Тщательно очинённое перо файги в роговом стаканчике. Дорожная чернильница-невыливайка, серебряная с гравировкой, оснащенная откидной защёлкивающейся крышкой. И тонкая стопка бумаги для особо важных посланий, плотной, желтоватой, почти не раскисающей от сырости.
Бумага тянет к себе, влечёт... Я так и вижу, как беру перо, аккуратно обмакиваю в чернильницу, привычным движением стряхиваю излишек об её край и начинаю писать...
"В лето 327-го года от основания Империи, 12-го числа шестого месяца, я, Иргулис дэ Грай, атэр Идайны и Дагры, дипломат и полномочный посол Империи, прибыл на побережье острова Стабри, к месту своего назначения..."
Это, наверное, болезнь какая-то - писать дневник. Я давно болею ею и давно с ней борюсь. Успешно, кстати. Когда в чужие руки попадает дневничок влюблённой девицы, это - неудобство, не больше, даже если ей и кажется, что произошла катастрофа. Но если в чужие руки попадут личные заметки полномочного имперского посла - вот это уже катастрофа.
Поэтому я пишу дневник в уме. В случае особо тяжёлого приступа дневниковой болезни я таращусь на письменный прибор, если он есть перед глазами - вот как сейчас.
До ушей доносится звук спускаемого якоря. Моя каюта рядом с капитанской, довольно-таки далеко от носовой части, но здесь, на маленькой двухмачтовой имперской шхуне, всё рядом.
"Переборка каюты подрагивает от грохота якорного ворота..." - продолжаю мысленно писать я. Враньё, но красиво. На самом деле скрежет якорной цепи едва слышен отсюда. А скрип лебёдки, спускающей шлюпку на воду, вообще не слышен, хотя шлюпку наверняка уже готовят.
Пора одеваться к выходу. Я ищу глазами Хагиса и натыкаюсь на него как раз, когда он выходит из спальни с моей одеждой в руках. У нас с ним уговор еще с детства - моего, конечно - что он только приносит одежду, а одеваюсь я сам. С тех пор, как себя помню, я терпеть не могу, когда ко мне кто-то прикасается.
Он стоит передо мной и держит мои вещи, а я стаскиваю с себя будничную одежду и надеваю церемониальную. Сначала кремовые шоссы тончайшей шерсти и выбеленную полотняную сорочку с кружевом по краю широкого отложного воротника, затем короткие верхние штаны синего бархата, с умеренным напуском, снизу на манжетах, застегивающихся серебряными пряжками чуть выше середины бедра. Поверх сорочки я одеваю синий с серебром жакет, расправляю по нему кружевной воротник и, обречённо вздохнув, застегиваюсь на все пуговицы.
Пока я надеваю пояс и щёгольские кожаные башмаки, Хагис уносит мою повседневную одежду и возвращается с моими знаками отличия в руках - посольская лента, дипломатический пентакль и орден "Защитник Империи". За что я получил его, это отдельная история. Может, как-нибудь при случае и под настроение...
От ордена я отказываюсь - незачем настораживать моих подопечных раньше времени - а ленту и пентакль позволяю надеть на себя и разместить у себя на груди. Хагис уходит укладывать мой дорожный сундук, а я подхожу к зеркалу и критически осматриваю себя.
Мда... рост средний - это если очень польстить себе. Кто бы знал, как мне всегда хотелось быть высоким и статным... Ну ладно, какой есть, такой и есть - другого всё равно нет и не будет. Сложение щуплое. Или стройное - но нет, я как-то привык думать, что стройным называется щуплый человек высокого роста. Что я только не делал, пытаясь подрасти если не ввысь, то хотя бы вширь! Дни напролёт пропадал на фехтовальной площадке, а то и за греблей - разве что плечи малость раздались, а в остальном хоть бы что... Были кости, и остались кости. Мелкие. И еще привычка держаться очень прямо, чтобы выглядеть повыше.
Лицо... Ну, не урод. Совсем не урод. Чуток удлинённое, без видимых изъянов, хотя могло бы быть и потвёрже. Волосы прямые, каштановые, до плеч, короткая аккуратная бородка клинышком. Впрочем, что касается стрижки, тут вся заслуга принадлежит Хагису. А вот чистая светлая кожа, ровный прямой нос и четко прорисованные тёмные брови - это заслуга моей красавицы-матери. Я пошёл в неё, хотя предпочёл бы пойти в отца с его квадратной, вечно обветренной физиономией. Но я не помню, чтобы я когда-нибудь выглядел обветренным, сколько бы ни торчал на ветру.
Глаза тёмно-серые - при этом освещении. С лукавинкой - это когда я в благодушном настроении. Не сейчас.
Придворный костюм сидит безупречно - как-никак, его шил лучший портной столицы. Я не сказал бы, что гоняюсь за модой, но имперский полномочный посол должен выглядеть согласно своему статусу. И выглядит.
Удовлетворившись осмотром, я пристегнул к поясу рапиру и кинжал - оба клинка в парадных ножнах. Насколько мне известно, у стабрийцев в ходу мечи, а рапиры тут наверняка называют зубочистками. Если, конечно, знают, что такое зубочистки.
Хагис снова вышел из спальни, где стоит мой дорожный сундук, и стал упаковывать мои письменные принадлежности в специальную коробку. В дверь постучали, и появившийся на пороге матрос доложил, что шлюпка подана.
Сундук еще не собран, но я выхожу на палубу. Погода сегодня великолепная, поэтому ждать лучше на свежем воздухе. Шлюпка на воде у обращенного к берегу борта, в ней два матроса - один гребец, другой с рулевым веслом. Оба бездельничают, потому что в бухте почти полный штиль.
На берегу виднеется причал для лодок, кое-какие домишки, а за ними строения, похожие на склады. Еще бы им не быть, ведь эта захолустная гавань носит гордое звание крупнейшего порта на Стабри.
Стабри - огромный остров, требуется три недели пути на быстром судне, чтобы проплыть вокруг него. Но его население весьма немногочисленно, а всё потому, что основную часть острова занимает обширное и высоченное скалистое нагорье, безводное, безлесное и даже бестравное, поэтому жить там попросту невозможно.
Люди селятся здесь только на океанском побережье и в горных долинах, выходящих к тому же океану. Каждую долину или несколько соседних долин занимает один из островных кланов - из-за сложностей с дорожным сообщением здесь сложилось клановое сообщество. До недавнего времени остров не был государством - он был всего лишь скопищем кланов, слишком мелких и нищих для того, чтобы оказаться объектами пристального интереса Империи. Но недавно эти кланы с чего-то объединились.
Как именно это случилось, до Империи не дошло даже слухов. Прошлой осенью в портовый городок Киз вдруг пришёл корабль с их посланником, явившимся ко двору и потребовавшим признания острова Стабри как территории суверенного стабрийского государства. Было поздно кусать себе локти на предмет того, что остров не был вовремя присоединен к Империи - кто бы мог подумать, что эти разрозненные островные кланы вот так скоропостижно объединятся. Поэтому было решено установить - пока - в новоявленном государстве постоянное посольское присутствие "для поддержания дружественных отношений" или, говоря напрямик, для надзора и шпионажа.
Десятка полтора околачивавшихся на берегу зевак занимались тем, что глазели на шхуну. Они даже не сидели на причале, а стояли, вытянув шеи от любопытства. Впрочем, их можно было понять - не каждый день у них в бухте бросает якорь шхуна под имперским флагом, да еще из личного императорского флота. Стройная, элегантная и ухоженная, словно придворная красавица - я уж не говорю об её ходовых качествах...
За моей спиной раздался голос Хагиса, призывавшего матросов, чтобы они вынесли сундук к шлюпке. Сам Хагис подошёл ко мне сзади и накинул мне на плечи церемониальный плащ. Летний, из тончайшей шерсти, длиной как раз до того места, где туловище можно уже с уверенностью называть ногами. Глубокого густо-синего оттенка - цвет предночного неба и рода дэ Грай. Нет, я не забыл надеть этот плащ - просто был уверен, что Хагис про него не забудет.
Я застегнул у горла серебряную пряжку с родовым гербом и удовлетворённо расправил плечи, чувствуя себя полностью готовым к началу миссии. Матросы подтащили мой сундук к борту и закрепили на спусковой лебедке, а сами остановились рядом, дожидаясь, когда я разрешу погрузку.
В это время на берегу возникло какое-то движение. Глянув туда, я увидел, как из-за дорожного поворота, ныряющего в долину между крутыми каменными склонами, вывернулось нечто вроде открытой кареты, запряженной четырьмя небольшими белыми волами. Должен заметить, что на Стабри совсем нет лошадей. В колёсный транспорт здесь впрягают волов, а в горах в качестве вьючных животных используют козлов, которые здесь на редкость крупной породы.
Карета двигалась со скоростью неторопливо идущего человека. Кроме возницы, в ней сидели четверо господ возрастом от зрелого до преклонного, все в богато отделанных симарах, а за ней вышагивало с десяток рослых мужчин, одинаково одетых и вооружённых - видимо, местная охрана. Если у меня и возникнут с ней неприятности, то не сейчас, не на виду у экипажа, поэтому я спокойно смотрю на воинство при мечах и в доспехах. Впрочем, все они с непокрытыми головами, как и я - знак мирных намерений.
Я скомандовал матросам начать погрузку, и они завращали лебёдку, помогая себе матерком. Гребец подвёл шлюпку под спускающийся с небес сундук, рулевой отложил весло и приготовился ловить груз. Я же старался убедить себя, что его не уронят в воду, как со мной уже случалось однажды - остаться в одной повседневной одежде еще куда ни шло, но в одной церемониальной...
Когда сундук благополучно оказался на дне шлюпки, вслед за ним туда отправили и сумку с вещами Хагиса. Затем матрос подгрёб к трапу, и в неё спустились мы с Хагисом. Встречающая компания тем временем покинула карету и выстроилась рядком на выходе с причала, за ней полукругом встали клановые охранники.
Пока шлюпка шла к причалу, я не удержался от соблазна занести несколько строчек в свой воображаемый дневник:
"В это летнее солнечное утро погода была просто превосходная. С моря дул едва ощутимый теплый ветерок, такой слабый, что другое судно давно бы заштилило. Но "Летунья" под всеми парусами вошла в бухту и встала на якорь в порту поселения клана Тьеллы, претендующего на звание столицы государства Стабрийского. Я спустился в шлюпку, со своим багажом и личным слугой, готовый приступить к исполнению посольских обязанностей..."
Личный слуга - это вам не кто-нибудь. Это человек, которому тэр без колебаний доверит собственную жизнь. Должен заметить, что далеко не каждый тэр имеет личного слугу. Мне повезло, что Хагис стал моим воспитателем, когда я был еще мальчишкой, и привязался ко мне, как к собственному сыну.
"На берегу меня встречали знатные представители клана..."
Кстати, а кто меня там встречает? Я оторвался от воображаемых страниц и глянул на берег. Шлюпка была на полпути к нему, и я уже мог разглядеть встречающих. Надо же, самый младший из них старше меня где-то в полтора раза - похоже, моей не столь уж скромной персоне здесь придается важное значение. Естественно, не как персоне, а как полномочному представителю Империи.
И среди них обязательно должен быть сильный и хорошо обученный колдун - шакир, как их называют у нас в Империи. Иначе как здесь проверят своё требование, чтобы новый посол ни в коем случае не был даже акиром, то есть, не обладал даже зачаточными способностями к колдовству?
Нет, я их не разочарую. Я настолько не колдун, что они и догадаться об этом не могут. И не должны, поэтому я сосредотачиваюсь и через несколько вдохов вхожу в устойчивое состояние обычного, не способного к колдовству человека. Поскольку моё умение не связано с применением колдовства, я и в таком состоянии легко могу отличить обычного человека от колдуна. Это свойство у меня природное, в чём-то сродни обонянию.
И его пора применять - когда я сойду на берег, будет уже не до этого...
Что такое? Все эти четверо - шакиры?!
Сказать, что я был удивлён - значит, ничего не сказать. Ярко выраженная способность к колдовскому воздействию - редкий талант в Империи.
Принято считать, что хороший посол ничему не удивляется, но это не так. На самом деле он справляется со своим удивлением так быстро, что никто ничего не успевает заметить.
Поэтому в следующее мгновение я снова был спокоен. Есть, конечно, некоторая странность, но почему бы всем им и не быть сильными колдунами, если они - члены одной семьи? Предполагается, что я не шакир, а значит, не могу различить, кто из них колдун, а кто нет. Значит, в этом нет никакой демонстрации - просто те, кто здесь занимается приёмом послов, одновременно являются шакирами. Почему бы и нет?
Шлюпка подошла к причалу наискось и легонько стукнулась об него скуловой частью. Матрос-гребец уложил вёсла вдоль бортов и полез на нос швартоваться. Причал был невысоким, где-то до середины моего бедра, поэтому я вскочил на скамью, а с неё перепрыгнул на настил, не дожидаясь, пока матрос накинет конец на причальный столб.
Выпрямившись после прыжка, я оказался лицом к встречающим, стоявшим примерно в двух десятках шагов от меня. Какое-то мгновение обе высокие стороны созерцали друг дружку, затем я отвесил хозяевам наиболее сдержанный вариант требующегося по этикету поклона. Ничего личного, но эти многоуважаемые тэры так и не представили Империи убедительных доказательств того, что мой предшественник скончался из-за несчастного случая. А потому Империя недовольна.
Каждый из четверых встречающих тоже поклонился мне. Средний вариант поклона - значит, не враждебны, но и заискивать перед Империей не собираются. Рослый народ эти стабрийцы, самый невысокий из них на полголовы превосходит меня. У них нет такого понятия, как родовые цвета, зато каждый член клана на церемониях обязан носить нашивки с изображением кланового животного, или, как его здесь называют, маэ. Движения их церемониального поклона предусматривают показ нашивки на левом рукаве - и четыре золотые ящерки, свернувшиеся кольцом, предстают моим глазам, на мгновение замирают, а затем снова уходят из вида вместе с левым плечом их носителей. Это тьелла - горная ящерица, обычная на Стабри.
Судя по золотой маэ, все эти четверо - близкие родичи главы клана, клановая аристократия. Каждый из них имеет право возглавить клан, будь он мужчиной или женщиной. Место главы стабрийского клана наследуется по тем же правилам, что и в Империи, с той разницей, что у нас не наследуют женщины.
Воины за их спинами не стоят навытяжку. Они возятся, переминаются с ноги на ногу, и я могу заметить серебряных ящерок на их рукавах, когда они шевелятся. Клановая охрана. Между собой они не шепчутся - все смотрят на меня. Им любопытно.
Я оборачиваюсь к шлюпке. Хагис уже на причале и протягивает мне запечатанный свиток - мое верительное письмо, подписанное самим императором и заверенное большой императорской печатью. Я знаю, что в нём написано - сам составлял черновик, а затем проверял за писцом перед тем, как отдать на подпись императору. Беру свиток из рук Хагиса и с лёгким намёком на поклон передаю старейшему из четвёрки. Замечаю при этом, что он здесь не только старейший, но и сильнейший шакир.
Меня обшаривают сразу четыре колдовских посыла. Моё чутьё подсказывает, что все они безвредны - выясняют, не являюсь ли я колдуном. Затем они точно так же проверяют и Хагиса.
- Иргулис дэ Грай, третий атэр Идайны и Дагры, полномочный посол Империи, - представляюсь я, передавая свиток. Ранг атэра обычно опускается, но это не тот случай.
Да, я всего лишь третий атэр. Последний из трёх ближайших наследников Идайнской и Дагрской земель, имеющий право на титул атэра. Мой отец, тэр-тан Идайны и Дагры, произвёл на свет трёх сыновей, и я как раз третий. Если бы я был первым атэром, то не стал бы имперским послом, а сидел бы дома, помогая отцу в управлении землями.
Старый шакир принимает мой свиток с едва заметным... нет, не поклоном, скорее уж утвердительным кивком.
- Тьямет дэ Тьелла, тэр-шакир клана Тьеллы, - представляется он по-имперски.
Вот так. Меня встречает главный колдун, учитель всевозможных колдунов и колдунишек этого клана. Все четверо едва заметно переглядываются, затем расслабляются. Я чувствую, что они довольны, и наверняка тем, что ни я, ни Хагис не оказались колдунами. Они благосклонно глядят на меня, и оставшиеся трое тоже представляются, как принято в Империи.
- Хетриг дэ Тьелла, тэр-тан клана Тьеллы...
- Синн дэ Тьелла...
- Тиак дэ Тьелла...
Выходит, меня вышел встречать сам глава клана Тьеллы с приближёнными. Честь большая - в принципе не чрезмерная, поскольку я представляю не что-нибудь, а Империю, но островитяне никогда не были замечены в проимперских настроениях, да и вообще принято, что доверенного представителя одной стороны встречает доверенный представитель другой стороны, чтобы представить пред сиятельные очи своего тэра в удобное для того время.
Они чего-то опасаются? Или здесь нравы такие простые?
Из-за спин стражников донеслось громкое мычание - это заскучал один из упряжных волов. Вид четвёрки мелких белых бычков основательно напомнил мне, куда я прибыл. В клане Тьеллы, занимающем целых три плодородных долины и по островным меркам считающемся многолюдным, всего несколько сотен человек, включая стариков и детей. Я упустил из вида, что здесь может просто не оказаться столько придворных, чтобы соблюсти все общепринятые церемонии.
Мои встречающие заметили брошенный мною взгляд на повозку.
- Прикажете погрузить ваши вещи, тэр дэ Грай? - предложил тот, кто назвался Хетригом.
- Да, благодарю вас.
Повинуясь кивку Хетрига, его охранники вытащили из шлюпки мой сундук. Пока они несли сундук к повозке и закрепляли верёвками на грузовой площадке, я отослал матросов обратно на шхуну. Я непрерывно ощущал, что мои встречающие присматриваются ко мне, и не забывал держаться непринуждённо и уверенно. Если посол скован и неловок или, ещё хуже, развязен - так и знайте, это самозванец.
Тем не менее, сегодня непринуждённость и уверенность давались мне нелегко. Во-первых, я не мог позволить себе ни мгновения рассеянности, чтобы случайно не отпустить себя в присутствии четверых шакиров. Во-вторых, меня не оставляла мысль о том, что мой предшественник не мог случайно заблудиться в горах и сорваться со скалы. Уж кому, как не мне, было знать, что Шенгис дэ Мораис, второй атэр Кимманы, был ловчее дикой кошки, обладал острым нюхом на опасность и не боялся никакой высоты.
И еще он был акиром - колдуном, слабосильным от природы, хотя и основательно обученным. Обычно акиров не обучают, но поскольку Шенгиса готовили в послы - а где посольство, там и шпионаж - даже малые колдовские навыки могли пригодиться в его службе. По понятным причинам его колдовскую подготовку держали в тайне - но не от меня. Конечно, акир умеет сущие пустяки по сравнению с шакиром, но их достаточно, чтобы он не заблудился. Нигде.
Я не назвал бы его своим другом - специфика моей службы заставляет меня относиться к этому понятию с крайней осторожностью - но мы с ним были в неплохих отношениях. Мы постоянно сходились в поединках на фехтовальной площадке и за игрой в тамги, когда одновременно оказывались при императорском дворе. И, должен заметить, нам обоим было чему поучиться друг у друга.
Мне предложили занять одно из мест в повозке, а затем мои сопровождающие сели туда сами. Хагису указали место рядом с возницей, где он взгромоздился, держа при себе мою дорожную сумку и чехол с запасными рапирами, не убиравшийся в сундук. В сумке лежали предметы первой дорожной необходимости, часть денег, отложенных на мелкие расходы, и кое-какие бумаги, которые не следовало оставлять без присмотра. Поэтому Хагис, относившийся к своим обязанностям весьма добросовестно, не нашёл ничего лучшего, как не выпускать их из рук.
Когда все расселись по местам, повозка тронулась и покатила с причала тем же неспешным шагом, каким явилась сюда. Никто пока не выражал желания поговорить со мной. Я тоже не спешил с беседой, поэтому дорога проходила в молчании, и у меня оказалось достаточно времени, чтобы глазеть по сторонам.
Впрочем, глазел я недолго. За поворотом открылась горная долина с речушкой посередине, пересекаемой несколькими мостами и впадающей в бухту шагов на двести левее причала. По обе стороны речушки раскинулся посёлок с садами и огородами. За нехваткой места полей здесь почти не было - недостающее зерно стабрийцы закупали на континенте. Все постройки были каменными, поскольку деревья на острове почти не росли, а камня было в избытке. Поместье правящей семьи клана, на местном языке - даманат, располагалось в верхней части долины на противоположном берегу реки.
Больше всего оно напоминало зажиточную загородную усадьбу с просторным двором и подсобными сооружениями. Семейный особняк, или даман, возвышался среди прочих сооружений посреди отгороженного под даманат участка. Это было единственное большое строение в долине, выделявшееся среди остальных домишек, но далеко не дотягивавшее до дворца. Даман был выполнен в виде ломаной подковы с двухэтажной центральной частью и одноэтажными крыльями, за ним ближе к горному склону виднелась еще пара дахтанов - двуэтажных жилых особнячков из крупного тёсаного камня, бесхитростной кубической формы, с плоской, чуть скошенной назад крышей. Остальные постройки были, несомненно, хозяйственными. Каменная ограда была невысокой, предназначенной для того, чтобы удерживать скотину - для человека она препятствием точно не являлась.
Волы переехали мост и вскоре остановились перед парадным крыльцом дамана. Его фасад был незатейливым, без принятых в Империи украшательств. Наружная лестница в несколько ступеней была просто лестницей, а не поводом для размещения скульптурных композиций, стены были самыми обычными, из неровно отёсанного камня, а ничем не отделанные окна предназначались только для пропускания света в комнаты. Точно так же просто и безыскусно выглядели и остальные постройки.
Пока мы высаживались, моё внимание привлекла девушка, вошедшая вскоре за нами в ворота. Мне было известно кое-что из местных традиций, поэтому меня не удивило, что она одета по-мужски. Здесь это было обычным, потому что горы и юбки - понятия плохо совместимые. Для хождений в горы многие женщины здесь одевали свободные верхние штаны длиной чуть ниже колена, обычно кожаные, затянутые снизу манжетами или тесёмками.
Замечательнее было то, что девушка была с луком за спиной и убитой козой на плече, которую она тащила с заметным усилием. Но самым замечательным было то, что она была на редкость красива. Высокая, сильная, ростом с меня, но не грубого мужского сложения, а стройная и гибкая, при всём на своих местах. Волосы густые, тёмно-каштановые, прямые и, похоже, жёсткие, собранные в большой узел на затылке. Кожа смуглая, как и у моих спутников, и вдобавок сильно загорелая, лицо правильное, выразительное, с резковатыми, но благородными чертами, из тех, что мгновенно останавливают на себе взгляд.
Разумеется, я не был бы мужчиной, если бы чуток не остолбенел при её виде. Поравнявшись с нами, девушка метнула на меня оценивающий взгляд. Судя по выражению, непроизвольно проступившему на её лице, она оценивала степень моей никчёмности и действительность превзошла все её ожидания. Заметив моё внимание, она пренебрежительно отвернулась и прошла мимо нас, направляясь к левому крылу дамана. Я вполне её понял - мелкий имперский хлыщ, разукрашенный как подарочный пряник - и заставил себя отвести от неё глаза.
- Это Ромадиэ, моя племянница, - пояснил Хетриг, заметив, что я уставился на девушку. - Когда мне сообщили, что ваша шхуна вошла в бухту, я послал троих лучших охотников добыть такха к ужину. Не знаю, как те двое, но Ромадиэ уже с добычей.
- Она хорошая лучница? - Трудно было не догадаться об этом, но вежливость требовала поддержать разговор. Тем более, что это были первые слова, обращённые ко мне с тех пор, как мы сели в повозку.
- Она - лучшая лучница клана, - с заметной гордостью сообщил Хетриг.
- А у вас есть и дочери? - поинтересовался я. Спросил - и кожей ощутил впившийся в меня, не по-старчески зоркий взгляд тэр-шакира.
- Одна, младшая, - ответил Хетриг. - Эсмэ. Но она через год выходит замуж в клан Уволлы, а Ромадиэ остаётся в клане.
Я понимающе кивнул, отметив про себя, насколько тесно переплетаются у него родственные чувства и клановые интересы - дочка, считай, уже не здесь, а хорошая лучница клану нужна.
- Тиак, отправь повозку к дальнему дахтану и выдели там комнаты для тэра дэ Грай. Выбери двоих, пусть внесут туда сундук. Остальные воины свободны, а повозка пусть вернётся и подождёт у крыльца, - распорядился Хетриг. - Тэр дэ Грай, пройдемте в дом.
Но не успели мы подняться на ступени, как входная дверь отворилась и навстречу нам вышла древняя старуха, высокая, седая и тощая, прямая как палка. Трое мужчин почтительно остановились, я последовал их примеру.
Старуха остановилась на крыльце и уставилась на меня в упор. Так на меня когда-то смотрела собственная бабушка, уличив в какой-нибудь шалости. Но я не знал за собой никаких прегрешений и потому спокойно встретил её подслеповатый взгляд.
- Ну вот, опять мальчишка... - проворчала старуха. - Мало нам было того мальчишки... - Она недовольно потрясла головой, пожевала губами. - Вечно эти молодые дураки лезут туда, куда умные люди не полезут. Оох, беда с вами...
Я бы не сказал, что тридцать лет - мальчишечий возраст, но по сравнению с ней... Трое моих провожатых, похоже, не ждали ее появления и заметно растерялись.
- Матушка, познакомься, это Иргулис дэ Грай, посланник Империи... - начал Хетриг.
- Вижу, вижу, - оборвала она его тоном, требующим немедленно заткнуться. - О чём они думают в этой Империи, когда посылают к нам таких щенков...
- Матушка! - поспешно воскликнул тэр-тан, в свою очередь перебивая её. - Тэр дэ Грай, это Дамарэ, моя почтенная матушка...
- Счастлив познакомиться, почтеннейшая тэра Дамарэ дэ Тьелла, - с исключительной любезностью произнёс я, делая вид, что не замечаю ни ворчания старухи, ни замешательства её родичей, и отвесил ей подчёркнуто уважительный поклон. - Смею надеяться, что моё назначение сюда послужит ко благу как Империи, так и вашего клана.
Я чуть было не сказал "государства Стабрийского", но в последний миг заподозрил, что это слишком уж новомодное понятие для выживающей из ума старухи.
- Ну ладно, ладно, - уже более умиротворённо пробормотала она. - Заходи уж, раз приехал... А ты ничего, вежливый мальчик...
Она развернулась к нам спиной и неспешно скрылась в дверях.
- Тэр дэ Грай... - Все трое, похоже, не знали, куда девать глаза. - Наша матушка... понимаете... Она уже весьма преклонных лет...
- Да, конечно, - кивнул я. - Пожилая женщина, как не понять... Думаю, мы не будем придавать этому значения, не так ли?
Несмотря на мой обширный дипломатический опыт, мне нечасто доводилось видеть такое дружное и единодушное согласие. Передо мной распахнули дверь, и мы вошли в холл, откуда поднялись по лестнице на второй этаж дамана. Всю его среднюю часть занимал просторный зал, который я определил как зал собраний клана. Несколько массивных стульев стояли у дальней стены, еще два ряда стульев размещались вдоль боковых стен. Посреди зала стоял тяжёлый деревянный стол.
Пока я оглядывал зал, Синн подставил два стула к противоположным торцам стола и еще два - к боковым сторонам стола рядом с дальним стулом.
- Садитесь, тэр дэ Грай. - Хетриг указал мне на одинокий стул, стоящий спинкой к двери. Мои сопровождающие прошли к другому концу стола и уселись там. Хетриг - лицом ко мне, остальные двое - с двух сторон стола рядом с ним. Похоже, высокие договаривающиеся стороны наконец-то пришли на место официальной беседы.
Тьямет достал из просторного кармана симары мой верительный свиток, распечатал и зачитал вслух, чтобы ознакомить остальных с его содержанием. Когда чтение было закончено, все трое взглянули на меня.
- Значит, вы обладаете правом подписывать любые документы и заключать любые договоры от лица Империи? - непонятно зачем уточнил Хетриг, хотя это было прямо сказано в грамоте.
- Как если бы перед вами был сам император, - подтвердил я.
- Но... покойный тэр дэ Мораис... он уже подписал все необходимые бумаги...
- Необходимые, но, увы, не достаточные. Со мной прибыл представитель имперского торгового ведомства для обсуждения и заключения торговых соглашений касательно некоторых товаров, интересующих Империю. Кроме того, плавание в ваших водах небезопасно для имперских судов, потому что у вас на Стабри издавна гнездятся морские разбойники. Хотя ваш посланник и уверял нас, что они у вас тоже вне закона, Империя находит ваше пресечение их преступной деятельности недостаточно успешным.
Последняя фраза получилась слишком витиеватой - все трое непонимающе уставились на меня.
- Вы караете разбойников, только когда вам посчастливится поймать кого-то из них во время разбойничьего налёта, а их нужно специально отлавливать в их береговых укрытиях, - пояснил я. - Поскольку Империя не хочет терять свои торговые суда, она намерена получить от вас обязательство по выслеживанию и уничтожению разбойничьих убежищ на острове Стабри.
- Империя настаивает на том, чтобы мы гонялись за разбойниками, которые налезли к нам на остров с их же берегов? - с заметным возмущением переспросил Хетриг.
- Во-первых, неизвестно, откуда они налезли. Во-вторых, неизвестно, где и кому они сбывают награбленное - не исключено, что их основными покупателями являются некоторые из ваших кланов. Ваш посланник утверждает, что вы заявили о себе как о государстве, чтобы расширить и упорядочить торговлю с Империей - это превосходно, но Империя хочет быть уверенной, что это сделано не для того, чтобы к вашим разбойникам приплыло побольше имперских судов для ограбления. Разумеется, со стороны Империи по-прежнему будут приниматься меры безопасности, но если раньше Стабри не имел государственного статуса, то теперь высадка туда имперских войск для охоты за бандитами приравнивается к нарушению вашей государственной границы. С точки зрения закона это уже не ничейные земли, и имперские отряды не могут свободно разгуливать по ним. Поэтому Империя ожидает, что вы возьмётесь делать то, что теперь не имеет права делать она.
Я замолчал, не без удовольствия наблюдая, как новоиспеченный правитель государства Стабрийского изволит пребывать в растерянности.
- Да, понятно... - выдавил наконец он.
- Теперь о торговых соглашениях, про которые говорится в письме, - продолжил я, увидев, что молчание противоположной стороны сильно затянулось. - Конечно, вы имеете полное право заключать договоры с частными торговцами, но имперской торговле хотелось бы иметь право преимущественной покупки некоторых товаров. Подробности вы согласуете с торговым представителем, но договор должен быть заверен и моей подписью.
Нужно сказать, что это было наиболее простым из моих поручений. Здесь от меня требовалась только подпись.
- И еще, - добавил я. - Его императорское величество глубоко скорбит о безвременной кончине тэра Шенгиса дэ Мораис, поэтому поручил мне выяснить все обстоятельства его гибели. Император не винит никого из вас, поскольку понимает, что вы не можете уследить за каждым шагом взрослого и самостоятельного человека, но ожидает от вас, что вы окажете мне всяческое содействие в этом скорбном деле.
- Да, конечно... - пробормотал Хетриг, ошеломлённый моим деловым напором. - Разумеется, окажем всяческое содействие... но несчастный случай произошёл более двух месяцев назад, и тэр дэ Мораис давно уже похоронен.
- Это понятно, но Император не может оставить без внимания гибель одного из своих доверенных лиц. Мне хотелось бы поговорить с человеком, который нашёл тело тэра дэ Мораис и узнать у него подробности несчастного случая.
- Если это так необходимо... Но слуга тэра дэ Мораис... разве он не рассказал вам всё?
- Да это необходимо. Поймите, слуга тэра дэ Мораис не является доверенным лицом Императора и в его обязанности не входит поставлять Императору точные сведения.
- Хорошо, я распоряжусь. Когда вы хотите поговорить?
- Завтра, если вы не возражаете. А сейчас нам нужно обеспечить прибытие моих сопровождающих. На шхуне остались двое моих охранников, а также торговый представитель со слугами и охраной - они ждут моей команды к высадке на берег. Если здесь нет возражений касательно их прибытия, я был бы признателен, если бы за ними отправили повозку. Мой слуга Хагис поедет с повозкой и даст на шхуну условленный знак.
- Повозка во дворе, - напомнил Хетриг. - Синн сейчас проводит вас в ваши комнаты, а затем отдаст распоряжения вознице.
Пока мы с Синном спускались по лестнице, я продолжал удивляться тому, что меня везде сопровождают хозяева, когда на это есть слуги. Вот и сейчас немолодой уже тэр провожает меня до комнат, выполняя работу дворецкого. Почему?
Не найдя в этом вопросе ничего предосудительного, я задал его Синну.
- Наш быт проще, чем у вас в Империи, - ответил тот. - У нас так принято, что гостей встречает хозяин или член его семьи, а прислуга используется только для работ по дому.
Значит, здесь не делают различий между гостем и официальным представителем другого государства? Что ж, не так уж это и плохо.
Но важнее, что в этом содержалась подсказка, как вести себя с хозяевами. Независимо от моего официального статуса здесь будут видеть во мне гостя, просто потому, что так привыкли.
- Этот дом у вас специально для гостей? - спросил я, когда мы завернули за угол и направились к дальнему дахтану.
- Да, и вон тот тоже. - Синн кивнул мне на соседний дахтан. - Но тот не так удобен, поэтому там живут, только когда у нас много приезжих.
- А когда у вас бывает много приезжих?
- Когда случается важное клановое событие, вроде свадьбы тэр-тана. Или если тэр-таны съезжаются, чтобы обсудить общие дела.
Они, несомненно, съезжались и для того, чтобы объединиться в государство. Причём наверняка здесь, иначе с чего бы этот клан объявили столицей? Но такие вопросы лучше не задавать, чтобы не прослыть не в меру любознательным - они довольно быстро выясняются сами по себе.
- А тэр дэ Мораис тоже жил здесь?
- Да.
Чуть помедлив, Синн добавил:
- Его вещи до сих пор здесь, в угловой каморке для прислуги. Его слуга уезжал в таком расстройстве, что не захватил их с собой. Мы тоже были слишком потрясены, чтобы вспомнить об этом.
- Потрясены... - Лучше всего было произнести это как бы про себя, вложив весь вопрос в интонацию - так я и сделал.
- Да, - подтвердил Синн, попадаясь на мою уловку. - Это случилось... так неожиданно. И так некстати для наших планов... Кроме того, тэр дэ Мораис был весьма обаятельным молодым человеком - и вдруг такое несчастье...
- Некстати для ваших планов? - Оставшуюся часть вопроса: "как это понимать?" - я вложил во взгляд, направленный на Синна.
- А что вас удивляет? - незамедлительно отозвался тот. - Мы хотим наладить отношения с Империей, которая согласна признать нашу государственность - и вдруг её посланник погибает. Было бы естественным, если бы нас обвинили в его гибели.
- Понимаю... - Синн, похоже, ожидал, что я углублюсь в эту тему, но я счёл за лучшее оборвать разговор. Не стоит говорить ничего лишнего, пока я не разобрался в обстоятельствах.
Но Синн перечеркнул поставленную мною точку. То ли не заметил её спроста, то ли предмет разговора слишком волновал его.
- А что об этом думают в Империи? - обеспокоенно спросил он.
Нет, любезнейший Синн, не быть тебе дипломатом. Кто же такие вопросы задаёт в лоб? Мало того, что ты почти наверняка не услышишь правды - тебе могут скормить любое враньё.
- Поймите, тэр Синн, там пока еще не знают всех обстоятельств происшествия.
- Но слуга должен был рассказать...
- Это всего лишь слуга, и не личный, а наёмный, - терпеливо повторил я. - Его, конечно, выслушали, но, сами понимаете - принимать решение со слов наёмного слуги...
- И как же тогда?
Болван, а я, по-твоему, для чего здесь?
- Посмотрим...
Я уже начал подыскивать вежливый способ пресечения настойчивости Синна, но мы как раз подошли к дому и этого не понадобилось. Синн распахнул обитую железом наружную дверь и пропустил меня внутрь.
- Слуги размещаются на первом этаже, господа - на втором, - пояснил он, когда мы оказались в холле с лестницей вдоль дальней стены. - Нам сюда, - кивнул он на лестницу.
В холл выходили четыре двери, по две с каждой боковой стороны. На дальней стене под лестницей виднелась еще одна дверь - за ней, похоже, находилась кладовка. Окна имелись только на фасадной стене, отчего внутри стоял полумрак. Здесь было довольно-таки уютно, потому что стены были обиты светлыми деревянными панелями с рельефным декором. В пролётах между боковыми дверьми висела пара старых пейзажных гобеленов, блеклых и выцветших. Пахло пылью и деревом - слабый запах некогда обжитого, но теперь заброшенного помещения.
На втором этаже дахтана был точно такой же зал, с той лишь разницей, что на фасаде не было двери, а были только окна. Под окнами стоял стол, накрытый вязаной скатертью и обставленный задвинутыми под него стульями. Пол из широких, плотно подогнанных досок был чисто вымыт и выскоблен.
Синн заглянул в одну дверь, в другую, затем обернулся ко мне:
- Сюда, тэр дэ Грай.
Я вошёл и оказался в небольшой гостиной. Все её окна и обе боковые двери были распахнуты настежь, но в воздухе еще чувствовался привкус затхлости, какая бывает в нежилом, надолго закупоренном помещении.
- Это ваши покои, - пояснил Синн. - Здесь гостиная, там кабинет, а там ваша спальня, - он поочередно указал на двери. В дверном проёме, ведущем в спальню, мелькала длинная и костлявая фигура Хагиса, переносившего мою одежду из сундука в бельевой шкаф. Заметив нас, Хагис остановился с моей сорочкой в руках.
- Я выбрал вам эти комнатки, тэр Иргулис, - сообщил он. - Вещи вот вынимаю, чтобы отвиселись...
- Потом развесишь. Сейчас поезжай на пристань и дай знак на шхуну, как было условлено. Тэр Синн поедет с тобой. Дождись там наших и приведи их сюда, пусть вселяются.
- Слушаюсь, тэр Иргулис.
Хагис ушёл с Синном, а я остался в покоях, которые с сегодняшнего дня будут называться моими. Надолго ли?
Нет, я отнюдь не собирался расставаться с жизнью при странных обстоятельствах. Просто такова уж посольская работа, что приходится жить где, как и сколько получится. И чем быстрее почувствуешь себя как дома, тем легче освоишься на чужбине.
Я начал осваиваться с того, что оглядел своё нынешнее жилище. Мебель была в меру поношенной, удобной и добротной - стол со стульями, мягкие кожаные кресла и такой же диван, две треноги-светильника по углам и еще один настольный, возвышающийся посреди стола на полотняной салфетке с вышитой каймой. Шкафчик для безделушек с застеклёнными дверцами, пустующий, если не считать нескольких бокалов для вина. Полотняные занавески, вышитые неумелой мастерицей, такая же неумелая вышивка в рамке на стене. На полу большой наборный ковёр из козьих шкур, слегка истёртый и тронутый молью.
Не помпезно, но уютненько. Я заглянул в кабинет, в спальню, обставленные в том же духе, затем уселся в кресло, предварительно проверив его на пыль - придворная одежда мне сегодня еще понадобится - но мебель была чистой. В доме основательно прибрались к моему приезду.
Я откинулся в кресле, вытянул ноги перед собой и расслабился. Мне уже было что обдумать - этим я и занялся. Итак, нравы здесь патриархальные, не в пример нашей имперской столице, испорченной богатством и могуществом. Официального посланника считают здесь гостем, а не шпионом и потенциальным врагом, которого терпят лишь потому, что в пославшем его государстве сидит наш такой же. Приятное заблуждение...
Лицемерие, похоже, здесь тоже не слишком-то в ходу. Я еще и дня здесь не пробыл, а у меня уже появились основания думать, что правящая верхушка клана Тьеллы совсем не заинтересована в порче отношений с Империей. А значит, вряд ли замешана в гибели нашего посла.
Шенгис мог погибнуть и от несчастного случая, но такая возможность была слишком ничтожной. Гораздо вероятнее, что он обзавёлся здесь недругами, или что у сторонников торгового союза стабрийцев с Империей имеется сильная оппозиция, которая постаралась испортить зарождающиеся отношения.
Разумеется, выводы были не окончательны, хотя и достаточны, чтобы стать предпосылками в моём расследовании. Я принял их за основу, но не стал углубляться в них, чтобы не скатиться к беспочвенному фантазированию - при анализе фактов и наблюдений очень важно остановиться вовремя.
Поэтому я перестал размышлять о делах и снова дал волю дневниковой болезни.
"В клане Тьеллы меня приняли с исключительным уважением и отменной обходительностью."
Эта фраза показалась мне такой великолепно-фальшивой, что я даже хмыкнул вслух. Придворная привычка - если бы меня об этом спросили, я так и бы ответил, хотя правильнее было бы сказать, что меня встретили в меру вежливо и весьма настороженно.
"Старейшины клана показались мне весьма достойными и рассудительными людьми."
Если совсем уж откровенно, Хетриг показался мне простоватым для правителя, Тьямет - изрядно себе на уме, Синн - честным и добродушным, а Тиак - попросту заурядным. Это на первый взгляд. Но хоть и говорят, что первое впечатление - самое верное, с ним можно здорово пролететь. Сам сколько раз пролетал, когда был помоложе.
Тут мне вспомнилась встреча во дворе, и я незамедлительно занес её в дневник.
"Не успел я выйти из кареты.." - ладно, пусть эта телега называется каретой - "...как мне встретилась девушка примечательной красоты."
Я хотел написать "исключительной", но вспомнил, что это слово я уже употребил чуть выше. Да и вообще красота - понятие весьма относительное. Если бы при имперском дворе, где ценятся нежные и воздушные создания, я назвал бы красавицей рослую деваху в мужской одежде и с дохлой козой на плече, там решили бы, что я болен на голову.
Но она была красива.
Сильная, уверенная, загорелая, со свободными, размашистыми движениями - она была красива. Она и внутри была сильной и уверенной, со свободной, размашистой душой. Настоящая богиня древнего племени, не тронутого благами и пороками цивилизации.
Нет, я не чувствовал себя влюблённым. Я слишком хорошо сознавал, что такая женщина не для меня. Она не для имперского придворного, привыкшего жить в гуще клубка интриг, где сила, честность и прямота не значат ничего, а хитрость, лицемерие и смекалка - это всё. Я не был влюблён - я был восхищён.
"Мне представили её как Ромадиэ, племянницу тэр-тана Хетрига."
Незачем упоминать, что меня-то ей не представили. Всё равно нас познакомят, хотя бы сегодня за ужином.
"Во дворцовом холле нас приветствовала почтеннейшая тэр-эмэ Дамарэ, особа весьма решительная и эксцентричная."
Несмотря на всю эксцентричность почтеннейшей Дамарэ, я воздержался бы называть её сумасшедшей. Несомненно, в молодости она была такой же сильной и уверенной в себе, как Ромадиэ. И эта её привычка повелевать...
В открытое окно донеслись голоса и стук открываемой двери нашего дахтана. Догадавшись, что прибыла повозка с пристани, я встал и спустился вниз, где уже вносили вещи имперского торгового представителя Бованиса. Сам он виднелся в дверном проёме - крупный, тучный, во всём нарядном. Он с беспокойством наблюдал, как местные охранники протаскивают в дверь его объёмистый кованый сундук.
Они с натугой понесли сундук по лестнице на второй этаж, сопровождаемые Синном. Бованис вошёл следом и, увидев меня, обрадованно поспешил ко мне.
- Ну и как тут, тэр дэ Грай? - спросил он, понизив голос. - Безопасно?
- Во всяком случае, здесь заинтересованы в нас, - сдержанно ответил я, тоже вполголоса. - Буду разбираться.
Он понимающе покивал, хотя я не сказал ничего существенного. Засвидетельствовал сочувствие, так сказать. Вслед за ним подошли Хагис с Тагом, слугой Бованиса, а с ними четверо охранников, двое - Бованиса и двое моих - Норт и Кэс. Они обступили меня, ожидая распоряжений. Я отправил их вселяться, а сам остался с Бованисом.
- Полагаю, у вас не возникнет серьёзных разногласий по поводу торговых соглашений, ради которых вы приехали сюда, - сказал я ему. - Они весьма озабочены... сами понимаете чем, и поэтому будут сговорчивыми.
Толстяк снова покивал, затем шумно вздохнул от облегчения, извлёк из кармана большой, не слишком чистый носовой платок и вытер им потное лицо. Разумеется, он понял намёк и теперь выжмет из здешних властей всё возможное и невозможное. Может, он и был простоват в обращении - обычное дело для торгового сословия - но в извлечении выгоды Бованису не было равных. Пиявки, клещи, травильные собаки были просто недостойны сравнения с его торговой хваткой. Он был лучшим в своём деле, поэтому его и послали обламывать новоявленное государство.
Если повезёт, он уедет обратно через неделю-другую, на "Летунье", которая пока будет дожидаться его в бухте. Как только будут согласованы и подписаны документы, которые он должен увезти отсюда.
Охранники внесли свои дорожные вещи и снова обступили меня, не ради распоряжений, которых у меня пока не было, а чтобы чувствовать себя на месте и при деле. Тут к нам спустился Синн и начал расселять мою свиту, а мы с Бованисом поднялись на второй этаж, чтобы поглядеть, где его комнаты. Едва мы успели перекинуться парой слов, как ко мне подошёл Хагис и сообщил, что здесь можно помыться с дороги.
Как оказалось, дверь под лестницей на первом этаже вела не в кладовку, а в бытовые удобства. За ней был короткий коридор с парой небольших окошек на вышине моего роста, в который выходили ещё две двери. Дверь налево вела в мыльную комнату, дверь направо - в уборную. В мыльне дышала жаром протопленная плита с большим вставным чаном, полным кипятка, рядом стоял еще такой же чан с холодной водой. Вдоль стен тянулись длинные деревянные скамьи, у двери на гвоздях висело несколько ушатов.
К счастью, уборная была без выгребной ямы и сопутствующего ей запаха - у дальней стены был установлен стул с отверстием, под которым стояло ведро с крышкой, а напротив висел рукомойник и полотенце из грубой некрашеной холстины.
Перед тем, как пойти мыться, я удостоверился, что вся моя свита расселена по комнатам. Синн сказал мне, что нас пригласят к ужину, а пока мы можем отдыхать и приводить себя в порядок. Затем он ушёл, а я окликнул Хагиса и потребовал полотенце и чистую домашнюю одежду.
Нет, я не неженка - я только так выгляжу. Но это не значит, что я не ценю удобство бытовых удобств. Или хотя бы их наличие. По долгу службы я немалое время провожу в дороге и волей-неволей выучился их ценить. Ручей для умывания и придорожный куст для отправления естественных нужд - это еще не самое скверное, что поджидает путешественника. Куда как хуже постоялые дворы, где не допросишься ушата горячей воды, а нужное место находится в самом тёмном углу дальнего сарая, где его приходится искать только по невыносимой вони, а затем прикладывать чудеса ловкости и интуиции, чтобы не провалиться ногой в очко и не наступить в кое-что вокруг. А морские путешествия? Это императорская "Летунья" оснащена ночными сосудами для пассажиров - а на обычных кораблях для этого есть только доска на паре канатных петель, свисающая с кормы.
Поэтому я был доволен, что местные удобства оказались удобными и к ним не нужно было идти на другой конец двора. Всё-таки мне предстояло прожить здесь не один день.
Но лучше всего было то, что наше жилище стояло на отшибе, далеко от дамана. Это было уже везением, потому что никто не предполагал здесь столько шакиров. Несмотря на жёсткую многолетнюю подготовку, я не смог бы долго скрываться от них, если бы меня поселили рядом с ними. Над глубоким сном не властен никто, а мне требовалось хотя бы изредка спать.
Выйдя из ванной комнаты, где меня сменил Бованис, я прямо в домашнем халате улёгся на кровать под стёганое лоскутное одеяло. Нужно было отдохнуть перед ужином, где наверняка соберутся все здешние колдуны, которые будут изучать меня, и весьма тщательно. Это уж через несколько дней, когда их настороженность спадёт, можно будет отчасти раслабиться...
Я прикрыл глаза и разрешил себе подремать, медленно и осторожно отпуская в себе зажим, который привык держать почти бессознательно. Отпуская не до конца, словно вытянутую руку с камнем, которую опускаешь для отдыха, но не кладёшь камень на пол. Задышал глубоко и ровно, восстанавливая силы. Сквозь полудрёму я ощущал на грани слышимости шаги Хагиса, продолжавшего возиться с вещами - тот ходил чуть ли не на цыпочках, чтобы не беспокоить меня.
Если регулярно отдыхать подобным образом, можно было какое-то время обходиться без сна, только дремотой. Похоже, именно это мне и предстояло в ближайшие дни.
Освежившись, я совсем было собрался проверить наш дахтан на наличие наложенного колдовства, как вдруг почувствовал прикосновение к своей сфере, частично возникшей из-за раслабления, и плавным усилием восстановил зажим. Сюда приближался кто-то из шакиров.
Это был Синн, пришедший звать нас с Бованисом на ужин, а вместе с ним слуга, которому поручили накормить нашу свиту. Слуга оказался без колдовских способностей, поэтому его приближения я не ощутил. Синн подождал в холле, пока мы с Бованисом не облачились в придворные одежды, и повёл нас за собой.
Трапезная находилась в левом крыле дамана, том самом, куда Ромадиэ потащила козу. Значит, и кухня была где-то поблизости. На обед собралось около полутора десятков членов правящей семьи клана, проживавших в дамане. Их представили мне поочередно, похоже, по значимости в клане, не делая различий между мужчинами и женщинами - у нас в Империи первыми представили бы женщин. Детей за столом не было, их, видимо, кормили отдельно от взрослых. Самой младшей оказалась Эсмэ, юная дочка тэр-тана, та самая, которую собирались выдать замуж в клан Уволлы. Хрупкая по сравнению с родичами, хорошенькая, но бледная и осунувшаяся, она не выглядела цветущей невестой. Напротив, девушка выглядела так, будто недавно перенесла тяжёлую болезнь.
Здесь была и Ромадиэ, которой меня наконец представили. Племянница Хетрига вышла к ужину в кофте теплого желтоватого цвета, искусно отделанной синей вышивкой на груди и манжетах, и длинной тёмно-синей юбке с жёлтым вышитым узором по низу подола, мягкими складками спадавшей до щиколоток. Должен заметить, что в мужской одежде она выглядела женственнее, а сейчас её внешность показалась мне грубоватой.
Она поглядывала на меня с любопытством, но без того интереса, который польстил бы мужчине. Я был для нее диковинной зверюшкой или даже козявкой, изнеженным имперским щёголем, каких она еще не видела. Наверное, поэтому я удостоился чуть большего её внимания, чем Бованис, чья крупная, тучная, богато разодетая фигура не слишком-то расходилась с образом заморского торговца.
Тэр-тан Хетриг уселся во главе стола, его жена Сайбэ и младшая дочь Эсмэ сели с двух сторон от него. Следующими усадили нас с Бованисом, меня со стороны жены, его со стороны дочери. Дальше расселись остальные члены семьи - сыновья тэр-тана и их жёны, другие родичи - не похоже, чтобы строго по старшинству. Среди них были все, с кем я познакомился за день, включая старуху Дамарэ.
На столе теснились напитки и закуски, за исключением горячего. Среди напитков, разумеется, не было спиртных - как меня наставляли перед отъездом, стабрийская клановая аристократия никогда не употребляет спиртного, считая его напитком людей низшего сорта. Предложить кому-то из знатных стабрийцев спиртное - значит, нанести ему смертельное оскорбление.
Мне это было на руку. Стоит только вспомнить, как я изощрялся, чтобы отказаться от спиртного, в других государствах, где мне случалось побывать с миссией...
Но первый кубок здесь тоже было принято поднимать всем застольем, согласно обязательному ритуалу поминания предков перед едой. Вслед за Хетригом все подняли кубки и отхлебнули терпкого, освежающего напитка, приготовленного из какой-то местной ягоды, затем началась обычная трапеза. Сначала пошли закуски, которые каждый накладывал себе общей вилкой с расставленных по столу блюд, затем слуга внес на большом бронзовом подносе дикую козу, зажаренную целиком на вертеле и расчлененную на порции. Он обошёл стол и разнёс жаркое по тарелкам, поставив поднос с остатками на сервировочный столик у двери.
Хозяйка дома занимала меня разговором, и весьма искусно - беседа не мешала мне есть, но и не оставляла меня без внимания. Изредка в разговор вмешивался сам тэр-тан и тоже задавал мне вопросы, в основном о моей семье. Наконец я воспользовался тем, что Бованис начал громко и пространно отвечать на вопрос Хетрига об имперских торговых установлениях, и поочередно проверил каждого сидящего за столом.
Все они были шакирами. Исключением была разве что жена Нандига, оказавшаяся акирой.
У Шенгиса не было ни слова об этом. В отчётных записках, привезенных его слугой в Империю, были упомянуты только двое - тэр-шакир Тьямет, да еще Нандиг, второй сын Хетрига, сидевший здесь же за столом.
До моего сознания достучался голос хозяйки. Судя по интонации, она обращалась ко мне не в первый раз.
- Простите, отвлёкся, - повернулся я к ней. - Столько новых лиц, понимаете...
- Да, конечно. Новые лица - это всегда так волнующе. Когда к нам приезжают гости из других кланов, я, бывает, от избытка впечатлений дохожу до бессонницы, - простодушно призналась она.
- А у вас часто бывают гости?
- Раньше приезжали два-три раза в год, но в последние годы бывают чаще. У нас несколько раз съезжались и перед объединением, и после, да еще прошлой весной на день рождения Эсмэ приезжали целых четыре... - она запнулась, ища подходящее слово, но сбилась на местный диалект, - ...талхэ. Не знаю, как это будет по-вашему. Ну, это кто-то из родственников мужчины другого клана, чтобы поближе познакомиться с Эсмэ...
- Сваты, что ли? - догадался я.
- Нет - у вас в Империи нет такого обычая. Сваты приезжают потом, когда тот клан уже согласен взять себе девушку. А талхэ только смотрят, подходит она клану или нет. А мы тем временем тоже смотрим, подходит нам тот клан или нет. У нас для талхэ назначен год начиная с пятнадцатого дня рождения девушки, а затем в течение следуюшего года решают, куда она выйдет замуж. Если два клана договорились, на семнадцатом году играют свадьбу.
- А если не договорились?
- Когда у кого-то свадьба, на неё приглашают все кланы. Если не было созыва на свадьбу, значит, девушка осталась незамужней и на следующий день рождения к ней можно снова засылать талхэ. Получается раз в три года, начиная с пятнадцати лет. Если для девушки трижды не нашлось мужа, она остаётся в клане. Тогда она может выйти замуж, только если мужчина пойдёт жить в её клан.
- Но остальным кланам нужно знать, что девушке исполнилось пятнадцать...
- К этому времени обычно все уже знают. Все, для кого это интересно. Если клан, где есть девушка, надеется на брачный союз с каким-то из кланов, он посылает туда гонца с приглашением на праздник в честь пятнадцатилетия девушки.
- Вот как...
- Да, и не прислать талхэ в ответ на такое приглашение считается оскорбительным. Даже если тот клан не собирается брать себе девушку, талхэ должна приехать. Отказ после её посещения уже не считается обидным.
- Должна? Это всегда женщина?
- Да. Молодым мужчинам такое не доверишь, а зрелые бывают слишком снисходительны в оценке юных девушек. - Хозяйка дополнила своё высказывание красноречивой улыбочкой - что, мол, взять с этих мужчин - и я понимающе кивнул.
В Империи с этим было проще, потому что можно было присмотреться друг к другу в гостях и на празнествах, но и у нас не мужчина брал за себя девицу, а род роднился с родом. Даже я, при всей своей любви к независимой жизни, до сих пор оставался свободным только потому, что в тех семействах, с которыми мой отец охотно породнился бы, не было девиц подходящего возраста.
Я предпочёл бы распросить хозяйку о Шенгисе, особенно об его последних днях перед гибелью, но для моего первого ужина здесь это было неподходящей темой. Поэтому я поддерживал светский разговор, не забывая кивать в нужных местах, запоминать новые сведения и задавать наводящие вопросы. Кое-что я уже знал, так как основательно готовился к поездке, но в Империи слишком мало было известно о стабрийских кланах и их обычаях. Не только по отсутствию серьёзного интереса к ним, но и потому, что эти кланы очень неохотно откровенничали о себе. До определённой черты они ничего не скрывали, но стоило сделать хотя бы крохотный шажок за неё, как наступал заговор молчания.
Но пока на все мои вопросы, которые были допустимы для светской застольной беседы, хозяйка отвечала искренне, без малейших попыток уклониться от ответа. Впрочем, в её ответах и не содержалось ничего такого, что могло бы показаться необычным иноземцу. Такие же люди, тот же быт, возможно, с местными особенностями, но ничего из ряда вон выходящего. Я и не ожидал, что услышу чудовищные откровения вроде ритуального поедания покойников, но все морские торговцы, которых я перед отплытием расспрашивал о Стабри, в один голос утверждали, что здешние жители не так просты, как кажется.
Когда я спрашивал, почему они так считают, все они неопределённо разводили руками и пожимали плечами, но продолжали утверждать, что на Стабри что-то не так. Только один молодой купец сообщил, что ему показалось странным, что приезжих не пускают в глубь острова. Когда он захотел поглядеть на море с самой высокой окрестной горы клана Сармы, находившейся в отдалении от побережья, ему очень вежливо и настоятельно отсоветовали под предлогом, что ходить в горах очень опасно. На моё замечание, что ничего необъяснимого в таком отказе нет, он сказал, что дело было не в самом отказе, а в том, что их тревога была какой-то неправильной.
Торговцы - наблюдательный народ, в этом им можно было доверять. Советник императора по сношениям с иноземцами, под непосредственным началом которого я тружусь на благо Империи, тоже согласился, что это может иметь отношение к гибели Шенгиса, который, видимо, что-то разнюхал или пытался разнюхать в глубине острова. Это он сочинил выдумку про обычай рода дэ Мораис, когда я сказал, что для установления истинной причины смерти необходим осмотр тела. Хотя оно наверняка было сильно обезображено горным потоком и не стало лучше после двухмесячного пребывания в могиле, еще можно было попытаться обнаружить на нём следы от оружия, если таковые имеются.
Пока я делал набросок финтифлюшки, которой предназначалось быть священным амулетом рода дэ Мораис, мой начальник послал за придворным ювелиром, а через день амулет был готов. Представляю, как скривили бы носы Хетриг с сородичами, если бы знали, что мне на самом деле предстоит в эту ночку бдения над покойным...
Понятно, что мы с Бованисом были средоточием всеобщего интереса, поэтому я ни на миг не выходил из образа опытного придворного шаркуна, обходительного, но не слащавого, непринуждённого, но не до фамильярности. Бованис ничего из себя не изображал, он выглядел именно тем, чем и являлся - продувным и ухватистым столичным торговцем, смысл и сладость жизни которого состояли даже не в наживе, а в процессе достижения наживы. Сейчас он с видом азартной гончей, идущей по горячему следу, вдохновенно разъяснял Хетригу кое-какие тонкости имперских торговых законов, мало-помалу перетягивая внимание участников застолья на себя. Юная дочка тэр-тана, Эсмэ, оказавшись в перекрестье двух громких мужских голосов, побледнела так, что, казалось, вот-вот упадёт в обморок.
- Простите, - сказал я хозяйке, кивнув туда, - Если ваша милая дочь нездорова, может, ей не следует засиживаться за столом? Этикет этикетом, но я буду чувствовать себя весьма неловко, если ей из-за этого станет дурно.
Тэр-эмэ Сайбэ оглянулась на дочь и тоже поняла, что та едва сидит на стуле. Она зашептала что-то Хетригу, тот кивнул и что-то сказал девушке. Эсмэ встала из-за стола и нетвердой походкой вышла из зала.
- Мне не хотелось бы быть навязчивым, - сказал я хозяйке, когда мы с ней проводили девушку взглядами, - но если вашей дочери требуются целебные снадобья, мои запасы к вашим услугам. Я привёз с собой хороший набор лекарств.
Сайбэ изобразила вежливую улыбку, мало вязавшуюся с её озабоченным видом.
- Нет, спасибо, это у неё душевное недомогание. Молодые девушки, знаете ли, бывают такими чувствительными... новые лица и всё такое...
- Неужели мой вид способен испугать юную девушку? Да и Бованис - это у него только голос громкий, но, в сущности, он добрейший человек... во всём, что не связано с торговлей.
- Нет, это не из-за вас. Просто... - хозяйка замялась, но затем решилась-таки на объяснение: - Гибель тэра дэ Мораис тяжело отозвалась на моей дочери... сами понимаете, такой молодой, еще недавно полный жизни - и вдруг мёртв... а девушки бывают так впечатлительны... Эсмэ до сих пор вздрагивает от каждого звука и пугается каждой тени...
Я не подал и вида, что у меня возникли кое-какие догадки. Когда заходит речь о подоплёке впечатлительности юной девушки, сговоренной невесты, лучше оказаться недогадливым.
- Понимаю... Я не юная девушка, но мне тоже тяжело думать о Шенгисе как о покойнике. До сих пор не могу смириться с этим. - Здесь я сказал чистейшую правду, но только потому, что она совпала с требуемым ответом.
Сайбэ тоже предпочла поверить тому, что я туп как гнилое бревно. Она решительно глянула мне в глаза:
- Будет лучше, если вы не будете расспрашивать её о тэре дэ Мораис. Девочке нужно забыть потрясение, было бы жестоко лишний раз напоминать ей об этом.
- Я понимаю вашу заботу о дочери, но поймите и вы, что если император поручил мне подробно выяснить обстоятельства гибели его полномочного посла, я не могу не расспрашивать об этом всех, кто так или иначе общался с Шенгисом. Я постараюсь не беспокоить девушку без крайней необходимости, но тогда обеспечьте мне сотрудничество остальных членов вашего клана.
- Я... - Сайбэ оглянулась на Хетрига. - Я поговорю об этом с мужем.
Ночь я провёл в полусне-полутрансе, на случай, если кому-то из местных шакиров вздумается бродить по двору. Я еще не ознакомился с местным распорядком и не знал, безлюдно ли по ночам вокруг нашего дахтана - было бы крайне досадно выдать себя раньше времени из-за мелкой непредусмотрительности. Когда посветлело настолько, что стали различимы окружающие предметы, я поднялся с кровати, натянул на себя будничную одежду, с вечера оставленную Хагисом на спинке стула, и вытащил из дорожной сумки свёрток с инструментом. Я не замыслил ничего преступного и вполне мог бы попросить ключ от каморки у хозяев, но рассудил, что им незачем знать методы имперской разведки.
В верхнем холле мне приветственно кивнул телохранитель, устроившийся на стуле у стены так, чтобы было видно и лестницу, и окно. Напротив моих комнат располагались комнаты Бованиса, в которых прежде жил Шенгис, а интересующий меня сундук с его вещами был перенесён в угловую каморку для прислуги. На днях сундук должны были переправить на "Летунью", поэтому я решил при первой же возможности осмотреть вещи покойного.
Я остановился у двери в каморку и развернул парусиновый чехол, во внутренних кармашках которого удобно устроился набор отмычек. Выбрав подходящую, я отомкнул навесной замок на двери, продетый сквозь новенькие ушки. Было заметно, что их прибили недавно, видимо, специально для охраны имущества Шенгиса. Сундук стоял посреди комнаты и был снабжён двумя замками, продетыми сквозь ушки над откидными защёлками. Здесь я повозился подольше, но справился и с ними.
Сверху в сундуке лежал знакомый камзол Шенгиса, свёрнутый кое-как и наспех брошенный сюда из шкафа. В его карманах я не обнаружил ничего, кроме дырки. Потайные кармашки и оговоренные укромные места за подкладкой тоже пустовали, но когда я прощупывал полы камзола, под моими пальцами обнаружилось нечто постороннее, видимо, провалившееся сюда через дырку в кармане. Вытащенный через неё же обратно на свет, комочек оказался свёрнутой в несколько раз бумажкой, где было написано мелким красивым почерком: "Сегодня, в обычное время, на обычном месте". Подписи не было. Я сунул записку себе в карман и продолжил осмотр.
Под камзолом лежала остальная одежда покойного. Я тщательно проверил её всю, но не нашёл ничего интересного. Никаких документов тоже не осталось - слуга Шенгиса догадался прихватить их с собой. Глубже лежали перевязочные принадлежности, а на самом дне - ларец для пилюль и снадобий. Я перенюхал все пузырьки и заглянул во все коробочки - судя по запахам, в них находилось то же самое, что было написано на наклейках.
Один пузырёк - из тёмного непрозрачного стекла, вместительный, с широким горлышком, закупоренным деревянной затычкой - почему-то лежал вне ларца, особняком. Я осмотрел его и, не обнаружив подписи, встряхнул. Внутри не булькнуло, а загремело лёгким, сухим звуком, словно там перекатывались шарики. Я вытащил пробку и осторожно вытряхнул содержимое бутылочки на пол.
Это оказались бусы из кумановых орешков, нанизанные на суровую нитку. Такие бусы любят мастерить сельские девчонки для себя и своих тряпичных кукол. Гладкие, блестящие, приятного оранжево-коричневого цвета, да еще если их хорошо подобрать, кумановые орешки смотрятся на девичьих шейках не хуже настоящих бус. У этих бус нитка была порвана, а сами они частично ссыпались с неё и были сильно поцарапанными, как будто на них наступили, когда они валялись на острой каменной крошке. Присмотревшись к ним, я обнаружил, что не все царапины выглядели как случайные. Создавалось впечатление, что на большинстве орешков выцарапаны рисунки.