом сказал:
  -- Похоже, что я один в этом зверинце.
   Я кивнул.
  -- Да, - вздохнул он. - Здесь тихо. А еще пару дней назад все боксы были заняты. Мы пытались переговариваться, но слов не разобрать... Значит, он избавился от них... Знаешь, как он это делает? Видишь вон ту дыру? - он указал на 'уборную' в углу. - Там внутри есть вторая труба. Она идет к резервуару с жидким кислородом. Им время от времени заполняется яма, чтобы уничтожить дерьмо. Но можно заполнить и треть бокса. Ты же знаешь, жидкий кислород сжигает лучше, чем любая кислота. Потом спринклеры, - он ткнул пальцем в потолок, - всё смывают в ту же дырку. Я ж тебе говорю, дьявольская система... Погоди...
   Он шагнул к кормушке в углу, опустился на четвереньки и стал пить, черпая воду ладонью. Потом вернулся ко мне.
  -- О чем я говорил?.. Да... Синдром освобождения ему удалось ослабить... Большинство Римейков удачные... Мой-то точно получился ... Это после второго переселения во мне что-то разладилось, и я провалил экзамен, а до этого голова у меня работала лучше, чем у него. В первую же ночь я придумал, как подавить помехи и освобождать мозг, не повреждая дендритов. Я ему предложил работать вместе. Он ответил, что готов, если я того стою... Я знал, что он меня надует, но у меня не было выхода. Когда я ему всё выложил, он рассмеялся и сказал, что моя схема - бред сумасшедшего. Теперь-то, когда он опять в меня вселился, я знаю, что он ее сразу оценил. Он так загорелся, что тут же ее собрал и стал на мне же проверять. У него тогда больше никого не было... У меня наверняка были и другие идеи, но теперь всё стерто. Этот дурак зарезал курицу, которая несла золотые яйца. Боюсь, что он вообще non compos mentis.** Он действует импульсивно и некому вправить ему мозги.
   Он помолчал, потом сказал:
  -- Энджи, если ты меня не спасешь, он меня спустит в канализацию... Слушай, что ты должен сделать. Первым делом надо его усыпить. Только не пользуйся дартсом. Даже если ты не промажешь, он может успеть прикончить тебя до того, как снотворное сработает. Возьми наши новые таблетки. Они в моем столе, в лаборатории. Ты их увидишь -- маленькие прозрачные шарики. Биллу их достали за большую сумму. Это то, что надо. Разработаны специально для ЦРУ. Мгновенно растворяются и начинают действовать через 20 минут. Человек почти сразу отключается, еле успевает прилечь... Маме тоже надо дать одну. Потом беги сюда. Я тебе скажу, как сдвинуть это ё...ое стекло и вытащить меня. Боюсь только, что я не буду помнить про этот разговор, если он опять в меня войдет. Но вряд ли ему это нужно. Ему потом привезли людей и он на них всё проверил.
   Он опустил голову.
  -- У меня шея заболела, и язык устал, - пожаловался он. - Этот бродяга Бенни не привык так долго говорить.
  -- Какой пароль для входа в Феникс? - спросил я.
   Он поднял голову.
  -- Ага, смотрите, кто заговорил - улыбнулся он. - У тебя даже голос мамин ... Что ты сказал? ... Пароль?... Не знаю... А может быть, забыл...
   Он увидел, что я собираюсь уходить, и заволновался.
  -- Подожди, - забормотал он, - я еще не все сказал. Слушай, тебе надо спешить. Схема, что я придумал, решает все вопросы и он может переселиться хоть на будущей неделе. Перед этим он собирается тебя освободить... Ты станешь Энджи-Веджи.***
   Он рассмеялся.
  -- Зачем ему это? - спросил я.
  -- Он морочит Билла. Уверяет, что тот вот-вот станет донором, а на самом деле хочет сделать его реципиентом, чтобы его устранить. И еще он мечтает жениться на маме. Он хочет ее по-прежнему, но уже ничего не может, а Билл хвастает своей потенцией. Отец забавляется мыслью, что заодно осуществится мечта Билла, который тоже влюблен в маму. Мы все ее любим, не правда ли? (Он подмигнул мне и снова расхохотался.) Так вот, Норман считает, что она будет сговорчивее, если у нее на руках будет ребенок в коме. Он ей пообещает полностью тебя вылечить и сможет это сделать. Запустит в тебя какого-нибудь младенца. Мама его за это полюбит, а у него будет еще один кандидат в реципиенты. Тело-то у тебя, что надо. Масса генетической памяти. Тебя ведь для того и делали. (Он опять подмигнул мне.) Так что давай, действуй. Только будь осторожен, не то нам обоим крышка. И не пытайся договориться с этой змеей. Впрочем, не мне тебя учить. Ты поумней меня, иначе не смог бы так долго водить меня за нос.
   Я кивнул ему на прощание и оставил наедине с его безумием.
   Вернувшись к себе, я улегся и стал обдумывать услышанное. Похоже, что первое папино переселение в этого Бенни действительно прошло успешно, и лишь второе вызвало психоз. Но он мог начаться и позже. Без всякого Римейка можно свихнуться, глядя на черную дыру, из которой время от времени подымается жидкий кислород. Я представил, как бледноголубая жидкость, над которой клубится туман, подступает к ногам, ступни обугливаются, и человек падает в нее. Потом с потолка идет дождь, туман рассеивается, в камере никого нет. Между прочим, он смутился, когда я захотел узнать пароль. Может, и в самом деле не помнит, а может, мне не доверяет. Тогда, как бы он сдуру не рассказал папе про мой визит. Но это мало вероятно. В нем сейчас проживают три человека - бродяга Бенни (вернее то, что папа успел узнать о Бенни), сам папа и 'антипапа', вроде меня. И все они знают, что папе нельзя верить. Еще он сказал, что всегда меня подозревал. Но тут он что-то путает или хвастает. Папа бы давно меня подловил. Скорее, это у меня была паранойя, когда я недавно решил, что он меня подозревает. А вот то, что мне грозит освобождение, звучит правдоподобно. Вряд ли такое можно сходу придумать. Наверно, папа как раз месяц назад это обдумывал и невольно на меня поглядывал. Приняв решение, он стал держаться, как обычно. Думая когда-то освободить Аду, он вел себя так же, только она этого не замечала.
   _________________________
   * Грубое латиноамериканское ругательство, приблизительно соответствующее русскому 'козел'.
   ** Не в своем уме. (лат.).
   *** Veggie (англ.) - американское сокращение слова vegetable - овощ.
  
   / Ночью пролез в здание, чтобы подбодрить Бенни, а главное, проверить, на месте ли Тазер. Он оказался на месте, но Бенни исчез. Для меня это к лучшему. Я не очень представлял, что мне с ним делать. Я пошел в лабораторию. Там я заметил, что на одной из каталок, около зажима для правого предплечья, установлено некое устройство с клавиатурой. Я его видел впервые, но сразу узнал. Папа обдумывал его еще в те времена, когда проектировал Феникс. Оно освобождает новосела от зажимов после успешной сдачи тестов. Если же реципиент провалится, то будет лежать, пока донор не проснется и не решит, что с ним делать. При экспериментах в таком устройстве нет нужды. Раз оно появилось, значит папа настроен всерьез.
   У меня тоже всё готово, если не считать, что я так и не знаю пароля большого компьютера, и не знаю, как отключать защиту главной схемы Феникса. Когда-то там была предусмотрена двойная защита, вернее, двойное разрушение. При попытке снять кожух схема сгорала от короткого замыкания и в добавок на нее пускался кислотный душ. Сама защита, скорее всего, осталась такой же, разве что нервный папа сменил серную кислоту на aqua regia,* но процедура отключения могла измениться. Она была довольно сложной, и папа хотел ее упростить, чтобы случайно не угодить в собственные сети.
   _______________________________________________________________________
   *Букв. - Королевская вода. (лат.).Смесь соляной и азотной кислот, растворяющая все металлы, включая золото и платину. В русской
   номенклатуре - царская водка.
  
   / Прошлой ночью я пришел к Аде и тронул ее за плечо. Она проснулась, и мы совершили ритуал, к которому я ее приучил за последнюю неделю. Я повел ее на кухню. Там она поставила на стол молоко и печенье. Я влез на табурет, встал на коленки и начал разливать молоко по кружкам и делить печенье. Ада, как всегда, поощряла меня возгласами ''отлично'' и ''умница''. Ее особенно трогает, что я кладу ей больше печенья, чем себе. При моем аутизме я бы должен был делить его поровну. В этот раз я нарочно пролил молоко на стол, и когда она обернулась за полотенцем, бросил в ее стакан прозрачную пилюлю. После еды она проводила меня в мою комнату, поцеловала в макушку и ушла. Засыпая, я вспомнил, что папа никогда не может уснуть накануне важного дня. Проснулся я от звонка будильника, который поставил на семь. Выждал пару минут, но мама не появилась. Значит пилюля от ЦРУ подействовала. Папа, как всегда в это время, был в душе. Я быстро оделся, схватил будильник и побежал к зданию. Наверное, от наших с Адой ночных пиров я располнел, так как с огромным трудом протиснулся в отверстие. В какой-то момент я даже испугался, что застрял, и мне вспомнилось, как Ада меня рожала. Оказавшись внутри, я первым делом побежал в обезьянник за Тазером. Все боксы по-прежнему были пусты. Я заскочил в мастерскую за инструментами и поспешил в папин кабинет. Там я разобрал дверную ручку и расцепил собачку замка. Потом поставил ручку на место. Теперь открыть дверь можно было только снаружи. Едва я закончил, как услышал, что папа входит в здание. Я включил звонок будильника, поставил его на стол и спрятался за распахнутой дверью. Через несколько секунд папа вбежал в кабинет и бросился к будильнику. Как только он пересек комнату, я вышел из-за моего укрытия и теперь стоял на пороге, держась за ручку двери. Мне надо было, чтобы он меня заметил. Он выключил будильник и какое-то время смотрел на него в недоумении, потом оглянулся и увидел меня. Я сделал шаг назад и захлопнул дверь. Он бросился к ней и пару секунд вертел и дергал стальной шар ручки. Потом начал барабанить в дверь ладонями, крича при этом: ''Открой немедленно! Энджи, открой дверь! Ты должен немедленно открыть дверь!'' Наконец, он замолчал и прислушался. Я шумно дышал, потом убежал, топая ногами. Через минуту я потихоньку вернулся. Было слышно, как папа мечется по комнате, видимо, пытаясь найти что-нибудь вроде стамески. Я знал, что там ничего нет, но даже если бы он что-то нашел, то вряд ли бы справился с тяжелой металлической дверью. Вскоре я услышал, как он сказал:
  -- Билл, позвони мне. Это срочно.
   Я на цыпочках пошел в лабораторию, где был параллельный телефон. Через пять минут раздался звонок. Я подождал, пока папа
   возьмет трубку, потом включил спикер и услышал голос Билла:
  -- Привет, Доктор, что случилось?
  -- Где ты? - спросил папа.
  -- На моем озере с Бартом. Стреляю уток.
  -- Ты на вертолете?
  -- Да, а что?
  -- Я заперт у себя в кабинете. Ты должен прилететь и выпустить меня.
  -- Заперт? Кто мог тебя запереть?
  -- Это Энджи.
  -- Ты шутишь. Как он попал в здание? Подожди, а где Ада?
  -- Я все время звоню ей. Она не отвечает. Я волнуюсь, что с ней.
  -- У тебя есть приматы в боксах?
  -- Нет. Но я все равно не хочу вызывать полицию.
  -- Почему? Не можешь открыть ворота?
  -- Могу, пульт при мне. Но что они будут делать с собаками? Стрелять в них?
  -- Ты, значит, хочешь, чтобы это я вместо уток стрелял собак?
  -- Билл, мне не до шуток. Мне нужно мое лекарство, и я должен что-то съесть. Как скоро ты можешь появиться?
  -- В лучшем случае через два часа.
  -- Почему так долго?
  -- Надо забросить Барта домой.
  -- Оставь его там.
  -- Погода портится. Если я улечу, то неизвестно, когда смогу за ним вернуться.
  -- Два часа! Будем надеяться, что я не отключусь до этого. Позвони, как только вылетишь сюда.
  -- О'кей. А ты не забудь позвонить, если сумеешь выбраться, чтобы я мог вернуться к моим уткам.
   Я хотел перейти к следующей части плана, но потом решил подождать звонка Билла. Он позвонил через полчаса.
  -- Норман, это я. Лечу к тебе. Но теперь у меня встречный ветер. Это меня задержит.
  -- Ладно, делай то, что в твоих силах... Слушай...
  -- Да, я слушаю... Куда ты пропал?
  -- Я здесь. На всякий случай хочу предупредить тебя. Если встретишь Энджи, будь начеку.
  -- Ты шутишь. Что мне может сделать пятилетний ребенок?
  -- Он, возможно, умнее, чем кажется.
  -- У тебя паранойя.
  -- Не знаю... Может быть.
  -- В любом случае не беспокойся. Я справлюсь.
   Я пошел в мастерскую, где оставил Тазер, там же взял клейкую ленту и вернулся к кабинету. За дверью было тихо. Я резко ее распахнул, готовый стрелять, если потребуется. Папа сидел в кресле, прикрыв глаза рукой. Он отвел ее и увидел меня. Держа Тазер наготове, я подошел ближе и бросил ленту ему на колени.
  -- Обмотай этим ноги, - сказал я.
   С минуту он смотрел на меня, как на привидение, потом произнес:
  -- Это лишнее, Энджи. Я слишком слаб, чтобы сбежать или причинить тебе вред. У меня упал сахар. Мне нужно что-то съесть.
  -- Делай то, что я говорю, - сказал я.
   Он наклонился и с видимым усилием обмотал ноги лентой.
  -- Теперь прикрути правое запястье к ручке кресла, - приказал я.
   Он исполнил и это. Я подошел к нему и сделал то же с его левой рукой.
  -- Зачем тебе эти игры, детка? - спросил он.
  -- Я хочу напомнить, - сказал я. - что я тоже врач, и ты должен называть меня Доктор, а не детка.
   Мой тон был фальшивым. При всем моем самообладании я все же нервничал и он это видел. Но мне это было на руку. Это увеличивало его надежду меня переиграть.
   - Ты ё...ый гомункулус, - сказал он.
   Это было что-то новое. Он никогда не употреблял грязных слов даже в мыслях, не желая ни в чем походить на отца. Тот
   пользовался ими в избытке.
   - Я вижу, ты перенял некоторые обороты речи у приматов, - сказал я и тут же пожалел об этом. Теперь он знал, что я уже бывал в здании.
   - Послушай, Энджи, - сказал он. - Если ты собираешься в меня переселяться, то учти, что возврат в прежнее жилье невозможен. Я это проверял. Да и на что тебе такое тело? Ты даже не сможешь (он опять отвратительно выругался) твою мать.
   Громко зазвонил телефон. Я испугался, что это Ада, но отговорил автоответчик, и раздался голос Билла:
  -- Эй, Норм, где ты? ... Ты жив? ... Ладно, держись. Я буду через час с четвертью. Позвони, если сможешь.
   Он прервал связь. По тому, как папа теперь смотрел на меня, я понял, что он, наконец, догадался, что к чему.
  -- Так значит, я выманил его для тебя, - произнес он с удивлением родителя, чей отпрыск оказался умнее, чем он думал. - Что ж, это неплохой ход. А я уж решил, что ты хочешь влить молодое вино в старый мех... Но я не очень понимаю, зачем тебе вообще переселяться? И что будет с Энджи? Ведь если нас станет трое, это еще больше всё усложнит. А если ты себя освободишь, мама с ума сойдет. Кстати, где она? Спит? La belle dormant et le petite amant... *
   Я вспомнил, что так называлась гравюра, которая висела в спальне его родителей.
  -- Скорее, спящая красавица и чудовища, -- сказал я.
  -- Да... чудовища... - повторил он. - Ты, значит, хочешь спать с мамой... Но ведь я не против ...будет хорошо для всех. (Его язык заплетался.) ...сможешь позаботиться о ней лучше, чем я... А мне надо отдохнуть... Отдохнуть в здоровом теле... Между прочим, оно давит на психику сильнее, чем мы думали... А мне стоит переселиться в Ховарда, а то он может помешать вашему браку... Испугается, что ты всё завещаешь маме... А я буду не против... Мама станет твоей, а больше нам делить нечего. Нам прямой смысл стать союзниками. К чему нам этот фарс?
   Его болтливость была признаком облегчения, которое он испытывал. Я тоже почувствовал облегчение. Я боялся, что он вообще не вступит в игру, которая и вправду была нелепа. При менее печальных обстоятельствах мы бы в какой-то момент одновременно рассмеялись, а при этих я бы на его месте плюнул мне в лицо. Но он, похоже, заразился от Билла верой, что из любого положения должен быть выход.
  -- Тебе потребуется моя помощь, чтобы сойти за Билла, - снова заговорил он. - Ведь ты его практически не знаешь. Этот негодяй не так прост.
  -- Почему негодяй? Замечательный человек во многих смыслах.
  -- Можешь ерничать, сколько хочешь, но изображать мистера Найта -- это совсем не то, что симулировать аутизм. Тебя признают душевнобольным и Ховард упрячет тебя в лечебницу.
  -- Не думаю, - сказал я. - Худший диагноз, который мне грозит, это частичная ретроградная амнезия. Я отрекусь от престола, а до остального им дела нет. Никто не станет требовать опеки надо мной и моим личным имуществом.
  -- Ладно, пусть ты хитрее всех. Но здесь тебе без меня не управиться. Старый и новый Феникс отличаются, как день и ночь, а ты пять лет проболтался без дела и вряд ли вообще сможешь работать...
  -- Я не хуже тебя понимаю, что нам надо стать союзниками, - сказал я с горечью, - но как я могу тебе верить?
  -- Можешь. Клянусь.
  -- Чем? Здоровьем твоего ребенка? Хорошо, давай попробуем. Скажи мне пароль.
  -- А где гарантия, что ты меня не обманешь?
  -- Я тоже клянусь, - сказал я.
   Он усмехнулся.
  -- Ладно. Пароль тот же самый.
   Я сходил в лабораторию и убедился, что это так. Теперь надо было его поощрить. Тем более, что выглядел он неважно. У него
   было серое лицо, мокрые виски, он дрожал. Я пошел на обезьянью кухню и достал из морозильника булку. Отогрев ее в духовке, я вернулся в кабинет и скормил ему. Когда мы закончили, я спросил:
  -- Как отключается защита?
  -- Сними с меня эту ё...ую ленту, - потребовал он.
  -- Как отключaeтcя защита?
  -- Так же, как раньше.
   Я вытащил из урны под столом пластиковый мешок и вытряхнул мусор на пол.
  -- Если я сейчас сожгу схему, то надену этот мешок тебе на голову и завяжу на шее, - сказал я и направился к двери.
  -- Постой, - крикнул он. - Возьми из среднего ящика стола торцевой ключ. Отверни оба винта на фланце. Они разной длины. Поменяй винты местами и снова заверни до конца. Потом отверни их и можешь снимать кожух.
   Я сходил в Фениксу и проверил, подходит ли ключ к головкам винтов. Кожух я снимать не стал. Я не хотел рисковать. Скорее
   всего, он говорит правду. Если же он лжет, то уж лучше сжечь схему в будущем, а не сейчас. В кабинет я вернулся с подносом, на котором, как всегда, было аккуратно разложено всё необходимое для инъекций.
  -- Что ты хочешь делать? - спросил он. - Почему не снимаешь ленту?
  -- Тебе надо ввести глюкозу, - сказал я. - После этого я тебя освобожу.
   Я протер место укола и уже хотел ввести иглу, как вдруг он спросил:
  -- Ты уверен, что хочешь стереть Нормана? ДА или НЕТ?
   Я ничего не ответил, ввел жидкость и стал снимать ленту. Пока я это делал, он уснул. Теперь надо было переправить его в лабораторию. Мне бы это вряд ли удалось, если бы всё здесь не было приспособлено для работы одного и при том физически слабого человека. Я привез каталку с гидравлическим подъемником, опустил ее ниже кресла, стащил на нее папу и мы поехали к Фениксу. Когда освобождение закончилось, я выкатил тело в коридор. Позже я перевезу его домой, где Билл его найдет.
   Я вышел наружу. Прибежали ротвейлеры и стали кружить вокруг меня. Их было пора кормить, и я направился к корралю. Они помчались туда впереди меня. В коррале я наполнил кормушки и, уходя, запер за собой калитку.
   Затем я пошел домой. Там я первым делом навестил Аду. С ней всё было в порядке - ровное дыхание, наполненный пульс. Папины пилюли действительно оказались то, что надо. Я вдруг подумал, что, возможно, никогда больше ее не увижу. Мне очень хотелось ее поцеловать, но я боялся, что она проснется.
   У себя в комнате я взял белый мел из набора цветных мелков и натер им ладони. Пошел в ванную и перед зеркалом 'вымыл' мелом лицо, стараясь не переборщить, чтобы не выглядеть, как клоун. Вернувшись в лабораторию, я немного поиграл с Фениксом и убедился, что папа меня пугал. Феникс, конечно, стал сложнее, но работать на нем одно удовольствие. Я ввел вопросы в Экзаменатор и перевел Феникс на программное управление.
   Сейчас, чтобы убить время, я сижу и пишу, но пора кончать. Слышно, как летит Билл.
   ________________________________________________
   * Спящая красотка и маленький кавалер. (фр.).
  
   / Нормана, Энджи и Аду увезли в местную больницу, а я сижу в ожидании лимузина, который увезет меня в Балтимор. Пока что хочу записать, как кончился день.
   Билл спустился с вертолетной площадки на крышу фуры, взял ружье наперевес и подошел к лесенке. Прежде чем повернуться к ней спиной, он глянул вниз и увидел меня. Я лежал, прижавшись щекой к цементу, Тазер под животом. Похоже было, что я свалился с фуры. Он начал спускаться, все время оборачиваясь. Ступив на пол, он какое-то время всматривался в мое бескровное лицо и широко открытые глаза с неподвижным зрачками. Потом потянулся к пульсу на моей шее. Я перекатился на спину, вскинул Тазер и спустил курок. Он рухнул на бок и застыл в утробной позе. Я вскочил на ноги и поторопился впрыснуть ему морфин. Затем подхватил ружье и Тазер и отбежал в сторону. Через минуту он зашевелился и сел. Попытался встать, но у него не получалось. Вдруг он заметил меня и замер. Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом его глаза закрылись и он снова завалился на бок.
   Перед Римейком я не забыл вымыть лицо. Проверяя, не осталось ли на нем следов мела, я глянул в зеркало. Оттуда на меня смотрело enfant charmante et fourbe.* Даже жаль дарить такую морду другому лицу.
   Мое нынешнее новоселье намного веселее предыдущего. Первый Римейк это потеря невинности, и психика донора находится на пределе ее адаптивных возможностей. К тому же переселяться в человека гораздо естественнее, чем в плод. Сейчас у меня всего две проблемы, обе временные и обе физические: головная боль и плохая координация движений. Еще у меня сильно болит бедро, которое Билл ушиб, когда рухнул на цементный пол. Но тут я сам виноват. Не делай другому того, чего не хочешь себе. Хорошо еще, что он его не сломал.
   Норман явно боялся, что после переселения у него будут лакуны в памяти. В его ноутбуке я нашел до смешного подробное досье на Билла. В нем описаны его привычки, жесты, манера говорить, любимые блюда и напитки. Там же есть список телефонов. Наверно, он был скопирован, когда Билл у нас ночевал. Где мог, Норман вписал против имен кто есть кто. Я уже связался с моим секретарем и велел прислать за мной мой лимузин и с ним пилота - забрать вертолет. Перед этим я перевез Нормана и Энджи. (Было странно раздевать и укладывать в кровать тело, которое только что было моим.) Потом я разбудил Адy и объяснил ей, что все они отравились газом (я его немного напустил для запаха), и я застал их без сознания. Я сразу открыл окна и вызвал скорую, а пока попытался привести их в себя. Удалось это только с ней, но ее муж и сын живы, и их наверняка откачают.
   ______________________________
   * дитя прелестное и коварное (фр.)
  
   / Мой приезд в апартаменты Билла напоминает появление Тома Кенти* в королевском дворце. Я не знаю ни как кого зовут, ни расположения комнат, но прислуга делает вид, что всё в порядке. Примерно так же повели себя оба моих вице, Барт и Джим. Они явились с визитом и после недолгой светской болтовни Барт произнес речь. Они понимают, сказал он, каким потрясением было для меня увидеть бесчувственные тела моего друга и его семьи, но не сомневаются, что последствия психологической травмы скоро пройдут. Они также понимают мое нежелание обращаться к врачам. Это может просочиться, и биржа наверняка отреагирует. Равно как и мой сын, которого лучше не беспокоить. (Последнюю мысль он сумел выразить так, что я не сразу понял, о ком идет речь.) Они прошли у меня хорошую школу и смогут управиться, пока я прихожу в себя. В общем, ''безумен он или нормален, он будет править''.
   _______________________________________
   * Герой романа Марка Твена ''Принц и нищий''.
  
   / Через пару дней папу и Энджи перевезут в Мери Найт. Я уже велел снять для Ады квартиру рядом с больницей.
  
   / Я всегда был равнодушен к быту, но надо признать, что быть миллиардером приятно. Как и все, кто наблюдает богатство со стороны, я не догадывался, что роскошь - это прежде всего тактильные ощущения. Америка - страна подделок, а настоящие вещи лучше всего отличаешь на ощупь. Когда я впервые оказался в кровати Билла (сплю голым в соответствии с досье), то поразился постельному белью. Я даже не знал, что такое бывает. Столь же приятно чувствовать на себе его одежду, туфли из кожи рептилий и платину Картье. А вот меню у меня как раз демократическое. Больше всего Билл любил гамбургеры, но они у него тоже настоящие, а не та размороженная дрянь, которую подают в Макдоналдс или в больничном кафетерии. Мой повар готовит их из Кобе,* а его картофель можно действительно называть французским.** После многолетнего веганства я поглощаю эту пищу богов чуть ли не со слезами на глазах. Стараюсь всё же не переедать, поскольку мое тело склонно к полноте.
   _________________________________________________________________________________________________________
   * Сорт говядины, цена которой достигает сотен долларов за килограмм. Животных, предназначенных на убой, кормят особыми травами, поят пивом и делают им массаж.
   ** То, что в России называют 'картофелем фри', в Америке известно как French fry.
  
   / Похоже, что Ховард пронюхал о моей болезни. Мне докладывают, что он часто справляется о моем здоровье. А Билл говорил, что он звонит только по делу, то-есть когда нужны деньги.
  
   / Из-за моей 'амнезии' пришлось вызывать человека из Мослера, чтобы он открыл стенной сейф в моей спальне. Там, среди прочих интересных документов, оказалось завещание, которое Ховард наверняка бы оспорил. Ему предназначалась почти символическая сумма, в отличие от неприлично большой для Ады и Энджи. (Представляю, как удивились бы душеприказчики. Наверно, решили бы, что Билл был настоящим отцом Энджи. Я бы и сам так подумал, не будь я свидетелем собственного зачатия.) Но основная часть денег должна была пойти на создание ''Консервативного Фонда Найта'', каковой я немедленно упразднил, увеличив долю Ховарда.
  
   / Норман и Энджи лежат в смежных палатах, и Ада навещает их каждый день. Она меняет в палатах цветы, а Нормана еще и душит за ушами его любимым Soleil Vert,* и, когда я ее сопровождаю, мне проходиться наслаждаться папиными посмертными благовониями. Теперь, когда все процессы в нем замедлились, он может еще долго так лежать при любом индексе Чарлсона. Я себя ругаю за то, что не покончил с ним сразу после Римейка. По законам Мэриленда ему полагается газовая камера, которую я легко мог ему устроить в нашей кухне.
   _________________________
   * Зеленое солнце (фр.) - одеколон.
  
   / Вчера вечером вдруг зазвонил телефон, номер которого, как я думал, знают только мои вице-президенты, и какая-то Линда спросила, куда я пропал. Она соскучилась. Я сказал ей, что неважно себя чувствую, что и правда, хотя и не в том смысле. Билл не зря хвастал своим либидо, и мне тяжело без секса. Но никто, кроме Ады, мне не нужен.
  
   / Начал летать с пилотом в лабораторию, где без особого успеха пытаюсь что-то делать. О работе над резервной копией мне нечего и думать, но хорошо бы пока улучшить Римейк. Из папиных записей я понял, что благодаря Бенни вероятность синдрома освобождения уменьшилась на порядок, то-есть до 5%. Но и это слишком много.
  
   / Сегодня опять зазвонил прямой телефон и какой-то тип осведомился, есть ли заказ. Я почему-то сразу понял, что это ловец человеков. На всякий случай ответил, что заказ скоро будет. На самом деле я боюсь, что не смогу работать с людьми, а, может, и вовсе не смогу. Прав был папа, говоря, что мне будет трудно снова втянуться после того, как я почти на шесть лет 'впал в детство'. Еще хуже, если проблема в том, что подержанный мозг Билла уже не пригоден для такой работы. Я пока не замечаю у себя признаков dementia praecox,* но возраст есть возраст. Это раковые и половые клетки не стареют, а нейроны очень даже стареют, и закон, гласящий, что старого пса новым трюкам не выучишь, один из самых универсальных. Сейчас у меня на очереди молодой Ховард, но неизвестно, годится ли вообще его мозг для эвристической деятельности. Если нет, то с работой придется подождать до тех пор, пока я смогу выбирать реципиента по способностям.
   Гораздо лучше, чем с наукой, у меня получается с вождением вертолета, и скоро я смогу летать один. Но это и не удивительно. Мне досталось тело человека, который летал всю жизнь, а ведь после пересадки даже одного органа реципиент иногда наследует некоторые навыки донора. Также известно, что если измельчить и скормить обученного червя необученному, последний может кое-что усвоить из опыта покойного, и я думаю, что каннибализм в свое время ускорил прогресс.
   __________________________
   * Раннее слабоумие, при котором способность восприятия и формирования идей замедлена.
  
   / Ада наверняка корит себя за прошлую неприязнь к Биллу. Теперь я кажусь ей ангелом, спустившимся с небес на своем вертолете и спасшим их всех от смерти. Я себя веду безупречно и всячески поддерживаю реноме добродетельного вдовца. В частности, раздаю много мелких сумм (Аде они кажутся огромными) на стипендии и пенсии. Жертвую я анонимно и Аду это умиляет. Она говорит, что тихую милостыню Господь ценит вдвойне. Его и ее одобрения мне вполне достаточно. К тому же, благотвори я публично, это привлекло бы внимание. Билл был за то, чтобы люди пробивались сами, хотя сам унаследовал огромное состояние.
  
   / Час назад раздался звонок и мой секретарь сказал, что со мной хочет говорить Люси Кларенс, мой близкий друг. Обычно он старается меня не беспокоить, и если спрашивает, буду ли я говорить, значит, стоит это сделать. Через секунду в трубке раздался старушечий голос:
  -- Билл, куда ты исчез? Мне совсем плохо. Когда я смогу получить членство в клубе? Скажи, куда послать чек.
  -- Люси, это была шутка, - сказал я, после чего мне показалось, что трубка упала.
   Я уже хотел повесить свою, но тут молодой голос произнес:
  -- Мистер Найт, это Джоанна, медсестра. Извините, ради бога, но миссис Кларенс заставила меня соединить ее с вами. У нее навязчивая идея. Она все время плачет и говорит, что хочет вступить в ваш клуб. Я ей набрала ваш номер, но теперь вижу, что зря ее послушалась. Еще раз простите за беспокойство.
   Значит Билл всё же вербовал кого-то. Надеюсь, столь же безобидных, как эта Люси. Хуже, если там есть и такие, как он. Правда, теперь они должны думать, что он уже тогда был не в себе, когда обещал им бессмертие.
  
   / Норман умер. Вчера в 10 утра монитор на посту медсестер начал подавать сигналы, что пульс падает. Они прибежали к нему и увидели, что он не дышит. Конечно, по моему исчислению он умирал не вчера, а тремя месяцами раньше, когда, засыпая после укола, понимал, что это навсегда. В любом случае я был последним, кто видел его живым, потому что за десять минут до его официальной смерти я к нему заходил. Я перевел датчики с его тела на свое, после чего перекрыл ему кислород. Затем быстро вернул всё на место и перешел в смежную палату. Там я немного посидел с Энджи, вышел в коридор и оттуда снова вошел к Норману, над которым уже суетились врачи.
  
   / По желанию вдовы похороны были скромными.
  
   / Есть время убивать, и есть время врачевать. Я уже подыскал для Энджи шестимесячного донора в приюте для брошенных детей. У него волчья пасть, но всё прочее в порядке. Если Римейк пройдет хорошо, то можно считать, что этому парню крупно повезло. Он получит ангельское лицо и такую маму, как Ада. Постепенно он догонит своих сверстников и вырастет хорошим католиком. Аде я давно сказал, что в лаборатории теперь трудятся несколько человек, которые должны завершить работу Нормана. Так что есть надежда вывести Энджи из комы и даже избавить от аутизма.
  
   / Посоветовал адиной сестре пригласить ее в гости, чтобы она немного рассеялась. Вчера утром она улетела, а уже вечером я вызвал скорую, которая перевезла Энджи из Мери Найт в Здание. Там я заранее оборудовал больничную палату, и для персонала скорой все выглядело так, будто ребенка просто переводят из одного стационара в другой. Наиболее рискованной частью проекта было одолжить донора в приюте. Я подкупил мужеподобную медсестру, которая дала ребенку снотворное и вынесла его в бауле. Я ей обещал, что не причиню ему не только заметного, но и вообще никакого вреда. Это была правда, но она вряд ли мне поверила, потому что взятка была крупной.
  
   / Когда Ада узнала, что Энджи вышел из комы, она меня расцеловала. Ей жаль, что его отец не дожил до этого дня, но она знает, что он смотрит на нас сверху и радуется за Энджи. Всё же она упрекнула меня за то, что всё было сделано в ее отсутствие. Я ей объяснил, что уверенности в успехе не было, и я хотел избавить ее от лишних переживаний. Но моего довода она не приняла. Она должна была быть рядом и молиться, чтобы всё прошло хорошо. Я сказал, что делал это за нее. Через пару недель объявлю ей, что решил по примеру Нормана стать католиком -- весьма редкий и знаменательный поступок для потомственного янки.
  
   / Прошло уже шесть месяцев после воскрешения Энджи. Он еще не говорит и плохо ходит, но Ада на седьмом небе. Надеюсь, что скоро и я там буду.
  
   / Свадьба была не менее скромной, чем недавние похороны. Присутствовали только Ховард (он у меня красавец и настоящий денди) и сестра Ады с мужем. Моя свояченица очень довольна. Она недолюбливала Нормана и, наверно, жалела, что подбила Аду на брак с ним. При мысли, что ночью мы с Адой окажемся под одним одеялом, у меня все тает внутри. Я по ней безумно соскучился, и к тому же я войду к женщине, которая всё еще любит мужа, но думает, что отдается другому. Ко всему этому примешивается тонкий аромат инцеста. Так что меня ожидают новые ощущения, что очень ценится бессмертными.
  
   / Женаты уже два дня. Ада в постели почти так же очаровательно скована, как в свой первый медовый месяц. Всё же я чувствую, что ей со мной хорошо, и поневоле ревную ее к Биллу, тем более, что Норману, даже в его лучшие годы, было далеко до него по всем пунктам. А тот факт, что я знаю, как с ней обращаться, свидетельствует о тонкости моей натуры. Зато днем я довольно вялый, и сегодня за ланчем наивная новобрачная сказала, что у меня утомленный вид.
  
   / Сегодня были в Мэйсис, где произошла неожиданная встреча. Оставив моих выбирать джинсы для Энджи, я направлялся в туалет, как вдруг увидел Монику. Она сильно изменилась (хотя и меньше, чем я), и я бы ее не узнал, не будь с ней мальчика, похожего на Нормана.
  -- Вы меня вряд ли помните, - сказал я, - мы были знакомы лет десять назад.
  -- Возможно, - ответила она.
   Было видно, что ее не радуют встречи с бывшими клиентами. Всё же из вежливости она представила мне сына, которого зовут Августин. Я подумал, что мальчика не стоит терять из виду. Раз он пошел в отца, у него должна быть светлая голова. Они направились к выходу и я проследил их до машины, чтобы записать номер и по нему найти их координаты.
  
   / Чувствую себя неважно. У меня так и не прошли боли в бедре, а теперь появились еще и в сердце. Если это ишемия, то я из-за моих излишеств могу скончаться прямо во время оргазма. Правда, считается, что это счастливый конец, но мне и такой ни к чему. Неужели мне придется бежать, бросив Аду на съедение старости и смерти? Ведь я останусь один на белом свете, потому что ни в какие метафорические ''воскрешения в другой'' я не верю. Я не смогу полюбить женщину, заранее зная, что брошу ее (хотя в молодости у меня это как-то получалось), да и невелика радость спать с будущими покойницами. А полюбить женщину, готовую на Римейки, я тем более не смогу. Лукавый ум Нормана хитрил с ним, когда уверял, что он бы счастливо жил с Адой, если бы она согласилась разделить с ним бессмертие. Он бы ее тут же разлюбил.
  
   / Прошел обследование в Мери Найт. У меня ишемия и врач во мне советует срочно переселяться. К тому же мой реципиент увлекается воздушной акробатикой и ему ничего не стоит разбиться. Но я никак не могу отлепиться от Ады. Каждый вечер говорю себе, что -- всё, это наша последняя ночь. Из-за этого все мои чувства обостряются, мое состояние передается Аде, и любовь у нас получается прямо неземная.
  
   / Кажется, я, подобно Биллу и Норману, тоже начинаю верить, что из любого положения должен быть выход. Самые сумасшедшие планы приходят мне в голову. Скажем, после моего переселения в Ховарда я даю Аде обратить меня в истинную веру и делаюсь большим католиком, чем Папа. Через какое-то время говорю ей, что ангел явился мне во сне и сказал, что она помолодеет и родит от меня пророка, предвестника Второго пришествия. Не вижу, почему бы ей в это не поверить. Ведь в ее жизни уже случались такие серьезные чудеса, как рождение Энджи и его двойное исцеление. Но даже если она не поверит сразу, ей придется уверовать, когда она очнется в новом теле. Подходящую реципиентку я сумею найти.
  
   / Позвонил Ховарду и сказал, что вечером к нему приеду. Он очень удивился (Билл ни разу у него не был) и сказал, что готов приехать сам. Я объяснил, что не хочу, чтобы о нашей встрече знали. На самом деле это только часть правды. Мне было очень важно у него побывать. (Между прочим, попав в его апартаменты, я понял, почему он не хотел их показывать. Они намного роскошнее моих.)
   Содержание разговора:
  -- Я намерен полностью отойти от дел и готов передать тебе руль, если ты перестанешь разыгрывать мачо и станешь мужчиной.
  -- Я мужчина. Все мои эскапады от скуки.
  -- Я тоже так думаю. Тем не менее, вице-президентам мое решение будет не по нутру. Они не верят в твой здравый смысл, а главное, боятся, что при этом известии упадут наши акции, которых у них много. Но им придется это проглотить. Именно я имею дело с чинами, от которых зависит, к кому идут заказы. Тот, у кого эти люди в кармане, и есть настоящий босс. Я хочу их тебе передать. Завтра я тебя познакомлю с одним из них. Приезжай в 3:30 утра на паркинг Пенн Стэйшен. Пересядешь в мою машину, и поедем на аэродром.
  -- На чем полетим?
  -- На вертолете. Я неважно себя чувствую, так что ты поведешь. Изволь выспаться.
  -- Мне теперь - что, всегда придется вставать в такую рань? - пошутил он.
   Я не сомневался, что он с радостью проглотит наживку. Всё остальное тоже должно получиться. Предстоящая операция намного проще предыдущей. Так что завтра начну новую жизнь. Кстати, это понедельник. А Биллу стоит переселиться в лучший мир. Еще одна кома - это и подозрительно, и пошло.
  
   / Мы приземлились на здание в 5 утра. Услышав вертолет, охранник, который живет на территории, вышел из дома. Было еще темно, к тому же его слепил наш прожектор, и разглядеть, сколько человек в кабине, он не мог. В дальнейшем будет считаться, что Билл прилетал один. Мы спустились в мой кабинет. Я принес из кухни бисквиты и апельсиновый сок. Мы позавтракали и вскоре Ховард отключился. (К сожалению, папиных пилюль осталось всего две, а я даже не знаю, как связаться с человеком из ЦРУ.) В лаборатории все было готово для Римейка.
   Через несколько часов я очнулся и успешно сдал экзамен, потом освободил Билла. На крышу фуры я его поднял краном, но втаскивать его на крышу здания и в кабину вертолета мне пришлось самому. Даже в моем новом атлетическом теле я проделал это с трудом. Как всегда после Римейка, у меня болела голова и были проблемы с крупной моторикой. Лететь в таком состоянии было страшновато, но ждать я не мог. На моем телефоне уже было несколько звонков от Ады и я знал, что меня скоро начнут искать.
   Мы вернулись в Балтимор поздно вечером. Я перенес Билла в его Бентли и вернулся к Пенн Стейшн. Когда я стал пересаживать его за руль, я вдруг обнаружил, что у него начался rigor mortis.* Конечно, через пять минут он бы у меня все равно скончался без каких-либо следов насилия, и все же лучше, что он умер сам. Я пересел в машину Ховарда, и отправился на новое жилье. Из подземного гаража я поднялся к себе, и едва успел войти, как позвонила Ада. Бентли в городе немного, и Билла уже нашли. Ада плакала и мне было ее искренне жаль -- все-таки два мужа за два года.
   __________________________
   *Трупное окоченение (лат.).
  
   / Меня беспокоило, что я почти ничего не знаю о Ховарде, но с ним мне повезло даже больше, чем с Биллом. Вместе с картинами Лихтенштейна и гимнастическим залом я унаследовал прекрасную женщину. Это его бывшая нянька, которая до сих пор о нем заботится и три раза в неделю приходит убирать и готовить. Она любит его, как сына, и знает о нем больше, чем он сам. Когда она утром появилась, я сообщил ей о смерти родителя и пожаловался, что у меня из-за потрясения провалы в памяти. Она обняла меня и сказала, что, пока я не приду в норму, она останется у меня, будет отвечать на любые мои вопросы и подходить к телефону. Конечно, о моей амнезии все равно станет известно, но окружающие, так же, как и моя нянька, будут думать, что у меня это наследственное.
  
   / За прошедшие три месяца я вполне освоился. На общем собрании акционеров моя тронная речь была встречена с облегчением. Все приятно удивлены, что у молодого Найта больше мозгов, чем казалось. Только у моих вице кисло-сладкий вид. Наверно, думают, что я начну ими командовать, от чего они за полтора года отвыкли.
  
   / Как и предвидел Норман -- не все мы умрем, но все изменимся. Между прочим, то, что Римейк это частичная реинкарнация, я обнаружил раньше него, как только перешел в Энджи. Но тогда я относил это на счет того, что мой реципиент не был освобожден. Теперь, после двух нормальных переселений, я вижу, что с каждым Римейком во мне остается все меньше от человека, который его открыл. Боюсь, что после еще двух-трех Римейков у меня останутся только жалкие dИjЮ vu, а эти записи будут читаться, как чьи-то чужие. Но, может, оно и к лучшему. В моем прошлом слишком много такого, о чем лучше забыть.
   Мое последнее переселение отличается от предыдущих тем что тянуть за собой Аду мне расхотелось. С прежними телами мне повезло -- они любили ее всем сердцем, а нынешнее тело к ней равнодушно, и ему не прикажешь. Обидно, конечно, что меня теперь возбуждают не прекрасные инженю, а смазливые блудницы, но не умирать же из-за этого. Ибо псу и живому лучше, нежели мертвому льву. В конце концов, и бессмертный живет только раз и должен наслаждаться жизнью, а не насиловать себя. Тем более, что я пока всего лишь квази, и еще неизвестно, чем все это кончится. А для Ады мой уход тоже к лучшему. Хватит с нее чудес.
  
   / Попробовал что-то делать в лаборатории. Получается лучше, чем у Билла, но до Нормана мне далеко. Хуже всего то, что я потерял интерес к работе как таковой. Без него трудно преуспеть, даже когда наградой является вечная жизнь. Нужно поскорее создавать сообщество квазибессмертных. Разумеется, не из моих братьев по разуму, которым будет казаться, что у них есть право на мои миллиарды. (Я еще не забыл, как боялся, что у Ады двойня, и мне придется ее делить с моим вторым я, которое мнит себя первым.) Со следующей недели начну подыскивать профессионально и морально подходящих людей. Раскрывать им, кто я есть на самом деле, я не собираюсь. С теми, кто владеет Римейком, нужно быть настороже, и пусть они лучше думают, что я малограмотный плейбой. При вербовке я им буду говорить, что проект достался мне в наследство от отца, который финансировал работу Нормана.
  
   / Несколько месяцев не писал. Особых новостей нет, кроме той, что Ада собирается переселяться, вернее, переезжать. У Энджи астма, и врачи посоветовали увезти его туда, где чище воздух и мягче климат. Хочу подарить ему на память этот ноутбук. Я им пользуюсь только для дневника, а я намерен вечно жить, но не вечно писать о том, что не имеет конца.
   Признаться, я даже рад, что Ады не будет поблизости. В ее присутствии я чувствую, что мое тело хочет ускользнуть от меня обратно в околоплодные воды. (Отто Ранк* был не так глуп.) Правда, видимся мы теперь редко. Я стал гражданином мира и разъезжаю по нему в сопровождении экзотических девушек -- беру двух новых в каждой новой стране. Раньше брал одну, но эти девицы так хорошо изображают искренность и теплоту, что, будучи с ними один на один, одинокий человек поневоле к ним привязывается. А я, разумеется, одинок. Иногда мне кажется, будто я живу внутри прозрачного пузыря, а все остальные (даже те, с кем я целуюсь и обнимаюсь), находятся снаружи. Но жаловаться мне грешно. В сущности, любой человек одинок, но он еще и умирает в одиночку, не успев понять зачем родился, а у меня впереди вечность, и жизнь может обрести смысл. А пока надо быть осторожным и не переселяться в людей, генетически склонных к праведности, чтобы в конце концов не раствориться в нирване. Она мне уж точно ни к чему.
   _________________
   * Австрийский психоаналитик, утверждавший, что человеку присуще стремление возвратиться в материнское лоно.
  
  
   * * *
  
   35
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"